Текст книги "Нам подскажет земля"

Автор книги: Владимир Прядко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 22
ВСТРЕЧА В ПАРКЕ

В городском парке, или, как называют его грозненцы, треке, гулянье было в разгаре. Кругом музыка, песни, смех. Гирлянды разноцветных огней тонули в черной, как нефть, воде пруда, окруженного густыми вербами и пирамидальными тополями. На зеркальной водной глади сновали лодки...

Марина Лесина в белом нарядном платье стояла в очереди за лодкой. Рядом без умолку тараторила подруга – Вера Зуева, веселая толстушка, крановщица «Красного молота».

– Хорошую лодку выбирай,– в сотый раз напоминала она, перебирая руками тяжелые косы Марины.

– Уж какая достанется.

– А ты требуй. Нас ведь трое будет: Сережка обещал прийти.

– Да не дергай за косы,– отмахнулась Марина,– Тогда я уйду.

– Не выдумывай! Я же трусиха, одна с парнем оставаться ужас как боюсь. Я только так, на язык бедовая... Сережка, он ничего, наш комсорг, но все равно страшно...

Вера оглянулась и вдруг испуганно схватила подругу за руку:

– Ой, Маринка, вон он! Смотри... Сюда идет...

Но Марине некогда было оглядываться по сторонам.

Подошла ее очередь, и контролер, проверив билеты, сказал:

– Пожалуйте в шестнадцатую, девушки...

Марина шагнула на деревянный мостик. Вера окликнула:

– Куда ты? – Она стояла рядом с высоким парнем в синей тенниске.– Пойдем с нами, Сережа купил билеты в театр.

– Идите сами. Третий будет лишний,– серьезно ответила Марина и прыгнула в лодку.

– В таком случае разрешите с вами.

Из очереди вышел молодой человек с усиками, в белом, тщательно отутюженном костюме. Не ожидая согласия девушки, он прыгнул следом за нею в лодку, резко оттолкнулся от мостика и взялся за весла. Парень действовал решительно, и Марина не успела слова молвить, как лодка уже качалась на середине пруда.

– Позвольте представиться,– парень приподнял свою изящную капроновую шляпу: – Анатолий Крейцер. Или просто – Толя.

Девушке ничего не оставалось, как тоже назвать себя.

– Марина,– задумчиво и с чувством произнес Крейцер.– Славное имя. Но позвольте называть вас Мэри. Это короче и... поэтично.

– Как вам угодно...

Марина уселась на носу лодки и, опустив руку в теплую воду, ловила водоросли. Появление этого молодого парня смутило и рассердило ее. Ей хотелось побыть одной. У нее грустное и тревожное настроение. Перед ней все время стоит мальчишка с нежными, как весеннее небо, глазами. Егорка... Он робко входит в спальню детского дома, куда его привела Марина, оглядывает ряд кроватей и спрашивает: «Я буду здесь жить? А папка за мной придет?» Разве можно было думать о чем-нибудь другом, кроме судьбы этого мальчишки?

Но когда парень назвал себя, Марина сразу же вспомнила о сегодняшнем разговоре в комсомольском штабе и о порученном ей задании. Она вся как-то подобралась, словно изготовилась к схватке, но потом слегка улыбнулась, понимая, что в данный момент ей весьма полезно быть легкомысленной, наивной девчонкой.

– Так вы и не ответили на мой вопрос,– напомнил Крейцер, легко и умело взмахивая веслами.

– Какой, простите?

– Вы учитесь или работаете?

Марина с улыбкой взглянула на собеседника:

– И то, и другое.

– Ах да! Сейчас все учатся. Это в моде. И университетский ромбик здорово украшает лацкан пиджака.

– Не в украшении дело,– пыталась возразить девушка.

– Понимаю, Мэри! – горячо воскликнул Анатолий.– Вы должны иметь высшее образование, чтобы больше пользы приносить стране, народу и тому подобное... Об этом говорят на всех собраниях. Но ведь хорошей домохозяйки в университетах не готовят, не так ли?

– А вам нужна хозяйка?

 – Конечно,– многозначительно улыбнулся Крейцер,– и притом хорошенькая, чтобы могла отлично готовить обед...

– Тогда ищите такую среди поваров.

– Повара тоже все учатся. Им некогда обращать на меня внимание.

