Текст книги "Гражданин Уральской Республики (СИ)"

Автор книги: Владимир Молотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Часть третья
Ах, Самара, городок!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Конечно, Федор Капустин удивился, когда Костя попросил остановить машину, но особого значения этому не придал. «Ну, как знаешь, дело хозяйское. Флаг тебе в руки и семь футов под килем!» «И тебе – удачно разгрузиться».

Муконин соскочил с подножки больше чем за километр до поста и сразу завернул к лесу. (Впрочем, вскоре КАМАЗ встал: у шлагбаума выстроилась километровая очередь.) Костя пошел по скользкой тропинке вдоль кромки леса. «Главное, – думал он, – добрести до ближайшей автобусной остановки и забраться в какую-нибудь маршрутку, если они вообще ходят. А там уж, попав в город, легко затеряться в толпе».

Дело шло к вечеру. Небо затянуло темно-серыми перинами. В воздухе веяло сыростью и выхлопными газами. Дул промозглый ветер, до завывания в ушах. Муконин поднял ворот и застегнул молнию на куртке до самой шеи. И прибавил ходу, чтобы согреться.

Однако же до остановки Костя шел почти час. Но зато с маршруткой повезло сразу.

– Э, подожди, да? У тебя кредитка есть? – недобро спросил смуглый водила кавказской национальности, перекрыв механическим поручнем вход в салон.

– Какая кредитка? – Костя сделал глупый вид.

– Ты чо, не местный? На маршрутках тока те ездят, у кого кредитки е.

– А это пойдет? – Костя достал монету в один доллар.

Глаза южанина засветились, волосатая рука змеей захватила деньгу.

Костя уселся впереди у окна, за водительской спиной. В салоне было всего три пассажира: бабулька с котомками в шубейке и старомодном платке, парень с плеером и малиновой челкой в черной куртке с белой надписью «USА», грузная женщина на вид лет сорока пяти в пальто и берете, злобно стрелявшая глазами.

Микроавтобус резво понесся в город, скрипя всеми частями, мимо однообразных пригородных поселков и микрорайонов с тускло-оранжевыми и серыми домиками. Костя уставился в окно. Кончился поселок и потянулся бесконечный бетонный забор промышленной зоны. Черным по серому кричали длинные лозунги граффити.

СМЕРТЬ ЯНКАМ! НО ПАСАРАН! ОНИ НЕ ПРОЙДУТ! КТО К НАМ С МЕЧОМ ПРИШЕЛ, ТОТ ОТ МЕЧА И ПОГИБНЕТ! НАТО ПОДЛЫЕ ПИНДОСЫ БЕГИТЕ ПОКА НЕ ПОЗДНО А ТО СДОХНИТЕ ЗДЕСЬ! NATO USA FACK YOU!

Забор кончился, и показалась линия железной дороги с несущимся куда-то летучим голландцем – одиноким черно-красным электровозом. Затем электровоз исчез в гуще деревянных домов – потянулся нудный и долгий частный сектор. Живет ли тут кто-нибудь, спросил себя Костя? Во всяком случае, признаков жизни не наблюдалось. Часть домов обгорела, некоторые сгорели дотла, и одни лишь почерневшие русские печки горевали среди обугленных развалин. Костю затошнило от этой убогости. Маршрутка так нигде и не остановилась. И желающих выйти, конечно, не было. Парень с плеером сонно сомкнул глаза, бабушка уткнулась в пол, юродиво шевеля губами, а женщина в берете принялась зачем-то рыться в своей сумочке.

Наконец начался настоящий город. Побежали кирпичные и панельные жилые дома, большей частью пятиэтажные. Светофоры не работали. На перекрестках творилась черте что. Все дружно сигналили клаксонами, будто соревнуясь, кто громче. Пассажиры уткнулись в окна.

– Твою маму, ты чтобы провалился! – выругался водитель.

