355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Пекальчук » Край непрощенных (СИ) » Текст книги (страница 6)
Край непрощенных (СИ)
  • Текст добавлен: 7 ноября 2017, 23:00

Текст книги "Край непрощенных (СИ)"


Автор книги: Владимир Пекальчук



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

  Он рванулся вперед, держа винтовку наперевес. Человек и тень неслись друг другу навстречу, сближаясь со скоростью в пятьдесят километров в час, и Кирсан подумал, что теперь знает, каково приходится летчику, идущему в лобовую атаку. В самую последнюю секунду разведчик выбросил вперед правую руку с зажатой в ней рукоятью, добавляя к скорости сближения еще и скорость удара. Приклад угодил Тени в грудь почти беззвучно, однако громадная кинетическая сила никуда не исчезла. Существо отброшено назад и сбито с ног, Кирсан прыгает через поверженного врага...

  Не ушел. Не получилось. То ли за тело споткнулся, то ли Тень его таки зацепила за ногу – но он летит кувырком. Удар об асфальт разведчик смягчил – но черные силуэты со светящимися искорками глаз уже нависают над ним.

  Зажигалка чиркнула, огонь заплясал на фитиле последнего коктейля, не разбившегося лишь чудом. Кому глоточек огненного пунша, сволочи?! Краем глаза, а может быть, шестым чувством профессионального разведчика Кирсан заметил опасность сбоку и успел отдернуть руку, но серповидные когти, не задев плоть, все же попали по бутылке, отбив и горлышко, и фитиль и расплескав содержимое. Вся стая бросилась вперед, готовясь схватить упавшую жертву, черные тени прыгнули вперед, выпуская когти и щупальца.

  Кирсан снова чиркнул зажигалкой, заслоняя лицо рукой. Куртка, обильно политая абсентом, загорелась, не настолько сильно, чтобы обжарить своего хозяина в считанные секунды, но Теням и этого хватило. Никто не приземлился на разведчика: твари растаяли, унеслись к затянутому тучами небу еще в прыжке.

  Он вскочил на ноги, ощущая кожей лица жар пламени. Тени вокруг него – штук, наверное, с десять, хотя считать точнее времени нет – держатся на почтительном расстоянии. Лес, где же чертов лес?! К счастью, Кирсан сразу же услышал голоса Макса и немки и ломанулся на звук, не разбирая дороги. Кожаная куртка горит плохо, но очень скоро либо огонь погаснет, либо он получит сильные ожоги. Ботинки стучат по асфальту, затем Кирсан зашлепал по воде и грязи, на ходу стягивая с себя обжигающую жаром одежду.

  – Спасен! – крикнул Вогель.

  Он оглянулся, вытирая глаза, слезящиеся от дыма. Кромка асфальта в десяти метрах и твари, жадно уставившиеся на него глазами-лампочками, но не способные ступить за черту. Курта зашипела, брошенная в воду, затем разведчик красноречиво показал Теням правую руку, согнутую в локте: выкусите, сволочи.

  – А я уж думал, ты собрался из себя фламбэ сделать, – нервно ухмыльнулся Макс.

  Кирсан тоже ухмыльнулся, тяжело дыша.

  – Я люблю фламбэ. Едал лишь раз – но понравилось. А этим, – кивок за спину, – видимо, нет.

  Немка не понимала ни слова, да ей, трясущейся от запоздалого мандража, скорее всего, безразлично, о чем шутят Макс и Кирсан, но она тоже пыталась улыбаться, вымученно, но с облегчением, искренне.

  В результате самоподжога Ладынцев выпутался из передряги практически невредимым, не считая ерундовых ожогов шеи, затылка и кистей рук. От шевелюры осталось черт знает что, но это уже и вовсе пустяк, равно как и запах горелых волос и слегка подпаленного шерстяного свитера. Теперь надо лишь поскорее выбраться из болота.

  Лига негодяев

  До города, того, где Кирсан был схвачен, они дошли без приключений и встреч.

  – Будь начеку, – предупредил Вогель, – потому что мертвецы, твои и ее, уже ждут.

  Так и случилось. На первом же перекрестке им повстречался толстяк, которого разведчик сразу узнал. Тот самый, которому он прострелил голову, ошибки никакой нет. Вот только голова у кадавра почему-то целая.

