355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Молотов » Гражданин Уральской Республики (СИ) » Текст книги (страница 13)
Гражданин Уральской Республики (СИ)
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 15:44

Текст книги "Гражданин Уральской Республики (СИ)"


Автор книги: Владимир Молотов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Жизнь здесь не то чтобы теплилась, она здесь играла ключом.

Впрочем, все по порядку.

Продираясь сквозь непролазные кусты, карябая себе щеки подлыми ветками ивы, Костя добрался до следующего ограждения. Это был такой же забор, но лучше сохранившийся, правда, несколько колышек давно отодрали, и Костя спокойно пролез вовнутрь.

Сортир отсутствовал, лишь одна продолговатая бревенчатая постройка, в которой, наверно, умещались и хлев, и баня, и туалет. К ее задней стене, выложенной из потрескавшихся, но еще добрых бревнышек, примыкала поленица с аккуратно уложенными до половины высоты дровами, и поленица эта тянулась вдоль почти на всю стену. Но между нею и забором имелся достаточный для одного человека промежуток. Костя затаился там и прислушался, чтобы разобрать чей-то смешанный говор. Однако различить удалось лишь короткие отрывки матерной брани.

Тогда Муконин извлек из кармана спрятанный было пистолет, и с замиранием сердца переступил несколько раз и выглянул из-за сарая.

В дворике, неподалеку от ухоженного крыльца большого дома, жгли костер. Вокруг костра, кто на чем попало, сидели люди, все в тусклых или серых одеждах. Они сидели расслабленно, явно потеряв бдительность, передавали по кругу фляжку, очевидно, с чем-то горячительным, о чем-то болтали, поругиваясь, а порой глумливо и противно гоготали. Некоторых Костя узрел в профиль, остальные оказались спиной, а один даже сидел как бы лицом, и в груди у Кости пробегали волны тока, когда этот тип вскидывал глаза. Лицо его, явно не молодое, в тени дома чудилось каменным изваянием – пухлые щеки, чуть приплюснутый нос. Молча кивающая голова, опирающаяся на крепко стянутый от простуды ворот дубленки, напоминала часть статуи буддийского божка. По левую его руку разместились двое помоложе, один совсем юный, в полупальтишке, с танкистским шлемом на голове, другой постарше, насколько Костя мог из своей позиции определить возраст, в потрепанной тускло-красной куртке, бритый наголо, без шапки. Спиной к Косте оказался еще один тип – в накинутом на плечи бушлате. И двое замыкали круг: какие-то похожие друг на друга молодчики в выцветших армейских телогрейках, оба светловолосые, без головных уборов, – Костя разглядел их хуже всех. Итого получалось шесть человек.

Муконин улавливал лишь отдельные фразы.

– Малек, да ты, в натуре, лох! Ты что, не мог эту прошмандовку… – последние слова Костя не разобрал.

Этот сиповатый голос принадлежал одному из молодцев, что сидели по правую руку божка.

– Не, он просто брезгует после всех, бга-га-га-га-га-га! – высоким мнительным голосом сказал лохматый затылок, и спина в накинутом бушлате затряслась в захлебывающемся смехе.

– Да он ее помацал децал, а потом ночью втихушку дрочил, бля буду, я сам видел, бха-ха-ха! – чей-то басовитый голос потонул в общем ржании.

– Да иди ты, чо ты гонишь, – злобно отозвался юношеский голос парнишки в танкистском шлеме.

Дальше стало неразборчиво, потому что все непроизвольно сбавили на полтона.

– В расход сначала этого чмушника пустим, нах, волосатого. – Голова на воротнике дубленки, хлебнув из фляжки, вдруг громко заговорила хриплым резким голосом.

У Кости мурашки пронеслись по лицу. Он уверился, что встретил едкие волчьи глаза головы божка, и резко спрятался за угол, сел на холодную землю и сделал глубокий вздох. Но хозяин неприятного голоса продолжил как ни в чем не бывало:

– Прошмандовку пока для Малька оставим. Пусть мужчиной станет, ептать. Сколько можно дрочить.