Маршрутка с визгом затормозила, тряхнув клиентов, перекатилась на обочину и медленно поехала дальше. Женщина в берете недовольно кашлянула, парень с малиновой челкой поправил наушник, бабушка что-то обидчиво пробормотала под нос. Костя увидел, как выскочивший из-за поворота БТР проехал по встречке, против движения, стенка к стенке. БТР выглядел несколько необычно, на крыше реял синий натовский флаг с четырехконечной звездой, а рядом – американский. Из люка человеческой частью кентавра высовывался кудрявый боец в зеленой шляпке с волнистыми бортами и, белозубо улыбаясь, показывал средним пальцем характерный знак.

Кавказец послал его на три буквы, и микроавтобус вернулся в свою колею.

Дальше поехали без приключений. Костя попытался прочитать название улицы. Зубчаниновское шоссе. Кажется, что-то отдаленно знакомое. Если ехать еще какое-то время вперед, то можно добраться до Площади Кирова, а уж там до Севиного дома рукой подать. Только бы вспомнить дорогу.

Муконин уже составил для себя первое впечатление. Окрестности Самары явно стали какими-то серыми и малолюдными, по сравнению с тем, что было десять лет назад. Нет, прохожие, конечно, присутствовали, но никто не слонялся просто так, все спешили, вдавив головы в плечи или озабоченно озираясь по сторонам.

Маршрутка снова затормозила. На этот раз появилась муниципальная остановка. За перекошенным остановочным пунктом простирались походившие на строительную свалку развалины дома. Костю кольнуло. Эти развалины между двумя многоэтажками пугали пустующим местом, как будто в игре великаны смяли средний кубик. Дом был явно взорван и сложился, как карточное строение. Но на развалинах ни души, и люди как ни в чем не бывало забирались в маршрутку, словно они не замечали, – так казалось Косте, – как будто их не касалось. «Что же вы, ребята? – хотелось ему спросить. – Как же так? Ведь сколько народу тут полегло?» Они залазили с гамом и тянули руки с кредитками, маленькими красными карточками.

Маршрутка понеслась дальше. Впереди показался рекламный экран «Street vision». На большом мозаичном полотне красовался румяный гамбургер. Под ним бежали слова.

ЧИКЕН БИГМАГ ДЛЯ МАЛОИМУЩИХ С ГОРОДСКОЙ ПРОПИСКОЙ – ВСЕГО 1 доллар ПЛЮС ДВУХСОТГРАММОВЫЙ СТАКАН КОКА-КОЛЫ

Аппетитная прослоенная булочка сменилась на экране изображением разноцветной колонны людей с шарами, идущей навстречу. Сквозь колонну пропечатались красные слова:

СВОБОДА, ДЕМОКРАТИЯ, БРАТСТВО! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПОВОЛЖСКАЯ МЕЖДУНАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА!

Какая чушь, подумал Костя! Тысячелетиями, сколько существует сознательное человечество, ему кто-нибудь втемяшивает сомнительные идеалы. Много таких было, которые предлагали свободу или справедливость, или равенство – братство, а чаще просто нагло ими прикрывались. Были и те, даже и в бывшей России, которые заявляли о демократии, а потом постепенно сжимали народ в кулак. Так неужели их последователи и потомки настолько тупы, что полагают, будто можно по-прежнему прикрываться столь пустыми лозунгами? Или человечество до сих пор не поумнело и готово их принять?

И кто они вообще, эти нынешние поставщики карамельных идеалов? Имеет ли хоть какую-то ценность для них местное население? Только как обслуживающий персонал? Как униженные и оскорбленные рабы? В том же смысле, что и негры или индейцы? И как когда-то истребили индейцев, так и русских здесь истребят, вытравят, словно тараканов, ибо не нужны они тут никому. И станет весь простор запада до границ Уральской Республики свободным от русского духа.

Впрочем, сгинут ли аборигены, уже неважно. Важен сам факт распада России, разгрома Москвы. Никто ведь не верил, что один из лучших городов мира будет разрушен. Но этот факт свершился, точно выпал дождик зимой. Впрочем, много сотен лет назад тоже никто не верил, что Рим, «столица мира», падет. Однако Аларих спокойно себе вошел в город, ворота которого, скорее всего, открыли благодарные рабы.