  – Все просто, – пояснил немец, когда они обогнули толстяка и углубились в каменные джунгли, – они тоже перерождаются. Иначе было бы слишком легко от них избавиться.

  Крадучись, беглецы миновали несколько кварталов, попутно все же собрав за собой маленькую толпу в два десятка разлагающихся тел, и добрались до обширной площади.

  Когда Макс подвел их к зданию, похожему на средних размеров двухэтажный супермаркет, их окликнули:

  – Горелый, ты? Где тебя столько времени носило?

  В окне второго этажа Кирсан увидел смуглого типа, то ли испанца, то ли мексиканца, с винтовкой в руках и камуфляжной экипировке.

  – Да я цикл начал неудачно. Бегал от взвода огнеметчиков, как обычно, да на варваров напоролся. Скрутили – глазом моргнуть не успел. Вот и погостил у них.

  – Совсем обнаглели. Надо собрать лигу и навестить то место, где тебя держали. А это кто с тобой?

  – Да это сокамерник мой. Святой здесь?

  Мексиканец ухмыльнулся.

  – Да, развлекается. Мы тут совсем недавно сеньориту повстречали свеженькую... так что он в своем репертуаре. Сейчас я сброшу тебе лестницу.

  Кирсан бросил взгляд внутрь. Из мрака, царившего на первом этаже, доносился характерный шум толпы покойников. Теперь понятно, почему вход в опорную точку только по приставной лестнице.

  Макс повернулся к немке и выразительным жестом зажал себе рот ладонью, требуя молчать. Та поспешно кивнула.

  Они взобрались на второй этаж и втащили лестницу обратно.

  – Нам сюда, – указал Вогель.

  Внутри царило типичное запустение и хаос, но в одной из комнат у самодельного очага сидели трое: Святой собственной персоной лицом к ним, в профиль – худой японец с тарелкой в руках и мечом за поясом. Упомянутая сеньорита, укутанная в одеяло, сидела на стульчике, вытянув ноги к огню, спиной к вошедшим. Мирная картина, совсем непохожая на ту, которая непроизвольно возникает в голове при словах 'мы тут сеньориту повстречали и развлекаемся'.

  – ...Да нет, – услыхал Кирсан обрывок фразы Игната, – это вовсе не конец света, но нормальной еды вы тут не найдете. А тот мертвяк – ваш муж, да? Что с ним случилось?

  – Он умер, – всхлипнула женщина, и ее голос показался разведчику подозрительно знакомым, – водкой паленой отравился.

  – У-у-у, скупердяй-то какой, – наигранно покачал головой Святой, – пиджак хороший, на пальце голда – а дешевую водку жрал. Но я так гляжу, жену свою он приодел и приукрасил, да? Сдается мне, жадным как раз не он был, а кто-то, кому брюликов в ушах показалось мало и захотелось сразу все и без старого толстого мужа в придачу.

  – На что вы намекаете? – осторожно спросила та, и уже без всхлипывания в голосе.

  – Ни на что, – хитро улыбнулся Святой, – так, мысли вслух. Глупости иногда в голову лезут.

  Итак, Игнат жив-здоров, и теперь остается всего два варианта. Либо Макс говорил правду и они все находятся на том свете, либо это дерьмо – большая постановка, обман, эксперимент – что угодно. Первое невозможно – следовательно, второе.

  – Он намекает, что вы убили своего мужа, – сказал Кирсан, входя в комнату следом за Максом, – вообще, учтите, что наш добрый друг Игнат – просто садист.

  Женщина обернулась, увидела разведчика, и ее глаза расширились от ужаса. Сам Кирсан же в одно мгновение остолбенел, парализованный увиденным. Женщина оказалась той самой 'спортсменкой', застреленной им перед пленением и добитой из дробовика Святым. Все-все-все могло быть инсценировкой, даже заряды у Игната могли быть небоевыми, но оружие у Кирсана – точно настоящее. Профессионального солдата не провести холостыми патронами, тот, кто знает, как пуля попадает в человеческое тело, не купится ни на какой фокус. 'Спортсменка' была мертва, вне всякого сомнения. Но теперь она перед ним. Снова. Живая.

