Текст книги "Ветер истории (СИ)"

Автор книги: Владимир Шилкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

  Утром я отнес полковнику рапорт о "мерах принятие коих может существенно повысить полезность действий бронеотряда". В нем предлагалось создать на позициях пункты заправки и боепитания, поддержка связи через телефонные линии, создание укрытий для стоянки броневиков во время ожидания команды, сбора боеприпасов у убитых германцев на местах и прочие организационные моменты. Надеюсь, мои попытки имитировать местную стилистику не дошли до уровня пародии. Поручик Симоненко(ага, его фамилию мне Иванов тоже сообщил) просмотрел мой опус, периодически морщась и сообщил

  – Толково, но вот грамматика... учиться тебе надо. Передам его высокоблагородию, не переживай.

  Вернувшись в расположение застал Огурцова любовно выводящего трехцветные круги эмблемы на борту броневика. Рисовал он их от руки, строго на глаз и что поразительно ровные. Полезный человек, оказывается, когда своим делом занимается. Быстро озадачив свободных, взял двух водил и двух пулеметчиков на полигон. Оставшуюся пару водил направил к оставшимся же пулеметчикам с заданием научиться пользоваться оными. Специально указал стреляльщикам не забивать водилам мозги устройством машинок, а научить только пользоваться. На некрашеном бронике кресты залепили бумажками, сверху воткнул флаг, специально для этого выклянчанный штабе полка. Хватит народ пугать, а то кругом офицеров больше чем солдат и ведь припомнят при случаи.

  До самого обеда гоняли на пустыре. Пулеметчики пытались стрелять на ходу короткими очередями. В качестве мишеней назначил стоящие на краю пустыря деревья. Получалось плохо, особенно с мадсеном. Солдат с ним болтался по кузову, а держаться за борт и одновременно за пулемет не получалось. Только к обеду станочник приспособился и от деревьев начали периодически отлетать куски коры. С ручником так ничего и не выходило, а ведь взять их было моей идеей. Так ведь и крайним остаться можно. Вернулся расстроенным и обед поглощал не чувствуя вкуса. Целиком был поглощен мыслями о предстоящем возмездии. Отвлек только прибежавший посыльный из штаба с приказом срочно прибыть за указаниями. Собрался и усадив за руль Демчука, поехал. Пусть парень практикуется.

  По прибытии Петухов похвалили меня за инициативу и вручил две бумажки с приказом приступить к выполнению немедленно, а по выполнению заехать в мастерские. Ну зашибись, а водил учить когда? Ладно, с начальством спорить себе дороже. Бодро отмаршировав за дверь, посмотрел в бумажки. Первая оказалась моими собственными предложениями, только более изящно изложенными и дополненными расплывчатыми указаниями "обеспечить" и "проследить". Ну это понятно, благодаря таким общим фразам в любой случившейся беде виновен буду я как не "обеспечивший". Вторая бумажка была приятней. Это был приказ командирам на местах о всемерном содействии мне . Ну все, пропал день! Теперь вдоль всей речки носиться и убеждать капитанов и майоров, которым своих забот хватает, не посылать меня куда подальше, а "всемерно содействовать". Ну хоть вторая пара по реальной дороге поездит, а то полигон, конечно, вещь необходимая, но все же не совсем то.

  Как не странно, командиры охотно шли на сотрудничество. Выделяли людей для рыться капониров и складов. Разве что в необходимости капониров для броневиков приходилось убеждать, объясняя, что броня защищает только от пуль и стояние в чистом поле в ожидании атаки германцев закончится потерей машин. Терять столь существенную поддержку как четыре пулемета во фланг атакующим цепям никто не хотел, так что договаривались успешно. Время правда потеряли много. Ну да ладно, все равно когда-то этим надо было заняться.

  – Опять летит сволочь этакая!

  Это пулеметчик Иван все не успокоится, а сволочь это немецкий самолет. Мы его уже четвертый раз видим. Летает гад над нашими позициями, как говорят местные каждый день. Разведывает. Наши так не могут. В нашем авиаотряде все две машины на ходу и при попытке осмотреть ту сторону, на них сразу набрасывается не меньше трех немцев. Четыре дня назад самолетов было три, а поскольку терять их не хочется, то пока не суются. Говорят, что штаб фронта обещал прислать еще, но такие разговоры с весны идут.

  – На нас летит, господин фельдфебель!

  Оборачиваюсь и точно. Биплан пикирует прямо на нас сзади, а левого бока выглядывает человечек с оттопыренной рукой, будто гаишник тормозящий машину.

  – Пулеметы к бою!!! Иванов, по моей команде сворачиваешь на левую сторону дороги!

  Зря я это сказал похоже, Иванов задергался от волнения. Так и в канаву улететь недолго. Пока с укрытого от пыли максима сдергивали кусок брезента , самолет пролетел над нами.

  – Иванов, налево давай!

  Водила-чайник резко дернул баранку. Броневик чуть не опрокинувшись дернулся в сторону, перевалился на левый бок и прогрохотав по веткам ивы пошел зигзагами. Рядом бахнул взрыв. Вроде не сильный, чуть мощнее гранаты. Понятно, зачем летун руку тянул. Видел я такое в кино – бомбочка маленькая, сбрасывается рукой.

  – Молодец, солдат! Так и виляй когда опять зайдет на нас. – говорю ободряюще, чтобы успокоить, а то и вправду будем в канаве.

  Самолет сделал круг и пошел на новый заход. Вот ведь настырный гад, но зря он это, теперь мы его ждем. При первой атаке мы пострелять не успели, а вдогонку пулеметчик не стал. Он мужик опытный поливать вселенную из болтающегося как пьяный броневика не будет. Пятнадцатый год научил беречь патроны. Немец же, похоже решил, что раз не стреляли, значит не можем и заходил по прямой спокойно как на учениях.

  – Иванов, тормози плавненько.

  Отлично! Хоть и волнуется, но команды выполняет четко. Значит голову не потерял. Мы остановились и оба пулемета загрохотали прямо в рыло охотнику. Тот шарахнулся в сторону, облетел броневик и как-то скачками и рывками стал пытаться выровняться. И тут прямо у моего уха максим выдал еще одну очередь. Самолет дернулся вбок, зацепился крылом и кувыркнулся.

  – Ваня, мать твою! Какого хрена? Он же уже садится!

  – а неча тут летать. Он наших стреляет сверху, а его со всем уважением в плен брать будут, лечить и кофием угощать.

  Мда, похоже зуб у Ивана на авиацию. Ладно, потом разберемся. Велев остановиться за пятьдесят шагов, пошел смотреть на сбитую этажерку. Хлипкая, однако, конструкция. Крылья сломаны, обшивка висит лоскутами. Один летчик висел из перевернутой кабины касаясь руками земли, другой просто валялся. Оба мертвые. Так, что тут у нас интересно-полезного есть? Бинокль разбит, а жаль, можно было бы Семена подразнить при случаи, он бы точно слюной истек, уж больно здоровенный. Морской, наверное. Планшетку хватаем обязательно. Что в ней? Карты наших укреплений. С германской стороны никаких значков и отметок. Грамотно. Ух ты, опять маузер! Этак я как и хотел весь экипаж ими вооружу, а у второго что? Не знаю такую модель, но не маузер. Ну и ладно. Вернемся к планшетке. перочинный ножик, набор карандашей и настоящий паркер с золотым пером. Вот за это большое спасибо, а то задолбался уже с чернильницей мучатся. Дальнейший обыск дал двое часов, одну серебряную фляжку(мода у них такая что ли?) и стаканчик к ней, одну пару летных очков(вторая разбита), немного денег в монетах и купюрах и два парашюта в металлических бачках. Тоже берем, такая куча шелка всегда пригодится.

  – Мужики, тащите инструмент, пулеметы снимать будем, пока пехота не набежала.

  В мастерскую мы уже не успели.

  С утра опять прибежал посыльный. В штаб шел в приподнятом настроении. Самолеты не каждый день сбивают и за это явно полагается что-нибудь хорошее. Может даже крест дадут.

  Креста не дали, дали звездюлей. В кабинете полковника меня дожидался незнакомый подполковник, оказавшийся командиром авиаотряда.

  – Под трибунал пойдешь, фельдфебель! – сразу же набросился он на меня. – Это неслыханно! Ограбить мертвых офицеров! Твое мародерство это несмываемое пятно на всем полку! За такое пороть надо!

  Петухов сидел мрачный и не вмешивался. Судя по взгляду был согласен с подполом. Тут я разозлился.

  – На каком основании вы обвиняете меня в мародерстве? Я взял только оружие и документы. Это мои законные трофеи, согласно традициям и обычаям войны. Вы, ваше благородие, можете предъявить хоть какие-то доказательства преступления, прежде чем марать честь полка?

  – Что? – Подполковник явно опешил. Здесь не принято фельдфебелю наезжать на майора. – Не ври! У сбитых летчиков похищены все личные вещи и даже сапоги. Кто кроме вас мог это сделать?!

  – Кто угодно! Самолет лежал на дороге. Там ездит уйма народу, причем не только с нашего полка.

  -В самом деле. У вас нет оснований утверждать, что обобрал летчиков кто-то из нашего полка. – тут же ухватился за идею полковник. – Мы не можем знать кто проезжал по дороге до вашего прибытия.

  – Э-э-э... пожалуй вы правы, ваше высокоблагородие. Прошу принять мои извинения за поспешные выводы.

  Интересно, он что ночью к самолету прибежал? Сбили мы его вечером, а сейчас только 10 часов утра. Зачем ему эта раздолбанная этажерка да еще так срочно?

  – Однако, есть еще один не решенный вопрос. – заявил подполковник. – вы сами только что сказали, что забрали оружие. Я настаиваю на передачи пулеметов нашему отряду. Они необходимы для вооружения аэроплана после его восстановления.

  – Нам эти пулеметы тоже необходимы для отражения предстоящего наступления германцев, а самолет вы восстановите еще неизвестно когда. Тем более, что с вражеской авиацией мы боремся успешнее вас – уперся я.

  – Фельдфебель, не забывайтесь. – осадил меня Петухов и повернулся к покрасневшему от злости майору – однако, должен заметить, что он прав. Восстановить аэроплан до начала наступления совершенно невозможно. Полагаю, до момента окончания ремонта это оружие будет полезнее у нас.

  – Ваше высокоблагородие, дело в том, что пока трофейный аэроплан в ремонте, я предполагал вооружить им одну из наших машин. – Подполу явно попало в больное место, но однажды проколовшись на бездоказательных обвинениях порочащих честь полка, он старался не обострять отношения.

  – а разве сейчас они не вооружены? – удивился полковник.

  – Вооружены, но отечественными пулеметами, а они не оборудованы синхронизатором. Из за этого приходится крепить их к верхнему крылу, а это крайне затрудняет прицеливание. Да и использовать авиационный пулемет на земле крайне неудобно из за устройства спуска.

  – Что ж, это действительно, меняет ситуацию.

  – Синхронизатор и привод спуска это отдельные приспособления, приделанные к обычным максимам. Их можно снять и передать для установки на самолеты. – тут же влез я – Так всем будет удобней, так как оружие в обоих отрядах останется унифицированным, а пулеметная спарка на броневике будет крайне эффективна.

  – Не уверен, что германские устройства подойдут к нашим пулеметам. – летун скривился от необходимости отвечать мне и сразу же повернулся к полковнику – я бы не хотел рисковать.

  – В таком случаи, господин подполковник, я, конечно, отдам вам германский пулемет, но думаю, будет справедливо, если вы ВРЕМЕННО уступите нам освободившуюся установку. Она, действительно, будет нам крайне полезна.

  – Конечно, Константин Эммануилович! О чем речь, мы же делаем с вами одно дело.

  – Вот и славно. Фельдфебель Пациент, я выражаю вас свое удовольствие подготовкой солдат и решительностью действий. Однако – полковник поднял палец – если вы еще раз позволите себе разговаривать со старшем по званию в таком тоне, то будете сурово наказаны. Сейчас ступайте в отряд и подготовьте оружие к передаче.

  – Слушаюсь, Ваше высокоблагородие! Рад стараться! Виноват, больше не повторится.

  Развернувшись, я строевым шагом вышел за дверь и на предельной скорости рванул в расположение. Сапоги с летунов стянули мои ребята и надо было срочно все спрятать до лучших времен. Блин, а ведь летчик теперь точно зуб на меня держать будет.

  Оказавшись снаружи я поторопился к своим. Не просто так полковник велел подготовить пулемет к передачи. Готовить там нечего, а вот подчистить все возможные незаконные трофеи надо. Не знаю, поверил в мою честность Петухов или нет, но явно допускал, что мог и недоглядеть за солдатами по неопытности. Ко мне вообще относились несколько снисходительно, не считая настоящим военным. Настоящему Петухов точно не спустил бы такого поведения как сейчас, а мне даже удовольствие выразил. (Это здесь аналог нашей благодарности. Интересно бывают удовольствия перед строем и с занесением в личное дело?) Хотя, скорее, он это сделал, чтобы летчику шпильку пустить. И поделом, нечего было на полк тень бросать.

  Влетев, в наш сарай сразу же усмотрел непорядок.

  – Иванов! Сапоги надень свои, а эти убери подальше сейчас же, пока никто не видел. Вообще все, что с самолета взяли, кроме оружия спрятать! Нам мародерку шьют, трибуналом грозили.

  Народ сразу же обеспокоенно забегал, бормоча под нос удивительно солидарные мнения о командовании. Те кто вчера не участвовал в подвиге, мнения в целом разделяли, но героев подкалывали. Ну да ладно, это от зависти. Сами-то ни трофеями не разжились, ни боевых граммов не получили. Занял их подготовкой пулеметов к передаче. Приказал протереть тряпочкой и спрятать ленты с патронами. Сказано пулемет отдать, значит только пулемет и отдадим. Все закончилось минут через двадцать. После чего собрались на учебную езду. В этот раз ехали на втором броневике, который Огурцов, наконец-то, объявил готовым к употреблению. От идеи подготовки только двух водил, я подумав отказался и готовил две пары. Мало ли что. Покатушки прошли как обычно. Ребята осваивались за рулем и больше не пытались согнуть баранку побелевшими от напряжения пальцами. Пулеметчики тоже начали приспосабливаться к качке. Надежда не застрять посреди поля под огнем стала чуть менее робкой. К обеду как обычно вернулись. Пулемет уже увезли и даже, чего я не ожидал, сразу отдали русскую спарку. Так что я поев, принялся писать рапорт о вчерашней поездке и бое с самолетом который здесь называли исключительно аэропланом.

  – Воин Сергий?

  Я, озадаченный таким обращением, обернулся. Рядом стоял священник, правда какой-то странный, не по канону. Нет, борода, хоть и короткая, ряса, крест все было на месте. Непривычным был общий образ: спортивная фигура, сапоги под явно укороченной рясой и стриженная наголо голова под форменной черной шапочкой. Не знаю как это шапочка называется. Священник оценив мой удивленный вид, истолковал его по своему и смущенно поправил шапочку.

  – Что делать, приходится по окопному ходить, а то вшей не избежать. Вы ведь фельдфебель Пациент?

  – Да, а что?

  – Вы исповедоваться не желаете? Неделю ведь уже в армии почти да и в госпитале как я слышал вы не смогли исповедоваться и причаститься.

  Все-то он знает. В госпитале ко мне действительно подходил местный священник. Тот был совсем другим. Уставшим и каким-то грустным. В нашу палату он заглядывал по обязанности и без всякого желания – господа офицеры к церковникам относились иронично. Тогда я сообщил, что исповедоваться не могу по причине потери памяти, получил записку с текстом "Отче наш" и "Богородица дево, радуйся" и наказ читать их утром и вечером.

  – Вовсе не неделю да и каяться мне пока не в чем. Времени у меня грешить нет, занят все время. – поспешил я отмазаться. Общения со священниками я опасался. Правду говорить все равно нельзя, а врать стыдился да и опасно – расколят на раз.

  – а правило утреннее и вечернее читаешь, раб божий?

  – э-э-э.. ну-у-у.. Солдаты читают, а я слушаю. – сказал чистую правду, умолчав, что читают не все, а я слушаю обычно из своей лежанки. Если уж совсем точно, то именно молитвы меня и будят.

  – Это хорошо, но и самому молитву хоть иногда читать надо. От этого душе легче.

  – Постараюсь, Отче. – как можно искреннее пообещал я.

  Священник еще минуты три поговорил со мной и пошел к солдатам. Я выдохнул и продолжил писать. В том, что о трофеях ему никто ничего не скажет я был почему-то уверен.

  После обеда поехали в мастерские. Вчера-то не успели, а дело нужное. Первое что увидел по приезду несколько пушек разной степени разукомплектованности во дворе. Мастерские числились артиллерийскими, так что не удивился. Внутри обнаружил еще и изувеченные пулеметы. Странно, думал это должно в оружейной мастерской быть, хотя не слышал, чтобы тут такая была. Пока осматривался ко мне подошел мужик в старой испачканной маслом гимнастерке и козырнув представился

  – Ефрейтор Иван Сергеевич Дроботенко. С чем пожаловали, господин фельдфебель?

  – Я командир бронеотряда Пациент. Слышали про нас? Отлично. Пришел наладить сотрудничество.

  – Это дело хорошее. Давайте что ли посмотрим на ваши машины. Вы на них приехали?

  -На ней. Мы их по очереди выгуливаем.

  – Понятно.

  Ефрейтор направился на улицу и обойдя броневик рассмотрел его. Ритуально попинав колеса и спросив про сбитый аэроплан, полез смотреть двигатель. К этому моменту к броневику стянулись и остальные рабочие. Я же разглядывал пушки. Колес не было ни у одной, но мое внимание привлекли щиты.

  -Иван Сергеевич, а из этих щитов можно нам кой-какую дополнительную защиту смастерить?

  – Из этих-то? – мастер высунулся из-под капота – можно, только вот трудно это и долго, а у нас срочной работы полно.

  Я молчал глядя на него и ждал продолжения.

  – Двигатель у вас в порядке. Сразу видно, что знающий человек настраивал – задумчиво начал он – Вы же на спирте ездите?

  – На нем родимом. И ездим на нем и лечимся им и благодарим им же.

  – А что сделать-то нужно? Работы у нас и правда много, чего-то сложного сделать не сможем, чай не завод, а мастерские обыкновенные.

  Похоже контакт установился и пошел конструктивный разговор.

  – Водительское место сверху прикрыть, все равно водителю наверх торчать не зачем, ну и спинку к его креслу приладить, а второе кресло мы и сами уберем.

  Ефрейтор заглянул в кузов, что поприкидывал в уме и кивнул.

  – Это можно.

  – Еще хорошо бы на пулемете щиток сделать не прямой, а с загибами и для мадсена что-то придумать, а то стрелок с ним болтается по кузову и не прикрыт совсем. и самое главное! Нам тут спаренный пулемет от авиаторов достался. Надо его установить и тоже прикрыть щитом. Вот и все, собственно.

  – Всего-то? Право, мелочи какие! Всего-то пол броневика склепать. Ну ладно, посмотрим, подумаем, что можно сделать, но обещать не буду. И пулемет ваш авиационный привезите – мерку снять надо.

  – Обязательно, Иван Сергеевич! Кстати, а где ваше начальство?

  – Начальство в город уехало. Надолго. Вернется только ночью, если вернется, но и в этом случаи оно вам не поможет по причине опьянения.

  – Что так плохо?

  -Почему плохо? Начальству хорошо, а нам без него еще лучше. Зачем вам начальство-то?

  – Если работа сделается, то не зачем. Это, кстати, вам для промывки и обезвоживания деталей.

  Я протянул мастеру завернутую в тряпочку бутылку. Тот степенно ее принял, сразу же упрятав за пазуху. Шуганул разулыбавшихся рабочих и сняв размеры ушел в мастерскую. Запоя я не опасался. Мужик выглядел серьезным человеком без зависимости.

  Оглядевшись во дворе еще раз, я запрыгнул в броневик и мы поехали тренироваться. Так в тренировках и учебе прошел остаток недели. Отвлекли меня от работы только в пятницу, но зато самым неожиданным способом.

  Мы возвращались из мастерских. Дроботенко таки смастерил станину для спарки даже сделал раздельный спуск – можно было стрелять либо только из правого, либо с обоих. Правда пришлось делегировать в мастерские Сыпченко и Огурцова да и самому там не раз появиться, утрясая спорные вопросы. Еще когда привозили спарку для замеров, заметил как рабочие старательно сверлят в щите ряд отверстий по линии. Так здесь происходила резка бронелистов в отсутствии автогена и болгарки. Заинтересовавшись технологией, выяснил, что после сверловки лист ломают и полученную зубчатку стачивают на камне.

  – а почему нельзя сразу вместо сверловки канавку проточить и ломать по ней?

  – Каким образом? – возмутился ефрейтор – лист по точилу волочить или точило по листу волохать?

  – а гибкий вал есть?

  Ефрейтор задумался и позвав еще одного из своих полез разгребать ящики в углу. Скоро выволокли искомое, осмотрели, показали мне и потребовали объяснить, что придумал. Причем сразу предупредили, что если идея завиральная, то выгонят и больше не пустят, чтобы не отвлекал. Я взял карандаш и начал рисовать.

  – Смотри, к гибкому валу цепляешь обычный с насаженным на него точилом, а на этот вал одеваешь две трубки. Это будут ручки. Только камень нужен не этот, а поменьше и главное потоньше.

  – Не, не выйдет ничего – вздохнул Дроботенко. – вал хлестаться будет и камень может разлететься на куски. К тому же руками ровно не провести будет, уж больно трясучая штука выйдет.

  – Камень кожухом закрыть, а вести по линейке. Можно даже каретку сделать.

  Тут мы уставились друг на друга и одновременно задались одним вопросом, но я успел озвучить его раньше.

  – Если делать каретку, то зачем возиться с гибким валом? Делать ее над точилом или само точило на каретку приспособить.

  Уже через десять минут чертеж был в черне готов и Дроботенко что-то подсчитывал в уме. Сейчас же забирал первый модернезированный броневик, работа над которым велась с использованием полудеревянного раскроечного станка – несостоявшегося предка болгарки. На броневике стояла спарка прикрытая здоровенным щитом с загнутыми боками. Сыпченко в молодости трудившийся над созданием броненосца, обозвал это "четвертьбашней", потому как на полубашню оно не тянуло. Ну да ему видней, а нам по-фигу. Водитель был защищен со всех сторон. Сверху его место закрывал кусок брони, а спину половинка пушечного щита. Мастеровые не стали возиться, вырезая спинку в размер, а просто разполовинив щит привесили половинку в 30 см от пола, так что водитель был скрыт целиком. Пассажирское кресло выкинули, а для мадсена сделали вилку одевающуюся на борт с вертлюгой и дырявым щитком от максима. Тяжеловато, конечно, но зато пулеметчик прикрыт, а щиток и снять можно если что. Были и другие идеи, но ни времени, ни грузоподъемности Минерв на них не хватало.

  Сразу по возвращению нас обрадовали прибытием почты. Счастливчики расхватали письма и быстро пообедав разбежались по углам читать, а я направился к связистам – у них можно было добыть свежие газеты. Нижним чинам читать книги и газеты без разрешения командира запрещалось, а связисты периодически мотались в город да и офицеры у них посиживали регулярно и бывало оставляли свои газеты.

  В этот раз мне вручили местную газету. Настораживали ехидные взгляды связистов, но виду не подал и спрятав газету от греха, пошел к себе. Причина ехидства нашлась на развороте. Там была большая статься обо мне под заголовком "Весь русскiй народъ поднiмается на войну с врагом". Автор подробно расписал, как обычный мещанин Сергей Алексеевич, "по скромности не назвавший свою фамилию", не стерпел нашествия германцев в свой город и решил пробираться на фронт дабы дать врагу отпор, но встретив по дороге охотников помог им захватить броневики, коими трофейными броневиками и был уничтожен целый полк германцев, а русские солдаты вдохновленные подвигом собратьев в едином порыве выбили врага с русской земли дойдя чуть ли не до Берлина. Особое внимание было уделено моим переживаниям, о которых газетчик знал больше меня. Была статья украшена и двумя иллюстрациями. На первой некий господин в котелке и с манерно подкрученными усиками стрелял в сидящего в броневике немецкого офицера. Офицер откинулся почти горизонтально и выгнув руку локтем вверх крючил пальцы и строил злобную рожу. Рядышком второй броневик зачищал из нагана метросексуальный русский офицер, почему-то гарцующий на коне. Вторая картинка изображала разгром германского полка. Причем в одном броневике был сделан круглый вырез, чтобы читатель мог рассмотреть сидящего за рулем деятеля в котелке. По верх борта второй машины по пояс торчал офицер с пулеметом, а вокруг по всюду бежали и падали сраженные очередями германцы. Так же газета сообщала, что герой-мститель за Отечество был тяжко ранен, но презрев боль вступил в армию в звании унтер-офицера и награжден георгиевским крестом. О моих новых подвигах, буде таковые будут, обещалось сообщить немедленно. А я-то думал, что СМИ ничем не могут меня удивить. Но по настоящему меня удивил поручик Симоненко, прискакав на лошади.

  – а-а-а, уже прочитал? – ухмыльнулся он увидев газету – Надо здесь прибраться срочно – генерал вас посетит.

  – Ему-то что здесь понадобилось?

  – Как что? Тебя награждать будет. Вообще-то господин полковник хотел вручить крест после смотра отряда, но раз уж в газете написали...

  Солдаты развесили уши и ловили каждое слово, а я решил понаглеть, используя хорошее настроение офицера.

  – Ваше благородие, в газете еще написано, что я в чин унтер-офицера произведен.

  Поручик рассмеялся и похвалили за находчивость и смелость, поведав мне непристойное изречение про сходство карьеризма с членом.

  Генерал прибыл вечером с небольшой свитой. Осмотрев сарай и оттюнингованный броневик, прочем целую речь. Причем, обращался он ко мне стоя боком и разглядывая Минерву. Это вообще было характерно для здешних офицеров – не обращать внимания на нижних чинов, даже общаясь с ними. Вроде как к технике с голосовым управлением обращаясь. Бесило меня это невероятно. В итоге мне был повешен на грудь крест, а из свиты генерала выскочил фотограф и запечатлел меня на фоне броневика в окружении отцов-командиров. Правда командиры держались так, что скорее они фотографировались со мной как с обезьянкой в Ялте.

  Наконец генеральский набег завершился и мы смогли вздохнуть свободно. Блин, пол-дня потерял чтобы эти могли десять минут потолкаться рядом с техникой не оскорбляя свой тонкий вкус видом грязи, пыли и работающих солдат.

  Смотр состоялся в воскресенье. Предварительно, я успел расспросить Симоненко как это мероприятие будет выглядеть и приступил к подготовке. Подходы к нашему полигону были подчищены, маршруты и программа показательного выступления отрепетирована. Присланные Симоненко солдаты сколотили помост с перилами, прорыли пару траншей и наделали чучелок из соломы и палок.

  И вот день Х настал. Генерал прибыл с большой свитой помощников и любопытствующих. Что удивило, так это изобилие гражданских в свите, включая дам и фотографа. Про секретность здесь похоже не слышали. Рядом с генералом шла Сашенька. На этот раз она была в гражданском платье и я не сразу ее узнал. Высокая инспекция прошлась мимо техники, которую я попытался поставить в стройную шеренгу и застывшими перед ней экипажами. Мужики чистенькие и гладко выбритые блестели новенькими кожанками и надраенными пряжками ремней. Все ели начальство глазами, изображали бравость и готовность порадеть за Отечество. Слушая пояснения полковника Петухова, генерал и приближенные разглядывали нас и Минервы со всех сторон как экспонаты в музее или зверушек в зоопарке. Мне досталось больше всех. Петухов красочно рассказал историю моего появления и "сбития" германского аэроплана. Публика стоя в метре от меня, увлеченно обсуждала услышанное, а дамы еще и мой образ. В целом образ признали привлекательным, героичным и без обычной для нижних чинов грубости и простоты. Хорошо еще, что Александра Александровна в обсуждении не участвовала и даже приветливо мне кивнула, а то у меня уже возникло подозрение, что собравшие искренне считают нас неодушевленными предметами. Фотограф дождавшись прохождения толпы, пшикнул магнием и потащил свой агрегат на новую точку. Наконец, начальство в чинах от полковника и выше в компании с дамами и парой особо важных гражданских проследовало на помост, публика попроще столпилась внизу и генерал дал отмашку начинать..

  Мы лихо запрыгнули в броневики, завели их и помчались по маршруту. Сперва показывали просто езду с преодолением препятствий, змейкой и парным маневрированием. Потом с коротких остановок расстреляли несколько рядов мишеней. После чего перешли к главному действу – имитации боя. При атаке свежеустановленных цепей мишеней рядом с машинами хлопали взрывпакеты, разбрасывая грязь и клубы дыма. Эта обычная для меня уловка произвела на всех впечатление. Здесь такого еще не видели. Хорошо, что Симоненко с первых слов уловил идею и организовал саперов в помощь. Преодолев "обстрел" мы начали крошить "цепи противника" и тут с фланга появилась еще одна группа врагов. Это по траншеям бежали приданные солдаты с чучелками на палках. Вторые расчеты ловко перебросили мадсены и отбили "внезапную" атаку. Клочья соломы летели от чучел, от основных мишеней летели щепки, всюду стояла пыль, а пулеметы грохотали. Под конец взвод солдат пошел в штыковую совместно с нами и при поддержке огнем взял вражеские позиции где я, выпрыгнув из броневика лично воткнул знамя. Пехота и экипажи кричали "ура", публика аплодировала, фотограф окончательно скрылся в клубах магниевого дыма. Откричавшись мы подкатили к помосту и высыпавшись наружу вновь выстроились перед машинами.

  Генерал спустился, хорошо поставленным голосом громко выразил нам свое удовольствие и даже толкнул небольшую речь. После ответного рева, подошел ко мне и милостиво похлопал по плечу.

  – Вижу, Константин Эммануилович не ошибся в выборе. Порадовал старика, порадовал. Верю, что германца будешь бить так же лихо! Да что я? Ты же его уже бьешь! На сколько я знаю, за сбитый аэроплан награду ты еще не получал.

  – Никак нет, ваше превосходительство. Мы не за награды сражаемся, а за Отечество!

  – Как и все мы! – заявил генерал под солидные кивки прочих офицеров. – Однако, заслуживших награду отмечать необходимо.

  Генерал не оборачиваясь протянул руку и в нее тут вложили крест, который он повесил мне на грудь на мгновенье замерев при очередном пшиканье магния. Да, в пиаре тут толк понимают, даже не зная такого слова.

  – Ваше превосходительство, уничтожение вражеского аэроплана заслуга всего экипажа. Только благодаря слаженным и четким действиям каждого этот бой был выигран.

  – Ну этот вопрос командир полка решит сам. – отмахнулся генерал.

  Публика снова прошлась вокруг нас. На этот раз шли не единой колонной, а разбрелись. Несколько офицеров осмотрело броневики и даже заглянуло во внутрь, а парочка наиболее любопытных направилась к мишеням. Генерал же беседуя с серьезным гражданским в очень догом на вид костюме прошел к установленному за время представления столу, куда тут же подтянулось большинство. Начался светский вечер, а нам прислали четыре бутылки запретного вина и отпустили. Фу-у-ух, вроде все закончилось.