И опять все загоготали.

– Ну чо, Горец, Малька на разделку, а? – ровный низкий голос, очевидно, принадлежал соседу Малька.

– Еб…на в рот, боевое крещение, – послышался в начавшемся общем гомоне сиповатый голос молодца в военной куртке.

Затем опять сбавили на полтона.

– Потому что на х… все обосрались, – вдруг выделился высокий писклявый голос упыря в накинутом на плечи бушлате. – А меня от человечины прет!

– Может, ты нам шашлычки забацаешь?

И снова непонятные слова.

– Травки забьем, и все ништяк будет, – наконец громко вставил кто-то.

Костя так и сидел, упершись позвоночником в разлаписто колкие дрова поленицы. Внутри все сжималось от отвращения и тревоги.

«Эти недочеловеки удерживают в плену какую-то бабу, – заключил Костя, – а теперь вот еще и Ганю. И поскольку жрать им здесь, видимо, нечего, они не брезгуют каннибализмом».

Срочно выработать план действий – вот что являлось самой насущной задачей. Костя раскинул мозгами. Если, к примеру, сразу запалить и бросить в них бутылочку бензина, это ни к чему путному не приведет. Это будет очень глупо. Большинство успеет разбежаться, и тогда ему, Косте, беды не миновать. Да и где гарантия, что на данном пионерском слете, на чертовом шабаше представлено все местное сборище, все благообразное общество деревенского курорта?! Нет никакой гарантии. В любую минуту кто-нибудь может возникнуть, например, из дома или войти через сплошную высокую калитку. Гораздо разумнее было бы захватить кого-нибудь одного, то есть языка, и выведать побольше информации, что по чем, дабы построить диспозицию.

Странное дело, страх куда-то улетучился, отметил про себя Костя. Поначалу он боялся, особенно, когда впервые услышал их речь, но теперь испытывал лишь омерзение и ненависть, какие бывают по отношению к крысам.

И тут сам его величество случай помог Косте.

Главаря, несомненно, величали Горцем – тот мужичок с головой божка и хриплым голосом. И вот Горец приказал Мальку:

– Бл…, костер тухнет. Эй, Малек, давай, мухой сгоняй к сараю за дровишками. А то что-то зябну я. Погреться надо-ть.

Костя вздрогнул от неожиданности. Он выпрямился и выглянул одним глазом из-за амбара.

Малек нехотя поднялся с места и, подзуживаемый товарищами, чуть прыгающей походкой двинулся прямо в сторону Муконина. Уши дурацкого кожаного шлема стали болтаться на ходу, точно обвислые локаторы у глупой собачонки.

Костя выставил пистолет, напрягся. Душа его возликовала. Ее переполнил азарт охотника. Дичь сама шла в руки. Костя вжался боком в поленицу. Он почувствовал, как вздымается грудь от возбужденных ударов сердца.

Когда парень появился из-за угла, Костя направил пистолет ему в лицо и приложил к губам свободный указательный палец.

Мгновение пустоватые серые глаза округлялись, наполняясь страхом, и открывался тонкогубый безвольный рот, показывая прореженные желтые зубы. Но Костя ударил левой «под дых», и Малек согнулся – глаза на выкате, изо рта сопение. В следующую секунду Костя захватил найденыша правой рукой за тонкую шею, перекрыл свободной ладонью глотку, и потянул к прорехе в заборе. Малек, воняющий плесенью, послушно стал перебирать ногами. Ай молодец, податливый, удобный пацан! Лучшего языка и не придумаешь. Со двора послышался беззаботный хохот.

За забором Костя еще огрел Малька по ушам, чтобы слегка оглушить, взвалил на плечи и потащил сквозь заросли ивы к первому пустующему двору. Жертва оказалась на удивление легкой – кожа да кости. «Видать, на самом деле туго у вас здесь со жратвой. Впрочем, оно и понятно», – пробормотал про себя Костя.