– Это зависит от вас.

– Может быть,– Крейцер липким взглядом скользнул по фигуре девушки. Марина отвернулась.

«Девица первый сорт,– подумал Крейцер.– Нельзя упустить этот аппетитный кусочек...»

– А вы, Мэри, где работаете, если не секрет? Впрочем, можете не отвечать. Женщина не любит, когда ей задают два вопроса...

– Какие?

– Сколько лет и какую занимает должность.

– Где это вы так изучили женскую натуру?

– Конечно, не в университете, а в жизни. Так сказать, на практике...

От его слов веяло пошлостью. Марина передернула плечами, изменившимся голосом сказала:

– Мне надоело...– она выразительно посмотрела на Анатолия,– кататься. Давайте к берегу.

– С удовольствием,– повеселел Крейцер.– Я сам не люблю воду. На ней, знаете, устойчивости нет... Хотя один мой знакомый так устойчиво сидел на воде, что купил себе автомашину и дачу...

И сам засмеялся, усиленно работая веслами. Лодкастукнулась о деревянный помост. Ее уже наперебой выпрашивали у контролера ожидавшие.

Крейцер встал, одернул свой легкий чесучевый пиджак и, пропуская вперед Марину и придерживая ее за локоть, спрыгнул на помост. На ходу он, точно лакею, сунул в руку удивленному контролеру смятый рубль.

Медленно прошлись аллеей. Оживленно болтая. Крейцер плотнее прижимал к себе локоть Марины. Девушка легонько отстранила его. Он, делая вид, что не заметил этого жеста, продолжал рассказывать о себе. Пока прошли парк, Марина уже знала, что Крейцер работает заместителем директора обувной фабрики, получает весьма приличную зарплату, учитывая прогрессивку, что скоро он вернется в Москву, где его ждет блистательная карьера. А пока... ужасно томит одиночество.

– Вы не представляете, Мэри, как трудно без хорошего... – Анатолий сделал ударение,– без сердечного друга, с которым можно говорить о самом заветном, интимном. Умных людей среди моего круга мало, не с кем словом переброситься. Вот впервые встретил такую чудесную девушку, с которой чувствую себя удивительно легко и... вдохновенно.

Он снова взял девушку за локоть.

– Комплимент?—спросила Марина, чтобы только поддерживать разговор.

– Ничуть. Я искренне. Сегодняшний вечер надолго останется в моей памяти. Приду в свою пустую квартиру, всю ночь вспоминать буду...

– Вы живете один?

– Как палец.

– А родные?

– В Москве, на Арбате. Старик мой – доктор наук, денег у него куры не клюют, но прижимист, как Крез. Десятку, бывало, не выпросишь. Меня выручала моя маман. Она отваливала мне пару четвертных на день. Житуха была шикарная. Но старик мой вытурил меня из столицы на периферию, как только я закончил институт. Спасибо хоть рекомендации дал некоторым своим друзьям... Вот я теперь и прозябаю здесь, На чужой квартире, на задворках.

– Не понимаю.

– Свой район за консервным заводом я называю задворками.

– Вы клевещете на наш город,– возразила Марина.

– Не будем спорить, Мэри,– Анатолий поднял руки: – Беру слова обратно и сдаюсь на милость победителя...

«Где же это за консервным заводом?» – думала девушка, но спросить не решалась.

Они вышли из парка на небольшую площадь. Крейцер подбежал к стоявшей недалеко шоколадной «Победе», распахнул дверцу:

– Садитесь, Мэри, подвезу.

Марина хотела отказаться, но, увидев номер машины, со смехом согласилась.

– Ну что ж,– беззаботно проговорила она,– после лодки давайте на такси. А где же шофер?

– Он здесь,– сказал Анатолий, усаживаясь за руль, – рядом с вами. И это не такси, а моя машина.

 – Вот как?

– Подарок дяди. Он в Москве главком верховодит Отдал мне свою машину. А без этого приложения я бы ни за что не поехал на периферию. Ведь должен же я и здесь пользоваться атрибутами цивилизации...

Фыркнул мотор. Крейцер включил скорость. Но в эго время из кустов вынырнул высокий человек в длиннополом пиджаке, без фуражки, копна волос спадала ему на глаза. Он стукнул Анатолия по плечу:

– Один момент, шофер. Привет!

– А-а! —оглянулся Крейцер.– Что, опять? Не дам! Прошлый раз...

– Тихо, паря! – Человек сдавил своей огромной рукой плечо Анатолия.– Мало получил? – Он присмотрелся и, увидев Марину, изменил тон: – Ах, машина занята? Так и скажи. Извините, мадам. Желаю удачи!.. До двенадцати... там же...

Машина рванулась вперед. Марина успела заметить, что парень был одет в коричневый пиджак, а на волосатой руке блестели золотые часы с массивным браслетом.

«Победа»понеслась по улице. Насупленный Анатолий молчал, сосредоточенно вел машину.

– Хорошо! – вдруг выкрикнула Марина, выглянув в открытое окно навстречу ветру.

Крейцер взглянул на девушку и вновь оживился:

– Может, катанем за город? – предложил он.

Марина промолчала, а когда машина поравнялась с кинотеатром, твердо сказала:

– Остановите.

Заскрипели тормоза. Анатолий удивился:

– Что случилось? Вы куда?

Уже захлопывая дверцу, девушка проговорила:

– Ищите себе другого компаньона для загородных прогулок!

– Да я не хотел вас обидеть, Мэри! Простите. Когда мы встретимся? Эх!..

Но девушка резко повернулась, и ее маленькие каблучки застучали по тротуару. «Победа» постояла с минуту и как-то нехотя поехала дальше, но не в сторону консервного завода, а через площадь влево, по проспекту Орджоникидзе.

Когда машина скрылась за нефтяным институтом, Марина вернулась и подошла к будке телефона-автомата. Плотно затворив за собой дверь, набрала нужный номер и тихо проговорила в трубку:

– Мне надо увидеться с вами, Василий Вакулович... Хорошо, иду...

Глава 23
ЧУВСТВУЕШЬ, КАКОЕ ВРЕМЯ?

Полковник Рогов часто задерживался в кабинете допоздна. А в эти дни особенно. Ему не давали покоя последние два дерзких преступления. Такого уже давно не было: за одну ночь два убийства и ограбление магазина.

За долгие годы работы в милиции Василий Вакулович давно привык ко всяким неожиданностям, но по-прежнему каждое происшествие болью отзывалось в его сердце, особенно, если при этом погибали люди. Тогда полковник, как вот сейчас, часами непрерывно ходил по кабинету из угла в угол и старался разобраться, по чьему недосмотру случилось несчастье. Немалую долю вины он брал на себя и своих сослуживцев: проглядели...

Да, работники милиции что-то недоделали, вот и получилось—прозевали. Прежде всего не устерегли тех кто оступился, кто пошел скользким путем «легкой» жизни. Тут бы приглядеться, подсказать, помочь. Но прошли мимо. Не заметили. А может, даже отвернулись. Ох, как это страшно—отвернуться от человека. Забытый, отвергнутый всеми, он морально опускается до предела, становится зверем, которому и людская жизнь – ничто. Такой человек способен на самые подлые поступки, если его вовремя не сдержать.

А кто должен сдерживать? Ведь не поставишь возле каждого из таких негодяев милиционера, который ходил бы следом и при случае мог схватить за руку...

Думать так – значит, стараться снять с себя вину, успокоиться. Василий Вакулович резко взмахнул рукой, словно подчеркивая свои мысли. Нет, он не мог успокоиться. Совершено преступление, и ему казалось, что в этот миг он со своими сослуживцами чем-то отвлекся, словно вздремнул на посту. А спать нельзя. Милиция должна иметь тысячи зорких глаз, тысячи смелых, горячих сердец, тысячи крепких, надежных рук добровольных патрулей. Тогда не проглядели бы...

Василий Вакулович остановился у окна, отдернул портьеру и долго смотрел на потонувший в огнях ночной город.

В коридоре послышались тяжеловатые шаги, глухой кашель, и в дверь без стука вошел начальник управления.

В одной руке он держал дымящуюся папиросу, в другой – пачку «Казбека» и коробку спичек.

– Ждешь своих? – спросил он, усаживаясь на диван и раскладывая рядом папиросу и взятую со стола пепельницу.

– Жду, Максим Прохорович,– повернулся к нему Рогов.– Почему-то долго их нет...

– Когда ждешь, всегда кажется долго.

– Это верно.

Полковник вновь заходил по комнате.

– Да не мельтеши ты перед глазами!—сказал комиссар покашливая. – Небось, весь день из угла в угол топчешься, знаю тебя... И зря ведь, волнуешься.

– А вы-то, Максим Прохорович,– улыбнулся Рогов,– наверное, пятую пачку выкуриваете?

– Четвертую. В обкоме заседал, некогда было.

– Теперь спешите наверстать?

– Вроде бы.

– Пора бросать.

– Пробую. Вот как раскроем эти два убийства, так брошу.

– Я ловлю вас на слове.

– Согласен. – Комиссар чуть вздрагивавшими пальцами вытащил новую папиросу, чиркнул спичкой.

Рогов сел за стол, пододвинул к себе телефон: он ждал звонка. Обождав, пока откашляется почти невидимый в дыму комиссар, поинтересовался:

– Ругали в обкоме-то?

– Досталось.– Комиссар стряхнул пепел, откинулся на диване.– В городе слухов много в связи с этими убийствами. Говорят, на Кавказ откуда-то с севера приехала банда головорезов, которая проигрывает людей в карты, а потом убивает.

– Глупости!

– Мы с тобой знаем, что это глупости, а народ-то не знает. Вот и верит всяким грязным слухам. Чтобы опровергнуть этот вздор, надо быстрее раскрыть убийства и широко оповестить об этом. А главное – нам надо чаще беседовать с народом, рассказывать о нашей работе, тогда у нас появятся новые помощники. Кстати, ты, Василий Вакулович, когда выступал на предприятии в последний раз?

– Давненько,– покраснел Рогов. – Все некогда...

– А ты следуй совету Кирова: сними язык с плеча, и тогда время найдется.

– Я вот с комсомольцами занялся, из районного штаба...

Начальник управления вскочил с дивана, рубанул зажатой в руке папиросой:

– Правильно. В обкоме сегодня много говорили об этом. И знаешь, что решили? Организовать патрулирование улиц в ночное время. Группами. Из добровольцев. По опыту ленинградцев.

– Доброе дело.

– Конечно. Очень сильное профилактическое средство. Больше того, это же знаешь что? Передача некоторых функций государства в руки народа. Понимаешь? – Комиссар в волнении быстро прошелся по кабинету, бросил в пепельницу потухшую папиросу, закурил новую. – Народ сам себя готовит к коммунизму. Видишь, в какое время мы с тобой живем?..

И он улыбнулся, по-детски радостный и довольный. Глядя на него, заулыбался и Рогов.

Несмело, словно боясь нарушить радостную атмосферу кабинета, звякнул телефон, напоминая о суровых буднях. С губ Рогова мгновенно слетела улыбка. Он быстро снял трубку:

– Слушаю. Добре. Идите в штаб, я буду там...

Рогов встал.

– Ты уходишь? – спросил комиссар.

– Да комсомольцы зовут.

– Обязательно расскажи им о решении обкома.

– Добре. – Рогов посмотрел на часы.– Скоро наши вернутся, хотелось бы дождаться, но...

– Ты иди, – сказал комиссар,– а я немного посижу. Кстати, я газеты сегодняшние не успел просмотреть, вот ими и займусь...

Он забрал с дивана свои папиросы и пересел к столу Рогов посмотрел на его уставшее лицо, побледневшее от непрерывного курения, в мыслях ругнул себя за неосторожные слова: выходит, заставил комиссара остаться за начальника угрозыска. Теперь отговаривать его бесполезно.

Глава 24
С ЭТИМИ – ГОРЫ СВЕРНЕШЬ!

Комсомольский штаб размещался по улице Мира в новом здании на первом этаже. Маленькая комната в конце коридора. Два стола буквой «Т», накрытые красными, в чернильных пятнах, скатертями, несколько стульев. В углу, возле двери – скамейка, на которую усаживали задержанных нарушителей общественного порядка. На стене напротив три большие полукиловаттные электролампы. Это «хозяйство» члена штаба редактора сатирической газеты «БОКС» Славы Мархеля, долговязого паренька в очках. На столе в вазе красивый букет. И трудно догадаться, что в этом букете искусно спрятан фотоаппарат. Стоит только сидящему за столом штабисту нажать снизу кнопку, как мгновенно зажигаются лампы на стене и мягко щелкает затвор фотоаппарата. Готово. А завтра уже фотокарточка задержанного хулигана будет «красоваться» в витрине «БОКСа», установленной на самой людной площади города, у кинотеатра имени Челюскинцев.

