Текст книги "Отчаяние"
Автор книги: Владимир Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Набоков Владимир
Отчаяние
Владимир Набоков
Отчаяние
ГЛАВА I.
Если бы я не был совершенно увeрен в своей писательской силe, в чудной своей способности выражать с предeльным изяществом и живостью – Так , примeрно, я полагал начать свою повeсть. Далeе я обратил бы вниманiе читателя на то, что, не будь во мнe этой силы, способности и прочаго, я бы не только отказался от описыванiя недавних событiй, но и вообще нечего было бы описывать, ибо, дорогой читатель, не случилось бы ничего. ?то глупо, но зато ясно. Лишь дару проникать в измышленiя жизни, врожденной склонности к непрерывному творчеству я обязан тeм – – Тут я сравнил бы нарушителя того закона, который запрещает проливать красненькое, с поэтом , с артистом ... Но, как говаривал мой бeдный лeвша, философiя выдумка богачей. Долой.
Я, кажется, попросту не знаю, с чего начать. Смeшон пожилой человeк , который бeгом , с прыгающими щеками, с рeшительным топотом , догнал {5} послeднiй автобус , но боится вскочить на ходу, и виновато улыбаясь, еще труся по инерцiи, отстает . Неужто не смeю вскочить? Он воет , он ускоряет ход , он сейчас уйдет за угол , непоправимо, – могучiй автобус моего разсказа. Образ довольно громоздкiй. Я все еще бeгу.
Покойный отец мой был ревельскiй нeмец , по образованiю агроном , покойная мать – чисто-русская. Стариннаго княжескаго рода. Да, в жаркiе лeтнiе дни она, бывало, в сиреневых шелках , томная, с вeером в рукe, полулежала в качалкe обмахиваясь, кушала шоколад , и наливались сeнокосным вeтром лиловые паруса спущенных штор . Во время войны меня, нeмецкаго подданнаго, интернировали, – я только-что поступил в петербургскiй университет , пришлось все бросить. С конца четырнадцатаго до середины девятнадцатая года я прочел тысяча восемнадцать книг , – вел счет . Проeздом в Германiю я на три мeсяца застрял в Москвe и там женился. С двадцатаго года проживал в Берлинe. Девятаго мая тридцатаго года, уже перевалив лично за тридцать пять – -
Маленькое отступленiе: насчет матери я соврал . По настоящему она была дочь мелкаго мeщанина, – простая, грубая женщина в грязной кацавейкe. Я мог бы, конечно, похерить выдуманную исторiю с вeером , но я нарочно оставляю ее, как образец одной из главных моих черт : легкой, вдохновенной лживости. Итак , говорю я, девятаго мая тридцатаго года я был по дeлу в Прагe. Дeло было шоколадное. Шоколад – хорошая вещь. Есть барышни, которыя {6} любят только горькiй сорт , – надменныя лакомки. Не понимаю, зачeм беру такой тон .
У меня руки дрожат , мнe хочется заорать или разбить что-нибудь, грохнуть чeм -нибудь об пол ... В таком настроенiи невозможно вести плавное повeствованiе. У меня сердце чешется, – ужасное ощущенiе. Надо успокоиться, надо взять себя в руки. Так нельзя. Спокойствiе. Шоколад , как извeстно, (представьте себe, что слeдует описанiе его производства). На оберткe нашего товара изображена дама в лиловом , с вeером . Мы предлагали иностранной фирмe, скатывавшейся в банкротство, перейти на наше производство для обслуживанiя Чехiи, – поэтому-то я и оказался в Прагe. Утром девятаго мая я, из гостиницы, в таксомоторe отправился – – Все это скучно докладывать, убiйственно скучно, – мнe хочется поскорeе добраться до главнаго, – но вeдь полагается же кое-что предварительно об яснить. Словом , – контора фирмы была на окраинe города, и я не застал кого хотeл , сказали, что он будет через час , навeрное...
Нахожу нужным сообщить читателю, что только-что был длинный перерыв , – успeло зайти солнце, опаляя по пути палевыя облака над горой, похожей на Фузiяму, – я просидeл в каком -то тягостном изнеможенiи, то прислушиваясь к шуму и уханiю вeтра, то рисуя носы на полях , то впадая в полудремоту, – и вдруг содрагаясь... и снова росло ощущенiе внутренняго зуда, нестерпимой щекотки, – и такое безволiе, такая пустота. Мнe стоило большого усилiя зажечь лампу и вставить новое перо, – старое {7} расщепилось, согнулось и теперь смахивало на клюв хищной птицы. Нeт , это не муки творчества, это – совсeм другое.