В уже знакомом сарае Муконин бросил молокососа на пол, прислонил к стене. Паренек совсем сдулся. Веки были прикрыты. Костя нанес несколько пощечин. Серые глаза открылись, и в них опять появился страх.

– Не боись, не убью, – тихо сказал Костя.

– Ты кто, мужик, ты кто? Ты чего хочешь? – Малек заерзал, голос его задрожал.

– Сиди спокойно, парень, не дергайся. Ответишь на мои вопросы, и я оставлю тебя в живых. – Костя помаячил пистолетом под носом у Малька.

– Бля, какие еще вопросы? Я ни чо не знаю, я тут не при делах!

Костя легонько стукнул его в темечко прикладом, толстый шлем слегка амортизировал. Малек заглох, на щеке проступила слеза.

– Я говорю, отвечай и все, понял?

Парень послушно кивнул, моргнув.

– Сколько вас, тварей, обитает в деревне?

– Девять человек.

– А где еще трое?

– Васек и Гремлин в доме дрыхнут, с глубокого бодуна. А Черемка на посту сидит.

– У, блин, дебилы, у вас еще и пост имеется! Где он?

– Первый дом на улице. С другого конца.

– Так, понятно. Кто вы такие, мать вашу, кто вообще все вы?

– Да кто попало. – Малек повел плечом. От испуга он выкладывал все как на духу, и это Косте очень нравилось. – В основном, с города, ну и так, до кучи. Горец, он бывший зэк, раньше на зоне сидел, а потом все с зоны разбежались, ментов перебили и разлетелись. Он у нас из старожилов. Паха и Ганс из военной части, которую расформировали. А Нарик и Гриня недавно к нам прибились. Были и еще люди, но они ушли.

– Так, ясно. Где раненый длинноволосый мужчина?

– А, так ты его ищешь? Он в доме лежит, на полу, связанный.

– Кто его доставил в поселок?

– Нарик и Гриня. Черемка по рации передал, что тачка проехала. Тогда Нарик и Гриня снарядились и за ней погнали.

Еще Костя расспросил, кто такие Нарик и Гриня? Выяснилось, что Нарик – это парень, сидевший у костра рядом с Мальком, по левую руку Горца, а Гриня – тот самый писклявый тип, сидевший спиной к сараю, в накинутом на плечи бушлате.

Все необходимое Костя выведал. Медлить было больше нельзя. Он связал Мальку руки и ноги подручным тряпьем и наказал сидеть тихо и не рыпаться. После чего Костя вышел из хозблока и закрыл дверь снаружи на засов.

Уже проторенным путем Муконин двинулся обратно.

За оградой облюбованного шайкой двора кто-то копошился. Костя остановился и притаился. Бесшумно достал шоферский ножичек. Подкрался поближе, стараясь не шуршать ветками, что было очень трудно сделать. Тягучая ива предательски становилась на пути.

Но абориген был пьян и шороха не заметил. Он только что опустошил мочевой пузырь, застегнул шеренгу и заорал сиповатым заторможенным голосом:

– Малек, еб…на в рот, ты куда делся, придурок?!

Это был один из бывших срочников, то ли Ганс, то ли Паха, – Костя определил по распахнутой телогрейке цвета хаки со следами от погон.

Меж раздвинутыми бортами куртки показались разодранная серая футболка и частичка волосатой груди.

Костя смело шагнул вперед. Между ними осталось метра полтора. Ганс-Паха услышал наконец телодвижения Кости и повернул голову. Поглупевшие от сивухи, детские глаза выразили нечто вроде удивления, густые смолистые брови превратились в крючки вопросительных знаков. Из ноздрей Ганса-Пахи, как у коровы, вылетел пар. Карие глаза медленно перевели взгляд на руку Кости с выставленным ножичком, но было уже поздно.

Костя ступил вперед, вплотную к подонку, и что есть мочи вонзил нож под сердце, сквозь серую футболку. Ганс-Паха издал нечеловеческий хрип, кровь брызнула на косой штакетник забора. Костя, не заглядывая ему в глаза, резко выдернул нож и отступил. Парень припал на колени и затем клюнул носом и завалился, примяв маленький тугой куст.

