Текст книги "Отчаяние"
Автор книги: Владимир Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Хохоча, отвeчая находчиво,
(отлучиться ты очень не прочь!),
от лучей, от отчаянья отчаго,
Отчего ты отчалила в ночь?
Мое, мое, – опыты юности, любовь к безсмысленным звукам ... Но вот что меня занимает : были ли у меня в то время какiе-либо преступные, в кавычках , задатки? Таила-ли моя, с виду сeрая, с виду незамысловатая, молодость возможность генiальнаго беззаконiя? Или может быть я все шел по тому обыкновенному коридору, который мнe снился, вскрикивал от ужаса, найдя комнату пустой, – но однажды, в незабвенный день, комната оказалась не пуста, – там встал и пошел мнe навстрeчу мой двойник . Тогда оправдалось все: и стремленiе мое к этой двери, и странныя игры, и безцeльная до тeх пор склонность к ненасытной, кропотливой лжи. Герман нашел себя. ?то было, как я имeл честь вам сообщить, девятаго мая, а уже в iюлe я посeтил Орловiуса.
Он одобрил принятое мной и тут же осуществленное рeшенiе, которое к тому же он сам давно совeтовал мнe принять. Недeлю спустя я пригласил его к нам обeдать. Заложил угол салфетки с боку за воротник . Принимаясь за суп , выразил неудовольствiе по поводу политических событiй. Лида вeтренно спросила его, будет ли война, и с кeм . Он посмотрeл на нее поверх очков , медля отвeтом (таким приблизительно он просквозил в началe этой главы), и наконец отвeтил : {47}
"Тяжело сказать, но мнe кажется, что это исключено. Когда я молод был , я пришел на идею предположить только самое лучшее ("лучшее" у него вышло чрезвычайно грустно и жирно). Я эту идею держу с тeх пор . Главная вещь у меня, это – оптимизмус ".
"Что как раз необходимо при вашей профессiи", – сказал я с улыбкой.
Он исподлобья посмотрeл на меня и серьезно отвeтил :
"Но пессимизмус дает нам клiентов ".
Конец обeда был неожиданно увeнчан чаем в стаканах . Лидe это почему-то казалось очень ловким и прiятным . Орловiус , впрочем , был доволен . Степенно и мрачно разсказывая о своей старухe-матери, жившей в грьевe, он приподнимал стакан и мeшал оставшiйся в нем чай нeмецким способом , т. е. не ложкой, а круговым взбалтывающим движенiем кисти, дабы не пропал осeвшiй на дно сахар .
Договор с его агентством был с моей стороны дeйствiем , я-бы сказал , полусонным и странно незначительным . Я стал о ту пору угрюм , неразговорчив , туманен . Моя ненаблюдательная жена, и та замeтила нeкоторую во мнe перемeну. "Ты устал , Герман . Мы в августe поeдем к морю", -сказала она как -то среди ночи, – нам не спалось, было невыносимо душно, даром что окно было открыто настежь.
"Мнe вообще надоeла наша городская жизнь", – сказал я. Она в темнотe не могла видeть мое лицо. Через минуту: {48}
"Вот тетя Лиза, та, что жила в Иксe, – есть такой город – Икс ? Правда?"
"Есть".
"... живет теперь, – продолжала она, – не в Иксe, а около Ниццы, вышла замуж за француза-старика, и у них ферма".
Зeвнула.
"Мой шоколад , матушка, к черту идет ", – сказал я и зeвнул тоже.
"Все будет хорошо, – пробормотала Лида. – Тебe только нужно отдохнуть".
"Перемeнить жизнь, а не отдохнуть", – сказал я с притворным вздохом .
"Перемeнить жизнь", – сказала Лида.
Я спросил : "А ты бы хотeла, чтобы мы жили гдe-нибудь в тишинe, на солнцe? чтобы никаких дeл у меня не было? честными рантье?"
"Мнe с тобой всюду хорошо, Герман . Прихватили бы Ардалiона, купили бы большого пса..."
Помолчали.
"К сожалeнiю, мы никуда не поeдем . С деньгами – швах . Мнe вeроятно придется шоколад ликвидировать".
Прошел запоздалый пeшеход . Стук . Опять стук . Он , должно быть, ударял тростью по столбам фонарей.
