Текст книги "Матрешка"

Автор книги: Владимир Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Похоже, поставил бывшего студента в довольно затруднительное положение, но мне без разницы. Сама судьба послала его – случайностью эту встречу не объяснишь. Поглядим как выкрутится. Каким бы запутанным ни был лабиринт, из него всегда есть выход, если только блуждание по лабиринту не предпочтительней выхода из него. Разве не так? Он мог меня послать куда подальше, но сказалась, по-видимому, прежняя субординация – вот он и пустился в объяснения, отговаривая:

– Не совсем в гости. Скорее на явочную встречу с дружками-приятелями. Нечто среднее между закрытым клубом и бизнес-центром.

– Хаза? – не удержался и продемонстрировал знание воровского арго.

– Пусть будет хаза, – рассмеялся мой бывший студент. – Или хата. "Матрешки" называется.

– "Матрешки"? – переспросил я, и какое-то смутное воспоминание шевельнулось, будто я сам нашел это слово применительно к Лене, еще даже не подозревая о существовании борделя с таким именем.

– "Матрешки". Простенько и со вкусом. А куда еще податься братве? Крутимся, варимся, оговариваем условия контрактов, подписываем документы, делим общак, отстегиваем должки, укрепляем связи. Отпашем свое, потом законный отдых: сауна, бассейн, бар, солярий, бильярд. Плюс – массаж: тайский, европейский, общий, классический, эротический.

– Была не была! Тряхну стариной. А массажистки?

– Шикарные. Из тех, что достают. Особенно одна. Главное – надежные. Что в эпоху СПИДа немаловажно. Презервативы – в обязательном порядке. Еженедельный врачебный осмотр, но это скорее так – подстраховка, за все время ни одной инфицированной. Потому что клиентура более-менее постоянная. Новички – только по рекомендации прежних клиентов. Все женатики, никаких связей на стороне. Не считая матрешек. Кстати, вы женаты, Профессор? спросил он и странно как-то усмехнулся, но я тогда не внял, занятый своей игрой и не предполагаая, что со мной тоже ведь могут играть в кошки-мышки. Вот именно – я казался себе котом, а был мышкой. Котом был мой бывший студент, который выпал из моей памяти вместе с остальными за единственным исключением.

– Женат, – помедлив, сказал я и ужаснулся двусмыслице сюжета.

– Тогда поладили. Могу вас рекомендовать, хоть вы все равно будете среди нас белой вороной, – осклабился мой собеседник.

– А если нагрянет полиция?

– Какая здесь полиция! Во-первых, главный американский идол – прайвиси. Во-вторых, на случай облома, всегда можно объяснить, что русские гуляют день рождения или просто вечеринка, а если кто из гостей и уединился с кем, так хозяйка – не мамочка, гости – не дети. Полиция – тоже люди: можно дать на лапу или пугануть. Ошпарятся – и отлетят. То есть слиняют, – пояснил он. – Все еще желаете полакомиться клубничкой, Профессор?

– Пошли, – нетерпеливо сказал я, боясь опоздать и упустить шанс.

– Прыткий вы, однако.

Вспомнил, наконец, моего студента и забавную историю, с ним связанную. Единственное, что осталось скрыто за семью печатями моей капризной с возрастом памяти – имя. Оказалось не суть важно: как в своей среде, так и в противоположной – правоохранительным органам разных стран – он был известен под псевдонимом, заимствованным у знаменитого киногероя.

Нет, не Джеймс Бонд.

Открыла нам дверь сама мадам, по-русски бандерша, для своих лет даже красивая: как любят выражаться русские классики, со следами былой красоты на пятидесятилетнем или около того лице. Мы попали в нечто вроде сеней, а уже оттуда хозяйка повела вглубь дома, где я ожидал увидеть понятно кого, не загадывая наперед ни моей, а тем более ее реакции.

