Текст книги "Искатель. 2009. Выпуск №11"

Автор книги: Владимир Лебедев

Соавторы: Александр Юдин,Сергей Саканский,Владимир Жуков,Василий Щепетнев,Леонид Панасенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

И доносились они снизу.

В дальнем углу комнаты обнаружилась идущая вниз винтовая лестница. Железная. Ну-ну.

Арехин начал спускаться; следом, чуть ли не буквально становясь на голову, шел тезка О.

Если квартира ноль-пять располагалась в полуподвале, то теперь они были в полутораподвале. А то и ниже – лестница была в тридцать восемь ступенек.

Вероятно, здесь располагался подземный склад, как во всяком порядочном купеческом доме. Большой склад, с запасом, мало ли. Но склад разгороженный, и получалось несколько залов. Коридор, в котором оказались они с тезкой, был и широким, и высоким. Из-за ближайшей двери доносился шум – негромкий, механический. И свет пробивался. Но и свет, и шум Арехина не тревожили. Что свет, пустое. Гораздо тревожнее был запах. Запах крови.

Тезка, молодец, свечечку задул. И то, зачем свеча, если за дверью лампочка в десять свечей?

Он шел крадучись, но голос из-за двери обратил все предосторожности в прах:

– Эй, электротехники! Заходите, не бойтесь! Я целиком – ваш!

Арехин на мгновение замер, потом сделал знак тезке О: я пойду один.

Тезка понял, поднял маузер – если что, не подведу, отомщу за смерть.

Приятно сознавать…

Арехин вздохнул, шагнул к двери. Открыл медленно, вошел тоже медленно, руки держал перед собой, чтобы видно было – пустые.

Под ногами сосновые опилки, будто в мастерской гробовщика. Не очень свежие, где ж их, свежих, взять, но и не совсем древние. Еще лизолом пахло, хлоркой. Маскирует кровь. И для дезинфекции, вероятно, тоже.

– Не опасайтесь, я говорю, – голос шел из-за ширмы в углу. Туда же шел и электрический провод. – Я и сам думал обратиться куда следует, только решить не мог никак, куда все-таки следует.

Ширма отодвинулась, открывая говорящего, которым, конечно, был давешний подвальный жилец. А рядом стоял странный аппарат – резиновые трубки, моторчик, маховик – машинерию Арехин разглядывать не стал, не она главная. Главной здесь была голова на железной шее. К ней и шли трубочки.

– Это…

– Это очередной опыт, умеренно удачный. Но разве можно работать в такой обстановке? – повел рукой подвальный жилец. – И вдобавок ко всему – перебои с электричеством. А они больше трех часов без электричества не могут.

– Они?

– Подопытные. Лиза, Лиза! – заговорил он громко. – Ты еще слышишь меня?

И тут голова открыла глаза – всего на мгновение, но и этого было достаточно.

– Видите, умирает, – констатировал подвальный жилец. – Нет, я непременно должен получить лучшие условия. Лабораторию. Или даже целый институт. Представляете, что можно будет сделать в институте?

– Что?

– Да что угодно. Пересадить голову на новое, молодое тело. Или подшить человеку жабры акулы – пусть покоряет моря. Или просто продлить жизнь лет так на двести-триста. Заманчиво?

– Заманчиво, – сказал в раздумье Арехин.

– А то, что пришлось для опытов использовать людей, то опять же из-за плохих условий. Вы ведь сотнями расстреливаете, и все больше молодых, крепких. Я отберу среди них столько, сколько потребуется, и в институте, прямо в операционной и проведу нужные действия. А то прямо как идиот, право, бегаешь по городу с головой в одной руке, запасом крови в другой… Нет, если я занимаюсь делом государственного значения, государство просто обязано создать мне условия, разве не так?

– Пожалуй, вы правы, пора государству сказать свое слово. – Арехин выхватил из внутренних карманов маленький вороненый пистолет. Два выстрела – по коленям.

Вбежал тезка О с маузером наготове.

– Где? Куда?

– Никуда, – Арехин туго бинтовал раны упыря.

– Это зачем?

– Приказ взять живым, – вздохнул Арехин.

– Приказ товарища Оболикшто?