"Отгадай: мое первое значит "жарко" по-французски. На мое второе сажают турка, мое третье – мeсто, куда мы рано или поздно попадем . А цeлое – то, что меня разоряет ".
С шелестом прокатил автомобиль.
"Ну что – не знаешь?" {49}
Но моя дура уже спала. Я закрыл глаза, лег на-бок , хотeл заснуть тоже, но не удалось. Из темноты навстрeчу мнe, выставив челюсть и глядя мнe прямо в глаза, шел Феликс . Дойдя до меня, он растворялся, и передо мной была длинная пустая дорога: издалека появлялась фигура, шел человeк , стуча тростью по стволам придорожных деревьев , приближался, я всматривался, и, выставив челюсть и глядя мнe прямо в глаза, – – он опять растворялся, дойдя до меня, или вeрнeе войдя в меня, пройдя сквозь меня, как сквозь тeнь, и опять выжидательно тянулась дорога, и появлялась вдали фигура и опять это был он . Я поворачивался на другой бок , нeкоторое время все было темно и спокойно, – ровная чернота; но постепенно намeчалась дорога – в другую сторону, – и вот возникал перед самым моим лицом , как будто из меня выйдя, затылок человeка, с заплечным мeшком грушей, он медленно уменьшался, он уходил , уходил , сейчас уйдет совсeм , – но вдруг , обернувшись, он останавливался и возвращался, и лицо его становилось все яснeе, и это было мое лицо. Я ложился навзничь, и, как в темном стеклe, протягивалось надо мной лаковое черно-синее небо, полоса неба между траурными купами деревьев , медленно шедшими вспять справа и слeва, – а когда я ложился ничком , то видeл под собой убитые камни дороги, движущейся как конвейер , а потом выбоину, лужу, и в лужe мое, исковерканное вeтровой рябью, дрожащее, тусклое лицо, – и я вдруг замeчал , что глаз на нем нeт .
"Глаза я всегда оставляю напослeдок ", – самодовольно cказал Ардалiон . Держа перед собой и {50} слегка отстраняя начатый им портрет , он так и этак наклонял голову. Приходил он часто и затeял написать меня углем . Мы обычно располагались на балконe. Досуга у меня было теперь вдоволь, – я устроил себe нeчто вродe небольшого отпуска. Лида сидeла тут же, в плетеном креслe, и читала книгу; полураздавленный окурок – она никогда не добивала окурков – с живучим упорством пускал из пепельницы вверх тонкую, прямую струю дыма; маленькое воздушное замeшательство, и опять – прямо и тонко.
"Мало похоже", – сказала Лида, не отрываясь впрочем от чтенiя.
"Будет похоже, – возразил Ардалiон . – Вот сейчас подправим эту ноздрю, и будет похоже. Сегодня свeт какой-то неинтересный".
"Что неинтересно?" – спросила Лида, подняв глаза и держа палец на прерванной строкe.
И еще один кусок из жизни того лeта хочу предложить твоему вниманiю, читатель. Прощенiя прошу за несвязность и пестроту разсказа, но повторяю, не я пишу, а моя память, и у нея свой нрав , свои законы. Итак , я опять в лeсу около Ардалiонова озера, но прieхал я на этот раз один , и не в автомобилe, а сперва поeздом до Кенигсдорфа, потом автобусом до желтаго столба. На картe, как -то забытой Ардалiоном у нас на балконe, очень ясны всe примeты мeстности. Предположим , что я держу перед собой эту карту; тогда Берлин , неумeстившiйся на ней, находится примeрно у сгиба лeвой моей руки. На самой картe, в юго-западном углу, продолжается черно-бeлым живчиком желeзно-дорожный {51} путь, который в подразумeваемом видe идет по лeвому моему рукаву из Берлина. Живчик упирается в этом юго-западном углу карты в городок Кенигсдорф , а затeм черно-бeлая ленточка поворачивает , излучисто идет на восток , и там – новый кружок : Айхенберг . Но покамeст нам незачeм eхать туда, вылeзаем в Кенигсдорфe. Разлучившись с желeзной дорогой, повернувшей на восток , тянется прямо на сeвер , к деревнe Вальдау, шоссейная дорога. Раза три в день отходит из Кенигсдорфа автобус и идет в Вальдау (семнадцать километров ), гдe, кстати сказать, находится центр земельнаго предпрiятiя: пестрый павильончик , веселый флаг , много желтых указательных столбов , – один напримeр со стрeлкой "К пляжу", – но еще никакого пляжа нeт , а только болотце вдоль большого озера; другой с надписью "К казино", но и его нeт , а есть что-то вродe скинiи и зачаточный буфет ; третiй, наконец , приглашающiй к спортивному плацу, и там дeйствительно выстроены новыя, сложныя, гимнастическiя висeлицы, которыми некому пользоваться, если не считать какого-нибудь крестьянскаго мальчишки, перегнувшагося головой вниз с трапецiи и показывающаго заплату на заду; кругом же, во всe стороны, участки, – нeкоторые наполовину куплены, и по воскресеньям можно видeть толстяков в купальных костюмах и роговых очках , сосредоточенно строящих хижину; кое-гдe даже посажены цвeты, или стоит кокетливо раскрашенная будка-ретирада.
