Текст книги "Край непрощенных (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

  – Города в реальном мире строятся, исходя из определенных принципов, случайностей, с оглядкой на рационализм, плотность населения и прочую хрень, которая вытекает из нужд людей. А здесь города строятся как антураж и источник оружия и еды, причем не людьми для себя, а Тенями для нас. Теням без разницы, что и где строить. Им скажут построить три Москвы рядышком – они построят. Здешний город – не место обитания человека, а арена для его наказания. А что некоторые тут живут... Человек такая тварь, живучая и настырная. Где хочешь поселится. Высотники вон в здоровенном доме типа сталинской высотки поселились. Чем тебе не крепость? У подножия и на первом этаже мертвецов буквально тысячи – чтобы штурмовать, дивизию привести надо.

  Самой большой проблемой стала Анюта: ее постоянные вопросы о том, что случилось, куда они идут и что дальше будет, довольно быстро надоели всем, даже Игнату.

  – Мы идем в место, где тепло и безопасно, там тебя будут кормить и охранять, и работы будет мало, в основном, стирка и уборка. Но если ты сейчас же не заткнешься, я сломаю тебе ногу и брошу тут на съедение мертвецам, которые за нами следом шаркают. Усекла? Рот закрой и шевели булками молча!

  Чуть позже им улыбнулась удача: ближе к центру навстречу попались двое из Лиги, один – дебелый бородатый парень в бронежилете и крылатом шлеме, второй – колоритный тип, одетый под ковбоя и зачем-то в маске.

  – Как славно, что мы вас встретили, – сказал Святой после приветствий. – Значит так, берите наших спутниц и дуйте прямиком в болотный лагерь, передадите их на попечение Пастырю. Вот эта – варварка, но смирная, ее пусть посадят к другим. А потом всех там подымайте: на той стороне острова людоеды.

  – Псякрев, – сплюнул 'ковбой'.

  – Что?! – вытаращила глаза Анюта, услыхавшая о напасти только сейчас.

  – Рот закрой! Значит так, Ингвар, если она и вас достанет болтовней – можете ее убить. В лагере воеводу пинками заставьте шевелиться и пусть все выдвигаются на центр, дорогу им покажете. Бить орду оттуда будем. Вопросы?

  – Псякрев, – еще раз ругнулся поляк в маске и сделал знак женщинам: – шевелитесь, паненки.

  Кирсан на протяжении разговора молчал. Немку посадят за решетку точно так же, как его самого садили, приятного мало, но вариантов тоже нет. Будет сидеть в тепле, покуда организм не откажет из-за неправильного питания, дерьмовая перспектива, но если верить Святому, все остальные только хуже. На прощание он помахал ей вслед рукой, и та помахала в ответ.

  Затем ковбой и Ингвар увели женщин туда, куда изначально собирался Игнат, а сам он резко изменил маршрут:

  – Кучу времени сберегли. Двигаем прямиком к центральному лагерю.

  – Кто такой Пастырь? – полюбопытствовал Кирсан.

  – Священник, типа. Мошенник, плут, братоубийца, жулик и так далее. В бога уверовал только после смерти. Надо отдать ему должное, свой талант обманывать использует превосходно, способен кого угодно утешить и убедить, что все не так уж и плохо и господь когда-нибудь обязательно простит и выпустит... Только на Максе обломался.

  – Железный Макс – дурак, – мрачно бросил немец, – и его обманули. Но не идиот – второй раз не обманут.

  Троица, шагая бодро и временами используя себе на пользу заборы и другие препятствия, прилично обогнала преследующую их толпу мертвецов. Вскоре вдалеке замаячили выступающие над туманом звезды кремля.

  – Нам туда, – указал Святой, – минуем кремль, дойдем до окраины – и там останется пройти километр по болоту, не больше. Это самый большой населенный пункт, центральный. Четыре тысячи населения. Больше – только в дальнем лагере варваров.

  – Почему вы их варварами зовете?

  – А почему римляне германцев варварами звали? Потому что не понимали их, им казалось, что германцы говорят 'вар-вар-вар'. Вот и мы их зовем так – ибо не понимаем.

  Однако путешествие оказалось весьма богатым на встречи. Немец заметил в стороне, в скверике, полном мертвых, черных деревьев, какое-то движение и указал Игнату. Тот достал из рюкзака револьвер с оптическим прицелом и присмотрелся.

  – Ха! – радостно возвестил он, – моя полоса везения продолжается. Это шахид. Ох и поразвлечемся же мы сейчас.

  – Откуда ты знаешь, что он шахид?

  – У него в штанах словно палка молочной колбасы засунута. Не он первый, кто додумался перед самоподрывом себе член проволокой в пять слоев обмотать.

  – Нафига?! – опешил разведчик.

  Святой хохотнул:

  – Ну а как же иначе? Шахиды – они ж собираются в рай через самоубийство попасть. А там гурии, семьсот семьдесят семь штук, обещанных им за самопожертвование в борьбе против неверных. Вот они и обматывают себе свои приборы проволокой, чтобы взрывом не оторвало и было чем с гуриями развлекаться. Знаю, что ты сейчас думаешь. Идиотизм, да? Неисповедимы пути слепого фанатика.

  – Что ты собираешься делать? – подозрительно спросил Кирсан, – давай просто грохнем его во избежание проблем.

  – Кому проблемы – а кому развлечение.

  – Я не собираюсь терпеть ни присутствие террориста-самоубийцы, ни твоих гнусных издевательств, даже над этим несчастным ублюдком.

  Игнат ухмыльнулся:

  – Спорим, что будешь? Мы сейчас пойдем туда, и ты во всем будешь мне подыгрывать.

  – Черта с два.

  – Я знаю способ связаться с человеком в мире живых.

  Кирсан несколько раз повторил эту фразу про себя, не в силах поверить в сказанное.

  – Врешь! – воскликнул он наконец.

  Святой покачал головой:

  – Нет. Способ действительно есть, и я им пользовался. Ты не будешь мешать мне развлекаться. И тогда я открою тебе секрет.

  Разведчик перевел взгляд на Макса:

  – Это правда?!

  – Правда, – подтвердил Вогель, – хотя способ сложный в исполнении, но он есть.

  – И... ты тоже им пользовался?

  Макс покачал головой:

  – Мне уже не с кем связываться. Я умер семьдесят лет назад.

  – Ладно, – сказал Кирсан, – я тебе подыграю... садист паршивый.

  – Тогда вперед.

  Он вышел на аллею, ведущую к тому месту, где затаилась человеческая фигура, и помахал рукой:

  – Аллах Акбар, брат!

  Из-за покосившегося ларька выглянул невысокий человек кавказской наружности, с длинным носом и черной бородой, одетый в пуховик и спортивные штаны. Его лицо выражало облегчение и радость.

  – Аллах Акбар, – воскликнул он, – а ты кто? Вы все кто такие?!

  – Что значит – кто?! Мы правоверные воины Аллаха, пришли тебя встречать. Поздравляю тебя со славной смертью... Ведь твоя смерть была славной, не так ли?

  Шахид растерянно умолк, открыл рот, чтобы что-то сказать, затем закрыл, чуть подумал и, наконец, пробормотал:

  – Я не помню... Послушай, брат, – обратился он к Игнату, верно определив, что он тут главный, – а что это за страшное место? Тут все ужасно, все разрушено, за мной гнались мертвые, потом я встретил тут сначала целую толпу гяуров в древних доспехах, как у викингов, с мечами и копьями, а потом людей в немецкой форме с огнеметами.

  – Ш-ш-ш-айзе , – почти беззвучно, как, что услыхал его только Кирсан, процедил, заикаясь, Макс.

  – У меня плохие новости, брат, – Святой вздохнул настолько реалистично, что любой, не знавший его намерений, принял бы игру за чистую монету, – ты умер глупо, как последнее ничтожество... Ведь это же пояс шахида у тебя под одеждой?

  Тот поспешно расстегнул пуховик и в ужасе уставился на надетый пояс с взрывчаткой и гранатой.

  – О, Аллах, что же это?..

  – Я скажу тебе, что это значит, – жестко сказал Игнат, – ты попал на тот свет вместе со своим поясом, потому что не успел взорвать его – и, значит, не заслуживаешь рая! Жалкий неудачник!

  – Но... Но... – шахид в отчаянии упал на колени, глядя на Игната так, словно тот был самим Аллахом, и Кирсан с удивлением увидел в глазах смертника слезы: – за что?! Я же ревностный правоверный! Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его! Я совершал намаз пять раз в день, я постился в Рамадан, исправно платил закят, я ходил в Мекку!! За что? За что меня сюда?!

  – Видишь ли, брат, – картинно вздохнул Святой, – вера без действия – бесполезна. Я в своей жизни убил одиннадцать неверных – а что сделал ты? Ты даже взорвать свой пояс не смог.

  Шахид попытался что-то возразить, но Игнат внезапно выставил вперед руку с поднятым указательным пальцем.

  – Тишина!! – рявкнул он и принялся вглядываться в затянутое тучами небо.

  – А, я все понял, – сказал он чуть погодя, – Аллах открыл мне свой замысел. Ты потерпел неудачу, но за твою праведность Аллах дает тебе еще один шанс. Это место – геенна, а те гяуры, что ты видел, находятся тут для мук. Ты должен помочь мне карать их – и тогда тебя будет открыта дорога в рай. Если нет – останешься здесь навсегда.

  – Я сделаю все, что надо! – радостно, с безумными от счастья глазами закивал фанатик.

  – Отлично. Где те викинги и гяуры с огнеметами?

  – Викингов я видел в лесу за городом, а те – вон там, за углом есть павильон автобусной остановки, они сидят там, словно ждут кого-то.

  – Значит так, брат. Ты должен подкрасться к ним на расстояние, с которого добросишь свой пояс, выдернуть чеку и метнуть. Взрываться вместе с поясом тебе ни к чему, да и не добежишь. Понял?

  – Понял! – с готовностью заверил несчастный и принялся снимать взрывное устройство.

  – У них еще и автоматы могут быть, – негромко сказал Макс.

  – Неважно. Главное, брат, добросить пояс. Даже если тебя при этом убьют – ты сразу же попадешь в рай. Идем.

  Кирсан мрачно смотрел в затылок Святому. И за что ему кличку такую дали? Дьявол во плоти, жестокий садист-изувер, вот он кто. Краем глаза разведчик видел гамму чувств на лице немца: он тоже не в восторге от развлечения Игната. Понимает, должно быть, что когда-то и сам был таким же обманутым фанатиком и поневоле сочувствует шахиду, ставя себя на его место.

  Они прошли вслед за кавказцем до поворота и остановились за углом.

  – Они на той стороне улицы, – сообщил тот.

  – Ну, значит, вперед, во славу Аллаха карай неверных. А мы посмотрим, как ты выполнишь его волю.

  Шахид взялся рукой за чеку гранаты, несколько раз сделал вдох-выдох, повернул за угол и со всех ног побежал к на другую сторону. Пронзительное 'Аллах Акбар!' всколыхнуло мертвую тишину адского города.

  В ответ раздались крики на непонятном немецком, злобно застучал автомат, а затем гулко рванула взрывчатка, следом раздался еще более мощный взрыв и все стихло.

  Кирсан выглянул за угол и убедился, что никого из огнеметчиков не осталось в живых. Павильон остановки, где они отдыхали, весь объят пламенем, по тротуару текут огненные ручейки огнеметной смеси.

  Шахид лежал там, где его настигла автоматная очередь, с развороченным животом. Игнат подошел к нему, перевернул на спину и заглянул в глаза.

  – Отлично справился. Молодец.

  – Вы... отнесете меня в... рай? – чуть слышно прошелестел умирающий.

  – Ну, тут есть одна проблемка, брат мой. На самом деле, ты попал в ад с поясом не потому, что не смог взорвать его, а потому, что смог. Я не знаю, кто тебя сюда отправил, Аллах или кто-то другой – но он очень недоволен тем, что ты убил невинных людей. А я – я не воин Аллаха, я даже не мусульманин. Я такой же грешник, как и ты.

  – Нет... Нет... Неправда... Это не может быть правдой... – забулькал кровью шахид.

  – Увы. Я обманул тебя точно так же, как перед тем обманули ублюдки, пославшие на самоубийственный теракт. Не будет тебе рая и гурий. Ты вновь воскреснешь здесь же, и будешь в муках умирать и воскресать вечно. До конца света ты будешь в аду. А... ты меня уже не слушаешь. Жаль. Надеюсь, мы еще встретимся.

  Он поднялся и повернулся, чтобы уйти прочь.

  – Это было гнусно, – равнодушно заметил Макс.

  – Осуждение вместо 'спасибо' за то, что я избавил тебя от твоих дорогих друзей с фламмэнверферами ?

  – Спасибо. Но это все равно было гнусно.

  Кирсан дождался, пока они оба умолкнут, и напомнил:

  – Так что там насчет способа связаться с...

  Святой ухмыльнулся:

  – Ах да, способ. Он сам по себе до невозможности банальный. Отсюда можно позвонить в мир живых.

  -Чего?! – опешил Ладынцев.

  – Я разве по-китайски сказал? Я, конечно, понимаю, что звучит странно, но суть именно такая. Набираешь номер и звонишь. Точно так же, как люди звонят жене с работы, ты можешь позвонить отсюда. Да-да, просто взял трубу, набрал номер и позвонил, круто, да? Есть только одна трудность: нужен работающий телефон.

  Кирсан недоверчиво взирал на ухмыляющегося Святого.

  – Окей. И где же взять работающий телефон?

  – А вот это как раз большая проблема. Медленно соображаешь, как для разведчика. Если бы достать телефон было просто, мир живых разрывался бы от звонков с того света.

  Кулаки Кирсана непроизвольно сжались.

  – Ты...

  – Что – я? Ну что я? Я обещал сказать способ, я сдержал слово. Но не говорил, что способ будет легко осуществимым, и ты должен был бы понять это самостоятельно... штирлиц, блин.

  Город проклятых

  Сразу за кремлем, обветшалым и полуразрушенным, раскинулась неестественно обширная автостоянка с останками машин, и у маленького отряда ушло добрых десять минут, чтобы пересечь ее. Среди ржавых груд металла бесцельно бродили зомби, потому Кирсану и Максу пришлось пустить в ход холодное оружие, чтобы прорубить себе проход.

  – Фига себе, стоянок километровой длины я еще не видел, – заметил разведчик, шлепая по болоту.

  – Это, вообще говоря, была ширина. В длину она километров шесть будет.

  – Ну и где же на свете есть стоянка таких размеров?!

  – Тени, если ты не заметил, не делают строгих копий. Кремль, мимо которого мы прошли – он без мавзолея был, к примеру. Я же тебе говорил – теням без разницы, что и где возводить, хоть три Москвы вокруг Нью-Йорка.

  – Не обратил внимания, – признался Кирсан, – я больше на него смотрел как на фортификацию, а не с архитектурной точки зрения. Там можно было бы поселиться. Стены, башни, все дела.

  Святой хмыкнул:

  – Там и поселились.

  – Кто?

  – Да без понятия. Но у стен толкутся зомби – стало быть, внутри обосновалась небольшая группа, тут немало таких, что коротают вечность вдали от других. Но если поселок устроить – то тут кремль не подходит. Зомби обступят таким количеством, что выбраться будет сложно. Как раз потому все большие поселки всегда за пределами городов, там, где мертвецам ходу нет. Исключение – высотники. Они ребята рисковые, чтобы покинуть свой дом, перебираются по тросам на соседнее здание через улицу, потому что покинуть дом как положено невозможно в принципе. Слишком много зомби.

  Кирсан оглянулся на тонущий в тумане город, затем спросил:

  – А почему Тени и мертвые не могут выйти за город?

  – Теням запрещено, я так думаю. А зомби... они просто не могут. Для них не существует ничего за пределами города, в котором они находятся.

  – Почему?

  Святой приладил теперь уже ненужную дубинку за спину и почесал освободившейся рукой затылок:

  – Сложно будет объяснить. Ты разбираешься в программировании?

  – М-м-м... нет.

  – Тогда трудно будет. Ладно. Представь себе, что зомби – это компьютер. Робот. Причем очень примитивный робот, который способен ориентироваться в пространстве только по 'путевым точкам', маркерам, которые везде расставлены, по ним робот определяет, где он может пройти, а где – нет. То есть, если на стену поставить маркер 'дорога' – он разобьется об нее, пытаясь пройти, а дорога, промаркированная как 'стена' – для него непроходима.

  – Робот слепой, что ли?

  – Просто примитивный. Первые роботы, обладающие видеосенсорами, не умели отличать тень от ямы, к примеру. Так вот. Зомби и есть робот, он способен передвигаться только по размеченному пространству и находить только помеченные мишени. Самостоятельно обнаружить непомеченного человека он может только с нескольких шагов. Именно потому за пределами города мертвец не может ни ходить, ни нападать. Если вытолкнуть его за черту – все. Он останавливается. Не может никуда идти, потому что нет маркеров. По этой же причине зомби не может забраться на возвышения: его карта путевых точек двухмерная, и если ты на втором этаже, а мертвец под тобой на первом – он начинает глючить, потому что по карте он рядом с целью, а на самом деле ее нет. Все, сбой программы.

  Кирсан обдумал услышанное и заметил:

  – Звучит логично. Но почему ты решил, что зомби – роботы? Как по мне, они состоят из гниющей плоти, без металла и микросхем.

  – Робот – не значит железный. Зомби в данном случае – простой механизм, предназначенный для выполнения определенных задач. При этом не играет роли, состоит ли он из металла или гниющей плоти, приводится в действие электроэнергией или божественной силой.

  – Выходит, кто-то ими управляет? И переносит из города в город?

  Святой кивнул:

  – Естественно. Этот мир не является самодостаточным, совершенно очевидно, что многие процессы в нем происходят не по законам природы, а путем вмешательства высшей вилы. Мир живых относительно совершенен, все идет своим чередом. Здесь же невозможно объяснить, к примеру, почему при смерти ты возрождаешься прежним собой. Тело человека зарождается из единственной оплодотворенной яйцеклетки и растет за счет питательных веществ. Тут же ты появляешься из ничего. А ничто не может появиться из ничего, закон физики. Чтобы создать твое материальное тело, нужно потратить энергию. Чтобы засунуть в новое тело твою душу, освободившуюся из предыдущего, надо приложить некоторое усилие. Ад – не самодостаточная система, она управляется извне. И система эта несовершенна, она глючит, выражаясь на сленге программистов.

  – И как ты пришел к такому выводу?

  Игнат фыркнул:

  – Я, вообще-то, человек из двадцать первого века, причем из числа умнейших людей. Вон Ингвару – все просто. Наблюдатель – божество, подручный Одина или как-то атк, Тени – тролли, зомби – драугры. Разъяснить ему то, что я только что рассказал тебе, вряд ли возможно, да и не нужно: его и так все устраивает. Но я-то способен наблюдать, анализировать, сравнивать и делать выводы?!

  – Почему создатель системы так плохо запрограммировал мертвецов? Как по мне, силе, способной создать целый мир, а может, и не один, несложно научить их смотреть вверх.

  – Вопрос не в сложности – а в мощностях. Ты в игры компьютерные играл?

  – Бывало иногда.

  – Так вот. Если ты запустишь какую-нибудь стратегию на слабеньком компьютере, то поначалу, пока у тебя мало солдат и танков, все хорошо. Когда ты собираешь большую армию – компьютер начинает тормозить, потому что не успевает обрабатывать искусственный интеллект каждого солдатика, понимаешь?

  – Мне кажется, проводить параллели между принципами работы целого мира, созданного кем-то с божественными возможностями, и компьютерами, созданными человеком, несколько... Самонадеянно. Это же совершенно разные вещи.

  – Разве? – приподнял бровь Святой.

  – Компьютер работает согласно законам физики. А тут мы видим полным-полно того, чего быть не может. Возрождения, появление городов из ничего, избирательная коррозия, да мертвяки, наконец!

  – Угу. Ты только учти одну простую вещь. Получить пять из дважды двух не сможет даже бог. Может ли он создать камень, настолько тяжелый, что сам не сможет его поднять? Если не может создать – значит, не всемогущий. Если может создать – значит, не поднимет, следовательно – не всемогущий.

  – По-моему, ты слишком узко трактуешь понятие 'всемогущести'.

  -Я ничего не трактую. Я пытаюсь донести до тебя мысль, что даже бог не способен преодолеть некоторые ограничения. Он не сумел построить такой ад, где все функционирует без вмешательства извне. Когда я говорил о компьютере и мощности, я говорил это не просто так.

  Игнат остановился, поправил на плече свой дробовик – не тот же самый, который был на нем во время первой встречи, но похожий – и продолжил лекцию.

  – Видишь ли, Кир, наш 'остров' – хотя я предпочитаю термин 'кластер' – обслуживается некой силой, которую я называю 'божественным двигателем'. И заметь – я это не думаю. Я точно знаю.

  Кирсан хмыкнул:

  – Заинтриговал. Откуда такая уверенность?

  Святой ухмыльнулся, не скрывая самодовольства:

  – Мне известна условная мощность этого двигателя. Восемьдесят тысяч зомби. Тебе интересно, как я это подсчитал... Ничего сложного. Когда у умного человека в распоряжении десятки лет скуки – подсчеты становятся вопросом техники. Я веду опросы людей – за кем сколько зомбаков гоняется – и вывожу среднее арифметическое. Среднее количество мертвецов на одного жителя нашего острова – примерно четыре. Примерное число 'наших' – около десяти тысяч, варваров примерно столько же. Восемьдесят тысяч зомби. Так вот. Количество населения иногда колеблется – от восемнадцати до двадцати трех тысяч человек. И я вывел четкую закономерность: когда примерное число жителей меньше двадцати тысяч, то среднее число зомби на душу немного увеличивается. А когда жителей становится больше – уменьшается. Число зомби практически неизменно – около восьмидесяти тысяч. Безусловно, божественный двигатель делает и другие вещи, но количество энергии, которую он тратит на поддержание зомби, достаточно для функционирования только этого числа.

  – Тогда тебе осталось объяснить колебания численности людей и среднего числа мертвецов на душу населения.

  – Элементарно. Ты не приписан сюда на веки веков. Одни и те же люди могут появляться и исчезать. Сегодня ты попал сюда. После смерти не исключено, что возродишься совсем в другом месте.

  Идущий позади Макс подсказал:

  – Помнишь, я рассказывал тебе про встречу с фюрером? Я встретил его лишь однажды. Много лет назад.

  – Вот-вот, – кивнул Святой, – люди перераспределяются между кластерами равномерно, так, чтобы количество мертвецов оставалось на уровне восьмидесяти тысяч. Вот именно сейчас у нас наблюдается некий спад – около девятнадцати тысяч населения. И тут оппа! К нам попадает некий разведчик, за которым ходит полсотни трупов. Это не совпадение. Другой пример – ты встречаешь типа, который умер в тысяча восемьсот двенадцатом году. Его тут никто не встречал, никто не знает. Он тут впервые. Но должен же он был быть где-то все это время? На других кластерах.

  Кирсан вздохнул:

  – Я только не понимаю, для чего все это считать. Что оно тебе даст?

  В этот момент впереди из тумана показалось пространство без деревьев, за ним – полуразрушенные деревенские дома.

  – Натура такая. Все хочу понимать. А при случае, может быть, найти уязвимость системы. Хакер бы меня понял... Кстати, вот мы и на месте.

  ***

  Поселок представлял собой примерно половину крупного села, отгороженного стенами и частоколом вместе с колхозными строениями от другой половины, пришедшей в упадок. Местные жители разобрали большое количество домов, хлевов и сараев и из этих стройматериалов сложили достаточно приличную, с оборонительной точки зрения, стену: полтора человеческих роста, острая арматура наверху, сторожевые башенки – ни дать ни взять маленькая крепость. Тут и там на стенах – крупнокалиберные пулеметы, в одном месте частью стены стал танк Т-34, в другом умельцы приспособили в качестве огневой точки шаровую спаренную пулеметную установку, снятую, видимо, с какого-то самолета.

  Святой помахал охране, как только их окликнули, и двинулся прямо к воротам. Впустили их без лишних слов и вопросов, кого он с собой приволок. Стало быть, насчет своего авторитета Игнат не впустую трепался.

  За воротами у караулки их встретил офицер, которого уже предупредили о визите.

  – Есть новости, Святой?

  – Есть, и охренительно дерьмовые. Готовьтесь к войне – людоеды пожаловали.

  – Вот же мать их за ногу налево... и много?

  – Вагон и малая тележка, – бросил Макс, – я видел не менее трех-четырех сотен, и это была лишь первая волна. Третий по счету поселок варваров уже пал. Бой там был очень жаркий, когда мы убегали, но короткий.

  Укрепленный поселок произвел на Кирсана очень тягостное, тяжелое впечатление. Люди с остановившимися глазами, приходящие в упадок дома, нет никаких обычных для нормальной человеческой деревни звуков. И туман, стелящийся у ног, окутывающий строения, вышки, ограды. Тишина, только время от времени нарушаемая стонами и плачем. Город проклятых в краю обреченных.

  Когда Кирсан проходил мимо ветхого, облупленного дома, внутри которого стонали в добрый десяток голосов, из окна донесся резкий треск выстрела. Разведчик рефлекторно схватился за пистолет, но сразу же заметил неестественную реакцию на выстрел окружающих, точнее, отсутствие оной.

  Выстрел для человека, знающего, что такое огнестрельное оружие – это как имя. Нельзя не отреагировать, когда кто-то рядом произносит слово, которым назвали тебя родители, пусть даже обращаются не к тебе – ты все равно реагируешь, поворотом головы или обострением слуха – неважно. И выстрел – то же самое. Короткий резкий звук несет в себе очень важную для живого существа информацию: сигнал опасности. Выстрел значит, что поблизости есть человек с оружием, способным прервать чью-то жизнь в один момент, что, возможно, как раз и произошло. И даже привыкшие к выстрелам люди, которые уже давно перестали вздрагивать от этих резких, громких щелчков, все равно настораживаются. Физиологическая реакция на опасность.

  Разведчик скосил взгляд на Макса. Немец на выстрел отреагировал флегматичным поворотом головы, даже не подумав взяться за оружие.

  – И часто тут внутри стреляют? – поинтересовался Кирсан, словно невзначай.

  – Бывает. Этот дом – лазарет, стрельба тут в порядке вещей. Добили больного или раненого.

  – Жуть... Воистину, край ублюдков и сволочей.

  – Не в этом дело, – медленно произнес Вогель, – пистолет здесь – панацея. Жмешь на спуск, делаешь себе свинцовую инъекцию – и вуаля. Ты здоров, раны и болезни исчезли. Видишь страдающего человека – избавь от мучений. Тут это считается хорошим поступком. Знаю, тебя это потрясает... Привыкнешь. Такое уж тут место странное – смерть на каждом шагу, но в то же время ее нет. Умереть нельзя, потому что смерть ненавсегда – уже не смерть. Так, условность. И способ избежать страданий заодно.

  – Нахрена тогда вообще нужен лазарет?

  – Для тех, кто еще не вкурил, что к чему. Для тебя, например. Для непомнящих. Для легко раненных. Ну и вообще, многие пытаются жить, как раньше. Делать вид, что все нормально, что все хорошо... А мне... Я предпочитаю лечиться пулей. Поначалу все пытаются оттягивать свои смерти... Но как лечиться, если лекарств нет? Скальпель, спирт и тряпки сомнительной чистоты – вот все, чем располагает хирург. Любое ранение оборачивается океаном боли, унять которую нечем. Потому что лекарства тут работают точно так же, как спиртное. Никак. Но ты, конечно же, вправе страдать, скрипеть зубами, валяясь в лазарете, своими стонами нагонять тоску на всех остальных и надеяться, что мучишься не напрасно, что где-то тикает счетчик, увеличивая счет твоим страданиям и уменьшая срок. Глупо...

  Тревожная весть быстро облетела все поселение, прогоняя унылую резиновую тишину, полудрема начала сменяться бряцаньем оружия. У дома, играющего роль штаба, Святой оставил своих компаньонов и вошел внутрь. Кирсана не пустила охрана, а немец и не рвался туда, предпочтя посидеть на скамейке у стены.

  – Почему ты не идешь в штаб?

  – Что я там забыл? Это Святой играет в военачальника, пока еще ему не надоело. А мне, по большому счету, все равно. Война с людоедами не имеет особого значения. Победил ты или проиграл – что от этого меняется?

  – Так, значит, ты не веришь в то, что отсюда есть выход? – спросил разведчик, подсаживаясь рядом.

  Вогель покачал головой:

  – Знаешь, избавление тут сродни загробной жизни в мире живых. И в то, и в то хочется верить, но точно так же, как при жизни мы не имели доказательств жизни после смерти, так и тут не имеем доказательств, что прощение возможно.

  – Значит, остается только верить?

  – Угу, если осталась еще вера. Моя вот давно кончилась. Но некоторые верят, и других к своей вере обращают. Кого тут только нет. И страдальцы, и мотатели, и молельщики...

  – А это еще кто такие?

  – Да болваны. Умный учится на чужих ошибках, дурак – на своих, а идиот не учится совсем. Мотатели сродни страдальцам, но страдальцы уверены, что обречены на некое количество мук, а мотатели полагают, что на некоторый срок, соответственно, первые стремятся умирать в муках, а вторые – просто мотать срок и умирать пореже. Молельщики верят, что прощение необходимо вымаливать... В общем, все как всегда. Есть верящая паства и пастыри, на пастве наживающиеся.

  – Пастыри?

  – Духовные лидеры. Из них уважаю только страдальцев – эти ведут своих верующих личным примером, ну ты все видел и сам. А вот священники молельщиков и мотателей стремятся просто жить-поживать, добывая пропитание руками паствы и покидая безопасные места как можно реже.

  Поселок с каждой минутой, в нем проведенной, производил все более угнетающее впечатление. Люди ходят туда-сюда, кто на пост, кто с поста. У всех погасшие глаза и неподвижные лица. Словно Кирсан попал в толпу живых мертвецов в страшном фильме, но тут все куда страшнее. Когда в ужастике на голубом экране толпа кровожадных инфицированных бросается на героя и пытается сожрать – ну, герою, должно быть, очень страшно, но времени скучать и предаваться унынию нет. Интересно, кому хуже, Кирсану или человеку, во весь дух бегущему к реке и спасительной моторной лодке? Несколько раз просмотрев эту сцену из известного фильма, он часто пытался представить себя на месте героя и понять, насколько страшно его положение.

  И вот теперь Кирсан – в толпе живых мертвецов, и ему страшно. Все эти люди ведут себя смирно, никто не пытается вцепиться зубами в горло – но все равно страшно. Ведь он знает, что тоже мертв, и скоро станет таким же, как и остальные, с неподвижным лицом и безжизненными глазами.

  Неестественность и извращенность ситуации усугубляли мелкие детали. Даже в лагерях беженцев есть дети, которые, поев, что Красный Крест привез и выспавшись в рваных палатках, присланных в качестве гуманитарной помощи, все равно пытаются как-то развлечься, поиграть, пусть даже пустой жестянкой вместо мяча, и им не мешает даже бушующая в двадцати километрах война. А тут детей нет. Совсем. И женщины... Кирсан с тоской смотрел, как некоторое их количество снует туда-сюда по хозяйственным делам. На женщинах – стирка да уборка, они низшая каста, по большому счету, никому не нужны. В любом месте, где идет война, всякая представительница прекрасного пола неизменно пользуется повышенным вниманием со стороны мужчин. А здесь... здесь они просто человеческий мусор. Многие женщины, попавшиеся на глаза Кирсану, при жизни были желанными и прекрасными. Тут их красота уже ничего не стоит, увы. В лучшем положении те, которые умеют держать в руках оружие и способны за себя постоять, ведь каждый боец на счету. Хуже всего тем, которые этого не могут: их если и терпят, то только из жалости. А ведь как странно... Все они – убийцы, но те, которые убили ядом или каким другим способом, не предусматривающем непосредственного приложения руки к процессу отнятия жизни у беспомощной или ничего не подозревающей жертвы, здесь оказываются в самом худшем положении, жалкие и беспомощные. Воистину, Макс и Святой правы: каждый тут получает, что заслужил. Осталось только понять, что и чем заслужил он, Кирсан.