  И в этот раз, как и тогда, ее реакция – схватиться за оружие. Кирсан отрешенно смотрел, как черное дуло пистолета, словно в замедленной съемке, поднимается в его сторону. Выходит, все это – правда? Выходит, он действительно умер? Так много безумного случилось, того, что нельзя объяснить, того, чего не может быть... в мире живых. Но он, Кирсан Ладынцев, уже не там. Не среди живых. В каком-то другом месте, среди мертвецов, Теней, живущих вновь умерших людей. В месте, где все не так. В месте, которое, может быть, и не ад – но уж точно ничуть не лучше.

  Хвататься за свой пистолет не стал: теперь уже все равно. Зачем? Сейчас он получит пулю и окажется где-то в болотах, забыв, что находится не на Земле, что Лилю уже никогда не увидит, что надежды больше нет... Что такое смерть, если умереть окончательно все равно не позволят?

  Выстрела не последовало – Игнат ловко выхватил оружие из руки 'спортсменки'.

  – А ну уймись! Что на тебя нашло?!

  Та только испуганно переводила взгляд с одного на другого.

  – Я... Я не знаю, что на меня нашло! Простите, я подумала, что он... Что вы опасны и хотите... – запинаясь, пробормотала она, – вы... выглядите страшно.

  Кирсан промолчал, хотя фраза о том, что в прошлый раз он не обгорел и выглядел не страшно, но все равно подвергся нападению, просилась на язык. Ведь тогда придется объяснять все и про ту, первую встречу, и про результат, и про то, как такое возможно... В конце концов, может быть, Макс прав, что некоторым лучше не понимать, где они оказались.

  – Тебе надо отдохнуть, пойди поспи. Тут совершенно безопасно, – сказал Игнат и повернулся к японцу: – Такехиса, отведи ее в спальный зал.

  Затем он посмотрел на Кирсана и ухмыльнулся:

  – Что-то тебя столбняк хватил. Должно быть, ты начинаешь догадываться...

  – Я ему давно сказал, – вмешался Макс, – он просто не верит. А с этой девкой что не так?

  – Да мы уже встречались. Она работает в паре с Кирсаном.

  – Понятно.

  – Что значит – работает? – встрепенулся разведчик.

  – То и значит. Если ты еще не въехал в детали – ты кажешься женщинам опасным. Они пытаются тебя убить, ты защищаешься и убиваешь их. Тебя наказывают муками совести, их – смертью. Шоу должно продолжаться. О, кто это с тобой? Познакомишь?

  Кирсан буквально кожей почувствовал, как напряглась его подопечная.

  – Обойдешься.

  – Она из 'варваров', – сказал Макс, – Кирсан прихватил ее, когда мы сбегали из пункта номер три.

  – Нахрена? И как вы вообще умудрились сбежать?

  – Людоеды помогли.

  Улыбка с лица Святого мгновенно исчезла, словно ее и не было.

  – Вот дерьмо! И много?

  – Варвары не удержались. Когда мы убегали, они как раз высадили свой склад еды, где мы раньше сидели, в воздух.

  – Эрнандес! Такехиса! – закричал Святой, и те появились почти сразу.

  – Что случилось?

  – Людоеды. Такехиса, ты отправляешься в лагерь, подними всех, полная боевая готовность. И всех наших отправляй на четвертый аванпост. Эрнандес, ты идешь к высотникам через шестую заставу. Всех к оружию, наших на четвертый. Мы вернемся на базу, переправим женщин в болотный лагерь и двинемся на центр. Все, вперед!

  – Ладно, – согласился испанец, японец лишь молча кивнул, и оба отправились собираться в путь.

  – Макс, устрой варварку на отдых и возвращайся.

  Кирсан молча сел у огня, подпер голову руками и уставился на пляшущие языки пламени в глубочайшей задумчивости. Что дальше делать? Черт его знает. Если принять за аксиому, что он находится в аду – то да, выбраться не светит. И все, что остается, это вести растительный образ жизни, заботясь только о том, чтобы в желудке не было пусто, и умирать пореже. И так цикл за циклом – до бесконечности. Веселая перспектива. А внутри все кипит и клокочет от бессилия.

