Текст книги "Ветер истории (СИ)"

Автор книги: Владимир Шилкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

   Сам гранатомет был похож на ГП из будущего. Ну а как ему не быть похожим, если способ заряжания Сыпченко подсказал я. Отличался он от оружия будущего он только размерами и весом. Весил он, по словам изобретателя, почти два фунта, что мне ни о чем не говорило. Взвесил руками, получалось меньше килограмма, семьсот-восемьсот грамм примерно.

   Так же оба варианта существовали в отдельном состоянии. Тут уже царило разнообразие. Особенно меня удивил револьверный пятизарядный гранатомет, сварганенный одним из товарищей Сыпченко! Монстр был жуткий, но, увы, с ручной перезарядкой. Провернуть тяжеленный барабан обычным для револьверов способом, то есть выборкой хода спускового крючка, было просто не по силам нормальному человеку. Поэтому поворот осуществлялся специальным рычагом сбоку, заодно взводя курок. Самое забавное, что изначально, это чудовище пытались подвесить к карабину, но подержав изделие в руках, передумали.

   Разнообразным был и боеприпас. Поскольку самих гранат Дьяконова у нас практически не было, то народ развернулся во всю мощь своей фантазии. Где-то наладили, а точнее нарастили выпуск гранат, откладывая неучтенную продукцию в запасы, где-то пытались изобрести свои варианты. Был даже вариант снаряда из папье-маше начиненного металлическими обрезками. Сперва, думали эту идею прикрыть, но потом задумались. В городе ведь вполне можно обеспечить подходящие условия хранения, а наделать таких можно где угодно и сколько угодно. В итоге решили оставить как мобилизационный вариант, даже товарищам в других городах разослали описание.

   Занятно, что об этих экспериментах не знал только ленивый, но реакции властей не было никакой. Как я узнал позднее, успокоили правительство военные. Собственно от них эта информация к властям и попала в виде анекдота. Не восприняли армейцы эти работы всерьез, а остальные доверились их мнению.

   Возбудились представители армии по совершенно другому поводу. Когда выборжцы успешно установили бронекорпус Шеффилда на Квад, я примчался на испытания. Уж больно интересно было посмотреть на полноприводную машину начала автомобильной эры. Зрелище оказалось не просто интересным, а шокирующим. Подвеска Квада, представляла из себя, отзеркаленный передний привод. Так что у него все колеса были не только ведущими, но и поворотными. Это было настолько неожиданно для меня, что при первом повороте машины, я чуть не закричал, что задние колеса сломались, но к счастью, не успел. Броневичок успешно крутился, выписывая зигзаги по полигону, преодолевал неровности, а я все продолжал изумленно смотреть на поворачивающиеся все разом колеса. Водитель, между тем, так уверовал во всепроходимость своей машины, что решительно влетел в грязь, где и застрял.

   Убедившись, что сам он выбраться не может, наблюдавший за испытаниями народ навалился толпой и вытолкал застрявшего, на твердую землю. Я ходил вокруг, разглядывая колеса и слушая вполуха обсуждение результатов испытания.

   – Сергей Алексеевич, а ты, что думаешь? – спросил меня Чугурин.

   – А? – не сразу понял я, о чем речь – Ты о непролазности грязи? Ну, так с такими колесами, любая грязь непролазна. Надо колеса пош ире и протектор повыше, тогда проходимость существенно выше получится.

   – Новые колеса обдумать надо как следует, обсчитать... Кому поручим? – сразу перешел на деловой тон Чугурин.

   – Ну, на счет разработки не волнуйся. Знаю я одно место, Иван, где этим с удовольствием займутся. – Я поискал глазами своего однокурстника Иволгина и закономерно обнаружил его наполовину торчащим из внутренностей бронеавтомобиля. – Анатолий! Вылезай оттуда, вопрос к тебе есть.

   – Замечательная машина получилась! – радостно заявил Толик, подбежав к нам – Я заметил, вы и каркас деревянный заменили на железный?

   – Заменили – кивнул Чугурин – повозиться пришлось немало, но так оно спокойней будет. Вы лучше про колеса скажите.

   – А что колеса? – Иволгин удивленно оглянулся на бронеавтомобиль.

   Я пересказал ему наш разговор.

   – Как думаешь, Толя, в школьной мастерской смогут сделать образцы новых колес?

   – Конечно, смогут! – Толя был заметно возбужден. – Я сам расчетами займусь.

   – Лучше пусть расчетами займутся профессионалы, а ты нам тут нужнее. Хотя пинать в зад этих теоретиков для ускорения надо, конечно. О! Надо еще резину проволокой армировать.

   Вопреки моим ожиданиям работы много времени не заняли. Уже через две недели мы провели повторные испытания, и результаты вызвали бурный восторг всех собравшихся. Собравшихся было довольно много. Кроме выборжцев и представителей ополчения, прибыло множество причастных и не очень причастных к работе над колесами сотрудников и выпускников Школы. Тогда я не придал этой делегации значения, о секретности все равно можно было не вспоминать, а последствия были значительными. Кто доложил о результатах испытаний, ставшему недавно главнокомандующим Алексееву, я так и не выяснил. Сам же Алексеев почему-то решил, что колеса мы разрабатывали не для себя, а для всей армии. Видимо, его к этому выводу подтолкнуло количество образцов. Ну, а как их могло быть меньше, если автопарк наш был собран по всему городу и в нем были представлены почти все имеющиеся в стране модели грузовиков. Так что мы просто грубо поделили все разнообразие колес на три типоразмера, а узлы крепления шли отдельной строкой.

   В итоге меня опять вызвал Львов, и, представив военному и морскому министру Гучкову, долго хвалил за патриотический порыв. Я только к середине разговора понял, что речь идет о колесах, а до того тупо хлопал глазами и недоумевал.

   Мне и еще нескольким сотрудникам Школы выписали премии, кому-то вроде, даже очередное звание дали. На заводы поступил армейский заказ на новые колеса. Мы этим, конечно, нагло воспользовались. К лету все наши машины были переобуты.

   Впрочем, не все проекты заканчивались удачно. Моя мечта о бронепоезде была безжалостно убита железнодорожниками. Они вообще держались наособицу. Такая же кастовость, как и у флотских, только флотские жили в своем отдельном мире, а от железных дорого в стране зависели все. В девятьсот пятом, говорят, когда они к всероссийской стачке присоединились, страна встала намертво. Так что, чувством своей значимости паравозники просто переполнены. В общем, не дали они мне платформ и даже говорить об этом отказались. Так что затаил я на них обиду почти детскую. Ведь так все хорошо складывалось. Моряки рассказали мне об устаревших и снятых с кораблей при модернизации пушках. Инженер рассчитал нагрузки и гарантировал возможность круговой стрельбы с платформы как минимум шестидуймовок, под ограниченными углами и восьмидюймовок. Все радужные перспективы разбились о жлобство железнодорожников. Главное, что даже причин не приводили. Просто заявляли, что нету, и ухмылялись. Можно было, конечно, взять силой, но тогда мы бы не смогли никуда этот бронепоезд вывести. Нас бы просто не пропустили. Без постоянной на каждой станции водой, загрузки углем и прочих неведомых мне нюансов, ездить по железке было невозможно. Да и власть такой наглости не поймет. В феврале, пока пыль не улеглась, еще куда ни шло, а сейчас уже наглеть чревато. В общем, отдал свои наброски армейцам, у них возможностей больше. Думаю, ухватятся. Бронепоезда еще с англо-бурской применяют, тут ничего нового нет, а вот о том, что есть приличное количество практически бесхозных пушек довольно приличного для суши калибра, в генштабе не знали. Да и не полноценный бронепоезд предлагал я, а просто поезд артподдержки. С установкой тяжелых орудий возни много, а тут кинул рельсы по облегченному варианту, то есть без насыпи, вдоль лини фронта на угрожаемых участках и можно оперативно концентрировать огневую мощь. Алексеев не дурак, должен ухватиться.

  Впрочем, вся эта суета, хоть и была важной, но по сравнению с политическими событиями казалось пустяками.

   Третьего апреля меня дернули к Финляндскому вокзалу. Причем дернули не только меня, но Елина с его Остинами и солдат из гарнизона города. Солдат туда отправлял Петросовет, а вот Елина и меня партячейка. Я, как обычно, был по уши в делах, так что даже не успел узнать, зачем мы туда едим. Понятно, что не воевать, а на мероприятие, раз остальное ополчение не тронули и патронами не загрузили. Да и вообще настроение у окружающих не то было, чтобы про бои думать. В общем, ехал я, сам точно не зная зачем, а причина оказалась весомой. В Петроград прибыл Ленин.