– Берите выше, Александр. Много выше. Взять живым, стрелять только по ногам. Вот мы приказ и исполнили…

11

– Ну, покажите, покажите! – Сашка чуть не дрожал от возбуждения.

Арехин, кривя губы в странной усмешке, расстегнул кобуру и вытащил вороненый маузер. К рукоятке была прикреплена пластинка, на которой было выгравировано: «Товарищу Арехину за героизм» – и подпись.

Посмотреть на оружие, а больше на подпись пришли все сотрудники МУСа.

Товарищ Оболикшто долго тряс Арехину руку, говорил громкие слова, а Арехин ждал, когда будет прилично уйти со службы домой.

На столе товарища Оболикшто зазвонил телефон.

Товарищ Оболикшто поднял трубку, выслушал сказанное, ответил «есть» и повесил трубку на место..

– Вас опять вызывают в Кремль, товарищ Арехин. Срочно. С одним сопровождающим.

– Сопровождающим?

– Возьмите Сашку, он заслужил.

Спорить, к восторгу Сашки, тезка А не стал.

Вложил именной маузер в кобуру, а кобуру передал товарищу Оболикшто:

– Будьте любезны, положите в сейф покамест.

Товарищ Оболикшто только крякнул.

Арехин с Сашкой быстро покинули здание. Чуть далее ждал «Паккард».

– Ну, Арсений Иванович, похоже, пришло время. С Богом, – сказал Арехин шоферу.

Тот слегка покраснел, перекрестился размашисто:

– С Богом, Александр Александрович.

Сашка таких цирлих-мирлихов не понимал, а в Бога и вовсе не верил, но, быть может, так положено перед поездкой в Кремль?

– Вы, Александр, маузер приготовьте. На всякий случай. Только сгоряча не стреляйте в полкового врача.

– В кого?

– Это я так… Просто – не стреляйте сгоряча, и все.

– Я и не стреляю. А зачем вас опять позвали в Кремль, вы ж там утром были, когда наградной маузер получали.

– Значит, понадобился. Либо я, либо маузер, – Арехин говорил серьезно, не поймешь: шутит, нет?

– А с этим… с упырем что сделали?

– Пока не решили. Возможно, он действительно получит в свое распоряжение лабораторию или даже институт.

– А как же убитые?

Арехин не ответил.

– Я вот что думаю, – продолжил Сашка, – вот он голову Елизаветы, как ее… Викторовны, вот, в ведре унес вместе с кровью. Но ведь ведро – случайность, а убивать он шел намеренно. Куда бы он тогда дел и голову и кровь, если бы ведра не оказалось?

– Он их не прямо в ведре нес. У него два резиновых мешочка были, на особых застежках. В один мешочек он голову поместил, а в другой кровь. А потом мешочки в ведро поместил, чтобы надежнее. А так у него еще и обычный мешок был, с мешками сейчас всяк ходит, неприметно…

– Ага… – Сашка еще хотел спросить, правда ли, что отрезанные головы по нескольку дней жили, но здесь «Паккард» остановился: дорогу перегородила подвода, а возчик никак не мог управиться с норовистой лошадью.

– Ну, Александр, приготовьтесь!

К чему готовиться, Сашка спросить не успел: отовсюду вдруг стали стрелять, и он понял, что стреляют по «Паккарду» и, следовательно, по нему.

Тезка А вывалился из автомобиля, покатился по мостовой и, пока катился, все стрелял из своего маленького пистолета. Наверное, метко стрелял, потому что шофер, выскочив вслед, только водил из стороны в сторону дулом большого американского револьвера, но стрелять не стрелял.

– Похоже, вы их всех положили, Александр Александрович, – наконец сказал он.

– Надеюсь, – ответил Арехин, поднимаясь с мостовой и отряхивая свое дивное пальто.

Народ жался по сторонам. Послышался шум грузовика. Две дюжины красногвардейцев – латышских стрелков – повыпрыгивали с кузова.

– Все, Александр, наша работа кончилась. Дальше делом займется чека.

– Каким делом? О замоскворецком упыре?

– О покушении на вождя революции товарища… – Арехина заглушил взрыв бомбы: кто-то бросил ее в латышей. Завязалась перестрелка. Арехин опять упал на мостовую, потянул за собой и Сашку.

– Видишь, остались еще, – сказал он.

– Кто? – Выставив руку с маузером перед собой, Сашка искал цель – и не находил.

– Спрячьте, а то свои же и убьют, – посоветовал Арехин. Сам он лежал, уткнувшись головой в мостовую, и никаких пистолетов никуда не направлял.

Сашка послушался и тоже притворился мертвым. Так два мертвеца и лежали рядом, лежали и переговаривались:

– Они думали, что в «Паккарде» ездит кто-то из вождей. Ну, и в Кремле слух пустили: да, ездит, и не просто, а к любовнице. Поверили. Организовали покушение. Здесь-то их, голубчиков, на горячем и взяли.

– Так вы…

– Был приманкой, разумеется.

– Потому и машину вам дали?

– Именно. Кто будет покушаться на Арехина, кому я нужен? А раз в «Паккарде» – то непременно вождь. Вот они и поверили.

– А кто «они»?

– Чека их знает, – уклончиво ответил Арехин.

Наконец стрельба стихла.

Арехин поднялся вдругорядь, с грустью осмотрел еще недавно чистенькое пальто. Поднялся и Сашка. Ему проще – шинель ко всему привычна.

К ним подошел чекист, что-то сказал не по-русски, Арехин так же не по-русски ответил.

Потом взял Сашку за рукав и повел прочь:

– Двоих взяли живьем, не следует, чтобы они нас видели.

– Пусть думают, что ехал вождь?

– Верно.

– А как мы теперь в Кремль попадем? Пешком?

– А в Кремль нам теперь вовсе и не нужно попадать. Нам теперь нужно домой. Почиститься, умыться, отдохнуть.

И они расстались. Каждый пошел к себе: Арехин в свой музейно-буржуйский дом, Сашка – в общежитие имени товарища Чернышевского.

Ничего, завтра свидятся…

Александр Юдин
ЭДЕМ ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН

Пролог

«С тех пор как человек начал самовластно вмешиваться, в ход эволюции, последняя утратила какую бы то ни было предсказуемость…

Но ведь в этом вся соль, не так ли?»

Орас Бьяншон, французский ученый-генетик

США, штат Монтана, где-то в Скалистых горах

– Ископаемое! – с чувством воскликнул Виктор, наблюдая за очередной неудачной попыткой Адама получить свой обед. – Неудивительно, что ты вымер.

Адам обеими руками сдернул разноцветные кольца со стержня и, оскалившись, швырнул их в Виктора. Ударившись о прозрачную стену вольера, кольца беззвучно попадали на пол.

– Кажется, он обиделся, профессор, – заметила, невольно отпрянув, Ева, фигуристая девятнадцатилетняя блондинка.

– Нет, – заверил ассистентку профессор Виктор Агинский, – Адам не может нас сейчас слышать. Он нас даже не видит – я затемнил перегородку с его стороны.

– Да? А было такое впечатление, что он метил прямо вам в лоб.

– Это невозможно, – усмехнулся Виктор. – Жрать хочет, вот и психует. Только шалишь, приятель, обед придется заработать… или сидеть тебе сегодня на диете.

– А что Адам делает не так? – спросила Ева, с сочувствием наблюдая, как тот нервно меряет шагами вольер. – Мне показалось, что пирамидку он собрал правильно – сложил все кольца по размеру.

– Я сегодня усложнил тест, – пояснил Виктор. – Он должен не просто нанизать кольца от большего к меньшему, но еще и подобрать их по цвету, в определенном порядке – красные к красным, зеленые к зеленым, и так далее…

– Откуда ж ему об этом знать?

– Ну, ты-то хоть не тормози, Ева, – возмутился профессор. – Разумеется, я сначала показал ему, что и как он должен сделать, чтобы получить свою пайку. Причем трижды показал. А он тупит! Это уже пятая его неудачная попытка.

– А, может, он не разбирает цвета? Вдруг он дальтоник?

