Текст книги "Война теней (СИ)"

Автор книги: Владимир Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Начнёт сноситься с кавказскими своими соплеменниками-сторонниками, надеясь каким-то чудесным образом бежать? Так Станич явно на подобное и рассчитывает. Это с пленником под охраной в самом центре империи мало что сделать получится, зато с беглецом… с бегущими что угодно по дороге приключиться может. Или и вовсе до этого доводить не станет, просто сделав спровоцированное истинным. Только сперва даст Шамилю увязнуть в подготовке побега, а тем, что на Кавказе, действительно немного поможет, чтобы начались первые шаги подготовки к мятежу. После подобного император действительно в лучшем для Шамиля случае заменит его местопребывание с дома в Калуге на камеру в том же Шлиссельбурге. В худшем же и впрямь отправит прямиком за океан, где ему будут только рады – недолго, но искренне.

Всё это, время от времени замолкая, чтобы собраться с мыслями, он и поведал своей прекрасной и опасной спутнице, получая взамен улыбки и подбадривающие слова. Было видно, что Мария довольна ходом его рассуждений, даже поправляла всего пару раз и то не по ключевым, а по вторичным вопросам. В тоге же вымолвила:

– Слова не просто члена Дома Романовых, но юного политика, у которого впереди большое будущее. Императору Александру II нужна такая твёрдая и надёжная опора. И всё же… Слова ты сказал. Как насчёт дела? Избавишь свою родную страну от притаившейся внутри моровой язвы, не дашь ей прорасти в очередной раз, выплеснуться за пределы заткнутой пробкой склянки, куда до поры удалось убрать эту заразу?

– Это очень… неожиданно.

– Да. А ещё опасно. В меру… если тайное станет явным. Но что будет тайным, какая доля, если к Шамилю действительно постучатся самые настоящие посланники его мюридов? Всего то и нужно, чтобы приоткрылась узкая щелка. Она уже есть. Помнится мне, один из его сыновей, Мухаммад-Шали, оказался в Собственном Его Императорского Величества Конвое. Вот это действительно опасно… для твоего отца.

– Письмо или письма от мюридов передаст он?

– Именно, – улыбка на лице девушки стала откровенно предвкушающей. – Что может быть естественнее визита сына к отцу? И реакции другого сына Шамиля, Гази-Мухаммада, который больше всего мечтает выбраться сперва в Турцию, чтобы потом. получив помощь султана, вернуться на Кавказ. Он, я полагаю, сумеет убедить отца в опасности и необходимости бегства. Пусть наши враги делают всё за нас. Решайся, Саша.

Александр Александрович Романов, сын императора, его второй наследник де-юре, но приближавшийся к первой позиции де-факто, действительно всерьёз задумался. Девушка, к которой он испытывал яркие, но неоднозначные и многогранные чувства, действительно предлагала многое. Причём предлагала так, что становилось очевидным – она и своей выгоды не упустит, но и его использовать как разменную монету не собирается. Хотя бы потому, что ей и её брату, серому кардиналу за троном Американской империи, он, Александр Романов, куда более выгоден как цесаревич, нежели его старший брат Николай. А Станичи привыкли добиваться желаемого, не стесняясь в средствах, если считали, что цель того стоит. Ссориться же с такими важными для России союзниками… Какой-то едва избавившийся от вшей горец-имам того явно не стоил.

– Мне нравится ширина твоих мыслей, Мари, – произнёс Александр. – Их нужно обсудить в более приватной обстановке. У меня во дворце. Окажете ли мне честь разделить со мной ужин?

– Окажу, – в глазах Станич плясала целая орава бесенят. – И ужин, и остальное. Скучать, Саша, никому из нас не придётся.

Интерлюдия

Июнь 1865 г, Австрия

Война! Война никогда не меняется в существе своём, отличаясь лишь внешними и не слишком значимыми «одеяниями». Новое оружие, иные тактические и стратегические схемы, а также совсем уж мелочи вроде мундиров и знамён. Вот и сейчас, когда Пруссия объявила войну Австрии, цель войны была одной из тех, что были известны ещё со времён античности.