   Петросовет организовал торжественную встречу, и все подходы к вокзалу оказались заняты. С трудом мы пробрались на площадь, и, припарковав елинские Остины как попало, пошли к перрону. Там мы столкнулись с представителями Петросовета. Одного из них, Скобелева, я уже знал, а второго опознал по газетным фотографиям. Это был Чхеидзе, председатель исполкома.

   – Откуда бронеавтомобили? Кто приказал? – сходу набросился он на меня.

   – Из гаража, тут рядом. Никто не приказывал. – с наивным спокойствием ответил я – а что, они могут помешать мероприятию?

   Чхеидзе хотел что-то сказать, уже сделал строгое лицо, но ему помешал паровозный свиток. Все разом оглянулись на подъезжающий поезд, и председатель, досадливо махнув на нас рукой, занял свое место.

   Поезд медленно подкатил к перрону и остановился, выпустив напоследок облако пара, будто устало вздохнул: 'всё-о-о-о-о-о'. Оркестр грянул 'Интернационал', шеренга солдат подравнялась, все уставились на дверь вагона, перед которой стояли петросоветовцы. Первым вышел проводник, оглянулся удивленно и поняв, что попал в эпицентр встречи, шустро спрятался обратно в вагон. Видно, бедняга не подозревал, что в его вагоне едет столь важная персона. Следом за ним в вагон заскочил, какой шустрый молодой человек, и после некоторой заминки, появился, наконец, Ильич. Он нервно оглянулся и шагнул на перрон. Тут же навстречу ему шагнули представители Петросовета, и Чхеидзе толкнул небольшую приветственную речь, в которой выразил надежду на 'сплочение всех сил демократии для защиты революции от угроз изнутри и извне'.

   Впрочем, особого успеха речь не имела. Ленин ответил как-то невнятно и направился к выходу с вокзала. Стало очевидно, что торжественная встреча ему толи не понравилась, толи старый подпольщик оказался просто не готов морально к подобным мероприятиям. Чхеидзе со Скобелевым растеряно смотрели ему вслед, а товарищи из партячейки уже обступили своего вождя со всех сторон и активно вводили в курс дел прямо на ходу. Дорога от перрона до площади была короткой, только зал перейти, но Ленину хватило, чтобы выработать линию поведения.

   – Нужно выступить перед собравшимися – бросил он, выскочив на ступени перед дверьми вокзала.

   Все сразу стали оглядываться, и кто-то невидимый мне из-за чужих спин ткнул рукой в сторону ближайшего Остина. Кучка большевиков стремительно направилась к нему, и вскоре Ленин уже карабкался на крышу машины. Историчность момента ударила мне по мозгам. Ведь ожидал этого, знал, что так будет, привык уже, что нахожусь в прошлом, а вот теперь стоял и заворожено смотрел, как будущий пока вождь мирового пролетариата, утвердившись на крыше Остина, обводит взглядом толпу. Наверное, вот так образами и откладывается в нас история. По крайней мере, меня только теперь настигло осознание, что все произошедшее со мной по-настоящему. Революция настоящая и Ленин настоящий и все остальные, включая неизвестно где находящихся и неизвестно, чем занятых сейчас моих предков.

   Толпа, между тем, заметила Ильича и по ней прокатилась волна легкого возбуждения. Вообще, народ по большей части понятия не имел, кого встречают. Все-таки, революционеры не были до сих пор публичными людьми и широкие массы их не знали. Выход Ленина с вокзала толпа как-то прозевала, уж больно скомканный он получился, а теперь все пытались выяснить друг у друга тот ли это человек или еще нет. То что, что столь пышно встречаемый человек, большой герой революции всем было понятно, оставалось выяснить, кто это чтобы начать восхищаться и уважать.

   – Дорогие товарищи, солдаты, матросы и рабочие! – начал Ленин и толпа мгновенно смолкла, приготовившись внимать мудрости нового, пока неизвестного большинству героя и мудрого вождя.

   Я же продолжал пребывать в прострации и самым идиотским образом ждал, когда же, наконец, Ильич вытянет одну руку в светлое будущее, а другой ухватится за свое пальто, чтобы стать похожим на памятник, который тут, чуть ближе к Неве будет стоять в будущем. Так я всю речь мимо ушей и пропустил. Спохватился только, когда прозвучало историческое 'Да здравствует всемирная социалистическая революция!' Странно, а я помнил, только про социалистическую и совсем ничего про всемирную.

   Ленин слез на землю и пошел к поданному автомобилю. Толпа прореагировала как-то непонятно. Одни кричали 'ура', другие чему-то возмущались, третьи просто недоуменно оглядывались и спрашивали окружающих: 'все что ли? И чего собирались?'. Ну а я с Елиным просто уселся в Остины и покатились следом за главным большевиком к дворцу Ксешинской. Там Елин, поговорив с кем-то из товарищей, снова запрыгнул в свой уже исторический бронеавтомобиль и укатил в гараж вместе со всеми остальными машинами отряда. Я же зашел во дворец и выбрав кресло поудобней, надвинул фуражку на глаза и погрузился в размышления. Ленин человек серьезный, иначе не стал бы вождем, а значит, первым делом станет разбираться в текущем положении дел. Тем более, что он только что жестко отмежевался от верхушки Петросовета. В процессе разбирательства желания поговорить со мной, должно возникнуть неизбежно. Так что сейчас я делал вид, что дремлю, а сам прокачивал ситуацию.

   Что у нас получается? Ленин встал в оппозицию к Петросовету и уж конечно встанет в еще более жесткую оппозицию к временным. Ополчение внепартийное и зависит от снабжения как Петросовета, так и армии, которая подчиняется Временному правительству. По крайней мере, без их помощи дальнейшее развитие ополчения невозможно. С одной стороны, жесткая позиция Ленина может вызвать желание ополчение прикрыть на всякий случай. С другой стороны, ополчение не личная гвардия Ленина, а многие партии придерживаются если не совсем провластной позиции 'война до победного конца', то уж точно далеки от радикальных лозунгов Ильича. Даже среди большевиков многие явно шокированы его напором и радикализмом. К тому же есть договоренность об отправке на фронт отряда. Так что вопрос об ополчении становится спорным, но крайне важным. Пожалуй, последним каплей, которая может утопить ополчение станет мое кандидатство в партии большевиков. Значит надо его поставить под вопрос в глазах властей, но не в глазах ополченцев и партячейки. И как это сделать? Вопрос, однако.

   – Товарищ Волков! – чья-то рука тряхнула мое плечо, и я, сдвинув фуражку на положенное место, посмотрел на собеседника – Это очень удачно, что вы здесь. Пойдемте, с Вами хочет поговорить товарищ Ленин.

   Сопровождающий постучал было в дверь кабинета, но я, рассудив, что времени у вождя мало, а дел много, просто открыл ее и вошел решительным шагом. Сотрудник проводил меня изумленным взглядом и, оглянувшись на Ленина, закрыл дверь снаружи. Сам Ильич, что-то строчивший до того, поднял голову и, прищурившись, посмотрел на меня. Я почему-то сразу подумал, что знаменитый ленинский прищур обыкновенная близорукость.

   – Товарищ Волков? – требовательно спросил вождь.

   – Да.

   – Прекрасно! – Ленин стремительно вышел из-за стола, пожал мне руку и указав на стул, так же стремительно вернулся на место – Мне о Вас много рассказывали, но я так и не смог до конца понять вашу позицию. Кроме того, я хочу узнать ваше мнение о готовности Красной Гвардии к вооруженной борьбе.

   – Начну со второго вопроса, если вы не против. Боеготовность пока низкая с технической точки зрения. С идеологической ситуация с одной стороны лучше, но с другой политическая неоднородность дружин сильно ограничивает их применяемость. Кроме того, надо учесть сильную зависимость боеготовности от армейской помощи. Мы зависим не только от снабжения, но и кадрово. Пока не закончится обучение и срабатывание подразделений о боеготовности говорить не приходиться. Толпа с оружием еще не войско, армейские части при желании разгромят и разоружат их за сутки, не более. Я лично настаиваю, что до появления ядра с реальным опытом боевых действий, Красная Гвардия реальной силой не является.

   – Вы сказали, что армия может разгромить рабочие отряды при желании. Это желание есть?

   – В настоящий момент широкие массы несколько ослеплены восторженностью и не видят проблем в неизбежных в будущем разногласиях. Временное правительство и Петросовет получили колоссальный кредит доверия и пока что его не израсходовали. Кроме того, нынешние власти активно пытаются приватизировать революцию, а значит, всех своих противников будут объявлять либо контрреволюционерами, либо, если такой ярлык не удастся навесить, германскими агентами. Пока власти не потеряли доверия масс, это может сработать. Особенно, если поработают грамотные агитаторы, такие среди эсеров и меньшевиков есть. Скажут солдатам, что в тылу окопались предатели, готовящиеся поднять мятеж, ударить России и революции в спину... ну и так далее – я неопределенно поводил рукой в воздухе, показывая, что напридумывать можно много – Солдаты ограничены в доступе к информации и их легко запутать. Другое дело если Красная Гвардия примет в боях хотя бы символическое участие. Тогда мы не просто получим опыт и обретем боевую устойчивость, но станем для фронтовиков своими. С этих позиций мы сможем критиковать и армейское командование и правительство, и они не смогут заткнуть нам рот фразой 'а кто ты такой, чтобы судить нас, сражающихся за Отечество'

  Ленин нервно побарабанил пальцами по столу, обдумывая услышанное.

   – Вы сказали, что опасные для нас агитаторы есть среди меньшевиков и эсеров. Вы полагаете их нашими противникакми?

   – Меньшевики однозначно противники, среди эсеров мнения сильно расходятся. В любом случаи их верхушка получившая власть сейчас, видит в нас конкурентов. Когда убедятся, что за нами готовы пойти широкие народные массы, сочтут опасными конкурентами и постараются избавиться. Руководство эсеров, на мой взгляд, делает ставку на врастание в структуры власти с постепенным вытеснением нынешних, откровенно слабых министров. Однако с силами представляемыми этими министрами, эсеры ссориться не хотят. Я не думаю, что они достигнут лучшей политической конфигурации, чем сейчас. Развитие революции в пользу более широких масс народа просто не оставит им места. Ну, как-то так. Я пока не сильно разбираюсь в политических играх.

   – Однако, при этом вы делаете весьма смелое заявление, отказывая руководству эсеров в стремлении работать на благо широких масс?

   – Делаю, так как это не политика, а психология. Руководство эсеров выросло из террористов. Они привыкли решать кто нынче враг народа в крайне узком кругу, а то и вовсе личным решением. Точно так же они хотят решать и какое будущее для народа лучше. Ребята просто не привыкли интересоваться мнением кого-либо.

  Ленин чуть заметно поморщился при слове 'ребята', но кивнул моим рассуждениям.

   – Скажите, товарищ Волков, вы как кандидат в партию большевиков готовы пойти на обострение политической борьбы?

   – Я решил вступить в партию, потому что разделяю ее цели. Разногласия в путях достижения возможны, конечно, но если решение принято, то надо его исполнять. Я лично считаю, что окончания превращения Красной Гвардии в реальную военную силу, поддерживающую нашу линию, столкновений надо избегать. Поскольку этот процесс сильно зависит от помощи армии, то стоит избегать и обострений, которые могут вызвать потерю этой помощи.

   При этом, Владимир Ильич, я полностью осознаю политическую невозможность двойной игры при работе с массами. Единственный выход из этой ловушки я вижу в многопартийном характере ополчения. Надо не просто завоевывать умы бойцов, но и не дать властям догадаться, что Красная Гвардия превращается в большевистскую или коалиционную, но леворадикальную армию. Решительно и открыто опереться на нее можно будет только после возвращения с фронта боевого ядра. Тогда мы будем опираться не на аморфную массу идейно наколенных, но слабых в бою рабочих, а на настоящую силу с репутацией.

  Ленин задал мне еще несколько уточняющих вопросов, но уже без огонька. Похоже, главное он для себя уяснил. В конце этого опроса он попросил меня пока не афишировать ни содержание разговора, ни мое отношения к его тезисам.

   – Каким тезисам? – удивился я.

   – Скоро узнаете – лукаво улыбнулся вождь.

  'Блин, прямо как в кино советском. Весь такой добродушный, умный и задорный дедушка Ленин' подумал я. Ильич смотрел на меня и в глазах его плясали чертики. Вождь явно задумал что-то крайне хитрое и многообещающее.

   Анонсированные тезисы я услышал на следующий день. Ленин их зачитал прямо с балкона дворца. Я в прошлой жизни что-то краем уха слышал о речи вождя с балкона, подозреваю, что это была именно она. Особого успеха она не имела. Нет, успех был, собравшиеся внизу люди выкрикивали что-то в поддержку, но после февраля подобная картина для Питера была обыденностью. Видал я и больший успех за эти дни. Тут же явно были и не согласные и не понявшие и просто не расслышавшие. Тем более, что Ленин и громкостью голоса и четкостью дикции не отличался.

  

   Продолжение следует…