Текст книги "Отчаяние"
Автор книги: Владимир Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
"А вы что по этому поводу думаете?" – обратился ко мнe доктор .
"По какому поводу?" – спросил я.
"Мы говорили, – сказал доктор , – об этом убiйствe у вас в Германiи. Каким нужно быть монстром , – продолжал он , предчувствуя интересный спор , – чтобы застраховать свою жизнь, убить другого – –".
Не знаю, что со мной случилось, но вдруг я поднял руку и сказал : "Послушайте, остановитесь..." и той же рукой, но сжав кулак , ударил по столу, так что подпрыгнуло кольцо от салфетки, и закричал , не узнавая своего голоса: "Остановитесь, остановитесь! Как вы смeете, какое вы имeете право? Оскорбленiе! Я не допущу! Как вы смeете – о моей странe, о моем народe... Замолчать! Замолчать! – кричал я все громче. – Вы... Смeть говорить мнe, мнe, в лицо, что в Германiи... Замолчать!.."
Впрочем всe молчали уже давно – с тeх пор , как от удара моего кулака покатилось кольцо. Оно докатилось до конца стола, и там его осторожно прихлопнул младшiй сын ювелира. Тишина была исключительно хорошаго качества. Даже вeтер перестал , кажется, гудeть. Доктор , держа в руках {176} вилку и нож , замер ; на лбу у него замерла муха. У меня заскочило что-то в горлe, я бросил на стол салфетку и вышел , чувствуя, как всe лица автоматически поворачиваются по мeрe моего прохожденiя.
В холлe я на ходу сгреб со стола открытую газету, поднялся по лeстницe и, очутившись у себя в номерe, сeл на кровать. Я весь дрожал , подступали рыданiя, меня сотрясала ярость, рука была загажена томатовым соусом . Принимаясь за газету, я еще успeл подумать: навeрное -совпаденiе, ничего не случилось, не станут французы этим интересоваться, – но тут мелькнуло у меня в глазах мое имя, прежнее мое имя...
Не помню в точности, что я вычитал как раз из той газеты – газет я с тeх пор прочел немало, и онe у меня нeсколько спутались, – гдe-то сейчас валяются здeсь, но мнe некогда разбирать. Помню, однако, что сразу понял двe вещи: знают , кто убил , и не знают , кто жертва. Сообщенiе исходило не от собственнаго корреспондента, а было просто короткой перепечаткой из берлинских газет , и очень это подавалось небрежно и нагло, между политическим столкновенiем и попугайной болeзнью. Тон был неслыханный, – он настолько был непрiемлем и непозволителен по отношенiю ко мнe, что я даже подумал , не идет ли рeчь об однофамильцe, -таким тоном пишут о каком -нибудь полуидiотe, вырeзавшем цeлую семью. Теперь я впрочем догадываюсь, что это была уловка международной полицiи, попытка меня напугать, сбить с толку, но в ту минуту я был внe себя, и каким -то пятнистым взглядом попадал то в одно мeсто столбца, то в {177} другое, – когда вдруг раздался сильный стук . Бросил газету под кровать и сказал : "Войдите!" Вошел доктор . Он что-то дожевывал . "Послушайте, – сказал он , едва переступив порог , – тут какая-то ошибка, вы меня невeрно поняли. Я бы очень хотeл – –"
"Вон , – заорал я, – моментально вон ". Он измeнился в лицe и вышел , не затворив двери. Я вскочил и с невeроятным грохотом ее захлопнул . Вытащил из -под кровати газету, – но уже не мог найти в ней то, что читал только-что. Я ее просмотрeл всю: ничего! Неужели мнe приснилось? Я сызнова начал ее просматривать, – это было как в кошмарe, – теряется, и нельзя найти, и нeт тeх природных законов , которые вносят нeкоторую логику в поиски, – а все безобразно и безсмысленно произвольно. Нeт , ничего в газетe не было. Ни слова. Должно-быть я был страшно возбужден и безтолков , ибо только через нeсколько секунд замeтил , что газета старая, нeмецкая, а не парижская, которую только-что держал . Заглянув опять под кровать, я вытащил нужную и перечел плоское и даже пашквильное извeстiе. Мнe вдруг стало ясно, что именно больше всего поражало, оскорбительно поражало, меня: ни звука о сходствe, – сходство не только не оцeнивалось (ну, сказали бы, по крайней мeрe: да, – превосходное сходство, но все-таки по тeм -то и тeм -то примeтам это не он ), но вообще не упоминалось вовсе, – выходило так , что это человeк совершенно другого вида, чeм я, а между тeм , не мог же он вeдь за одну ночь разложиться, -напротив , его физiономiя должна была стать {178} еще мраморнeе, сходство еще рeзче, – но если бы даже срок был большiй, и смерть позабавилась бы им , все равно стадiи его распада совпадали бы с моими, – опрометью выражаюсь, чорт , мнe сейчас не до изящества. В этом игнорированiи самаго цeннаго и важнаго для меня было нeчто умышленное и чрезвычайно подлое, -получалось так , что с первой минуты всe будто бы отлично знали, что это не я, что никому в голову не могло придти, что это мой труп , и в самой ноншалантности изложенiя было как бы подчеркиванiе моей оплошности, -оплошности, которую я конечно ни в коем случаe не мог допустить, – а между тeм , прикрыв рот и отвернув рыло, молча, но содрагаясь и лопаясь от наслажденiя, злорадствовали, мстительно измывались, мстительно, подло, непереносимо – -
Тут опять постучались, я задохнувшись вскочил , вошли доктор и жеран . "Вот , – с глубокой обидой сказал доктор , обращаясь к жерану и указывая на меня, – вот – этот господин не только на меня зря обидeлся, но теперь оскорбляет меня, не желает слушать и весьма груб . Пожалуйста, поговорите с ним , я не привык к таким манерам ".
"Надо об ясниться, – сказал жеран , глядя на меня исподлобья. – Я увeрен , что вы сами – –"
"Уходите! – закричал я, топая. – То, что вы дeлаете со мной... ?то не поддается... Вы не смeете унижать и мстить... Я требую, вы понимаете я требую – –"
Доктор и жеран , вскидывая ладони и как заводные переступая на прямых ногах , затараторили, тeсня меня, – я не выдержал , мое бeшенство прошло, {179} но зато я почувствовал напор слез и вдруг , – желающим предоставляю побeду, – пал на постель и разрыдался.
"?то все нервы, все нервы", – сказал доктор , как по волшебству смягчаясь.
Жеран улыбнулся и вышел , нeжно прикрыв за собой дверь. Доктор налил мнe воды, предлагал брому, гладил меня по плечу, – а я рыдал и, сознавая отлично, даже холодно и с усмeшкой сознавая, постыдность моего положенiя, но вмeстe с тeм чувствуя в нем всю прелесть надрывчика и какую-то смутную выгоду, продолжал трястись, вытирая щеки большим , грязным , пахнувшим говядиной, платком доктора, который, поглаживая меня, бормотал :
"Какое недоразумeнiе! Я, который всегда говорю, что довольно войны... У вас есть свои недостатки, и у нас есть свои. Политику нужно забыть. Вы вообще просто не поняли, о чем шла рeчь. Я просто спрашивал ваше мнeнiе об одном убiйствe".
"О каком убiйствe?" – спросил я всхлипывая.
"Ах , грязное дeло, – переодeл и убил , – но успокойтесь, друг мой, – не в одной Германiи убiйцы, у нас есть свои Ландрю, слава Богу, так что вы не единственный. Успокойтесь, все это нервы, здeшняя вода отлично дeйствует на нервы, вeрнeе на желудок , что сводится к тому же".
Он поговорил еще немного и встал . Я отдал ему платок .
"Знаете что? – сказал он , уже стоя в дверях . – А вeдь маленькая графиня к вам неравнодушна. Вы бы сыграли сегодня вечером что-нибудь на роялe {180} (он произвел пальцами трель), увeряю вас , вы бы имeли ее у себя в постели".
Он был уже в коридорe, но вдруг передумал и вернулся.
"В молодые безумные годы, – сказал он , – мы, студенты, однажды кутили, особенно наздрызгался самый безбожный из нас , и когда он совсeм был готов , мы нарядили его в рясу, выбрили круглую плeшь, и вот поздно ночью стучимся в женскiй монастырь, отпирает монахиня, и один из нас говорит : "Ах , сестра моя, поглядите в какое грустное состоянiе привел себя этот бeдный аббат , возьмите его, пускай он у вас выспится". И представьте себe, – онe его взяли. Как мы смeялись! – Доктор слегка присeл и хлопнул себя по ляжкам . Мнe вдруг показалось – а не говорит ли он об этом (переодeли... сошел за другого...) с извeстным умыслом , не подослан ли он , и меня опять обуяла злоба, но посмотрeв на его глупо сiявшiя морщины, я сдержался, сдeлал вид , что смeюсь, он , очень довольный, помахал мнe ручкой, и наконец , наконец оставил меня в покоe
Несмотря на каррикатурное сходство с Раскольниковым – – Нeт , не то. Отставить. Что было дальше? Да: я рeшил , что в первую голову слeдует добыть как можно больше газет . Я побeжал вниз . На лeстницe мнe попался толстый аббат , который посмотрeл на меня с сочувствiем , – я понял по его маслянистой улыбкe, что доктор успeл всeм разсказать о нашем примиренiи. На дворe меня сразу оглушил вeтер , но я не сдался, нетерпeливо прилип к воротам , и вот показался автобус , я замахал {181} и влeз , мы покатили по шоссе, гдe с ума сходила бeлая пыль. В городe я достал нeсколько номеров нeмецких газет и за одно справлялся на почтамтe, нeт ли письма. Письма не оказалось, но зато в газетах было очень много, слишком много... Теперь, послe недeли всепоглощающей литературной работы, я исцeлился и чувствую только презрeнiе, но тогда холодный издeвательскiй тон газет доводил меня почти до обморока. В концe концов картина получается такая: в воскресенiе, десятаго марта, в полдень, парикмахер из Кенигсдорфа нашел в лeсу мертвое тeло; отчего он оказался в этом лeсу, гдe и лeтом никто не бывал , и отчего он только вечером сообщил о своей находкe, осталось неясным . Далeе слeдует тот замeчательно смeшной анекдот , который я уже приводил : автомобиль, умышленно оставленный мной возлe опушки, исчез . По слeдам в видe повторяющейся буквы "т" полицiя установила марку шин , какiе-то кенигсдорфцы, надeленные феноменальной памятью, вспомнили, как проeхал синiй двухмeстный кабрiолет "Икар " на тангентных колесах с большими втулками, а любезные молодцы из гаража на моей улицe дали всe дополнительныя свeдeнiя, – число сил и цилиндров , и не только полицейскiй номер , а даже фабричные номера мотора и шасси. Всe думают , что я вот сейчас на этой машинe гдe-то катаюсь, – это упоительно смeшно. Для меня же очевидно, что автомобиль мой кто-то увидeл с шоссе и не долго думая присвоил , а трупа-то не примeтил , – спeшил . Напротив -парикмахер , труп нашедшiй, утверждает , что никакого автомобиля не видал . Он подозрителен , {182} полицiи бы, казалось, тут -то его и зацапать, -вeдь и не таким рубили головы, – но как бы не так , его и не думают считать возможным убiйцей, – вину свалили на меня сразу, безоговорочно, с холодной и грубой поспeшностью, словно были рады меня уличить, словно мстили мнe, словно я был давно виноват перед ними, и давно жаждали они меня покарать. Едва ли не загодя рeшив что найденный труп не я, никакого сходства со мной не замeтив , вeрнeе исключив а прiори возможность сходства (ибо человeк не видит того, что не хочет видeть), полицiя с блестящей послeдовательностью удивилась тому, что я думал обмануть мiр , просто одeв в свое платье человeка, ничуть на меня не похожаго. Глупость и явная пристрастность этого разсужденiя уморительны. Основываясь на нем , они усомнились в моих умственных способностях . Было даже предположенiе, что я ненормальный, это подтвердили нeкоторыя лица, знавшiя меня, между прочими болван Орловiус (кто еще, – интересно), разсказавшiй, что я сам себe писал письма (вот это неожиданно!). Что однако совершенно озадачило полицiю, это то, каким образом моя жертва (слово "жертва" особенно смаковалось газетами) очутилась в моих одеждах , или точнeе, как удалось мнe заставить живого человeка надeть не только мой костюм , но даже носки и слишком тeсные для него полуботинки (обуть то его я мог и постфактум , умники!). Вбив себe в голову, что это не мой труп (т. е. поступив как литературный критик , который, при одном видe книги непрiятнаго ему писателя, рeшает , что книга бездарна, и уже дальше исходит из {183} этого произвольнаго положенiя), вбив себe это в голову, они с жадностью накинулись на тe мелкiе, совсeм неважные недостатки нашего с Феликсом сходства, которые при болeе глубоком и даровитом отношенiи к моему созданiю прошли бы незамeтно, как в прекрасной книгe не замeчается описка, опечатка. Была упомянута грубость рук , выискали даже какую-то многозначительную мозоль, но отмeтили все же аккуратность ногтей на всeх четырех конечностях , при чем кто-то, чуть ли не парикмахер , нашедшiй труп , обратил вниманiе сыщиков на то, что в силу нeкоторых обстоятельств , ясных профессiоналу (подумаешь!), ногти подрeзал не сам человeк , а другой.
Я никак не могу выяснить, как держалась Лида, когда вызвали ее. Так как , повторяю, ни у кого не было сомнeнiя, что убитый не я, ее навeрное заподозрили в сообщничествe, – сама виновата, могла понять, что страховыя денежки тютю, и нечего соваться с вдовьими слезами. В концe концов она вeроятно не удержится и, вeря в мою невинность и желая спасти меня, разболтает о трагедiи моего брата, что будет впрочем совершенно зря, так как без особаго труда можно установить, что никакого брата у меня никогда не было, – а что касается самоубiйства, то вряд ли фантазiя полицiи осилит пресловутую веревочку.
Для меня, в смыслe моей безопасности, важно слeдующее: убитый не опознан и не может быть опознан . Меж тeм я живу под его именем , кое-гдe слeды этого имени уже оставил , так что найти меня можно было бы в два счета, если бы выяснилось, кого {184} я, как говорится, угробил . Но выяснить это нельзя, что весьма для меня выгодно, так как я слишком устал , чтобы принимать новыя мeры. Да и как я могу отрeшиться от имени, которое с таким искусством присвоил ? Вeдь я же похож на мое имя, господа, и оно подходит мнe так же, как подходило ему. Нужно быть дураком , чтобы этого не понимать.
А вот автомобиль рано или поздно найдут , но это им не поможет , ибо я и хотeл , чтобы его нашли. Как это смeшно! Они думают , что я услужливо сижу за рулем , а на самом дeлe они найдут самаго простого и очень напуганнаго вора.
Я не упоминаю здeсь ни о чудовищных эпитетах , которыми досужiе борзописцы, поставщики сенсацiй, негодяи, строющiе свои балаганы на крови, считают нужным меня награждать, ни о глубокомысленных разсужденiях психоаналитическаго характера, до которых охочи фельетонисты. Вся эта мерзость и грязь сначала бeсили меня, особенно уподобленiя каким -то олухам с вампирными наклонностями, проступки которых в свое время поднимали тираж газет . Был , напримeр , такой, который сжег свой автомобиль с чужим трупом , мудро отрeзав ему ступни, так как он оказался не по мeркe владeльца. Да впрочем , чорт с ними! Ничего общаго между нами нeт . Бeсило меня и то, что печатали мою паспортную фотографiю, на которой я дeйствительно похож на преступника, такая уж злостная ретушевка, а совершенно непохож на себя самого. Право, могли взять другую, напримeр ту, гдe гляжу в книгу, дорогой нeжно-шоколадный снимок ; тот же фотограф {185} снял меня и в другой позe, гляжу исподлобья, серьезные глаза, палец у виска, – так снимаются нeмецкiе беллетристы. Вообще, выбор большой. Есть и любительскiе снимки: одна фоточка очень удачная, в купальном костюмe на участкe Ардалiона. Кстати, кстати, чуть не забыл : полицiя, тщательно производя розыски, осматривая каждый куст и даже роясь в землe, ничего не нашла, кромe одной замeчательной штучки, а именно: бутылки с самодeльной водкой. Водка пролежала там с iюня, – я кажется описал , как Лида спрятала ее... Жалeю, что я не запрятал гдe-нибудь и балалайку, что-бы доставить им удовольствiе вообразить славянское убiйство под чоканiе рюмочек и пeнiе "Пожалeй же меня, дорогая..."
Но довольно, довольно... Вся эта гнусная путаница и чепуха происходит оттого, что по косности своей и тупости и предвзятости, люди не узнали меня в трупe безупречнаго моего двойника. Принимаю с горечью и презрeнiем самый факт непризнанiя (чье мастерство им не было омрачено?) и продолжаю вeрить в безупречность. Обвинять себя мнe не в чем . Ошибки – мнимыя -мнe навязали задним числом , голословно рeшив , что самая концепцiя моя неправильна, и уже тогда найдя пустяшные недочеты, о которых я сам отлично знаю, и которые никакого значенiя не имeют при свeтe творческой удачи. Я утверждаю, что все было задумано и выполнено с предeльным искусством , что совершенство всего дeла было в нeкотором смыслe неизбeжно, слагалось как бы помимо моей воли, интуитивно, вдохновенно. И вот , для того, чтобы добиться признанiя, оправдать {186} и спасти мое дeтище, пояснить мiру всю глубину моего творенiя, я и затeял писанiе сего труда.
Ибо, измяв и отбросив послeднюю газету, все высосав , все узнав , сжигаемый неотвязным зудом , изощреннeйшим желанiем тотчас же принять какiя-то мнe одному понятныя мeры, я сeл за стол и начал писать. Если бы не абсолютная вeра в свои литературныя силы, в чудный дар – – Сперва шло трудно, в гору, я останавливался и затeм снова писал . Мой труд , мощно изнуряя меня, давал мнe отраду. ?то мучительное средство, жестокое средневeковое промыванiе, но оно дeйствует .
С тeх пор как я начал , прошла недeля, и вот , труд мой подходит к концу. Я спокоен . В гостиницe со мной всe любезны и предупредительны. Eм я теперь не за табльдотом , а за маленьким столом у окна. Доктор одобрил мой уход и всeм об ясняет чуть ли не в моем присутствiи, что нервному человeку нужен покой, и что музыканты вообще нервные люди. Во время обeда он часто ко мнe обращается со своего мeста, рекомендуя какое-нибудь кушанiе или шутливо спрашивая меня, не присоединюсь ли сегодня в видe исключенiя к общей трапезe, и тогда всe смотрят на меня с большим добродушiем .
Но как я устал , как я смертельно устал ... Бывали дни, – третьяго дня, напримeр , – когда я писал с двумя небольшими перерывами девятнадцать часов подряд , а потом , вы думаете, я заснул ? Нeт , я заснуть не мог , и все мое тeло тянулось и ломалось, как на дыбe. Но теперь, когда я кончаю, когда мнe в общем нечего больше разсказать, мнe {187} так жалко с этой исписанной бумагой разстаться, – а разстаться нужно, перечесть, исправить, запечатать в конверт и отважно отослать, – а самому двинуться дальше, в Африку, в Азiю, все равно куда, но как мнe не хочется двигаться, как я жажду покоя... Вeдь в самом дeлe: пускай читатель представит себe положенiе человeка, живущаго под таким -то именем не потому, что другого паспорта – -
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ
ГЛАВА XI.
30 марта 1931 г.
Я на новом мeстe: приключилась бeда. Думал , что будет всего десять глав , – ан нeт ! Теперь вспоминаю, как увeренно, как спокойно, несмотря ни на что, я дописывал десятую, – и не дописал : горничная пришла убирать номер , я от нечего дeлать вышел в сад , – и меня обдало чeм -то тихим , райским . Я даже сначала не понял , в чем дeло, – но встряхнулся, и вдруг меня осeнило: ураганный вeтер , дувшiй всe эти дни, прекратился.
Воздух был дивный, летал шелковистый ивовый пух , вeчно-зеленая листва прикидывалась обновленной, отливали смуглой краснотой обнаженные наполовину, атлетическiе торсы пробковых дубов . Я пошел вдоль шоссе, мимо покатых бурых виноградников , гдe правильными рядами стояли голыя еще лозы, похожiя на приземистые корявые кресты, а потом {188} сeл на траву и, глядя через виноградники на золотую от цвeтущих кустов макушку холма, стоящаго по пояс в густой дубовой листвe, и на глубокое-глубокое, голубое-голубое небо, подумал с млeющей нeжностью (ибо может быть главная, хоть и тайная, черта моей души – нeжность), что начинается новая простая жизнь, тяжелые творческiе сны миновали... Вдали, со стороны гостиницы, показался автобус , и я рeшил в послeднiй раз позабавиться чтенiем берлинских газет . В автобусe я сперва притворялся спящим (и даже улыбался во снe), замeтя среди пассажиров представителя ветчины, но вскорe заснул по-настоящему.
Добыв в Иксe газету, я раскрыл ее только по возвращенiи домой и начал читать, благодушно посмeиваясь. И вдруг расхохотался во-всю: автомобиль мой был найден .
Его исчезновенiе об яснилось так : трое молодцов , шедших десятаго марта утром по шоссе, – безработный монтер , знакомый нам уже парикмахер и брат парикмахера, юноша без опредeленных занятiй, – завидeли на дальней опушкe лeса блеск радiатора и тотчас подошли. Парикмахер , человeк положительный, чтившiй закон , сказал , что надобно дождаться владeльца, а если такового не окажется, отвести машину в Кенигсдорф , но его брат и монтер , оба озорники, предложили другое. Парикмахер возразил , что этого не допустит , и углубился в лeс , посматривая по сторонам . Вскорe он нашел труп . Он поспeшил обратно к опушкe, зовя товарищей, но с ужасом увидeл , что ни их , ни машины нeт : умчались. Нeкоторое время он валандался {189} кругом да около, дожидаясь их . Они не вернулись. Вечером он наконец рeшился разсказать полицiи о своей находкe, но из братолюбiя скрыл исторiю с машиной.
Теперь же оказывалось, что тe двое, сломав машину, спрятали ее, сами притаились было, но погодя, благоразумно об явились. "В автомобилe", -добавляла газета, – "найден предмет , устанавливающiй личность убитаго".
Сперва я по ошибкe прочел "убiйцы" и еще пуще развеселился, ибо вeдь с самаго начала было извeстно, что автомобиль принадлежит мнe, – но перечел и задумался. ?та фраза раздражала меня. В ней была какая-то глупая таинственность. Конечно, я сразу сказал себe, что это либо новая уловка, либо нашли что-нибудь такое же важное, как пресловутая водка. Но все-таки мнe стало непрiятно, – и нeкоторое время я даже перебирал в памяти всe предметы, участвовавшiе в дeлe (вспомнил и тряпку и гнусную голубую гребенку), и так как я дeйствовал тогда отчетливо, увeренно, то без труда все прослeдил , и нашел в порядкe. Квод эрат демонстрандум .
Но покою у меня не было. Надо было дописать послeднюю главу, а вмeсто того, чтобы писать, я опять вышел , бродил до поздняго времени и, придя восвояси, утомленный до послeдней степени, тотчас заснул , несмотря на смутное мое безпокойство. Мнe приснилось, что послe долгих , непоказанных во снe, подразумeваемых розысков , я нашел наконец скрывавшуюся от меня Лиду, которая спокойно сказала мнe, что все хорошо, наслeдство она получила и выходит замуж за другого, ибо меня нeт , я мертв . {190} Проснулся я в сильнeйшем гнeвe, с безумно бьющимся сердцем , – одурачен ! безсилен ! -не может вeдь мертвец обратиться в суд , – да, безсилен , и она знает это! Очухавшись, я разсмeялся, – приснится же такая чепуха, – но вдруг почувствовал , что и в самом дeлe есть что-то чрезвычайно непрiятное, что смeхом стряхнуть нельзя, – и не в снe дeло, а в загадочности вчерашняго извeстiя: обнаружен предмет ... Если дeйствительно удалось подыскать убитому имя, и если имя это правильное – Тут было слишком много "если", – я вспомнил , как вчера тщательно провeрил плавные, планетные пути всeх предметов – мог бы начертить пунктиром их орбиты, – а все-таки не успокоился.
Ища способа отвлечься от расплывчатых , невыносимых предчувствiй, я собрал страницы моей рукописи, взвeсил пачку на ладони, игриво сказал "ого!" и рeшил , прежде чeм дописать послeднiя строки, все перечесть сначала. Я подумал внезапно, что предстоит мнe огромное удовольствiе. В ночной рубашкe, стоя у стола, я любовно утряхивал в руках шуршащую толщу исписанных страниц . Затeм лег опять в постель, закурил папиросу, удобно устроил подушку под лопатками, – замeтил , что рукопись оставил на столe, хотя казалось мнe, что все время держу ее в руках ; спокойно, не выругавшись, встал и взял ее с собой в постель, опять устроил подушку, посмотрeл на дверь, спросил себя, заперта ли она на ключ или нeт , – мнe не хотeлось прерывать чтенiе, чтобы впускать горничную, когда в девять часов она принесет кофе; встал еще раз – и опять спокойно, – дверь оказалась отпертой, так {191} что можно было и не вставать; кашлянул , лег , удобно устроился, уже хотeл приступить к чтенiю, но тут оказалось, что у меня потухла папироса, – не в примeр нeмецким , французскiя требуют к себe вниманiя; куда дeлись спички? Только-что были у меня. Я встал в третiй раз , уже с легкой дрожью в руках , нашел спички за чернильницей, а вернувшись в постель, раздавил бедром другой, полный, коробок , спрятавшiйся в простынях , – значит опять вставал зря. Тут я вспылил , поднял с пола разсыпавшiяся страницы рукописи, и прiятное предвкушенiе, только-что наполнявшее меня, смeнилось почти страданiем , ужасным чувством , что кто-то хитрый обeщает мнe раскрыть еще и еще промахи, и только промахи. Все же, заново закурив и оглушив ударом кулака строптивую подушку, я обратился к рукописи. Меня поразило, что сверху не выставлено никакого заглавiя – мнe казалось, что я какое-то заглавiе в свое время придумал , что-то, начинавшееся на "Записки...", – но чьи записки – не помнил , – и вообще "Записки" ужасно банально и скучно. Как же назвать? "Двойник "? Но это уже имeется. "Зеркало"? "Портрет автора в зеркалe"? Жеманно, приторно... "Сходство"? "Непризнанное сходство"? "Оправданiе сходства"? – Суховато, с уклоном в философiю... Может быть: "Отвeт критикам "? Или "Поэт и чернь"? ?то не так плохо – надо подумать. Сперва перечтем , сказал я вслух , а потом придумаем заглавiе.
Я стал читать, – и вскорe уже не знал , читаю ли или вспоминаю, -даже болeе того – преображенная память моя дышала двойной порцiей кислорода, в {192} комнатe было еще свeтлeе оттого, что вымыли стекла, прошлое мое было живeе оттого, что было дважды озарено искусством . Снова я взбирался на холм под Прагой, слышал жаворонка, видeл круглый, красный газоем ; снова в невeроятном волненiи стоял над спящим бродягой, и снова он потягивался и зeвал , и снова из его петлицы висeла головкой вниз вялая фiалка. Я читал дальше, и появлялась моя розовая жена, Ардалiон , Орловiус , – и всe они были живы, но в каком то смыслe жизнь их я держал в своих руках . Снова я видeл желтый столб и ходил по лeсу, уже обдумывая свою фабулу; снова в осеннiй день мы смотрeли с женой, как падает лист навстрeчу своему отраженiю, – и вот я и сам плавно упал в саксонскiй городок , полный странных повторенiй, и навстрeчу мнe плавно поднялся двойник . И снова я обволакивал его, овладeвал им , и он от меня ускользал , и я дeлал вид , что отказываюсь от замысла, и с неожиданной силой фабула разгоралась опять, требуя от своего творца продолженiя и окончанiя. И снова, в мартовскiй день, я сонно eхал по шоссе, и там , в кустах , у столба, он меня уже дожидался:
"... Садись, скорeе, нам нужно от eхать отсюда.
"Куда?" – полюбопытствовал он .
"Вон в тот лeс ".
"Туда?" – спросил он и указал ...
Палкой, читатель, палкой. Палкой, дорогой читатель, палкой. Самодeльной палкой с выжженным на ней именем : Феликс такой-то из Цвикау. Палкой указал , дорогой и почтенный читатель, палкой, – ты знаешь, что такое "палка"? Ну вот – палкой, {193} – указал ею, сeл в автомобиль и потом палку в нем и оставил , когда вылeз : вeдь автомобиль временно принадлежал ему, я отмeтил это "спокойное удовлетворенiе собственника". Вот какая вещь – художественная память! Почище всякой другой. "Туда?" -спросил он и указал палкой. Никогда в жизни я не был так удивлен ...
Я сидeл в постели, выпученными глазами глядя на страницу, на мною же – нeт , не мной, а диковинной моей союзницей, – написанную фразу, и уже понимал , как это непоправимо. Ах , совсeм не то, что нашли палку в автомобилe и теперь знают имя, и уже неизбeжно это общее наше имя приведет к моей поимкe, – ах , совсeм не это пронзало меня, – а сознанiе, что все мое произведенiе, так тщательно продуманное, так тщательно выполненное, теперь в самом себe, в сущности своей, уничтожено, обращено к труху, допущенною мною ошибкой. Слушайте, слушайте! Вeдь даже если бы его труп сошел за мой, все равно обнаружили бы палку и затeм поймали бы меня, думая, что берут его, – вот что самое позорное! Вeдь все было построено именно на невозможности промаха, а теперь оказывается, промах был , да еще какой, – самый пошлый, смeшной и грубый. Слушайте, слушайте! Я стоял над прахом дивнаго своего произведенiя, и мерзкiй голос вопил в ухо, что меня непризнавшая чернь может быть и права... Да, я усомнился во всем , усомнился в главном , – и понял , что весь небольшой остаток жизни будет посвящен одной лишь безплодной борьбe с этим сомнeнiем , и я улыбнулся улыбкой смертника и тупым , кричащим от боли карандашом {194} быстро и твердо написал на первой страницe слово "Отчаянiе", – лучшаго заглавiя не сыскать.
Мнe принесли кофе, я выпил его, но оставил гренки. Затeм я наскоро одeлся, уложился и сам снес вниз чемодан . Доктор к счастью не видeл меня. Зато жеран удивился внезапности моего от eзда и очень дорого взял за номер , но мнe было это уже все равно. Я уeзжал просто потому, что так принято в моем положенiи. Я слeдовал нeкой традицiи. При этом я предполагал , что французская полицiя уже напала на мой слeд .
По дорогe в город я из автобуса увидeл двух ажанов в быстром , словно мукой обсыпанном автомобилe, – мы скрестились, они оставили облако пыли – но мчались ли они именно за тeм , чтобы меня арестовать, не знаю, -да и может быть это вовсе не были ажаны, – не знаю, – они мелькнули слишком быстро. В городe я зашел на почтамт , так , на всякiй случай, -и теперь жалeю, что зашел , – я бы вполнe обошелся без письма, которое мнe там выдали. В тот же день я выбрал наудачу пейзаж в щегольской брошюркe и поздно вечером прибыл сюда, в горную деревню. А насчет полученнаго письма... Нeт , пожалуй, я все-таки его приведу, как примeр человeческой низости.
"Вот что. Пишу Вам , господин хорошiй, по трем причинам : 1) Она просила, 2) Собираюсь непремeнно Вам сказать, что я о Вас думаю, 3) Искренне хочу посовeтовать Вам отдаться в руки правосудiя, чтобы раз яснить кровавую путаницу и гнусную тайну, от которой больше всего, конечно, страдает она, терроризованная, невиноватая. Предупреждаю Вас , {195} что я с большим сомнeнiем отношусь к мрачной достоевщинe, которую Вы изволили ей разсказать. Думаю, мягко говоря, что это вранье. Подлое при этом вранье, так как Вы играли на ея чувствах .