Значит , не застал , и сказали, что через час . От нечего дeлать я пошел погулять. Был продувной день, голубой, в яблоках ; вeтер , дальнiй родственник здeшняго, летал по узким улицам ; облака то и дeло сметали солнце, и оно показывалось опять как монета фокусника. В скверe, гдe катались инвалиды в колясочках , бушевала сирень. Я глядeл на вывeски, находил слово, таившее понятный корень, но обросшее непонятным смыслом . Пошел наугад , размахивая руками в новых желтых перчатках , и вдруг дома кончились, распахнулся простор , показавшiйся мнe вольным , деревенским , весьма заманчивым . Миновав казарму, перед которой солдат вываживал бeлую лошадь, я зашагал уже по мягкой, липкой землe, дрожали на вeтру одуванчики, млeл на солнцепекe у забора дырявый сапожок . Впереди великолeпный крутой холм поднимался стeной в небо. Рeшил на него взобраться. Великолeпiе его оказалось обманом . Среди низкорослых буков и бузины вилась вверх зигзагами ступенчатая тропинка. Казалось, вот -вот сейчас дойду до какой-то чудной глухой красоты, но ея все не было. ?та растительность, нищая и неказистая, меня не удовлетворяла, кусты росли прямо на голой землe, и все было загажено, бумажонки, тряпки, отбросы. Со ступеней тропинки, проложенной очень глубоко, некуда было свернуть; из земляных стeн по бокам , как пружины из ветхой мебели, торчали корни и клочья гнилого мха. Когда я наконец дошел {8} доверху, там оказались кривые домики, да на веревкe надувались мнимой жизнью подштанники.
Облокотясь на узловатыя перила, я увидeл внизу одернутую легкой поволокой Прагу, мрeющiя крыши, дымящiя трубы, двор казармы, крохотную бeлую лошадь. Рeшил вернуться другим путем и стал спускаться по шоссейной дорогe, которую нашел за домишками. Единственной красотой ландшафта был вдали, на пригоркe, окруженный голубизной неба круглый, румяный газоем , похожiй на исполинскiй футбольный мяч . Я покинул шоссе и пошел опять вверх , по рeдкому бобрику травы. Унылыя, безплодныя мeста, грохот грузовика на покинутой мною дорогe, навстрeчу грузовику – телeга, потом велосипедист , потом в гнусную радугу окрашенный автомобиль фабрики лаков .
Нeкоторое время я глядeл со ската на шоссе; повернулся, пошел дальше, нашел что-то вродe тропинки между двух лысых горбов и поискал глазами гдe бы присeсть отдохнуть. Поодаль, около терновых кустов , лежал навзничь, раскинув ноги, с картузом на лицe, человeк . Я прошел было мимо, но что-то в его позe странно привлекло мое вниманiе, – эта подчеркнутая неподвижность, мертво раздвинутыя колeни, деревянность полусогнутой руки. Он был в обшарканных плисовых штанах и темном пиджачкe.
"Глупости, – сказал я себe, – он спит , он просто спит . Чего буду соваться, разглядывать". И все же я подошел и носком моего изящнаго ботинка брезгливо скинул с его лица картуз .
Оркестр , играй туш ! Или лучше: дробь барабана, {9} как при задыхающемся акробатическом трюкe! Невeроятная минута. Я усомнился в дeйствительности происходящаго, в здравости моего разсудка, мнe сдeлалось почти дурно – честное слово, – я сeл рядом , – дрожали ноги. Будь на моем мeстe другой, увидь он , что увидeл я, его бы может быть прежде всего охватил гомерическiй смeх . Меня же ошеломила таинственность увидeннаго. Я глядeл , – и все во мнe как -то срывалось, летало с каких -то десятых этажей. Я смотрeл на чудо. Чудо вызывало во мнe нeкiй ужас своим совершенством , безпричинностью и безцeльностью.