Но мы и до Вальдау не доeдем , а покинем автобус на десятой верстe от Кенигсдорфа, у одинокаго {52} желтаго столба. Теперь обратимся опять к картe: направо, то-есть на восток от шоссе, тянется большое пространство, все в точках , – это лeс ; в нем находится то малое озеро, по западному берегу котораго, точно игральныя карты вeером , – дюжина участков , из коих продан только один – Ардалiону – (и то условно). Близимся к самому интересному пункту. Мы вначалe упомянули о станцiи Айхенберг , слeдующей послe Кенигсдорфа к востоку. И вот , спрашивается: можно ли добраться пeшком от маленькаго Ардалiонова озера до Айхенберга? Можно. Слeдует обогнуть озеро с южной стороны и дальше – прямо на восток лeсом . Пройдя лeсом четыре километра, мы выходим на деревенскую дорогу, один конец которой ведет неважно куда, – в ненужныя нам деревни, другой же приводит в Айхенберг .
Жизнь моя исковеркана, спутана, – а я тут валяю дурака с этими веселенькими описаньицами, с этим уютным множественным числом перваго лица, с этим обращенiем к туристу, к дачнику, к любителю окрошки из живописных зеленей. Но потерпи, читатель. Я недаром поведу тебя сейчас на прогулку. ?ти разговоры с читателем тоже ни к чему. Апарте в театрe, или красноречивый шип : "Чу! Сюда идут ..."
Прогулка... Я вышел из автобуса у желтаго столба. Автобус удалился, в нем остались три старухи, черных в мелкую горошинку, мужчина в бархатном жилетe, с косой, обернутой в рогожу, дeвочка с большим пакетом и господин в пальто, со с eхавшим на-бок механическим галстуком , с {53} беременным саквояжем на колeнях , – вeроятно ветеринар . В молочаях и хвощах были слeды шин , – мы тут проeзжали, прыгая на кочках , уже нeсколько раз с Лидой и Ардалiоном . Я был в гольфных шароварах , или по-нeмецки кникербокерах . Я вошел в лeс . Я остановился в том мeстe, гдe мы однажды с женой ждали Ардалiона. Я выкурил там папиросу. Я посмотрeл на дымок , медленно растянувшiйся, затeм давшiй призрачную складку и растаявшiй в воздухe. Я почувствовал спазму в горлe. Я пошел к озеру и замeтил на пескe смятую черную с оранжевым бумажку (Лида нас снимала). Я обогнул озеро с южной стороны и пошел густым сосняком на восток . Я вышел через час на дорогу. Я зашагал по ней и пришел еще через час в Айхенберг . Я сeл в дачный поeзд . Я вернулся в Берлин .
