Текст книги "Нам подскажет земля"

Автор книги: Владимир Прядко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

В четвертом часу пополудни они покинули военкомат, простившись с майором. Шли молча до самой Менделеевской улицы. Здесь, у трамвайной линии, остановились. Борис, подавая Миронову десятку, вдруг сказал:

– На. Иди в парикмахерскую и поезжай домой. Жена с ребятами, наверное, измучилась...

Владимир ошарашенно посмотрел на него, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Бери, бери, чего уж там... И поезжай. Нужен будешь – вызовем.

– Спасибо...– с трудом глотая подступивший к горлу комок, наконец, вымолвил Миронов. – Большое... спасибо вам... – И побежал к трамваю. Тимонину показалось, что в его налитых радостью глазах блеснули слезы. Может быть...

Глава 31
СИНИЦЫН „ЗАРАБАТЫВАЕТ“МЕДАЛЬ.,.

Тимонин еще не дошел до управления милиции, а слух о его невероятном поступке уже докатился сюда. В кабинет начальника отдела кадров вбежал запыхавшийся Синицын. Полковник Брюханов, маленький холеный человек с благородной сединой на висках, улыбаясь, рассматривал свежий номер «Крокодила». Он резко поднял голову и недовольно взглянул на вошедшего:

– Что стряслось? – начальник отдела кадров не любил, когда к нему врывались без стука; таких он немедленно отправлял назад. Брюханов и сейчас поступил бы подобным образом, но Синицын, красный, как рак, торопливо заговорил захлебываясь:

– Засек я его, товарищ полковник. Порядочек!.. Вот до чего распускает своих любимчиков полковник Рогов, вот к чему приводит, когда сотрудников принимают без проверки, минуя отдел кадров!.. Порядочек!.. А все меня ругает Рогов, я, значит, плохой, в армии не был, кузькину мать не знаю... А этот вояка, которого он без вас, товарищ полковник, где-то выкопал, стало быть, хорош? Ничего себе кадра!.. Ишь, какие штучки выкидывает!

– В чем дело? – нетерпеливо, но уже заинтересованно спросил Брюханов.

– А в том, что этот новичок выпускает преступников, которых мы ловим, вы сами знаете, не досыпая ночей...

– Говорите толком, капитан Синичкин.—Брюханов немилосердно путал фамилии рядовых работников, но обладал необыкновенной способностью запоминать полные имена всех начальников, стоящих от него хотя бы на ранг выше.

Жирный Синицын, размахивая руками и брызгая слюной, нервно говорил:

– Вы знаете, товарищ полковник, меня хорошо, это вы сделали из Синицына человека, дали ему путевку в жизнь. Так вот... Поручили мне, как опытному оперработнику, дело Вовости. Это матерый вор, три кражи нам залепил, а, может, и более. Сидел в тюрьме. Рецидивист, одним словом. Байдалов, которого, между прочим, выдвинул Рогов, не посчитавшись с вашим приказом о моем назначении, так вот Байдалов отобрал у меня это дело. Его я почти закончил и передал полковнику Рогову. Там все готово, передавай в суд и отмечай, что преступление раскрыто. Да не одно, а несколько. А Рогов, чтобы сразу выдвинуть в ряды лучших своего приемыша, передал дело Вовости ему. Дескать, проверь, как справился Синицын. Это ж подрыв авторитета!.. И этот вояка, как его... Тимонин... сегодня после обеда – вы только представьте! – повез Вовостю на прогулку на комиссаровой «Волге»! Я сам ни разу на ней не ездил, а тут преступника катают с таким шиком. Ну так вот. Я стал ждать. «Волга» вернулась пустая. Жду. Часа через два появляются Тимонин и Вовостя. Идут в обнимку, как друзья, не иначе из ресторана. На трамвайной остановке Тимонин сует преступнику деньги и говорит: «Беги!» Тот, конечно, сразу на трамвай... Все, смылся! Теперь ищи-свищи его...

Брюханов подскочил на стуле:

– Отпустил, говоришь?!

– На все четыре стороны. И денег на дорогу дал.

Начальник отдела кадров забегал по кабинету.

– Так, так... – злорадно протянул он, остановившись перед тяжело отдувавшимся Синицыным. – Вот оно, своеволие... Ладно, мы примем кардинальные меры. Надо придать этому факту политическую оценку...– Брюханов взмахнул кулаком, словно рубанул саблей. – Надо одернуть зарвавшихся... Вы, капитан Синичкин...

– Синицын,– поправил тот.

– Да, да, Синичкин,– не слушая его, продолжал вошедший в раж полковник, – вы поступили по-партийному, принципиально и правильно, рассказав об этом мне. Вы молодец, я так считаю. Кто-нибудь еще знает?

– Я первому рассказал вам.

– Молодец,– опять похвалил Брюханов. – И не говорите никому. Я сейчас пройду к комиссару. Если он не согласится с моей оценкой, пойду в обком. Нельзя зарываться, я так считаю... У вас все?

– Да... то есть... – замялся Синицын. – Мне хотелось узнать... все-таки двадцать лет безупречной службы...

– Вы – о медали?

– Так точно.

– Будет, – заверил Брюханов. – Вы достойны, я так считаю. Я подписал наградной лист. Вот только комиссар утвердит и точка.

– Спасибо,– заулыбался Синицын и, кивая головой, попятился к двери.

Глава 32
ПОДЛОСТЬ

В коридоре, у дверей своего кабинета, Тимонин увидел сержанта Гаврюшкина.

– Здорово, однополчанин! – весело поздоровался Борис, пожимая руку Степану. – Где ты пропадал, что я тебя не видел?

– Служба,– нехотя ответил сержант, – Да и вы все где-нибудь мотаетесь.

Открывая дверь, Тимонин оглянулся, остановил свой взгляд на хмуром лице сержанта.

– А ты почему такой скучный? – спросил он, пропуская Степана вперед. – Уж не отчитала ли тебя опять та зловредная старушка, помнишь?

– Какая?

– Что ругала тебя, когда мы сидели в Лермонтовском сквере, в первый день нашей встречи.

– А-а... – на лице Степана появилась мягкая улыбка.– Так за дело ж... Ей можно, она – моя родная бабушка, мать моего отца. Шумливая, ну просто сладу нет, но добрая... Я ведь один у нее...

– Вот оно что! – удивился Тимонин, усмехаясь. —А я-то думал посторонняя. Теперь понятно. Боевая бабуся. Значит, она из-за любви к тебе хотела огреть тебя палкой?

– Выходит так,– ответил Степан, переминаясь с ноги на ногу.

– Да ты садись,– пригласил Тимонин, снимая с себя пиджак и вешая его на спинку стула. Он остался в белой рубашке, принялся засучивать рукава. Гаврюшкин молча наблюдал за ним.

– А все-таки гражданское вам не идет, товарищ старший лейтенант,– заметил он. – В военной форме лучше, солиднее как-то.

– Это с непривычки так кажется. Зато легко и свободно, не надо затягиваться ремнями. – Тимонин достал дело Вовости, раскрыл, стал листать.

– Я вам не помешал?

– Нет, что ты! Я очень рад. А это дело, Степан, я уже закончил. – Борис потряс папкой в воздухе. – Не знаю, верно ли...

Тут он заметил, что из папки высунулся белый листок. В этом месте Борис раскрыл дело, увидел неподшитую бумажку с какими-то записями, сделанными рукой Синицына. Всего несколько слов. Он прочитал вслух:

– «Петр Мослюк, шофер автобазы, Кирова, 34, серая «Победа», тридцать первого дома нет».

Степан приподнялся:

– Вы уже все знаете?

– Ты о чем? – не понял Тимонин.

– О Мослюке. А я пришел вам сообщить...

– Давай выкладывай,– нетерпеливо перебил Борис.

– Я слышал, что на Сунженском хребте, где убит Никита, нашли стружки от красного карандаша...

– Ну-ну!

– Коробку новых цветных карандашей, но без красного, я видел у того малыша в матроске – помните? – что в сквере прятал в кусты свой мяч. Я узнал, где он живет. Адрес – вот этот: Кирова, 34. Фамилия малыша – Мослюк, а мать его зовут Зинаидой.

– А где отец?

– Никто не знает, куда он уехал, даже жена. Дома его нет как раз с тридцать первого мая.

«В этот день убили Никиту», – пронеслось в мозгу Тимонина. И сразу все отодвинулось на второй план. Борис рывком поднялся, взял дело Вовости, надел пиджак:

– Пошли, Степан, к полковнику Рогову. Нельзя медлить...

У полковника Рогова были капитан Байдалов и секретарь партийной организации отдела уголовного розыска майор Андриенко, лысый, сухой мужчина лет сорока. Василий Вакулович по обыкновению ходил по кабинету.

Взволнованный Тимоннн остановился в дверях. Из-за его плеча выглядывал Гаврюшкин.

– Товарищ полковник, важные новости,– сообщил Борис.

– Заходите, – разрешил Рогов.

Борис пропустил вперед Гаврюшкина, кивнул ему:

– Говори.

Расправляя под ремнем гимнастерку, Степан повторил свой рассказ.

– А теперь посмотрите вот эту запись,– сказал Тимонин, подавая полковнику папку.– Я обнаружил ее в деле Вовости. Писал капитан Синицын, его рука.

Василий Вакулович прочитал записку вслух и хлопнул ладонью по столу.

– Она же лежит здесь давным-давно,– рассердился он и взглянул на Байдалова. – Зовите Синицына.

Василий Вакулович снова зашагал по кабинету. Лысый Андриенко, близоруко щурясь, перечитал записку, в сердцах произнес:

– Ах ты подлец! И слова не найдешь, как все это назвать.

Вернулся Байдалов. За ним, осторожно ступая, вошел бледный, растерянный Синицын.

– Слушаю вас, товарищ полковник,– прошептал он дрожащими губами.

Василий Вакулович пододвинул ему раскрытую папку, показал листок:

– Вы писали?

– Да... я...

– Когда?

– Как дело передавал секретарю... в тот день...

– Это почти месяц назад,– повысил голос Рогов.– Вы понимаете, что совершили... подлость? Весь отдел, вся милиция республики попусту тратили время, тщетно разыскивая преступников, а вы... вы скрыли такое важное сообщение! Кто вам передал?

– По телефону кто-то... Просили передать Байдалову.

– Почему же вы не сделали это?

– Я– он уехал...

Зазвонил телефон. Рогов взял трубку. По мере того, как он слушал, его лицо еще больше темнело. Все почувствовали, что случилась очередная неприятность. Наконец Рогов не выдержал:

– Понятно, товарищ Брюханов, все понятно, и ваша партийная оценка – тоже. За свои кадры я буду нести ответственность. А вы знаете, что ваш хороший, как вы считаете, работник Синицын, который вам об этом донес, сам совершил, можно сказать, преступление? Да, да. преступление!.. Я от своих слов не откажусь. Он как раз сейчас стоит передо мной. Это – вами подобранный кадр... Хорошо, хорошо... Говорите в обкоме... Там люди понимающие, разберутся...

Полковник бросил трубку, помедлил, подавляя волнение, и уже спокойно произнес:

– Идите, капитан Синицын. Я отстраняю вас от работы и буду просить комиссара назначить расследование...– Когда за понурым Синицыным закрылась дверь, он закончил: – Все товарищи свободны, кроме Тимонина...

Борис почувствовал в душе неприятный холодок, он напряженно следил за полковником и ждал. А Василий Вакулович не спешил. Он достал из тумбочки минеральную воду, наполнил стакан, понаблюдал, как поднимаются в нем снизу и вспыхивают наверху мелкие пузырьки. Сделав несколько глотков, взглянул на Тимонина. хмуро сказал:

– Садитесь и расскажите, как вы сегодня отпустили на свободу... – Рогов сделал паузу, чтобы не повторять слова «преступник», сказанного Брюхановым, ведь он сам сомневался в виновности Вовости, но проверить было недосуг,– ...арестованного.

– Какого? – опешил Тимонин.

– Миронова. Вовостю,

И Борис заговорил – проникновенно, горячо, взволнованно. Он рассказал все по порядку: о своих сомнениях, о первом неудачном разговоре с Вовостей, об эксперименте с «Волгой», о посещении военкомата. Да, он отпустил Вовостю потому, что рассмотрел под его напускным блатным лихачеством человека, которого еще можно вернуть в жизнь, который еще станет полезным обществу. Может, он сделал это необдуманно, без ссылок на статьи кодекса, которые еще знает нетвердо, а только по интуиции, по подсказке своего сердца, но ведь верить человеку надо, без этой веры просто жить невозможно...

Тимонин говорил долго, сбивчиво. Василий Вакулович слушал, не перебивая, пряча под густыми бровями лукавые искорки в глазах. Когда Борис замолчал, взволнованно перекладывая из руки в руку пресс-папье, полковник усмехнулся и неожиданно перешел на «ты»:

– Для начала накрутил ты многовато. Ну, да ладно, разберемся. А взыскание на тебя все-таки придется наложить. Ты поступил опрометчиво, своевольно. Это – партизанщина в самом худшем смысле слова... – Он снова глотнул воды из стакана. – А насчет веры ты хорошо сказал. Верить человеку надо, Борис, но только тому, кто этого заслуживает. Можешь идти. Не забудь посетить Владимира Миронова и узнать, как он устроится на работу.

– Есть! – повеселевшим голосом ответил Тимонин, вскакивая со стула. Круто повернувшись по-уставному, через левое плечо, он пошел к выходу. Уже в дверях его окликнул Рогов:

– Минутку, Борис. Андрей письмо прислал, тебе привет.

– Спасибо, Василий Вакулович.

– Он обещает приехать в отпуск.

– Да ну? Вот здорово! – засиял Тимонин. – Пусть непременно приезжает, я очень жду его!..

Уже давно в коридоре затихли шаги Бориса, а Василий Вакулович сидел, не шевелясь, за столом, и думал об Андрее, и ему казалось, что сын только что вышел от него...

Глава 33
ОШИБКУ МОЖНО ИСПРАВИТЬ...

Об этом задании знали только трое: полковник Рогов, капитан Байдалов и Тимонин. Накануне вечером они долго совещались в закрытом кабинете. Потом Василий Вакулович заторопился в комсомольский штаб и на прощание сказал:

– Вы, Байдалов, подробно объясните Тимонину, что и как нужно делать. Снабдите всем необходимым.

– Слушаюсь,—ответил капитан.

Байдалов завел Тимонина к себе, достал из шкафа синий потрепанный комбинезон, широкий брезентовый ремень с цепями, какие носят обычно монтеры, и железные когти.

– Забирай свою амуницию,– улыбнулся он.

Ночью был сильный ветер. А утром по улице Кирова, не торопясь, шел вразвалку здоровенный монтер в синем комбинезоне, подпоясанный брезентовым ремнем.

На могучем плече у него висели железные когти. Он подошел к столбу, долго смотрел вверх, задрав русоволосую голову. Затем надел когти, закрепился вокруг столба цепью и стал подниматься. По тому, как монтер делал все это, видно было, что сегодня он не на первый столб лезет. Наверху он надел резиновые перчатки, пощупал провода у изолятора, что-то покрутил плоскогубцами. Возился недолго и слез. И опять также неторопливо направился к следующему столбу...

У дома № 34 его ждала, нахмурив брови, пожилая женщина. Еще не поздоровавшись, начала отчитывать:

– Так-то вы, дорогие электрики, работаете? Свет погас в первом часу ночи, я сообщила вам тогда же, а вы :только идете?

Русоволосый монтер с голубыми глазами добродушно улыбнулся:

– Вы, тетушка, не кричите. Сейчас исправим. Не у вас одних порвало провода. Ветер ночью натворил делов-то.

Он полез на столб. На ходу спросил:

– А это что ж, ваш дом?

– Где там! Я не здесь живу,– успокаиваясь, ответила женщина,– совсем на другой улице.

– Чего ж за других-то стараетесь?

– По штату положено, квартальная я.

– А-а... Ну, тогда, верно, заботиться надо.– Монтер с серьезным видом повозился у изоляторов, удивился:– Так тут же все в порядке.

– А свету почему нет?

– Надо проводку в доме проверить.

– Тогда проверяй поживее, пока люди на работу не ушли.

Женщина провела монтера в широкий, чистый двор, в который выходили три крыльца.

– В каждом подъезде тут по две квартиры. Начни вот с этой. Здесь хозяйка рано встает, чтобы до работы мальца в садик отвести. Одна она мается, муж, шайтан, куда-то укатил.

– В командировку?

– Кто его разберет: не работает, а разъезжает,– сердито проговорила квартальная и постучала в окно.

Дверь открыла молодая бледная женщина с полотенцем в руках.

– Доброе утро, Зина.

– Здравствуйте. Ко мне?

– Вот монтера из электросети привела. Проводку в комнате проверит.

– Заходите, пожалуйста,– пригласила Зина и облегченно вздохнула.

– Ну, вы тут смотрите сами,– сказала квартальная,– а мне некогда, пойду я.

– Ладно,– улыбнулся монтер, – как-нибудь справлюсь. Где у вас в квартире есть пробки?

– В кухне. Сюда пройдите.

Зина показала монтеру доску, где были установлены счетчик и предохранительные пробки, а сама побежала в другую комнату, откуда доносился капризный голос ребенка.

Осмотрев проводку в кухне, монтер перешел в комнату.

– Сюда можно?

– Пожалуйста,– ответила женщина и обратилась к малышу: – Сынок, надо здороваться с дядей.

Толстенький кудрявый мальчик, одетый в голубую матроску, пролепетал что-то и уткнулся матери в плечо.

– Стыдно стало?—засмеялся монтер.– Ничего. Ты скажи: вот подрасту и умнеть начну. Верно?

– Быстрее бы рос,– вздохнула хозяйка.

– Это желание всех матерей...

Монтер разговаривал, а сам осматривал проводку, патрон электролампочки, висевшей над маленьким столиком, шарил глазами по углам комнаты. На тумбочке стоял радиоприемник, накрытый кружевной салфеткой, а на нем – невысокая пузатая ваза с засохшими цветами. Монтер наклонился к приемнику и за вазой увидел коробку цветных карандашей, на которой четко выделялась надпись: «Спартак». Он вздрогнул. «Верно говорил Степан, – мелькнуло в голове. – Что же делать?»

– Ничего,– улыбнулась Зина,– не волнуйтесь: Пустяки.

– Я сейчас соберу... вот и вот... еще один... где же он?.. Красного не хватает... закатился куда-нибудь...

– Не ищите, его нет.

– Как же так? – удивился монтер.– Должен быть. Карандаши-то новые, только из магазина.

– Это отец наш такие принес,—ответила Зина и потихоньку вздохнула. – Он сыну обещал раскрасить тетрадь с картинками...

– И забывает?—Монтер протянул карандаши малышу: – На, матрос; возьми. Только не прячь, а положи на стол. Папка с работы сегодня придет и все сделает.

Зина опять вздохнула и с грустью в голосе произнесла:

– Уж месяц в разъездах наш папка. Забежал ночью, сунул деньги да эти карандаши и уехал.

– Вернется, верно? – Монтер взъерошил мальчишке волосы.

Но тот надул губы и швырнул карандаши в угол, к игрушкам.

– Нельзя так,– строго сказала мать и повела сына в кухню.– Пойдем умываться, нам пора в садик...

Когда они вышли, монтер быстро нагнулся, взял коробку с карандашами и спрятал в карман синего комбинезона.

Тимонин молча вошел в кабинет Байдалова и положил на стол коробку цветных карандашей.

– Принес?—оторопело взглянул на него капитан. Он машинально взял коробку, раскрыл. В ней не хватало одного карандаша, того самого красного карандаша, что лежал сейчас на письменном столе, рядом с пистолетными гильзами.

Байдалов с минуту сидел неподвижно, словно оглушенный, вертя в руках карандаши. На лице его было написано такое огорчение, будто он только что получил известие о смерти близких. Но вот капитан бросил коробку на стол, откинулся на стуле. Взгляд его коричневых глаз стал суровым и жестким.

– Завалил! – мрачно выговорил он и, хлопнув себя по колену, вскочил со стула.– Какой вещдок завалил!..

Тимонин удивленно посмотрел на капитана и заморгал ресницами. Комкая в руках кепку, он исподлобья следил за бегающим по кабинету Байдаловым.

– Ну, как же ты? Эх! – Капитан остановился и, не ожидая ответа, махнул рукой. Он вспомнил, что Тимонин всего несколько недель, на оперативной работе. Конечно, мог ошибиться, ведь заранее ему не подсказали. А полковник предупреждал... Байдалов уперся руками в стол, невидящим взором уставился в зеленое сукно. «Ох, ждет тебя участь Синицына,– горько подумал он о себе.– Кажется, я действительно отрываюсь от коллектива».

Тимонин не понимал, почему Байдалов рассердился, но догадывался, что виной тому – он. И спросил напрямик:

– Я ошибся? В чем?

– Эх! – опять махнул рукой Байдалов.– Тут больше моей вины: не предупредил...– Он уселся на стул, навалился грудью на стол.– Ну кто просил тебя брать эту проклятую коробку?! Теперь попробуй докажи, что она принадлежит Мослюку. Он откажется от нее, заявит: не было у меня никаких карандашей. А свидетелей нет. Вот оно как...

Тимонин поскреб затылок. Помолчали. Тишину нарушил звонок телефона. Говорил полковник Рогов. Он сообщал, что в республиканскую больницу привезли человека в тяжелом состоянии. Фамилия его...

– Как? Повторите! – Байдалов сжал трубку так, что побелели пальцы.

– Петр Мослюк,– послышалось в телефоне.

– Что с ним?

– Упал с поезда.

– Сейчас еду!—Байдалов бросил трубку. Собирая со стола бумаги, коротко сказал Борису: – Иди переоденься, жди меня внизу. Поедем вместе...

                                                                                   *         *

                                                                                        *

Целую неделю Петр Мослюк молчал. Почти весь забинтованный, он лежал на больничной койке и смотрел в потолок щелочками настороженных глаз. Лишь врачу назвал свое имя, адрес, попросил ничего не говорить жене. Когда в палате никого не было, Мослюк шумно вздыхал и скрежетал зубами, сжимая в кулаках хрустящую простынь...

Но сотрудники уголовного розыска за это время многое узнали. Они связались с проводниками бакинского поезда, после ухода которого у Аргунского моста был обнаружен окровавленный человек. Железнодорожники опознали Мослюка и рассказали, что от самого Ростова этот пассажир сидел в ресторане, пил водку и пиво. Вместе с ним был еще высокий парень с рыжей шевелюрой, в коричневом пиджаке, наброшенном на плечи. Рыжий, видимо, верховодил, он наливал водку своему компаньону, заказывал дорогую закуску, расплачивался. Потом они вдвоем стояли в нерабочем тамбуре шестого вагона и курили до поздней ночи.

Удалось узнать, что рыжий и есть тот самый парень, которого видела Марина возле машины Крейцера. По приметам похоже, что это – Азиат.

Полковник Рогов вызвал на беседу Крейцера. Вся спесь с этого щеголя слетела, едва он переступил порог управления милиции. В кабинет полковника он не вошел, а как-то втиснулся и остановился у дверей, робко оглядываясь.

– Садитесь.

Крейцер вздрогнул и залепетал:

– Я ни в чем не виноват!.. Зачем меня?..—Он никак не мог откашляться, судорожно проглатывая застрявший в горле комок.

– Вы не волнуйтесь,– успокоил его полковник,– выпейте воды. И сядьте. Вот так... Теперь расскажите о своих друзьях.

– К-каких?

– Ну, о ваших соучастниках «экзотических» балов на квартире Левы Грека и предстоящего ограбления склада обувной фабрики нам известно все. Этим сейчас занимается общественность. А нас интересуют те ваши друзья, с которыми вы на «Победе» ездили грабить магазин.

– Я?– Нет... не знаю...– Крейцер стал бледнее стены. Его яркий, украшенный попугаем галстук выбился из-под белого в голубую крапинку пиджака и покосился.

– Узнаете? – Рогов показал фотокарточку Мослюка.

– Да,– глотнул слюну Крейцер.– Его зовут Петром, он – шофер.

– А второго?

– Не знаю. По кличке Азиат.

– Где живет?

– Могу показать. Но я с ними не был...– Крейцер вдруг заговорил быстро, боясь, что его остановят: – Я никогда... никогда никого не грабил, товарищ начальник. Поверьте... Я ничего не знал... Они у меня однажды попросили машину... отвезти своих девушек. Дали триста рублей. Петра я знал, он работал на такси, и мне часто приходилось через него доставать запчасти к своей машине. Я поверил ему и дал «Победу».

– Когда они вернули машину?

– Часа в четыре утра.

– Изменений никаких не обнаружили?

– Сначала я не смотрел. А через два дня в машине спустил скат. И тут я увидел, что задняя покрышка рваная и не моя. Я заменил запасной.

– Куда вы ту покрышку дели?

– Лежит в сарае.

Полковник снял трубку телефона, набрал номер.

– Рыбочкин? Зайдите ко мне. Рогов.

Василий Вакулович строго посмотрел на Крейцера. Тот сидел, нагнув голову. И длиннющий пиджак, и узенькие, канареечного цвета брюки, и желтые сандалии на толстой подошве – все это было крикливым, броским, но никак не гармонировало с молодым человеком, получившим высшее образование в советском учебном заведении. «Вот до чего доводит нежное родительское воспитание»,– подумал полковник, а вслух сказал:

– Губит вас, молодой человек, это самое... ваше пижонство. Без цели живете. Просто удивительно: сын видного московского ученого, а живете, извините, пустышкой. Ваша неразборчивость в выборе знакомых, компанейская пронырливость, которой вы блещете на предприятии, к хорошему, как видите, не приводят. Надо порвать со всем этим наносным, ненужным стиляжничеством...

Крейцер молчал. Вошел лейтенант Рыбочкин. Полковник поднялся из-за стола:

– Обождите в коридоре, молодой человек,—попросил он Крейцера.

Когда тот вышел, Саша радостно спросил:

– Арестовали-таки этого стилягу, товарищ полковник?

Рогов улыбнулся:

– И не думал. Крейцер – жертва стиля и случайного знакомства. Преступники использовали его доверчивость и жадность к деньгам. Главный во всем деле, конечно, рыжий Азиат. Его адрес укажет Крейцер. Поедете, лейтенант, с ним, возьмете у него рваную покрышку, которую ему подменили «друзья». Будете проезжать мимо дома, где живет этот рыжий, не вздумайте останавливаться. Адрес запомните на ходу.

– Есть. Все понял,– твердо сказал Саша и вышел.

                                                                                              *         *

                                                                                                    *

К лежавшему на койке Мослюку подошли двое в белых халатах. Первого – седого, низенького, в роговых очках– он знал: это был лечащий врач. Второго – моложавого, красивого, с пристальным взглядом – видел впервые.

– Здравствуйте, больной,– сказал доктор, поправляя на нем оползшее одеяло.– Как спалось?

Мослюк не ответил. Он настороженно посмотрел на незнакомца в белом халате. Доктор представил своего спутника:

– Это ваш новый лечащий врач. А я ухожу в отпуск. Поправляйтесь. Главное – спокойствие и терпение. У вас все идет хорошо.

В палату вошла медсестра с большим свертком в руках. Увидев врача, смутилась и хотела повернуть обратно.

– Что у вас? – остановил ее доктор.

– Передача...

– Кому?

– Больному Мослюку.

– Я же сказал: никаких передач,– сердито заговорил доктор.– На это есть установленное время...

– Там женщина с ребенком, очень просила...

При этих словах медсестры Мослюк рывком поднялся на локте, с мольбой глядя на доктора. Его лицо, до предела напряженная поза выражали огромное желание получить сверток, уложенный заботливой рукой жены.

– Ну, ладно,– сказал спутник доктора,– сделаем для него исключение.

– Хорошо, давайте,– сдался доктор.

У Мослюка засияли глаза. Он лег на спину, облегченно вздохнув.

Молодой врач сам принял сверток от медсестры и, положив на тумбочку, развернул его. В нем были свежие помидоры, вишни, булочки, конфеты и... коробка цветных карандашей.

– А вот это уже вовсе несъедобное,– усмехнулся доктор.

Но Мослюк взял именно эту «несъедобную» вещь.

Ласково улыбнувшись, он на мгновение закрыл глаза и прижал коробку к своей забинтованной щеке. Потом повлажневшими глазами посмотрел на врачей и тихо сказал:

– Это от сына...

– Большой?

Мослюк повернул оживленное лицо к молодому врачу, доверчиво заговорил:

– Три года ему...– он опять посмотрел на коробку.—Я как-то принес ему книжечку с картинками для раскрашивания. А цветных карандашей у него не было. Он все приставал: купи да купи. Я все забывал... А потом... потом купил... но раскрашивать не смог... уехал... Вот он теперь и прислал...

– О себе, значит, напоминает, пострел.– Старый доктор поправил очки, заторопил всех: – Ну-с, не будем мешать. Поправляйтесь.

– Спасибо,– тихо проговорил больной.

В коридоре Байдалов, снимая с себя белый халат, напомнил доктору и медсестре:

– Так вы не забудьте об этом разговоре. И насчет карандаша... Я вас потом вызову.

– Будьте спокойны, коллега,– улыбнулся доктор.