Текст книги "Искатель. 1982. Выпуск №2"

Автор книги: Владимир Михановский

Соавторы: Евгений Габрилович,Оксана Могила,Юрий Тихонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

9

Собраться у Шустова удалось только к концу рабочего дня.

– С чего начнем? – Хозяин кабинета вопросительно посмотрел на присутствующих.

– Пожалуй, для начала пусть Вячеслав Владимирович поделится новостями, а дальше сориентируемся, – расстегивая пропыленный китель, предложил Вареников.

– В общих чертах положение всем известно, – начал Вершинин. – Я остановлюсь лишь на деталях, имеющих в настоящее время хотя бы мало-мальски существенное значение. Это, главным образом, обстоятельства, проливающие свет на возможное участие в убийстве Федора Купряшина, так как, к сожалению, другой версии у нас нет. Бывший секретарь сельского Совета Голикова рассказала мне, что незадолго до обнаружения в озере трупа она случайно заметила в лесу Купряшина с молодой женщиной, совершенно ей незнакомой, не окуневской. Примет незнакомки она не помнит. Все остальное из области догадок и фантастики. – Мне говорили, будто бы на потолке дома Купряшиных кто-то видел пятна крови, связывают их с убийством, мол, труп на чердаке лежал. Говорят, что мамаша Беды из-за этого дом свой забросила, в квартирантки ушла.

– Неужели забросила? – перебил его, казалось, задремавший Шустов. – Это вещь серьезная. Не слышал я прежде, чтоб на селе собственный дом бросали, – а жить шли к чужому человеку. Интересно, очень интересно. Саму бабку я хорошо помню: забитая такая, богомольная, не разговаривает – шелестит. Кто же ее так напугал? – задумчиво произнес Шустов.

– Действительно, странно, – согласился Вареников. – Придется нам проверять все эти байки, как бы нелепо они ни выглядели.

– Проверять, безусловно, надо, но как? – Вершинин вопросительно посмотрел на присутствующих. – Женщина, якобы видевшая кровь на чердаке, умерла.

– Вот так и придется: по крупинкам, по щепочке, кому говорила, кто от кого слышал. Кстати, о самой убитой есть сведения? – несколько отступил от темы Шустов.

– Пока ничего стоящего, работаем, – отозвался Вареников. – Появилась, правда, одна наметка, так, в выделенных материалах на Чернова я наткнулся на протокол допроса его матери – Пелагеи Ефимовны. Так вот, по ее словам, встречался он с девушкой, которая была года на три старше его, Лидой звали. Несколько раз она их посещала. Фамилии девушки Пелагея Ефимовна не называет, но самое интересное даже не это. Таких Лид тысячи. Сетует Чернова, что не сдружилась она с сыном по-настоящему, хотя ей уж больно понравилась. Уехала потом неожиданно куда-то, не то в Москву, не то а деревню – в Окунево. Так и сказала – в Окунево.

– Новость действительно интересная, – оживился Шустов. – Совпадает имя, а главное – Окунево. А по времени подходит? – поинтересовался он.

– Чернова не говорит, с какого времени Лида перестала их посещать, просто сказала, что, как только перестала она появляться в их доме, сын опять за старое принялся. И все же из рассказа Пелагеи Ефимовны можно прийти к выводу, что последний раз она видела Лиду до совершения Филькой преступления. Квартирную кражу, за которую его осудили в тот раз, он совершил в конце августа. Значит, ее исчезновение вполне может приходиться на лето интересующего нас года.

– В ближайшее время я постараюсь уточнить месяц появления у Черновых Лиды, – вмешался Вершинин, – Осторожно поговорю с матерью.

– Ни в коем случае! – Шустов даже привстал. – Можем спугнуть Чернова. Хотя мы пока и не считаем его участником убийства, но зато вполне реально вырисовывается связь этого гражданина с. Окуневом, а следовательно, и с Бедой. У нас нет гарантии в том, что, узнав о нашей заинтересованности, он не помешает нам. Судя по всему, Чернов и сейчас ведет прежний образ жизни, так что к его совести взывать бесполезно. Так, Николай Иванович? – повернулся он к Вареникову.

– Надо подождать, пока у нас не появится более серьезный аргумент, – согласился тот. – Я на сто процентов уверен: Чернов правды не расскажет. Выкрутится, придумает любую отговорку, но не скажет.

– Получается не очень весело, – с сожалением заметил Вершинин. – Чернова трогать не стоит, Корочкина рано, к Беде за разъяснением не обратишься, а расследовать-то надо. Выходит, мы у моря погоды ждем. Но ведь когда-то и активные действия надо начинать.

– Да, видимо, нам пора заявить о себе официально, – поддержал его Вареников, – но такой ход надо сделать с максимальной пользой для нас.

– У меня такое предложение, – после некоторого раздумья сказал Шустов. – Надо произвести обыск в заброшенном доме Купряшиных.

– Зачем? Неужели вы считаете возможным найти что-нибудь стоящее спустя столько времени? – пожал плечами Вершинин.

– А почему бы и нет? Если место сухое, то с помощью специальных приборов, ультрафиолетового осветителя например, можно попытаться отыскать следы крови в щелях между бревнами потолочного перекрытия. Но не это главное. Мы должны одним выстрелом убить нескольких зайцев. К такому событию будет привлечено внимание всего села) и не исключено, что кое-кто из числа тех жителей, которым известны интересующие нас сведения, сообщит нам о них. Ну и, конечно, мать Купряшина. Если убийство совершено ее сыном и ей известно о нем, она сообразит, что раз мы решились на обыск спустя, столько времени – значит, дело нешуточное. Тогда она неизбежно попытается связаться с ним, предупредить, поставить в известность о наших действиях. Или поедет к нему, или напишет.

– Скорее всего напишет, – согласился Вареников. – Странствовать по свету в таком преклонном возрасте она не решится.

– В общем, надо поручить участковому установить, каким путем она попытается связаться с сыном. Пусть он предупредит работников почтовых отделений. Получение у прокурора санкции на выемку ее почтовой корреспонденции мы попросим взять на себя Вершинина. В принципе против моего предложения есть возражения? – спросил Шустов и внимательно оглядел собеседников. – Нет. Тогда договоримся о деталях. Иными словами, кто поедет и когда.

10

– Всему воля божья, – в сотый раз послышалось из изломанного поперечными морщинами щелевидного рта.

– Ну при чем здесь бог, при чем бог? – вскипел Вершинин. – Сын у вас преступник-рецидивист – на то воля божья; дом вы свой бросили – на то воля божья. Грабь, убивай – на все воля божья?

Вот уже битых два часа Вячеслав безрезультатно допрашивал мать Купряшина. Он взывал к ее совести, ссылался на статью Уголовного кодекса, смягчающую вину в случае чистосердечного признания, намекал на свою полную осведомленность, но в ответ слышал только одни, ставшие поперек горла слова.

Дверь кабинета участкового визгливо заскрипела и приоткрылась. В образовавшееся отверстие заглянул Шустов.

– Вячеслав Владимирович, не могли бы выйти на минуту? – будничным тоном попросил он.

Метнув на старуху резкий взгляд, Вячеслав вышел.

– Не получается? – с сочувствием спросил Шустов. – Бывает. Расстраиваться не стоит. Поверь моему опыту, Купряшина ничего не скажет – гипертрофированная любовь к сыну в сочетании с крайней забитостью и религиозным фанатизмом. Качества почти непробиваемые. Поэтому давайте объявим ей постановление о производстве обыска в бывшем доме, пригласим с собой и пойдем. Мы все уже давно готовы, и понятые на месте.

К дому шли молча. Умолкли даже две шустрые бабенки, специально подобранные Позднышевым в понятые из числа таких, которым достаточно сказать что-нибудь по секрету, чтобы назавтра об этом знало все село. Участковый, уважительно предохраняя от ударов, нес привезенный из города ультрафиолетовый осветитель. На всякий случай запаслись парой ломиков и лопатой. К удивлению Вершинина, Купряшина тоже следовала за ними метрах в ста позади.