  Его взгляд случайно упал на массивный пожарный топор, лежащий у дальней стены, несколько мечей, бронежилеты, полицейские каски с забралом. Тут, похоже, что-то вроде заставы. Команды, отданные Святым двум другим, свидетельствуют, что люди все же как-то организованы. Человек – упорное существо. Даже угодив в ад, пытается как-то устроиться – и это, по всей видимости, против него же используется. Как жить, зачем устраиваться? Отнять у человека секс, возможность иметь семью, детей, лишить любых удовольствий – значит лишить его существование смысла. Зачем? Вопрос без ответа.

  С другой стороны... может быть, разгадка зарыта где-то рядом. Ничего не бывает без причины, все имеет определенный смысл. Для чего истязать умершего в аду? Байка о наказании в загробном мире помогает держать людей в определенных рамках – не убий, не укради, молись, жертвуй на церковь и так далее, а то в смоле после смерти варить будут. Для чего садят в тюрьму? Тут все рационально. Попытка перевоспитания, изоляция от общества, ну и чтобы другим неповадно было. Но ради всего святого и несвятого, для чего вообще нужен ад?! Посмертное узилище бессмысленно, ведь человек уже умер. Его поздно перевоспитывать, не надо изолировать, могила – лучшая изоляция. Наказание в аду по факту бесполезно, ведь живые о наказаниях для умерших ничего не знают: никто не возвращается, чтобы рассказать, что ад действительно есть и как там ужасно. Получается, наказание ради наказания? Ради мести? Да тот, кто все это устроил, еще хуже тех, кого наказывает!

  Из задумчивости его вывел Святой.

  – Значит так, разведчик. Времени тебе на отдых всего ничего, да и то, не тебе, а дамам, они совсем на ногах не стоят. А потом надо будет двигать.

  – Куда?

  – Тебе не все равно, куда? У нас проблема в виде каннибалов, и не думай, что все позади – они не уйдут, пока не разорят все общины. Да, мы не можем умереть навсегда – но если тебя устраивает перспектива многоразового съедения – удачи и до свидания. Мы собираемся выбить орду отсюда, и ты либо с нами, либо сам по себе. Причем 'сам по себе' ты все равно останешься только до первой встречи с регулярными войсками, демократии тут нет, смекаешь?

  Макс вернулся, предварительно уложив немку спать и спустив японца и мексиканца по лестнице, и сел у огня с котелком и несколькими пакетами лапши быстрого приготовления:

  – На твою долю сварить?

  – Она тоже на вкус будет, как дерьмо?

  – Понятия не имею, – пожал плечами немец, – я никогда не хлебал дерьмо и не знаю, каково оно на вкус. Да, лапша тут такая же, как и все остальное. Но желудку горячий суп на пользу.

  Кирсан кивнул и повернул голову к Святому:

  – А 'мы' – это кто?

  Игнат широко улыбнулся:

  – Я назвал нас Лигой Негодяев, основателем и главой которой, собственно, являюсь. Мы тут единственная сила, не имеющая ни собственного поселка, ни большого числа, но с которой считаются все остальные. Нас не только уважают, но и понимают, что, хоть Лига и малочисленна, связаться с нею будет себе дороже.

  Кирсан только усмехнулся.

  – Писатель-фантаст основал лигу, построив таких товарищей, как эсэсовец, самурай или тот испанец с винтовкой, и командует ими? Забавно.

  – Такехиса Юдзи – якудза, а не самурай. Эрнандес – киллер. Да, это может показаться странным, когда убийца-любитель руководит убийцами-профессионалами... – Святой подсел к огню, скрестив ноги, и продолжил: – точнее, это было бы странным в мире живых. Тут все иначе. Неважно, кем ты был при жизни – ранг живых ничего не значит для мертвых. Неважно, каковы твои навыки – всегда найдется кто-то круче тебя. Важно, какой ты. Мы находимся в краю проклятых и непрощенных. Мы все здесь убийцы – тут никого нельзя удивить длинным списком грехов. Но что ты скажешь, если узнаешь, что меня, простого писателя, боятся больше, чем любого другого?

  – Вот как? Чем же ты заслужил такую репутацию?