– Сам придурок, – бросил Костя, сглотнув тошнотворную волну. Последний и первый раз он зарезал человека в схватке с мародерами накануне образования УНР.

«Теперь их только семеро. Причем двое спят, а один не близко. Остается: раз, два, три и главарь – всего четыре реальных угрозы. Вдвое меньше основного состава. Уже лучше», – посчитал Костя в уме.

Пробравшись в дырку в заборе, он прислонился к поленице и прислушался.

– Что-то и Ганс не возвращается, а, Горец? Может, я пойду погляжу? – говорил низкий голос, наверняка принадлежащий Пахе (теперь стало понятно кто есть кто).

Костя подглядел.

Около увядающего костра сидели только трое: Горец почти в прежней позе, Паха в армейской куртке цвета хаки и Гриня с накинутым на плечи бушлатом. А Нарик куда-то запропастился.

– Да подожди ты. – Вожак отозвался на слова Пахи, как будто отмахнулся от назойливой мухи. – Тут что-то неладно. Берите ружья, сходите вместе.

Паха дернулся с места и довольно бодро подошел к крыльцу. Откуда-то он вытащил там автомат Калашникова, предположительно, АК-74. В это время Гриня тоже поднялся и, покачиваясь, зашел в дом. Горец остался сидеть на месте.

Костя понял, что нельзя терять ни минуты. Лучше застать их врасплох, пока еще есть возможность. Он сорвал с пояса одну бутылку с коктейлем Молотова и подпалил фитиль.

– Ну что, Горец, говоришь, зябко тебе, погреться хотел? Сейчас я устрою вам тут гибель Помпеи.

Костя совсем выглянул из-за постройки и, наметившись, замахнулся и бросил самодельную стеклянную гранату.

Расчет был прост и очевиден – оставить рыбу без головы и, тем самым, внести разброд и панику в стройные ряды бандитов. И первый пункт сработал. Емкость с убойной жидкостью раскололась прямо у ботинок Горца, тот вспыхнул, точно лист бумаги: сначала загорелись штанины, через пару секунд – дубленка с мутоновым воротом. Главарь соскочил с неожиданной прыткостью, взвился, издавая животный вопль. Этот жуткий крик эхом разнесся по всей деревне, всколыхнув ее вечную зловещую тишину. Объятый пламенем, Горец упал на землю и покатился огромной шаровой молнией к боковому забору двора. Нечленораздельный крик, сотрясающий окрестности, не прекращался.

Паха поначалу опешил, Костя ясно видел, как армеец пьяными, ничего не понимающими глазами пялился на происходящее. Но вот Паха пришел в себя, вскинул автомат и начал палить очередью. Костя отпрыгнул обратно за сарай и вжался в поленицу.

Пули свистели рядом, сбоку. Муконин отвязал вторую бутылку и поджег фитиль. Дождавшись перерыва в стрельбе, Костя высунулся и бросил коктейль в отморозка. Но хорошо прицелиться за пару секунд не удалось, Паха расплылся в глазах. Зажигательная бутылка упала в шаге от него, и высокие языки пламени лишь лизнули ему ботинки. В следующее мгновение тот, громко выругавшись, отпрыгнул в сторону, но, будучи под серьезным хмелем, поскользнулся и упал. У Кости сразу отлегло – автомат бандита вылетел из рук. Горец, тем временем, уже замолчал и превратился в большой пылающий комок. Муконин воспользовался удачным моментом, выхватил пистолет и в три скачка очутился во дворе. И прежде чем Паха дотянулся до своего Калаша, Костя отправил одну меткую пулю. Бывший срочник схватился за живот и задергался, точно эпилептик, в конвульсиях. Из-под него быстро, как моча описавшегося ребеночка, натекла лужица крови.