Заброшенный дом тоскливо смотрел забитыми крест-накрест окнами. Кое-где сквозь рассохшиеся ставни мутной слезой поблескивали запыленные стекла. Вячеслав пытался сквозь щель заглянуть внутрь, но ему удалось разглядеть лишь очертания каких-то предметов. Покинутое человеческое жилье всегда вызывало у него жгучий интерес. Вершинину казалось, что в пустых комнатах, в темных каморках, в зияющих отверстиях подвала скрывается какая-то, тайна, не познанная владельцами, возникшая еще до них, в прежние времена.

Его мысли прервал резкий визг выдираемых ржавых гвоздей. Это орудовал ломом Леша Позднышев, пытаясь открыть забитую наглухо дверь. Совместными усилиями доски вскоре удалось выдернуть. Открылась картина полного запустения. Все более или менее громоздкие вещи: шифоньер, круглый стол и табуретки – находились в комнате. Видимо, Купряшина оставила тут все, за исключением самого необходимого. Судя по нетронутому ковру пыли, даже мыши давно не посещали забытого богом и людьми помещения.

– Давайте начнем с комнаты, – предложил Шустов, осторожно наступая на рассохшиеся доски.

Шаг за шагом, сантиметр за сантиметром они обследовали сначала комнату, а затем и небольшую переднюю, служившую когда-то кухней, однако ничего представляющего интерес не нашли.

– Теперь можно и на чердак, – заметил Позднышев, пробуя ногой крепость перекладин лестницы.

На удивление чердак оказался сухим и относительно чистым. Правда, в углу лежала куча тряпья, а сверху свисала в виде сталактитов паутина. Отверстие из чердака на улицу оказалось плотно закупоренным. Такая, хотя и условная, герметизация предохраняла помещение от влаги.

– С чего начнем? – участковый вопросительно взглянул на Вершинина.

– Давайте осторожненько очистим пазы между бревнами перекрытия, а потом ломами станем поочередно раздвигать их и применять ультрафиолетовый осветитель. Здесь достаточно темно.

Вскоре тонкий луч осветителя начал медленно ощупывать каждый сантиметр пространства. Изредка в его лучах то синим, то зеленоватым светом вспыхивали какие-то мелкие пятна органического происхождения. Задерживаясь на несколько секунд, луч скользил дальше.

– Стоп! – Шустов удержал руку Вершинина.

В свете луча люминесцировало темно-коричневое с бархатистым оттенком пятно величиной со спичечный коробок.

– Оно, – прошептал Вячеслав, вытирая выступивший от волнения пот. Луч осветителя в его руке мелко подрагивал.

– Погодите торопиться с выводами, – предостерег Шустов и стал внимательно рассматривать пятно. – Такую же люминесценцию дает и ржавчина.

Он вынул из кармана пробирку, смочил содержимым ватный тампон и чуть коснулся края пятна.

– Ну-ка, посветите сюда, – попросил Вершинин Позднышева, державшего в руках электрический фонарик.

Вата оказалась окрашенной в синий цвет.

– Здорово! – У Вячеслава даже глаза загорелись. – Отправим на экспертизу, пусть попробуют установить, чья кровь; человека или животного.

– Эй, бабоньки, – подозвал понятых Шустов, вороша при свете фонаря какие-то тряпки. – Что сие есть? – и передал одной из них полоску материи.

Та испуганно приняла ее и спустилась с чердака вниз, ближе к свету.

– Пояс это, – послышалось снизу, – от женского платья, вельветового, кажись. Коричневого, – добавила она, сбивая с него пыль.

Вершинина словно ветром сдуло вниз. Он выхватил из рук понятой находку,

Точно! Пояс от женского платья из коричневого или, точнее, серо-коричневого от пыли вельвета. В платье из такого вельвета, судя по протоколам, и была одета потерпевшая.

– Ну-ка, разрешите, – Позднышев взял у него пояс. – Такая штука может означать много или не означать ничего. Мало ли на свете вельветовых платьев. А кто сейчас, спустя десять лет, вспомнит, не ходила ли сама Купряшина в таком наряде.