Однообразную эту прогулку я продeлал нeсколько раз и никогда не встрeтил в лeсу ни одной души. Глушь, тишина. Покупателей на участки у озера не было, да и все предпрiятiе хирeло. Когда мы eздили туда втроем , то бывали весь день совершенно одни, купаться можно было хоть нагишом ; помню, кстати, как однажды Лида, по моему требованiю, все с себя сняла, и очень мило смeясь и краснeя, позировала Ардалiону, который вдруг обидeлся на что-то, – вeроятно на собственную бездарность, – и бросил рисовать, пошел на поиски боровиков . Меня же он продолжал писать упорно, – это длилось весь август . Не справившись с честной чертой угля, он почему-то перешел на подленькую пастель. Я поставил себe нeкiй срок : окончанiе портрета. Наконец запахло {54} дюшессовой сладостью лака, портрет был обрамлен , Лида дала Ардалiону двадцать марок , – ради шику в конвертe. У нас были гости, – между прочим Орловiус , – мы всe стояли и глазeли -на что? На розовый ужас моего лица. Не знаю, почему он придал моим щекам этот фруктовый оттeнок , – онe блeдны как смерть. Вообще сходства не было никакого. Чего стоила, напримeр , эта ярко-красная точка в носовом углу глаза, или проблеск зубов из под ощеренной кривой губы. Все – это – на фасонистом фонe с намеками не то на геометрическiя фигуры, не то на висeлицы. Орловiус , который был до глупости близорук , подошел к портрету вплотную и, подняв на лоб очки (почему он их носил ? они ему только мeшали), с полуоткрытым ртом , замер , задышал на картину, точно собирался ею питаться. "Модерный штиль", – сказал он наконец с отвращенiем и, перейдя к другой картинe, стал так же добросовeстно разсматривать и ее, хотя это была обыкновенная литографiя: остров мертвых .
А теперь, дорогой читатель, вообразим небольшую конторскую комнату в шестом этажe безличнаго дома. Машинистка ушла, я один . В окнe – облачное небо. На стeнe – календарь, огромная, чeм -то похожая на бычiй язык , черная девятка: девятое сентября. На столe – очередныя непрiятности в видe писем от кредиторов и символически пустая шоколадная коробка с лиловой дамой, измeнившей мнe. Никого нeт . Пишущая машинка открыта. Тишина. На страничкe моей записной книжки – адрес . Малограмотный почерк . Сквозь него я вижу наклоненный восковой {55} лоб , грязное ухо, из петлицы висит головкой вниз фiалка, с черным ногтем палец нажимает на мой серебряный карандаш .
Помнится, я стряхнул оцeпенeнiе, сунул книжку в карман , вынул ключи, собрался все запереть, уйти, – уже почти ушел , но остановился в коридорe с сильно бьющимся сердцем ... уйти было невозможно... Я вернулся, я постоял у окна, глядя на противоположный дом . Там уже зажглись лампы, освeтив конторскiе шкапы, и господин в черном , заложив одну руку за спину, ходил взад и вперед , должно-быть диктуя невидимой машинисткe. Он то появлялся, то исчезал , и даже раз остановился у окна, соображая что-то, и опять повернулся, диктуя, диктуя, диктуя. Неумолимый! Я включил свeт , сeл , сжал виски. Вдруг бeшено затрещал телефон , – но оказалось: ошибка, спутали номер . И потом опять тишина, и только легкое постукиванiе дождя, ускорявшаго наступленiе ночи.
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ
ГЛАВА IV.
"Дорогой Феликс , я нашел для тебя работу. Прежде всего необходимо кое-что с глазу на глаз обсудить. Собираюсь быть по дeлу в Саксонiи и, вот , предлагаю тебe встрeтиться со мной в Тарницe, – это недалеко от тебя. Отвeчай незамедлительно, согласен ли ты в принципe. Тогда укажу день, час и точное мeсто, а на дорогу пришлю тебe денег . Так как я все время в раз eздах , и нeт у меня постоянной квартиры, отвeчай: "Ардалiон " до востребованiя {56} (слeдует адрес одного из берлинских почтамтов ). До-свиданiя, жду. (Подписи нeт )".
Вот оно лежит передо мной, это письмо от девятаго сентября тридцатаго года, – на хорошей, голубоватой бумагe с водяным знаком в видe фрегата, – но бумага теперь смята, по углам смутные отпечатки, вeроятно его пальцев . Выходит так , как будто я – получатель этого письма, а не его отправитель, – да в концe концов так оно и должно быть: мы перемeнились мeстами.
