Текст книги "Тайна шести подков (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

И клоуны, и карлик исчезли.

– Как же так! – огорченно воскликнул Джон. – Он ведь уже был у нас в руках!

Полли, не сдержавшись, вдруг рассмеялась, глядя на клоунскую катастрофу: этот нелепый, почти вертикально стоящий экипаж, эти носы и боа, эти шутихи…

– Мисс Полли? – недоуменно поглядел на нее младший констебль.

– Не стоит отчаиваться, Джон. Мы знаем, где будет карлик, и схватим его позже. А пока, – эхо от взрыва последней шутихи стихло, и искры растаяли – Полли стала серьезной, – мы отыщем Бетти Грю и Человека-блоху.

– Снова отправляемся на Семафорную площадь?

– Нет, Джон. Мы отправимся туда, где еще не были – вы упоминали, что Человек-блоха говорил что-то о Трубном пустыре…

Джон Дилби сглотнул.

– Вы… вы ведь не знаете, что это за место, так, мисс Трикк?

Полли не поняла, отчего ее спутник вдруг побледнел.

– Думаю, это какой-то пустырь. С трубами. Что с вами, Джон?

Младший констебль дрожащей рукой полез в карман за платком – по его круглому лицу тек пот.

– Нет, мисс. Это не «какой-то пустырь». Это худшее место во всем Габене.

– Вы преувеличиваете…

Джон Дилби опустил взгляд, и Полли поняла: младший констебль сказал ровно то, что собирался, а это значило, что их и правда ждало худшее место в Габене.

– Так что это за пустырь? – спросила Полли, чувствуя, как настроение констебля передается и ей.

Джон Дилби вытер пот, и все равно выглядел так, словно вот-вот рухнет в обморок.

– Что вы знаете о Габенских Злодеях Золотого Века, мисс Трикк?

Глава 9. Триумфальное возвращение

Глядя на четырехэтажное нескладное здание с побитой дождями темно-синей черепицей, которое стояло посреди затянутой туманом площади, сержант Крупперт Кручинс поморщился.

Он не особо любил этот дом и в обычное время, а сейчас – сержант предчувствовал – его там ожидало нечто намного хуже простой выволочки. Если уж черствяк Гоббин еще утром послал за ним Дилби, то все было действительно паршиво, ведь чаще всего Гоббин плевать хотел на то, где Кручинс пропадает, чем тот беззастенчиво пользовался. Но сегодня… сегодня, само собой, должен был состояться этот дурацкий, в смысле, судейский бридж.

В полночь главные судьи четырех районов Габена должны были собраться в клубе «Лаймгроу» и за карточным столом сразиться за звание лучшего. В Тремпл-Толл, разумеется, ставили на своего судью, господина Сомма. Кручинс даже боялся представить, что случится, если Сомм проиграет: их жирное сиятельство в таком случае непременно устроит всем по эту сторону канала, веселенькую жизнь – и первыми под раздачу попадут те, кто окажется под рукой, а именно констебли из сопровождения. В прошлые «ночи судейского бриджа» сержант Кручинс неизменно находил отговорки, чтобы в сопровождении достопочтенного господина главного судьи участия не принимать. Таким умным, впрочем, был не он один: многие констебли помнили, что случилось в тот, единственный, раз, когда Сомм проиграл, и повторения для себя подобного не желал…

Уже давно стемнело, время подбиралось к десяти часам вечера, и Кручинс очень надеялся, что страсти улеглись или хотя бы старший сержант успел принять свои пилюли.

Между тем рисковать и попадаться на глаза Гоббину совершенно не хотелось, поэтому, подойдя к Дому-с-синей-крышей, он обошел его и, надеясь проскользнуть незамеченным, направился к черному ходу, где располагался экипажный двор.

Подойдя к воротам, сержант с удивлением обнаружил, что в стоящей возле них выкрашенной в синий и белый полосатой будочке никого нет.

Обычно на посту стоял дежурный констебль, и его отсутствие поселило в душе у Кручинса недоброе предчувствие.

Толкнув пробитую в воротах дверь, сержант вошел на экипажный двор. По обе стороны выстроились темно-синие фургоны, среди них особое место занимали два громоздких и очень ржавых аэрофургона (ими давно не пользовались – Гоббин все собирался привести их в порядок, но у полиции Саквояжного района руки никак не доходили). Во дворе также не было ни души, если не считать Фонаря – пес не обратил на появление Кручинса никакого внимания, самозабвенно вылизывая пустую миску.

– Где же все? – задумчиво пробормотал сержант и, пригладив усы, пошагал по вымощенной синеватым камнем дорожке между экипажами, которая вела к зданию.

Стоило Кручинсу открыть низенькую дверь черного хода и нырнуть в общий зал, как он получил ответ на свой вопрос.

Дом-с-синей-крышей стоял на ушах. По лестницам и коридорам бегали взмыленные констебли, то и дело завывал датчик на приемнике пневмопочты, а из рога стоявшего на стойке граммофона вырывался «Синемундирный вальс». Отделение полиции Тремпл-Толл тонуло в суете и неразберихе, и только старый констебль Лоусон как ни в чем не бывало храпел на скамье, на которой обычно сидели задержанные.

Со стороны могло показаться, будто готовится очередной рейд в Фли или на Тремпл-Толл совершено нападение, но на деле полицейские готовились к выходу «на паркет», что тут же выдал сам старший сержант Гоббин:

– И с этим отребьем я должен идти «на паркет»?! – негодующе оглядывая подчиненных, прорычал старший сержант.

Горрат Г. Гоббин походил на ворона. Это был среднего роста господин с крючковатым носом, извечно поджатыми тонкими губами и незрячим левым глазом, затянутым серой поволокой.

Впрочем, сейчас старшему сержанту Гоббину прекрасно хватало и одного глаза, чтобы понять: эти бестолочи ни на что не годны.

– Вы же ни на что не годны! Бестолочи! – рокотал старший сержант на весь этаж, а выстроившиеся перед ним семеро констеблей стояли, не смея поднять взгляд.

– Поглядите на себя! И это – лучшие представители Полицейского ведомства Тремпл-Толл? Коппни, ты слишком вислощекий и еще выглядишь, как шушерник – я бы рядом с тобой придерживал покрепче свой бумажник. Да, если приглядеться, вы все похожи на ряженых жуликов! Дуббин, что это за подбородок, скажи на милость? Брайднич, ужасные брови! Домби, такие усы уже никто не носит! Тромпер, сделай что-то со своей пучеглазостью! Буппиш, вытри слюни! Уискер… – Старший сержант уже было раскрыл рот, пытаясь отыскать какой-либо недостаток в очередном подчиненном, но вдруг не смог. Констебль Уискер выглядел достойно и представительно: усы подкручены и нафабрены, бачки аккуратно подстрижены, никаких мешков под глазами, никаких оспин, царапин и морщин, в которых можно потеряться. Форма сидит превосходно, пуговицы натерты, блестят и, что немаловажно, все на месте, шлем наканифолен, ремешок идеально отрегулирован под хозяина. Одним словом – настоящий джентльмен!

Парадокс заключался в том, что Терренс Уискер был женщиной. Дамам служить в полиции запрещалось, но отец констебля Уискера, служитель закона в десятом поколении, не мог представить, что старая семейная традиция прервется только лишь из-за того, что у него родилась дочь. И так Тилли стала Терренсом. В Доме-с-синей-крышей никто не знал, кто такой на самом деле констебль Уискер, только старший сержант Гоббин.

– Вот! Образцовый констебль! Берите пример, бестолочи нескладные!

– Благодарю, сэр, – буркнул Уискер, а прочие заскрипели зубами.

– Мистер Жоббр! – воскликнул Гоббин, озираясь по сторонам. – Где вы?

– Я здесь, сэр, – отозвался немолодой мужчина с припудренным лицом, длинными, торчащими в стороны усами и нежно-кремовыми подвитыми волосами. Рядом с ним стояли трое мальчишек с похожими прическами и модными мушками над верхней губой – каждый сжимал в руках обтянутый розоватым вельветом футляр и влюбленным взглядом глядел на мистера Жоббра.

Кручинс мгновенно узнал этого франта: Дом-с-синей-крышей почтил своим присутствием сам хозяин «Завитка и Локона», известной в Саквояжне цирюльни, – сержант даже побоялся представить, сколько Гоббин ему отвалил за подобное посещение. Судя по сморщенному лицу цирюльника, он неимоверно страдал от стоящих в вотчине полиции Габена ароматов.

– Что скажете? – спросил Гоббин. – Вам удастся сделать из этих огородных пугал нечто хотя бы отдаленно похожее на людей?

– Мне понадобится много мыльной смеси, парфюма и незатупляемые ножницы. А еще чудо. Но, думаю, это возможно.

– Приступайте. Через час они должны быть готовы.

Цирюльник возмутился:

– Через час?! Да вы шутите!

– Дом-с-синей-крышей в долгу не останется, мистер Жоббр. Вы знаете, что стоит на кону!

– Мне нужно место, чтобы творить, – поджав губы, сказал мистер Жоббр. – Я бы предпочел вернуться в свою мастерскую Шедевра и Красоты…

– Это исключено. Творите ваши шедевры и красоты здесь. Можете разместиться в углу. Коппни, притащи стул для господина цирюльника. Вернее, для себя – ты будешь первым.

– Слушаюсь, сэр, – угрюмо ответил констебль и поплелся за стулом: превращаться в человека ему явно не хотелось.

Когда стул был поставлен в углу общего зала, а Коппни тяжело на него опустился, началось претворение ранее упомянутого чуда в жизнь. Подмастерья Жоббра обступили констебля с коварными улыбочками: один стащил с его головы шлем, другой по самую шею обмотал служителя закона полосатой тканью, а третий, раскрыв свой футляр, принялся замешивать пену. Вскоре весь угол, включая Коппни, скрылся в облаке розовых мыльных пузырей. Жоббр сменил пальто на фартук, отдал одному из мальчишек цилиндр и взялся за дело. Хищно заклацали ножницы. Прочие констебли с ужасом ожидали своей очереди…

– Господин старший сержант! – раздался возглас от стойки, и Гоббин раздраженно повернулся.

– Что такое, Брум?

Сержант Брум по прозвищу «Все-по-полочкам», которое он заслужил за свое утомительное следование всем без исключения служебным предписаниям, держал в руке конверт.

– Сэр, пришло уже третье письмо из Больницы Странных Болезней!

– Не сейчас, Все-по-полочкам!

– Но, сэр! Они сообщают, что Зубная Фея убила одного из докторов! Вы ведь так ждали, когда она совершит что-то такое…

– Это обождет, – отрезал Гоббин. – Завтра! Все завтра! У нас есть дела поважнее! Сегодня я запрещаю преступлениям в Тремпл-Толл происходить! И, Брум, меня не нужно дергать, когда по почте приходит очередное сообщение о каком-то непотребстве. Докладывай только если придет что-то от господина Сомма или из клуба «Лаймгроу».

– Так точно, сэр!

Общий зал внезапно заполонил скрежет, и из-за открытой двери чулана вылезла туча бурого дыма, запахло горелым.

Гоббин устремился к чулану.

– Ньютон! Что там у тебя творится?!

Полицейский механик в кожаном фартуке, перчатках и здоровенных защитных очках вывалился из чулана, сотрясаясь в приступах кашля.

– Сэр, я… кхе-кхе… не уверен, что… – начал было он, но старший сержант его прервал:

– Он мне нужен, Ньютон! Шарки должен быть отремонтирован к отбытию в клуб «Лаймгроу».

– Сэр, я его уже два раза пересобирал, и так и не понял, в чем там поломка.

Сержант глянул на ржавого автоматона-констебля, сидевшего на ящике в глубине чулана. Механоид Шарки давно устарел, его не выпускали в город больше десяти лет. Он вечно заклинивал, его конечности то и дело начинали двигаться невпопад. Время от времени автоматон самостоятельно включался и пытался арестовать всякого, кого видел. Привести его в порядок и вернуть в строй было не легче, чем сделать так, чтобы констебли перестали походить на откровенных злыдней из подворотни.

– Мне плевать! – рявкнул Гоббин. – Судью Китчинсли с Набережных будут сопровождать механические констебли! Мы должны соответствовать! Ты же не хочешь, чтобы господину Сомму заметили, что его полиция отстает в техническом плане?!

– Нет, сэр, но…

– Я на тебя рассчитываю, Ньютон, и не вздумай меня подвести!

Рядом с чуланом стоял констебль Шоммпи, на нем был надет тяжелый механизированный костюм, который выглядел грозно и внушительно, и… бедолага Шоммпи не мог в нем пошевелиться: меха-костюм заклинил, и констебль замер с нелепым видом, подняв ногу для шага, с вытянутыми перед собой руками.

– Сэр, я… – начал было Шоммпи, но старший сержант перебил его:

– Даже не начинай!

– Но я так стою уже час… у меня все тело затекло…

– Приказа затекать не было, так что советую тебе побыстрее растечься. Жди своей очереди, Шоммпи: Ньютон освободится, и расцепит тебя.

Двери открылись, и в общий зал ввалился Пайпс. Вытирая пот и покашливая в кулак, громила-констебль подбежал к старшему сержанту.

– Ты нашел их? – спросил Гоббин.

– В «Колоколе и Шаре» их нет, сэр. Брекенрид сказал, что Кручинс заглядывал ненадолго, Дилби он не видел.

– Проклятье! Они мне нужны! И почему именно сегодня нужно было куда-то провалиться?! Я ведь не это имел в виду, когда вчера желал им провалиться пропадом!

– Сэр… – начал Пайпс. Его взгляд встретился со взглядом Кручинса, который притаился у лестницы. Кручинс округлил глаза и покачал головой: мол, не выдавай…

– Почему все кругом норовят меня подвести? – продолжал возмущаться Гоббин. – Почему сегодня все просто не смогло пойти по плану? Почему меня окружают одни лентяи, бестолочи и доходяги?! Никто не готов к «паркету»! У Мэдберда простуда, Хикли потерял память, Гоббс провалился в люк, Прюитт забрался на фонарный столб, Доггни застрял в дымоходе, Броуди разбила нос какая-то старуха, Тоббинса покусали крысы, Шауни и Морни подрались с пожарными, а те четверо болванов, которые напились в дрызг и свалились в канаву! За что мне все это?!

– Сэр…

– Да что такое?!

– Кручинс, сэр.

– Вот-вот! Еще и Кручинс куда-то пропал!

– Он здесь, сэр, – сказал Пайпс и ткнул рукой куда-то за спину старшего сержанта.

Кручинс вздохнул: ну вот, начинается…

Гоббин развернулся и, увидев его, побагровел.

– Ну надо же! Кто-то протрезвел и вспомнил дорогу в Дом-с-синей-крышей!

Кручинс подошел.

– Сэр, я…

– Ты совсем спятил, Крупперт? – прошипел старший сержант. – В такой день?!

– Сэр, я был очень занят и…

– И чем же ваша светлость была занята? Набивал брюхо в «У Мо»? Или гонялся за «Синим Зайцем»?! Пайпс сказал, что тебя видели у Брекенрида! И это в то время, как я тут пытаюсь собрать из этого отребья хоть что-то, за что мне не будет стыдно перед господином Соммом!

– Сэр, я был занят расследованием. Дело о похищениях…

Гоббин глянул на него, как на сумасшедшего.

– Какое еще, провались ты пропадом, расследование?! Здесь дела поважнее!

Спорить было бессмысленно, и сержант Кручинс кивнул.

– Виноват, сэр. Напрасно я все это затеял. Да и по сути меня втравил в расследование пропавших Дилби. Он пришел и…

– Дилби! – процедил Гоббин. – Где его носит?

– Он… это… не знаю, сэр. Я отправил его… гм… по следу улики еще днем, но с тех пор от него ни слуху, ни духу…

– Ни слуху, ни духу?! – яростно хмуря брови, проговорил Гоббин. – Дилби – бумажный червь из архива, искать похищенных не его ума дело! Ты хочешь, чтобы сюда снова заявилась его мамаша и устроила нам всем выволочку за то, что ее сыночек, видите ли, снова подвергает свою жизнь опасности? Нет уж, мне прошлого раза хватило…

– Да, сэр. Опасная в гневе женщина.

Кручинс про себя усмехнулся, вспомнив, какой кавардак учинила здесь миссис Дилби в прошлый раз. И самое забавное, что Гоббин ничего не смог сделать – миссис Дилби была троюродной кузиной самого господина комиссара.

– В общем, мне сейчас не до Дилби и его жирной мамаши, – сказал Гоббин. – У нас бридж на носу, а тут и десяток констеблей не наберется для «паркета».

– Что от меня требуется, сэр?

– Отправляйся в «Три Чулка» и…

– В кабаре, сэр?!

– …и найди мне там четырех рослых широкоплечих парней, которых можно будет переодеть в форму и включить в сопровождение. Желательно, чтобы у них были нормальные зубы и отсутствовали синяки. Гнилозубые и опухшие не подходят, ты понял?

– Да где ж я таких найду?

– А мне откуда знать? Я приказал – тебе искать, Крупперт. Думаю, среди вышибал в «Трех Чулках» отыщутся требуемые здоровяки. Скажешь мадам Боневрю, что это моя личная просьба и что я спишу старый должок. Все понял?

Кручинс с унылым видом пожал плечами.

– Понял – как не понять.

– Замечательно. И только попробуй еще раз исчезнуть, Крупперт.

Он собирался что-то добавить, но тут его снова позвал сержант Брум.

– Сэр, тут письмо…

– Я же велел меня не беспокоить, Все-по-полочкам!

– Это от господина Сомма, сэр. Меченые карты, которые вы для него добыли не подходят – метки слишком заметны…

– Да что ж такое! Липкие Пальчики заверял, что это его лучшие меченые карты!

– Что мне написать господину Сомму, сэр?

– Напиши, что я уже ищу новую колоду…

Воспользовавшись тем, что старший сержант отвлекся, Кручинс шмыгнул на лестницу и быстро спустился в подвалы. Пройдя мимо двери, ведущей в камеры для шушерников, он дошел до угла, свернул и оказался у трех дверей. На одной висела табличка «Оружейная», на второй – «Хранилище специальных механизмов», на третьей – «Склад реквизированных предметов».

Выбрав дверь посередине, он толкнул ее и вошел в темное помещение, освещенное одной лишь керосиновой лампой. Под лампой за столом сидел констебль Бейнбридж, похожий на толстую мышь из-за своих торчащих в стороны ушей и выступающих передних зубов. Кручинс предполагал, что у Бейнбриджа также имеется хвост, который он ото всех скрывает.

– Добрый вечер, сержант, – сказал констебль, даже не думая вставать со стула. – Что вас привело в мою нору?

– Мне нужен механизм «ЛБ-17», само собой, рабочий экземпляр.

Бейнбридж сверился с книгой учета имевшихся в хранилище механизмов и быстро отыскал указанный код. Прочитав расшифровку, он округлил глаза.

– Вы уверены, что вам нужен именно «ЛБ-17»?

– Приказ Гоббина. Он сказал добавить «И поживее!» Так что давай поживее, Бейнбридж.

Констебль кивнул и, с трудом оторвавшись от стула, снял с пояса ключ.

– Ждите здесь.

Развернувшись, он открыл решетку, перегораживавшую путь в хранилище, и кряхтя двинулся по проходу между стеллажами, заставленными различными механическими штуковинами, в разное время изобретенными специально для констеблей. В глубине хранилища виднелся громадный боевой мех, накрытый полотнищем. Его называли «Громилой» и, как и прочие здешние механизмы, давно не использовали.

Глядя на «Громилу», Кручинс думал о том, что ему предстояло сделать. Нет уж, в кабаре он не пойдет – у него есть занятие поважнее. Гоббин, конечно, придет в ярость, но ему придется волочиться за подставными констеблями самому.

Кручинс усмехнулся. Впереди его ждала очень веселая ночка…

* * *

– Ж-жу ж-жу… – раздалось с журнального столика.

Доктор Доу опустил газету.

Пчела, устроившаяся на стопке выпусков «Романа-с-продолжением», глядела на него.

– Нет, Клара, – сказал доктор Доу и снова скрылся за разворотом газеты. Перевернул страницу.

– Ж-жу ж-жу…

Доктор попытался не замечать эту настырную пчелу, но так просто от нее было не избавиться.

– Ж-жу ж-ж-жу…

Нет, это решительно невозможно!

Доктор Доу опустил газету.

– Ну почему ты все время лезешь с этим ко мне?! Миссис Трикк запретила тебя кормить – ты же знаешь, что она составила для тебя расписание! Погляди на себя, Клара! Когда мы тебя взяли, ты была размером с котенка! А сейчас что? Скоро перестанешь умещаться на журнальном столике!

Доктор преувеличивал. Хоть пчела за время, что жила в жоме № 7, и правда несколько разрослась в размерах, особенно в области брюшка, до описанных им масштабов катастрофы ей было далеко.

– Ж-жу… ж-жу…

– Ты же недавно ужинала! Еще и часа не прошло.

– Ж-жу.

– Не ври. Я сам слышал, что миссис Трикк тебя кормила.

– Ну ж-жу…

Доктор дернул головой. Вряд ли пчела издала «ну», но в ее жужжании ему отчетливо слышалось то, что Натаниэля Доу раздражало больше всего: нытье. Весь вид Клары говорил о том, что она якобы не ела целую вечность и что – и это самое ужасное! – она от него не отстанет.

– Ну ладно! – раздраженно сказал доктор и, достав из чайного варителя кубик рафинада, положил его перед пчелой. Та тут же взялась за второй ужин.

– И только попробуй меня выдать… – Доктор отгородился от пчелы газетой и проворчал: – Еще бы писали что-то интересное, а то все об этом занудном судейском бридже!

– Жу?

– Я не драматизирую, Клара. Совершенно нечего читать. Как будто в городе больше ничего не происходит, кроме подготовки к партии в клубе «Лаймгроу». «Историческое событие», как же!

– Ж-жуууу.

– Согласен. Вечер обещает быть смертельно скучным…

И только он это сказал, как в дверь постучали.

Доктор аккуратно сложил газету.

– Открой дверь, Клара, – велел он пчеле, но та никак не отреагировала, занимаясь обгладыванием кубика сахара. – Никакой от тебя пользы!

Поднявшись из кресла, доктор Доу направился в прихожую.

Прежде, чем открыть, он сверился с зеркалом на стене. Зеркало подтвердило: вид идеальный. И только тогда он взялся за ручку.

Когда Натаниэль Доу открыл дверь и увидел стоявшего за ней человека, то в первый миг даже не поверил своим глазам.

– Мисс Бракнехт?!

Летти Бракнехт прислонилась к стене. Ее лицо блестело от слез, она зажимала рот руками. Незрячий взгляд девушки был устремлен прямо на доктора, и ему в какой-то момент показалось, что она его видит.

– На… Натаниэль… – простонала внучка господина начальника вокзала, и его сердце дрогнуло.

– Вы пришли в одиночку? Где ваша трость? Что с вами случилось, мисс Бракнехт?

– Зубы… больно… очень больно…

Доктор взял ее за руку и провел в дом. Усадив девушку в кресло, он попросил:

– Откройте рот, мисс Бракнехт.

Она замотала головой – видимо, боялась показывать доктору.

– Прошу вас, мисс Бракнехт. Я должен увидеть…

Летти отняла руку от лица и открыла рот. Доктор покивал своим мыслям: все зубы были на месте.

– Болят… – простонала Летти. – Они… болят…

– Какие именно?

– Все…

– Я сейчас вернусь.

Доктор бегом бросился вверх по лестнице, забыв свое правило никогда не перешагивать через ступени. Влетев в кабинет, он раскрыл дверцы шкафчика с лекарствами и, схватив две баночки с пилюлями, побежал обратно.

Вернувшись в гостиную, он налил в чашку воду из графина, после чего достал из саквояжа «измельчитель», небольшое, размером с прищепку, приспособление, и раздавил две пилюли из каждой баночки. Высыпав образовавшийся синеватый порошок в ложку, доктор аккуратно просунул ее в рот девушки и вложил ей в руку чашку.

Та проглотила лекарство, запила.

Доктор достал из жилетного кармашка часы и открыл крышку.

– Боль утихнет через три с половиной минуты. Я взял самое сильное средство. Возможно головокружение и…

Летти схватила его за руку.

– Натаниэль…

– Да, мисс Бракнехт?

– Они… они не выпадут?

На лице Летти читался такой страх, что ему стало не по себе.

– Полагаю, нет. Почему вы думаете, что они должны выпасть?

Летти хотела ответить, но голова закружилась, и она крепче схватила руку доктора.

– Потерпите. Еще три минуты…

Он глядел на Летти, держа в одной руке часы, а в другой сжимая ее дрожащую руку.

И тут произошло кое-что неожиданное. Клара взмыла в воздух и опустилась на колени к Летти. Девушка дернулась.

– Что… что это?!

– Это моя пчела, – сказал доктор. – Не бойтесь ее, мисс Бракнехт. Клара, поздоровайся.

– Ж-жу.

Летти улыбнулась и вдруг почувствовала, что боль исчезла.

Доктор Доу захлопнул крышку часов и вернул их на место.

– Расскажите, что произошло, мисс Бракнехт. Что случилось?

Летти задрожала.

– Она пришла… на вокзал и…

– Она?

– Зубная Фея! – На глазах Летти выступили слезы.

– Что? – Доктор Доу замер. – На вас напала Зубная Фея?

– Она… да… нет… она ловила… кого-то на вокзале, выстрелила и попала в меня…

Доктор гневно сжал зубы.

– Мерзавка, – процедил он. – Я говорил! Говорил, что она несет опасность для невинных людей! Ваш дед знает о том, что произошло?

– Он… нет! – Летти выглядела такой испуганной, что доктор мгновенно все понял.

– Вы снова были там, где вас не должно было быть, мисс Бракнехт?

Летти кивнула.

Доктор вздохнул.

– Вам очень повезло, что в вас попала ампула со слабым вариантом раствора. Но боли вернутся. Я дам вам лекарство. К сожалению, еще неделю вас будут мучить приступы. Погодите, я вызову кэб и отвезу вас обратно…

– Могу я побыть у вас, Натаниэль? Я не хочу… не хочу сейчас возвращаться на вокзал.

Доктор задумчиво поглядел на нее, а затем сказал:

– Разумеется, мисс Бракнехт. Вы будете кофе? Моя экономка испекла чудесный бисквит.

Летти кивнула.

Доктор аккуратно высвободил руку и включил варитель.

– Расскажите, что произошло на вокзале, мисс Бракнехт.

Летти опустила голову.

– Я… не знаю точно. Мистер Дрилли сказал, что кто-то из пассажиров видел на станции Зубную Фею, и я… я спустилась, чтобы посмотреть на нее. Я знаю, что это глупо, я ведь ничего не вижу…

– Эх, мисс Бракнехт…

В этот миг доктор напомнил Летти ее дедушку.

– Я слушала истории про нее! Она же такая… такая… Это же Зубная Фея! Она замечательная!

Доктор покачал головой.

– Она выстрелила в вас, – напомнил он.

– Это вышло случайно. Я не держу на нее зла.

– Зато я держу, – сказал доктор. – Я никому не позволю делать вам больно, мисс Бракнехт. Пусть эта так называемая мстительница только мне попадется… А как вы добрались до моего дома?

Летти закусила губу – рассказывать о путешествии по крышам и карнизам ей совсем не хотелось.

– Вы что-то говорили о бисквите, Натаниэль? – спросила она.

– Ж-жу? – прожужжала пчела.

– Ты бисквит не получишь, Клара! – строго сказал доктор Доу. – Вы не видите, мисс Бракнехт, но это очень толстая пчела. А еще она очень хитрая – все пытается выманить сладости.

Зазвенел варитель, и доктор повернулся к нему.

– Бисквит действительно удался, – сообщил Натаниэль Доу. – Все из-за секретного ингредиента, который миссис Трикк добавляет в тесто. Хотел бы я знать, что это за ингредиент? Само собой: эта тайна мучает меня уже давно. Мой племянник считает, что это что-то незаконное, и миссис Трикк добывает этот секретный ингредиент у контрабандистов, пробираясь ночами на черный рынок изнанки, предварительно сменив внешность – и даже использует парик. Но, вы знаете, мисс Бракнехт, Джаспер – известный выдумщик. Чтобы миссис Трикк надевала парик? Нет уж, это решительно невозможно. Тут дело в другом. Если хотите знать мое мнение, я предполагаю, что она…

Летти не слушала. Голос доктора Доу в какой-то момент превратился для нее в такое же жужжание, как и то, что издавала пчела, сидевшая у нее на коленях. Все мысли Летти были о Мартине. Что он задумал? Куда отправился после того, как принес ее сюда? Он ведь не оставит то, что начал, но Зубная Фея… она за ним охотится!

Внучка начальника вокзала не хотела лгать Натаниэлю – все ее существо требовало рассказать ему правду, но она не могла: здесь он ей ничем не поможет. А ей самой оставалось лишь ждать и надеяться, что все обойдется. При этом она предчувствовала, что ничем хорошим все это просто не может закончиться.

– Мисс Бракнехт, – голос доктора вырвал ее из колодца гнетущих мыслей, – подумайте очень хорошо, потому что это крайне важное решение. От него многое зависит, и, боюсь, этот непростой выбор можете сделать лишь вы.

Летти подняла брови.

– Что? Вы о чем, Натаниэль? Какой выбор?

– Ну как же, – сказал он. – Вы будете один кусочек бисквита или два?

* * *

Полли лежала на грязной брусчатке, а колеса кэба проехались по ней сверху. Ободья грязных резиновых шин прошлись по ее ребрам, ногам и голове, проминая их, разламывая.

Полли никак с виду не отреагировала. А кэб, не заметив ее, проехал дальше, даже не остановившись. А уже через десять футов перед ним на брусчатке снова лежала новенькая и свежезаштопанная Полли. И безжалостные колеса снова заехали на нее…

– Мисс Трикк? – раздался рядом голос Джона Дилби.

Полли моргнула и подняла взгляд.

– Вы задумались? – спросил констебль.

Полли кивнула.

– Честно говоря, я и сам не хочу туда ехать, – по секрету сообщил ей Джон. – Меня одолевают мурашки от одной мысли, что нам нужно на Трубный пустырь. Эх, стоило купить в аптеке «Средство против мурашек доктора Пилля».

Полли не ответила. Повернувшись к окну, она уставилась на улицу, по которой ехал их кэб. Светились окна, горели фонари на столбах, по тротуару шла какая-то дама, а за ней топал автоматон в костюме, груженный заполненными покупками бумажными пакетами из лавок. Улица казалась тихой и сонной…

Что бы констебль ни думал, мисс Трикк не боялась. И в ее мыслях совершенно не было того, что ждало их на Трубном пустыре.

Как только они сели в кэб, а Джон в общих чертах рассказал ей, куда именно они едут, она восприняла это без страха или даже тревоги. Но когда он замолчал, а в экипаже повисла тишина, в этой тишине Полли будто бы осталась наедине со своими мыслями. Она пыталась думать о расследовании, пыталась представить, что станет делать, когда они окажутся на месте и снова столкнутся с Человеком-блохой. Вот только вместо плана в голову лезли совершенно непрошенные мысли. Она раз за разом возвращалась на вокзальный чердак. В ее ушах стоял крик слепой Летти Бракнехт, когда пуля, выпущенная Зубной Феей, вонзилась ей в грудь.

«Ты не спасительница. Ты – такая ш-ш-ше, как и те, кого ты ловиш-ш-шь… Злодейка…» – сказал Поразительный Прыгун, и… кажется, он был прав.

Она выстрелила в слепую! Заставила эту несчастную страдать…

Прежде Полли и помыслить не могла, что способна на подобное, но в тот момент ей это подлое по своей сути действие казалось таким очевидным, таким… рациональным. Ей нужно было прогнать Человека-блоху, нужно было спасти Джона Дилби, и она сделала то, единственное, что могла в сложившихся обстоятельствах. У нее просто не было выбора… он вынудил ее…

«Это же оправдания, ты понимаешь? – спросила себя Полли, и тут же ответила: – Разумеется, понимаешь, ведь иначе зачем ты подкладываешь себя под колеса кэба? Если ты и правда сделала то, что должна была, то зачем тогда наказываешь себя?»

Полли чувствовала вину – этот терпкий обжигающий яд растекался внутри, словно просачиваясь из нечаянно задетой и перевернутой бутылки. И хуже всего было то, что бутылку эту никак не заткнуть…

«Я же не была такой… никогда не была… Этот проклятый город, редакция газеты, злобные циничные люди – это они сделали меня такой. Это очередное оправдание? Или я и правда становлюсь… злодейкой?»

После всего, что с ней здесь случилось, после того, как ей открылось подлинное лицо Габена, ее действиями руководил принцип соразмерной жестокости – нельзя быть мягкой, нельзя сомневаться, нельзя поддаваться слабости или жалости, иначе город сожрет тебя, перемелет вместе с косточками. До сегодняшнего дня ее ни разу не мучила совесть – она наказывала худших, тех, кто заслуживал боли. А худших из худших она лишала зубов. Полли не испытывала к ним сострадания – это неизменно были бездушные монстры в человеческом обличье, которые творили ужасные вещи. Но та слепая девушка… она ведь не была такой, как жители изнанки Габена – она была слабой и беззащитной…

«У тебя не было выбора… – В маленьком зале суда в голове Полли снова взял слово тщедушный адвокатишка – лучший представитель своей профессии: гнусный, изворотливый и омерзительно… рациональный. – Ты должна была отвлечь Человека-блоху, иначе он напал бы на Джона и снова напал бы на тебя – и как бы ты его остановила? В очередной раз сымитировала бы падение?»