– Как бы не так: его способности к цветовосприятию я давно проверил – цвета он различает не хуже нас с тобой. Просто ленится думать. Наверное, я слишком его избаловал… Ну что ты топчешься, как бык в стойле! – снова вспылил профессор Агинский. – Головой работай, а не ногами. Ладно, показываю еще раз – последний.

Виктор сел за стол и включил компьютер. Внутри вольера, на стене, немедленно вспыхнул один из двух широких плазменных экранов. Ученый поставил перед собой точно такую же пирамидку, которую не удалось правильно собрать Адаму, стряхнул кольца со стержня на столешницу и принялся медленно, фиксируя каждое движение, нанизывать их обратно. Адам смотрел на экран набычившись, но тем не менее внимательно наблюдал за всеми манипуляциями профессора Агинского; когда тот закончил, Адам с явной неохотой, но все же подобрал разбросанные кольца и сложил пирамидку заново – на сей раз как надо.

– Браво! – зааплодировал профессор. – Вот ведь можешь, когда захочешь. Получай заслуженную награду.

В вольере отворилось небольшое окошечко, из него выдвинулся поднос, на котором стояла пластиковая миска с густым фасолевым супом; в фасоли плавала кость с изрядным шматом мяса. Адам схватил миску обеими руками, поднес к самому носу и понюхал. Оставшись, по всей видимости, доволен запахом, он сначала вытащил из миски ложку, облизал ее и отбросил прочь. Затем, запустив в суп короткопалую, поросшую рыжеватыми волосами пятерню, выложил мясную кость прямо на пол и в три глотка выхлебал суп. Закончив с супом, Адам удовлетворенно рыгнул и, отшвырнув миску, принялся за мясо.

– Эх ты, свинота необразованная, – покачал головой Виктор, – приличным манерам, сколько ни бьюсь, так и не научился.

– Не слишком ли много вы от него требуете, профессор? – заметила Ева, с сомнением глядя на скошенный лоб и массивные надбровные дуги Адама. – С его-то мозгом…

– А что не так с его мозгом? – уточнил Агинский с ноткой иронии в голосе.

– Ну, как… – растерялась ассистентка, – он же менее развит, чем наш… разве нет?

– Во всяком случае, его мозг даже крупнее человеческого. А касаемо развитости, тоже не все однозначно. Лобные доли у палеоантропов, или, как их чаще называют – неандертальцев, действительно развиты слабее, нежели у нас, сапиенсов. Однако затылочные, напротив – гораздо сильнее. Как ты наверняка знаешь, лобные доли отвечают прежде всего за логико-аналитическое мышление, а затылочные – за символическое, основанное на ассоциативных связях зрительных образов.

– И что из этого следует?

– Следует, что человек разумный, можно сказать, социальнее неандертальца; в частности, мы с тобой значительно эффективнее способны подчинять свое поведение нуждам общества, коллектива – короче, слушать других и обуздывать темные, животные инстинкты. Понятно излагаю?

– Д-да, – неуверенно кивнула девушка, – но, значит, я все-таки права? Или нет?

– Зависит от расстановки приоритетов, – пожал плечами Виктор, – что считать важнейшим. Между прочим, если бы под всякими там телепатиями и магиями-шмагиями имелась реальная основа, то у неандертальцев эта составляющая присутствовала бы максимально.

– Как интересно! – оживилась Ева. – Значит, неандертальцы могли обладать экстрасенсорными способностями?

– Я же говорю: если бы, – усмехнулся Агинский. – Но, увы! Все это совершенно ненаучно, а следовательно, никак не соотносится с реальностью.

– Скажите, профессор…

– Будь добра, называй меня Виктором. А то я начинаю чувствовать себя Мафусаилом.

– Как можно! – округлила глаза Ева. – Вы же самый молодой из профессоров нашего университета.

– Тем более.

– Хорошо. Скажите, Виктор… надеюсь, вы извините мою неосведомленность – все-таки я совсем недавно в проекте, – но как вам удалось обойти запрет на клонирование? Ведь наше законодательство в этой области такое суровое.

– О, мы нашли гениальное по своей простоте решение! Хочешь узнать какое?

– Конечно.

– Дело в том, что последние исследования нуклеотидных цепочек позволяют сделать однозначный вывод: генетические различия между современными людьми и неандертальцами слишком велики, чтобы относить их к единому биологическому виду существ. Об этом же свидетельствует и сравнительный анализ черепов неандертальцев и кроманьонцев. Улавливаешь?

– То есть неандертальцы – не наши предки?

– Разумеется, нет! Мы и они – два различных биологических вида, независимо произошедших, предположительно, от питекантропов. А скорее всего, мы с ними вообще происходим от разных ветвей древних гоминидов. Когда наши прямые предки – кроманьонцы – около сорока тысячелетий назад проникли в Европу, неандертальцы обитали там давным-давно. После этого еще порядка десяти-двенадцати тысячелетий мы жили с ними, что называется, бок о бок. А затем неандертальцы неожиданно исчезли. Как и почему это случилось – тайна, покрытая мраком. Известно одно: в кострищах стоянок неандертальцев неоднократно находили обглоданные кости кроманьонцев. И наоборот. Но дело не в этом. А в том, какой из сказанного следует вывод.

– Какой же? – спросила девушка.

– Очевидный: палеоантропов нельзя считать людьми – в нашем понимании этого слова. Это был особый вид разумных существ. Особое, иное «человечество»!

– Исчезнувшее человечество, – задумчиво произнесла Ева, – звучит романтично. И загадочно.

– Не знаю, как там насчет романтики, – хмыкнул профессор, – но все это позволило адвокатам нашего университета убедительно доказать, что в данном случае – с юридической точки зрения – не может идти речи о клонировании человека. Так-то!

– Почему же, если проект изначально легален, он до сих пор засекречен?

– Наш научно-исследовательский центр «Эдем» структурно входит в состав йелоустоунского Университета криптогенетики, но, в отличие от самого университета, «Эдем» курирует Министерство обороны, а проект «Адам» вообще полностью финансируется по линии МО. Оттого и секретность.

– Но почему? – удивилась ассистентка. – Чем военных так заинтересовал ископаемый палеоантроп? Они что, собираются поставить клонирование неандертальцев на поток и делать из них этих… «универсальных солдат» каких-нибудь?

– Не знаю и не желаю знать, – отрезал ученый. – И тебе, Ева, не советую копать в этом направлении. Зачем? Благодаря деньгам «оборонщиков» мы получили исключительный шанс – реализовать уникальнейший, невиданный доселе эксперимент. Мы вернули к жизни представителя исчезнувшей цивилизации. Только вдумайся: мы с тобой корректируем эволюцию; фигурально выражаясь, правим ошибки Творца!

– Спасибо за ваше «мы», – скромно потупилась Ева, – но мой вклад в проект пока ничтожен.

– Теперь ты тоже член команды, – похлопал ее по плечу Агинский.

– Поверьте, я это ценю.

– Ну, – резюмировал Виктор, решительно поднимаясь с кресла, – пожалуй, довольно на сегодня. Не будем перегружать нашего Адама. Между прочим, – заметил он, игриво взглянув на ассистентку, – какое знаковое совпадение: он Адам, а ты Ева. Не находишь? По-моему, это сулит плодотворное сотрудничество.

– Кавалер он, конечно, видный, – с готовностью поддержала шутку девушка. И добавила, окинув взглядом приземистую, но чрезвычайно широкую в плечах и оттого казавшуюся квадратной фигуру неандертальца: – Внушительный мужчина. Даже не верится, что ему всего двенадцать лет. Сколько в нем сейчас кило?

– Восемьдесят пять. Неандертальцы созревали очень рано, жизнь обязывала. И обрати внимание, какие мышцы – точно корабельные канаты! А стати-то каковы?

– Кстати, про стати, – хихикнула Ева, – вы не пробовали научить его носить одежду?

– А зачем? – пожал плечами Агинский. – В вольере тепло. Потом так удобнее производить наблюдения… Так! Обучающую программу я Адаму включил – пускай себе смотрит, может, что в мозгу и осядет, хотя бы, хе-хе, в затылочных полушариях. А нам можно по домам… У тебя какие планы на сегодняшний вечер?

Аск ощутил уход зворгов, но вида не подал; он знал, зворги – эти извечные враги венов – неусыпно наблюдают за ним, следят денно и нощно. Аск затылком, всей кожей чувствовал их холодные, внимательные взгляды. То, что они пока сохранили ему жизнь, ничего не значит. Или не значит ничего хорошего. Наверняка измышляют какую-нибудь жестокую пакость. Зворги всегда были мастера на подобные штуки. О! Он кое-что про них помнил. И с каждым днем все больше – память возвращалась к нему. Не только личная память Аска, но и память рода – та память, с которой каждый вен нарождался в этот суровый мир… Вот зворги, те не имели родовой памяти. Оттого-то им приходилось изворачиваться, всякий раз чего-нибудь изобретая, чтобы передать молодым опыт старших. Ведь их детеныши выскальзывали из материнских утроб совсем бессмысленными, точно речные голыши. У венов не так… их тяжелые головы с рождения хранили воспоминания длинной, теряющейся где-то в непроглядной тьме Колодца Времён вереницы поколений. Поэтому сородичам Аска ни к чему были все эти новшества, что постоянно придумывали шустрые как белки зворги. Зачем? Предки давно изобрели все, что нужно, – как добыть огонь из сухого дерева, как охотиться на зверя и птицу, как поступать с умершими родичами, – и этих знаний у венов было не отнять никому, ведь они с ними рождались… В этом, да и во многом ином, вены превосходили суетливых, беспамятных зворгов; вены были сильнее, вены были мудрее… Да, зворги чуть быстрее бегали и значительно ловчее лопотали на своем зворгчьем наречии… трещали без умолку, точно сороки! Слова так и сыпались из их ртов, как горох из созревших стручков. Ну и что толку? Зато они совсем не владели Властью – подчиняющей властью слова. Их речи были пусты, так же как головы их детенышей. Не потому ли (воспоминание медленно всплыло откуда-то с самого дна Колодца Времен) предков Аска совсем не встревожило, когда зворги впервые проникли в исконные земли венов, боязливыми тенями появившись со стороны Восходящего Солнца? И даже когда те стали множиться, точно головастики в весенних лужах… и даже когда число их кочевий сравнялось с числом стойбищ венов… а потом – превзошло… даже тогда предки ничего не сделали, дабы уничтожить или хотя бы изгнать обратно не в меру расплодившихся пришельцев. Конечно, если кто-нибудь из зворгов неосторожно оказывался на пути вена, расправа была короткой, а участь наглеца – неизбежной. Поначалу сородичи Аска расценивали пришельцев с Восхода только как доступную, хотя и не самую вкусную еду, этакое пищевое подспорье в Тощие Времена. Случалось – особенно в межсезонье, когда охота еще скудна, – зворгов съедали целыми кочевьями. Но – странное дело! – меньше тех не становилось…

Аск вспоминал и вспоминал, рассеянно глядя, как в одном из двух чудесных окон в стене его пещеры мельтешат, суетятся фигурки зворгов… Он знал – не раз уже проверял, – что фигурки там не настоящие, не живые. Всего лишь одно из хитрых ухищрений зворгов. Вроде тех летающих копий, которыми… которыми, что? Аск прикрыл утомленные глаза и стал вспоминать дальше.

…Никто из венов даже не заметил того момента, – когда пришельцев с Восхода расплодилось вокруг столько, что они сами отважились нападать на венов. И даже на их стойбища. Конечно, исподтишка, тайно, чаще – под покровом ночи. Ибо пуще Огня Небесного зворги боялись непонятной, цепенящей силы венского слова. Ведь стоило венскому вану взглянуть в глаза любому из зворгов и произнести Слова Власти, как тот мгновенно превращался в тупое нерассуждающее животное и покорно шел под разделочные камни венских женщин.

Время для венов текло незаметно: одни поколения уходили, погружаясь в сумрачные глубины Колодца, им на смену вырастали новые, мало чем отличные от прежних… И вот однажды кто-то наиболее сообразительный из зворгов догадался, что не все вены, а один только венский ван в полной мере владеет Словами Власти. С тех пор зворги стремились при любой возможности убивать их ванов – прежде всего ванов. А венское стойбище без ванна – что камышовая глухатка без головы: еще мечется, крыльями хлопает, но от охотника ей уже не улететь. Новому вану заветную Власть мог передать лишь ван старый; если же он погибал, не успев совершить Обряда, у осиротевших родовичей был только один путь к спасению – как можно скорее присоединиться к другому венскому роду… Но вены никогда не ставили стойбищ близко одно к другому – каждому роду нужны собственные охотничьи угодья; да и непотребных межродовых связей должно опасаться. И лишенное вана стойбище почти неизбежно становилось добычей жадных до венского мяса зворгов. Так вены и зворги поменялись местами…

Аск открыл глаза: в чудесном окне он увидел огромное, похожее на каменный муравейник, жилище зворгов. Ему уже показывали подобные жилища раньше; ему вообще многое показывали, и он знал теперь про зворгов немало… Вдруг «муравейник» резко отдалился, Аск словно бы взлетел и с огромной высоты смог целиком рассмотреть всё зворгское кочевье, скорее даже стойбище… Сколько же их наплодилось за это время! Такого никому из венов и в страшном сне не могло привидеться. Ужас… Ужас… Он вновь закрыл глаза, прячась в воспоминаниях.

…Однако все равно зворгам никогда бы не одолеть венов. Несмотря на муравьиные плодовитость и упорство и все эти их хитроумные приспособления. Нет, нипочем не одолеть… если бы не Пузырчатая Смерть. Никто не знал, откуда она пришла. Никто не знал, как ей противостоять. Даже ваны. Память рода тоже молчала… Аск подозревал кое-что. Но поделать ничего не мог. Он давно заметил, что всякий раз после праздника Поглощения предков Пузырчатая Смерть с новой силой начинала свой победный пляс. Уж не проникала ли она в животы венов вместе с плотью мертвого сородича? Может, и так, только… только нельзя же, в самом деле, вот так просто отменить одну из семи Извечных Традиций – праздник Поглощения?! Предложить венам оставить умершего родовича несъеденным, это все одно что… предложить им съесть новорожденного! Страшное кощунство! Совершенно немыслимо!

Под тяжестью все новых и новых пластов пробуждающейся памяти он утомился и даже не заметил, как уснул.

Очнувшись ото сна, Аск увидел, что волшебное окно потухло, а передняя стена пещеры, в которой его держали зворги, вновь сделалась прозрачной, как вода. За стеной стояла и молча смотрела на него молодая самка зворга – судя по всему, та самая, что приходила вчера.

Аск поднялся с пола и подошел к прозрачной стене вплотную, чтобы получше рассмотреть зворгиню. Самка растянула губы, наверное, давая понять, что тоже его видит. Аск внимательно оглядел ее с головы до пят. Что ж… конечно, ей далеко до венских женщин, но на случай крайней нужды… Он припомнил, что венам доводилось забирать зворгских самок – для продолжения рода те вполне годились.

Вдруг зворгиня опустила взгляд, и глаза у нее округлились, точно при виде атакующей кобры; она ахнула и поспешно ушла. Аск недоуменно мотнул головой и вернулся обратно в глубь своей пещеры.

Воспоминания… воспоминания… словно волны прибоя, накатывают они одна за одной на песок его памяти… С того времени как Аск осознал себя самим собой, йотунга – так звали его родовичей – под напором теснивших их зворгов что ни лето откочевывали все дальше и дальше – в сторону Заходящего Солнца. А когда он вступил в пору мужества, йотунга вышли к Крайнему Окоему. За Окоемом земли не было – только соленое море. Хотя нет – в особенно погожие дни, если забраться на скальную вершину, там, за морем, можно было разглядеть туманные очертания каких-то гор. Но добраться до них могли разве что птицы…

Однажды – уже перед самым концом – ван их рода сказал, что с тех пор, как прошлым летом замолчал Хак из соседского стойбища, он больше не говорит ни с одним из ванов. И значит, йотунги – последние вены на земле. Родовичи не поверили своему вану. Они решили, что он оглох от старости. Тогда старый ван сам предложил передать Власть преемнику, которого назовут ему йотунги. Так Аск стал новым ваном йотунгов… Но и он, сколько ни звал, не смог услышать в своей голове голосов других ванов… А потом, на самом излете Тощего Сезона, к ним вновь пришла Пузырчатая Смерть. И забрала треть взрослых мужчин рода.

