Текст книги "Дедские игры в двух измерениях (СИ)"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Пуленепробиваемые, наверное,– Никита оторвался от своего блокнота и снова уткнулся в него. Он, единственный из нас, занимался делом – переплавлял свое настроение в стихи. Самое то настроение, что б сострогать печальную балладу или блюз.

– Тут ещё у меня вопрос вертится,– задумчиво сказал Сергей, проводив машину печальным взглядом. – Политический.

– Даже так? – удивился я.

– Да.

Он вздохнул.

– Вот наши деды о спасении СССР беспокоились. А теперь мы одни. Сами по себе. Какова наша личная позиция будет по этому вопросу? Мы то как в этом вопросе? Поддерживаем их или?...

Я промолчал. Не ожидал я такого вопроса.

– У дедов позиция и знания, – продолжил Сергей. – Точнее знания и из того – позиция. А у нас? За то мы дело взялись?

– У нас ничего, – ответил Никита, отложив в сторону карандаш и шевеля пальцами. – Но я думаю, что они не дураки были. В смысле еще будут. Думаю, нам их позиции придерживаться нужно. Тем более, что процессы тут у нас они, видимо, запустили.

Сергей выслушал его и продолжил с рассеянным видом разгребать мороженное. Тогда Никита повернул свою вазочку так, что весёлый солнечный зайчик упал на лицо Володина.

– А почему спросил? Что-то вспомнил?

Сергей покачал головой, вздохнул.

– Какие тут воспоминания?

Он помолчал, но потом признался.

– Я разговоры наши вспоминаю. Я... Ну я– дед, после этой самой Перестройки где только не побывал. Турция Египет, ФРГ... А у нас что-то такое будет или мы продолжим болтаться между ГДР и Болгарией?

Думаю, что такие мысли залетали в головы каждому. Памяти о Будущем не было, но в головах оставались какие-то обрывки воспоминаний о непрожитой еще жизни и, что говорить, эти воспоминания часто походили на тропических бабочек– ярких, экзотических. Их было немного и набор был у каждого свой, но это были теплые, родные воспоминания.

– Предлагаешь все назад вернуть? Уже не получится...

А Никита спросил:

– Маяковского помнишь?

Сергей не ответил, но как оказалось вопрос был риторическим.

– «Я себя по Ленином чищу, чтобы плыть в Революцию дальше...» – твердым голосом продекламировал поэт. Сергей пожал плечами. Как не помнить? Эти строчки школа вбила в наши головы на века.

– Не слишком пафосно? – не скрывая иронии спросил Сергей. – Эти-то тут причем? Ну, Ленин и Маяковский?

– Нет. Не слишком,– серьезно ответил Никита. – Нам всем тоже почиститься не мешает. Не под Лениным, конечно, а под своими дедами.

Он задумался, пытаясь привести мысли в более обыденный вид.

– Давайте будем считать дедов не глупее нас. Они – это ведь по существу, мы сами. Мы же и сейчас не дураки, и со временем точно не поглупеем. У нас только жизненного опыта прибавится, которого сейчас не имеем. А уж если мы в тех обстоятельствах заняли именно такую позицию, значит тогда в стране так страшно было, что про такие пряники, типа по заграницам ездить, даже не подумали.

Его серьезность подействовала и на Сергея. Тот кивнул.

– Ну значит и дальше им будем помогать. Курс не меняем.

– Это точно. Только вот надо решить, как. –Я постучал по голове. – В башке-то пусто...

Мимо нас прошла компания школьников, года на два младше нас. Тот, что шел позади всех, напевал «Москвич в Ленинграде».

– Гости столицы? – предположил Сергей и тут же без перехода предложил: – А помните мы с студентами ВГИК-овцами встречались? Может быть их как-то дёрнуть?

Я припомнил ту самую встречу в редакции «Московского Комсомольца», разговоры о будущем с будущими режиссерами. Хорошие попались ребята.

– Пересечься конечно можно. Телефоны где-то есть, но... Зачем? Те двое, которых деды шибко не любили, отправились уже в даль светлую.

Я махнул в сторону выхода и повернулся к Никите.

– Куда их? Не помнишь?

Тот прищурился, припоминая.

– Африка и Австралия, кажется?

– Вот! Далеко и надёжно... Что мы студентам сказать сможем? Попросить заменить одни фамилии на другие? А на какие?

– Пойти к Андропову и спросить...

Это предложение меня реально рассмешило. Прийти и спросить...

– Хорошая шутка, – одобрил я. – Он привык на своем месте не отвечать на вопросы студентов, а выслушивать чужие ответы. Не нужна ему в этом вопросе наша помощь.

– Да,– вздохнул Никита. – К тому же если спросит, что нового, а нам ему и сказать нечего.

– А ведь разговаривать рано или поздно придется...

– Когда у нас в «Дальрыбу» майор приглашал?

– Послезавтра.

– Вот после этого и поговорим.

– Покаемся, – буркнул Никита.

Я не возразил. Именно так, если ничего не изменится, и придется делать.

8.

И кабинет был для нас знакомым и человека сидящего за столом мы не первый раз видели, а всё-таки нечто эдакое я почувствовал. Что-то было не так... Что было не так с нами я отлично знал, а вот что было не так с хозяином... Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение.

Наверное, его взгляд. Андропов смотрел на нас как-то рассеянно. Мне даже показалось, что он наперед знает, что мы ему собираемся сказать. Он молчал, смотрел на нас, мы ждали. Я ждал, что хозяин кабинета начнет с того, что спросит, что нового нам удалось припомнить, но он заговорил о другом.

– Ну как вы? Пришли в норму?

Мы одновременно кивнули.

– Ну и как у вас дела?

– Какие у нас дела, Юрий Владимирович? Дела у Прокурора,– неожиданно для самого себя пошутил я. Юрий Владимирович откровенно удивился. Не ждал такого, но, похоже, не обиделся.

– Похоже вы действительно пришли в норму.

– Если бы! – сказал я, не желая затягивать нашу встречу в этих стенах. Хотим мы этого или нет, но этот разговор должен был состояться, чем бы он не грозил закончится. – Неприятности у нас.

– У вас? Какие?

Он даже не удивился. Я посмотрел на друзей.

– Нет. Не только у нас. У нас с вами.

Он ничего не спросил, но заинтересованно наклонил голову. Взгляд шефа КГБ подталкивал к откровенности.

– Мы не знаем, чем это объяснить, но после того, что случилось в ГДР, мы потеряли знание о Будущем.

Я говорил о потере спокойно. Мы трое уже успели смириться с ситуацией. Я ждал, что Андропов удивиться, но этого не произошло. Он вообще как-то вяло отреагировал. Ни ахнул, ни в лице не изменился, хотя на мой взгляд, должен был что-то сделать, но он остался спокоен.

– Жаль, – сказал он, и повторил. – Жаль....

Кто б из нас ему возразил!

– Как это получилось? Когда?

Я прикрыл глаза и вспомнил "как".

– Столб. Грузовик. Взрыв. Шок.

Андропов покивал, не то соболезнуя, не то отметая все то, что я сказал.

«Он точно все уже знает, – подумал я. – Но вот только откуда? В «Дальрыбе» мы ни о чем таком не говорили».

– Получается, что вы не только не расскажете мне о Будущем, но и не сможете писать свои песни.

Я не понял был ли этот вопрос искренним сожалением или тонкой издёвкой, но он ударил в самое больное для нас место и я ответил неоправданно резко.

– Ничего. Мы продолжим писать свои собственные песни.

Никита почувствовал мою агрессию и положил руку мне на плечо.

– С этим все не так уж плохо, – пояснил он. – У нас остались кое-какие записи. Мы с ними разбираемся. Возможно из этого что-нибудь и получится.

Шеф КГБ посмотрел на каждого, словно как-то переоценивал нас и искал место в какой-то иной комбинации, если уж мы оказались негодны к старой работе.

– А как вы это почувствовали?

– Пустота, – сказал Сергей. – Ощущение пустоты. Очень неприятное чувство. Словно вчера получил стипендию, положил ее в кошелек, а утром открыл и...

Он развел руки.

– Открыл и ничего не нашел. Бумажник тот же, но пустой.

Андропов понимающе покачал головой, но жест смотрелся фальшиво. Как ему было понять, что мы почувствовали, когда поняли, чего лишились? Это ведь не деньги, которые можно найти или заработать? Это совсем иное!

– В лаборатории, насколько я понимаю, вы уже были?

– Да,– разом кивнули мы. Воспоминания о нашем последнем посещения «Дальрыбы» были особенно неприятными. В этот раз нас накачали какой-то особенной гадостью, но и с ней ничего путного не вышло. Будущее забилось в какую-то нору и не показывало нос.

– Ничего.

– Ну что ж... – неожиданно спокойно сказал Юрий Владимирович после продолжительного молчания.– Как говорят французы, даже самая красивая девушка не может дать больше того, что имеет.

Мы скромно молчали, не желая спорить с французами. Нас всего трое, а французов– миллионы.

– Посмотрим, что будет дальше. Надеюсь, что со временем все исправится и наша работа продолжится.

Я с облегчением понял, что разговор заканчивается без оргвыводов. Мы сказали, что хотели, а он выслушал и принял решение. Правда на мой взгляд подозрительно быстро и подозрительно легко.

– Если всё-таки что-то изменится, что-то всплывет в памяти, то...

– Разумеется, – ответил Никита поднимаясь. Ему, как и мне, не сиделось в этом кабинете. – Если что-то вернется, то мы всегда...

– Разумеется, – кивнул Андропов. – Как и вся советская молодежь. Кстати, с наступающим вас...

Мы вышли, молча прошли по коридорам. Разговаривать в этих стенах не хотелось. Да и не о чем было говорить. Выйдя на улицу все также молча повернулись к "Детскому Миру". За мороженным. Замораживать неприятности.

– Поверил он нам или нет? Как думаете? – задал всех занимавший вопрос Никита.

– А вам не показалось, что мы ничего нового ему не сказали? Что он и без наших откровений все про нас знал?

– Почувствовал? – переспросил Сергей

– Нет. Именно знал.

– На таком посту не чувствуют, – Никита придержал дверь магазина пропуская нас вперед. – На таком посту знают все наперед... Мне, кстати, тоже так показалось. Не удивился он и не огорчился, хотя и должен был вроде бы. Такое впечатление, что он тоже с этим фактом уже смирился.

Мы остановилась, выглядывая в толчее покупателей, мороженщика. В «Детском Мире» тетки в белых фартуках всегда продавали с лотков пломбир в вафельных стаканчиках.

– А что ты ему про прокурора то сказал? – спросил Сергей. -Дурацкая шутка.

Я ответил честно.

– А черт его знает. Откуда-то вылезло.

– Шутки у тебя... Неудачно пошутишь и... Ты же сам понимаешь, что у него из окна и Камчатку видно и Магадан.

– Да,– покаялся я.– Как-то по-стариковски получилось... Не моя это шутка, а явно дедовская.

– Это не дедовская, а твоя. Ты так шутить начал после того, как тебя немецким столбом придавило.

Я отмахнулся.

– Но вот интересно откуда он узнал?

– Да какая вообще то разница? Наверняка из «Дальрыбы».

– Мы там про такое не говорили...

Отыскав лотошницу с ящиком самого вкусного в мире московского пломбира мы встали в очередь. Несмотря на наше настроение, народ вокруг радовался жизни. Люди улыбались, строили планы куда-то пойти и что-то купить. Дети смеялись и кончили у родителей подарков игрушек. Рядом с нами возникло движение и вдоль прилавка начала формироваться очередь.

– Ого! ГДРовские железные дороги выкинули, – оживился Никита. – Там тоже есть столбы и грузовики. Купим?

Подколол, называется. Я поморщился, но стерпел.

– Съешь мороженку, остынь. Тем столбом, что в игре, только палец прилепить можно. Масштаб не тот...

– Да и не забывай, что ты теперь не потенциальный железнодорожник, а студент ВКШ и лаборант «Дальрыбы»... – добавил Сергей, подмигнув мне.

Никита лизнул подтаявшее лакомство и спросил.

– А вот, кстати, как считать теперь, мы сейчас в органах или нет?

– А как бы тебе хотелось? – спросил я. Тот пожал плечами.

– Мне бы хотелось бы определенности.

Этого, конечно же хотели все. И не просто определенности, а такой, когда в наших «Трудовых книжках» появится надпись «Уволены из «НИИ рыбоводства» и печать...

– Скорее всего все пойдет, как и было. В таких конторах вход бесплатно, а выход– рупь... Будем считать, что мы просто в отпуске по болезни.

– Вот в день зарплаты и узнаем сняли нас с довольствия в «Дальрыбе» или нет.

Никита передернул плечами о отвращения.

– Я когда о «Дальрыбе» вспоминаю, мне плохо делается. Чем они нас в последний раз накачали? Хожу как пыльным мешком по голове трахнутыхй...

– И у меня накатывает...– признался Серёга. – Может быть еще по стаканчику?

– А почему вопрос? – Спросил я уходя от темы. Не хотелось в таком людном месте говорить о таких интимных вещах. – Неужели денег не хватает?

– Хватает, – ответил поэт. – Но хотелось бы уяснить свой социальный статус. И вытекающие их него обязанности.

– Агент, – сказал Сергей, глядя как бойко разносится по чужим руками железная дорога. – Даже если у нас в трудовых книжках написано «лаборант»...

– Ладно, – остановил я ненужный разговор. – Хватит о грустном. Заканчиваем эти разговоры и пошли куда-нибудь.

– Куда?

– Куда-нибудь подальше. А то вдруг шеф передумает и пропишет нам полезные клизмы?

– Клизмы? – не понял Никита. – Так это же у нас, вроде пройденный этап?

– Все в Природе движется по спирали, – философски заменил Сергей. – Так что он может быть передумает и тогда...

– Или пошлет нас в далёкую неприятную командировку, за нежелание сотрудничать, – продолжил я. – Чтоб именно там мы обрели уверенность в своих силах и оставили свое нежелание сотрудничать с компетентными органами....

– Нежелание? Да мы же сами...– удивился Никита, но я его успокоил.

– Ну он ведь может не поверить? Только что ведь Сергей говорил, что из его окна очень далеко видно. И Магадан, и Колыму...

– Жаль, что не Северную Америку, – пожалел Сергей. Я не стал его разочаровывать.

– Её тоже видно, но у нас с Юрием Владимировичем разный в тех местах интерес... Мы ему там не нужны, хотя я бы не его месте и там нашел бы нам применение.

Никита справился со своей порцией и прислушивался с организму не добавить ли к первой порцией вторую.

– Не пугай нас. Времена теперь не те.

– Времена может быть другие, – согласился я с ним. – А вот общие принципы работы компетентных органов остались прежними. И именно поэтому я бы предпочел куда-нибудь из Москвы на время удалиться. И подальше.

– Между прочем на счёт Колымы это интересная мысль, – сказал Сергей совершенно серьезно. – Пошли к Тяжельникову.

– На счёт концерта уточнить? – оживился я. – Это не к нему.

Тот махнул рукой, мол и сам знаю.

– А мы к нему. И о концерте узнаем и поинтересуется может быть удастся с какой-то агитбригадой на БАМ съездить? Чтоб тут никому глаза не походить.

Мы не ответили. Предложение было неожиданным. Из числа «из ряда вон». Подумав, я показал ему большой палец.

– Во!

Никита еще не оценивший прелести и пользы предложения молчал, а мы ждали.

– А что? Лето... – наконец сказал он. -Можно и съездить. Но я бы хотел предложить вам другое.

Глава 5

9.

Свое предложение Никита сформулировал очень просто: «Давайте пройдемся по знаковым местам. Может быть кого-то из нас и торкнет»?

– Это все хорошо…– одобрил Сергей. – Мысль здравая. Пошли у школы посидим… Может быть и не придется никуда ехать, если все на свои места само-собой встанет?

Так мы и сделали.

По причине лета школа была безлюдна. Дети вокруг не бегали, окно закрыты... Не сговариваясь, мы обошли белую пятиэтажку и отыскали ту самую скамейку, на которой сидели в тот, самый первый день. Тут мало что изменилось. Глядя на созвездия пивных пробок, Никита вздохнул:

– Были бы мы с дедами в головах, то зашли бы к директору... О жизни поговорили бы. А теперь и не знаешь о чем с ним говорить...

– А что, хочется поговорить? – прищурился Сергей. Никита неопределенно пожал плечами.

– Мы же не с Креймерманом разговаривать пришли? – продолжил он. – Давайте просто тихо посидим. Подумаем о Мироздании.

– А что его своими мыслями-то теребить?... Если что, Мироздание о нас и само вспомнит,– вмешался я. – Давайте про дела поговорим. Скоро концерт...

– И что? Думаешь не сыграем?

– Сыграть-то конечно сыграем, вопрос что именно.

– Есть предложения?

Сергей потянулся. Как кот. Солнышко светило, тепло. Настроение минорное... Мироздание молчит и никак себя не проявляет.

– Есть. Продолжим топтать тропу в Будущее?

– Торкнуло? – быстро спросил Никита.

– Нет,– разочаровал я его. – Просто подумал, что пора нам Серегин рэп нашему миру предъявить. Зря что ли новую песню о Щорсе сочинили?

Никита покивал.

– А как подавать её будем? Как что?

– В смысле? – удивился я. – Будет песня о Щорсе. Текст-то есть.

– Ну с текстом все понятно... – махнул рукой Никита.

– А что тогда непонятно?

– Это ведь не просто новая песня. Это целое новое музыкальное направление! Надо будет как-то его назвать.

Сергей удивился.

– Как оно и было – рэп. Рэп есть рэп. Зачем что-то новое придумывать, если слово уже есть? Только самим путаться.

– Придется объясняться, что это такое.

– Сокращение, – быстро сказал Сергей. – Как у нас водится. НЭП, «Дальрыба», РЖД, КПВТ…

– Сокращение чего? –Никита был терпелив и дотошен. – Тогда давай по буквам. Расшифровывай. Ведь наверняка рано или поздно кто-то потребует расшифровки и объяснение.

– Ритмическая проза, – мгновенно ответил Сергей сориентировавшись в буквах. – Ритм есть? Есть!

Никита попробовал слово «на вкус» и возразил:

– Тогда это будет «рипр» а не «рэп». Или «рипра».

Сергей поскреб подбородок, согласился.

– Да. Некрасиво... Да и не хочу стать основоположникам «рипра».

Мне это расшифровка тоже не понравилась.

– Не годится. Ведь наверняка найдется какой-нибудь пошляк, который скажет, что «КПВТ стали основоположники риперной музыки», – поддержал я друга. – А от этого и до «триперной» музыки всего один шаг. Не будем давать критикам лишнего повода нам обгадить. Их и без этого будет достаточно.

– Думаешь, будут критиковать? – оживился Сергей.

– Обязательно. Мы же– новое, а старому просто вменяется в обязанность обгадить то новое, до чего может дотянуться. А что вы хотите– конкуренция.

Он кивнул на стенку школы, на которой кто-то написал «Ленка – дура!» Имя читалось с трудом, ибо было перечёркнуто несколько раз, а рядом новая надпись «Васька дебил!!!». Школьникам явно не было ходу в средства массовой информации. Даже в «Пионерскую правду».

Это был аргумент. Если последует команда, то критики нас порвут. Защитить нас сможет только Комсомол и идеологическим верная расшифровка. Сергей задумался, а Никита тем временем достал блокнот, что везде таскал с собой, и карандаш.

– Ну тогда давайте по буквам. Р?

Я успел первым. Говорил, что просилось на язык.

– Революционная...

Никита записал, но поставил рядом знак вопроса.

– «Революционная» это не слишком верноподданно? – усомнился он. Я пожал плечами.

– Ты хотел варианты – вот они самые и есть. В городе, что есть адрес «Площадь Революции» и даже такое же метро – это нормально.

– Хорошо.

Он другим концом карандаша, на котором имелся ластик, ликвидировал вопросительный знак.

– Другие варианты есть?

– Ритмический, российский...

Последнее слово он и записывать не стал.

– Сразу нет. Тут нет российского. Тут пока все советское.

Возражать я не стал. Друг был во всем статьям прав.

– Хорошо. Тогда рот.

Поэт удивился и снова ничего не записал.

– Рот? Это еще причем?

– А что,– сказал Сергей. – Ртом поют...

Пришлось объяснять сразу всем.

– Я не об этом. «Рот» в смысле «красный». Ну как немцы говорят, помните? Ну «Ротфронт»?

Это слово Никита негодующе качнув головой, отверг. Записывать он его не стал, а только сказал презрительно:

– Полиглот! Это все-таки музыка, а не шоколадная фабрика. Дальше давайте.

– Так вот сразу ничего больше… Разве что «русский».

– И родной! – добавил Сергей.

– Ну ладно.

Никита записал слова в блокнот и требовательно посмотрел на нас. Я молчал. В голове крутились десятки слов, но как назло ничего подходящего не находилось.

– Источник иссяк? Тогда давайте на Э.

– Энергичный, электрический, эластичный… – выдал Сергей.

– Эклектический, – добавил я. – И эстонский.

Друзья засмеялись.

– Нет. Только не это. Это будет слишком медленно.

– П?

– Проза и песня.

– Поступь.

– Это-то тут причём? – Вскинул брови Никита.

– К его «лунной походке», – я кивнул на друга. – Одно к одному. Да и придется ему как-то топтаться под свой рэп. На месте-то не устоишь...

Сергей укоризненно глянул на меня, но Никита слово все-таки записал и положил этот лист перед нами.

– Ну вот теперь нужно комбинировать.

Мы смотрели на записанные слова и ничего путного не видели. Не собирались они в какой-нибудь приемлемый вид, но как бы так ни было, а какое-то решение нужно было принимать и срочно. До концерта оставалось всего-ничего, а вопрос о том что это мы там исполним обязательно возникнет, так что нужно было решать, хотя бы и приблизительно.

Мы молчали и каждый из нас гонял в голове этот десяток слов, словно костяшки в пятнашках. В одну сторону, в другую, туда, сюда, обратно...

– Как кубик Рубика крутим, – в полголоса пробормотал Сергей.

– Как что?

– Кубик Рубика, – повторил Сергей. Я не понял его и переспросил.

– А что это такое?

Он пошевелил губами, проговаривая сызнова эти слова и посмотрел на меня с тем же удивлением, что и я смотрел на него.

– Не знаю. Откуда-то вылезло...

Он повернулся к Никите.

– А ты не знаешь?

Тот помотал головой, увеченной перетасовыванием слов.

– Похоже это что-то из Будущего, – обрадованно предположил Сергей. – Что-то такое, что внутри нас от дедов осталось!

Разговориться дальше на эту тему не получилось. Никита остановил.

– Ну, кто какие вариант видит?

– На язык просится «Революционная энергическая песня», но я и сам чувствую, что это чересчур, – сказал я. – И неплохо смотрелось бы «Ритмически эстетизированная проза».

– «Эстетизированная» – недовольно пробормотал Никита. – Откуда ты только такие слова берешь, эстет...

– Да ладно... Ну, а тебе самому что больше глянется?

Никита не успел ответить. Сергей опередил его.

– На правах родоначальника принимаю решение. Я ведь родоначальник?

Он вопросительно посмотрел на нас. Мы только плечами пожали. Хочешь быть героем? Будь! От нас не убудет.

– Родоначальник, родоначальник. Что выбираешь?

Он сложил листок вдвое, потом еще пополам и засунул его в карман.

– Ритмическая энергичная проза.

Вообще-то он был прав. Ничего лучше из этих словах собрать было невозможно.

– Тогда готовься, родоначальник. Сам будешь всем объяснять, как у тебя все вышло.

Сергей молча кивнул, а Мироздание просто промолчало.

Глава 6

10.

Мы посидели еще минут десять, но озарений не случилось. Мы молчали, а воодушевленный Сергей бормотал свою песню про Щорса, время от времени начиная пританцовывать. Над нами летали птицы, плыли облака, а мы с Никитой смотрели как рождается на этот свет новый музыкальный жанр не решаясь вмешиваться в авторскую творческую кухню. В какой-то момент Сергей остановился, и повернувшись на каблуках, предложил:

– А не двинуть ли нам в «Московский Комсомолец»? Давно там не были... Тем более, что помнят они нас только с одной стороны.

– С хорошей? – подозрительно спросил я.

– С детской,– ухмыльнулся Сергей. – Мы же перед ними своими способностями видеть будущее не щеголяли?

– И то верно! – поддержал друга Никита. -Может быть там и узнаем когда ближайший паровоз в сторону БАМа стартует.

В газете нам обрадовались. Ещё бы! Мы ведь традиционно пришли не с пустыми руками.

– Тортики! – обрадовались девчонки. – Чай ставить?

– Разумеется! – как можно солиднее сказал Никита. На шум закипающего чайника начал подтягиваться редакционный люд. То ли на шум, то ли на запах, а возможно у журналистов особый нюх на новости. Шестое журналистское чувство. Пришел и наш знакомый завотделом Александр Алексеевич.

Хозяева приходили, присаживались к столу и начинали расспрашивать гостей. Началось все традиционно.

– Давненько вас видно не было. Загордились?

– Да что вы,– Сергей куском торта отмел такое предположение. – Скажите ещё... Просто не было нас давно в Москве. Отдыхали.

– А где?

– В ГДР ездили,– солидно ответил я. – В молодежный лагерь.

Вокруг понимающе закивали.

– Интересно было? – дежурно поинтересовался Александр Алексеевич. Нам скрывать было нечего.

– Интересно. Еле живы остались. Нам там чуть не убило.

Тот, кто успел ухватить кусок торта и жевал, поперхнулся.

– Что? Как? Опять?

Александр Алексеевич увидел за этом шутку и сам пошутил:

– Что, поклонники чуть не порвали?

– Нет,– серьезно ответил Сергей. – Чуть столбом не придавило...

– Сперва столбом, а потом ещё и грузовиком,– добавил Никита внося окончательную ясность. Я тоже малость подкорректировал действительность.

– Бетономешалкой или мусоровозом. Мы не успели разобраться.

– И как вы... – журналист взмахнул рукой, вкладывая в жест желание понять, почему мы всё-таки остались живы. Всё-таки и столб и грузовик.

– Чудом, – доверительно сказал Сергей. – Та машина ведь потом вдобавок и взорвалась.

Он растопырил пальцы показывая, как там все произошло.

– Дым, огонь, осколки...

– Да. Лежали как в окопе под артобстрелом, -подтвердил Никита. У девчонок глаза стали круглыми.

– Бедняжки... Стоило ли туда ездить, чтоб попасть под машину? – сказала одна из них. Мы ничего не ответили. Что там отвечать? Рассказ про наши отношения с Мирозданием поставил бы жирный крест на доверии к нам, а мы этого не хотели. Оставалось молчать, тем более рты были заняты тортом.

– И что, это у вас все впечатления, что остались от отдыха? – поинтересовался Александр Алексеевич. -Получается отдых не удался?

– Ещё как удался! – возразил ему Никита. – Это ведь не самое главное! Не убило же всё-таки. Мы там Джона Леннона встретили.

Никто ничего не сказал, но общее недоверие повисло в комнате вместо с запахом умело заваренного чая.

– Честное слово,– сказал Сергей и тут же внес поправку. – Честное комсомольское. Он нас наш нашел...

– И что?

Никита пожал плечами.

– И ничего... Хорошо поговорили. Нормальным парнем оказался Джон.

Над столом продолжало висеть молчание.

– Пива попили,– добавил я.– Он с собой пиво принес. На гитаре поиграли.

Наконец на лице журналиста появилось выражение понимания. Он улыбнулся. Не поверил.

– Нашел вас? А с чего это он вдруг стал вас искать?

– Был повод. Серьезный, – сказал я. Отложив в строну недоеденный кусок торта объяснил. – Понимаете, странная история у нас с ним вышла. Мы с ним одну и туже песню написали.

Улыбка журналиста ушла в неизвестность. Он держал чашку в руках и смотрел то на меня, то на ребят ловя тот момент, когда мы, наконец, найдем хохотать. Он рассчитывал увидеть радость от удавшегося розыгрыша, но я, против его ожиданий, серьезно подтвердил.

– Да. Возникли вопросы по авторскому праву. Мелодия одна и та же и название одинаковые, но мы написали эту песню раньше Джона.

Журналист все-таки отставил чашку. Он почувствовал сенсацию и Никита продолжил.

– Он ее только сочинил, а у нас она уже на пластинке вышла.

– Он купил вашу пластинку? – сбитый с толку журналист не знал, чему верить и о чем спрашивать. Меньше всего ему сейчас хотелось оказаться жертвой какого-то розыгрыша. Даже самого дружеского.

– Ну что вы! – вернул его к реальной жизни Сергей. – Откуда в Англии наши пластинки? Он нас по телевизору увидел.

Теперь уже никто не жевал. Все сидели раскрыв рты. Слушатели просто не знали, как на все это реагировать. То ли смеяться над шуткой, пихать друг друга локтями и подмигивать, то ли люто завидовать.

– Да. Есть на телевидение ГДР передача «Пестрый котел». Вот наши друзья из «Пудиса» устроили нам такое вот совместное выступление. Мы в Берлине встретились и им песню подарили. Мелодия им понравилась, но с текстом заминка вышла. Не успели написать. Пришлось нам вместе с ними на сцену выйти и петь на русском.

– Ага,– вступил Сергей, доевший свой кусок торта и вытиравший руки бумажной салфеткой. – А потом ведущие попросили исполнить что-то ещё, ну мы и выдали «Мечту номер девять».

– А Джон в тот момент был в Западном Берлине...

В общем молчании Никита пододвинул торт к себе и выбрал самый красивый кусочек.

– Он и услышал. И пришел разбираться как это все получилось...

Наконец-то они поняли, что все так и было, что все серьезно.

– И как вы решили вопрос авторского права?

– По братски. Решили считать, что песню написали мы с Джоном и играть поэтому ее может и он и мы.

– Оказалось, что она ему очень нужна. – пояснил Сергей. – У него сейчас очередной диск готовится к выходу. Все уже скомпоновано, а без этой песни получается дыра в концепции. Не складывается комбинация. Оставалась дыра, которую нужно было чем-то заполнять. Диск осенью выйдет.

– И дальше?

– Договорились сотрудничать. Мало ли как жизнь повернется?

Журналист понял, что с таких хорошо оборудованных позиций нас не сбить и перевел разговор на другое.

– Ну а на родине у вас какие планы?

– Тут у нас все хорошо. Послезавтра будем участвовать в концерте, посвященным Дню Советской Молодежи. А потом думаем поехать куда-нибудь.

– Только вернулись и опять в отдыхать?

– Нет. Не отдыхать. Хотим на БАМ с какой-нибудь агитбригадой съездить.

– Романтики захотелось?

– Нет. Там лес и паровозы, а столбов и грузовиков минимальное количество. А мы их последнее время как-то не переносим...

11.

Дворец Молодежи был для нас местом знакомым. Мы там и играли, и выигрывали, поэтому и чувствовать должны были спокойно, но вот сегодня входя под его крышу мы испытывали чувство некоего внутреннего трепета. Сегодня нам предстояло не просто играть. Сегодня мы планировали свершить в его стенах нечто эпохальное– открыть новое музыкальное направление! А точнее– организовать прорыв в популярной музыке!

В наших разговорах постоянно всплывала тема дедов. Причем говорили мы не только о том, что потеряли, расставшись с ними, но и о тех крохах памяти, которые невесть как остались внутри нас. Что меня, что друзей иногда пробивало странное чувство – хотелось сделать что-то такое... Что-то необыденное, смелое, опережающее время... Такое, что самим нам и в голову бы не пришло. Хотелось как-то по-доброму похулиганить и, что интересно, ни у кого из нас не возникало опасения, что последствия от такого хулиганства будут какие-то неприятные.

Что я, что Никита с Сергеем уверенны были, что не наши это мысли. Мы сошлись на том, что это были остатки тех самонадеянных настроений, что достались нам в наследство от дедов, как прощальный дар.

Так вот то, что мы задумали сделать и было тем самым хулиганством, о котором идет речь.

В тех бумагах, что пошли организаторам концерта в программе за нами записана одна песня. В списке она значились как «Песня о Щорсе».

То, что мы хотели сделать никак нельзя было назвать идеологической диверсией, но определенная смелость для этого определенно была нужна.

Разумеется, нам и в голову не пришло кого-то там обманывать. Мы написали, что будем петь песню о Щорсе и так и сделали. Песню, которую мы хотели осовременить знали все и мы надеялись, что это поможет нам перекинуть мостик от традиционной музыкальной культуры к чему-то новому, небывалому.

В этот раз мы распределили роли по-новому. За барабаны должен был усесться Никита, а Сергею досталась в руки бас гитара. Тот хотел не только спеть свой рэп, но и как получится, станцевать его. Ему нужны были и микрофон и свободные руки. Несколько раз показывал, как собирается двигаться и каждый раз движения казались такими неуклюжими, что хотелось только пожать плечами– ну как такое можно назвать танцем? Несмотря на это, Сергей держался стойко и напоминал, что это он не сам придумал, а его ведет память его деда.