  – Настойчивостью. Я упоминал, что тут нет демократии и прав человека? Когда ты встречаешь людей из любой общины – а их тут шесть только с нашей стороны и у варваров не меньше – ты вступаешь в эту общину. Независимо от своего желания. И служишь только ей. Хорошо служишь – иногда тебе будет обламываться лакомство – единственное, что имеет ценность. Не хочешь – казнь особо мучительным способом. Кто не с нами – тот против нас. Каждый новичок или просто непомнящий – потенциальный рекрут. Не хочешь быть с кем-либо – тебя убивают в надежде, что ты вновь попадешься им и тебя удастся сделать своим.

  – Да уж, – желчно заметил Кирсан, – шикарные тут порядки.

  Игнат кивнул:

  – Мне тоже не понравилось, я и взбунтовался. Взорвал факторию – более тонны ценнейшей еды превратилось в прах. Да, меня убили в очередной раз, но это уже фигня. Так я добился свободы – меня больше никто не рискнул вербовать – но стал изгоем. Потом я пробирался в поселки, откуда меня прогоняли или убивали, взрывал или сжигал фактории. Да, я умирал где-то раз триста, порой очень мучительно – но теперь у меня есть репутация. Я никогда не сдаюсь и всегда бью в самое уязвимое место. Меня боятся. Точнее, не совсем меня – боятся последствий, которые обязательно случатся рано или поздно, если меня обидеть. Когда большим трудом и терпением созданные лакомства и выпивка – стержень, на котором держится тут любое человеческое общество – взлетают на воздух... Любой задумается.

  – Что такое фактория?

  – Место, где превращается и складируется еда. Такое название тут в обиходе.

  – Вроде того коровника, где мы с тобой сидели, – пояснил Макс.

  Кирсан понимающе кивнул:

  – И теперь ты собрал банду и обложил налогами всех остальных?

  Святой сменил позу и поправил очки на носу.

  – Нет. Ты изначально не понял смысл нашей лиги. Мы в некотором роде военная организация, но это второстепенно. Та фройляйн – она же немка, да? Так вот, Кир, ты видел ее глаза? Смотрел в них? Она мертва. Мы все тут в известной степени мертвы – но у нее умерла душа. Уснула. Такие же глаза у хищника в зоопарке. Он еще помнит свободу саванны, охотничий азарт преследования добычи и адреналин схватки за самку. Но потом его сажают в клетку, где можно только есть и спать. Есть и спать. Есть и спать. Иногда спариться, если привезут самку на случку. И все. И тогда его душа просто... умирает. Ты когда-нибудь смотрел в глаза тигру, который родился на свободе и попал в клетку взрослым? У него такие же глаза. И, может быть, и твои глаза станут, как у тигра или спасенной тобой фройляйн.

  – К чему ты клонишь?

  – Я не выношу общества таких людей. Да, я в аду. Но, если вдуматься, мне тут самое место. Здесь я получил все то, чего не имел при жизни. Здесь я, не побоюсь этого слова, живу так, как хотел бы жить. Здесь я стал авторитетным человеком, а не жалким винтиком многомиллиардного механизма. Здесь со мной считаются, потому что я могу любого заставить считаться со мной. Война, приключения, авантюры – все то, чего нет в мире живых. И здесь я не могу проиграть. Каждый проигрыш – всего лишь пауза перед новым раундом. Одно меня терзает – я столько книг уже сочинил в уме... Хотел бы ненадолго вернуться в мир живых и все это написать... И от пачки 'виагры', если что, тоже не отказался бы. Но увы. А лига... я собрал вокруг себя людей, в той или иной мере смирившихся с тем, кто мы все есть и где находимся. Таких, чья душа не в спячке. Кто пытается тут как-то дальше жить, но не превращается в растение. Вот и все. Наша военизированность – она нужна ровно настолько, чтобы оградить наши собственные интересы и обеспечить хоть каким-то развлечением.

  – Тогда почему название такое?

  – А как еще назвать ее? Лига Героев? Так героев тут нету. Лига негодяев в краю негодяев.

  Кирсан обдумал сказанное.

  – А ты сам что натворил при жизни? – спросил чуть погодя.

  Игнат достал из кармана плитку шоколада и зашелестел оберткой.

  – Как тебе сказать... Если пользоваться общепринятой терминологией, то я – серийный убийца. Одиннадцать жертв. Но сам я себя таковым не считаю – серий не было. Были отдельные люди, которых проще убить, чем терпеть их существование рядом с собой. Началось с соседа-грузина, по вечерам врубавшего музыку так, что было мне слышно через этаж, а уж как было тем, кто выше, ниже и рядом – страшно подумать. Короче, я решил, что такому эгоисту нет места среди людей. Достал.

  Потом был сосед-блатарь, купивший квартиру меломана. Парковался у меня под окном и мешал спать по ночам завыванием сигнализации. Я ему на лобовое стекло кирпич уронил с балкона – думал, человек поймет, что не прав. Не понял. А убийство – это как секс. После первого раза все становится проще. Блатарь весь подъезд стращал братками и расправой за разбитое стекло – тут терпение мое и лопнуло. Не помогли ему братки, короче говоря. Потом один жилец, испугавшись, что в доме люди мрут, уехал, квартиру стал сдавать студентам-арабам. А те попались не то чтоб очень приятные личности. Я одному как-то намекнул, что он тут в гостях и свысока ни на кого смотреть не вправе, не говоря уже гяуром кого-то называть. Он дружкам рассказал. Смеялись. Не восприняли очкастого гяура всерьез. А зря, хотя понять этого никто из них не успел.

  Дальше – охранник в супермаркете, принявший меня за вора, и начальник охраны, не посчитавший нужным даже извиняться. Был суд, судивший нечестно, и юрист супермаркета, сделавший меня едва ли не профессиональным вором сникерсов, который якобы умудрился утаить украденное даже при обыске нарядом полиции... Не получил я, словом, компенсации за моральный ущерб – хочешь что-то сделать, сделай сам. Разобрался со всеми троими: начальник, юрист магазинный и судья. Они слуги народа, в конце концов, а я – народ, негоже собаке на хозяина лаять. Под конец дописал в список владельца супермаркета, которому перед смертью детально разъяснил, что клиент всегда прав, даже если приходит к нему домой с топором.

  А потом наш дом, из которого начали съезжать люди – шутка ли, пять трупов, дом проклят – присмотрела себе ресторанная компания. Решили, паторочи, замутить на первом этаже ресторацию. Большинство жильцов продало им квартиры, одна чета пенсионеров съезжать отказалась. Начали их прессовать... Я и вступился, тем более что ресторан в жилом доме – беда для жильцов. Грохнул вначале директора, потом второго директора, а потом сообразил, что рубить надо под корень, и отправил к праотцам обоих владельцев. Вот и все.

  – И что дальше?

  – В смысле – дальше?

  – Тебя самого сюда кто отправил?

  Святой приспустил очки, глядя на Ладынцева поверх них с подчеркнутым удивлением:

  – Кого, меня-то? Шутить изволите, сударь? Да никто. Полез электропроводку чинить – и привет.

  – Ты убил одиннадцать человек, и тебя не поймали? – удивился Кирсан.

  Тот только фыркнул:

  – Каким, нахрен, образом меня должны были поймать? Меня даже не заподозрили. Вот смотрите, относительно известный писатель, очкарик и толстяк, типичный книжный червь, интеллигент и джентльмен. Можно ли представить его наносящим члену преступной группировки сорок семь ударов монтировкой? Меломан свалился с балкона, арабы-студенты отравились газом, шефа службы безопасности сбила машина, юрист упал на рельсы метро. Директора супермаркета убила братва, рестораторы умерли при криминальных разборках, владельцы рестораторов – жестоко убиты по неизвестным мотивам. Судью вывезли в лес и содрали кожу – разве мог такое сотворить толстяк в очках, интеллигент и джентльмен?

  – Чего?! – не поверил своим ушам Кирсан.

  – Ты про сдирание кожи? Так это не моя идея. У персов судьи не брали взяток, потому что судили, сидя в кресле, обитом кожей своего предшественника-взяточника. Я всецело за возвращение подобной практики, но понять меня сможет лишь тот, кто сам становился жертвой продажного судьи.

  – Да ты и правда садист. Притом чудовищный.

  – Это не моя вина, – ухмыльнулся Святой, – я родился таким. Мне нравилось мучить котят и щенков... Но я от природы был также и очень добрым. Жалко было зверушек – сдерживал себя. Боролся со своим отклонением изо всех сил. Мне нравился садизм в постели... Жалко было свою девушку. Я выкрутился, нашел любительницу БДСМ. И мне хорошо, и ей. Думал – справлюсь с психозом. Но так уж вышло, что жизнь меня столкнула лицом к лицу с людьми, для которых жалости я найти не сумел. А, ладно, кого я обманываю? Не захотел для них искать в себе жалость. Не раскаиваюсь ни в чем. Хорошее дело – это хорошее дело. Убийство плохого человека – это множество хороших дел, ибо я предотвратил все плохое, что они могли бы сделать. За мной ходят всего три мертвеца – меломан и два араба. Знаешь, что это значит? Остальные восемь жертв – где-то здесь же, в аду. Убийство сволочи – подвиг.

  – Господь, видимо, считает иначе – да и не только он. Ведь ты же больной псих!

  Игнат искренне засмеялся, Макс, помешивая макароны в котелке, его в этом поддержал.

  – Вот что, дружище, – сказал, наконец, Святой, – мне глубоко насрать, что ты обо мне думаешь. Я может и больной, но за мной ходят три мертвеца. За тобой, вроде бы психически здоровым – полсотни. И кто тут чудовище? Ты один хуже, чем полтора десятка психов вроде меня, так что чья бы корова мычала. Усек?

  Кирсан криво улыбнулся:

  – Количество мертвецов ни о чем не говорит. Я убил троих – за мной ходит полсотни. Макс вот сотни истребил, если не врет – за ним ни одного.

  – Ну, Макс у Сатаны, или кто тут заправляет всем, на особом счету – за ним огнеметчики ходят вместо зомби. А что до тебя... Понимаешь, иногда бывает так, что люди попадают сюда не такими, какими умерли, а моложе, и...

  – Святой, не трать время, – махнул рукой Вогель, – я все это ему рассказывал. Он не верит. Не хочет верить.

  Игнат хитро прищурился:

  – Да я вижу. Он не хотел верить также и в то, что попал в ад. Верно, Кир? Но в тот момент, когда ты Анюту, девчонку эту, увидал, у тебя на лице было все написано. Теперь ты веришь. Я объясню тебе одну вещь. Каждого здесь наказывают специальными, индивидуально подобранными способами. Ты – убийца женщин и детей, убийца невиновных. Ты еще большее чудовище, нежели я. Но ты не всегда таким был, и чтобы наказать тебя как можно жестче, в ад тебя поместили таким, каким ты был раньше, когда у тебя еще была совесть, таким, какой ты еще можешь испытывать муки этой самой совести. Это точно так же, как Анюта и та, про которую ты рассказывал. Тебя поставили в ситуацию, когда ты был вынужден убить – и твоя совесть сама делает работу за палача.

  Кирсан почувствовал, что начинает закипать.

  – Вот объясни мне, в чем тут прикол? Меня не мучит совесть из-за этих пятидесяти кадавров, потому что я знаю, что не убивал их! Я знаю, что я невиновен!! Ошибочка в твоих расчетах!

  Святой усмехнулся – и теперь уже невесело.

  – Ты говорил – я садист? Да, я люблю растягивать удовольствие, глядя, как новички медленно приходят к осознанию и пониманию... Ну так вот. Тот, кто нас сюда посадил, тоже так любит. Растягивать удовольствие. Рано или поздно ты поймешь одну вещь. Здесь не бывает ошибок. Здесь не бывает незаслуженных наказаний за то, чего ты никогда не делал. Но – вижу по твоим глазам. Ты мне не веришь. Что ж, у тебя есть последний вариант. Есть тут один тип мрачный – мы зовем его Наблюдателем...

  – Мне Макс рассказал.

  – Найди его. В его книге – полный список всех твоих грехов с первого до последнего. Даже если ты не помнишь – в книге все есть. Будешь знать наверняка.

  Разведчик вздохнул.

  – У меня сложилось впечатление, что этого товарища найти непросто и не факт, что он не выдумка. Его вообще видел хоть кто-то?

  – Такехиса Юдзи, чтоб далеко не ходить. Он встречался с Наблюдателем лично. Можешь расспросить его, когда встретитесь.

  – Что ж, значит, Наблюдатель, – кивнул разведчик, – у меня к нему пара вопросиков. Если это действительно, в буквальном смысле тот самый ад, тогда я вообще не понимаю, почему тут оказался.

  – Серьезно? – Святой буквально расцвел от счастья, – ладно, я дам подсказку. В десяти заповедях есть одна, маленькая такая заповедь, всего каких-то два слова и шесть букв. 'Не убий', может, слыхал краем уха?

  – Я прекрасно ее знаю, я все-таки христианин. Не самый ревностный, конечно, но как вернулся с войны – из армии уволился и пошел исповедоваться. Потому – я не могу находиться тут из-за убийств: они прощены.

  Улыбка Святого стала шире:

  – Это тебе бог лично сказал?

  – Священникам даровано право прощать грехи от его имени, если ты не знал. А если же нет – где хотя бы страшный суд? Если я заслужил попасть в ад – ладно, но почему меня сюда сунули без суда?

  Святой улыбался уже едва ли не от уха до уха, искренне и ехидно:

  – Хм... Священники говорят, что бог дал священникам право прощать грехи... Знакомо. Шаманы у северных народов и у индейцев тоже говорят, что общаются с духами. Значит ли это, что они действительно общаются с духами? Послушай, дружище. Неужели ты до сих пор не обратил внимания, что этот ад – ничуть не христианский? Здесь есть викинги... Если ты пообщаешься с одним из них – а я постараюсь дать тебе такую возможность – то поймешь: он верит, что находится в валгалле. Викинги вообще не считают, что страдают здесь, и убеждены, что никакущая еда – это так и должно быть, чтобы они меньше предавались чревоугодию и больше – войне. Ты сам видел Такехису – он полагает, что находится в храме Ясукуни, японского бога войны. Такехиса не думает, что послан сюда страдать... хотя он и не в восторге от этого места. Я встречал тут индейцев, летчиков-камикадзе, индусов... мусульман полным-полно. Особенно лакомый кусочек – шахиды. Вот они как раз очень быстро понимают, что попали на тот свет, и я каждый раз безумно веселюсь, когда они искренне недоумевают, мол, а где же обещанные за акт самопожертвования гурии и райские кушанья?

  Так вот, Кир. Это место – ад ровно в том понимании, что здесь караются убийцы. И все. Независимо от своих верований и религиозных убеждений, сюда попадают все подряд. Неважно, кому ты молился – Одину ли, Аллаху ли, Христу, Иегове, Аматэрасу, Ясукуни, Шиве, Будде, солнцу – если ты совершил убийство, то оказываешься здесь. Как так получилось – я не знаю. Кто тут главный – я не знаю. Ты спросил – где суд? А зачем он? Тот, кто нас сюда засунул, всеведущ, ему не нужны следак, прокурор и адвокат, чтобы вынести решение.

  – Дерьмо... Послушай, Игнат. Раз уж ты тут в курсах всего... Есть ли какой-то способ посмотреть, что происходит в мире живых? Я хочу узнать, что с моей женой. Выжила ли она в аварии...

  – Вариантов всего три. Она умерла и в аду, она умерла и в раю, она выжила. Если второй или третий – значит, у нее все не так уж и плохо. Если первый... тебе тогда лучше не знать.

  – Еда готова, – сообщил Макс.

  ***

  После непродолжительного отдыха Кирсан, вооружившись выданным ему из запасника Лиги топором и напихав в карманы патронов к винтовке и пистолету, вместе с Максом, Святым и женщинами отправился в место, которое Игнат называл базой. База эта находилась в небольшом городке типа райцентра, попасть туда быстрее всего можно, пройдя через большой город.

  – Тут Теней нет?

  – Нет, и не скоро появятся. Период существования города – от двадцати до тридцати лет. А тут пока живут люди да мертвяки.

  Другим вопросом, занимавшим Кирсана, стала планировка населенных пунктов. Три больших города, в том числе с небоскребами, несколько мелких да разные поселки колхозного типа – как-то оно слишком... скученно. Ответ разведчик получил у Святого.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю