Текст книги "Искатель. 1982. Выпуск №2"
Автор книги: Владимир Михановский
Соавторы: Евгений Габрилович,Оксана Могила,Юрий Тихонов
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Итак, необходимо для начала заклинить переходные люки в отсеках. Сделать это нетрудно с помощью наведенных вихревых токов в обшивке корабля. Тогда существа окажутся как бы запертыми в клетках.
Дор бросил взгляд на внешний экран. Бустер мелким камешком продолжал описывать эллипсы вокруг тела чужого корабля, словно его искусственный спутник. Дюзы корабля лихорадочно пылали, время от времени меняя режим. Пришельцы пытались, хотя и безуспешно, вырваться из западни.
Для того чтобы удобнее было следить за результатом действий, Дор смонтировал в хрустальной башне новый экран, который мог улавливать биоизлучение пришельцев. Теперь перед роботом на выпуклой поверхности экрана денно и нощно светились двадцать семь светлячков. Каждый соответствовал живому существу, находящемуся на борту корабля. Светлячки перемещались по поверхности, совершая, с точки зрения Дора, беспорядочные, хаотические движения. Впрочем, их внутренняя жизнь его никак не интересовала.
Дор ждал: когда все точки погаснут, он собирался приступить к выполнению дальнейших частей своего плана.
Вскоре, однако, он убедился, что светящиеся точки и не собираются гаснуть. Более того, хотя скорость перемещения светлячков на экране и замедлилась, их перемещения не стали более ограниченными. Это означало, что живые существа на корабле нашли способ бороться с заклиниванием люков. «Они оказались разумнее, чем я рассчитывал», – подумал Дор.
Перебирая варианты уничтожения биологических особей на чужом корабле, Дор припомнил одно давнее происшествие. Это случилось еще во время его полета на «Электроне». Проходя близ альфы Лебедя, корабль попал в странные бурые образования. Пожертвовав несколькими манипуляторами, Дору удалось выяснить, что это были споры. Мельчайшие микроорганизмы образовывали в пространстве мощные колонии. Анализ пробы показал, что споры содержали токсичное соединение. Эту культуру, обладающую способностью к быстрому самовоспроизведению, робот на всякий случай оставил, не уничтожил. Теперь он решил, что споры можно использовать для уничтожения живых существ на корабле. Взорвать контейнер со спорами близ корабля, погрузить его в смертоносное облако. Живые существа обязательно заинтересуются бурыми облаками. Любопытство – неотъемлемое свойство любых разумных существ. Они попытаются взять пробу вещества, образующего облако, и тогда любая неосторожность окажется для них роковой. Долго ждать? Что же! Он, Дор, никуда не торопится.
Только одно беспокоило Дора.
Чужой корабль, падая в силовую яму, одновременно двигался в сторону его планеты. Дор опасался, что существа на корабле рано или поздно обнаружат его Дорадо. А ему этого очень не хотелось. Что с того, что существа обречены? До того, как погибнуть, они смогут послать сигнал о своем открытии на материнскую планету…
Поначалу Дор хотел помехами забить следящие системы корабля, потом отказался от этой мысли: внезапно возникшие помехи могли возбудить подозрения у пришельцев. «Чтобы лишить их обзора внешнего пространства, лучше всего транслировать в космос те картины, которые свободно рождаются в моем мозгу, – решил Дор. – Разобраться в них пришельцы все равно не смогут, зато будут сбиты с толку и не обнаружат планету».
Дор видел, как близ корабля вспыхнул и распался на части посланный им контейнер и на месте вспышки образовалось облако, такое безобидное на вид и почти, неприметное в солнечных лучах. Через короткое время облачко превратилось в волнистую пелену. А потом… Потом корабль совершенно исчез в густых клубящихся бурых облаках, и обнаружить его можно было только с помощью локатора. С каждым часом облака, сотканные из мириад смертоносных спор, становились все плотнее.
Однажды утром Дор обнаружил на биоэкране только одну светящуюся точку. Остальные двадцать шесть погасли, исчезли. Значит, план его успешно осуществился, сделал вывод робот. Остается дождаться, пока последний светлячок погаснет, и приступить к следующей части задуманного – захвату корабля.
* * *
Последние дни Стафо все время мерз. Его знобило, несмотря на включенную термоткань. Он совсем обессилел и часто непроизвольно засыпал. Кроме того, штурмана доводили до изнеможения непонятные картины на всех экранах «Ренаты», напрочь закрывшие внешний обзор. Картины непрерывно сменяли друг друга, и доискаться в них смысла он не мог.
Мало-помалу новая идея овладела Стафо: он решил произвести вылазку, осмотреть внешнюю обшивку корабля. Необязательно было совершать вылазку самому. Можно было послать – манипулятор. Но автоматика на «Ренате» в последнее время вконец разладилась, и Стафо потерял к ней доверие. А тут еще постоянное заклинивание люков… Нет, на автоматику сейчас лучше не полагаться!
Кроме того, ему хотелось собственными руками взять пробу бурых облаков. Для Марии. Своими руками.
Стафо протянет ей колбу как подарок. И Марийка улыбнется… Она уже скоро проснется. Скоро проснутся все. Сила тяжести на корабле продолжает падать в точном соответствии с кривой, предсказанной ЭВМ.
Механизм-кресло, осторожно шагая, вынес штурмана на внешнюю обшивку «Ренаты». Роб шагал рядом, чуть приотстав. Тяжелые облака окутывали корабль. В первое мгновение они показались Стафо гусгой, даже вязкой массой. Бурая пыльца оседала на гибких сочленениях «кресла», на серебристой поверхности скафандра.
Стафо вытащил колбу, какое-то время подержал ее открытой и затем тщательно закрыл. Проба взята! В провалах бурых облаков изредка показывался клочок угольно-черного пространства, на котором ярко горели звезды,
Стафо осмотрел корабль и убедился, что внешняя обшивка в хорошем состоянии. Он ожидал худшего.
– Пора обратно! – позвал он Роба и двинулся к люку, ведущему в переходную камеру.
Штурман не удивился, что и на этот раз люк оказался заклиненным. Роб достал лучевой пистолет и провел невидимой струей по. месту стыковки люка с обшивкой. Этого оказалось достаточно, чтобы люк открылся.
Отправив Роба посмотреть, что изменилось на головном пульте за время их отсутствия, Стафо велед «креслу» отнести себя в биоотсек. Он обвел взглядом корешки старых книг на стеллаже, установки, в которых благодаря Маше немного разбирался, и решил теперь же, хотя бы предварительно, исследовать бурое вещество. Но в этот момент перед глазами штурмана появилось странное мерцание, которое стремительно усиливалось. Он хотел вызвать на помощь Роба, но губы и язык одеревенели, стали непослушными. В довершение всего вспыхнул экран, который с того часа, когда Мария легла в анабиоз, включать было некому. Из глубины его надвигался на Стафо огромный оранжевый паук. Ноги его хищно двигались, поверхность колыха-лась.
Стафо почувствовал, что летит в бездонную пропасть. Пальцы его разжались, и пробирка упала на пол.
Очнувшись, Стафо поначалу не мог сообразить, где он и что с ним. В воздухе рядом плавало одеяло. Стафо сделал резкое движение, пытаясь схватить одеяло, и больно ударился локтем о стенку. Это его привело в себя.
Невесомость!
Какое-то время Стафо, кувыркаясь, плавал в пространстве отсека, затем, перебирая руками по штанге, бросился к головному пульту.
Хорошенькое дело! Пока он был в забытьи, автоматы, видимо, уже включили механизм пробуждения экипажа. Стафо прыгнул в «кресло» и помчался в биозал. Он отвык от состояния невесомости и чувствовал себя неуклюже.
Вот и биозал. У Стафо перехватило дыхание. Где-то здесь, за одной из этих двадцати семи дверей, крепким сном спит Мария. Меньше чем через сутки он увидит ее!..
Штурман медленно обошел все двери. За двадцать часов до выхода человека из анабиотической ванны, циферблат часов над дверьми должен начать мерцать. Все циферблаты были., однако, темны, как и в предыдущие дни, когда Стафо приходил сюда. Штурман твердо решил, что будет дожидаться здесь пробуждения экипажа. Он уже предвкушал, как удивятся все, увидев его, живого и невредимого, пережившего бешеные перегрузки. Кажется, сто лет прошло с того момента, когда он с ужасом убедился, что не успел лечь в анабиоз. И вот не погиб же!
Постепенно штурманом начало овладевать беспокойство. Он снова обвел взглядом темные циферблаты. Неужели до пробуждения экипажа остается все еще больше двадцати часов?!
Тишина в зале становилась гнетущей.
Что-то было неладно. Быть может, сигнал пробуждения по каким-то причинам не включился? Что делать? Но механизм действия биованн ему неведом. Стафо послал Роба за едой, наскоро перекусил. Затем немного подремал, зависнув в воздухе. Проснувшись, лихорадочно оглядел все двери: ни на одной из них циферблат не вспыхнул.
Шла минута за минутой. Мертвая тишина давила на барабанные перепонки.
– Роб, сделай же что-нибудь! – не выдержав, крикнул Стафо, и голос его замер под сводами.
– Я не имею права вмешиваться в процесс анабиоза, – ответил робот ровным голосом.
* * *
По команде Дора на главных стапелях планеты спешно сооружался корабль-перехватчик. Он должен был подойти к чужому кораблю, снять с него все ценные приборы, и прежде всего аппарат свертки пространства с носовой части. После этого надлежало взорвать чужой корабль, распылить его в вакууме, чтобы и след пришельцев затерялся в космосе, чтобы никто впредь не тревожил стареющего Дора. А он, Дор, приобретя новые аппараты и обогатившись техническими идеями, воспрянет и поведет планету к новому расцвету.
Сооружение перехватчика, однако, шло не так быстро, как хотелось бы Дору. Ему даже пришлось, впервые за полторы сотни лет, покинуть хрустальную башню и самому отправиться па центральные стапеля. Это помогло делу – за несколько дней сборка корабля была почти завершена.
Но здесь, передвигаясь по сборочной площадке, Дор почувствовал, что выбивается из последних сил. Палящее солнце заставляло его жалко ежиться, и никакая противорадиационная защита не помогала. Ночи тянулись бесконечно долго: он никак не мог отключиться, а без этого энергия в его блоках не могла аккумулироваться. Внимание Дора то и дело рассеивалось, и три или четыре раза он отдал манипуляторам команды невпопад, а это грозило серьезными осложнениями: сложные, самостоятельные системы могли выйти из-под его повиновения. В течение всего обратного пути в мозгу Дора проносились отрывочные, беспорядочные картины. Они наплывали, набегали одна на другую, смешивались в пестрый клубок, в котором разобраться было непросто.
Дор не вмешивался силой воли в поток картин, чтобы упорядочить их. Пусть себе набегают самопроизвольно! Эти его клочки воспоминаний продолжали транслироваться в ближний космос, ослепляя чужой корабль, мешая его приборам вести наблюдение за окружающим пространством. Потому, чем запутанней будут картины, тем лучше.
Последние метры до хрустальной башни Дор преодолевал в каком-то забытьи. Клочки воспоминаний мешались е реальностью, образуя диковинный сплав.
…Когда-то на стене висел древний прибор для измерения времени – часы. Этот прибор был одной из загадок, до сих пор не разгаданных Дором. Почему не измерять время атомными или, кварцевыми часами, дающими погрешность в одну десятимиллионную секунды на целое столетие? Так нет же! Конструктор Дора Георгий Коробейников и не думал расставаться с этой рухлядью. Он ценил ее и с гордостью показывал гостям. Чем гордился? Прибор был сработан грубо, примитивно. Большой латунный маятник беззаботно раскачивался, нарезая вечность на равные дольки. Но именно он, этот маятник, запечатлевшийся в памяти Дора, подсказал идею величайшего открытия, которым он до сих пор гордится. Благодаря этому открытию он сумел вырвать «Электрон» из смертельной ловушки, спасти себя. Значит, не будь старого маятника, не было бы и машинной цивилизации Дорадо.
…Лава, кипящая при проходке первых шахт на планете? Нет, это бушуют ледяные волны Тихого океана, где Дор проходит свой первый учебный поиск. Он не овладел еще сложной координацией движений. Судно прыгает с волны на волну, да так, что радиомачта задевает пенные гребни. Дор, не удержавшись, скатывается с палубы. А плавать он еще не умеет. Тут же за ним прыгает Георгий и, рискуя жизнью, спасает Дора, свое детище.
…Снова из глубин памяти поднимается веранда, с часами, погруженная в жидкое золото вечернего солнца. Дор, одним прыжком преодолев ступени, мягко опускается на крыльцо. Навстречу ему выходит Екатерина. Она всегда улыбается, когда видит Дора. Лицо ее расплывается, превращается поочередно в тысячи лиц, когда-либо виденных Дором…
Когда Дор вкатился в хрустальную башню, у него не было сил даже оглядеть приборы. Придя немного в себя, Дор переместился к биоэкрану. Вместо одного светлячка на экране теперь горело два.
* * *
– Ура! – не сдержавшись, закричал Стафо, когда над одной из дверей биозала ожил и замерцал голубой круг циферблата. Радость штурмана, однако, оказалась преждевременной – первые ожившие часы оказались и единственными.
Кто же из экипажа стал первым на путь к пробуждению? Кто?..
Он подошел к двери и долго, не отрываясь, смотрел на ожившую стрелку – узкий кинжальный пучок, излучаемый крупинкой радиоактивного кобальта. Стрелка двигалась по кругу равномерными толчками, в ритме спящего сердца.
Но почему не вспыхивают остальные циферблаты?
Сидеть одному в пустом хмуром зале и ждать – нет, это невыносимо!..
Медленно перебирая руками вдоль штанги, он направился к выходу, поминутно оглядываясь. Но светился только один круг…
Головная рубка встретила напряженной тишиной… Привычное гудение автофиксатора только подчеркивало ее. Лихорадочной деятельностью штурман решил заполнить треку ожидания. С помощью Роба он принялся проверять градуировку приборов. Потом Стафо начал писать дневник. Но работалось плохо. Взгляд то и дело обращался к часам, идущим непостижимо медленно.
* * *
Петр Коробейников глубоко вздохнул и открыл глаза. Он лежал в контейнере, биораствор едва заметно колыхался, щекоча подбородок.
Тело капитана затекло, но он знал: шевелиться нельзя еще, по крайней мере, час. Об этом ему напомнил ласковый шепот пробуждающего устройства, об этом же говорило и табло, вспыхнувшее перед глазами. Руки и ноги были крепко обвиты многочисленными щупальцами-датчиками. «Объятия спрута. Малоприятный этап, зато последний», – подумал капитан.
Голова после анабиоза была на редкость ясной, но тело мучительно покалывали миллионы иголок.
Уровень биораствора постепенно понижался. Капитан с наслаждением пошевелил пальцами.
«Прежде всего природа поля, в которое попала «Рената». Внешний осмотр корабля…»
Он медленно поднялся и, пошатываясь, вышел из отсека. Тишина и безлюдность зала его поразили. Капитан недоуменно огляделся. Где же экипаж?
* * *
Когда Дор убедился, что за это время, пока его не было в хрустальной башне, на борту чужого корабля вместо одного живого существа оказалось два, он испытал что-то вроде беспокойства. В том, что все особи, кроме одной, в результате принятых им мер погибли, он не сомневался. Откуда же взялась вторая особь? Быть может, пришельцы обладают способностью воскресать? Или они размножаются делением, как одноклеточные организмы?!
Дор связался с центральными стапелями.
– Запускайте корабль на перехват пришельца, – отдал он команду.
Автомат, ответственный за сборку корабля, помедлил с ответом.
– В чем дело? – осведомился Дор.
– Корабль стартовать не может. Несколько минут назад один из монтажеров разогнался и врезался в корабль. Дюзы выведены из строя. Поправить дело в ближайшее время нет никакой возможности… – В голосе автомата Дору послышалось плохо скрытое злорадство.
– Возьми все свободные механизмы и. готовь к старту «Электрон».
– «Электрон»? Но ведь он не был в полете еще с тех пор, как.
– Неважно.
– У нас нет штурманов: ни один из посланных в космос не возвратился.
– Я сам поведу «Электрон».
* * *
– С пробуждением, капитан! – произнес незнакомец, приближаясь к Петру Коробейникову. Он сутулился, темная кожа подчеркивала страшную худобу.
Неужели это?.. Не может быть! Но вот человек усмехнулся, и у капитана исчезли сомнения.
– Стафо!
– Добрый день, капитан! – повторил штурман со странной застывшей улыбкой. – А где же остальные?
Полтора часа кропотливого осмотра ничего не дали. Капитан проверял одно внешнее реле за другим, Стафо и Роб ему помогали. Реле времени были исправны, однако на пробуждение не включались. Это могло означать только одно: повреждение следует искать не снаружи, а там, за массивными люками.
– Вскроем двери, – предложил Стафо.
– Нельзя, – покачал головой капитан.
Стафо вкратце рассказал о своих злоключениях, начиная с того часа, как экипаж погрузился в анабиоз.
– Что происходит в окрестном пространстве? – спросил капитан.
– Сведений немного. Вокруг корабля продолжают клубиться бурые облака. Те самые, пробу которых я взял. А еще… Каждый день на экранах корабля вместо звездных картин я видел… – И он рассказал о загадочных видениях, фактически лишивших «Ренату» зрения.
– Это что-то серьезное. Но это потом. А пока пойдем в сектор Авериной.
– Авериной?
– Сейчас самое важное – пробудить всех остальных членов, экипажа. Попробуем поискать решение в биопроцессах.
– Послушай, – тронул Стафо капитана за рукав комбинезона, когда они проходили мимо штурманской рубки, – я все время думаю: а может, это я умом тронулся от перегрузок, что вижу на экранах всякую чертовщину?
Капитан положил Стафо руку на плечо.
– Уверен, ты в здравом уме…
– Но я прошу тебя, Петр, зайдем в отсек. Я хочу, чтобы ты тоже посмотрел.
Обзорный экран встретил их огненной свистопляской, к которой штурман успел уже привыкнуть, но которая поразила капитана.
– Да-а, дела, – только и. сказал он и провел рукой по лицу, будто прогоняя наваждение.
Несколько минут они оба стояли как завороженные, глядя на калейдоскоп сменяющих друг друга картин.
…Пылающие мохнатые солнца…, Спиралевидные туманности, медленно вращающиеся вокруг собственной оси… Пульсирующие звезды… И вдруг поток непонятных формул, вихрем промчавшихся по экрану.
…Идиллическая картинка: мирный домик посреди осенней рощицы. Лучи плавятся в стеклах веранды. Что это за планета? Что за солнце освещает и греет ее?
…Оранжевый шар с колышущейся поверхностью, снабженный быстрыми упругими щупальцами, огромными скачками несется по слегка всхолмленной поверхности.
– Эта нечисть появляется чаще всего, – пожаловался штурман.
– Пойдем, Стафо. Экранами займемся позже, – сказал Коробейников и направился к выходу. Он был уже почти у люка, когда его остановил крик штурмана.
– Человек! Человек!
– Где человек?
– Здесь, на экране. Когда ты отвернулся…
– Ты не ошибся?
– И этот человек был похож на тебя, Петр!
– И все это ты рассмотрел за долю секунды? Значит, чудеса еще не перевелись на белом свете! Ладно, пойдем в отсек Авериной.
Когда они вошли в биоотсек, Роб, почти скрытый установкой для анализа микрометеоритов, что-то делал у герметического куба. Это был контейнер, в котором Мария хранила обломки вещества, доставляемые ей, из внешнего пространства.
– Вот здесь я упал в обморок, когда вернулся с вылазки, – сказал Стафо, указывая на пол. – Спасибо Робу. – привел меня в чувство.
– А куда девалась колба, которую ты уронил?
– Ее Роб упрятал в контейнер.
– И герметизация колбы не нарушилась?
– Не нарушилась. Понимаю, куда ты клонишь… Но пойми, чудак-человек, – взорвался Стафо, – ведь колба прошла вместе со мной дезокамеру. Разве этого недостаточно?
– Ну а почему ты вдруг в обморок хлопнулся?
– Говорю же тебе – силы были на пределе. Переутомление и перегрузки…
– Переутомление и перегрузки – это все понятно, – перебил капитан. – Но давай разберемся. Ни до, ни после в обмороки ты не падал. Логика такова: вступил ты в контакт с бурым веществом – у тебя наступило резкое ухудшение самочувствия. Ушел от контакта – состояние улучшилась.
– Твоя логика хромает, Петр.
– В чем?
– В том, что не было у меня никакого контакта!
– А вылазка?
– Я был в гермоскафандре, а потом прошел дезокамеру. Что же я, космической инструкции не знаю?!
– Зря горячишься, – сказал Коробейников. – Наше дело – дотошно разобраться во всем. Ведь, кроме прямого контакта с бурым веществом, мог быть еще и косвенный…
– Это о чем, Петр?
Капитан пожал плечами…
– И сам точно не знаю, Стафо. Пока только интуиция старого космического волка, не более.
– А все-таки как ты себе это представляешь – косвенный контакт? – не отставал штурман.
– Например, некий магнит… – начал Коробейников после паузы. – Ты не знаешь его свойств, но хочешь избавиться от его воздействия. С этой целью ты запираешь его в герметический контейнер и думаешь, что достиг желаемого. Между тем магнит продолжает воздействовать на окружающее пространство, и на тебя тоже…
– Боже, какой же я идиот! – воскликнул Стафо и хлопнул себя по лбу и глубоко задумался.
– Чем ты занят, Роб? – обратился капитан к роботу. Тот в ответ промычал что-то нечленораздельное.
– Чудеса продолжаются, – покачал головой Коробейников. – Впервые за годы полета Роб не отвечает на вопрос!
Заинтригованный донельзя, капитан подошел к роботу. Тот стоял перед контейнером, сосредоточенно изучая одну точку квадратной грани куба.
– Что ты там обнаружил, Роб?
– Каверна. Без оптического прибора вы ничего не увидите. – Не сходя с места, он далеко протянул щупальце и, взяв на рабочем столе Марии микроскоп, отдал его Коробейникову.
Капитан приблизил микроскоп к подозрительному месту на контейнере, прильнул к тубусу и энергично завертел винты настройки.
– Что там, Петр? – спросил Стафо.
Вместо ответа капитан присвистнул и через несколько секунд, подвинувшись, уступил место у микроскопа штурману.
Штурман прильнул к тубусу. Перед ним блестела бесконечная серебристая поверхность передней грани контейнера. А посреди нее зиял глубокий кратер с рваными, как обожженными, краями.
– Что это? – прошептал Стафо.
– Из контейнера произошла утечка, – бесстрастно, как всегда, произнес робот.
– Утечка чего? – повысил голос Стафо. – Ведь колба, как мы только что убедились, в порядке: она на месте и герметично закрыта!
– Это верно, – сказал Роб, – бурое вещество на месте. Но могла произойти утечка его эманации.
– Роб, веди нас, – перебил его капитан, – Мы пойдем за тобой.
Коробейников и Стафо, ведомые роботом, покинули отсек Авериной и двинулись по коридорному сектору. Роб еле двигался, напряженно вглядываясь в слабо освещенный пол.
– Я знаю, куда ведет этот след, – сказал Роб. – В биозал.
– Нет! – крикнул Стафо. – Только не это!
Дальнейший путь они проделали в молчании. Стафо чувствовал, что сердце, раздувшееся в болезненный ком, вот-вот выскочит из груди.
Когда они вошли в биозал, Стафо приник лбом к люку, за которым спала Мария.
– Но почему? – прошептал он. – Почему эта проклятая эманация, или не знаю там что, добралась сюда? Почему она меня не поразила?
…Какое-то время они пребывали в оглушенном состоянии. Нужно было выработать план действий, на что-то решаться, но сделать это было непросто. Сознание ответственности, свалившейся на них двоих, сковывало, подавляло.
Пробирку с бурым веществом они уничтожили в тот же день! Распылили ее в аннигиляционной камере «Ренаты». Но для капитана и штурмана это было слабым утешением.
* * *
«Электрон» оказался в гораздо лучшем состоянии, чем ожидал найти его Дор. Оставалось только сменить кое-какое устаревшее оборудование. Но тут Дора одолели сомнения…
Нет, он не сомневался в том, что чужой корабль должен быть уничтожен. Дело было в другом. Некогда, еще на Земле, на другом берегу времени, люди привили Дору универсальное правило поведения: всегда, при любых обстоятельствах проявлять осторожность, уважение к жизни, в каких бы формах она ни существовала. И хоть много веков протекло с тех пор, многое из того, что происходило с Дором позже, потускнело в его памяти, но те первые правила все помнились, и Дор ждал.
«Что ж, чужаку в любом случае из ловушки не выбраться, – рассуждал он. – Дождусь, когда погаснут оба огонька, и тогда уж…»
* * *
Стафо лежал в гамаке, устремив глаза в потолок.
– Время на вахту, – сказал ему капитан.
Стафо махнул рукой.
– Там Роб, он отлично справится без меня, Да и кому нужна эта вахта? Самообман. Корабль влип в пространство, как муха в патоку. И вокруг ничего не видно. Только эти чертовы картинки на экранах… С ума они меня сводят.
– А я к ним притерпелся. Даже интересно.
– Куда интересней!
– Вставай. Нельзя опускать руки.
– Все равно мы обречены, и рано или поздно погибнем, как те, в биованнах…
– Но разве мы, живые, сделали все, что в наших силах?
Стафо нехотя поднялся. Донельзя исхудавший, желтый, он напоминал мумию.
– Знаешь, штурман, есть такой афоризм: если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя, – уже спокойно продолжал Петр Коробейников. – Пока человек жив, жива и надежда. Пойдем-ка в отсек Авериной, еще раз поколдуем над загадкой анабиоза.
Капитан предложил отсек Марии не без задней мысли: только там Стафо немного оживлялся и приходил в себя.
– Афоризм насчет времени, которое убивает, сам небось придумал? – спросил Стафо.
– Сам, – признался капитан.
Они надолго умолкли.
– Послушай, Петр! – нарушил молчание Стафо. – Ты веришь, что они проснутся когда-нибудь?
– Видишь ли, Стафо, в состоянии глубокого анабиоза человеческий организм гораздо менее уязвим к разного рода воздействиям. Зачем далеко ходить? На меня же, как видишь, никакая эманация не подействовала. Да, кстати, и на тебя тоже.
– Так, может, рискнем, Петр? – произнес Стафо, и глаза его лихорадочно заблестели. – Черт с ней, с автоматикой! Давай сами включим механизм пробуждения.
– Я уже сказал – нет.
…Стафо почти все свое время проводил в биозале. Что касается капитана, то он вел обычный напряженный образ жизни. Делал зарядку до седьмого пота, каждый день занимался, на тренажере. Много времени проводил за наблюдением картинок на экране. Приводил в порядок записи в бортжурнале, классифицировал и сортировал информацию, накопленную «Ренатой» в полете.
«…Может, кто-то ищет с нами контакт? Уж слишком упорно повторяются эти видения», – думал капитан. Снова и снова наблюдал он бегущие по головному экрану видения. Постичь их было трудно… Человека, похожего на себя, Петр Коробейников, правда, так ни разу и не увидел, но многие картины повторялись по нескольку раз. Особенно часто появлялось на экранах «Ренаты» оранжевое существо со щупальцами. Оно то колышущимся облаком опускалось в шурф, пробитый в почве, то металось вокруг удивительных конструкций, уходящих в небо, то перемещалось по поверхности неведомой планеты.
В этот день, как обычно, Коробейников сидел перед экраном. Горькие мысли одолевали его. Чтобы спасти экипаж, нужно вырвать корабль из ловушки и добраться до Земли._ Только там, в стационарных условиях, можно рискнуть и включить механизм пробуждения.
Но как вырвать «Ренату» из тисков неведомых сил?
Мельтешение цветовых пятен на экране ускорилось. В нем на мгновение показывались и снова пропадали какие-то конструкции, фрагменты сооружений. Мелькнула и исчезла ослепительно сверкающая башня.
…А вот снова Земля или планета, чрезвычайно на нее похожая. Но теперь уже капитан не обращал внимания: ни на осенние пейзажи, перехлестывающие друг через друга, ни на оранжевый шар, вкатившийся на веранду, ни на худенькую женщину, которая вышла навстречу шару.
Все внимание Коробейникова сосредоточилось только на одном предмете. Старинные часы на стене. Потускневший циферблат со стрелками и маятник в футляре! Маятник! Маятник!
– Стафо! – закричал капитан.
Он выскочил из рубки и помчался в зал анабиоза. Он схватил Стафо за плечо и снова радостно крикнул:
– Маятник!!!
– Маятник? – переспросил Стафо, с тревогой глядя на Петра Коробейникова.
– Мы, мы с тобой – маятник! Вся «Рената» – маятник! Ты знаешь, как первобытный охотник пользовался пращой?
– Пращой?.. Погоди-ка… Он раскручивал ее, добавляя энергию малыми дозами.
– Верно, умница! Малыми дозами!
Не договорив, Коробейников выхватил записную книжку. Формула Жуковского… Реактивная сила струи… Уравнение Циолковского. Стафо, заглядывая через плечо, подсказывал цифры, которые нужно подставлять. Они теперь понимали друг друга с полуслова.
– Пойдем в рубку, на машине просчитаем, – догадался наконец Стафо.
Идея капитана была проста до чрезвычайности: раскачать «Ренату» на манер гигантского маятника. Раскачать ее, начиная с малых колебаний и постепенно увеличивая размах. И рано или поздно «Рената» выскочит из ловушки.
Оживленное выражение лица капитана, разглядывавшего расчет, вдруг стало хмурым, улыбка пропала. Ом долго вглядывался в какую-то цифру, будто старался запомнить ее..
– Время раскачивания? – спросил Стафо.
Капитан кивнул.
– Двенадцать лет.
– Двенадцать лет?! – ошеломленно повторил Стафо.
– Да. Только через такое время мы приобретем скорость, необходимую для пульсации.
– Что ж, другого пути на волю у нас нет… – вздохнул штурман, – Но послушай, Петр! – воскликнул он. – Когда они выйдут из анабиоза…
– Да, мы постареем на двенадцать лет по сравнению с ними, – докончил капитан, уловив мысль Стафо.
Первые движения корабля, включившего двигатели, были еле заметными и скорость – ничтожно малой. Но постепенно видения на экранах корабля начали бледнеть, и сквозь них проступило черное небо и немигающие звезды.
Стройное тело «Ренаты» дрожало от напряжения. Из дюз ее вырывалось ослепительное многокилометровое пламя.
* * *
Корабль пришельцев с его так и не угасшими живыми точками изменил положение в пространстве, сместившись из центра «потенциальной ямы». Дор застыл у экрана: они нашли ЕГО решение.
Возможно ли, что это такие же, как он, существа, общение с которыми могло бы обогатить его, вдохнуть жизнь в дряхлеющее тело, придать жизни новый смысл, заключающийся, может быть – кто знает! – в совместном изучении вселенной, совместном строительстве? Ведь одним Оком нельзя увидеть всего. Впервые за века своей жизни Дору показалось нелогичным и нелепым имя, которым он когда-то нарек себя. Для понимания перспективы и истинных размеров сущего нужно по меньшей мере бинокулярное зрение.
И у Дора возникло желание подняться на «Электроне» к этим неведомым существам, увидеть их. Но этот– новый импульс не смог пробиться сквозь усталость и противоречивые напластования прежних решений. «Электрон» не поднялся в космос, Дор остался на своей планете. Но он со всевозрастающим вниманием следил за кораблем пришельцев.
«Рената» начинала свой страшно далекий путь к родной Земле.