Текст книги "Нам подскажет земля"

Автор книги: Владимир Прядко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава 19
ОН НЕ МОГ ЭТОГО СДЕЛАТЬ!..

Ехали в открытом восьмиместном «газике». Капитан Байдалов держал на коленях развернутую топографическую карту и, время от времени заглядывая в нее, тихо говорил шоферу:

– Сейчас будем сворачивать вправо, Володя. Прибавь...

Володя Данилов, смуглый, худой парень, заядлый рыбак и охотник, исходивший горы вдоль и поперек, злился:

– Бросьте вы свою карту, товарищ капитан! Что я дороги не знаю, что ли? Обидно...

– Но ведь с картой легче, не ошибемся.

– Не ошибемся? – горячился Володя.– Ваша карта когда выпущена? Давным-давно. Ей в субботу сто лет стукнет. А местность у нас каждый год меняется. Вот вы говорили, что сейчас вправо свернем. Куда сворачивать? Поглядите. Здесь и дороги нет. Еще зимой была. А теперь кругом кукуруза. Вот проедем ее, потом пшеничное поле начнется, и за ним будет поворот вправо. А вы говорите карта...

– Признаю себя побежденным,– улыбаясь сказал Байдалов, пряча карту в планшетку,– и вверяю тебе свою душу. Только прибавь...

– Это можно.

Здесь, далеко за городом, дождя не было. Сухая земля потрескалась, словно по ней пролегли глубокие морщины, трава пожелтела и сникла. Серая пыль клубилась, за машиной, отсвечиваясь на солнце желтоватым шлейфом.

Долго ехали молча. «Куда мог деться запасной баллон? – напряженно думал Байдалов.– Или он мешал преступникам, или им заменили испорченный. А тот? Выбросили? Куда?..»

Молчание нарушил Гаевой.

– Оттиски следов сходятся, Алексей Тимофеевич? – опросил он.

– Абсолютно.

– Тогда надо арестовать Крейцера,– загорячился Саша. – Мне давно не нравятся его стиляжьи усики...

– Опять торопитесь, лейтенант,– улыбнулся Байдалов, откинувшись на сиденье.– А если он уже заменил рваную покрышку?

– Надо проверить.

– То-то же... Крейцером конкретно займется Синицын. Он уже в курсе дела.

Гаевой резко подался вперед, опершись на колени сидевшего рядом Тимонина, переспросил:

– Вы сказали – Синицын?

– Да, а что?

– Ничего, ничего, я просто так...– Гаевой выпрямился и, встретив любопытный взгляд Тимонина, хмыкнул про себя.

«Он что-то знает о Синицыне,– подумал Борис,– Надо будет порасспросить...»

Дорога запетляла между холмами. Подъем становился круче. Миновав неглубокую балочку, зеленовато-серый «газик» поехал по самому хребту Сунженского отрога. Невдалеке, на склоне хребта, паслась отара.

Показался густой кустарник. Из него вышли несколько человек в лохматых бараньих шапках и с длинными палками – чабанскими ярлыгами. Увидев машину, пошли навстречу.

– Останови здесь,– тронул шофера за плечо Байдалов и первым соскочил на землю.– Здравствуйте, товарищи,– поздоровался он.

– Салам, начальник,– загудели чабаны. – Посмотри, горе здесь большое... Иди туда, там ждут...

Старики поняли, что не зря сюда приехала группа людей на автомашине – значит, начальство.

Из кустов вышел офицер милиции. Он издали узнал Байдалова и ускорил шаги.

– Товарищ капитан...– начал было офицер, но Байдалов перебил:

– Показывайте.

Офицер в форме младшего лейтенанта милиции, видимо участковый уполномоченный из местного отделения, пошел вперед. За ним двинулась вся группа.

Метрах в десяти от кустов на земле лежал мотоцикл.

–Откуда? – спросил Байдалов.

– Мой,– пояснил младший лейтенант.– Я приказал чабанам дальше него в кустарник не заходить. Но тут уже много следов натоптано. Мне ведь сообщили о трупе с ближайшей фермы...

Из-под кустов, над которыми возвышался скрюченный дубок, виднелись ноги, обутые в красные туфли.

– Здесь он...– проговорил младший лейтенант, хотя и так было ясно.

Несколько минут все не решались подойти и стояли молча, словно отдавая дань памяти погибшего. Потом Байдалов заговорил сразу изменившимся, грубоватым, с хрипотцой, голосом:

– Начнем, товарищи. Вы, Илья Андреевич, с Рыбочкиным обследуйте местность вокруг, а мы с доктором Толоконниковым осмотрим труп...

Он повернулся к Тимонину:

– Останьтесь с нами, старший лейтенант.

Борис кивнул головой. Бледный, подавленный, он не мог выговорить ни одного слова и с завистью наблюдал, как привычно распоряжался Байдалов.

– Пригласите понятых,– сказал капитан, обращаясь к участковому.

– Они уже здесь.

– Тогда приступим к делу.

Сразу за первым кустом, возле дубка, оказалась небольшая поляна с примятой травой. Здесь и лежал труп лицом вниз. Голубая, в клетку, рубашка с засученными рукавами, черные брюки. На левой руке, вытянутой вперед как будто для упора,– часы. Казалось, человек пытался встать, но так и не смог, силы покинули его, и он упал на прижатую к груди правую руку...

Тимонин не мог долго смотреть на это до боли знакомое, когда-то сильное, а сейчас беспомощно согнутое тело, на красные туфли со стоптанными каблуками. Его слегка тошнило. Он отвернулся, достал папиросу.

После фотографирования труп перевернули на спину, и капитан Байдалов удивленно свистнул: в правой руке убитый сжимал пистолет «ТТ».

– Самоубийство?! – громко спросил Толоконников.

На его голос подошли Гаевой, участковый уполномоченный, Гигиев с овчаркой.

– Осторожно,– поднял руку Байдалов,– смотрите под ноги, ищите гильзы. Хоть одна должна быть.

– История...– опять проговорил доктор и вдруг резко наклонился к убитому: – Алексей Тимофеевич, записка.

– Где?

– Под локтем. Я подниму руку, берите...

Байдалов поднял измятый клочок бумаги. Это был путевой лист. На оборотной стороне его написано красными печатными буквами: «Простите, товарищи, совершил ошибку и сам за нее ответил. Орлов». Последняя буква «в» наполовину недописанная.

– Сломался карандаш,– сказал Байдалов и, подавая записку Гаевому, поинтересовался: – Илья Андреевич, вы не заметили в буфете цветных карандашей?

– Не припоминаю, —подумав, ответил следователь,—но если бы они были, мы, пожалуй, нашли бы их.

– Но ведь записку можно написать заранее, а потом застрелиться,– усомнился Толоконников.

– Вы правы, доктор. Но вспомните разговор с уборщицей из буфета. Она говорила, что Орлов приехал к Тоне веселым, с подарком. Но разве мог он шутить, если бы уже держал в кармане прощальную записку? – Байдалов усмехнулся.– Не надо быть психологом, чтобы понять это.

– Алексей Тимофеевич,– окликнул Гаевой,подойдите сюда.

– Что там?

– Следы карандаша...

В том месте, где на корточках сидел Гаевой, в траве краснели кусочки карандаша. Здесь, видимо, Орлов чинил карандаш, причем очень спешил, срезая быстро и крупно...

А забывший обо всем на свете Тимонин сидел на траве и жадно курил папиросу. В груди и висках звенела тупая ноющая боль. Не верилось, не хотелось верить, что вот здесь рядом, в пяти шагах, неподвижно лежит простреленный пулей Никита Орлов, славный парень, боевой друг, однополчанин. Застрелился сам? Нет, он этого сделать не мог! Кому же он встал поперек пути? Кто поднял руку на этого кроткого человека, который и во время войны, после боя, подсовывал пленному вражескому солдату свой котелок каши? Кто убийца? Где он, этот зверь, незаслуженно носящий святое имя человека?

Тимонин вдавливал в землю окурок и доставал новую папиросу. Курил непрерывно, делая по нескольку затяжек подряд.

Эх, Никита, Никита .. Что же теперь сказать Егорке? Как взглянуть в его чистые, доверчивые глазенки,чем успокоить трепетное детское сердце? Как объяснить ему непонятную гибель твою, Никита?

В душе Бориса закипала злость. Ему захотелось сейчас же вскочить и бежать на поиски убийцы, вывернуть наизнанку всю землю, но найти того сукина сына, кто оставил сиротой маленького Егорку, кто лишил жизни хорошего советского человека – Никиту Орлова. Убийцу нельзя оставлять на свободе.

До плеча Бориса кто-то дотронулся. Это Толоконников.

– Вы узнаете его? – до обидного буднично спросил судмедэксперт.

– Да, узнаю! – почти закричал Тимонин.– Это Никита Орлов, мой фронтовой друг!.. Слышите? Мой друг! Он спас мне жизнь! У него навылет пробита грудь немецкой пулей. Вы слышите, доктор? Эта пуля предназначалась мне!..

Толоконников промолчал. Борис тяжело поднялся на ноги, тихо произнес:

– Извините, доктор...– И закурил новую папиросу. Руки у него дрожали.

– Я вас понимаю,– вздохнул Толоконников. поправляя очки.

Подошел Байдалов.

– Доктор, помогите искать гильзу.

– Хорошо,– охотно согласился Толоконников.

Тимонин бросил окурок, поправил спадавший на лоб белокурый чуб.

– И я,– сказал он.– Что делать мне?

– Прежде всего собрать свои окурки,– строго ответил Байдалов.– На месте происшествия должны быть только следы преступников и ничего больше. Чтобы нам не путаться...

– Ясно.

Из кустов раздался звонкий голос Рыбочкина:

– Товарищ капитан, скорее сюда!

Когда Байдалов подошел, Саша, показывая пальцем на след машины, стал доказывать:

– Я вам категорически заявляю, что вот здесь была прорвана покрышка. Это точно...

Подошли Гаевой, участковый уполномоченный, понятые. Сашино предположение ни у кого не вызвало возражения. След автомашины, оттиснутый на траве, упирался в остро срубленный дубовый пенек. Вокруг была вытоптана большая площадка.

– Да, здесь меняли баллон,– сказал Гаевой.

«Как же так? – подумал Байдалов.– А ведь на серой «Победе» все баллоны целы...»

– А вот и гильза! – крикнул лейтенант Гигиев.

– И у меня!.. – отозвался Толоконников.

Глава 20
СИНИЦЫН ЗЛИТСЯ

Бывает вот так в жизни: человеку уже под сорок, он давно семьей обзавелся, как говорится, солидность приобрел, а никто его ни разу по имени и отчеству не назвал. Все – Синицын, Синицын... В управлении он работает с незапамятных времен, к нему привыкли, как к вывеске, мимо которой ходят по нескольку раз в день, но не замечают, что у нее отбит угол, потрескалась и облупилась краска.

Среди своих сверстников Синицын ничем не выделялся, разве только умением подхалимничать перед сильными. Видимо, поэтому у него никогда не было друзей, он жил особняком, будто прикомандированный. Почти все ребята, с которыми он учился, после седьмого класса пошли работать – кто на нефтяные промыслы, кто на завод или на железную дорогу. Синицыну тоже не хотелось отставать, и он устроился учеником слесаря на «Красном молоте». Работа ему сразу не понравилась. С полгода походив в учениках, он ушел с завода. Долго болтался без дела. Потом явился в горком комсомола, уплатил сразу за четыре просроченных месяца членские взносы и попросил направить его в органы милиции. В горкоме дали ему путевку. Так Синицын стал помощником оперативного уполномоченного уголовного розыска. Он приобрел себе кожаную тужурку и, хотя по молодости ему наган не выдали, всегда носил на брючном ремне пустую кобуру...

С тех пор прошло двадцать лет, но выше опера Синицын не поднялся. Работа ему приелась, и выполнял он ее как по обязанности, не чувствуя душевного влечения и дыхания времени. Он твердо усвоил: в милицию просто так не вызывают, а раз человек туда попал, значит, в чем-то виноват...

У Синицына была одна характерная черта: он, как говорят охотники, умел держать нос по ветру. Создается по какому-нибудь делу оперативная группа – Синицын тут как тут. Он постарается сделать все, чтобы его включили в состав этой группы. Ведь в коллективе работать лучше: ты, скажем, ошибся, тебя поправят товарищи. У Синицына это правило звучало несколько по-иному: я не смогу, за меня сделают другие, а славу поделим поровну... Ни одна операция, особенно с выездом в горы, не обходилась без участия Синицына. На него, как правило, возлагались обязанности хозяйственника: он умел организовать хороший ночлег со всеми удобствами и обильным ужином.

Но в последнее время все труднее стало Синицыну попасть в состав опергруппы. Начальник уголовного розыска потребовал завести личные счета на каждого сотрудника, чтобы видна была доля его труда. Дважды Синицыну поручались самостоятельные дела. Оба раза он их проваливал. Выручало отточенное мастерство подхалима, которым Синицын владел в совершенстве. Не подвело оно его и с делом Вовости: Байдалов любил лесть...

– В последний раз, говоришь? – зло ухмылялся Синицын, бегая по пустому кабинету.—Врешь!.. Я тебя очень хорошо знаю. Ты еще не одну уступку мне сделаешь, выскочка! Не так-то легко от меня отделаться...

Он подбежал к дверям, проверил, заперты ли, и снова, взлохмаченный, злой, принялся ругать Байдалова:

– Ишь, тебе мои методы уже устарели. А раньше были в самый раз? Синицын тебя, сопляка, в люди вывел. Ты же у меня в стажерах ходил! А теперь стал начальником отделения и нос воротишь?

Синицын расстегнул ворот: одолевала духота. Он раскрыл окно, но прохлады не было, на улице сияло солнце, асфальт давно просох, от дождя не осталось и следа.

– Говоришь, сгорю? – никак не мог успокоиться Синицын. Он налил воды в стакан, залпом выпил и погрозил в дверь волосатым кулаком:– И ты вместе со мной!..

Зазвонил телефон. Синицын нервно вздрогнул, зачем, то сел за стол, пододвинул к себе раскрытое уголовное дело Вовости и только потом взял трубку.

– Слушаю,– важным баском сказал он.– А кого надо? Байдалова? Его нет, но я его... заместитель. Так... Порядочек!..

Синииын долго слушал, периодически повторял «так... порядочек», потом перебил:

– Ты, друг, покороче. Фамилию его знаешь? Петр Мослюк? Минуточку, я запишу...Так... Шофер автобазы? Есть. А где живет? Порядочек! Приезжал домой на серой «Победе»? И с тридцать первого мая дома нет? Ясно. Доложу. Пока.

Синицын положил трубку, еще раз перечитал свои записи на листке.

– Байдалову передать? – проговорил он.– К черту! Пусть сам соображает...

В этот момент снова зазвонил телефон. В трубке послышался полный возмущения голос секретаря отдела Вареньки:

– Когда же вы дело принесете? Я вас полчаса жду. Рабочий день давно кончился...

– Сей минут, Варюша,– закричал Синицын.—Лечу! Как пуля...

Он захлопнул лежавшую на столе папку, сунул ее под мышку, тщательно запер сейф, ящики стола, закрыл окно и вышел. Шагая по уже опустевшему коридору, Синицын думал о том, что надо бы заглянуть в отдел кадров, подсказать там, чтобы не забыли послать на него наградные документы в Москву за выслугу. Все-таки двадцать лет службы. Положено – отдай...

Глава 21
ЛЮДИ ВСЕГДА ПОМОГУТ

Давно уже зашло солнце, когда осмотр места происшествия на Сунженском хребте был закончен. Сотрудники составили протокол, в присутствии понятых зафиксировали все вещественные доказательства. Труп уложили в автомашину.

– Будете вскрывать? – спросил Тимонин доктора.

– Обязательно,– ответил Толоконников.

– А потом?

– Родственники заберут, похоронят.

– У него никого нету. Сынишка только... маленький...

Толоконников виновато посмотрел на Бориса, тонкими пальцами поправил очки, вздохнул.

Подошел Байдалов. Он снял с машины свой плащ, повесил через плечо планшетку и распорядился:

– Илья Андреевич, вы с товарищами поезжайте домой. Доложите обо всем полковнику, он, наверное, ждет нас. Саша, а тебе придется сегодня задержаться в лаборатории, проверишь найденную гильзу. Сможешь?

– Раз надо, значит, смогу, товарищ капитан.

– А мы с лейтенантом Гигиевым остаемся здесь, поговорим с чабанами.

– За вами прислать машину? – спросил Гаевой.

– Не надо. Доберемся на попутных.

– А что вы есть будете? – спросил Саша и полез в карман.– Вот у меня есть печенье, возьмите...

– Не беспокойся, Саша, горцы – народ гостеприимный. Поезжайте...

Через минуту на хребте остались только Байдалов и Гигиев со своей овчаркой. Быстро сгущались сумерки.

Байдалов перекинул плащ на руку, пощупал в кармане пистолет.

– Вот что,– сказал он,– давайте договоримся. Друг друга не называть ни по имени, ни по званию. С виду мы люди штатские, одним словом – туристы.

– Понятно,– улыбнулся Гигиев,– хотя наших людей трудно обмануть.

– Это верно. Ну, пошли.

– Напрямик?

– Нам не привыкать лазать по горам. Айда.

Гигиев отцепил поводок у собаки, тихо скомандовал:

– Дези, рядом!

Они стали спускаться вниз. Вдалеке в синеющей в сумерках лощине паслась отара. На склоне, чуть ниже, темнели постройки колхозной фермы. Казалось, недалеко. Но пришлось идти долго.

К самой ферме работники милиции не стали подходить. Остановились у стоявшей на отшибе низенькой землянки, вросшей в бугор. Накрытая сверху соломой, аккуратно побеленная, она весело поблескивала окошками, будто приглашала путников зайти и отдохнуть. Рядом стояла видавшая виды бричка, на ней—пузатая бочка с водой. Недалеко паслись круторогие быки, отмахиваясь хвостами от назойливых слепней.

Из-под брички вылез небритый и угрюмый на вид мужчина без рубахи. Зализывая языком цигарку, он направился к пришельцам, исподлобья разглядывая их.

– Вам кого надо-оть?

Байдалов переглянулся с Гигиевым и, застегивая наглухо плащ, спросил:

– Где заведующий фермой?

– А зачем? – мужчина, прикуривая, в упор посмотрел на него, остановил взгляд на овчарке.

– Мы из района...

– Понятно,– буркнул он, но, сделав несколько глубоких затяжек, добавил: – Заведующий уехал в станицу, сегодня – суббота. Может, я вам смогу пособить?

– А вы – кто?

– Водовоз. Большаков моя фамилия, Федор Лукич...

– На шоссе как выбраться? – спросил Байдалов, пытливо разглядывая мужчину.

– Идите по-над скирдой. Держитесь правой стороны.

– А машины здесь ходят?

Большаков помолчал. Установилась тягостная тишина.

– На попутную сможем попасть? – добавил Байдалов.

– Ходят редко. И то – которые заблудят.

– И легковые?

Федор Лукич наморщил лоб, почесал загорелую волосатую грудь, подумал с минуту, потом вспомнил:

– Несколько дней назад вроде проходила одна. Атак не бывает...– Он опять затянулся дымом и повторил:– Точно, проходила. Вон там у скирды стояла. К ней еще Ванька-Соколок подбегал...

Большаков закашлялся от табака. Байдалов попросил:

– Угостите нас самосадом. Папиросы все вышли...

– Это можно.—Федор Лукич достал из кармана цветастый замусоленный кисет и протянул капитану:—Берите...

Неумело свертывая цигарку, Байдалов как бы мимоходом обронил:

– А кто это – Соколок?

– Да мальчонка у нас тут на покосе. Шустрый такой

– Помогает? Или с отцом?

– Нет батьки у него, на фронте погиб... Вот Ваня и помогает матери. Сразу после школы пришел к нам лошадей пасти. Сейчас вот угнал в ночное.

– Далеко?

– В той лощине.– Большаков махнул рукой в сторону скирды.

– Один?

– Угу.

– Не боится?

– Привык. Второе лето у нас.

– Ну, а как сено в этом году? – повернул разговор Байдалов.

– Сено хорошее, сочное. Если убрать вовремя, с кормами будем...

Лейтенант Гигиев почувствовал, что разговор надо заканчивать, и громко сказал:

– Нам пора домой, а то ведь совсем темно становится.

– Да, да,– встрепенулся Байдалов,– пошли. Бывайте...

– Всего хорошего.– Федор Лукич поплевал на ладонь, растер цигарку и, вытирая руку о штаны, направился к землянке.

Скрипнула рассохшаяся дверь...

А офицеры милиции торопливо шли к скирде сена, одиноко стоявшей у дороги. В небе появились первые звезды.

У скирды остановились. Лейтенант поинтересовался:

– Пойдем к Соколку?

– Обязательно. Нам нужно узнать подробности о машине.

– Давайте напрямик, через бугор.

– Не заблудимся?

– Что вы! – обиделся проводник.– Ведь с нами Дези. Да и по костру найдем. В ночном всегда костер палят.

– Сдаюсь,– усмехнулся капитан.– Пошли.

                                                                                  *          *

                                                                                        *

Пока переваливали через бугор и спускались в лощину, стало совсем темно. Усыпанное крупными, как виноградные гроздья, звездами небо, казалось, опустилось ниже и, будто ковшом, прикрыло на ночь землю. Звенели цикады.

Офицеры шли молча. Гигиев держал на поводке Дези. Собака, навострив уши, бежала впереди, нетерпеливо оглядываясь на хозяина. Когда прошли с километр, она заволновалась и стала рваться с поводка. Еще один бугор. Почти рядом блеснул костер. Послышалось тревожное ржание лошади.

От костра донесся ломкий мальчишеский басок:

– Кто идет?

– Свои, Ваня,– ответил Байдалов.

Офицеры подошли. С земли поднялся худенький паренек лет четырнадцати и, подложив в огонь дровишек, перешел на другую сторону костра. На коротком рукаве его белой рубашки вспыхнули на свету две красные поперечные полоски.

«Пионерский командир»,– с одобрением подумал Байдалов и, поздоровавшись, спросил:

– Гостей принимаешь, Ваня?

– Добрым гостям всегда рад,– совсем как взрослый ответил паренек.

– А недобрым?

– Для таких у меня «гостинец» есть.– Он кивнул на брошенный сзади пиджачок, на котором лежала охотничья двухстволка.

– Молодец, Ваня,– сказал капитан, подсаживаясь к костру.

Гигиев тоже лег на траву, коротко бросив собаке:

– Дези, здесь,– и хлопнул по земле ладонью.

Овчарка послушно легла рядом, уставившись умными глазами на пылающий костер. Ваня с восхищением посмотрел на нее, а потом, встрепенувшись, спросил:

– А вы откуда мое имя знаете?

– Мы многое знаем,– усмехнулся Байдалов.– Вот только не можем догадаться, почему тебя Соколком кличут. Фамилия такая?

Ваня замялся:

– Нет... Прозвали так. У меня зрение острое, как у сокола.

– Так почему не Соколом?

– Говорят мужики – не дорос. До совершеннолетия буду ходить Соколком...

Офицеры засмеялись. Гигиев спросил:

– А долго еще ходить?

– Пять лет.– Ваня поковырял суковатой палкой в костре и в свою очередь поинтересовался:—А вы – охотники?

– Нет, Ваня,– серьезно сказал Байдалов.—Ты о работниках уголовного розыска слышал?

– Да, они ловят преступников.

– Вот мы и есть те самые...

Мальчик подошел ближе, присел на корточки,

– Так вы здесь ищете преступников? – Он даже оглянулся назад.

– Ты должен нам помочь, Ваня,– Байдалов расстегнул плащ, достал планшетку,– как пионер, как сын фронтовика... .

– Я всегда готов,– тихо и твердо произнес паренек.– Но как?..

– Ты помнишь, как несколько дней назад на ферму приезжала легковая автомашина?

– Серая «Победа»? Помню. Я ее первый увидел, когда она от шоссе к нам повернула. А вот номер... номер забыл. Кажется, последняя цифра 20...

– Поподробнее расскажи, Ваня.

Соколок уселся на траве и стал оживленно рассказывать:

– Это было вечером. Мы с нашим водовозом Федором Лукичем отдыхали под скирдой. И я увидел, как к нам повернула эта самая серая «Победа». Думал, наш директор. Я встал, присмотрелся. Тут машина остановилась, из нее помахали рукой. Федор Лукич сказал: «Беги». Когда я подбежал к машине, из нее вышел худой парень в клетчатой серой фуражке, в ковбойке с «молниями». Он спросил, какой дорогой быстрее можно выехать на шоссе. Я показал: надо, мол, ехать прямо, никуда не сворачивая. Тогда он поинтересовался: «А кто с тобою под скирдой сидит? Отец?» «Нет,– говорю,– наш водовоз. А чего вам надо?» Он помялся и ответил: «Закурить хотел попросить». «У него есть курево, я сейчас позову». Но парень махнул рукой: «Не надо, неудобно. Я уж поеду...» И он быстро пошел к машине, на ходу выбросил в траву какую-то палочку. Я подождал, пока «Победа» отъедет, пошарил в траве и нашел карандаш...

– Красный? – быстро спросил Байдалов.

– Да,– спокойно произнес Ваня и, как бы извиняясь, добавил: – Только он сломанный, я его потом очинил.

– А куда машина поехала?

Соколок свел к переносице свои выгоревшие на солнце брови, сосредоточился.

– Повернула обратно,– уверенно заговорил он через минуту.– Но поехала не в сторону шоссе, а наверх, по хребту, свернула в пшеничное поле и пропала в сумерках. Я удивился, почему шофер фары не включает, ведь он же может на пенек напороться либо в лисью нору влететь. Рассказал об этом Федору Лукичу. Он ничего не ответил и пошел на ферму...

Данные, которые сообщил Ваня, очень заинтересовали капитана Байдалова. Он, наклонившись над блокнотом, все подробно записал. Затем уточнил:

– Ты не заметил, сколько было людей в машине?

– По-моему, двое,– ответил Ваня.– Шофер быстро вышел мне навстречу, и я остановился шагах в десяти. Но я видел, что на переднем сиденье кто-то сидит.

– А как был одет тот, второй?

– Честное слово, я не заметил.

– Так-так... Ты того парня, шофера, хорошо запомнил?

– В лицо узнаю.

– Хорошо.– Байдалов спрятал блокнот.– Ты нам еще понадобишься. И последнее...– капитан даже придержал дыхание, так важен был для него этот вопрос:– А карандаш ты не потерял?

– Он у меня в землянке. Я сейчас привезу.– Ваня быстро поднялся.

– Так темно же!

– Ничего, я вижу,– улыбнулся пастушок.

Байдалов предупредил:

– Но тайну храни: о нашем разговоре никому ни слова.

– Понимаю.

– Ну, давай, Соколок.

Ваня подхватил свое ружье и, шагнув от костра, свистнул. Тотчас послышалось ржанье лошади и топот. Подбежал стройный вороной конь, всхрапывая, ткнулся мордой в плечо мальчика. Ваня схватился за гриву и вскочил ему на спину.

Конский топот замер в ночи.