Текст книги "Искатель. 1982. Выпуск №2"

Автор книги: Владимир Михановский

Соавторы: Евгений Габрилович,Оксана Могила,Юрий Тихонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Часть II1

Вечером, под конец работы, Вершинина вызвал прокурор. Он только что вернулся из райкома и был не в духе. Мельком взглянув на вошедшего серыми пронзительными глазами, протянул ему какую-то бумажку.

– Дело у нас одно лежит в архиве, приобщите к нему и прекратите. Сообщите родителям потерпевшей, если они живы.

После этих слов он углубился в изучение лежащих на столе документов, словно забыв о присутствующем. Павел Петрович Зацепин был человеком угрюмым, и поэтому сослуживцы опасались лезть к нему с расспросами, и общение с ним сводилось к чисто служебному.

Бумага пришла издалека. В ней сообщалось, что гражданин Горбачев Константин Афанасьевич скончался в поселке Погари Усть-Камского района в результате несчастного случая.

Вячеслав потоптался на месте. Зацепин поднял голову, пояснил недовольно:

– У нас в архиве есть дело об убийстве на озере Прорва. Оно приостановлено. Убийца находился в розыске около десяти лет. Думали, искусно скрывается, но оказалось, что умер. Искали живого, а он давно покойник. Так что напишите постановление о прекращении дела и приобщите к нему справку о смерти.

Вернувшись к себе в кабинет, Вершинин написал постановление о прекращении дела, запросил стол справок, поморщившись, выслушал ответ. Оказывается, отец Валентины Горбачевой был жив и проживал теперь в благоустроенной части города.

Вершинину стало немного грустно. Дела последнее время шли все больше легкие: то изобьют кого по пьянке, то часы отнимут. Разве о таком он мечтал? Год как работает следователем, классный чин недавно получил, а стоящего дела и в глаза не видел.

2

На другой день Вершинин поехал по адресу отца потерпевшей. На звонок открыл сутулый старик с дымящейся козьей ножкой в руке. Не спрашивая ничего, пропустил Вячеслава в комнату и только после этого вопросительно взглянул. Глубокие борозды на его лбу, казалось, изогнулись в вопросе.

– Вы, вероятно, Иван Платонович Семкин? – спросил Вячеслав.

Тот едва кивнул головой.

– Я насчет зятя вашего – Константина. Известна вам его судьба?

В глазах хозяина квартиры мелькнул интерес.

– Помер Константин. Годов восемь как помер.

– Почему же вы тогда не сообщили о его смерти в прокуратуру?

– Ах, вот ты откуда. Давненько ваш брат меня не беспокоил. Почитай, годов десять с лишком. – Старик помолчал. – Вот и Марью Федотовну свою уже месяц как схоронил, самому пора собираться. – Он тяжело присел на диван.

Вячеславу стало жаль его.

– На лесосплаве Константин работал, на Оби, там и утонул, справиться можете. – Старик повернулся спиной, показывая, что разговор окончен.

Уже у порога, увидев уныло опущенные плечи Семкина, Вершинин сказал:

– Ты бы, дедушка, с людьми жил, квартирантов пустил, что ли, а то от одиночества свихнуться можно.

– А кто тебе сказал, будто я один собираюсь жить. На Марьи Федотовны сорок дней Валюша приедет с внучатами и зятем. Квартиру разменяю и уеду к ним в Сибирь. Я еще им пригожусь.

Вячеславу показалось, что он ослышался.

– Какая Валюша? У вас ведь одна дочь была.

– Она и есть. Валя. Жена Константина. После его смерти второй раз замуж вышла. Сейчас троих детей имеет.

– Постойте, но ведь десять лет назад она была убита. Вы сами ее тогда опознали.

– Вот ты о чем, сынок. А я уж думать забыл про то. У вас, оказывается, ничего не знают. – Старик запыхал затухавшей козьей ножкой. – Ошибся я тогда. Слезы застили глаза, да платье вроде ее. Сослуживцы тоже вот узнали. Так и оплакали мы тогда чужую дочку, как свою, а оно-то, глянь, все по-другому обернулось.

Вячеслав слушал не шевелясь. Слова Семкина походили на фантастику.

– Года через полтора после похорон, – продолжал Иван Платонович, – постучался поздно вечером к нам мужчина, здоровый такой, как медведь. Ящик подает. От кого – не сказал. Повернулся и был таков. Сначала мы боялись трогать, вдруг не нам, потом открыли. Шаль там была, носки шерстяные, детские вещи и письмо. Да цело оно у меня – сам почитай.

Старик снял со старого сундука плюшевую тряпку, открыл его и, покопавшись, достал со дна пачку писем. Нацепив на уши самодельные петли очков, он вытащил из папки сложенный в несколько раз лист бумаги. Им оказалось письмо от Валентины Горбачевой.

«…Родные мои мамочка, папочка и Натусенька! Вину мою перед вами не измерить ничем. Бог никогда не простит мне этого. Но сделанного не воротишь. Я жива, здорова. Виной всему Константин. Знаю, не по нраву он был вам, и правильно, но я сделать с собой ничего не могла. Думала, наладим жизнь, напишу вам, заберу Наталку, все изменится. Поэтому и уехала неожиданно. Заставил меня Константин взять выручку из кассы на первое обзаведение – ведь на голое место приедем, не устояла я, взяла деньги, но перед самым отъездом стыдно стало перед товарищами, ведь воровкой посчитают, оставила деньги дома, думала, найдут. Костя на вокзале узнал, что нет у меня денег, разъярился – и на квартиру. Вернулся – руки в крови, злой. Милиция, говорит, кругом, дом оцепили. Найдут тебя, посадят. Дальше я себя не помнила, он где-то чужие документы раздобыл, по ним и жил. Устроились в Сибири в глухом поселке. Недели не прошло, пить стал еще больше, домой не приходил, а вскоре утонул на лесосплаве. Месяц назад вышла я замуж за одного хорошего человека. Наташу скоро заберу. Простите меня, родные мои, если сможете».

– Письмо я у вас заберу, Иван Платонович. – Вершинин сложил листок и спрятал в карман. – Но, честно говоря, непонятно, почему вы не сообщили в прокуратуру о таком обороте.

– За дочку боялся, сынок. Ну как посадят. Да и в глаза тогдашнему следователю, имя забыл, смотреть стыдно. Честный он был человек, совестливый. Года через два я его как-то в городе встретил, так поверишь, бежал, как черт от ладана. А Вале долго мы со старухой не могли простить.

3

– История занятная, – без особого восторга констатировал Зацепин, мельком выслушав начинающего следователя.

– Обратите внимание, Пал Петрович, – Вершинин отделил листов десять пухлого тома, – все остальное к убийству отношения не имеет. Пустая работа. – Он выжидательно замолчал. Лицо Зацепина стало непроницаемым. Почти не разжимая тонких губ, он сказал:

– Понимаю, таинственное убийство. Руки чешутся. Но не забывайте, что у вас и так немало дел и, насколько мне помнится, по двум сроки на исходе. А поэтому шансов мало. Подумайте, десять лет прошло.

Вершинин застыл в нерешительности.

– Я все-таки попробую, – наконец сказал он. – А для начала разыщу Максимова и поговорю с ним.

– Попробуйте, только не в ущерб остальному, а пока принесите все, что у вас в производстве. Посмотрим, как продвигается работа, – хмуро выдавил из себя прокурор.

Домишко Максимова Вершинин отыскал без труда, но на стук железной щеколды никто не отозвался. Тогда по тропинке, выложенной серыми плитами, он обогнул дом и очутился в большом заросшем саду. Откуда-то из глубины раздавался тоненький детский голосок.

Сделав шагов двадцать, Вершинин остановился. Между деревьями стояло несколько ульев. К одному из них склонился высокий, как видно, пожилой мужчина с закрытым сеткой лицом. Шагах в десяти от него за грубо сколоченным некрашеным столом сидела девочка лет четырех. Болтая ногами, малышка доставала что-то из чашки и усердно жевала. Встретившись взглядом с неизвестным человеком, она округлила глаза и застыла с раскрытым ртом.

Видимо, удивленный необычным молчанием девочки, пасечник выпрямился, посмотрел в ее сторону и в тот же момент заметил незнакомца.

– Извините за неожиданное вторжение, – сказал Вячеслав. – Я разыскиваю Дмитрия Петровича Максимова. Не вы ли будете?

Человек осторожно снял заскорузлыми пальцами маску, положил ее на стол рядом с девочкой, а уж потом неторопливо произнес:

– Я буду.

Вершинин молча вынул из кармана удостоверение и протянул Максимову. Тот вытер руки о вафельное полотенце, осторожно взял красную книжечку и, привычным жестом поправив на переносице очки, раскрыл.

– Ну-с, хорошо, Вячеслав Владимирович. Зачем пожаловали? Уж не на работу ли звать? Так я ведь теперь изрядно поотстал.

– К вам я, собственно, за советом, Дмитрий Петрович, есть один серьезный разговор.

– Да вы садитесь рядом с внучкой, угощайтесь, – Максимов подвинул ему тарелку с аккуратно нарезанными, сочащимися медом сотами,

Вершинин не отказался. Девчушка, вся перемазанная медом, сразу же потеряла к посетителю интерес. Она вновь принялась сосредоточенно пережевывать воск. Гость занялся тем же. Старик его не торопил, давая возможность привыкнуть к обстановке.

– Вы, Дмитрий Петрович, дело об убийстве на озере Прорва помните? – выплюнув пережеванный воск, наконец спросил Вершинин.

Помедлив не более минуты, Максимов кивнул головой:

– Помню, как же. А чем вас, собственно, оно заинтересовало?

– Да знаете, дело в руки случайно попало, я и заинтересовался.

Сказав это, Вершинин вдруг пожалел о своем приходе.

«Да и зачем я, собственно, притащился сюда? – мелькнула недовольная мысль. – Огорошить сенсацией? Ему это безразлично. Укорить? Имею ли на это право? Узнать подробности? Максимов может их и не помнить. Сколько лет прошло!»

Словно поняв мысли Вершинина, старик насупился и, неожиданно перейдя на «ты», сказал:

– Давай, молодой человек, уж коли пришел, от дела меня оторвал – рассказывай зачем. Случайно дела о том убийстве в руки тебе попасть не могло. Хватит сказки рассказывать. Выкладывай, зачем пришел. – В его голосе прозвучали повелительные нотки. – Или, может, Горбачев объявился?

Вершинин поразился памяти Максимова, не забывшего спустя столько лет фамилии случайного человека.

– Горбачев, Дмитрий Петрович, не объявился, да и не объявится больше. Погиб он вскоре после того случая, утонул.

– Сама жизнь наказала, значит.

– Наказать-то она наказала, только не слишком ли строго.

– Как не строго? – В глазах собеседника мелькнуло удивление. – За убийство жены не строго?

– Жива она, Дмитрий Петрович, жива и умирать не думает. Замуж второй раз вышла, приедет скоро. На могилке своей побывает, – не удержался от легкого укола Вершинин.

– Как жива? – Пальцы старика, разминавшие кусок воска, вдруг, казалось, заледенели. – Не может быть, ее ведь опознали тогда.

– Опознать-то опознали, да не она оказалась.

– Вот так история. – Максимов покачал головой. – По правде сказать, это дело меня самого за живое схватило. Долго тогда я им занимался. Когда всесоюзный розыск объявили ее мужу, я еще несколько месяцев бил во все колокола, искать заставлял, а потом на пенсию ушел по инвалидности. И что же теперь думаете делать? – спросил вдруг без всякого перехода.

– Думаю попытаться раскрыть это преступление. – Вячеслав с вызовом взглянул на Максимова.

– Ну, ну, попытайся, может, и получится, правда, маловероятно… Сам знаешь почему. Но одно только могу сказать – раз взяло за живое, не бросай, делай, а то потом всю жизнь совесть мучить будет, дегтем на душе осядет, как у меня. Ты, наверно, думал, когда шел ко мне, – вот, мол, безграмотные работали десять лет назад, дело угробили, а око ведь мне большого куска жизни стоило. Обстановочка тогда была не дай бог. Нас два следователя работало – задыхались. С восьми утра до поздней ночи крутились, да не успевали. И все равно, если бы не ушел по инвалидности, еще не раз к этому делу вернулся бы.

Старик разволновался, привычным жестом открутил крышку небольшого стеклянного пенала и сунул под язык таблетку валидола.

– Вот так постоянно, особенно последний год, чуть понервничаешь, сердце сожмет, и не вздохнешь, – пожаловался он.

– Может, не стоит тогда говорить? – забеспокоился Вершинин.

– Стоит, стоит. Не зря и шел. Помощь моя нужна, наверное. Постараюсь вспомнить, что смогу. Я ведь, Вячеслав Владимирович, и сам до конца не был уверен тогда. Смущал носовой платок, найденный в кармане платья убитой. На нем имя было: «Лида». Поломал я голову с этим именем. Всех подруг обошли, знакомых – ни одна ей такого платка не дарила. Так и осталось неясным, откуда он появился. Убедило меня одно: уж больно уверенно все ее опознали. Вот я и закрыл, честно говоря, глаза на платок, а в нем, как теперь выясняется, и был ключ. Не зря все-таки сомнения меня мучили. Конечно, это он сейчас так заиграл, а при приостановленном деле, да еще когда убийца вроде известен, в бегах находится, все по-другому смотрится…

– Неужели у вас не было другой версии? – прервал его воспоминания Вершинин.

– Были и другие, но они отпали после опознания трупа. В то время участковым по Окуневской зоне работал Шустов. Он считал, что убийство могла совершить группа ребят, проживавших в Окуневе. Народ отчаянный, все судимые.

– Это какой Шустов? – вновь перебил Вячеслав.

– Теперешний начальник уголовного розыска в отделе.

4

Зацепин без особой радости воспринял желание подчиненного.

– Такое дело нам не по зубам при теперешней нагрузке, – сказал он. – Поезжайте в областную прокуратуру, посоветуйтесь. Я уверен – они поручат. его старшему следователю,

С тем Вершинин и ушел к себе. Вскоре его невеселые мысли прервал резкий телефонный звонок.

– Привет, старик! – прогремела мембрана голосом Стрельникова. – Ты как в воду канул.

– Заботы, Витек, засосали. Понимаешь, дело я одно раскопал, убийство дазнишнее. В свое время приостановили его. Ну а я случайно выяснил, что убита не та и убийца не тот.

– Ну за чем же дело теперь? Дерзай, ты ведь сам хотел необычного,

– Видишь ли, не уверен, что Зацепин будет приветствовать мои экскурсы в прошлое, – уныло ответил Вершинин.

– А ты постарайся убедить своего Зацепина. Прошлое-то, оно ведь всегда связано с сегодняшним. Ведь нет гарантии, что тот убийца все это время вел себя как ангел, а вы раздумываете. Возобновлять, и точка. Ну ладно, меня тут свое начальство вызывает. Бегу. – В трубке раздались короткие гудки.

Не колеблясь больше, Вершинин набрал номер телефона начальника следственного отдела областной прокуратуры Сухарникова и попросил принять его. Точно в назначенный срок приехал к нему и рассказал о старом деле.

Сухарников был чуть глуховат – следствие фронтовой контузии. Испытываемое им в разговоре напряжение воспринималось непосвященным собеседником как обостренное внимание к его словам и располагало к полной откровенности. Вот и сейчас, Наблюдая за реакцией начальника следственного отдела, Вершинин решил, что приобрел в его лице единомышленника.

– Очень интересно, очень интересно. – Сухарников подался к Вершинину. – Значит, интересуетесь делами прошлых лет? Это хорошо. И не всегда безнадежно. Сколько у вас дел в производстве?

– Семь.

– Справитесь?

Вершинин встал.

– Я найду время. – Голос его от волнения прервался.

– Ну что же, я не возражаю. Возобновляйте следствие. Помощь мы вам окажем. Думаю, однако, что здесь нужно работать группой в контакте с уголовным розыском, поэтому рекомендую связаться с управлением внутренних дел. И их архивы посмотреть не мешало бы.

– Мне кажется, я смогу кое-кого убедить в необходимости работы по раскрытию убийства. Шустова, например, начальника уголовного розыска в нашем райотделе. Он, между прочим, и начинал его когда-то.

– Правильно, Вершинин. Шустов – хороший мужик и прекрасный оперативник. Постарайтесь заинтересовать его. И еще вот что. – Сухарников минуту помедлил. – Надо послать запросы о без вести пропавших. Установление личности потерпевшей для нас главное. Все будет, как и десять лет назад, вертеться вокруг этого.

5

Вершинин заглянул к Шустову поздно вечером, когда тот, сидя в своем небольшом кабинете, при свете зеленого абажура настольной лампы просматривал материалы, до которых днем не доходили руки. Зеленый свет, высвечивая незаметные в дневное время морщины, еще больше подчеркивал грубоватые черты его лица.

Хозяин, продолжая листать какие-то материалы, радушно приветствовал гостя, спросил:

– С чем пожаловал Вячеслав Владимирович?

– Вопрос есть один, – не зная, с чего начать, сказал Вершинин. – Вы работали участковым в Окуневе?

– Да, десять лет назад.

– Не жалеете о том времени?

– Как сказать, – Шустов улыбнулся. – Я ведь романтики всегда чужд был, реалист я, нет у меня ничего романтического. Зачем вспоминать. И сейчас есть немало интересного, и тогда случалось. Много занимались мы с убийством одного майора, В отпуск он в Окунево приехал. Месяца через три раскрыли. Женщину у нас еще одну убили на; озере, – немного помолчав, вспомнил он. – С этим делом тоже пришлось повозиться. А вообще-то, я на своем участке больше профилактикой занимался да с самогонщиками сражался.

– За что же женщину убили? – спросил Вершинин, напряженно ожидая ответа.

– Постой. Это было где-то… ну правильно, пет десять назад. Двое окуневских рыбаков вытащили труп молодой женщины. Оказалось, была убита и брошена в воду. Я тогда на своих земляков грешил. Но все-таки не они, а один городской жену привез свою и убил.

– Ошибку исключаете?

– От ошибок такого порядка в нашем деле никто не застрахован, лишь бы они слишком далеко не заходили, тогда худо. А впрочем, – Шустов немного помедлил, – я и тогда хотел более тщательно проверить свою версию, но бывший следователь не советовал. Опознали ведь ее, и кончен разговор. А я, по правде говоря, и сейчас не совсем убежден, что правильно сделали.

– Интуиция вас тогда не подвела, Федор Андреевич. Муж-то оказался совсем ни при чем, – тихо сказал Вершинин.

– Как так? – брови Шустова удивленно полезли вверх. – Почему ни при чем? Ты-то откуда знаешь?

– Проверил недавно я кое-какие детали по этому делу. К нему не только муж, но и жена никакого отношения не имеют. Жива она и здорова поныне. – И Вячеслав со всеми подробностями рассказал, что ему удалось установить.

– Ну и ну, – поразился Шустов, – вот так открытие. И поделом мне. Тоже виноват. А ты молодец, прирожденный следователь. Ведь как культурно подвел меня к нужнЬму разговору.

– Так уж и прирожденный, – смутился от похвалы Вершинин. – Прирожденных следователей не бывает. Все постигается опытом.

– Нет, дорогой мой, бывают, – посерьезнел Шустов. – Прирожденный, конечно, не в смысле с пеленок, нет. Сюда все: и нюх, и память, и интуиция, и самое главное – желание работать по-настоящему, отдавать себя до конца. Ну да ладно, все это лирика. – Шустов уселся на краю стола. – Ты, конечно, ко мне не за этим пришел. Вижу! рвешься в бой… Ну что ж, давай попробуем. – Он на минуту задумался. Прошелся по кабинету, сказал: – Максимов правильно тебя информировал, действительно была у меня неплохая версия по поводу Федьки Купряшина и Митьки Корочкина. Лет по двадцать им тогда было. Оба отбывали срок за кражи и грабежи. После освобождения вроде бы притихли, но я нутром чувствовал; не могут они сидеть спокойно. Не тот характер. В городе частенько пропадали, возвращались под мухой, случалось, драку устроят, но не больше. Мелочь вокруг них так и крутилась! На селе их побаивались, Купряшину-то и кличку дали характерную – Беда. Заподозрил я их в убийстве, решил посмотреть повнимательней, а тут как раз опознали убитую.

– А не известно вам, куда делись Купряшин и этот другой, как его?..

– Корочкин. Кличка Ляпа. Нет их сейчас здесь, и слава богу, иначе мы все сразу же почувствовали бы. После того случая, года через два, наверно, оба попались и с тех пор как в воду канули. Или срок отбывают, или просто не показываются здесь.

– Может, попробуем и сейчас начать с этой версии?

– Знаешь, Вячеслав Владимирович, – поморщился Шустов, – мы ведь совершим ту же ошибку, что и десять лет назад.

– Почему же? – удивился Вершинин.

– Тогда мы взяли за основу одну версию и работали практически только по ней. Сейчас мы с тобой тоже имеем одну версию, а уже говорим об этих двоих как об убийцах. Не рано ли?

– Видите ли, Федор Андреевич, – Вячеслав тщательно размял влажную сигарету и с трудом затянулся, – времени прошло много, и версия с Бедой самая реальная. По ней можно начинать работать сегодня же, материал есть. Другие у нас появятся, когда выясним, кто погибшая. А пока займемся вплотную Бедой и Ляпой.

– Сейчас-то они уже не мальчишки, а мужики лет по тридцать. Матерые стали, наверное, – вставил Шустов.

Его слова прервал стук в дверь. Вошел дежурный по райотделу:

– Товарищ майор, жена вас дожидается.

Федор Андреевич собрал со стола бумаги и сложил их в сейф. Они вышли на улицу. Шустов потер лоб, что-то вспоминая.

– Да, вот что. Кто-то из односельчан рассказал мне тогда, будто к Беде приезжала незнакомая девушка и ее видели с ним. Черт, отмахнулся я тогда от этих слов, – с досадой закончил он.