У меня хранятся еще два письма на такой же бумагe, но всe отвeты уничтожены. Будь они у меня, будь у меня напримeр то глупeйшее письмо, которое я с расчитанной небрежностью показал Орловiусу (послe чего и оно было уничтожено), можно было бы перейти на эпистолярную форму повeствованiя. Форма почтенная, с традицiями, с крупными достиженiями в прошлом . От Икса к Игреку: Дорогой Икс , – и сверху непремeнно дата. Письма чередуются, – это вродe мяча, летающаго через сeтку туда и обратно. Читатель вскорe перестает обращать вниманiе на дату, – и дeйствительно -какое ему дeло, написано ли письмо девятаго сентября или шестнадцаго, – но эти даты нужны для поддержанiя иллюзiи. Так Икс продолжает писать Игреку, а Игрек Иксу на протяженiи многих страниц . Иногда вступает какой-нибудь постороннiй Зет , – вносит и свою эпистолярную лепту, однако только ради того, чтобы растолковать читателю (не глядя, впрочем , на него, оставаясь к нему в профиль) событiе, которое без ущерба для естественности или по какой другой причинe ни Икс , ни Игрек не могли бы в письмe раз яснить. {57} Да и они пишут не без оглядки, – всe эти "Помнишь, как тогда-то и там -то..." (слeдует обстоятельное воспоминанiе) вводятся не столько для того, чтобы освeжить память корреспондента, сколько для того, чтобы дать читателю нужную справку, – так что в общем картина получается довольно комическая, – особенно, повторяю, смeшны эти аккуратно выписанныя и ни к чорту ненужныя даты, – и когда в концe вдруг протискивается Зет , чтобы написать своему личному корреспонденту (ибо в таком романe переписываются рeшительно всe) о смерти Икса и Игрека или о благополучном их соединенiи, то читатель внезапно чувствует , что всему этому предпочел бы самое обыкновенное письмо от налоговаго инспектора. Вообще говоря, я всегда был надeлен недюжинным юмором , – дар воображенiя связан с ним ; горе тому воображенiю, которому юмор не сопутствует .
Одну минуточку. Я списывал письмо, и оно куда-то исчезло.
Могу продолжать, – соскользнуло под стол . Через недeлю я получил отвeт (пять раз заходил на почтамт и был очень нервен ). Феликс сообщал мнe, что с благодарностью принимает мое предложенiе. Как часто случается с полуграмотными, тон его письма совершенно не соотвeтствовал тону его обычнаго разговора: в письмe это был дрожащiй фальцет с провалами витiеватой хрипоты, а в жизни – самодовольный басок с дидактическими низами. Я написал ему вторично, приложив десять марок и назначив ему свиданiе перваго октября в пять часов вечера у бронзоваго всадника в концe {58} бульвара, идущаго влeво от вокзальной площади в Тарницe. Я не помнил ни имени всадника (какой-то герцог ), ни названiя бульвара, но однажды, проeзжая по Саксонiи в автомобилe знакомаго купца, застрял в Тарницe на два часа, – моему знакомому вдруг понадобилось среди пути поговорить по телефону с Дрезденом , – и вот , обладая фотографической памятью, я запомнил бульвар , статую и еще другiя подробности, – это снимок небольшой, однако, знай я способ увеличить его, можно было бы прочесть, пожалуй, даже вывeски, – ибо аппарат у меня превосходный.
Мое почтенное от шестнадцаго написано от руки, – я писал на почтамтe, – так взволновался, получив отвeт на мое почтенное от девятаго, что не мог отложить до возможности настукать, – да и особых причин стeсняться своих почерков (у меня их нeсколько) еще не было, – я знал , что в конечном счетe получателем окажусь я. Отослав его, я почувствовал то, что чувствует , должно быть, полумертвый лист , пока медленно падает на поверхность воды.
Незадолго до перваго октября как -то утром мы с женой проходили Тиргартеном и остановились на мостикe, облокотившись на перила. В неподвижной водe отражалась гобеленовая пышность бурой и рыжей листвы, стеклянная голубизна неба, темныя очертанiя перил и наших склоненных лиц . Когда падал лист , то навстрeчу ему из тeнистых глубин воды летeл неотвратимый двойник . Встрeча их была беззвучна. Падал кружась лист , и кружась стремилось к нему его точное отраженiе. Я не мог оторвать {59} взгляда от этих неизбeжных встрeч . "Пойдем ", – сказала Лида и вздохнула. "Осень, осень, – проговорила она погодя, – осень. Да, это осень". Она уже была в мeховом пальто, пестром , леопардовом . Я влекся сзади, на ходу пронзая тростью палые листья.