Следом за Пузырчатой Смертью, точно гиены на запах падали, пришли зворги.

Их воины окружили стойбище, завывая и воинственно приплясывая, но близко, для честной схватки, подойти не решались. Хотя их было вдесятеро против йотунгов, считая даже женщин. Вместо этого они принялись издалека забрасывать венов мелкими летающими копьями. Уже наученные прошлым опытом, зворги тщательно отводили глаза, чтобы не встречаться взглядами ни с кем из йотунгов. А зворгский вождь и вовсе трусливо спрятал лицо под куском выделанной кожи.

Братья Хук и Ром, размахивая боевыми палицами, бросились было на пришельцев, но, не добыв ни единого зворга, рухнули, с головы до ног утыканные их оперенными копьями.

Тогда Аск велел родовичам укрыться в спальной пещере. Расчет его был таким: когда зворги поднимутся по склону и по одному, по двое полезут в тесный пещерный зев, он станет ловить их взгляды, встречая «гостей» Словами Власти. И так обратит охотников в добычу.

Но хитрые зворги не думали лезть в пещеру. Они расположились у невысокого подножия горы, прямо напротив входа, и стали терпеливо ждать…

Когда вслед за мясом у венов иссякла вода, Аск решился. Выбрав подходящий момент – зворги как раз были заняты дележкой раковин, – он шагнул из пещерной тьмы на свет и, собрав взгляды как можно большего числа врагов, поднявших к нему испуганные лица, запел Слова Власти. «Бегом воды, грузом земли и пляской огня…» – успел произнести Аск, когда первое летающее копье вонзилось ему в самое основание шеи. Он с рычанием вырвал короткое оперенное древко и, захлебываясь кровью, попытался допеть Слова. Но еще три или больше зворгских копий ударили его в грудь, живот и голову; в глазах у Аска потемнело, и дальше он уже не помнил ничего…

Ева почти вбежала в кабинет Агинского, но увидев профессора, смешалась, не зная, с чего начать.

– Здравствуй, Ева, – поприветствовал ее профессор. – У тебя сегодня взволнованный вид. Что-то случилось?

– Здравствуйте, про… Виктор. Н-нет, ничего… Знаете, я зашла сейчас проведать нашего Адама и…

– И как он? Не хандрит?

– Не похоже, чтобы хандрил… Скажите, Виктор, вот вы вчера объясняли, что люди и неандертальцы принадлежат к двум разным видам, так?

– Верно, – кивнул Виктор.

– Но раз виды разные, то возможность скрещивания между ними исключалась. А значит, не возникало, не могло возникать и… межвидового влечения. Я права? Ну, к примеру, орангутанг не станет же домогаться самки шимпанзе.

– О, ты задала интересный вопрос, – обрадовался ученый. Очень интересный! Я как раз недавно завершил одно исследование, и тебе наверняка будет любопытно послушать. Садись.

– Ну так вот, – продолжил Агинский, – тебе, как будущему криптобиологу, должно быть известно, что по общему правилу между генофондами разных видов не может быть генетического обмена.

– Об этом я и говорю, – согласилась ассистентка.

– Но из каждого правила имеются исключения. Так львы и тигры, например, могут иметь гибридное потомство: от связи льва с тигрицей родится лигр, а если наоборот, то есть от тигра и львицы, тогда – тигран. Однако мои исследования показали, что геном неандертальца обладал столь могучей доминирующей силой, что если подобные межвидовые связи и имели место, гибридизации не происходило. То есть от сожительства неандертальцев и кроманьонцев могли рождаться только неандертальцы. И уж во всяком случае, когда самцом выступал неандерталец.

– Почему же тогда они нас не ассимилировали? – удивилась Ева. – За десять-то тысяч лет.

– Загадка, – согласился Виктор. – Возможно, дело как раз в пресловутых лобных долях? Но тут напрашивается другой вывод: поскольку в результате выжил наш вид – вид гомо сапиенсов – и при этом наши предки никоим образом не могли ассимилировать неандертальцев, – значит, последние подверглись тотальному истреблению.