– Сомнительно для подобной модницы, – вмешался в разговор Шустов, – но ты, конечно, прав. Доказать, что пояс принадлежит убитой на Прорве, невозможно по той простой причине, что самого платья-то не существует. Однако для нашего внутреннего убеждения, – добавил он, усмехаясь, – находка пояса означает многое.

– Теперь можно и собираться, – устало согласился Вершинин, упаковывая свернутый колечком пояс в коробку.

– Погодите спешить, – Шустов протянул Вершинину сверток, завернутый в обрывки полуистлевшей тряпки. – Еще один сюрприз. Позднышев в погребе нашел.

Вершинин развернул тряпку. В его руке оказался проржавевший пистолет. Правая щечка отсутствовала, и через образовавшееся отверстие были видны сидевшие в магазине два полностью покрытых зеленой окалиной латунных патрона.

– Вальтер, – с трудом прочитал он надпись на кожухе, предварительно протерев его носовым платком, – модель РРК. Знаю эту модель, изучал в институте. У него есть одна особенность: значительный выступ на рукоятке с массивным заостренным окончанием.

Подписывать протокол обыска Купряшина отказалась наотрез. В дом она даже не зашла, а стояла у калитки, прислонившись к дереву.

11

Под утро Вершинина разбудил стук в дверь. Не открывая глаз, он натянул брюки. Стучал дежурный по райотделу. Оперативная машина дожидалась у входа. Произошло неосторожное убийство на охоте. В прокуратуру приехал часам к одиннадцати в сквернейшем настроении: не удалось проводить Светлану, не выспался, да и в довершение ко всему еще одним делом стало больше.

У себя в кабинете на столе он еще при входе заметил два пухлых тома. На приколотых сверху сопроводительных каллиграфическим почерком Зацепина было выведено: «т. Вершинину. Примите к своему производству». Рассеянно полистал страницы. Одно оказалось делом о недостаче в совхозе «Заря», другое о смертельном случае с рабочим на строительстве колхозного Дома культуры. Итого с семью другими у него уже девять дел. Затем Вершинин просмотрел поступившие по запросам характеристики, ответы на представления и другие документы. В стопке бумаг оказался и очередной неутешительный ответ на запрос о без вести пропавших из Свердловской области. Наискосок во всю его длину легла рассерженная надпись: «т. Вершинину! А как идет расследование остальных дел? По-моему, очень плохо! Зацепин».

На пороге появилась Тоня. Сказала с плохо скрытым злорадством:

– Пал Петрович зовет на оперативное совещание.

Невнимание к ней Вершинина раздражало и удивляло ее.

Вроде бы и не женат, и парень видный, а ее не замечает. Сегодня Тоня краем уха уловила, что Вершинина ожидает хорошая взбучка, и в душе радовалась, рассматривая ее как частичную месть за невнимание к ней.

В кабинете Зацепина находился пожилой помощник прокурора Сизов, всегда относившийся к Вячеславу доброжелательно.

– Вершинин, доложите о состоянии своих дел, – не глядя в его сторону, предложил Зацепин.

– В производстве у меня вчера находилось шесть дел, а сегодня на утро – девять. Из них три на подходе, я передам их вам до конца месяца, по остальным шести еще почти ничего не делалось.

Атмосферу совещания Вершинин уловил по хмурому настроению Зацепина и сочувствующему взгляду Сизова, но решил ни на грамм не приукрашивать создавшегося положения.

– Как со сроками?

– Неважно. По двум истекает двухмесячный, и хозяйственное, которое вы мне передали, на пределе.

– Насколько я вас понимаю, Вершинин, три дела вы нам обещаете заволокитить, – холодно бросил Зацепин.

– Попросим в области отсрочку, тем более имеются объективные обстоятельства: по одному назначена психиатрическая экспертиза, другое вы только сегодня передали.

– И вы так просто об этом говорите! – взорвался Зацепин. – Подумаешь, отсрочим по – трем делам? Поехал в область, получил. А за показатели следственной работы кто отвечать будет?

– Но ведь я… – вскочил Вершинин.

– Сядьте! – резко махнул рукой Зацепин. – Вы на совещании, а не на посиделках. Прошу вас запомнить: дела, находящиеся у вас в настоящее время, должны быть окончены без отсрочки. Я не против ваших занятий по убийству на Прорве, если они не будут мешать остальному. Но они мешают. Это ясно как божий день. На мой взгляд, старое дело надо передать в областную прокуратуру. Я договорюсь с прокурором области.

– Как же так, Павел Петрович? – растерялся Вершинин. – Я начинал, а когда появилась возможность раскрыть преступление, вы хотите передать дело другому следователю.

– Может, передать часть дел следователю Петренко? – вмешался молчавший до сих пор Сизов.

– Позволь мне самому заниматься распределением, – холодно оборвал его Зацепин, – Сейчас все, Работать. На первый раз я вас предупреждаю, Вершинин.

«Я вас предупреждаю! Я вас предупреждаю!» – стучал в висках зацепинский голос, когда Вячеслав выходил из кабинета и набирал номер телефона начальника следственного отдела.

– Я прошу вас взять у меня дело, – без предисловий начал он, – и передать другому следователю.

– Стоп, стоп. Я вас не пойму. Волнуетесь, горячку порете. Объясните толком.

Сбиваясь, перескакивая с одного на другое, Вершинин рассказал о случившемся. Сухарников слушал не перебивая.

– Ну, Зацепин – это еще не все, – сказал он, немного помолчав, – а вот вы меня удивляете. Не думал, что так быстро поднимете лапки кверху. Действительно, следует теперь поразмыслить, а не передать ли дело следователю потверже характером.

– Мне ведь придется работать с Зацепиным, – виновато отозвался Вячеслав.

– Ладно, за молодостью лет прощаю вам минутную слабость. И хватит плакаться. Слушайте меня внимательно. Сегодня утром я доложил прокурору области о результатах обыска и вообще полностью ввел его в курс дела… – Сухарников интригующе помедлил.

Вячеслав затаил дыхание.

– Принято решение временно прикомандировать вас к нам.

12

Вершинин постарался выбросить из головы страхи и сомнения, как только переступил порог областной прокуратуры. Его мыслями моментально овладела предстоящая встреча с Корочкиным, которого он вызвал на вторую половину дня. Он попытался, мысленно представить его себе, но образ получился расплывчатым. В былые годы заядлый драчун, задира, дважды судился за грабежи, а сейчас хороший семьянин, рабочий, почти два года ничего компрометирующего. Впрочем, может, затаился и ждет Купряшина?

Вершинин заглянул к Сухарникову.

– Главное, не спеши и не нервничай, – наставлял его тот. – В душу ему постарайся заглянуть, сам встань на его место, легче понять будет. И главное, запомни – Корочкин не предполагает, зачем вызван, и наверняка ломает сейчас голову, перебирает свои грехи, но уж о том деле наверняка не думает – слишком глубокая старина. Этим и воспользуйся – ошарашь и глаз не спускай. Если причастен, обязательно выдаст себя. Пусть даже не скажет ничего, неважно, не сейчас, потом. Основное – сделай для себя правильный вывод.

Ровно в четыре в дверь постучали. На пороге появился крепкий, среднего роста молодой мужчина. Здоровенные грязно-черные ручищи неуклюже вылезали из коротких рукавов засаленного пиджака. Смотрел он настороженно.

– С отдела кадров к вам послали, – глухо откашлявшись, Корочкин протянул обрывок бумаги.

– Знаю, присаживайтесь, – Вячеслав указал на стул. – Фамилия, имя, отчество, год рождения? – Анкетные данные аккуратно ложились на страницы протокола допроса. – Судимы?

– Дважды, – с неожиданным вызовом бросил Корочкин.

– Вы почему нервничаете? – удивился Вершинин. – Обычный вопрос.

– Вам он обычный, – злость прорывалась в каждом ответном слове, – а для меня нет. С детства слышу: судим, судим, судим. Сейчас, думал, все, а вот – опять вызываете, жить не даете. Теперь чего нужно от меня? Сполна расплатился. – Руки его дрожали.

– Спокойно, Корочкин, спокойно. Никто, кроме вас, не виноват. Отсидели сколько заработали. – Он немного помолчал, дав тому успокоиться. – Зря вы так в штыки, Дмитрий Карпович, – как можно мягче добавил он, – мало ли зачем вы можете нам понадобиться.

– Известно зачем, не первый год замужем, – непримиримо отозвался тот. – Случилось что-нибудь, вот и прилепить мне хотите, а я, может, про старое забыл, вычеркнул все из памяти, работаю, семья как у всех.

– Знаю, Дмитрий Карпович, знаю, все знаю. И что работаете хорошо, и что народ в цеху относится к вам неплохо, и что семья у вас хорошая.

– А тогда зачем вызываете, почему во всем подозреваете?

Поведение Корочкина показалось Вершинину искренним. Вся его вспышка, злость, отчаяние при одном только упоминании о прежней жизни выглядели правдоподобными. Ему есть из-за чего беспокоиться. Он хочет стать другим, а ему не верят, он твердо решил не возвращаться к прежней жизни, а ему опять тычут – судим.

– Я ведь с вами не о сегодняшнем времени говорить хочу, – Вершинин отложил в сторону авторучку, – а о прошлом.

– О прошлом? – насторожился Корочкин. – Зачем? Прошлое мое известно. Первый раз отбывал малолеткой, освободился досрочно, второй отсидел от звонка до звонка. И теперь нет за мной больше ничего.

– Ничего?

– Нет, – ответил он, глядя прямо в глаза.

– Почему же все-таки вы Черного тогда выгородили? Ведь он был вашим соучастником, – сказал как о факте, не требующем доказательства, Вершинин.

– Вот вы о чем. Ну скрыл, – признался Корочкин. – Закладывать не хотелось. Чего за собой лишнего человека тащить? Да я ведь и сам тогда не в сознанку шел.

– Что так?

– По молодости лет. Считал, лучше будет, а вышло… дали на всю катушку.

«Ну спасибо тебе, – мысленно поблагодарил Вершинин. – По крайней мере теперь точно известно о знакомстве Купряшина с Черным. Ты легко признался в этом, зная, что Фильку не привлечешь за старое – время ушло, но для нас не это главное, для нас важен сам факт знакомства».

Скрывая торжество, он прикрыл ладонью глаза и некоторое время молчал. Подошло время разговора на главную тему.

– Окунево давно не посещали, Дмитрий Карпович?

– Давно. Нет там у меня никого. Мои померли, а так ездить только время попусту тратить.

– Почему же так? Неужели не хочется на родину съездить?

– Не хочется, – буркнул тот.

– А может, взять что-нибудь? Пушку, например, – рискнул Вершинин, доставая из ящика стола пистолет.

Какое-то время Корочкин не отрывал от оружия глаз, но потом с усилием отвернулся.

– Это не мой, – угрюмо пробормотал он.

– Тогда чей? Беды?

– Не знаю, – обронил он, помедлив с ответом дольше, чем полагалось в таком случае.

– Не знаете или не хотите говорить?

Корочкин промолчал.

– Как же так, Дмитрий Карпович? – укоризненно покачивая головой, Вершинин подбросил пистолет на ладони. – Неужто Лиду забыли?

Впоследствии он и сам не мог понять, в какой связи у него вырвались именно эти слова. Может быть, ощупывая необычную рукоятку оружия, он мысленно сопоставил ее форму с описанными в судебно-медицинском заключении телесными повреждениями, возможно, слова вырвались чисто интуитивно, но эффект их оказался неожиданным. Сильного здоровенного мужчину сначала, казалось, хватил паралич, лицо его побагровело, он не мог выдохнуть воздух из легких, а затем неожиданно рухнул на колени и, ухватившись серыми руками за край стола, невнятно забормотал:

– Я не убивал, я не убивал. Начальник, я не убивал.

– Встаньте, встаньте немедленно, – вскочил Вершинин.

С трудом ему удалось усадить Корочкина. Тело того сотрясалось мелкой дрожью. Зубы выбивали морзянку о край стакана с водой. Через несколько минут он немного успокоился. Тогда Вершинин повторил свой вопрос. Эффект оказался почти такой же.

Окончание в следующем выпуске.