Просторная гостиная – большой сосновый стол посередке, вокруг некрашеные скамьи и табуретки. Под избу сработано, стиль "рюсс". На стенах иконы, на стеллажах – разностильные и разнокалибернные матрешки, которые я воспринял как намек на разнообразие отсутствующих пока девичьих экспонентов: в комнате были одни мужики. Мы угодили в разгар какой-то разборки – пока что словесной: вид у всех был малость разгоряченный. Или это на них подействовала водяра? Выпивка была представлена на столе избыточно – бутыли с "Абсолютом" и "Мартелем", зато сугубо русский закусон: бородинский хлеб, семга, блины с икрой, шматами нарезанное сало, холодное мясо, соленые и маринованные грибы, малосольные огурчики, споловиненные луковицы, из горячего – пельмени. В комнате повис сизый дым – нигде сейчас столько не курят как в России (разве что в Японии). При нашем появлении разговор смолк, на меня воззрились с недоумением, которое не исчезло после того, как чичероне представил меня. Белая ворона.

– А где настоящие матрешки? – поинтересовался я, пытаясь снять напряжение, и мне было отвечено припевом знаменитой советской песенки сталинских, кажется, времен:

– Первым делом, первым делом самолеты,

Ну а девушки, а девушки – потом.

Бандерша вручила мне альбом, в котором живые матрешки

были представлены в соблазнительных позах, считай – без ничего. В этом разнообразии было однообразие, индивидуальные лица и фигуры сводились к единому любовному знаменателю. Я нервно перелистал альбом, но ее не обнаружил. Вспыхнула безумная надежда, хотя я сам, собственными глазами, видел, как она впорхнула в этот вертеп. Бандерша тем временем рассказывала об успехах в бизнесе – помимо лонгайлендовского дома для утех, у нее в Манхеттене "Russian Vodka Room", а на Волге, откуда родом, совместное с одним техасцем предприятие – теплоход-гостиница с "нумерами" на третьей палубе. Слушал в полслуха. Что если я опоздал, и ее уже кто ебет из "новых русских"?

В любом случае опоздал, ибо ее ебли вчера и позавчера и позаприпозавчера, успокоил я себя такой хитроумной констатацией факта.

Она появилась вместе с четырьмя другими матрешками, мало от них отличаясь – все в пышных юбках с цветастыми подолами, поверх тонких блузок расписные платки. Вперилась было в меня, но тут же отвела взгляд ничем не выдав. Стиль "рюсс" ей к лицу – красива как никогда. Конспируясь, стал было заигрывать с рослой черноглазницей, но быстро отвалил, обнаружив, что "студент" уже фалует мою милую. Подчиняясь колледжной субординации, тут же мне ее уступил. Изобразил нетерпение, и Лена сама ввела меня в лабиринт.

Заготовленные слова застряли в горле. Дал волю слезам – рыдал как ребенок. Лена утешала, гладила по щеке, целовала и в конце концов распалила. Как блядь, она оказалась еще желанней, чем жена. Набросился на нее, как зверь, а кончив – стыдобища! – на какое-то мгновение вырубился, но это мгновение в добрых полчаса. Как они говорят, родимчик сделался. Сказались бессонница и нервотрепка последних дней. Или это сама природа ввела в меня анестезирующее вещество? Когда врубился обратно, первое что увидел, сидящую рядом на табурете Лену – одетую, с застывшим взглядом, неподвижную. Наблюдал за ней с полминуты, пока наши взгляды не встретились. Не говоря ни слова, быстро оделся и вышел из комнаты. В гостиной было пусто – одна хозяйка борделя. Я вынул кошель, но она улыбнулась:

– За вас заплачено.

– Кем?

– Не все ли равно. Вы – наш гость.

Мне бы задуматься над неожиданным гостеприимством бандерши, но моя голова и без того трещала от полученной в тот день информации – вот и не смекнул. Думал совсем о другом.

Что если вся тайна женщины, которая изводит нас – в отсутствии у нее эрекции и эякуляции, а возможно и настоящего, как у нас, оргазма? Мужчина в этот момент не может фальшивить, а женщина, эта природная лжица – сколько угодно! Тем только, собственно, и занята. Что есть эрекция – сила или слабость мужчины? Эрекция, которая возникает не только по любви, но и от импульса памяти, от сновидений, от тряски в автобусе, от давления переполненного мочевого пузыря. И почему Лена-матрешка возбуждает меня еще сильнее, чем Лена-жена? Неожиданностью перевоплощения? Разгадкой тайны?

Какая же это разгадка, когда в одной матрешке сидит другая, в другой третья, в третьей четвертая – несть им числа, и все матрешки – на одно лицо? Точнее на одну муфту. Да и сама любовная развязка сводит на нет отличия любовных сюжетов одно от другого. Вот это однообразие в множественности и возбуждало меня больше всего. Мнимость перевоплощений: Лена была одна и та же, в каких бы ипостасях не являлась. Лена-девочка, Лена-балерина, Лена-студентка, Лена-жена, Лена-мать, Лена-блядь. Кто на самом деле? Какая-то несфокусированность восприятия, колебательность представлений, растерянность перед реальностью. Менялось обличье, а физическая и метафизическая сущность оставалась неизменной: Лена-тайна, Лена-матрешка.

Солнце садилось, когда, не дождавшись ее, поплелся к машине. На ветровом стекле квитанция штрафа – за просроченное время. Квитанцию разорвал и веером пустил в воду, обманув утиную флотилию, которая тут же направилась в мою сторону, но, раскусив подлог, на полпути поворотила обратно. Положил голову на руль, и сколько прошло времени до того, как я ее поднял и включил зажигание, не знаю – может несколько секунд, может целый час. Вырулил со стоянки, дал полный газ и вылетел на красный свет – чудом не сбил велосипедиста. Промчал мимо "Матрешек", засек боковым зрением нашу "тойотушку", припаркованную у кладбища. Рванул в сторону хайвея и врезался на выезде в какого-то зазевавшегося "латинос" – помял бампер, разбил подфарник. La rasa! Легко отделался. Mea сulpa – не дожидаясь полиции, вручил ему сотник на ремонт. Дальше катил осторожно, медленно, да и куда теперь спешить?

Лена была дома. На выяснение отношений сил у меня не было – отложил до лучших времен. Странное было ощущение, что она сама порывается мне что-то сказать, но я разделся, лег и мгновенно заснул. Спал, как ни странно, хорошо – первая за последние недели ночь без кошмаров. Больше меня не расстреливали во сне как наяву. Рельность превзошла все гипотезы и фантазии, воображение бездействовало, я успокоился. Во многом знании много печали, но не тревоги. Бестревожное знание – это покорность судьбе.

Лена разбудила меня в пять утра:

– Только не спорь и не спрашивай. Я уже собрала все вещи. Танюша готова. Позавтракаешь в пути. Все хвосты – по телефону.

Спросонья я ничего не понимал.

– К чему такая спешка?

– Потом будет поздно. Они уже все знают. Высчитать тебя как моего мужа смог бы даже еж, а у них госбезопасность поставлена как когда-то в стране, откуда они родом.

– Бандерша?

– Бандерша – подставное лицо. Как раз она не в курсе. Ей просто отстегивают приварок. Настоящий padrone – Тарзан.

– Тарзан?

– Ну да. Это его кликуха. Когда на него находит, он становится дикий, как Тарзан. В темных очках. Тот человек, что привез тебя к нам.

Меня резануло это "к нам".

– Не привез, а привел. Я его заставил. Твой Тарзан – мой бывший студент.

– Знаю.

– Откуда?

– Тарзан мне сказал.

– Он знает, что я твой муж?

– Конечно. Потому и привел. Любит пикантные ситуации.

Тут только до меня дошло, что в Саг-Харборе он ломал со мной комедию.

– Ты с ним спала?

– Какое это имеет значение?

– Для тебя – никакого, – рассердился я.

В самом деле, почему он меня должен интересовать больше, чем другие ее клиенты?

– Спала. Больше никем Тарзан не интересуется. – И усмехнулась: Однолюб. Прикипел душой и телом.

– Я так понял, что он женат.

– Номинально. Семья у него в Ницце. К жене относится, как к матери своих сыновей.

– А как он относится к тому, что ты спишь с кем попадя?

– Плохо. Предлагал развестись с тобой, уйти из "Матрешек" и стать его личной герл.

– А ты?

– Дала ему отлуп.

Как ни странно, эта извращенная форма верности мужу меня немного успокоила.

– Ты вчера сбежала?

– Сбежать от них невозможно. Такое только в детстве возможно – убежала однажды от приемных родителей после того, как "папаша" стал подваливать. А вчера просто отпросилась у бандерши, сказавшись больной: клиент, мол, попался чересчур активный, настоящий садюга. Это про тебя.

– Ты уверена, что они догадались?

– Знаю точно.

– И тем не менее отпустили?

– Да.

Не стал больше пытать про Тарзана, да и так ясно: их связывают особые отношения, добром он ее не отпустит.

К вечеру, отмахав с полтысячи миль, мы уже были в Фанди. Поставили палатку, небо в алмазах, океан в ушах и ноздрях, Танюша на седьмом небе, заснула мгновенно.

Погони не заметил, хоть и поколесил по городу, прежде чем выкатил на хайвей. Время от времени поглядывал в зеркальце, не сели ли нам на хвост.

В первую же ночь моя матрешка раскололась, и одновременно с другими чувствами, я испытывал облегчение – конец проклятой неизвестности. На следующий день Лена исчезла.

9.

Господи, какая выдалась ночь! Небо вызвездило, высыпав всю свою млечную наличность, ничего не оставив про запас. Внизу бесшумно катились волны, заливая каменистое дно, по которому мы успели пройтись посуху час всего назад – прилив, который в любую минуту грозил превратиться в потоп, а мы обозревали ночное буйство природы с высокого берега, из безопасного далека. Пьянили ночные запахи, тайные шорохи понуждали к изучению еще одного языка природы. Дневные тревоги отступили на задний план, будто не вчера это с нами стряслось, а миллион лет назад, в доисторической тьме. Голова кружилась от легкости, свободы и фантазии. Но я уже знал, что за это безусловное, абсолютное счастье нам еще придется расплачиваться наличными. Вот-вот.

Уложив довольную Танюшу, мы бродили по береговой крутизне залива Фанди и, вместо того чтобы выяснять отношения, упорно, словно сговорившись, молчали, боясь потревожить эту божественную ночь, нарушить волшебство дышащей нам в затылок природы. В конце концов, не обменявшись ни словом, мы отправились восвояси и, глянув на свернувшуюся калачиком, посапывающую, кулачок во рту, Танюшу (только ночь возвращала это единственное разумное в нашей семье существо детству), мгновенно уснули обнявшись – так ухайдакал нас целый день драйва. Лена вздрагивала во сне, я прижимал ее крепче, она снова засыпала.

Проснулся среди ночи и в неверном свете луны долго смотрел на милых моих дочурок – Лену и Таню, пока не захлюпал от умиления и горя. Сон наяву, явь во сне, будто вижу их первый и последний раз. Никого из своих жен и детей не любил как вот этих.

Окончательно пробудился, почувствовав на своем лице ее пальцы. Лена водила ими по руслу моих слез, и я заревел сильней – вроде бы уже наяву. "Бедный мой, бедный", шептала моя любимая родная шлюшка. А каково ей? Ее предутренний рассказ – шепотом чтобы не разбудить Танюшу, по-русски чтобы Танюша не поняла, если проснется – был сух, как статистический отчет, мелькали города и годы, никаких эмоций, которые, так я понял, были растрачены, как и слезы, значительно раньше. Что меня удивило – рассказывая, Лена не грызла ногти. Подробности меня не интересовали, я слушал словно речь шла не о моей девочке, но о чужом, незнакомом человеке – либо я все еще не проснулся и меня мучили кошмары. Реальность – если только это была реальность, а не сон – превосходила все страхи и подозрения.

– Ты должна была сказать мне это раньше, – крикнул я, не выдержав.

– Я пыталась, но ты как-то не внял, а исповедаться с разъяснениями невозможно.

И тут я вспомнил, как в очередной скандал из-за ее трат, она мне врезала, что лучше быть проституткой, чем выслушивать мои мелочные попреки, и что нет разницы между браком и притоном: "Хочешь знать, я – настоящая шлюха. В самом что ни на есть прямом смысле. Предпочитаю в таком случае притон." Но я принял тогда за фигуру речи.

У себя в Иркутске она, действительно, была подающей надежды танцовщицей, и если бы не спеклась вэлферная империя, которая, помимо зла, источала на своих поданных также дозированное добро и, в частности, пестовала юные дарования, Лену, кто знает, ждала бы, вероятно, видная балетная карьера. Однако, с крушением социализма, хореографическое училище в Иркутске лишилось государственных субсидий, спонсора из числа новых русских не нашлось, зато открылась граница, а заодно и новые горизонты: попасть в Джульярд-скул в Нью-Йорке представлялось теперь не более сложным, чем в Вагановское училище в Санкт-Петербурге. Брат, поставщик в зарубежные притоны молодых дарований, пусть совсем иного рода, предложил помощь и разработал сложный план, а чтобы не было накладки, решил подстраховаться и лично сопровождал девичий десант за океан. В Нью-Йорке, предупрежденный заранее, их должен был встретить володин напарник-соделец, который к тому времени досрочно вышел из тюрьмы и тут же – за старое, возобновив деятельность в невиданном прежде масштабе ввиду фактической безнаказанности любого криминала в новой России. К тому же, у них была крыша, что означает на российской тарабарщине тайных и влиятельных покровителей во властных структурах (не задаром, конечно). Но даже если б замели, всегда можно откупиться: у них там все прихвачены. А в России теперь продается все, включая атомные боеголовки и пост президента страны. Главное – знать точную цену.

Пока рассказ Лены совпадал в общих чертах с тем, что я узнал от Бориса Павловича. Это был первый вояж Володи за пределы бывшего СССР, а в русской диаспоре еще более волчьи нравы, чем в волчьих стаях Сибири, хотя вроде бы дальше некуда. Волк Володя оказался провинциалом и наивняком против зарубежных русских волков. Так, по крайней мере, выходило со слов Лены, которые, когда она говорила, я принимал на веру, а потом стал сомневаться.

Сколько раз она меня надувала! Засомневавшись, вспомнил почему-то никогда не бывшую школьную карусель, а был банальный инцест: у таких вот детских грешков самые длинные тени. Потому, может, и небылица про изнасилование в школе, чтобы скрыть куда более стыдное? Все, что связано с ее братаном-любовником, хоть и вызывало отвращение, но одновременно подстегивало любопытство. А сомневался я даже в том, что видел собственными глазами в "Матрешках". Мне легче было представить мою жену ебущейся с братом, чем с кем попало, по нескольку партнеров в день, но все они были безымянны, на одно лицо, в то время как ее любимого брата я имел честь знать лично. Тут до меня, наконец, задним числом дошло, что собачья свадьба в школе – это эвфемизм детской проституции в Нью-Йорке, куда Лена попала в школьном возрасте. Но это было маргинальное, излишнее, не нужное уже мне открытие.

Идея поездки в Нью-Йорк в группе будущих шлюшек для педофилов целиком принадлежала ее брату. Будто бы он, веря в талант сестры, очень переживал, что ее балетная карьера, едва начавшись, так впезапно оборвалась из-за распада коммунистического рейха. Вот он и предложил отправить ее с очередной партией девочек, которые летели по подложным вызовам – семейным приглашениям, для поступления в престижные школы, а у одной малолетки, 13-ти лет от роду, были бумаги об удочерении ее бездетной парой из Вермонта. У Лены на руках был документ с ПМЖ, и благодаря Борису Павловичу, не пришлось ее переспрашивать, я и так знал: постоянное место жительства. Однако уже в Ди Эф Кей, как только их растаможили, ждал сюрприз – вместо володиного напарника, встречали неизвестные лица, которые затолкали всю группу в микроавтобус и перевезли в соседний аэропорт "Ла Гардия", а уже оттуда вылетели в Калифорнию.

Дело оказалось вот в чем.

Девичий трафик в Америку контролировался двумя соперничающими мафиями: одна, к которой принадлежал Володя и его напарник, называлась "Бог в помощь!", другая – "Братья Карамазовы". Ничего удивительного – в той же Италии их куда больше: "коза ностра", "каморра", "ндрангета", "ля роза", "сакра корона унита" – с двумя последними контачат русские мафии: в том числе, по трудоустройству девичьего молодняка в Европе и Америке. Борьба за живой товар и за рынок сбыта идет не на жизнь, а на смерть. Что и подтвердилось через пару дней после их приезда и послужило грозным предупреждением Володе: тело его напарника, который должен был встретить их в Ди Эф Кей, нашли на Брайтон-Бич с перерезанным от уха до уха горлом. Те, кто его замочил, заботились не о сокрытии, но наоборот – о паблисити. Вопрос для Володи стоял просто – либо он сотрудничает с новыми хозяевами, либо его ждет та же участь.

Я не верил ни в его добрые намерения, ни в его неведение. Подозревал, что он вступил в сговор со второй мафией еще в России, предав партнера: за деньги или под принуждением – не все ли равно? Так и сказал Лене, не выдержав.

– Ничего-то ты не сечешь, – вздохнула она. – Мы оба вляпались. Для него не меньший удар, чем для меня. Он потерял контроль над событиями.

– Но как он мог отдать сестру в бляди!

– Иначе давно бы уже был упокойник.

– Это его слова, а не твои! Но даже если так! Почему не пожертвовал собой, чтобы спасти тебя?

– Хотел. Еле отговорила. Даже если б он пожертвовал собой, меня бы не спас. А если б не он, мне было бы еще хуже. Он мне помог. С самого начала.

– Чем же это он тебе помог? – сказал я насмешливо.

– Представь себе! Перед тем, как разбросать нас по разным местам, мы проходили довольно строгий отбор. Некоторые отбраковывались сразу же после прикидочных взглядов: не подходили под физические и возрастные лимиты для нимфеток и шли по обычному разряду – в уличные проститутки.

– А ты?

– Прошла. Товарный вид – что надо. Пятнадцати не было, а давали еще меньше: маленькая, худая, несформировавшаяся. Знаешь, какой средний возраст русской проститутки? Четырнадцать. Шестнадцатилетних зовут старушками. Чем юнее, тем больше спрос. И еще одно преимущество...

Лена помялась, но я так понял, что это из-за Танюши – в ее спальном мешке раздался шорох, уж не разбудили ли мы ее своим шепотом? Танюша была мастерицей подслушивать взрослые разборки. Но там, слава Богу, все стихло.

– Какое преимущество? – переспросил я.

– Отбор включал медосмотр, а девицы шли по высшему разряду. Для них есть специальное слово: mochita – по-испански целка.

– Но ты не была mochita! – воскликнул я. – Сама же сказала, что спала с братцем? Или тоже сочинила?

– Нет, не сочинила, – и снова замолчала.

Я ничего не понимал, голова шла кругом от ее вечных недомолвок. Или Володя тоже стал клиентом притона для педофилов? Господи, какой черт дернул меня связаться с русской!

Я тоже молчал – осточертело следить за ней, выпытывать ее прошлое, ловить на противоречиях. Но каким образом, переспав с братом, она снова стала девственницей прибыв в Америку?

Я догадывался – что-то удерживает ее от очередного признания, но облегчить положение наводящим вопросом не желал. Хоть я ей и сочувствовал, но себе я сочувствовал тоже, а ее упрекал не в прошлом, но в его умолчании, во лжи. Я должен был знать все с самого начала. Где, наконец, гарантия, что ее нынешние признания если и не ложь от начала до конца, то смесь правды и выдумки? Часто она лгала без нужды, будучи не в ладах с реальностью, живя в воображаемом мире. Даже брат ее как-то в этом попрекнул. Или все эти фантазии были ее последним заслоном от действительности?

– Говори же! – не выдержал я.

Ложь или правда, реальность или выдумка, я должен был слышать ее голос, потому что нет ничего хуже ее молчания.

– Ты хочешь знать подробности нашей жизни в борделе? К примеру, как мы изловчились ртом надевать клиенту презерватив во время минета?

– Ртом?

– Фокус-покус! Клиент пошел требовательный и за сотню баксов хотел голым болтом поворошить в девичьем тайнике. Или хочешь узнать, как мы вазелином там обмазывались, чтобы кровь в кровь через трещинки не попала? На случай если маневр с презервативом не удастся.

Меня всего аж передернуло от подробностей.

– Все что хочу знать – каким образом у тебя в Нью-Йорке отросла целка, которой тебя лишил любимый братишка?

– У нас не было никакого выбора, – Лена не обратила внимания на мою грубость. – Бороться бесполезно, бежать некуда – держали взаперти в подвале какого-то дома в Лос-Анджелесе, как рабов, визы и паспорта отобрали, английский на нуле: минимум соответствующего сленга для общения с клиентом, которому менее всего нужны слова. Да и ликвидация володиного напарника произвела сильное впечатление. А уж сколько погибло девочек за ослушание не сосчитать! Даже тех, кому удалось вернуться в Россию, и тех доставали. У них разветвленная сеть по всему миру. Была у нас девчушка из ставропольской деревни – ее отчим продал за полторы штуки, предварительно попортив. Мамаша их однажды застукала, чуть не хайджакнула, вот он и решил ее подальше отправить и даже теоретическую базу подвел: убери соблазн – и греха не будет. Оправдывался, что это она его совратила, а не он ее. Наверно, так и думал, принимая ее детскую ласковость за бабью сексапильность. Прощаясь, обслюнавил всю. Она была уверена, что учиться за бугор посылает. Святая простота, да ей всего-то двенадцать было! Шла через бюро по адаптации иностранцами русских детей. Вот ее и "удочерили". В Америку попала стамбульским транзитом – где сучья жизнь, так это там. Такого навидалась! В Кайхан-сарае их цепями к кровати приковывали – чтоб не сбежали. А за попытку к бегству так отмутузят – родная мать не узнает. Либо кислотой в морду плеснут. Это в лучшем случае. А в худшем – вывозят в море и топят. Рабочая норма "наташи" – а турки так наших девушек зовут без разбора – от двух до девяти мужиков за ночь. Говорят, на них русский акцент возбуждающе действует. Особо в цене наши болонки, а она – настоящая, не крашеная блондика. Вот клиент к ней и шел косяком. Она там к анаше пристрастилась лишь бы забыться. А потом ее чуть курду не продали, а это уже полный завал: у курдов в рабстве не то что бежать – выжить невозможно. Хорошо хоть курд ее не взял – осмотрел, пощупал и решил, что товар изношенный. Здесь появилась только спустя два года – каким-то образом ей удалось что-то скопить, вот она и дала сутенеру на лапу, чтоб тот ее куда угодно переправил из Стамбула. В Америке вроде бы получше, а все равно никто у нас так не убивался, как она. Мы и решили, что это Бог над нею сжалился, когда она сбежала. Ее один американ снял на неделю – ему ее и выдали с документом. Она сначала испугалась, что ее в один конец посылают.

– В один конец? – переспросил я.

– Ну да. Работа по вызову бывает двух сортов – с обратным билетом и в один конец, когда баксик покупает девушку насовсем и может хоть до смерти извести. За десять тысяч долларов. Вдвое-втрое дешевле стоит снять девочку на несколько дней, на неделю. Чаще всего пенсионеры из Флориды заказывают. Силы у них на исходе, их скорее надо возбудить, чем удовлетворить. Работы в таких командировках у нас немного, зато можно попляжиться в свое удовольствие. Вот почему мы такие загорелые круглый год. Так и называется: путанский загар. Так вот, ее во Флориду и вызвали, клиент сердобольный попался. Спасительную акцию задумал, еще когда впервые у нас ее поимел и она ему все, как на духу, выложила. Попользовался ею всласть целую неделю, от звонка до звонка, и так понравилось, что даже предложил по-настоящему удочерить, хотя, учитывая возрастную разницу, скорее увнучить – чтобы продолжать, но уже в узаконенной форме. Только она – ни в какую. Тогда купил ей билет и отправил обратно в Россию. К отцу с матерью в станицу побоялась возвращаться и месяца два перебивалась в Москве – бродяжничала, попрошайничала, но к проституции не прибегала. И вдруг исчезла. Потом ее труп нашли возле мусорных контейнеров, в центре города, с проломленным черепом.

– Ты-то откуда знаешь?

– Оттуда. Все московские газеты трубили. Раскопали подробности и раскрутили ее историю. Спускаемся к завтраку – это в самый мой первый день было – на всех стульях лежат ксерокопии тех статей. Нам в назидание.

– А если ее не в отместку убили, а случайно, по общему российскому беспределу?

– Кто угодно мог. По всей стране сейчас отморозки бродят.

– Отморозки?

– Ну да, блатные, которые отпали от уголовного мира и совершают немотивированные убийства. Непросчитываемые. Знаешь, как дети кошку вешают? Отчего да почему роли не играет. Вот так и отморозки пришибают кто ни попадись. Могли и они. Не все ли равно, коли она мертва! Кто бы ни кокнул, все равно убоина. Только судя по почерку – каратели, из наших. Ветерка наслали. И устранили. Такое гадство. Сам понимаешь, какое у нас всех хреновое настроение в тот день было. Депрессуха. Надежда – она только до первого страха. Если что нам и светит, то разве что когда волосы на лобке поседеют. Один выбор остался – смерть. Володя готов был умереть, я – нет. Что угодно – только не смерть. Единственное что непоправимо. Ты назвал меня как-то смертолюбкой, а все наоборот: жизнелюбка. Вот и попросила Володю мне помочь. Он, понятно, ни в какую. Но я ему объяснила, что пусть лучше сделает родной, чем чужой. Знаешь, тоже было не просто – найти время и место. За нами следили. Все произошло в день моего дебюта, за несколько часов. Володя плакал, когда ломал мне целку. Заодно объяснил что к чему, нашколил. В тот же день я принимала первого клиента, а тот заплатил за целую и остался доволен – у меня там все продолжало кровоточить. Хочешь знать – второй раз еще больней: Володя осторожничал, зато клиент оттрахал меня по-черному. Самоутверждался за мой счет. Педофил – существо неполноценное. Тем более кто платит бешеные деньги, чтобы самолично продырявить девочку. Любая баба, наоборот, предпочтет забойного мужика наивнячку или комплексанту.

– Забойного – в смысле опытного?

– Не только.

– Твой первый клиент был новый русский?

– Америкашка. А коли есть деньги на фисташку, то скорей всего ликвид.

– Ликвид? Фисташка? – переспросил я.

– Ну да, ликвид. Тот же баксик. У кого мошна тугая. А фисташки – это начинающие. Вроде меня. Короче, старый пердила. Твоего, наверно, теперешнего возраста. Только разница между мной и моим клиентом была, сам понимаешь, куда больше, чем у нас с тобой. Да и физически вас не сравнить. Удручающе неспортивен, отвислый живот, отсутствие эрекции – потому и потянуло на mochita. По-научному, детоксикация кажется. Или детофиксация. Ну чтобы вернуть себе потенцию.

– Вернул?

– Пришлось с ним повозиться. С моим-то опытом! Сначала только лапал и тискал, вот я и надеялась, что отсосу как научили – и дело с концом. Не тут-то было! Когда довела до кондиции, этот фраер в такой раж вошел боялась, помрет на мне. Случается, когда такие жмурики трахают малолеток. Этот не помер, зато что там осталось у меня разворошил окончательно. Так глубоко вошел – насквозь, казалось, прорвет и выйдет горлом. Взяла пару дней отгула, пока не оклималась. С тех пор меня преследует ночной кошмар – что меня надувают, и я вот-вот лопну. Так рано все началось, у меня и менструаций еще не было, – скорее констатировала, чем пожаловалась она.

– И ты стала работать в публичном доме? – сказал я, вспомнив, как она кричала во сне, и я думал, что она не помнит своих кошмаров. До меня, наконец, дошло, что то ее сочувственное сочинение про Лолиту было автобиографическим.