Сегодня в штабе шумно: суббота – активный день. За столом скрипит пером начальник штаба Володя Котенко – инструктор райкома комсомола. Вокруг него сгрудились комсомольцы с красными нарукавными повязками. Они только что вернулись с дежурства, еще не остывшие от пережитых волнений, оживленные, веселые.

– Из клуба хлебозавода прибыли,– докладывает рыжеватый ремесленник,– танцы там закончились, все разошлись...

– Задержали кого-нибудь чи ни? – спрашивает Володя Котенко, откидывая назад красивую шевелюру,

– Обошлось...

– А из нефтяного института е? Нэма?

– Здесь! – Из-за спин, приподнимаясь на цыпочках, громко отвечает невысокая, подстриженная по-мальчишески девушка.

– Скильки?

– Четверо. Да у кинотеатра трое, там последний сеанс идет...

– Маловато,– качает головой Котенко.

– Так у нас же каникулы,– оправдывается девушка, снова становясь на носки,– разъехались все...

– Понимаю,– соглашается Володя,– Ничего не зробишь. Як наступає лито, так дежурить некому...

У раскрытых дверей дымят сигаретами курильщики. Здоровенный парень, добродушно улыбаясь, рассказывает:

 – ...А на танцплощадке, ребята, чудеса!.. Какой-то щуплый парень-задавака в канареечной рубашке залез на возвышение, где оркестр играет, и дает указания дирижеру: «Играй лезгинку!» Тот кисло улыбается, машет музыкантам. Играют. Чудеса!.. Канареечный поворачивает свою пьяную морду, выплевывает изо рта папиросу, орет: «Давай, братва, покажем класс!..» Такие же пьяные, как и он, дружки его начинают резвиться. Лезгинка сменяется чечеткой. А кругом стоят дюжие парни и, стесняясь друг друга, отворачиваются, шепчут что-то подругам. Чудеса!.. Полсотни парней ждут, пока трое или пятеро хулиганов вволю натешатся, отойдут на время в угол, а щуплый небрежно махнет дирижеру: «Гони фокс!..» Снова закружатся пары. Я спрашиваю одного из них: «Почему не вытолкаете в шею хулиганов?» А он: «Неохота связываться. Пьяные ведь, в драку полезут...» Мы с нашими ребятами ждем, что дальше будет. Хулиганы сидят кучкой, курят, громко смеются. Их обходят стороной. Опять щуплый парень поднимается на сцену, кричит дирижеру: «Стой, старик, прикрой шарманку!..» Тут уж мы не выдерживаем, подходим. Я спокойно говорю: «Прекратите хулиганить!» Музыка замолчала, стало тихо. Щуплый скорчил рожу, присел, переспросил: «Чаво?» И – дружкам: «Братва...» Ко мне медленно приближаются четверо, руки в карманах, обступают. Я запрыгиваю на сцену, хватаю щуплого сзади за его канареечную рубашку, приподнимаю и вежливо ставлю вниз, на пол. Хулиганы сразу скисли, когда увидели, что их обступает комсомольский патруль. Я улыбаюсь дирижеру: «Маэстро, марш!..» Чудеса!.. Танцплощадка хохочет, а мы выпроваживаем к выходу присмиревших хулиганов.

– И вы отпустили их?

– Нет, доставили сюда. Тут Слава запечатлел их для потомства.

– Хлопцы, кончайте разговоры! – от стола кричит Володя. – Подсаживайтесь ближе, надо же на завтра договориться.

– Нам отсюда слышно, начштаба.

Но тишина, относительная конечно, установилась. Володя отбрасывает со лба чуб, встает:

– Завтра, сами понимаете, хлопцы, тоже будет вечер жаркий: воскресенье. Райком комсомола дал установку – всем штабистам выходить на патрулирование и в субботу и воскресенье.

– А отдыхать когда же? – удивленно спрашивает девушка с мальчишеской прической.

Ее поддержали:

– В самом деле, нам тоже нужен отдых!

– Для нас воскресенье самый тяжелый день.

– Надо установить график, дежурить по очереди.

– Что ж, нам больше всех надо? Так не пойдет...

Володя растерянно смотрит на расшумевшихся комсомольцев, пожимает плечами:

– Та чого вы раскричались? Хиба цэ от меня зависит? Така установа...

Он садится за стол и нечаянно нажимает кнопку. Вспыхивает яркий свет, слышится щелчок фотоаппарата. Это было так неожиданно, что все с минуту молчали, а потом разразились хохотом...

В этот момент в комнату, отмахиваясь от табачного дыма, вошел полковник Рогов.

– Весело живете, – улыбаясь, сказал он. – Добрый вечер.

– Здравствуйте,– дружно ответили комсомольцы.

– Василий Вакулович, выручайте,– вскочил Котенко,– разъясните задачу...

– Какую задачу, Володя?

– Нашу... на данном этапе... А то е у нас несознательные элементы...

– А разве что-нибудь неясно? – Василий Вакулович сел рядом с Котенко, внимательно посмотрел на комсомольцев.

– Нам все понятно!– звонко крикнула девушка, задорно тряхнув мальчишеской прической. Она соскочила с подоконника и, маленькая, юркая, протиснулась к столу. – Установка райкомовская, Володя, ясна, только...

– Говори смелее, Катюша,– пробасил от дверей высокий парень, который рассказывал о случае на танцплощадке.– Ты не бойся...

– А мне бояться некого, я скажу... Володя говорит, что есть установка райкома нам два дня подряд выходить на дежурство. Что ж получается? Значит, нам без отдыха? А может, мне тоже хочется спокойно и в кино сходить, и на танцы, ну и... просто побродить с хорошим парнем...

– Точно. Мы тоже не против,– поддержали ребята.

– И выходит, я несознательная? Не понимаю задачу? – Катя гневно посмотрела прямо в глаза Рогову, словно он был самый главный ее противник, и выпалила: – А разве только мне хочется в коммунизм?!

Она резко повернулась и отошла к окну. Заговорил высокий:

– Верно сказала Катюша. В коммунизм у нас немало найдется попутчиков. Тут надо разобраться и спросить каждого: а много ли ты сделал, чтобы расчистить дорогу, по которой идешь? А то иные за чужие спины прячутся... Райком наш тоже хорош. Установку спустил, на Володю, своего инструктора, все вздрючил и – конец. Чудеса! А тут надо сообща. Как в гражданскую войну – райком закрыт, все ушли на фронт. Или в Отечественную... А на целине? А в Донбассе? Мобилизация – и тысячи комсомольцев в строю. Вот так и сейчас надо бы. Борьба с хулиганством, с пережитками прошлого, борьба за нового человека – это фронт, значит, нужна мобилизация. И все, как один, комсомольцы должны стать штабистами...

– Цэ ты, Микола, горячку порешь,– возразил Котенко. – Райком на это не пойдет. Якщо вси придут к нам в штаб, що мы с ними будемо робыть, куды их девать?

– Дело найдется.

– Чем больше, тем лучше. Правильно, Николай.

– Райком на это не пойдет.

– А мы ему докажем!..

Несколько минут в штабе стоял сплошной шум. Потом страсти начали затихать. Саша Мархель поднял Руку:

– Позвольте слово...

– Това-а-рищи, – развел руками Володя,– цэ ж не  собрание. Мы побалакаємо другим разом, а Василий Вакулович тут ни при чем, он же из угрозыска, у него другие дела...

– Нет, нет,– перебил Рогов,– очень даже при чем. Говорите, товарищи, все выкладывайте, это очень важно.

– Я повторяю,– громко сказал Слава, поправляя очки,– разве все то, о чем здесь говорят, только нам нужно? У нас в штабе одни комсомольцы. А ведь в городе столько молодежи!..

Он замолчал и, склонившись над вазой с цветами, стал настраивать свой фотоаппарат. Потом поднял забитое веснушками лицо с красными оттопыренными ушами, добавил:

– Я все сказал...

Воспользовавшись небольшой паузой, к Рогову протиснулась Марина.

– Вы скоро освободитесь?

– Сейчас, Марина,– Рогов встал. – Я вам, друзья, новость принес.

Все сразу насторожились, стало тихо. Василий Вакулович улыбнулся:

– Ваши претензии уже услышаны. Сегодня вечером обком партии принял решение создать патрульные группы из коммунистов, комсомольцев, лучших производственников...