…После остановки парня с плеером потеснил мужчина с жабьим животиком под коричневой кофтой, женщину в берете загородили два смуглых узкоглазых типа, затараторивших на непонятном азиатском языке. Туркмены или казахи, предположил Костя. Все сидячие места теперь оказались заняты, кое-кто даже стоял, сгорбившись и держась за поручень.

Муконин глядел в эту минуту на новые лица и не мог угадать выражение их глаз. Чем они живут? О чем думают? К чему стремятся? Лишь безразличные маски. Единственное чувство, которое можно прочитать почти на каждом лице – это укоренившаяся ноющая тревога.

Костя опять уставился в окно. Зубчаниновское шоссе сменилось Физкультурной улицей. Кажется, совсем скоро уже Площадь Кирова. Только бы Сева был дома! Перекантоваться у него одну ночь, а утром устроить передачу Минипы.

За стеклом потянулась огромная очередь жильцов. Люди стояли вдоль улицы, на протяжении длинной девятиэтажной коробки из серых блоков. Хвост очереди находился в начале дома, а голова – в конце, около грузовой машины с бочкообразным контейнером. В глаза бросались в руках у каждого по несколько канистр, или ведра, или большие бутыли. «Понятно, – заключил Костя. – Вдобавок ко всему, в городе перебои с водой».

Муконин вылез за несколько шагов до Площади Кирова. Припомнив дорогу, он свернул в жилые кварталы. Поплутал немного и все-таки заблудился. Присел в скверике тихого двора на лавочку. Здесь было уютно и безлюдно. Где-то на ветвистых деревьях чирикали незаметные птички. Они радовались весенней поре и нежданно выглянувшему солнышку. Им было нипочем, когда черти что творилось в городе. Проблемы людей их не волновали. Костя почему-то вдруг почувствовал мимолетный запах лета, и это напоминание задело его, подхватило волной чего-то давнего и милого и понесло. Но оно быстро ушло, а на смену вспомнилась другая Самара, десятилетней давности. Тогда тоже было лето, и город выглядел таким мирным и счастливым. Они гуляли с Севой, потягивая пиво из бутылок, гуляли после Бункера по паркам и проспектам. Мимо с ветерком проносилась волосатая или выбритая молодежь на роликах, дефилировали красивые девчонки в шортиках, покачивая грудями под топиками, на лавочках алкаши тихонечко распивали «боярышник», ревя моторами, иной раз проносились кабриолеты, и люди улыбались, и было так безмятежно и легко, и так не хотелось прощаться с летом и красивым незабываемым городом, до щемящей щенячьей жалости.

С тех пор будто бы прошла целая вечность.

Костя достал смартфон. Он ведь давно в городе. Нужно, наконец, связаться с генералом и доложиться.

Сергей Михайлович ответил сразу. Фоном послышалась какая-то странная музыка. Где-то рядом работает телевизор? В машине играет радио? Костя не стал гадать.

– Я в Самаре, – коротко известил он.

– Прекрасно, я уже видел по спутнику. На чем доехал? Муляж в порядке?

– В порядке. Один дальнобойщик подвернулся.

– А что с машиной? – вполне серьезно осведомился генерал.

Костя закатил глаза.

– Меня вертолет преследовал, пришлось бросить. Согласно вашим указаниям, я уничтожил «семерку».

– Ну и правильно. Я сейчас же предупрежу наших друзей, будь на связи. Когда тебе назначить стрелку?

– Завтра утром.

– Ты уже нашел, где переночевать?

– Найду.

– Ладно, когда устроишься, звякни сам, – совсем уже по-доброму сказал генерал.

– Хорошо, договорились.

Костя отключил мобильник, убрал в карман. Огляделся вокруг. На дальней скамейке полулежали два наркомана. Парни лет семнадцати, в серых куртках с натянутыми капюшонами, казалось, любовались отрывистыми серыми облаками на небе, задрав головы. Но на самом деле у них были закатившиеся зрачки – Косте почудилось, что он заметил это даже издалека, искоса.

Неожиданно картина в скверике поменялась. Сначала с резким жужжанием ворвались во двор какие-то неформалы на скутерах, у которых Костя разглядел за плечами нечто вроде компактных автоматов, типа Калашникова без приклада. Скутеры покрутились и остановились, парни сдернули автоматы. За подвыванием скутеров и не слышно было, как въехал во двор большой черный джип с тонированными окнами. Одно из них открылось, и оттуда высунулся ствол. И сразу же началась стрельба громогласной очередью по парням на скутерах. Те попадали на землю и открыли ответный огонь. Часть шальных пуль попала в наркоманов, и они как-то даже забавно затряслись в конвульсиях, так и не придя в себя. Их случайно обстреляли, словно манекенов, выброшенных сотрудниками ближайшего магазина. Костю словно обдало горячим паром. Он метнулся за скамейку, сел на корточки и притих. Словно заколдованный, широко раскрытыми глазами он уставился на творящееся действо.

Один из парней со скутеров выронил автомат и не по-человечески взвыл, схватился за голову, перекатился по земле и затих. Другой парень достал из-за пазухи лимонку, сорвал чеку и запустил в джип. Мощный хлопок – и джип заполыхал фееричным огнем. Неформалы соскочили, вновь оседлали скутеры, моторчики взревели, и весь отряд моментально растворился за углом ближайшего дома. Стало вдруг тихо и пустынно, только потрескивал горящий джип. Все пронеслось молниеносно, словно кадры с кинопленки. Костя даже не успел опомниться.

Оставив скамейку, он машинально отряхнулся, прикурил сигарету и пошел прочь. Прочь из этого двора, то и дело оглядываясь назад, на полыхающий джип. Но картина больше не менялась. Люди попрятались по норам. Редкие прохожие, которые раньше попадали в поле зрения, теперь как будто обходили двор стороной.

Костя выбрался на тихую улочку, и ему сразу стало спокойнее. И тут он увидел отдаленно знакомый дом.

* * *

– Да, жутко здесь у вас, в Самаре, – протянул Костя, уничтожая бычок в стеклянной пепельнице, и оглядел кухню, как будто говорил не о городе, а о помещении, в котором они находились.

Кухня была довольно уютной. Угловой гарнитур молочно-кофейного цвета с золотистыми ручками и круглой мойкой из нержавейки. Примерно такую же мебель, подумал Костя, еще при Путине покупали в кредит все, кто хотел жить поприличнее. То же самое можно было сказать и про электрическую плиту, коричневую «Аленку», удачно вписывающуюся в общий пейзаж. Сквозь щели в приоткрытом жалюзи окна пробивалась черная синь.

– Жутко? Не то слово, – выдавил усмешку Сева, свернув винтовую головку пол-литровой бутылке водки. – Миротворцы давно чувствуют себя полноправными хозяевами. Под знаком новой идеологии развращают местное население. Травят вот этим вот пойлом. (Он угрожающе потряс пол-литрой с этикеткой «Русский медведь».) Да ты не бойся, тут самогон, настоящий, у соседки брал, бутылка просто левая. Вот, травят, развращают. И русские успешно деградируют, осталось совсем немного.

Сева придвинул рюмку Косте, самогон притягательно забулькал. Рюмки наполнились до краев.

– Ладно, давай за русских. – Сева поднял свою рюмку.

Они выпили. Костя подцепил вилкой кусочек вареной рыбы. («Эх, зараза, большая была щука, в Волге на донку выловил»…) Занюхав, Костя быстро отправил закуску в рот. Горячий комочек обжег небо, и Костя наполнил щеки воздухом. Хозяин после рюмки профессионально поморщился, выдохнул и занюхал рукой. Муконину в очередной раз показалась забавной эта несуразность Севкиного лица, заключающаяся в каком-то неправильном соотношении больших почти черных глаз, очерченных дугообразными бровями, сальной вьющейся челки и остальных черт. Особенно такая божеская неразумность проявлялась, когда на лбу у Севы обозначались мимические морщины.

– Они ходят по улицам с самодовольными американскими улыбками, – сообщил Сева про Натовцев. – Или ездят на самоходках, размахивая своими гребаными флагами. Они трахают наших баб, а те безропотно соглашаются отдаться за ужин в Макдоналдсе с сытными гамбургерами и чизбургерами. Они поставляют наркоту в школы и колледжи. А в учебных заведениях вместо Русской Литературы заставляют преподавать Историю Великой Американской Демократии, поглотившей мир.

Каждый из них может запросто пристрелить любого встречного горожанина, который не так посмотрел, не так ответил, не уступил дорогу. Вон на днях в супермаркете один английский миротворец зашел и просто так перестрелял всех посетителей и кассирш. Благо, народу мало было – дело к ночи шло. (Костя покачал головой.) И никто за это не накажет, поскольку они сами и есть порядок и закон. Всех русских ментов давно перестреляли свои же. Зато теперь получили еще хуже.

– Н-да, я примерно так и представлял, – вздохнул Костя. – Вот, пока твой дом искал, тоже нарвался на перестрелку: какие-то малолетки на скутерах воевали против черного джипа и потом его подорвали вообще. Интересно, что бы это могло быть?

– Обычное дело. – Сева махнул рукой. – Разборки между всякими группировками. У нас каждый день такие истории. Помнишь, как когда-то было, в лихие девяностые? Ну вот, тоже самое, только еще хлеще. Раздел сфер влияния. Мы тут на улицы лишний раз не суемся.

– Да уж, это я заметил, народу на улицах мало. – Костя подул на корешок рыбьего плавника, наколотый на вилку, и затем обсосал его. – Десять лет назад, помнишь, я приезжал? В ту пору никто и не представлял такое будущее. Город изменился до неузнаваемости.

– Вот именно, никто не представлял. – Сева вновь наполнил рюмки и приглашающим жестом поднял свою.

Приняв на грудь, они молча пожевали остатки наваристой щуки.

– Никто не представлял. В этом-то и была наша вина, – продолжил мысль Сева. – Мы сами профукали свою Россию.

– Думаешь? Кто ж мог знать, что посыплются ядерные бомбы?

– А, брат. Вот тут ты не прав! Это с нашего молчаливого согласия чиновники и олигархи распродавали страну, это с нашего молчаливого согласия мичманы расхищали армейский запас, а высшие чины Минобороны, вместо производства новых ракет, раздавали за взятки выгодные заказы на форму от Юдашкина. Это с нашего молчаливого согласия нас превращали в быдло, едва сводящее концы с концами на десять-пятнадцать тысяч рублей в месяц. В быдло, тупо пялящееся после работы в картонных героев ванильных телесериалов. Или внимающее гомикообразным певцам эстрады. – Сева раскраснелся, разлив опять самогонку, он выпил одним махом и, не закусывая, продолжил: – Это с нашего молчаливого согласия из нас лепили пластилиновых обывателей, мечтающих жить на халяву. Которые почитали за великое обывательское счастье купить в кредит тачку на кабальных условиях. Которых ничего не интересовало, кроме футбола и пива. И мы плевали на Родину, в которой сами же и жили.

Костя тоже выпил. Очередная доза прошла как по маслу.

– А шо, по-воему, мы должны были революсы устраивать? – ломано спросил он, разжевывая теплую картофелину.

– Да на хрена революцию? Ты сам подумай. Если бы каждый тогда задумался хоть на минуту, если бы мы все кричали на каждом углу, если бы в наших долбанных башках произошла перестройка? И вместо того чтобы скачивать по сети очередной американский боевик, мы бы обсуждали с народом, с такими же, как мы, возможность ядерного удара по России, готовы ли мы к войне и что нужно сделать, чтобы подготовиться? И обсуждали бы, как обманчивы сидящие в Кремле, как на их сытных лоснящихся рожах не видно никакого реального беспокойства о судьбах своего народа, и всякие там мизерные добавки к пенсиям, эти нищенские подачки, всякие проблемы здравоохранения и коррупции они якобы решают и говорят об этом с такими постными лицами, как будто только что приехали с шашлычного уик-энда… А ведь старик Солженицын еще при жизни об этом говорил, да только никто не слушал. И если бы все это мы понимали и начинали менять, прежде всего, каждый сам себя, то все бы изменилось в те дни в лучшую сторону.

Так нет же. Нам больше интересно было пялиться в экраны на всяких там Ксюш Собчак и Максимов Галкиных, этих леденцовых идолов для подражания и зависти. А они теперь благополучно обжились заграницей и жрут ананасы с рябчиками. Успели улизнуть еще до ядерной бойни. Так нет же. Нас больше волновало, как бы срубить бабок по легкому, да не пропустить важный футбольный матч. Нам больше хотелось погулять по гребаным гипермаркетам, да и поискать мяса подешевле, нахапать куриц бройлерных, да журнальчиков автомобильных.

– Эк, тебя занесло, – осадил Костя, воспользовавшись паузой. – Давай-ка лучше выпьем еще по маленькой.

Он разлил сам и поднял рюмку. На неказистом лице Севы застыло странное, не понятное Косте выражение. Родственники выпили, уже не закусывая. Впрочем, Муконин и без того чувствовал себя довольно пьяным. Теплая кровь нежными мурашками бегала по телу, в голове отмечались необычайная чистота и полет мыслей. Вся эта усталость после долгой и опасной дороги сюда, закончившейся столь уютной кухонькой, после попеременного нытья рук, спины и ног, после постоянных приключений и потери приятеля, после периодической боязни за свою жизнь, после жалости за тающие деньги, после увиденного повсеместного разорения и бардака, – все это, разом навалившееся к наступившему вечеру, разом и снялось спиртовыми вливаниями. И стало удивительно легко и хорошо, даже невесомо, как бывает приятно облегчение после снятой уколом боли.

– Хотя, у вас там, я чувствую, – снова заговорил Сева, – на Урале люди сильнее оказались. Закаленные сибиряки. После того, как грянул Пипец, ваши как-то быстро скооперировались, в республику собрались, короче, успели воздвигнуть стену, в отличие от наших самарских рохлей. Я по телеку местный канал иногда смотрю. Там миротворцы пропаганду вдалбливают, что на Урале собрались отбросы, бывшие зэки, олигархи и менты. Чтоб мы их ненавидели и ратовали за их уничтожение. Поэтому я давно понял, что там у вас все пучком.

– Да как сказать, – протянул Костя. – Если сравнивать с тем, что здесь, то конечно. У нас после Пипеца, как ты говоришь, в три дня все организовалось. Полпред сразу весь Урал и Сибирь к рукам прибрал. Первые дни беспорядки, конечно, были, мародерство, изнасилования, ментов всех перелупили. Но власти быстро создали Народную Дружину и начали патрулировать, а Чрезвычайное правительство по телеку жестко стало внушать новые порядки.

– Н-да, молодцы. Примерно так я и представлял. А у нас, бля, в первый же день начали магазины разграблять. Тут в городе такое творилось! Женщины, старики и дети боялись на улицы соваться. Ментов тоже всех перегасили, воинские части расформировались, начали крушить дома, кирпичные подрывать, деревянные сжигать. Торговые центры позакрывались, «Космопорт» вон вообще мародеры расчистили, точно Авгиеву конюшню, в самые первые горячие деньки, предприятия все встали, кроме хлебомакаронных да водочных. Потом пришли Миротворцы и навели порядок. Первым делом они наш завод заняли и наладили производство военных самолетов. Но я-то туда уже не вернулся.

– И чем ты сейчас на жизнь зарабатываешь, если не секрет, конечно? – осведомился Костя. – Как вы вообще тут зарабатываете?

– Лично я соседкин самогон продаю. Я у нее посредник. А что, надо же как-то выживать. – Сева округлил хмельные глаза. – А насчет других не знаю. Кто чем прозябает. Иные америкосам продались, кто на заводе остался, кто на их стройки подался чернорабочим. Другие приторговывают потихоньку, кто чем может. В ходу у нас в основном зелененькие, но можно и евриками рассчитываться, Натовцы не брезгуют. У тебя, кстати, бабки-то хоть есть с собой?

– Да, осталось немного, – уклончиво ответил Костя. – Два дня пожить хватит. Сделаю тут свои дела и отчалю.

– А что за дела, если не секрет? – решился спросить, наконец, Сева под пьяную дудку.

– Скоро сам узнаешь. Скоро все изменится, – загадочно сказал Костя. – А о большем не спрашивай.

– Ну-ну… Давай еще накатим!