Костя, подгоняемый жаром бензинового костра, бросился было к автомату, но в этот миг сбоку звонко разбилось стекло. Муконин остановился и повернул голову: кто-то разбил окно и уже выдвинул наружу угрожающее дуло дробовика. Костя перелетел через Паху и бросился на землю, подхватив-таки автомат. Охотничья дробь бухнула где-то рядом. Муконин навел ствол на зияющее окно и открыл очередь. Дробовик метнулся назад. Еще мгновение – и разлетелось вдребезги стекло в соседнем окне, и оттуда возник Калашниковский ствол, и застрочил очередью. Костя кувыркнулся и скакнул в подвернувшуюся яму, похожую на вырытую для кого-то могилку.

Несколько секунд прошло в перестрелке. Костя сидел в три погибели и не видя врага строчил из трофейного автомата, вознесенного над головой. Вокруг свистели пули, отлетали комья мерзлой земли и больно били по макушке.

Но бог помог Косте. Мощный огонь, раздутый второй бутылкой, споро перекинулся на крыльцо, а затем и на сквозящие без стекла окна. Там послышались ошалевшие крики и матерная ругань. Стрельба прекратилась. Костя облегченно вздохнул.

Он скоропалительно подвел итог. Первая бутыль поразила вожака, и тот теперь преобразовался в большой мешок угля, – Костя наблюдал краем глаза, – но огонь уже затух. Вторая бутыль в концовке подожгла дом. Стало быть, оставшиеся в живых неандертальцы, а именно, Гриня и Нарик (да еще те двое с бодуна?) будут пытаться вырваться наружу. А Косте, напротив, нужно забраться внутрь и спасти Ганю, связанного где-то в доме. Пока он не сгорел. Вроде бы все складывается очень даже недурно.

Костя выбрался из ямы и перебежками, на полусогнутых, обогнул дом и отыскал тыловое окно, не разбитое, не освещенное пока изнутри пожаром. Интересно, куда решили податься эти гоблины? В противоположные окна, выходящие на чертову бетонку? Костя притаился внизу, выждал пару секунд, собрался с духом и выставил макушку над нижним наличником.

Костя опасливо заглянул внутрь. Пустая комната. Медлить нельзя. Он выбил стекло прикладом, подчистил осколки. Перелез внутрь и спрыгнул. Больно кольнуло в бедро – зацепил-таки один из острых треугольников, оставшихся в раме.

Костя осмотрелся.

Сердце пульсирует батутом. Где-то рядом жизнерадостно трещит объятое алым змием дерево. Мелькают тускло-желтые тени на полу у входа, точно за стеной реют флаги. Отголоски жара поглаживают по щекам. В ноздри врывается запах гари. Рядом – диван со смятым грязным клетчатым покрывалом, стол и два табурета и какой-то шкаф из двадцатого века. Ладно, вперед! Проем, новая комната.

С раздирающим боевым кличем кто-то неожиданно обрушивается сбоку, небольшим, впрочем, телом, которому сообщилась утроенная сила разбега. Это тело заваливает Костю на теплый пол и начинает душить. Руки Муконина с автоматом оказываются прижаты то ли бедром врага, то ли еще чем. Костя начинает терять контроль, легкое головокружение одолевает его, глаза закатываются от острой нехватки кислорода. Как сорвать цепкие когти с горла? Костя отпускает автомат, высвобождает руки и захватывает пальцами запястья врага, и отчаянно нажимает на костяшки. Хватка чуть ослабевает. Но она по-прежнему, на удивление, будто налита железом.

– Ты кто такой, сучара? – Бешеные глазки бритого наголо типа (Нарика?) впиваются в Костю, словно сверкая отражениями пламени.

– Помнишь волосатого парня в Жигулях? – прохрипел Костя. – Так вот, я твоя расплата!

Когтистые пальцы на шее вновь ослабели, так как голова хозяина начала переваривать услышанное. (В его глазах что-то поменялось, словно на лакмусовой бумажке.) Костя моментально воспользовался ситуацией, еще сильнее сдавил запястья Нарика и разжал адскую хватку, приложив всю оставшуюся мощь. А вдобавок Костя изловчился и поддел коленом в пах подонку. Наконец, Нарик отлетел, взвизгнув собачонкой, но тут же сгруппировался и принял боевую стойку.