– А что я говорил! – не выдержал Николай, наклоняясь через стол к Володе. – Видал, какая к нам силища валит?! Теперь пойдут чудеса!..

– Та хиба ж я против? Пожалуйста. Раз е така установа...

– Не установка, Володя,– заговорил Рогов,– а жизнь диктует. Тут ребята верно говорили: в коммунизм идешь, в душу свою загляни, проверь, готов ли. Вот народ наш и собирается заглянуть в душу каждому, чтобы очиститься от тех, у кого в душе слишком много накипи. А такие у нас, к сожалению, есть. Сегодня он напился пьяным, завтра в пьяном виде нахулиганил, а от этого до преступления – расстояние меньше воробьиного носа.

– Можно вопрос? – опять поднял руку Саша.

– Пожалуйста.

– Эти самые патрульные группы к нам придут?

– Нет, товарищи, это будет что-то новое. Пока опыта у нас мало. Мы берем пример с ленинградцев. Они создают на заводах рабочие дружины, которые охраняют в своих районах общественный порядок. Вы понимаете, ребята, некоторые функции государственного аппарата станет выполнять народ, заменяя таким образом административные органы.

– А как же мы, наш штаб? Закрывается?

– Вы, наверное, вольетесь в дружины, станете ядром, ведь у вас есть опыт.

– Мы создадим студенческую дружину! – крикнула от окна Катя.

– Ремесленникам тоже нужна,– отозвались от дверей.

– Надо начинать с красномолотовцев, все-таки рабочий класс, крепкий народ...

– А чем хуже авторемонтники?

– Та не вси разом, хлопци,– вмешался Котенко,– давайте по одному. Хто мае слово?

Но ребята уже все высказали, и желающих не нашлось. Володя поспешил подвести итог:

– На сегодня хватит, а то уже полночь. – Он наклонил голову к Рогову и тоном райкомовского работника, привыкшего вести собрания, спросил: – У вас ничего нет?

– Марина, рассказывайте,– произнес Рогов.

Девушка округлила глаза:

– При всех?

– Конечно. Здесь все свои.

Марина обвела глазами притихших ребят и, стесняясь, заговорила:

– По заданию штаба я... в общем, мы познакомились с ним. Он развязный, самоуверенный... Живет где-то возле консервного завода, на частной квартире. Он какой-то подозрительный, Василий Вакулович. Все что-то недоговаривает, все у него намеки. Мы вышли из парка и сели в его машину, дядя ему подарил ее. И тут – откуда только взялся? – подошел какой-то парень с большой копной рыжих волос, в темном длинном пиджаке, тронул его за плечо. А рука волосатая и на ней золотые часы с браслетом. Ей-богу, они знакомы. Рыжий сказал: «Привет!» А он озлился, говорит: «Опять? Не дам!..» Тогда рыжий меня заметил, засмеялся и крикнул: «До двенадцати!» Я вышла из машины возле театра, а он не поехал домой, ведь ему надо по Первомайской ехать. Он завернул на Орджоникидзевский проспект. У них, наверное, будет встреча в двенадцать ночи. Остается полчаса. Мы еще можем найти их...

– Позвольте спросить? – вскинул руку Слава. – О ком идет речь? Кто этот самый «он»?

Марина опять взглянула на Рогова. Тот едва заметно кивнул головой.

– Рыжего я не знаю,– пояснила девушка,– никогда не видела. А «он» – это Крейцер Анатолий.

– С обувной фабрики, что ли?

– Да, заместитель директора...

– Знаем этого стилягу, он сосед Николая Строкова.

– Через три дома от меня живет,– подтвердил Николай. – И вовсе он не стиляга. Так, развинтился парень. Его хорошенько встряхнуть, и весь его стиль улетучится.

– Рассказывай... Он, знаешь, с какой компанией водится?

– С нашей директоршей на машине разъезжает.

– Это между прочим, а после десяти вечера он появляется у Левы Грека, на Августовской. Там собираются все стиляги города и устраивают дикие оргии, которые они сами называют «экзотическими» балами...

– А ты, Семен, откуда знаешь такие подробности, бывал там?

– Не приходилось,– ответил ремесленник,– но одного из их компании я знаю, он агитировал меня, звал к Левке.

– Надо прикрыть эту лавочку,– хлопнул Николай по столу своей широченной ладонью. – Пойдемте к ним, Василий Вакулович, вы как представитель милиции, а мы – общественность.

Рогов знал парикмахера Леву, который придумывал головокружительные прически и был кумиром городских стиляг, знал, что он устраивает в своей шикарной трехкомнатной квартире вечеринки, приглашает на них только подобранных им парней. Но никто из соседей ни разу не пожаловался на Леву и его гостей: все делалось тихо, предельно вежливо и с виду культурно. В чем же его можно заподозрить?

– А на каком основании мы станем врываться ночью в чужую квартиру? – спросил Василий Вакулович. – На это надо иметь право. У нас его нет.

– Так там же... этот самый бал! – возмущался Николай.

– Разве запрещено приглашать гостей? Нет. Претензии есть? Нет, все тихо, мирно. Не то, Николай, ты предлагаешь,– Рогов обвел глазами присутствующих, на мгновение остановил взгляд на Семене и Марине. —

А может, они просто танцуют, скучно ведь иногда в наших дворцах и клубах, вот они и развлекаются.

– Да нет же! – махнул рукой Семен. – «Экзотический» бал это же... даже совестно рассказывать... Одним словом, черт-те что!

– Вот так уточнил! – засмеялись ребята.

– Честное слово, они там занимаются ерундой!

– Это надо доказать им и, как говорится, взорвать неприятельскую крепость изнутри. – Василий Вакулович снова посмотрел на Семена и Марину.

– Давайте я один пойду,– предложил Николай, – Уж я им, чертям, все разобъясню.

– Тебя Грек дальше коридора не пустит,– сказал Семен. – У него, знаешь, какая система? Кто-то из его друзей должен поручиться за нового участника бала, потом привести к Леве в парикмахерскую несколько раз, тот будет подстригать, выспрашивать, изучать. И только после этого, если экзамен будет выдержан, новичок получит приглашение на «экзотический» бал. Понял?

– Да-а, целый экзамен,– протянул Николай и, разглядывая свои мозолистые, в мазутных крапинках руки, добавил: – С такими вот «паспортами» не достать мне рекомендаций у наманикюренных и накаракулеванных дружков Грека.

– А кто из вас может туда пробраться? – спросил Рогов. – Только чтобы не на вечер, а на больше. Узнать бы, кто там бывает, чем занимаются эти любители экзотики...

– Семен сможет. Ему сподручнее, у него там есть приятель.

– Какой к дьяволу приятель! – возмутился Семен. – Мы с ним теперь враги.

– А раньше? – поинтересовался Рогов.

– Вместе учились, вместе работать начали, вместе в институт поступили на заочный...

– Разве ж можно товарища оставлять в беде? Надо за него бороться, вырывать его и других из того болота, куда их тащит Грек. Согласны, Семен?

– Ну да... конечно... – нерешительно проговорил Семен, потом сдвинул брови, одернул гимнастерку, словно собирался встать в солдатский строй: – Я согласен.

– Тогда приходите завтра сюда, у меня будут конкретные предложения,– сказал Рогов вставая.

– Ладно, приду,– согласился Семен.

Василий Вакулович повернулся к Марине:

– Вам тоже завтра будет задание. Знакомство ваше нужно продолжить... – Заметив, как недовольно двинула бровями девушка, полковник улыбнулся и тихо, одной ей, проговорил: – Степан поймет, он парень умный...

Марина вспыхнула, опустила глаза и, перебирая пальцами косу, пробормотала:

– Да я... ничего... если надо...

– Очень нужно,– серьезно сказал Рогов.

Распростившись с комсомольцами, Василий Вакулович вышел из райкома. Густая ночь, разбавленная уличными фонарями, окутала город. В темном бездонном небе лукаво подмаргивали крупные и яркие звезды.

В шепчущей листве высоких тополей запуталась испуганная луна. Шагая по пустынным гулким улицам, Рогов уже не чувствовал усталости, которая всегда появлялась в конце работы. Наоборот, он ощушал такую бодрость, словно после нескольких бессонных ночей хорошо выспался и отдохнул. Перед глазами все еще стояли задиристые вихрастые штабисты, молодые, отчаянные, решительные. Полковник шел и думал: «С такими ребятами можно горы свернуть...»