"Как славно сейчас в Россiи", – сказала она (то же самое она говорила ранней весной и в ясные зимнiе дни; одна лeтняя погода никак не дeйствовала на ея воображенiе).
"... а есть покой и воля, давно завидная мечтается мнe доля. Давно, усталый раб ..."
"Пойдем , усталый раб . Мы должны сегодня раньше обeдать".
"... замыслил я побeг . Замыслил . Я. Побeг . Тебe, пожалуй, было бы скучно, Лида, без Берлина, без пошлостей Ардалiона?"
"Ничего не скучно. Мнe тоже страшно хочется куда-нибудь, – солнышко, волнышки. Жить да поживать. Я не понимаю, почему ты его так критикуешь".
"... давно завидная мечтается... Ах , я его не критикую. Между прочим , что дeлать с этим чудовищным портретом , не могу его видeть. Давно, усталый раб ..."
"Смотри, Герман , верховые. Она думает , эта тетеха, что очень красива. Ну-же, идем . Ты все отстаешь, как маленькiй. Не знаю, я его очень люблю. Моя мечта была бы ему подарить денег , чтобы он мог с eздить в Италiю".
"... Мечта. Мечтается мнe доля. В наше время бездарному художнику Италiя ни к чему. Так было когда-то, давно. Давно завидная..." {60}
"Ты какой-то сонный, Герман . Пойдем чуточку шибче, пожалуйста".
Буду совершенно откровенен . Никакой особой потребности в отдыхe я не испытывал . Но послeднее время так у нас с женой завелось. Чуть только мы оставались одни, я с тупым упорством направлял разговор в сторону "обители чистых нeг ". Между тeм я с нетерпeнiем считал дни. Отложил я свиданiе на первое октября, дабы дать себe время одуматься. Мнe теперь кажется, что если бы я одумался и не поeхал в Тарниц , то Феликс до сих пор ходил бы вокруг бронзоваго герцога, присаживаясь изрeдка на скамью, чертя палкой тe земляныя радуги слeва направо и справа налeво, что чертит всякiй, у кого есть трость и досуг , – вeчная привычка наша к окружности, в которой мы всe заключены. Да, так бы он сидeл до сегодняшняго дня, а я бы все помнил о нем , с дикой тоской и страстью, – огромный ноющiй зуб , который нечeм вырвать, женщина, которой нельзя обладать, мeсто, до котораго в силу особой топографiи кошмаров никак нельзя добраться.
Тридцатаго вечером , наканунe моей поeздки, Ардалiон и Лида раскладывали кабалу, а я ходил по комнатам и глядeлся во всe зеркала. Я в то время был еще в добрых отношенiях с зеркалами. За двe недeли я отпустил усы, – это измeнило мою наружность к худшему: над безкровным ртом топорщилась темно-рыжеватая щетина с непристойной проплeшинкой посрединe. Было такое ощущенiе, что эта щетина приклеена, – а не то мнe казалось, что на губe у меня сидит небольшое жесткое животное. По {61} ночам , в полудремотe, я хватался за лицо, и моя ладонь его не узнавала. Ходил , значит , по комнатам , курил , и из всeх зеркал на меня смотрeла испуганно серьезными глазами наспeх загримированная личность. Ардалiон в синей рубашкe с каким -то шотландским галстуком хлопал картами, будто в кабакe. Лида сидeла к столу боком , заложив ногу на ногу, – юбка поднялась до поджилок , – и выпускала папиросный дым вверх , сильно выпятив нижнюю губу и не спуская глаз с карт на столe. Была черная вeтреная ночь, каждыя нeсколько секунд промахивал над крышами блeдный луч радiобашни, – свeтовой тик , тихое безумiе прожектора. В открытое узкое окно ванной комнаты доносился из какого-то окна во дворe сдобный голос громковeщателя. В столовой лампа освeщала мой страшный портрет . Ардалiон в синей рубашкe хлопал картами, Лида облокотилась на стол , дымилась пепельница. Я вышел на балкон . "Закрой, дует ", – раздался из столовой Лидин голос . От вeтра мигали и щурились осеннiя звeзды. Я вернулся в комнату.
"Куда наш красавец eдет ?" – спросил Ардалiон , неизвeстно к кому обращаясь.
"В Дрезден ", – отвeтила Лида. Они теперь играли в дураки.
"Мое почтенiе Сикстинской, – сказал Ардалiон . – ?того, кажется, я не покрою. ?того, кажется – – Так , потом так , а это я принял ".
"Ему бы лечь спать, он устал , – сказала Лида. – Послушай, ты не имeешь права подсматривать, сколько осталось в колодe, – это нечестно". {62}
"Я машинально, – сказал Ардалiон . – Не сердись, голуба. А надолго он eдет ?"
"И эту тоже, Ардалiоша, эту тоже, пожалуйста, – ты ее не покрыл ".
Так они продолжали долго, говоря то о картах , то обо мнe, как будто меня не было в комнатe, как будто я был тeнью или безсловесным существом , – и эта их шуточная привычка, оставлявшая меня прежде равнодушным , теперь казалась мнe полной значенiя, точно я и вправду присутствую только в качествe отраженiя, а тeло мое – далеко.
На другой день, около четырех , я вышел в Тарницe. У меня был с собой небольшой чемодан , он стeснял свободу передвиженiя, – я принадлежу к породe тeх мужчин , которые ненавидят нести что-либо в руках : щеголяя дорогими кожаными перчатками, люблю на-ходу свободно размахивать руками и топырить пальцы, – такая у меня манера, и шагаю я ладно, выбрасывая ноги носками врозь, – не по росту моему маленькiя, в идеально чистой и блестящей обуви, в мышиных гетрах , – гетры то-же что перчатки, – онe придают мужчинe добротное изящество, сродное особому кашэ дорожных принадлежностей высокаго качества, – я обожаю магазины, гдe продаются чемоданы, их хруст и запах , дeвственность свиной кожи под чехлом , – но я отвлекся, я отвлекся, – я может быть хочу отвлечься, – но все равно, дальше, – я, значит , рeшил оставить сначала чемодан в гостиницe: в какой гостиницe? Пересeк , пересeк площадь, озираясь, не только с цeлью найти гостиницу, а еще стараясь площадь узнать, {63} – вeдь я проeзжал тут , вон там бульвар и почтамт ... Но я не успeл дать памяти поупражняться, – в глазах мелькнула вывeска гостиницы, – по бокам двери стояло по два лавровых деревца в кадках , – этот посул роскоши был обманчив , входившаго сразу ошеломляла кухонная вонь, двое усатых простаков пили пиво у стойки, старый лакей, сидя на корточках и виляя концом салфетки, зажатой подмышкой, валял пузатаго бeлаго щенка, который вилял хвостом тоже. Я спросил комнату, предупредил , что у меня будет , может быть, ночевать брат , мнe отвели довольно просторный номер с четой кроватей, с графином мертвой воды на круглом столe, как в аптекe. Лакей ушел , я остался в комнатe один , звенeло в ушах , я испытывал странное удивленiе. Двойник мой вeроятно, уже в том же городe, что я, ждет уже, может быть. Я здeсь представлен в двух лицах . Если бы не усы и разница в одеждe, служащiе гостиницы – – А может быть (продолжал я думать, соскакивая с мысли на мысль) он измeнился и больше не похож на меня, и я понапрасну сюда прieхал . "Дай Бог ", – сказал я с силой, – и сам не понял , почему я это сказал , – вeдь сейчас весь смысл моей жизни заключался в том , что у меня есть живое отраженiе, – почему же я упомянул имя небытнаго Бога, почему вспыхнула во мнe дурацкая надежда, что мое отраженiе исковеркано? Я подошел к окну, выглянул , – там был глухой двор , и с круглой спиной татарин в тюбетейкe показывал босоногой женщинe синiй коврик . Женщину я знал , и татарина знал тоже, и знал эти лопухи, собравшiеся {64} в одном углу двора, и воронку пыли, и мягкiй напор вeтра и блeдное, селедочное небо; в эту минуту постучали, вошла горничная с постельным бeльем , и когда я опять посмотрeл на двор , это уже был не татарин , а какой-то мeстный оборванец , продающiй подтяжки, женщины же вообще не было – но пока я смотрeл , опять стало все соединяться, строиться, составлять опредeленное воспоминанiе, – вырастали, тeснясь, лопухи в углу двора, и рыжая Христина Форсман щупала коврик , и летeл песок , – и я не мог понять, гдe ядро, вокруг котораго все это образовалось, что именно послужило толчком , зачатiем , – и вдруг я посмотрeл на графин с мертвой водой, и он сказал "тепло", – как в игрe, когда прячут предмет , – и я бы вeроятно нашел в концe концов тот пустяк , который, безсознательно замeченный мной, мгновенно пустил в ход машину памяти, а может быть и не нашел бы, а просто все в этом номерe провинцiальной нeмецкой гостиницы, – и даже вид в окнe, – было как -то смутно и уродливо схоже с чeм -то уже видeнным в Россiи давным давно, – тут , однако, я спохватился, что пора итти на свиданiе, и, натягивая перчатки, поспeшно вышел . Я свернул на бульвар , миновал почтамт . Дул вeтер , и наискось через улицу летeли листья. Несмотря на мое нетерпeнiе, я, с обычной наблюдательностью, замeчал лица прохожих , вагоны трамвая, казавшiеся послe Берлина игрушечными, лавки, исполинскiй цилиндр , нарисованный на облупившейся стeнe, вывeски, фамилiю над булочной, Карл Шпис , – напомнившую мнe нeкоего Карла Шписа, котораго я знавал в волжском поселкe, и {65} который тоже торговал булками. Наконец в глубинe бульвара встал на дыбы бронзовый конь, опираясь на хвост , как дятел , и, если б герцог на нем энергичнeе протягивал руку, то при тусклом вечернем свeтe памятник мог бы сойти за петербургскаго всадника. На одной из скамеек сидeл старик и поeдал из бумажнаго мeшочка виноград ; на другой расположились двe пожилыя дамы; старуха огромной величины полулежала в колясочкe для калeк и слушала их разговор , глядя на них круглым глазом . Я дважды, трижды обошел памятник , отмeтив придавленную копытом змeю, латинскую надпись, ботфорту с черной звeздой шпоры. Змeи, впрочем , никакой не было, это мнe почудилось. Затeм я присeл на пустую скамью, – их было всего полдюжины, – и посмотрeл на часы. Три минуты шестого. По газону прыгали воробьи. На вычурной изогнутой клумбe цвeли самые гнусные в мiрe цвeты – астры. Прошло минут десять. Такое волненiе, что ждать в сидячем положенiи не мог . Кромe того, вышли всe папиросы, курить хотeлось до бeшенства. Свернув с бульвара на боковую улицу мимо черной кирки с претензiями на старину, я нашел табачную лавку, вошел , автоматическiй звонок продолжал зудeть, -я не прикрыл двери, – "будьте добры", – сказала женщина в очках за прилавком , – вернулся, захлопнул дверь. Над ней был натюр -морт Ардалiона: трубка на зеленом сукнe и двe розы.
"Как это к вам ...?" – спросил я со смeхом . Она не сразу поняла, а поняв отвeтила:
"?то сдeлала моя племянница. Недавно умерла". {66}
Что за дичь, – подумал я. – Вeдь нeчто очень похожее, если не точь-в -точь такое, я видeл у него, – что за дичь...
"Ладно, ладно, – сказал я вслух . – Дайте мнe..." – назвал сорт , который курю, заплатил и вышел .
Двадцать минут шестого.
Не смeя еще вернуться на урочное мeсто, давая еще время судьбe перемeнить программу, еще ничего не чувствуя, ни досады, ни облегченiя, я довольно долго шел по улицe, удаляясь от памятника, – и все останавливался, пытаясь закурить, – вeтер вырывал у меня огонь, наконец я забился в под eзд , надул вeтер , – какой каламбур ! И стоя в под eздe, и смотря на двух дeвочек , игравших возлe, по очереди бросавших стеклянный шарик с радужной искрой внутри, а то – на корточках -подвигавших его пальцем , а то еще – сжимавших его между носками и подпрыгивавших , – все для того, чтобы он попал в лунку, выдавленную в землe под березой с раздвоенным стволом , – смотря на эту сосредоточенную, безмолвную, кропотливую игру, я почему-то подумал , что Феликс придти не может по той простой причинe, что я сам выдумал его, что создан он моей фантазiей, жадной до отраженiй, повторенiй, масок , -и что мое присутствiе здeсь, в этом захолустном городкe, нелeпо и даже чудовищно.