«Безумные обкуренные глаза, – пронеслось в голове в эту секунду затишья в скорбно играющих желтых тенях. – Шрам, рассекающий нижнюю губу. Странно, где-то я уже видел это лицо. Но это невозможно! Нет, не может быть!» Из закоулков памяти вынырнуло полное ненависти лицо уличного карманника, выхватившего сумочку у Маши, тогда еще, там, в далеком Ебурге, – таком далеком, как казалось теперь, что в промежутке лежит целая галактика. «Нет, это не он. Мне это лишь почудилось!»

Бритоголовый волчонок скривил лицо, точно так же, как тот, тогда. Удивительно! Ведь есть таки люди-двойники.

– Сейчас придет твой пиз…ц. Вот и дружок у тебя уже окочурился. – Копия воришки из Ебурга мотнул головой в сторону соседней комнаты.

Костя понял, где искать Ганю.

– Врешь, мразь, – сквозь зубы выговорил он. – Это твой пиз…ц уже здесь. Я таких таракашек как ты давил и давить буду!

В руке у Нарика блеснуло лезвие ножичка. «Опять?!» Костя изготовился ко второму раунду. Оба опасливо поглядели на автомат и мысленно отмерили расстояние до него. Костя немного проигрывал, но если…

Впрочем, уродец решил обойтись без Калаша. Он бросился в атаку с ножом. Выпад, отскок, еще выпад, еще отскок. Сконцентрироваться на мерцающем лезвии. На острие ножа. Жизнь на волоске. На этом острие. В иголке смерть Кощея…

Косте казалась неумолимо долгой, бесконечной казалась эта схватка. Движения превратились в механические выкрутасы робота. Нервные окончания – в быстроту реакций. Глаза – в аппарат моментальной фиксации. Мысли – в сгусток представлений о предстоящих ударах. Жизнь или смерть. Все или ничего. Сейчас и здесь. Но глупо, несоизмеримо глупо сгинуть в этой тухлой деревне. Пасть от рук обезьяноподобного существа. Ни за что! Никогда! Иначе и быть не может.

В какой-то миг Костя ощутил себя сидящим на Нарике и со свирепой яростью бутузящим его отвратное лицо. Нож уже черт знает где. Дрожащая рука Нарика тянется-таки к автомату. Раз, раз, удар, еще удар. Все, веки опустились, и тело под Костей обмякло, как свернутый матрас. Не помня себя, Муконин соскочил, схватил автомат и выпустил короткую очередь. Нарик задергался, как будто сунул пальцы в розетку, голова упала на бок. Все, капут.

Не задумываясь, Костя бросился в соседнюю комнату, еще более удаленную от очага пожара. Тепло ослабело. Легкие его вздымались, тяжело дыша. Практически хрипели. Костя кинул взгляд по сторонам.

На полу, у глухой стены, лежал связанный по рукам Ганя. На его куртке сбоку проступало огромное почти черное пятно. Костя подскочил, сел на корточки рядом. Обескровленное лицо Гани застыло в глубоком обмороке. Потные волосы сбились на лоб. Костя отложил автомат, принялся хлестать товарища по щекам. Бесполезно. Муконин нащупал сонную артерию. Слабый, но устойчивый пульс.

Костя взвалил Ганю на плечи. (До чего тяжелый «гад»! А сил ведь и так уже нету). Одной рукой прижал Ганю к себе, другой ухватил автомат Калашникова. Искать Коляновскую винтовку было бессмысленно. А ведь где-то еще девка, которую дебилы хотели съесть, промелькнуло в голове.

Поиск окна, выходящего на улицу, занял долгие секунды. Дом, как ни странно, пустовал. Больше никто не напал по дороге. Ну и слава богу! Вот и окно. Уже открытое – кто-то недавно воспользовался. Костя бросил автомат, с облегчением переложил товарища на подоконник. Два глубоких выдоха… Взяв с собой Калаш, Костя переметнулся на улицу.

