Текст книги "Наивный наблюдатель"

Автор книги: Владимир Моисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Он встал. Гости дружно посмотрели на него. С плохо скрываемым любопытством.

– Почему у нас так тихо, – сказал Зимин. – Давайте приступим, водка нагревается.

Собравшиеся немедленно оттаяли, радостно загалдели и принялись наполнять свои тарелки вкусной пищей. Алена даже из стандартных общедоступных продуктов умела сотворить настоящие кулинарные шедевры. Егорч взялся разливать спиртное с присущей ему сноровкой. На Зимина больше не обращали внимания.

Алена загадочно улыбалась, благостно скрестив руки на животе.

– У меня родился замечательный тост с философским подтекстом, – сказал Сладов, поднимая рюмку. – Мы, собравшиеся сегодня за этим роскошным столом, самые счастливые люди в истории человечества. У нас есть все, включая богатство, здоровье и практическое бессмертие. Мы занимаемся любимыми делами не для того, чтобы заработать своим трудом на пропитание. Вовсе нет, мы получаем удовольствие, тешим свое самолюбие и боремся со скукой доступными нам способами. Да, каждый из нас выбрал занятие по вкусу. Мы занимаемся тем, чем хотим, согласно своему выбору и желанию. Но добились ли мы того, чтобы наши желания в полной мере соответствовали возможностям? Увы, нет. Виной тому пережитки забытого уже прошлого: мораль, нравственность и совесть. То, что принято называть фундаментальными ценностями и общечеловеческими качествами. Мы столкнулись с тем, что предрассудки и придуманные не нами правила встали на пути индивидуального прогресса. Почему бы нам ни отвергнуть их раз и навсегда, низвергнув в прошлое, где им самое место.

– Ты чего-то заговариваешься, – возмутился Зимин.

– Отнюдь. Я конкретен. Моя логика, как всегда, как ей и положено, – безупречна. Наступили веселые времена. Мораль должна быть отвергнута. Глупые предрассудки, а болтовню про совесть я характеризую именно так, жестко противостоят прогрессу. Вот и весь сказ. Выбирайте сами, прогресс или поднадоевшие и устаревшие ограничения. Выбор очевиден. Разврат всегда был привлекателен, но только теперь в нем можно разглядеть что-то пафосное, общезначимое, то устойчивое основание для утверждения самодостаточности гражданского общества, которого нам не хватает. Возвращение к чистой биологии, подчинение рефлексам, обнуление бессмысленных табу, придуманных цивилизацией, возможно, поможет нам снова сделаться просто людьми.

– Красиво, – сказал Егорч. – Можно я использую эту звериную философию в своей пятничной колонке? Вряд ли тебе удастся вставить свои мудрые мысли в рецензию на игру нашего дорогого Генова.

– Уговорил, дарю, – Сладов был доволен. – Мое тщеславие питается из другого источника.

– Спасибо. Ничего, если я обойдусь без ссылки? Мне не трудно, но я не люблю все эти сноски и примечания. Лишняя работа.

– Ради бога! Мне, и в самом деле, будет очень трудно использовать эту замечательную тираду в своих текстах. Неохота, чтобы пропала. Пусть все лавры достанутся тебе, честное слово, не жалко. К тому же это не моя идея, я ее удачно позаимствовал у одного парня, подумал, что когда-нибудь пригодится. И оказался прав.

– Опять будете пытаться возродить свой противный мужской мир? Мы, женщины, будем против.

– Да ладно! Вам обязательно понравится, – сказал Егорч.

– Пока отрицание морали нравится только вам двоим. А вот Зимин загрустил. Он человек тонко чувствующий, не то, что вы, пустомели. Эгоизм ему не свойственен. Он хороший.

Действительно, Зимину не хотелось жить в лишенном нравственности мире. Но он понимал, что от его желания уже ничего не зависит. Тем более в настоящее время он находился в ситуации, в которой ему могла помочь только полная отмена нравственности и принципов социальной справедливости. Зимин неожиданно сообразил: одно то, что ему разрешили убить человека, означает, что все фундаментальные ценности, о которых вспомнил Сладов, уже отвергнуты, и табу решительно обнулены. Говорить о морали было уже поздно. Сам он заметил ее исчезновение только, когда жизнь заставила обратить на это внимание. Интересно, что произошло у Сладова, почему он вдруг заговорил о вредности морали?

– Вашу философию в комикс не вставишь, – сказала Июлева. – Предлагаю сменить тему. Давайте выпьем за Зимина. Познакомилась я с ним только сегодня, но вижу, что он исключительно достойный человек. Воспользуемся случаем и восхитимся этим качеством – достоинством, пока Сладов и его не отменил за ненадобностью.

– Отлично сказано, – воскликнул Генов, поднимая рюмку. – Я о Зимине много хорошего могу рассказать. Бывает так, и человек хороший, а рассказать о нем нечего. Зимин не такой. О нем надо говорить чаще.

– Поддерживаю, – сказал Егорч. – Он незаурядный мыслитель. Иногда и сам не понимает, что говорит. Одно слово – молодец.

– Больше меня о Зимине никто не знает, – заявил Сладов. – Есть в нем что-то от старого времени. Можно написать интересную книжку. А почему бы и нет. Займусь на досуге. Кстати, лично я отменять мораль не собираюсь, в этом нет особой необходимости. Она прекрасно отомрет и сама, по мере поступательного развития прогресса.

Празднование продолжалось. Гости были довольны.

– Время пришло, – сказала Алена решительно. – Уже решил – кого?

– Нет.

– Что же, когда вернешься, я выключу свет. А там уж кому не повезет, мы не виноваты.

Если необходимо совершить какое-нибудь гадкое дело, а отказаться от этого нельзя, следует исполнить его сразу, как можно быстрее, чтобы не трепать попусту нервы, и обязательно добиться цели с первого раза, чтобы его не нужно было переделывать. Каким нужно быть подонком, чтобы на гадкое дело два или три раза подряд решиться. Любой с ума сойдет.

Револьвер лежал в коробке на столе. Зимин достал его, проверил патроны – пять штук, должно хватить – снял с предохранителя. Хотел засунуть в карман, но передумал, зачем, все равно через двадцать секунд доставать.

Всего двадцать секунд. Именно столько у него осталось времени, чтобы выбрать жертву. Слишком многое от него требовалось сделать за это крошечное время. Отбросить мораль. Ну, скажем, с этим он почти справился. Выбрать жертву. Нажать на спусковой крючок. Ужасно было то, что он никого так и не выбрал. Он не хотел смерти своим знакомым. Не каждого виновного на смерть пошлешь, а эти люди перед ним были чисты. Виноват был он, потому что согласился стать убийцей. Ребенок вырастет, а Зимин никогда от своей вины не избавится.

Но что толку толочь воду в ступе.

Зимин сделал первый шаг, дальше пошло легче.

Он открыл дверь. Гости выстроились в ряд у стенки, словно решили поиграть в некую разновидность русской рулеткой. Они были спокойны, некоторые улыбались.

Рука Зимина заметно дрожала. Погас свет. Зимин пять раз выстрелил. Свет зажегся. Оказалось, что он промазал.

– Вот почему я так и думала, – сказала Алена и выстрелила из своего маленького пистолетика в лоб Зимину.

– Какой неожиданный финал, – сказала Июлева.

9. Задание на завтра

Зимин открыл глаза. Попытался сообразить, где он? Догадаться было трудно, мозг отказывался обрабатывать визуальную информацию, картинка была не в фокусе. Пришлось несколько раз моргнуть, помогло. Он очнулся в своем кабинете в Трущобах. Это было хорошо.

– Все нормально? – спросил Нау, склонившись над развалившимся в кресле Зиминым.

– Вроде бы да. Что это было?

– Чудесное погружение в новый прекрасный мир!

– Вовсе нет. Воспоминания у меня остались самые отвратительные, ужасное приключение. Ужасные сердца.

– Не усложняйте. Я использовал тестовый сценарий. Важно было показать вам, какие миры нас интересуют. Со злым солнцем, как вы их однажды назвали. Понимаете, люди должны поддерживать в себе определенную степень тревоги, в противном случае они потеряют способность действовать. Надо бы еще кошмаров добавить, но у меня не хватает воображения.

– Как я очутился в этом мире? Почему ограничитель не пресек ваши действия?

– Не помните? Вы доверились мне.

– Я совершил ошибку.

– По-моему все получилось очень хорошо.

– Вы заставили меня страдать, и все это безобразие закончилось тем, что жена всадила мне пулю в лоб. И вы считаете, что это хорошо?

– Определенная порция страданий никому еще не мешала, – Нау был серьезен.

– А пуля в лоб?

– Вы должны были сделать выбор. Оставшись один на один со своими проблемами, без помощи, без надежды. Какая красивая заготовка! Вас переполняли настоящие эмоции. Чего еще желать программистам. Однако ваш выбор оказался принципиально неверным, отсюда и все ваши переживания. В следующий раз будете выбирать благоразумнее.

– Выбор! Да какой тут может быть выбор!

– В конкретном случае следовало пристрелить своего дружбана Сладова. В сюжете были подсказки. Надо быть внимательнее.

– Но это до омерзения аморально!

– Привыкайте. Впредь вам больше не понадобятся такие понятия, как «справедливость», «совесть», «мораль», «нравственность». В будущем, которое мы с вами строим, они лишние.

– Спасибо, конечно, за высокое доверие, но давайте как-нибудь без меня. Я вам это в третий раз говорю.

– Но почему?

– Нет желания участвовать в создании лишенного совести мира. Как мне кажется, будущее – это мир, где аморальность будет презираться.

– Забавный теоретический спор, который разрешить можно только на практике. Отправляйтесь к Горскому, он у нас тоже любитель доброго солнышка. Работайте с ним. Посмотрим, кто из нас окажется прав.

Нау помахал рукой и отправился к двери.

– Это все? – удивился Зимин.

– Что еще? А, вспомнил. Прощайте, Зимин! Всего вам хорошего. Простимся по-старинному, если вы к такому обращению привыкли.

Со времени позорного бегства Зимина Институт не изменился. Да и впечатление главное здание производило столь же мрачное, как и в прежние годы. Когда же в груди у Зимина привычно тоскливо заныло, и в душе его снова неизвестно откуда возникло вязкое ощущение вселенской грусти, он окончательно понял, что вернулся. Разница была только в том, что на этот раз он хотел остаться. Теперь он знал, что ему следует делать.

Чем ближе он подходил к проходной, тем увереннее себя чувствовал. У входа стоял человек в черном пальто. Что-то в его фигуре показалось Зимину знакомым. Вдруг он понял, что это Горский. Меньше всего Зимин ожидал увидеть его, прогуливающимся без дела возле главного здания. И все-таки это был он.

– Привет, – сказал Зимин. – Вообще-то я к тебе.

– Знаю, – ответил Горский.

– Ты ждешь меня?

– Да.

– Ух ты!

Автоматически Зимин проверил, не является ли его друг членом Центра. К его огромному удивлению Горский им и в самом деле был. Удивительны повороты судьбы, о чем не мечтай, какие решения ни принимай, результат будет один.

– Я смотрю, у тебя все в порядке, – сказал Горский. – Рад за тебя.

– Как и у тебя. Мы опять в одной команде.

– Зачем ты пришел? – спросил Горский.

– Так жизнь сложилась.

– Давай обойдемся без устойчивых словосочетаний. Нам они не помогут понять друг друга. Раньше ты избегал туманных, пустых, кажущихся глубокомысленными фраз. Много же тебе пришлось пережить за это время.

– Не всегда было интересно.

– Тебя все-таки назначили писателем?

– Ты знаешь, да. Только это теперь неважно. Я больше не нуждаюсь в разрешении. Оказалось, что писатели – это одинокие волки. Нельзя назначить писателем, нельзя стать писателем. Писателем рождаются. А дальше уж как получится.

– Я смотрю, ты поумнел?

– Пришла твоя очередь говорить туманные и пустые фразы. Я многое узнал, а еще больше прочувствовал. Ты разве не знал, что писатели должны не только знать, но и чувствовать? В этом их отличие от ученых. Но занимаются они одним делом – познают мир.

– Но ты так и не ответил, зачем ты вернулся?

– Меня послал Нау.

– Нау? Вот так фокус!

– Да.

– Ты говоришь о Наукоподобнове?

– Именно. А что тебя так удивило?

– Ты, я смотрю, времени даром не терял. Это надо же! Нау его послал! Во-первых, ты его сумел отыскать, а это, дружище, не каждому дано. Во-вторых, ты называешь его Нау, такое позволяют себе считанные единицы. На моей памяти такое себе позволяют пять человек. Ты – шестой.

– Вообще-то, это не я его нашел, а он меня.

– Так это вообще фантастика! Заинтересовать самого Наукоподобного – это круто. Подели тех, кому разрешено называть его Нау, на два.

– А сам-то ты, как его называешь?

– Нау, потому что мы делаем с ним одну работу, хотя и по-разному. Так что мне можно. Но чаще я употребляю его кличку – «ЧП».

– Чрезвычайное происшествие?

– Нет, – улыбнулся Горский. – Черный программист. Но чрезвычайное происшествие тоже отлично подходит. Нау умеет быть гадким.

– А что такое?

– Он считает, что люди должны страдать, а его задача помочь им в этом. Он занимается программированием несчастий и катастроф, черным программированием.

– Да, он мне говорил что-то такое. В одном из черных миров я уже побывал.

– Теперь понятно, зачем ты здесь. Хочешь вернуться в Институт?

– Наверное.

– Почему?

– Так сложилась судьба.

– Опять пустая, туманная фраза, – сказал Горский.

– Согласен. Постараюсь объяснить конкретнее. Я хочу заниматься конструированием псевдомиров. Эта работа мне нравится. К тому же, если откажусь, найдутся другие люди. Среди них будут черные программисты. Таких, как Нау, много. Мы с тобой должны попытаться уравновесить поток чернухи. По крайней мере, должны попробовать.

– Не сомневался, что ты вернешься, не думал, что так быстро. Ты принят.

Зимин обрадовался, что его возвращение обошлось без лишних приключений и тягостных оформлений. За время его отсутствия в Институте все-таки многое изменилось. Можно было считать это основой для оптимизма.

– Как поживает майор Кротов?

– С ним все в порядке, коротает свои дни в санатории для людей, записавших сознание на внешний носитель. Там весело, они не скучают. Большинство из них считает, что они и есть компьютерные копии. Остальные к этой мысли привыкают. Программировать мозги живых людей оказалось проще и интереснее. Мы достигли огромного успеха в управлении ложной памятью. А с твоей помощью продвинемся еще дальше. В наших силах сделать людей счастливыми, всех и сразу.

– А что нового с Кротовым-2?

– Ты будешь смеяться, но его до сих пор так и не разблокировали. Адвокаты заняты круглосуточно. Эти люди обеспечены работой на долгие годы.

– И лаборатория занялась другим проектом.

– Ага, я уже говорил, что с живыми людьми работать интереснее. Наши программы можно использовать, как для фрагментов, записанных на внешние носители, так и для обычных пациентов. Особой разницы в методике нет. Ты лучше других это знаешь. Испробовал, так сказать, на личном опыте. Нау уже отправлял тебя в виртуальное путешествие. Что там с тобой плохого приключилось, если не секрет?

Зимин подробно рассказал о мире золотого миллиарда и проблемах при попытке завести ребенка.

– Типичный сюжет Нау, – ухмыльнулся Горский.

– А мне было не до смеха. Особенно, когда будущая мать направила мне пистолетик в лоб и нажала курок. Кстати, почему я еще жив?

– Наверняка использовалась тестовая программа. Нау на тебя рассчитывает. Иначе мы бы не встретились с тобой. В придуманных мирах умирают по-настоящему.

– Почему Нау согласился на мой переход к тебе?

– Ему все равно на кого ты будешь работать. Главное, чтобы интеллектуальный продукт поставлял.

– Получается, что о бессмертии теперь можно забыть? Нашлось более прибыльное занятие? – съязвил Зимин.

– Почему? Если пациент за время своего физического существования «проживет» тысячу различных жизней, это ли не настоящее бессмертие?

– Сомневаюсь.

– Наше мнение больше не имеет значения, все уже произошло, мы не можем изменить то, что уже случилось. Наше дело – попытаться защитить людей от черных программистов. У нас есть шанс помочь людям. Надеюсь, ты согласен?

– Я за этим вернулся.

– Так в чем дело? Почему грустишь?

– Не знаю, справлюсь ли?

– Тебе понравится. Мы еще с тобой на Луну слетаем!

– Здорово! Разве на Луну сейчас летают?

– Конечно. Только не все об этом знают. Хочешь на Луну?

– Очень! Но сначала я бы хотел еще раз попасть в мир золотого миллиарда.

– Разве тебе кто-нибудь мешает? – спросил Горский и улыбнулся.