Доминирование! Не всеобъемлющее, понятное дело, не общеевропейское, но над германским миром. Большая ставка, к которой Пруссия оказалась готова, а вот Австрия, убаюканная десятками лет своей вроде как силы, перестала быть таковой. Чего стоила Вторая Шлезвигская война, когда от Дании коалиция Австрии с Пруссией оторвала собственно Шлезвиг, Голштейн, а ещё и герцогство Лауэнбургское – по сути все земли с преимущественно немецким населением, реально имеющие тягу к германскому миру, а вовсе не к датской короне. Оторвать то оторвали, но удобно с полученными приобретениями могла управляться лишь Пруссия. Что до Австрии, то доставшийся ей Голштейн был отделён от австрийских земель прусскими, а значит существовал на положении анклава. Так то оно в принципе ничего, но только что завоёванная территория, да при демонстративном отсутствии поддержки со стороны Пруссии – это знаменовало собой большие сложности, которые не заставили себя долго ждать.

Осознав это, австрийский император Франц-Иосиф попробовал было договориться, поменять Голштейн на кусок более пригодной для своего государства земли, но получил формально вежливый, но на деле издевательский отказ со стороны Бисмарка, по сути управляющего внешней политикой Пруссии почти без оглядки на короля. Естественно разобиделся и… сделал уже неизвестно какую по счёту в своей жизни ошибку – не стал пресекать антипрусскую агитацию в Голштейне – которую вели по факту чуть не с самого начала присоединения к Австрии – несмотря на настоятельное требование со стороны Пруссии. Вот и получил подарочек от «железного канцлера» – обвинение, высказанное представителем Пруссии на союзном германском сейме. Сделанное внаглую, с расчётом на то, что большая часть поддержит именно Австрию, стремясь как следует выслужиться, а ещё из опасений своих правителей лишиться самостоятельности.

Лишаться было чего! Не зря же, наряду с обвинениями Австрии, прусский представитель, не мудрствуя лукаво, озадачил сейм ещё одним предложением – преобразовать Германский союз на принципах ограничения суверенитета малых государств, созданием общего парламента, а также… единой армии под руководством, что логично, именно Пруссии. Австрии же предлагалось лишь согласиться с этим по факту ультиматумом, либо покинуть союз к чёртовой бабушке и прикрыть за собой дверь.

Естественно, предложения были отвергнуты большинством, куда входили наиболее крупные и влиятельные германские государства. Помимо Австрии, против предлагаемого Пруссией преобразования выступили Бавария, Саксония, Гессен, Вюртемберг, Баден. Нассау и ещё несколько мелких княжеств вкупе с вольным городом Франкфуртом. Многие, в общем, но отнюдь не все.

Имелись и сторонники, причём практически все вовсе не из великой любви к Берлину и проводимой оттуда политики. Тут исключительно осторожность и здравый расчёт. Кое-кто из мелкотравчатых германских властителей понимал, что Пруссия при нынешнем своем уровне развития армии и наличии сильных союзников почти наверняка раздавит Австрию. А раз так, то неразумно вставать на сторону слабого, если сильный участник противостояния отнюдь тебе не чужд, пусть и потребует взамен кое-чем поступиться. Но ведь меньшим, нежели те, кого потом всё равно заставят. Брауншвейг, Мекленбург в обеих своих частях, Ольденбург и ещё с десяток, включая три оставшихся вольных города, то бишь Бремен и Гамбург с Любеком.

И нейтралы. Куда без них! Ни нашим, ни вашим, но именно тем и надеющиеся не остаться в проигрыше – или остаться, но не проигравшись до последних штанов – при любом исходе противостояния. Люксембург, Лихтенштейн, ещё несколько. По сути они вот уже далеко не первое десятилетие качественно и умело дистанцировались от любых свар внутри германских земель, потому и на сей раз надеялись проскочить мимо острий напомнившей о себе высокой политики и более чем приземлённых военных действий.

Отвергнутые предложения послужили для Бисмарка поводом объявить о том, что «Германский союз показал себя не только несостоятельным в делах разделённого германского народа, но и стал откровенно вредным. Мешая углублению связей между частями, что должны стать единым целым». Также очень хорошо и качественно лягнул как Австрию в целом, так и её императора Франца-Иосифа. Словом «железный канцлер» владел хорошо, да и знал, для чего именно существует пресса – как своя, как и зарубежная. А учитывая неплохие и даже приближающиеся к союзным отношения с Россией, Америкой и Испанией – места, где речи канцлера готовы были не просто напечатать, но и с благожелательными комментариями «от редакции», хватало с избытком.

Душ из отборных помоев обрушился на Австрию, которую слова Бисмарка представили в образе этакого цербера, но не на страже германских интересов, а оберегающего раздробленность германских земель. Дескать, не желает австрийский император единства германских государств и даже более того, всеми силами препятствует тем, что пытается с этим что-либо сделать.

Цель всего этого? Окончательно озлобить австрийского императора и его ближайшее окружение, заставить совершить какую-то глупость и в идеале – выставить именно себя агрессором в уже всем понятно, что надвигающейся войне. Австрия, от эмоций забывшая про трезвый разум, сунулась в заблаговременно расставленные ловушки. Даже в несколько сразу. Для начала, экстренно был создан уже новый союз, прямо направленный против Пруссии. Уже недружественный жест, опираясь на который в Берлине могли начать войну, ставя на превентивный удар. Неоднозначно, с проблемами на дипломатической арене, но с учётом имеющейся мощной поддержки – вполне выполнимо. Однако Франц-Иосиф пошёл дальше и приказал объявить мобилизацию, всерьёз опасаясь плана прусского вторжения, который получила австрийская разведка.

Получила или «получила»? Многие могли гадать на сей счёт, но только не руководитель одновременно тайной полиции и зарубежной разведки. Доктор Вильгельм Иоганн Штибер. Именно его люди грамотно и очень осторожно подвели австрийских агентов к «продажным» офицерам Генштаба, которые за действительно большие деньги предоставили фотокопии планов с пометками самого Хельмута фон Мольтке. Сам Мольтке охотно принял участие в корректировке плана истинного, сделав его вроде как и ложным, но в то же время таким, что даже по первым этапам его исполнения сложно было понять, что есть истина, а что искусная дезинформация противника.

Однако, как бы то ни было, сколоченный Австрией на скорую руку противопрусский союз и объявленная мобилизация позволили Пруссии объявить Австрии и её союзникам войну. И сразу же последовали удары. Тому сильно способствовало скрытое сосредоточение поблизости от границ Австрии и её союзницы Саксонии немалого числа войск, а также во всех подробностях проведённая разведка. Кроме того важная роль оказалась отведённой пронизавшей Саксонию паутине агентов Штибера, особенно ценные из которых работали не просто за деньги либо из страха, но и за исполнение их самых сокровенных желаний. Особенно выделялась Анна Фредерика Гофштеттер, «королева борделей» и бастард графа Кройвеца, мечтавшая получить признание как именно аристократка.

Кстати, именно её усилиями удалось поставить в зависимое положение кое-кого из саксонского офицерства, тем самым задержав мобилизацию саксонской армии. Это было важно! Причина? Два направления ударов – Богемия и Саксония. Одиннадцатого июня война была объявлена и в то же самый день прусские дивизии вломились в упомянутые Богемию и Саксонию. В первую – от Гёрлица и Брига, по сходящимся направлениям, имея в качестве промежуточных целей Наход, Гичин, Садовую и, наконец. Кенигсгрец. Во вторую – из Торгау на Дрезден, а уж потом, взяв под контроль столицу Саксонии, в Мюнхенгрец, тем самым прикрывая вторгнувшиеся в Богемию войска с пражского направления, откуда австрийцы могли в теории нанести удар.

Получилось ли? Вполне, ведь сумятица в рядах саксонской армии – не естественная, а вызванная действиями агентов – не позволила саксонцам даже нормально отступить, соединиться с союзниками. В идеале Саксония могла привести в поддержку Австрии тысяч так сорок, но спровоцированная сумятица сперва сократила это число вдвое. А потом ещё прусской кавалерии удалось перехватить саксонские войска на марше.

Кавалерия – постепенно отмирающий вид войск в эпоху многозарядных винтовок и современной артиллерии? Бесспорно, но если использовать с умом, как средство доставки солдат, а ещё усилить расположенными на специальных повозках пулемётами, поставленными из-за океана – это уже совсем другое дело. Вот и попали саксонцы под обстрел. Хорошо попали, неся потери, нарушая порядки и заметно теряя боеспособность. Продолжать движение в сторону австрийских союзников они уже не могли, оставалось лишь занять оборону. А оборона в их случае – потеря времени. Где потеря времени, там появление у пруссаков, помимо мобильной кавалерии, ещё и подтягивающейся пехоты, и артиллерии. Как только подтянулись все виды войск, положение саксонского корпуса, и без того потрёпанного, стало совсем безнадёжным.

Умирать или стоять до последнего? Генерал Хервард фон Биттельфельд не собирался терять времени на возню с саксонцами, потому и предъявил ультиматум. Мягкий по любым меркам, особенно учитывая то, что саксонцами командовал сын короля, принц Альберт. Сын короля и его наследник – это не простой генерал. В том смысле, что полномочий у него гораздо больше, насчёт дипломатических решений особенно.

Сам фон Биттельфельд тоже полномочиями обделён не был, поэтому имел право предложить саксонскому главнокомандующего сохранение независимости королевства, но при условии разрыва союза с Австрией и вступления в уже новый союз, с Пруссией во главе. Средства убеждения? Хотя бы то, что Саксонии нужна будет не просто её армия, но и с грамотными, опытными, успевшими повоевать офицерами. А погибни тут воинская элита королевства… Кому от этого будет лучше? Вене? Разве что так.

Ультиматум. Хоть и со скрежетом зубов и площадной бранью, он был саксонцами принят. Тому поспособствовало ещё и то, что генерал фон Биттельфельд не стал скрывать от принца истинное положение дел на фронтах. В отличие от австрийских союзников, которые кое-что не знали. а кое-чем просто не захотели делиться. Видимо, опасаясь отбить у германских государей остатки желания сражаться с Пруссией. Австрия ведь вела войну не только с Пруссией и её германскими союзниками, но ещё и с Италией. Потомки древних римлян, уже получившие в предыдущей войне кусок австрийских земель, хотели ещё больше, а именно Венецию. Триест с Триентом, да и от Тироля не отказались бы. Понятно, что глаза итальянцев были куда больше желудка и тем более собственных невеликих сил, но это уже вторично.

Второй фронт, открывшийся почти одновременно с «прусским», вот что было важно. А итальянская армия, несмотря на невысокую боеспособность, всё же достигала тысяч этак полутораста или несколько больше. Это значило одно – Южная армия Австрии была скована и не могла помочь здесь, против прусских дивизий.

Мало того, на вступлении в войну Италии беды для находящегося в Вене императора Франца-Иосифа отнюдь не заканчивались. Вскрылась давняя язва, про которую все уже давно и думать забыли. Венгрия! Подавленное почти два десятка лет тому назад восстание, как оказалось, вновь о себе напомнило, только теперь куда тоньше, хитрее, разумнее. Граф Дьюла Андраши, один из видных его участников, заочно приговорённый к смерти, затем помилованный, вернувшийся в родные края и вроде как занявшийся исключительно политической борьбой. Он вспомнил былую молодость, подняв знамя мятежа. Теперь отнюдь не республиканского, а желая независимости не Венгрии как республики, а королевства Венгерского… с собой во главе как монархом. Конституционным, но всё равно монархом. И воззвание о независимости было оглашено не просто так, в никуда, а в сторону Санкт-Петербурга, Берлина, Мадрида. Ричмонда и… Рима. Последний, понятно, так, для числа и с пониманием, что итальянцам в нынешней ситуации просто не отвертеться от признания правомерности подобного, но вот остальные адресаты – это иное.

По сути этими посланиями граф – пока граф – Андраши показывал, на кого хочет опереться в своих претензиях на ранее существовавший престол. И география… внушала. Вот и принц Альберт Саксонский впечатлился, подумал как следует и капитулировал, приказав войскам сдать большую часть оружия, всю артиллерию, после чего отправиться обратно в Саксонию… под присмотром некоторого числа пруссаков. Не военнопленные, а нечто вроде интернированных и отпущенных под честное слово.

Казалось бы, что такое саксонские войска? Неполная полусотня тысяч в сравнении с почти полумиллионной австрийской армией. На самом же деле ситуация была не так проста, как казалась. Почти мгновенный разгром и капитуляция самого сильного по факту из австрийских сателлитов в германских землях. Да, сильнейшего, поскольку Бавария с большей де-юре армией просто не успела толком провести мобилизацию, ну а Гессен, Ганновер и прочие были куда слабее Саксонии. Ан нет, случившееся должно было показать тем самым Баварии, Гессену и прочим, что против Пруссии идти не стоит. Зато и кара за это будет не слишком жёсткой, если вовремя успеете одуматься, что война не против них, а против господства Австрии в делах германских. Политика! А в ней берлинские мудрецы во главе с Бисмарком знали толк, который и доносили до своего не самого одарённого разумом короля.

Деморализующее действие – вот чем была капитуляция саксонцев и восстание в Венгрии, столь же неожиданное, сколь и болезненное. В Вене буквально стремились разорваться на части, пытаясь найти резервы как для противостояния прусской армии, так и для усмирения венгров. Про Итальянский фронт и говорить не приходилось!

Как бы то ни было, а Северная армия австрийцев под командованием генерала Людвига фон Бенедека двинулась из Ольмюца в направлении Кенигсгреца. С опозданием двинулась, поскольку долго не могли решить, какую часть от и так уже не самых больших сил следует оторвать, чтобы бросить в сторону Будапешта и других пылающих восстанием венгерских городов. Обстановка накалялась сверх любой меры и многие в австрийской армии и особенно при дворе Франца-Иосифа начинали осознавать – война если даже и не проиграна, то победить в ней уже практически невозможно. Лучший вариант – остаться при своих, да и то… Сумерки империи надвигались, быстро и неотвратимо.

* * *

– Заходите, «король ищеек», – таким вот не самым обычным образом поприветствовал генерал Хельмут фон Мольтке Вильгельма Штибера. – Если ваши люди преподнесли нам на блюде Саксонию и помогли без проблем дойти досюда, до Кенигсгреца… Может и армию Бенедека удастся поставить в заведомо невыгодное положение?

– Простите, генерал, нового «чуда Бранденбургского дома» у меня в рукаве нет. У нас и без этого оказались сразу несколько козырей, вынутых на зависть умелым шулерам Гамбурга.

– Понимаю, Вильгельм. Проходите и не стойте уже. Я вас вызвал для важного разговора, а не просто так.

Доктор Штибер это прекрасно понимал, равно как и то, что фон Мольтке, так скажем, недолюбливает главу тайной полиции. Только чувства не мешают генералу и главному стратегу Пруссии использовать столь ценного и полезного человека. Прошедшие годы, они явственно продемонстрировали монархам и тем, кто находится в их ближнем окружении, что тайная полиция есть одна из основных опор их не только власти, но и самой жизни. А ещё важнейший инструмент для того, чтобы вызнавать замыслы противника и сохранять в неприкосновенности собственные. Те же, кто этим пренебрегает или относится недостаточно серьёзно… Что далеко ходить, пример Австрии нагляден и умные люди не хотят такого для себя и своих интересов.

Вот потому он, Штибер, сейчас и при армии, в Кенигсгреце, выступает в не совсем свойственном ему амплуа советника не у канцлера, а у командующего армией. Именно Мольтке тот дирижёр, управляющий всем «военным оркестром» королевства. И успешно управляющий, судя по событиям последних дней. Присев, «король ищеек» привычным взглядом прошёлся по обстановке, бумагам на столе у Мольтке, да и самого генерала не преминул изучить. И что тут можно было сказать? Измотан, явно долгое время либо не спал совсем, либо делал это урывками. Зато воодушевлён, готов продолжать работу и к тому же в хорошем настроении. Следовательно…

– Как я знаю, скоро состоится генеральное сражение. Вы уверены, что мы победим, и я разделяю вашу уверенность, генерал. Командующий Северной армией фон Бенедек не самостоятелен, его одёргивают из Вены, требуя то, чего не стоило бы совершать. И ещё этот венгерский мятеж, который совсем скоро, может даже завтра, станет уже совсем иным.

– Русские тоже хотят поражения Австрии. Франц-Иосиф оскорбил их покойного императора тогда, в Восточной войне, предав того, кто его спас, – кивая в подтверждение собственных слов, произнёс Мольтке. – Император Александр помнит и не хочет забывать. Ни австрийскому императору. ни французскому. Только Бисмарк… Я его иногда не могу понять.

– Канцлер не хотел ослаблять Австрию слишком сильно. И пытался довести своё мнение до вас, военного министра и самого короля. Увы…

– Вы тоже считаете его идеи более вредными, чем то, что мы делаем сейчас?

– Я лишь верный слуга Пруссии и короны, генерал.

– Не пытайтесь казаться скромным, Штибер, – слегка рыкнул Хельмут фон Мольтке. – Я не люблю эти ваши полицейские игрища, но признаю их необходимость для Пруссии. И кому как не вам, знать, что думают русские. Я знаю всю вашу биографию.

«Король ищеек», связанный вот уже много лет тесными узами ещё и с русским Третьим отделением, лишь усмехнулся. Об этой части его биографии мало кто знал, но Мольтке к незнающим точно не относился. Вот уже несколько лет он по существу являлся не просто платным агентом Третьего отделения – подобное его интересовало лишь до момента, когда Бисмарк приблизил его к себе и дал возможность организовывать тайную полицию и разведку королевства по собственным представлениям – а кем-то гораздо большим. Полный контроль политических эмигрантов из России. Участие в обеспечении безопасности членов Дома Романовых во время зарубежных поездок последних. И всё это не по словесной договорённости, а с подписанием соответствующих документов.

В высшей степени необычное положение. Необычное, но вместе с тем приемлемое до тех пор, пока отношения Берлина и Санкт-Петербурга, короля Вильгельма и императора Александра, дяди и племянника, оставались на пристойном уровне. А вот что случится, если эти самые отношения испортятся… Тут доктору Штиберу оставалось лишь печально вздыхать и надеяться, что подобное не произойдёт. В противном случае… Может и удастся убедить хотя бы одну из сторон, что он нужный и полезный именно в живом виде. Иначе останется лишь бежать в какой-нибудь захолустный угол за пределами Европы и надеяться, что приложенных усилий хватит, а вот усилий русской жандармерии или же прусской разведки окажется недостаточно для его выслеживания.

Впрочем, всё это могло случиться, а могло и нет, к тому же в достаточно отдалённом будущем. Сейчас же ничего подобного даже не наклёвывалось, а посему… Его осведомленность одновременно о прусских и русских делах была большим преимуществом, а вовсе не недостатком.

– Уже ничего не изменить, Хельмут. Не сегодня так завтра русский посол в Вене передаст императору Францу-Иосифу или его родственнику, председателю совета министров Райнеру Фердинанду, ноту о недопустимости подавления венгерских повстанцев и предупреждение о готовности России ввести войска в их поддержку. Заодно и оторвать кусок Галиции или вообще всю её от Австрийской империи. Тогда у Франца-Иосифа почти не останется выбора.

– Почти? – усмехнулся Мольтке. – Выбор между топором палача и расстрельным взводом и выбором не назвать. Три фронта, один другого опаснее – против такого Австрии не выстоять даже в собственных мечтаниях. А отдать Венгрию, пусть сохранив Галицию… Чехи, словаки и другие тоже вспомнят о том, что у них могут быть собственные независимые государства. И тогда… Останется лишь искать тех, кто поможет их «лоскутной империи» не лишиться всех этих «лоскутов». И это будет…

– Канцлер правильно говорит, что брать на себя многовековые грехи Габсбургов мало кто захочет. Опасно это. Их империя больна, её нужно лечить. Только лекарство это очень горькое. Францу-Иосифу по вкусу не придётся.

– Федерализм.

Штибер лишь кивнул, соглашаясь с командующим. Действительно, федерализм. Лишь предоставив чехам, словакам и прочим народам империи часть самостоятельности, признав их аристократию равной немецкой, Вена смогла бы оздоровиться, перестать жить на пороховой бочке с вечными опасениями того, что чьи-то шаловливые ручки поднесут спичку и, цинично усмехнувшись, скажут: «Да будет взрыв!». Более того, «король ищеек» даже догадывался, кто может подобное сделать. Его заокеанский коллега, очень любящий чужими руками доставать каштаны из огня. Только понимая возможную причастность и сам факт интереса Виктора Станича, не мог разгадать причины, побуждающие того лезть именно в австрийские дела. Причины же обязаны были присутствовать, просто так подобные усилия не прикладывают. Но увы, увы. Даже Бисмарк, его покровитель, не мог найти решение этой загадки. Не мог, а потому оказался вынужденным до поры подстраиваться под чужие интересы, что не полностью отвечали желательному политическому курсу. Но уж если подстраиваться, то делать это правильно. С Австрией и её будущим в том числе.

Не выходит сохранить будущего союзника и сателлита сильным в желаемой мере? Тогда остаётся найти другой путь. Показать силу, разбив австрийскую армию? Это несомненно и буквально на днях. Что Штибер, что Мольтке, что большинство прусских генералов понимали свою силу и австрийскую слабость. Но затем… Ни в коем случае не добивать и тем более не пытаться унизить австрийцев! Именно поэтому Бисмарк, при полной поддержке Мольтке, Роона и особенно Штибера убедил короля остаться в Берлине, не появляться даже близко к линии фронта. Причина? Сейчас многое можно было списать на разного рода революционеров. В том числе и тех, которые могли до поры притаиться в рядах собственно прусской армии. Череда покушения на европейских монархов и членов их семей очень даже способствовала осторожности. А Штиберу в Берлине верили… в касающемся безопасности особенно. Он, что ни говори, но сумел предотвратить уже два покушения на Бисмарка и одно на короля Вильгельма. Настоящих покушений, неплохо подготовленных, а не каких-то там фанатиков-одиночек.

Вот и остался Вильгельм в Берлине. Убеждённый в том, что вероятное покушение может и увенчаться успехом, что, в свою очередь, вызовет падение духа войск, а значит и увеличит риск поражения в войне. Не нужен был король здесь, близко к фронту, совсем не нужен. А вот кронпринц – это другое дело. Неглупый, но осторожный: понимающий в политике, но охотно следующей в русле проводимой «железным канцлером» политики; желающий триумфальной победы над основным и по сути единственным конкурентом в германских делах, но готовый кое-чем поступиться, дабы не вызвать печальных последствий в будущем.

Триумф! Вот чего желали почти все генералы и офицеры прусской армии. В том числе и особенно победного марша на венских улицах. После того разумеется, как австрийская армия будет сокрушена. Однако… Бисмарк был категорически против. Из Петербурга русский министр иностранных дел Игнатьев недвусмысленно намекал о нежелательности чрезмерного унижения Австрии, дабы та не бросилась за помощью туда, куда бросаться не стоило. А именно к Франции и, возможно, Турции. Да и из-за океана, из Ричмонда, неслась та же песня по схожим нотам. Романовы, отец и сын, они между собой всегда договорятся, особенно при полном содействии тому американского министра тайной полиции, любящего скрываться за коронованной спиной монарха, заодно скрывая и множество нитей, посредством которых управлялись многочисленные вольные и невольные марионетки.

– Подписание мира, Хельмут. Кронпринц готов взять это на себя?

– Мы его уговорили. Фридрих Вильгельм умеет слушать и даже слушаться. Я, Бисмарк, Роон – против такого триумвирата он и не пытался спорить.

– Ничего не брать от Австрии, но поглотить часть сателлитов?

– Внутри не Пруссии, а нового Северогерманского союза, – довольно так протянул Мольтке. – Оставить им лишь символическую независимость. И экономику… пока. Войска же и политический голос – это уже нам. В будущем рейхе эти коронованные карлики высоко не подпрыгнут. Особенно в нашем, прусском ошейнике. Позолоченном, чтобы выводить на прогулку было не стыдно.

– Выпьем за это, Хельмут? – зная, что возражений не последует, предложил Штибер, разливая по стаканчикам выдержанный французский коньяк

– За позолоченные ошейники?

– И за грядущий рейх.

– Прозит!

Два человека, знающих свою силу в настоящем и желающим укрепить её ещё больше в скором будущем. Им нечего было делить – слишком разные области. Вот сотрудничать – это другое, в этом оба видели смысл. А нынешняя война должна была лишь как следует укрепить их взаимовыгодную связь. Как раз до следующей войны, которая уже планировалась, но вместе с тем обещалась стать куда более опасной.