В двух шагах, буквально в двух шагах стоял Урал с коляской. Намечалось какое-то движение. Знакомая фигура в бушлате (надел-таки, просунул руки в брюки!) бросила неизвестно где добытый, но уже бесполезный огнетушитель и прыгнула на седло мотоцикла. Гриня, мать его за ногу! Дрын-на-на, дрын-на-на! Взревел мотор. Пугливое лицо уставилось на Костю.

Мотоцикл почему-то заглох, что оказалось весьма кстати. Костя вскинул автомат, спасительное оружие издало короткую очередь. Гриня, нелепо вскинув руки, дернулся пару раз и отлетел в сторону. Перекатился кубарем прямо на бетонку. Муконин перебросил автомат через плечо.

Не теряя времени, Костя обернулся к окну и вытянул друга. И уже волоком дотащил до мотоцикла и переложил в коляску.

Прежде чем отпустить ручку сцепления, Костя прощально поглядел на ярко полыхающую избу. Пожар уже охватил добрую половину.

Мир. Вашему. Дому.

Поехали!

Ветер засвистел в ушах. Эх-ма, давненько не катался на таких! Злополучный поселок остался позади. Пронеслось поле, потянулся лес.

Быстрее! На всех парах! Прощайте, скалистые горы… На подвиг отчизна зовет… Разлапистые сосны, казалось, торжествующе провожали его. Напутствовали своим многозначительным молчанием. И мелькали перед глазами лица. Нарик с исковерканной губой. Зеленый юнец Малек, оставленный в сарае. Маша, брошенная в Екатеринбурге…

Костя и не заметил, как очутился около «семерки». Заглушив мотоцикл, он, прежде всего, сходил до аптечки и перебинтовал уже запекшуюся рану Гани, надрезав ножом одежду. Рана была жуткой. Кровь выступала каплями вокруг изрытого красно-черным пятна. Во время обработки перекисью Ганя очнулся от боли и громко застонал.

– Тише ты, тише, – осадил Костя. – Все будет хорошо. Сейчас перевяжу и отвезу в больницу.

– А где эти чмори? – полушепотом осведомился Ганя, гуляя туманными глазами.

– Я их укокошил, – усмехнулся Костя, вдруг поняв всю тяжесть своей победы.

– Что, всех? – сумел удивиться соратник.

– Почти.

Потом Ганя снова отключился.

Он как будто уснул, но лоб покрылся испариной. Муконин наспех закидал все в машину – найденную в коляске Урала бутылку спирта, трофейный автомат Калашникова. (Как ушло, так и пришло!) Жаль, винтовка сгинула с концами, ну да ладно… В горле страсть как пересохло. Н-да, воды так и не удалось набрать. Досадно. Костя открыл бутылку и жадно глотнул спирта. Поперхнулся, прокашлялся. Ощутил, как приятное тепло расплылось по телу. Жажда отступила.

Муконин транспортировал приятеля в Жигули.

Нужно быстрей отсюда выбираться. Доставить Ганю в ближайшую больницу. А дальше придется выполнять миссию одному. Так уж сложилось, сель ави! Японская перемать!

Руки сработали как никогда слаженно, мастеровито. Костя быстро уложил брошенные недавно поленья, поставил на них пневмодомкрат, приподнял задницу «семерки», еще раз уложил деревяшки под колеса. Сел за руль. Сцепление, газ, рывок в натяжку. Выехал!

И дорога – стало быть, бог таки снова решил помочь, – дорога дальше пошла нормальная. Былой капитальной грязи уже не встречалось. Ганя изредка тихо постанывал в отключке. У Кости тревожно билось сердце. Ему казалось, что он спиной чувствует тяжелое поле, испускаемое умирающим Ганей. Чувствует до мурашек. Ему вдруг снова стало бесконечно жаль товарища. В голове пролетели картины их совместного путешествия. Самые памятные.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю