Текст книги "Наивный наблюдатель"
Автор книги: Владимир Моисеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Зимин обещал подумать.
– Тебя так долго не было, – сказала Марго, как только за Климом захлопнулась дверь.
– Всего месяц.
– Меня выгнали из клуба и отняли бриллиант.
– Это не проблема, – сказал Зимин.
Он подошел к принтеру и вставил в щель свой жетон, вот и появилась возможность узнать, что изменилось в его жизни после того, как его определили в Центр. Неплохо было бы еще узнать, существует ли вообще этот Центр, или это всего лишь пустые разговоры. К его огромному удивлению и такой же огромной радости его заказ был выполнен без каких либо условий.
Марго была потрясена.
– Чем же ты занимался этот месяц, что делал? Где пропадал?
– Да так, побывал в одном месте.
– Надеюсь, это не связано с радиоактивностью?
– Нет.
– Мне страшно.
– Перестань. Жизнь налаживается, только и всего.
– Здоровье потерять легко, а восстановить трудно. Ты такой доверчивый.
– О чем это ты?
– Я волнуюсь за тебя.
– Все будет хорошо. Обещаю.
Зимину понравилось, как Марго его встретила. Он уже стал забывать, как это здорово, когда о тебе заботятся. Теперь вспомнил.
8. Приглашение на маскарад
Прошло несколько дней, и Зимин стал привыкать к своему новому статусу. Правда, не придумал пока, как его правильно использовать. Внезапно обрушивавшаяся на него свобода оказалась неожиданно тяжелым бременем. Его уже назначили писателем, отныне он должен был сам решать, что делать и что писать. Он должен был отвечать за свои сочинения. Ему было страшно подумать о том, что с ним будет, если читателям не понравятся его тексты. Ему показалось, что было бы разумно в первое время показывать свои наработки Нау – или Наукоподобнову, так, наверное, было правильнее называть начальника, чтобы тот проверял его робкие попытки придумывать и сочинять. В конце концов, именно тот, кто заказывает создание выдуманной реальности, и должен оценивать ее качество. Но Нау молчал, пришлось Зимину самому его побеспокоить.
– Готов выполнить первое задание, – сказал он после того, как они обменялись приветствиями. – Но хотелось, чтобы вы посмотрели, правильно ли у меня получается?
– Чего? – спросил Нау и засмеялся.
– Я сказал что-то смешное? – удивился Зимин.
– Да.
– Что же именно?
– Понимаете, мы считаем, что вы способны сочинять без нашего контроля и, тем более, без наших подсказок. Интересно только то, что вы придумаете сами, особенно, если рассказанная вами история окажется по-настоящему оригинальной, непохожей на рассказы других людей. Если бы мы должны были подбрасывать вам темы и составлять планы, это сразу бы сделало вашу работу бессмысленной. Уверяю, что раскрыть заданную тему по предварительно утвержденному плану мы сумеем и сами, не привлекая к работе посредников. И не сомневайтесь, сделали бы это наилучшим образом.
Зимин был искренне удивлен тем, что обретенная им свобода, оказалась настолько безграничной.
– Что же мне делать? – спросил он.
– Придумывайте миры, и не приставайте с глупыми вопросами к занятым людям.
Этот разговор заставил Зимина изменить отношение к предстоящей работе. Ему пришлось признать, что теперь его существование зависило только от собственной воли. Так получилось, что отныне остальные люди, какое бы важное положение в общественной иерархии они не занимали, потеряли право контролировать его занятия и, тем более, указывать ему, о чем можно писать, а о чем нельзя. Если раньше он старался жить, соблюдая правила и понятия, которые диктовало ему общество, то теперь все условности оказались несущественными. Вот, скажем, он очень хотел стать писателем. Для этого, как он думал, ему надлежит выучить правила, по которым принято сочинять истории, познакомиться с важными людьми, связанными с литературой, войти к ним в доверие и заручиться их одобрением, после чего добиться права быть зачисленным в их коллектив. Естественно, на самую низшую ступень их сообщества. Постараться быть на виду, перенимать их приемы и навыки, и пробиваться наверх.
Так вот, оказалось, что все это ерунда. Ему нужно было просто сесть и писать. Зимин задумался, стал ли он уже сейчас по-настоящему свободной личностью, но с ответом затруднился, за месяц человек не может измениться так кардинально, даже если он знает, что изменились правила игры.
Подумав еще, он понял, что в настоящее время это не самый важный вопрос, который стоит перед ним. От него требовалось сочинить историю, которая оказалась бы непохожей на все, что было придумано до него. Казалось бы, плевое дело. У каждого есть сюжет, о котором никто не знает, но быть непохожим на других так сложно! Ему придется постараться.
И еще, его выдуманные миры должны быть интересны обитателям Усадьбы. Насколько Зимин понял, удачные выдумки будут потом использованы психофизиками для создания ложной памяти. Богатые и пресыщенные люди получат шанс разнообразить жизнь хорошей порцией безопасных приключений. Собственно, это была та самая работа, от которой он отказался в свое время в Институте. Но от судьбы не уйдешь.
Зимин знал, что хорошо и интересно написать можно только о том, что знаешь лучше других или о том, чего никто не знает. Первый подход был явно негодным. Он представил, как пытается уговорить своих будущих читателей перестать заниматься ерундой и принять его, Зимина, образ существования за пример для подражания, а если повезет, то и позаимствовать у него смысл жизни, если уж своим не удосужились обзавестись. Это было смешно.
Однажды довольный собой молодой человек спросил у Зимина: «Неужели вы хотели бы жить в мире, где все, без исключения, были бы похожи на вас»? Вопрос застал его врасплох. Но потом, подумав, он решил, что в таком мире было бы неплохо пожить. И только потом: хорошо, что так не бывает. Все люди разные. Кому-то нравится поп, кому-то попадья, а кому-то и вовсе поповна. Общество похожих друг на друга особей, с одинаковыми стремлениями и вкусами, показалось ему адом.
Не намного лучше обстояло дело и со вторым подходом. Заставлять людей попадать в миры абсолютно чуждые их представлениям, привычкам и навыкам – всего лишь способ удваивать их страдания. Зимин на личном опыте знал, как это противно жить в чужом мире. Становиться источником испытаний для ни в чем не повинных людей не хотелось. Конечно, он много раз слышал утверждение, что смысл существования людей заключается в перенесении определенного набора страданий. Может быть, это и так, вопрос философский, но Зимину не хотелось думать, что эти страдания будут связаны с его деятельностью.
Оставался еще один подход – третий. Зимину, раз уж так получилось, что придется придумывать новые жизни, было бы неплохо лучше узнать своих персонажей, понять, чего на самом деле они желают, к чему стремятся. Это был не самый легкий путь. Но Зимин понимал, что для него он единственно возможный. Пора было собирать материал о жизненных обстоятельствах конкретных людей, используя для этого любые возможности.
Кстати, и первый подопытный на горизонте появился – новоявленный денди и джентльмен Клим. Вся эта затея с реконструкцией обстоятельств середины XIX века, как нельзя лучше подходила для его работы. Если у людей есть желание попасть в роман Чарльза Диккенса, почему бы не поспособствовать этому.
Хочешь, не хочешь, а начинать надо. Зимин поспешил связаться с Климом и напомнил о своем существовании. Ему показалось, что тот обрадовался. Странное дело, но людям нравится, когда интересуются их увлечениями. Это нужно было запомнить, потому что обязательно должно было пригодиться в будущем. Зимин записал эту мысль шариковой ручкой в специальный блокнотик, который завел для работы. Он с подозрением относился к системе защиты персональных данных и не хотел выставлять свои рабочие материалы на всеобщее обозрение.
На следующий день должно было состояться плановое мероприятие клуба денди: имитация работы фондовой биржи.
– Мы будем очень рады видеть вас, – сказал Клим. – Вот только есть одна загвоздка.
– Какая?
– Мне почему-то кажется, может быть, я не прав, что вы явитесь на наш праздник в повседневной одежде. Насколько я понимаю, это свитер и джинсы. Хотел бы вас попросить надеть фрак и жилет. Они больше подходят для нашего мероприятия. Высылаю вам файл типовой одежды, не сомневаюсь, что Марго сумеет подогнать отпечатанные образцы по вашей фигуре. Она замечательная девушка. Конечно, фрак не будет подобающим образом разношен, новичкам эта погрешность прощается. Впрочем, советую применить специальные химикаты, позволяющие придать одежде приятную потертость.
Марго раскладывала пасьянс. Зимин подумал, что не будет ничего плохого, если он на десять минут оторвет ее от этого захватывающего занятия. Она с удовольствием согласилась заняться его одеждой. Фасон одобрила, потом несколько минут выбирала цветовую гамму костюма и оригинальный узор для жилета.
Когда все было закончено, Зимин распечатал одежду на принтере. Марго заставила немедленно ее примерить, она была готова, при необходимости, тут же подогнать вещи по фигуре, но оказалось, что все сидит идеально.
– Я боюсь за тебя! – сказала Марго. – Денди умеют быть жестокими. Если они узнают, кто ты на самом деле, тебе не поздоровится.
– Успокойся. Я сумею за себя постоять.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Да ладно, не переживай, все будет хорошо, – Зимин поцеловал Марго руку. Он знал, что это действует на нее успокаивающе.
– Ты изменился. Стал увереннее, что ли. Ты и раньше ничего не боялся, но сейчас это бросается в глаза.
– Правда? Не замечал.
– Пожалуйста, будь осторожнее.
9. Сборище реконструкторов
Темно-зеленый элегантный фрак, коричневый шейный платок, серый жилет, коричневые узкие брюки и высокий черный цилиндр выглядели немного вызывающе, но, как отметила Марго, «вполне себе празднично». Необходимой степени поношенности удалось достичь с помощью стирки. К мыльному порошку пришлось добавить особые соли из списка, который прилагался к инструкции. Получилось почти натурально, если специально не приглядываться.
Близилось время первого контакта с реконструкторами. Зимин плохо представлял, при каких обстоятельствах он захотел бы стать одним из них. Чувства сопричастности или дружеского расположения у него не возникло. Но к встрече подготовился. В конце концов, они были всего лишь объектом наблюдения, не больше. Зимин сидел и неотрывно смотрел на часы, опаздывать на мероприятие ему не хотелось.
Неожиданно сработал коммуникатор, что случалось крайне редко. Друзей в Усадьбе Зимин пока еще не завел. Обычно соседи и знакомые забывали о его существовании сразу после того, как он пропадал из их поля зрения. Он понадобился Климу.
– Здравствуйте, Зимин. Вы не передумали посетить наше мероприятие?
– Собираюсь.
– Очень хорошо. Вам удалось подобрать подходящий костюм?
– Да, все в порядке.
– Марго помогла вам?
– Конечно, без ее участия не обошлось.
– Замечательно. И какие цвета вы выбрали?
– Коричневый, зеленый, черный.
– Вот как! Моя любимая гамма.
– А мне придется привыкнуть. Я в своем одеянии буду бросаться в глаза.
– Так в этом и состоит замысел! – сказал Клим.
– Понимаю. Я человек среди реконструкторов новый, так что ваше мнение о костюме для меня важнее, чем собственное. Рассчитываю, что вы будете объективны и укажите на возможные ошибки, чтобы я в дальнейшем смог их исправить.
– К сожалению, сегодня я в мероприятии участвовать не смогу. Обстоятельства не позволяют. Но мной отдано распоряжение, чтобы участники мероприятия отнеслись к вам с должным вниманием. Но и вы мне обещайте, что примете наше приглашение.
– Обязательно буду.
– Признайтесь, что вы в предвкушении восторга!
– Можно и так сказать.
– Прекрасно! Мы с вами еще увидимся. До встречи! Приятных вам переживаний.
Для имитации работы фондовой биржи было выбрано прекрасное место: громадный танцевальный зал в дворце-музее. Он был очень длинный, метров двести, его боковые стены украшали бесконечные ряды окон, разделенные величественными зеркалами в золотых витых оправах. Благодаря этому ухищрению помещение наполнялось воздухом и объемом, казалось, что у зала вообще нет стен, отделяющих его от великолепного регулярного парка, в котором располагалось здание.
Зимин оказался в дворце-музее впервые, поэтому не удивительно, что он был потрясен. Назойливая роскошь и убедительная красота в том самом первоначальном виде, который так ценили люди XIX века, не могли не задеть самолюбие Зимина, он чувствовал себя раздавленным и опустошенным. Он был смешон в своем разноцветном одеянии. Раздражало назойливо сходство с попугаем или клоуном.
Встретили его, впрочем, тепло. Зал быстро наполнился людьми в странной одежде. Зрелище было феерическое. Зимин подумал, что это слово наиболее точно отражает происходящее действие. Мало того, что он был так похож на разноцветную птицу, так еще выяснилось, что он всего лишь один из многих.
Люди во фраках, между тем, продолжали прибывать. Они усаживались в кресла возле окон и с важным видом рассматривали друг друга, у некоторых в руках появились лорнеты.
Ровный навязчивый гул наполнил зал. Собравшиеся старались говорить тихо, но их было так много, что шепот естественным образом превращался в назойливый шум. Атмосфера общественного собрания была для Зимина делом новым, с непривычки у него заболела голова, но более опытные участники мероприятия чувствовали себя, напротив, уверенно и раскованно. Сущая пустяковина – смешные костюмы – позволяла им обрести то, чего они были лишены в обычной жизни: ощущение общности. Диковинная псевдореальность, которая была задумана, как еще одна ролевая игра, для многих оказалась важнее скучного повседневного существования.
У людей, какими бы разумными и серьезными они не казались, рано или поздно возникает потребность в своем собственном придуманном искусственном мире. Это был самый важный вывод, который удалось сделать Зимину. Ему стало понятно, что искусственные миры обязательно будут придуманы. И совершенно неважно сделают ли это профессиональные писатели и психофизики с помощью ложной памяти или сами люди, руководствуясь своими представлениями.
И вот инициативная группа вышла в центр зала. Три резких удара в колокол, и мероприятие началось.
Участники поднялись со своих мест и принялись неторопливо прогуливаться по залу. Каждый раз, когда их пути пересекались, они останавливались, приподнимали цилиндры в знак почтения и обменивались ритуальными фразами. Некоторые Зимин записал.
«Мне хотелось бы купить или продать как можно больше акций и корпоративных бумаг».
«Мой брокер еще ни разу не обманул моих ожиданий».
«Нет ничего надежнее инвестиционных фондов. Не удивительно, что наше светлое будущее связано с их дальнейшим развитием».
«Я могу часами следить за котировкой акций».
«Профессор хороший человек, но меня раздражает его пристальный интерес к волатильности».
«Господа, у меня маленькая маржа, как исправить это удручающее положение?»
«Рост на 1,5 % предполагает частичное закрытие».
«Следите за фундаментальными факторами и третьей волной».
«С выгодой продал переводной вексель и приобрел три привилегированные акции».
«С помощью депозитной расписки удобно фиксировать убыток».
«Покупайте акции, говорят, что они будут расти еще два месяца».
Ну и так далее. Действие продолжалось два часа. Потом в зале появились работники в стандартной униформе с масками на лицах. Они принесли подносы с бутербродами и прохладительными напитками. Зимину стало не по себе. Он помнил, каково это носить на лице маску. Сам бы он ни за что не подошел к работникам, постеснялся, но один из них остановился возле него и застыл, словно хотел, чтобы его услугой воспользовался именно он – Зимин. Пришлось взять бутерброд и стакан с газировкой. По привычке он хотел поблагодарить работника и случайно увидел его глаза. Прекрасные холодные глаза. Они ему показались подозрительно знакомыми. Зимин испугался, что узнает этого человека. Он поспешил к выходу, для него мероприятие закончилось.
10. Неожиданное предложение
Домой Зимин вернулся довольно поздно, долго бродил по пустым улицам, старался осмыслить все, что он увидел. Наблюдение за людьми, посвятившими свои устремления и помыслы любимой игре, захватило его абсолютной несуразностью. Ему и раньше было понятно, что люди, отдают они в этом отчет или нет, организуют жизнь согласно собственным интересам. Стремления и мечты, уровень образования, выбор друзей и развлечений, работа и увлечения – все это составляет ограниченный мир, в котором человек существует. Он может быть узким или обширным, но это всегда только часть общего большого мира. Зимина это устраивало, поскольку часть всегда легче изучать, чем что-то общее и фундаментальное. Ему хотелось разобраться с тем, насколько полно частные представления о реальности отражают мир. Если бы он узнал об этом больше, работать стало бы проще.
Удивительно, но Марго не спала и, едва он перешагнул порог, принялась настойчиво расспрашивать, как прошло мероприятие. Никогда прежде Марго не проявляла столь явного энтузиазма к его занятиям. Наверное, почуяла, что Зимину удалось сделать еще один шаг вверх по лестнице человеческого успеха, что элита признала его своим.
Марго выслушала его отчет с нескрываемым восторгом. Зимину было приятно отвечать на ее вопросы. Ему этот интерес понравился. Зимин впервые увидел, как выглядит человек, вытаращивший от удивления глаза. Он не жалел красочных деталей, кое-что даже приукрасил. Марго охала и требовала подробностей. Уснули они поздно.
Утром сработал коммуникатор, опять объявился Клим. По сети он разговаривать не захотел и напросился в гости. Зимин разрешил ему приехать.
Клим оказался вторым человеком, первой была Марго, который искренне обрадовался тому, что Зимин посетил мероприятие реконструкторов. С Марго все было ясно, она никогда прежде не слышала, что люди способны так странно своевольничать, что там ни говори, а жизнь в Трущобах организована жестко, желающих нарушать правила поведения днем с огнем не отыщешь, каждый знал, что ему можно делать, а чего делать нельзя. А вот реакцию Клима понять было гораздо сложнее, все-таки он был законным обитателем Усадьбы, проявления крайнего индивидуализма для него должны быть привычными.
Клим улыбался, и это вызвало у Зимина раздражение. Наверное, потому что не сумел понять причины подобной реакции. Зимин почувствовал, что наступает момент, когда от него требуется на время забыть о свойственной ему деликатности и проявить настойчивость, а если не поможет, то и наглость. Конечно, он не привык пока к подобному поведению, но необходимо было разобраться, что происходит. Иначе, какой из него получится писатель? Выбора не было.
– Зачем вы пришли, Клим?
– Хочу кое-что сказать вам.
– Слушаю.
– Я очень рад, что вы побывали на мероприятии.
– Об этом я догадался, не понял только, какая вам от этого радость? А ведь вы обрадовались, не отрицайте.
– Это заметно?
– Да. Бросается в глаза. А еще вы улыбаетесь.
– Ну и что? Это не преступление.
Зимин немедленно вспомнил о том, что в Трущобах для борьбы с преступниками правоохранительные органы давно применяют медикаментозные методы. Называлось это «прививка против насилия». После первого проступка человеку делали особый укол. Для профилактики. После чего любое нарушение закона неминуемо приводило к неизлечимому заболеванию. Зимин знал об этом, потому что однажды в разработку попал его хороший знакомый из Трущоб, за что поплатился жизнью.
Представить, что подобные методы будут применяться в Усадьбе, было трудно. Однако насколько знал Зимин, действия правоохранителей полностью контролировались компьютером, нельзя было исключать, что программа отнесется к обитателю Усадьбы, нарушившему закон, так же беспощадно, как и к трущобнику. Не увидит разницы. Проверить это было сложно. На его памяти наказывали только работников.
– В Усадьбе за преступления убивают? – спросил он.
– Только нанятых в Трущобах работников, – ответил Клим.
– Это не очень хорошо.
– Кто же спорит.
Они замолчали.
– Какой странный разговор у нас получается, Клим, – сказал Зимин.
– Пожалуй. Может быть, начнем сначала?
– Как это?
– Сделаем вид, что я только что пришел. Здравствуйте, Зимин. Рад вас видеть.
– Зачем вы пришли?
– Хочу кое-что сказать вам.
– Слушаю.
– Я очень рад, что вы побывали на нашей встрече.
– Об этом я догадался, не понял только, какая вам от этого радость? А ведь вы обрадовались, не отрицайте.
– Это так заметно?
– Да. Сейчас ваша реплика, постарайтесь сказать что-то другое, не так, как в прошлый раз. Иначе опять зайдем в тупик.
– Я хочу, чтобы вы стали одним из нас, – произнес Клим торжественно, его голос слегка дрогнул.
– К сожалению, это невозможно. Не могу представить себя частью какой-то группы. Даже самой неформальной и толерантной. Не гожусь по психологическим причинам. Пробовал, но меня вычеркивают из списков на третий день. Говорят, что я бесперспективен и социально порочен. Своего рода феномен.
– Таких людей, как вы, много. Я, например, сам такой. И почти все мои товарищи из группы реконструкторов. Мы лишены общественной жилки.
– Зачем же вы объединились? – удивился Зимин.
– Вместе легче отстаивать свои права.
– Какие-то особые, неведомые прочим права?
– Мы не собираемся нарушать законы. На свете нет более законопослушных и ответственных людей, чем мы. Но право жить по-своему у нас не отнять. Не думаю, что наши требования невыполнимы. В нашем желании нет ничего вызывающего или противозаконного.
– То есть свой контракт вы отработаете до конца, – не выдержал Зимин.
– Узнали? – улыбнулся Клим. – Я знал, что рано или поздно вы меня разоблачите. Вы – глазастый. Это еще одна причина, чтобы заполучить вас в наши ряды.
– Выходцы из Трущоб, объединяйтесь!
– Все намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Среди работников, которые несут трехчасовые вахты есть и коренные обитатели Усадьбы. Кого-то привлекают острые ощущения, кому-то работа помогает держать свое тело в тонусе. Я, например, ни разу в жизни не был в Трущобах, но контракт подписал. Мне так захотелось.
– Почему?
– Я сделал это после нашей нелепой драки возле клуба. Как-то это получилось гадко, недостойно джентльмена и денди. Единственное, что мне пришло в голову – стать одним из работников. Мне показалось, что это поможет загладить вину перед вами и остаться человеком. Знаете – помогло.
– От меня-то вы чего хотите?
– Ничего. Я хотел вас предупредить, что очень скоро у вас начнутся неприятности. Власти Усадьбы не любят людей, не склонных к общественной жизни. Мы, со своей стороны, обязательно вам поможем, однако рекомендую быть настороже. И обязательно примкните к какой-нибудь группе, хотя бы к нашим реконструкторам. Охрана порядка сортирует личные дела обитателей Усадьбы. Следят за тем, к каким общественным организациям они принадлежат. Человек, у которого нет в деле соответствующей отметки, вызывает подозрение.
Клим поднялся и направился к двери.
– Мне с вами интересно говорить, – сказал он. – Надо сказать, что в Усадьбе это большая редкость. Берегите себя. Вы – хороший человек.
Зимин был доволен. Перед ним открылся целый пласт тайной жизни, о существовании которого он даже не догадывался. Обитатели Усадьбы оказались сложнее, чем об этом можно было подумать.
11. Нравственные ориентиры
Да, так устроена человеческая душа, что стремится она к какой-то неизведанной, а чаще всего и несуществующей свободе. Каждый человек придумывает и понимает ее для себя по-своему, в меру отпущенной природой фантазии и в соответствии с конкретными потребностями. Зимин с удивлением отметил, что в Усадьбе свобода – едва ли не самая популярная тема для разговоров. Он уже знал, что тех, кто особенно преуспел в тяге к свободе, отбирают в Центр. Так ему сказал Наукоподобнов, и сомневаться в его словах не приходилось, к тому же Зимин уже проверил могущество нового жетона обитателя Центра. Оказалось, что это сильная и полезная вещь. А ведь еще ему достался ограничитель – знак избранного.
Но и остальные обитатели Усадьбы, как выяснилось, к личной свободе относились трепетно. Наверное, они тоже со временем переберутся в Центр. Впрочем, наверняка при отборе использовали еще какие-то специальные критерии. Зимин подумал, что было бы неплохо узнать какие.
Но сейчас его больше интересовала странная ситуация с использованием этого слова – «свобода». Скажем, два человека употребляют его в разговоре и понимают, о чем идет речь, при этом у каждого из них свое собственное представление о свободе и, более того, они оба могут не знать, что такое свобода на самом деле.
Зимину хотелось узнать именно это, что означает это слово на самом деле. Пока он знал только одно: истинно свободных людей отбирают в Центр. Это функциональное определение, вот только, если смотреть на произошедшее с этой стороны, становится непонятным, хорошо ли это? Для чего свободных людей отбирают в Центр? Надо было выяснить и это тоже.
Зимин улыбнулся. Изменения, произошедшие в его жизни, ему нравились. Обилие постоянно возникающих сложных вопросов делало его по-настоящему счастливым человеком.
Через два дня Зимина навестил еще один человек. Этот визит позволил узнать обитателей Усадьбы с совершенно неожиданной стороны. Далеко не самой приятной. Но, к своему немалому удивлению, Зимин неожиданно понял, что до поры до времени должен забыть про свои тонкие чувства и общечеловеческие ценности. Ему следовало помнить, что люди, и в самом деле, удивительно разные существа. Работа его будет иметь какой-то смысл только в том случае, если он сумеет учитывать эти различия. И не его дело следить за нравственностью людских поступков. Скорее всего, это было прямой обязанностью человека, который его посетил.
– Разрешите представиться. Майор в отставке Егорин. Рассчитываю, что вы мне понравитесь.
Зимин пожал плечами. Идея произвести на пришельца хорошее впечатление показалась ему крайне неудачной. По крайней мере, до тех пор, пока майор не поведает о цели своего внезапного визита. Егорин, впрочем, был предельно откровенен.
– Давно уже ни для кого не секрет, что спокойствие и процветание Усадьбы во многом зависит от добровольного подчинения обитателей нашего элитного поселения неким правилам поведения, как нашедшим свое отражение в Своде законов, так и передаваемых изустно от человека к человеку. Модные в последнее время разговоры о свободе должны заканчиваться одинаково: свобода индивидуума заканчивается там, где начинается свобода общества. Если это не так, то должно быть исправлено.
– Да я слышал об этом.
– Говорил ли вам что-то похожее человек по имени Клим?
– Не помню. Почему вы спрашиваете?
– Это моя работа. Вы встретились несколько раз, вели продолжительные разговоры, моя задача удостовериться, что ваши встречи не приведут к крамоле.
– А что такое крамола? – поинтересовался Зимин. – Я вовсе не из праздного любопытства спрашиваю, а для того, чтобы правильнее ответить на вопрос. Вдруг пойму по-своему и случайно совершу крамольное.
– Так принято называть любые действия, ведущие к нарушению сложившихся в Усадьбе устоев общественной жизни.
– Какие действия? Интеллектуальные, экономические или моральные?
– Все перечисленные.
– Понятно.
– В любом случае, вы обязаны содействовать усилиям по искоренению крамолы, – Егорин строго посмотрел на Зимина. Он не шутил.
– Я? Нельзя ли конкретнее?
– Не сочтите меня чересчур настойчивым, но я бы хотел, чтобы вы стали моим помощником.
– Простите, не понимаю.
На губах Егорина появилась приятная улыбка. Можно было подумать, что он собирается осчастливить Зимина, но это было, конечно, не так.
– Вы должны согласиться с тем, что создание Усадьбы оказалось чрезвычайно важным и успешным общественным проектом. Разделение общества на две непересекающиеся части: элиту и трущобников было предсказуемо, но то, как изящно это было проделано, стало, без сомнения, высшим достижением социальной архитектуры.
– Готов с вами согласиться.
– Не хочется, чтобы однажды это прекрасное здание рухнуло из-за преступного самомнения одних персонажей и попустительства других.
– Опять двадцать пять за рыбу деньги! Неужели вы хотите контролировать общественные процессы?
– Не контролировать, это запрещено по закону. Всего лишь ограничивать порочные замыслы. Наша команда собирается препятствовать нарушению норм поведения. Правила, одинаковые для всех, давно уже опубликованы. Дальше просто: нарушающие их, объявляются опасными элементами. Отмечу, что для успешной работы нам не понадобятся особые следственные органы, всю работу по выявлению и наказанию правонарушителей выполнят законопослушные граждане.
– И вы хотите, чтобы я стал вашим информатором? – удивился Зимин.
– Это было бы неплохо! Скажем, я бы с удовольствием выслушал ваш доклад о деятельности нашего общего знакомого Клима. Его группа реконструкторов кажется мне подозрительной. Но мои планы относительно вас не так примитивны. Вы слишком влиятельный человек, ваше предназначение – оценка моральной составляющей правонарушения.
– Вот как.
– Среди обитателей Усадьбы давно созрело понимание необходимости применения жестких мер к отступникам принятой и утвержденной культурной парадигмы. Мы не должны защищаться, это ошибочная тактика, нам следует атаковать. Если мы будем стоять в стороне и благодушно взирать на происходящие процессы, не исключено, что будущее Усадьбы будет совсем не так радужно, как нам пытаются внушить хваленые идеологи.
– Вот как. А мне показалось, что обитатели Усадьбы вполне счастливы.
– Так и было, пока они считали себя избранными, пока думали, что принадлежат к элите общества. Однако довольно скоро стало понятно, что они – такие же люди, как и все остальные, со своими страстями и желаниями. Инстинкты оказались сильнее самомнения. В свое время один замечательный психофизик отметил, что поведение человека определяют всего три побудительных стимула: жадность, секс и желание доминировать. Вот так оно в Усадьбе и оказалось. Новые инстинкты не возникли.
– Я бы еще добавил любопытство, – подсказал Зимин.
– Расслоение общества, которое было столь прекрасной оздоровляющей идеей в объединенном мире, оказалось привлекательным и для обитателей Усадьбы. У каждого обнаруживаются свои интересы. Люди разбегаются. Надо помочь им почувствовать свою общность. Даже если для этого придется применить силу.
– А я-то здесь причем?
– Мы живем в странное время, когда для поддержания статус-кво недостаточно беспрекословного подчинения законам и командам руководителей. Полем битвы сейчас стали обычные людские чувства. Пора бы понять, что наведение порядка в эмоциональной сфере – это главная задача текущего момента. Мы обязаны организовать свою службу безопасности нравов, наделив ее представителей соответствующими правами. Мне известно, что вы любите поговорить о морали и совести. Хотел бы предложить вам стать дружинником.