Тут , раз я уже добрался до сути и утолил зуд , не лишнее, пожалуй, слогу своему приказать: вольно – потихоньку повернуть вспять и установить, какое же настроенiе было у меня в то утро, о чем я размышлял , когда, не заставь контрагента, пошел погулять, полз на холм , глядeл вдаль, на облый румянец газоема среди вeтренной синевы майскаго дня. Вернемся, установим . Вот , без цeли еще, я блуждаю, я еще никого не нашел . О чем я, в самом дeлe, думал ? То-то и оно, что ни о чем . Я был совершенно пуст , как прозрачный сосуд , ожидающiй неизвeстнаго, но неизбeжнаго содержанiя. Дымка каких -то мыслей, – о моем дeлe, о недавно прiобрeтенном автомобилe, о различных свойствах тeх мeст , которыми я шел , – дымка этих мыслей витала внe меня, а если что и звучало в просторной моей пустотe, то лишь невнятное ощущенiе какой-то силы, влекущей меня. Один умный латыш , котораго я знавал в девятнадцатом году в Москвe, сказал мнe однажды, что безпричинная задумчивость, {10} иногда обволакивающая меня, признак того, что я кончу в сумасшедшем домe. Конечно, он преувеличивал , – я за этот год хорошо испытал необыкновенную ясность и стройность того логическаго зодчества, которому предавался мой сильно развитый, но вполнe нормальный разум . Интуитивныя игры, творчество, вдохновенiе, все то возвышенное, что украшало мою жизнь, может , допустим , показаться профану, пускай умному профану, предисловiем к невинному помeшательству. Но успокойтесь, я совершенно здоров , тeло мое чисто как снаружи, так и внутри, поступь легка, я не пью, курю в мeру, не развратничаю. Здоровый, прекрасно одeтый, очень моложавый, я блуждал по только-что описанным мeстам , – и тайное вдохновенiе меня не обмануло, я нашел то, чего безсознательно искал . Повторяю, невeроятная минута. Я смотрeл на чудо, и чудо вызывало во мнe нeкiй ужас своим совершенством , безпричинностью, безцeльностью, но быть может уже тогда, в ту минуту, разсудок мой начал пытать совершенство, добиваться причины, разгадывать цeль.
Он сильно потянул носом , зыбь жизни побeжала по лицу, чудо слегка замутилось, но не ушло. Затeм он открыл глаза, покосился на меня, приподнялся и начал , зeвая и все недозeвывая, скрести обeими руками в жирных русых волосах .
?то был человeк моего возраста, долговязый, грязный, дня три не брившiйся; между нижним краем воротничка (мягкаго, с двумя петельками спереди для несуществующей булавки) и верхним краем рубашки розовeла полоска кожи. Тощiй конец вязанаго галстука свeсился на бок , и на груди не {11} было ни одной пуговицы. В петлицe пиджака увядал пучек блeдных фiалок , одна выбилась и висeла головкой вниз . Подлe лежал грушевидный заплечный мeшок с ремнями, подлеченными веревкой. Я разсматривал бродягу с неиз яснимым удивленiем , словно это он так нарядился нарочно, ради простоватаго маскарада.
"Папироса найдется?" – спросил он по-чешски, неожиданно низким , даже солидным голосом и сдeлал двумя разставленными пальцами жест куренiя.
Я протянул ему мою большую кожаную папиросницу, ни на мгновенiе не спуская с него глаз . Он пододвинулся, опершись ладонью оземь. Тeм временем я осмотрeл его ухо и впалый висок .
"Нeмецкiя", – сказал он и улыбнулся, – показав десны; это меня разочаровало, но к счастью улыбка тотчас исчезла (мнe теперь не хотeлось разставаться с чудом ).
"Вы нeмец ?" – спросил он по-нeмецки, вертя, уплотняя папиросу.
Я отвeтил утвердительно и щелкнул перед его носом зажигалкой. Он жадно сложил ладони куполом над мятущимся маленьким пламенем . Ногти -черно-синiе, квадратные.
"Я тоже нeмец , – сказал он , выпустив дым , – то-есть, мой отец был нeмец , а мать из Пильзена, чешка".
Я все ждал от него взрыва удивленiя, – может быть гомерическаго смeха, – но он оставался невозмутим . Уже тогда я понял , какой это оболтус . {12}
"Да, я выспался", – сказал он самому себe с тупым удовлетворенiем и смачно сплюнул .
Я спросил : "Вы что – без работы?"
Скорбно закивал и опять сплюнул . Всегда удивляюсь тому, сколько слюны у простого народа.
"Я могу больше пройти, чeм мои сапоги", – сказал он , глядя на свои ноги. Обувь у него была, дeйствительно, неважная.
Медленно перевалившись на живот и глядя вдаль, на газоем , на жаворонка, поднявшагося с межи, он мечтательно проговорил :
"В прошлом году у меня была хорошая работа в Саксонiи, неподалеку от границы. Садовничал – что может быть лучше? Потом работал в кондитерской. Мы каждый день с товарищем послe работы переходили границу, чтобы выпить по кружкe пика. Девять верст туда и столько же обратно, оно в Чехiи дешевле. А одно время я играл на скрипкe, и у меня была бeлая мышь".
Теперь поглядим со стороны, – но так , мимоходом , не всматриваясь в лица, не всматриваясь, господа, – а то слишком удивитесь. А впрочем все равно, – послe всего случившагося я знаю, увы, как плохо и пристрастно людское зрeнiе. Итак : двое рядом на чахлой травe. Прекрасно одeтый господин , хлопающiй себя желтой перчаткой по колeну, и разсeянный бродяга, лежащiй ничком и жалующiйся на жизнь. Жесткiй трепет терновых кустов , бeгущiя облака, майскiй день, вздрагивающiй от вeтра, как вздрагивает лошадиная кожа, дальнiй грохот грузовика со стороны шоссе, голосок жаворонка в небe. {13} Бродяга говорил с перерывами, изрeдка сплевывая. То да сё, то да сё... Меланхолично вздыхал . Лежа ничком , отгибал икры к заду и опять вытягивал ноги.
"Послушайте, – не вытерпeл я, – неужели вы ничего не замeчаете?"
Перевернулся, сeл . "В чем дeло?" – спросил он , и на его лицe появилось выраженiе хмурой подозрительности.
Я сказал : "Ты, значит , слeп ".
Секунд десять мы смотрeли друг другу в глаза. Я медленно поднял правую руку, но его шуйца не поднялась, а я почти ожидал этого. Я прищурил лeвый глаз , но оба его глаза остались открытыми. Я показал ему язык . Он пробормотал опять: "В чем дeло, в чем дeло?"
Было у меня зеркальце в карманe. Я его дал ему. Еще только беря его, он всей пятерней мазнул себя по лицу, взглянул на ладонь, но ни крови, ни грязи не было. Посмотрeлся в блестящее стекло. Пожал плечами и отдал .
"Мы же с тобой, болван , – крикнул я, – мы же с тобой – ну развe, болван , не видишь, ну посмотри на меня хорошенько..."
Я привлек его голову к моей, висок к виску, в зеркальцe запрыгали и поплыли наши глаза.
Он снисходительно сказал : "Богатый на бeдняка не похож , – но вам виднeе... Вот помню на ярмаркe двух близнецов , это было в августe двадцать шестого года или в сентябрe, нeт , кажется, в августe. Так там дeйствительно – их нельзя было {14} отличить друг от друга. Предлагали сто марок тому, кто найдет примeту. Хорошо, говорит рыжiй Фриц , и бац одному из близнецов в ухо. Смотрите, говорит , у этого ухо красное, а у того нeт , давайте сюда ваши сто марок . Как мы смeялись!"
Его взгляд скользнул по дорогой блeдно-сeрой матерiи моего костюма, побeжал по рукаву, споткнулся о золотые часики на кисти.
"А работы у вас для меня не найдется?" – освeдомился он , склонив голову на бок .
Отмeчу, что он первый, не я, почуял масонскую связь нашего сходства, а так как установленiе этого сходства шло от меня, то я находился, по его безсознательному расчету, в тонкой от него зависимости, точно мимикрирующим видом был я, а он – образцом . Всякiй, конечно, предпочитает , чтобы сказали: он похож на вас , – а не наоборот : вы на него. Обращаясь ко мнe с просьбой, этот мелкiй мошенник испытывал почву для будущих требованiй. В его туманном мозгу мелькала, может быть, мысль, что мнe полагается быть ему благодарным за то, что он существованiем своим щедро дает мнe возможность походить на него. Наше сходство казалось мнe игрой чудесных сил . Он в нашем сходствe усматривал участiе моей воли. Я видeл в нем своего двойника, то-есть существо, физически равное мнe, – именно это полное равенство так мучительно меня волновало. Он же видeл во мнe сомнительнаго подражателя. Подчеркиваю однако туманность этих его мыслей. По крайней тупости своей он , разумeется, не понял бы моих комментарiев к ним . {15}
"В настоящее время ничeм помочь тебe не могу, – отвeтил я холодно, – но дай мнe свой адрес ". Я вынул записную книжку и серебряный карандаш .
Он усмeхнулся: "Не могу сказать, чтобы у меня сейчас была вилла. Лучше спать на сeновалe, чeм в лeсу, но лучше спать в лeсу, чeм на скамейкe".
"А все-таки, – сказал я, – гдe в случаe чего можно тебя найти?"
Он подумал и отвeтил : "Осенью я навeрное буду в той деревнe, гдe работал прошлой осенью. Вот на тамошнiй почтамт и адресуйте. Неподалеку от Тарница. Дайте, запишу".
Его имя оказалось: Феликс , что значит "счастливый". Фамилiю, читатель, тебe знать незачeм . Почерк неуклюжiй, скрипящiй на поворотах . Писал он лeвой рукой.
Мнe было пора уходить. Я дал ему десять крон . Снисходительно осклабясь, он протянул мнe руку, оставаясь при этом в полулежачем положенiи.
Я быстро пошел к шоссе. Обернувшись, я увидeл его темную, долговязую фигуру среди кустов : он лежал на спинe, перекинув ногу на ногу и подложив под темя руки. Я почувствовал вдруг , что ослабeл , прямо изнемог , кружилась голова, как послe долгой и мерзкой оргiи. Меня сладко и мутно волновало, что он так хладнокровно, будто невзначай, в разсeянiи, прикарманил серебряный карандаш . Шагая по обочинe, я время от времени прикрывал глаза и едва не попал в канаву. Потом , в конторe, среди дeлового разговора меня так и подмывало вдруг сообщить моему собесeднику: "Со мною случилась невeроятная вещь. Представьте себe..." {16} Но я ничего не сказал и этим создал прецедент тайны. Когда я наконец вернулся к себe в номер , то там , в ртутных тeнях , обрамленный курчавой бронзой, ждал меня Феликс . С серьезным и блeдным лицом он подошел ко мнe вплотную. Был он теперь чисто выбрит , гладко зачесанные назад волосы, блeдно сeрый костюм , сиреневый галстук . Я вынул платок , он вынул платок тоже. Перемирiе, переговоры...
Пыль предмeстья набилась мнe в ноздри. Сморкаясь, я присeл на край постели, продолжая смотрeться в олакрез . Помню, что мелкiе признаки бытiя, – щекотка в носу, голод , и потом рыжiй вкус шницеля в ресторанe, -странно меня занимали, точно я искал и находил (и все-таки слегка сомнeвался) доказательства тому, что я – я, что я (средней руки комерсант с замашками) дeйствительно нахожусь в гостиницe, обeдаю, думаю о дeлах и ничаго не имeю общаго с бродягой, валяющимся сейчас гдe-то за-городом , под кустом . И вдруг снова у меня сжималось в груди от ощущенiя чуда. Вeдь этот человeк , особенно когда он спал , когда черты были неподвижны, являл мнe мое лицо, мою маску, безупречную и чистую личину моего трупа, -я говорю, трупа только для того, чтобы с предeльной ясностью выразить мою мысль, – какую мысль? – а вот какую: у нас были тождественныя черты, и в совершенном покоe тождество это достигало крайней своей очевидности, -а смерть это покой лица, художественное его совершенство: жизнь только портила мнe двойника: так вeтер туманит счастiе Нарцисса, так входит ученик в отсутствiе художника и непрошенной {17} игрой лишних красок искажает мастером написанный портрет . И еще я думал о том , что именно мнe, особенно любившему и знавшему свое лицо, было легче, чeм другому, обратить вниманiе на двойника, – вeдь не всe так внимательны, вeдь часто бывает , что говоришь "как похожи!" о двух знакомых между собою людях , которые не подозрeвают о подобiи своем (и стали бы отрицать его не без досады, ежели его им открыть). Возможность, однако, такого совершеннаго сходства, какое было между мной и Феликсом , никогда прежде мною не предполагалась. Я видал схожих братьев , соутробников , я видал в кинематографe двойников , то-есть актера в двух ролях , – как и в нашем случаe, наивно подчеркивалась разница общественнаго положенiя: один непремeнно бeден , а другой состоятелен , один – бродяга в кепкe, с расхристанной походкой, а другой – солидный буржуа с автомобилем , – как будто и впрямь чета схожих бродяг или чета схожих джентльменов менeе поражала бы воображенiе. Да, я все это видал , – но сходство близнецов испорчено штампом родственности, а фильмовый актер в двух ролях никого не обманывает , ибо если он и появляется сразу в двух лицах , то чувствуешь поперек снимка линiю склейки. В данном же случаe не было ни анемiи близнячества (кровь пошла на двоих ), ни трюка иллюзiониста.
Я желаю во чтобы то ни стало, и я этого добьюсь, убeдить всeх вас , заставить вас , негодяев , убeдиться, – но боюсь, что по самой природe своей, слово не может полностью изобразить сходство двух {18} человeческих лиц , – слeдовало бы написать их рядом не словами, а красками, и тогда зрителю было бы ясно, о чем идет рeчь. Высшая мечта автора: превратить читателя в зрителя, – достигается ли это когда-нибудь? Блeдные организмы литературных героев , питаясь под руководством автора, наливаются живой читательской кровью; генiй писателя состоит в том , чтобы дать им способность ожить благодаря этому питанiю и жить долго. Но сейчас мнe нужна не литература, а простая, грубая наглядность живописи. Вот мой нос , – крупный, сeвернаго образца, с крeпкой костью и почти прямоугольной мякиной. Вот его нос , – точь-в -точь такой же. Вот эти двe рeзкiя бороздки по сторонам рта и тонкiя, как бы слизанныя губы. Вот онe и у него. Вот скулы... Но это – паспортный, ничего не говорящiй перечень черт , и в общем ерундовая условность. Кто-то когда-то мнe сказал , что я похож на Амундсена. Вот он тоже похож на Амундсена. Но не всe помнят Амундсеново лицо, я сам сейчас плохо помню. Нeт , ничего не могу об яснить.
Жеманничаю. Знаю, что доказал . Все обстоит великолeпно. Читатель, ты уже видишь нас . Одно лицо! Но не думай, я не стeсняюсь возможных недостатков , мелких опечаток в книгe природы. Присмотрись: у меня большiе желтоватые зубы, у него они тeснeе, свeтлeе, – но развe это важно? У меня на лбу надувается жила, как недочерченная "мысль", но когда я сплю, у меня лоб так же гладок , как у моего дупликата. А уши... изгибы его раковин очень мало измeнены против моих : спрессованы тут , разглажены там . Разрeз глаз одинаков , узкiе глаза, {19} подтянутые, с рeдкими рeсницами, – но они у него цвeтом блeднeе. Вот , кажется, и всe отличительныя примeты, которыя в ту первую встрeчу я мог высмотрeть. В тот вечер , в ту ночь я памятью разсудка перебирал эти незначительныя погрeшности, а глазной памятью видeл , вопреки всему, себя, себя, в жалком образe бродяги, с неподвижным лицом , с колючей тeнью – как за-ночь у покойников – на подбородкe и щеках ... Почему я замeшкал в Прагe? С дeлами было покончено, я свободен был вернуться в Берлин . Почему? Почему на другое утро я опять отправился на окраину и пошел по знакомому шоссе? Без труда я отыскал мeсто, гдe он вчера валялся. Я там нашел золотой окурок , кусок чешской газеты и еще – то жалкое, безличное, что незатeйливый пeшеход оставляет под кустом . Нeсколько изумрудных мух дополняло картину. Куда он ушел , гдe провел ночь? Праздные, неразрeшимые вопросы. Мнe стало нехорошо на душe, смутно, тягостно, словно все, что произошло, было недобрым дeлом . Я вернулся в гостиницу за чемоданом и поспeшил на вокзал . У выхода на дебаркадер стояли в два ряда низкiя, удобныя, по спинному хребту выгнутыя скамейки, там сидeли люди, кое-кто дремал . Мнe подумалось: вот сейчас увижу его, спящим , с раскрытыми руками, с послeдней уцeлeвшей фiалкой в петлицe. Нас бы замeтили рядом , вскочили, окружили, потащили бы в участок . Почему? Зачeм я это пишу? Привычный разбeг пера? Или в самом дeлe есть уже преступленiе в том , чтобы как двe капли крови походить друг на друга? {20}
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ
ГЛАВА II.
Я слишком привык смотрeть на себя со стороны, быть собственным натурщиком – вот почему мой слог лишен благодатнаго духа непосредственности. Никак не удается мнe вернуться в свою оболочку и по старому расположиться в самом себe, – такой там безпорядок : мебель переставлена, лампочка перегорeла, прошлое мое разорвано на клочки.
А я был довольно счастлив . В Берлинe у меня была небольшая, но симпатичная квартира, – три с половиной комнаты, солнечный балкон , горячая вода, центральное отопленiе, жена Лида и горничная ?льза. По сосeдству находился гараж , и там стоял прiобрeтенный мной на выплату, хорошенькiй, темно-синiй автомобиль, – двухмeстный. Успeшно, хоть и медлительно, рос на балконe круглый, натуженный, сeдовласый кактус . Папиросы я покупал всегда в одной и той же лавкe, и там встрeчали меня счастливой улыбкой. Такая же улыбка встрeчала жену там , гдe покупались масло и яйца. По субботам мы ходили в кафе или кинематограф . Мы принадлежали к сливкам мeщанства, – по крайней мeрe так могло казаться. Однако, по возвращенiи домой из конторы, я не разувался, не ложился на кушетку с вечерней газетой. Разговор мой с женой не состоял исключительно из небольших цифр . Приключенiя моего шоколада притягивали мысль не всегда. Мнe, признаюсь, была не чужда нeкоторая склонность к богемe. Что касается моего отношенiя к новой Россiи, то прямо скажу: мнeнiй моей жены я не раздeлял . Понятiе {21} "большевики" принимало в ея крашеных устах оттeнок привычной и ходульной ненависти, – нeт , пожалуй "ненависть" слишком страстно сказано, – это было что-то домашнее, элементарное, бабье, – большевиков она не любила, как не любишь дождя (особенно по воскресенiям ), или клопов (особенно в новой квартирe), -большевизм был для нея чeм -то природным и непрiятным , как простуда. Обоснованiе этих взглядов подразумeвалось само собой, толковать их было незачeм . Большевик не вeрит в Бога, – ах , какой нехорошiй, – и вообще – хулиган и садист . Когда я бывало говорил , что коммунизм в конечном счетe – великая, нужная вещь, что новая, молодая Россiя создает замeчательныя цeнности, пускай непонятныя европейцу, пускай непрiемлемыя для обездоленнаго и обозленнаго эмигранта, что такого энтузiазма, аскетизма, безкорыстiя, вeры в свое грядущее единообразiе еще никогда не знала исторiя, – моя жена невозмутимо отвeчала: "Если ты так говоришь, чтобы дразнить меня, то это не мило". Но я дeйствительно так думаю, т. е. дeйствительно думаю, что надобно что-то такое коренным образом измeнить в нашей пестрой, неуловимой, запутанной жизни, что коммунизм дeйствительно создаст прекрасный квадратный мiр одинаковых здоровяков , широкоплечих микроцефалов , и что в непрiязни к нему есть нeчто дeтское и предвзятое, вродe ужимки, к которой прибeгает моя жена, напрягает ноздри и поднимает бровь (то-есть дает дeтскiй и предвзятый образ роковой женщины) всякiй раз , как смотрится – даже мельком – в зеркало. {22}
Вот , не люблю этого слова. Страшная штука. С тeх пор , как я перестал бриться, онаго не употребляю. Между тeм упоминанiе о нем непрiятно взволновало меня, прервало теченiе моего разсказа. (Представьте себe, что слeдует : исторiя зеркал .). А есть и кривыя зеркала, зеркала-чудовища; малeйшая обнаженность шеи вдруг удлиняется, а снизу, навстрeчу ей, вытягивается другая, неизвeстно откуда взявшаяся марципановая нагота, и обe сливаются; кривое зеркало раздeвает человeка или начинает уплотнять его, и получается человeк -бык , человeк -жаба, под давленiем неисчислимых зеркальных атмосфер , – а не то тянешься, как тeсто, и рвешься пополам , – уйдем , уйдем , – я не умeю смeяться гомерическим смeхом , – все это не так просто, как вы, сволочи, думаете. Да, я буду ругаться, никто не может мнe запретить ругаться. И не имeть зеркала в комнатe – тоже мое право. А в крайнем случаe (чего я, дeйствительно, боюсь?) отразился бы в нем незнакомый бородач , – здорово она у меня выросла, эта самая борода, – и за такой короткiй срок , – я другой, совсeм другой, – я не вижу себя. Из всeх пор прет волос . Повидимому внутри у меня были огромные запасы косматости. Скрываюсь в естественной чащe, выросшей из меня. Мнe нечего бояться. Пустая суевeрность. Вот я напишу опять то слово. Олакрез . Зеркало. И ничего не случилось. Зеркало, зеркало, зеркало. Сколько угодно, – не боюсь. Зеркало. Смотрeться в зеркало. Я это говорил о женe. Трудно говорить, если меня все время перебивают .
Она между прочим тоже была суевeрна. Сухо дерево. {23} Торопливо, с рeшительным видом , плотно сжав губы, искала какой-нибудь голой, неполированной деревянности, чтобы легонько тронуть ее своими короткими пальцами, с подушечками вокруг землянично-ярких , но всегда, как у ребенка, не очень чистых ногтей, – поскорeе тронуть, пока еще не остыло в воздухe упоминанiе счастья. Она вeрила в сны, – выпавшiй зуб – смерть знакомаго, зуб с кровью – смерть родственника. Жемчуга это слезы. Очень дурно видeть себя в бeлом платьe, сидящей во главe стола. Грязь – это богатство, кошка – измeна, море – душевныя волненiя. Она любила подолгу и обстоятельно разсказывать свои сны. Увы, я пишу о ней в прошедшем времени. Подтянем пряжку разсказа на одну дырочку.
Она ненавидит Ллойд -Джорджа, из -за него, дескать, погибла Россiя, -и вообще: "Я бы этих англичан своими руками передушила". Нeмцам попадает за пломбированный поeзд (большевичный консерв , импорт Ленина). Французам : "Мнe, знаешь, разсказывал Ардалiон , что они держались по-хамски во время эвакуацiи". Вмeстe с тeм она находит тип англичанина (послe моего) самим красивым на свeтe, нeмцев уважает за музыкальность и солидность и "обожает Париж ", гдe как то провела со мной нeсколько дней. ?ти ея убeжденiя неподвижны, как статуи в нишах . Зато ея отношенiе к русскому народу продeлало все-таки нeкоторую эволюцiю. В двадцатом году она еще говорила: "Настоящiй русскiй мужик – монархист !". Теперь она говорит : "Настоящiй русскiй мужик вымер ". Она мало образована и мало наблюдательна. Мы {24} выяснили как -то, что слово "мистик " она принимала всегда за уменьшительное, допуская таким образом существованiе каких -то настоящих , больших "мистов ", в черных тогах , что-ли, со звeздными лицами. Единственное дерево, которое она отличает , это береза: наша, мол , русская. Она читает запоем , и все – дребедень, ничего не запоминая и выпуская длинныя описанiя. Ходит по книги в русскую библiотеку, сидит там у стола и долго выбирает , ощупывает , перелистывает , заглядывает в книгу боком , как курица, высматривающая зерно, – откладывает , – берет другую, открывает , – все это дeлается одной рукой, не снимая со стола, -замeтив , что открыла вверх ногами, поворачивает на девяносто градусов , – и тут же быстро тянется к той, которую библiотекарь готовится предложить другой дамe, – все это длится больше часа, а чeм опредeляется ея конечный выбор – не знаю, быть может заглавiем . Однажды я ей привез с вокзала пустяковый криминальный роман в обложкe, украшенной красным крестовиком на черной паутинe, – принялась читать, адски интересно, просто нельзя удержаться, чтобы не заглянуть в конец , – но, так как это все-бы испортило, она, зажмурясь, разорвала книгу по корешку на двe части и заключительную спрятала, а куда – забыла, и долго-долго искала по комнатам ею же сокрытаго преступника, приговаривая тонким голосом : "?то так было интересно, так интересно, я умру, если не узнаю".
