Текст книги "Край непрощенных (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

  Позже, подобрав себе какие-то шмотки по размеру из запасов аванпоста и усевшись у огня, зажженного в самодельном очаге Максом, Кирсан меланхолично прихлебывал из котелка доширак, а его мозг отчаянно искал выход. Любая проблема имеет свое решение, независимо от того, знаем мы ее или нет, и если это действительно так, то и способ выбраться тоже должен быть. В самом деле, раз отсюда можно позвонить в мир живых, то почему нельзя вернуться и самому? Что ж, главное – не унывать. Если отсюда есть выход – он найдет его.

  – Пожалуй, я перейду исключительно на дошираки, – пошутил Кирсан, отставив пустой котелок в сторону, – потому что вся еда здесь стала гадостью, а вот доширак практически не изменился: он и раньше был гадостью. Хоть что-то стабильно в этом проклятом месте.

  Макс зевнул и выглянул в окно.

  – Ничего не видать... Уверен, они где-то рядом, – сказал он и швырнул на улицу пустую консервную банку.

  В ответ раздался негромкий многоголосый стон, затем шарканье ног.

  – Тут они, – подытожил Вогель.

  – Я бы удивился, если б трупаки ушли прогуляться в парк, – ответил Святой и принялся укладываться спать.

  Кирсан проследил, как немец вытаскивает себе из кучи одежды пальто и ложится на соседний лежак, затем поинтересовался:

  – По сколько будем дежурить?

  Игнат ухмыльнулся:

  – Если по кухне – уступаю тебе эту привилегию полностью.

  – Я имел в виду – на карауле стоять.

  – Нафига? – искренне удивился Святой, – тут бояться некого. С местными нам делить совершенно нечего, а с учетом появления людоедов можно считать, что даже со здешними варварами у нас временный союз.

  Кирсан скептически скривился:

  – Ладно, а сами людоеды? С ними тоже союз?

  – Во-первых, – поучительно сказал Святой, – людоеды еще не сожрали все мясо и потому наверняка остаются там же. Во-вторых, даже окажись тут отряд, он непременно наткнется на зомбаков и мы все услышим. Ну и наконец, если на нас все же нападут во сне... Подумаешь, проблема. Всего лишь новый цикл.

  – Твой оптимизм воистину заразен.

  Снова залитое солнцем, слепящее отраженными от мокрого асфальта лучами, затянутое туманом шоссе. По обе стороны – несущиеся навстречу деревья лесопосадки. Кирсан в очередной раз поворачивает голову и встречается взглядом с Лилей. Он мог бы любоваться ее глазами вечно – но водителю нельзя отвлекаться от дороги. Перед машиной – влажное после дождя шоссе, утренний туман, и восходящее солнце впереди. И бульдозер, так некстати поставивший точку множеству планов, устремлений и надежд. Руки крутят руль, сверкающий бульдозерный нож все ближе...

  Он открыл глаза и некоторое время смотрел в потолок. Хреново, что выпало погибнуть мгновенно: если б Кирсан прожил после удара хоть несколько секунд, он бы знал, выжила ли Лиля. А теперь ко всем страданиям прибавляется мучительная неизвестность.

  Новый 'день' не принес ничего нового, только вместо доширака – тушенка, такая же омерзительная. Макс, поев, растянулся на своем лежаке и вновь погрузился в дремоту, точно так же, как он делал это во время заточения в фактории у варваров. Похоже, ему действительно нет разницы, сидеть в клетке или на свободе: в аду любая свобода иллюзорна.

  – Мы долго будем ждать? – спросил Кирсан у Святого.

  – Сколько потребуется. Но вообще, я ожидаю первые отряды через несколько часов.

  – Эта скука меня убивает, – тяжело вздохнул разведчик.

  Игнат ухмыльнулся:

  – Как, уже? А что ж ты скажешь через несколько веков?

  – Через несколько веков ничего не поменяется, – не открывая глаз, сказал Вогель, – все всегда будет вот так. Навечно. Даже с ума сойти не сможешь: для нас это слишком большая роскошь.

  – Я полагаю, что чуток покороче, чем вечность, – ответил Святой, – наш срок здесь конечен.

  – Оптимизм – это хорошо, – хмыкнул немец, – поздравляю. С надеждой коротать вечность как-то полегче, должно быть.

  Игнат забросил ногу на ногу и захрустел оберткой печенья.

  – Я не склонен надеяться. Давно обдумывал все это и теперь могу сказать, что возможность искупления мною доказана математически.

  – Еще одна твоя садистская штучка? – подозрительно осведомился Кирсан.

  – Кроме шуток. Начиналось, в принципе, с веры и надежды, да. Пастыря-пройдоху наслушался. Ну я человек такой, мне вообще несвойственно верить: я либо знаю что-то, либо знаю невозможность этого чего-то. Я лет через двадцать своего пребывания тут заметил одну нестыковку. Дело в том, что нас тасуют по кластерам, однако вникните, коллеги: население Земли все растет. До семи миллиардов уже дотянуло. Каждый день умирает все больше людей, но на нашем кластере – границы все те же, от восемнадцати до двадцати трех. Периодически приходят новички типа тебя, Кир, а 'старички' исчезают. Внимание, вопрос: куда?

  – На другие 'острова', полагаю.

  Святой самодовольно хмыкнул:

  – Включи мозги, разведка. Сколько грешников по кластерам не расфасовывай – их число увеличивается. Должно увеличиваться, потому что все время прибывают новые. Я подсчитал, что за последние двадцать лет встретил тут примерно двести новичков, которые только-только умерли, вот как ты. Также за это время сюда попало примерно триста новеньких, которые умерли давно и раньше были на других кластерах. В сумме пятьсот. И я могу назвать некоторое количество имен людей, которые пропали отсюда за последние десять-двадцать лет. Ты не поверишь – их тоже примерно пятьсот.

  – Ты что, записывал?

  – На кой ляд мне записывать? – оскорбился Святой, – у меня память эйдетическая, как у Александра Македонского. Только он поименно помнил всю свою армию, а я – всех, кого тут встречаю. Так вот, разведка, если ты перенесешь с другого кластера триста душ, то там освободится место на триста душ, смекаешь? А ушло отсюда – пятьсот. Внимание, вопрос: куда делось отсюда двести старичков? Если доливаешь в банку воды – хоть ты сдохни, но больше ее вместимости не нальешь. Лишка выльется.

  Кирсан насмешливо приподнял брови.

  – Лишнюю воду можно перелить в пустую банку.

  – Да-да, – закивал Игнат, – чтобы вместить новых грешников, надо создавать новые 'острова'. Только вот в чем проблемка: если бы здешний главный создавал новые кластеры, мог бы сразу туда новеньких пихать. Для чего нас тут постоянно тасовать? Налил воду в банку и поставь, пусть стоит. Но нет. Одни уходят, другие приходят. Понимаете, парни, у бога, или у Сатаны, или кто тут главный, новых кластеров нет. Его возможности не беспредельны, и ад – не безразмерный. Потому хочешь – не хочешь, а надо выпускать тех, кто уже помучился, чтобы вместить свежесдохших ублюдков.

  Макс, практически не принимавший участия в беседе, зевнул и сказал:

  – Святой, это уже попахивает неуважением. Я знаю тебя лет сорок, если не больше, и после этого времени ты все равно веришь, что сможешь меня обмануть? Держишь Максимилиана Вогеля за конченного идиота?

  – Ты о чем толкуешь? – удивился Игнат.

  Немец открыл глаза и сел на постели:

  – Ты всерьез думаешь, что я на это клюну? Мечтай, гребаный садист.

  Святой несколько секунд смотрел на него непонимающим взглядом, затем засмеялся:

  – Погоди, ты решил, что я собираюсь над вами поиздеваться?

  – Только не говори мне, что это не так.

  – И в мыслях не было! – возмутился Игнат, – я просто размышляю вслух, и...

  – ...И пытаешься дать нам ложную надежду. Наша песня хороша, начинай сначала. Не прокатит, Святой. Не с Максом Вогелем. Не снова.

  – Да что ты заладил, немчура недобитая?! Я тебе нормальным русским языком привел факты, которые можно проверить, поспрашивав других людей. Вывод напрашивается сам, я не собирался над вами...

  Кирсан издал негромкий смешок:

  – Игнат, помнишь притчу про мальчика, который кричал 'волки'? Похоже, в кои-то веки захотелось сказать что-то дельное, а тебе не верят даже твои соратники.

  – Я и не прошу мне верить! – сверкнул глазами Святой, – я изложил очевидные факты. Каждый год в ад отправляются новые грешники – факт? Факт. Они должны где-то отбывать наказание, но вместимость ада не бесконечна. Выводы делай сам!

  – Кир, не слушай его, – зевнул Макс, укладываясь обратно, – он очень изобретателен в плане своих садистских развлечений.

  Разведчик задумчиво поскреб подбородок, мимоходом отметив, что за все эти дни у него совершенно не выросла не то что борода – даже щетина не появилась.

  – Надо признать, его доводы звучат довольно разумно, – осторожно заметил он.

  – Да ты вообще сдурел?! – воскликнул Макс, – пойми же, Святой – писатель-фантаст! Слово – его оружие, он способен сделать правду ложью, ложь – правдой, черное описать как белое, превратить героя в труса и ублюдка – в героя, себя, серийного убийцу – в невинную жертву, а своих жертв – в злодеев. Он ад превратил в собственную игровую площадку, свое наказание – в развлечение, причем так, что даже сам себе поверил, и все это сделано словами! И вот даже ты начинаешь ему верить. Это ловушка, Кир. Не пытайся бороться с мастером слова его же оружием.

  – Бла-бла-бла, – фыркнул Игнат, – Макс, ты кретин. Из крайности в крайность. Из чрезмерной доверчивости – в полное недоверие. Но за 'мастера слова' – спасибо. При жизни бы меня так ценили...

  Вогель не обратил на реплику 'шефа' никакого внимания.

  – Просто не воспринимай всерьез то, что он тебе говорит. Слова – оружие похлеще огнемета. Слова... Ведь я же вырос в благополучной, интеллигентной, набожной семье. Я с детства знал все заповеди, в том числе и 'Не убий'. Я не то, что не украл и не завидовал – со своей женой до свадьбы не занимался любовью – ибо грех. И что же? Были сказаны слова – слова, Кир слова! – и добрый христианин Макс Вогель пошел убивать не просто без возражений – без малейшего сомнения в правильности своих действий. Один из сотен тысяч порядочных людей, словами превращенных в палачей и убийц.

  – Браво, Макс, – сказал Святой, – ты практически поставил меня в один ряд с фюрером. Нацистов недолюбливаю – но за сравнение со столь значимой личностью еще одно спасибо.

  Вогель задумчиво посмотрел на Игната и негромко сказал:

  – Знаешь, а ведь из тебя вышел бы неплохой диктатор и демагог. Харизмы фюрера тебе недостает, но ты умеешь быть убедительным и подводить под свои слова вроде бы объективные аргументы. И я бы даже мог поверить, не знай я тебя столько времени. Ты не брезгуешь развлекаться даже за счет своей команды, это давно ни для кого не секрет.

  – И как вы тогда терпите такого садиста во главе лиги? – полюбопытствовал Кирсан.

  – Да никаких проблем, – махнул рукой Макс, зевнул, отвернулся к стене и пробормотал: – просто никто из тех, кто хорошо знает Святого, уже не ведется на его происки... И тебе советую не вестись: просто чтобы он не потешался за твой счет.

  Святой хмыкнул, потянулся, взял свой винчестер и вышел. Вскоре снаружи донеслись выстрелы: он стрелял из окна по мертвякам.

  – Интересно, откуда у него такое прозвище? – спросил Кирсан, – как по мне, то 'Святоша' подошло бы больше.

  – Да как тебе сказать... Он садист, но неплохой человек. Ходит, выискивает новичков, пытается им помочь... Не совсем бескорыстно, но все же. Все относительно. Если сравнивать его и, скажем, меня – разница такая же, как между тобой и настоящим святым.

  Через час или два – время течет странно, рваными темпами, или так только кажется – Кирсан снова вышел на крышу. Дождь прекратился еще ночью, и теперь, как ему показалось, туман стал еще гуще, чем обычно. Отличная погодка для тоски и хандры. А дышится легко, словно дождь прибил к земле все запахи тлена и разложения. Интересно, где бы взять телефон? Святой совершенно правильно сказал: будь это простой задачей, из ада звонили бы непрерывно. Единственная путная мысль – заставить сукина сына рассказать. Ушлый немец не будет проблемой, если застать их врасплох... С другой стороны, ствол тоже не сработает: угроза смертью в мире, где смерти нет, мягко говоря, смехотворна.

  Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором появилось лицо Лили. Макс не похож на лжеца, как и на человека, треплющего языком попусту, стало быть, в аду встретить жену уже не получится. Да и потом, какой там ад? Лилька, мухи не способная обидеть, наивная и чистая, словно дитя – в аду? Вряд ли это возможно. И, стало быть, им больше не увидеться. Никогда. Совсем никогда.

  Кирсан тяжело вздохнул.

  – О жене думаешь? – раздался за спиной голос Святого.

  И когда он успел неслышно подойти? Какая разница.

  – Так заметно?

  – Да нет, – сказал Игнат, садясь рядом на крышу и свесив ноги вниз, – но если бы у меня там, среди живых, кто-то остался, я бы тоже о нем думал.

  – Но где взять телефон ты мне все равно не скажешь?

  – Похоже, ты и правда меня монстром считаешь... На стройке любой телефон подойдет.

  – На стройке?

  – Угу. Когда Тени возводят город, она вначале создают здания и все такое. Затем начинают наполнять и расставлять по местам мелочи, машины, товары в магазинах, квартиры обставляют... Затем, когда все готово, появляется Наблюдатель. Вроде как принимает работу. И затем он запускает процесс распада. За двадцать-тридцать часов город стареет на десятки лет, а еда становится негодной. Но в тот момент, когда Наблюдатель проверяет, по плану ли сделано, в городе все работает, кроме электричества. Машину можно завести, по телефону – позвонить, водкой – напиться. Каждый раз, когда стройка подходит к концу, в город ломятся все желающие пожрать, побухать, запастись лекарствами, послушать музыку и так далее, у кого к чему душа лежит. Правда, большинство их погибает от лап теней, не достигнув намеченных целей.

  – Без электричества музыку слушать?

  – В розетках его нет. Но батарейки в магазинах и вещах совершенно нормальные.

  – А как звонить, если это вообще другой мир? Роуминг между Землей и адом – что-то новое.

  Святой пожал плечами:

  – Этого никто не знает. Я полагаю, что сей эффект – побочный. Моя гипотеза в том, что Тени не создают города и вещи в буквальном смысле. Они делают копии. Созданное ими – отражения реально существующих вещей и зданий. И телефоны оказываются необъяснимым образом связанными с телефонами на Земле.

  Кирсан чуть помолчал и спросил:

  – Так в чем проблема? В Тенях?

  – Угу. Город возводит примерно десять-пятнадцать тысяч этих тварей. Но есть еще одно... Видишь ли, Кир, когда ты огнем и мечом проложишь путь к ближайшей мобилке или домашнему телефону – ты сможешь позвонить, но не поговорить. Мертвому не дано говорить с живыми. Твой живой собеседник тебя просто не услышит.

  – А я?

  – А ты услышишь его 'алло', вот и весь разговор. Но если трубку поднимет твоя жена – будешь знать, что она жива.

  Кирсан медленно кивнул.

  – Понимаю. Мне и этого будет достаточно. Спасибо.

  – Не за что.

  – И часто тут стройки случаются?

  Святой пожал плечами:

  – Особой системы нет. Когда один город или городок приходит в упадок – Тени разрушают его вконец и возводят новый. Третий город тут уже на ладан дышит – лет пять-десять, а потом начнут строить следующий.

  – Проклятье, – выдохнул разведчик, – десять лет... Даже не знаю, как мне их выдержать.

  Игнат хмыкнул:

  – А у тебя вариантов нету, просто живи цикл за циклом. Кроме того, сейчас звонить все равно бесполезно, пять лет тут – это два-три месяца в реальном мире. Десять лет – пять-шесть месяцев. Если твоя жена выжила в аварии, скорее всего она сейчас в больнице и может там проваляться месяцы реального времени. Тебе покажется странным, но с момента, когда мы с тобой повстречались впервые, в мире живых прошли сутки, где-то так. Двадцать-двадцать пять условных двадцатичетырехчасовых дней здесь – один там. Я вот в две тысячи двенадцатом умер – два года прошло. А тут для меня миновало примерно пятьдесят лет. Вон Макс, бедняга, полторы тысячи лет уже кантуется здесь. Мне просто страшно представить себе, сколько у него грехов. Мне вот мои развлечения постепенно приедаются... Что же дальше будет? Одна надежда, что я прав, и когда-нибудь меня отсюда выпустят.

  – Безумие...

  – Что есть, то есть, – философски заметил Святой.

  Позже он ушел, оставив Кирсана в одиночестве, и разведчик долгие часы просидел на крыше, глядя вдаль невидящими глазами. Мог ли он подумать, что после смерти его ждет такое? А теперь оказывает, что ад все-таки есть. Что делать дальше? Хороший вопрос. Дождаться стройки, попытаться дозвониться до Лили, отыскать Наблюдателя... Что потом? Ничего. Совсем ничего. Есть, пить, спать, стрелять – простой набор действий, который в будущем заменит ему мечты, свободную волю, смысл существования. Пройдут годы – и он станет таким же безразличным ко всему, как Макс. Вот Святому хорошо, у него никого не осталось, и здесь он может в меру своих желаний развлекаться. Кирсан – не садист, и тяги к войне у него хватило только до первого вооруженного конфликта. Годы будут течь медленно и тягуче, сон души и разума будет становиться все глубже и крепче, и когда-нибудь все, что останется от Кирсана – биоробот, сомнамбула, влачащая ни жизнь ни смерть, с коротким набором инструкций. Сон, питание, самооборона. Сон, питание, самооборона. Сон, питание, самооборона. Повторять до бесконечности, до конца света.

  Внизу началось движение: стягивались отряды из разных поселений, попутно истребляя встреченных зомби. Разведчик, пребывая в плену своих невеселых дум, рефлекторно считал с крыши живую силу. Занятие довольно бесполезное, можно же просто спросить Святого, но чем еще занять измученный тоской и скукой мозг? Рука так и тянется к карману с пистолетом: подсознание все еще отказывается понимать, что самоубийство – не выход.

  Внезапно что-то изменилось. Размеренный шум сменился взбудораженным, как будто что-то произошло. Что бы ни случилось – хоть какое-то разнообразие.

  Разведчик спустился с крыши и наткнулся на целый отряд, разместившийся в их комнате. Наметанный глаз сразу выхватил из толпы лица Такехисы, Ингвара, ковбоя и Эрнандеса, стало быть, Лига Негодяев в сборе.

  – Здорово, – приподнял руку в приветственном жесте Кирсан.

  Лица повернулись к нему.

  – Это Кирсан, – представил его Макс, не открывая глаз, – он пока с нами.

  На приветствие ответил только японец, остальные вновь повернулись друг к другу, комнату наполнило негромкое шушуканье.

  – Макс, что-то случилось? Я с крыши услыхал, как...

  – О да. Стройка началась в нескольких километрах отсюда, в землях варваров, – пояснил Вогель, – более неудачного времени и не придумать...

  – Где Святой?

  – Внизу, на совещании командиров.

  Разведчик пошел вниз, обдумывая, как теперь быть. Стройка началась преждевременно, сейчас звонить бесполезно, а до следующей могут пройти долгие годы. Проклятье.

  На первом этаже к тому времени поставили стол в самом центре склада, на нем расстелили от руки начерченную карту, вокруг столпились примерно полтора десятка человек, в том числе и Святой. На расставленных вокруг контейнерах расселось еще человек пятьдесят из слушателей, желающих приобщиться к стратегической мудрости лидеров. Кирсан подпрыгнул, ухватился за край контейнера, на котором было свободное место, подтянулся и уселся наверху. Соседом его оказался высокий, некогда импозантный изящный джентльмен лет пятидесяти. Его фрак местами порвался, основательно запачкался, лаковые туфли подпортились – но облик этого человека все равно сохранял тень былого лоска. Интеллигентность не пропьешь. Даже оружие его – пара длинноствольных револьверов – выбор скорее не прагматика, а эстета.

  Кирсан кивком поздоровался и обратил свое внимание на совещание.

  – ...Я еще раз вам объясняю нормальным русским языком, что ни о каких боевых действиях через пять-шесть суток речи быть не может, – сказал бритоголовый крепыш в российской танкистской форме, – просто потому, что почти все мои люди будут мертвы, а оставшиеся – вусмерть ужратые! Кого колышут людоеды, если вот-вот появится новый, нетронутый город?!

  – Глупая широкоглазая свинья! – обругал его желтолицый японский офицер, – у вас в армии хотя бы офицерам объясняют, что такое дисциплина и субординация?! Вот в японской армии каждый будет выполнять приказы, несмотря ни на что! Даже конец войны не в счет, если некому будет отменить приказ – он будет продолжать выполняться до последнего самурая!

  – Твоя японская армия состоит, кроме тебя, еще из пяти настоящих сознательных японцев, – одернул узкоглазого широкобородый скандинав в кожаной куртке, джинсах и явно самодельных сапогах 'сделано в десятом веке от рождества Христова', – а все остальные твои бойцы – сброд почище моих берсерков. И да, моим тоже начхать на людоедов. Орды приходят и уходят, а удивительные города из квадратных гор появляются совсем не так часто. Забьем на орду.

  Остальные дружно закивали, и тут вмешался Святой:

  – Да я с вас всех охреневаю. Неужели вы не понимаете, что если мы не разобьем людоедов, то они тоже ломанутся на стройку, и кроме Теней, нам еще и с ними придется иметь дело. В итоге мы в пролете. Для тупых объясняю по-простому: орду разбить придется, причем сделать это до того, как Наблюдатель наведет на наши сокровища свою порчу! Дошло?

  Остальные лидеры принялись ругаться: одни соглашались, другие упирали на то, что людоедов тысячи четыре и разбить их так быстро вряд ли реально. Кирсан поневоле пожалел Игната: с таким сбродом из разных народов, культур и времен найти общий язык задачка еще та.

  – Который раз за ними наблюдаю, а удивляться человеческой глупости не перестаю, – вполголоса заметил сосед, – что дикарь тысячелетней давности, что выкормыш высокоразвитой нации – как доходит до низменных инстинктов, так мозги отрубаются у всех одинаково.

  – А вы из какого года? – полюбопытствовал Кирсан.

  – В тысяча девятьсот восемьдесят шестом преставился. Может, и к лучшему: не дожил до развала Союза нерушимого.

  – Соотечественник? – удивился разведчик, – а я-то, глядя на кольты, подумал о диком западе...

  – Да бросьте, право слово. Фокусник я. Гипнотизер цирковой. А что револьверы... Ну не идет винтовка к моему костюму. Богуславский Анатолий Юрьевич, – протянул руку тот, – будем знакомы.

  Кирсан ее пожал:

  – Кирсан Ладынцев, отчества не помню. Бывший разведчик, а потом студент. Закончить университет не успел.

  Гипнотизер оказался интересным и остроумным собеседником, и разведчик быстро забыл о спорящих командирах, тем более что новый знакомый осветил расклад гораздо быстрее и полнее:

  – Вариантов несколько, но все эти бедняги боятся, по большому счету, одного. Умереть и не попасть в райский город. Помнящим еще полбеды, а непомнящий может в следующем цикле появиться черт знает где, проваландаться и остаться с носом.

  – А почему бы вам их не загипнотизировать и не приказать перестать валять дурака? – в шутку предложил Кирсан.

  – Да не получится, молодой человек. Вы наивно полагаете, что гипнотизер может повелевать людьми? Я тоже так думал. Гипноз в отрочестве привлекал меня возможностью, среди прочего, внушать девушкам, что они от меня без ума... Дурак был, ничего не смыслил. Нельзя заставить человека под гипнозом сделать то, что он не сделал бы в своем уме. Знаете, какая наибольшая проблема у гипнотизера, работающего в цирке?

  – И какая?

  – Выбор добровольца из числа зрителей. Человек должен желать принять участие в загадочном эксперименте, а вот скептиков надо уметь просекать с ходу и отсеивать. Скептически настроенный неверящий или просто западлист, который хочет сорвать сеанс гипноза – истинный кошмар гипнотизера-фокусника. Все хорошо удается, если гипнотизируемый сам помогает гипнотизеру. Если сопротивляется – плохо дело.

  – Надо же, – хмыкнул Кирсан, – я-то думал, загипнотизировал девушку – и делай, что хочешь. Хоть стриптиз станцевать прикажи.

  – Ничего подобного. Если дама раскрепощенная – то нет проблем. Если из приличной семьи с пуританскими взглядами – все гораздо сложнее. Хотя и тут можно схитрить, убедив ее, что она находится не на манеже цирка, а у себя в ванной комнате за запертой дверью и собирается принять душ. Подобное поведение – раздеваться перед душем – совершенно естественно, такая команда не вызывает никакого сопротивления, а прямой приказ 'разденься' выполнен не будет и все пойдет наперекосяк. Вот вы думаете, я жену неверную как на тот свет спровадил? Загипнотизировал во время обеда, предложил набрать полный рот компота, а затем сказал, что она, страдая насморком, только что пробежала три километра – при ее-то девяноста килограммах – и теперь страшно задыхается. Вот она и вдохнула компотик.

  Кирсан подпер скулу кулаком. Как можно использовать талант гипнотизера? Наверняка как-то можно.

  – То есть, если мы схватим людоеда, вы его не сможете загипнотизировать?

  – Невозможно, даже если бы он меня понимал. Проблема в том, что людоеды не могут быть поняты ни нами, ни варварами, как гипнотизировать, если он меня не поймет? И я повторяю, для сеанса гипноза нужен положительно настроенный доброволец.

  – Хм... А меня загипнотизировать возможно?

  Богуславский кивнул:

  – При условии, что вы сами этого хотите – легко. Даже без трюков с маятником и прочей ерундистикой.

  Разведчик закрыл глаза, мысленно укладывая разрозненные детали в единый четкий план. Архимед обещал перевернуть Землю, если ему дадут точку опоры, а он, Кирсан, попытается перевернуть ад, потому что недостающая опорная точка, необходимая для того, чтобы похерить и без того шаткое равновесие этого противоестественного мирка, у него теперь есть.

  – Ради любопытства, Анатолий Юрьевич. Как вам тут, в аду?

  Гипнотизер вздохнул.

  – Если б знал – ни за что жену бы не гробил. Порой кажется, что сил терпеть больше нет, но что остается? Даже убить себя мы не можем.

  – Если бы вам предложили окончательную смерть, полное небытие как выход отсюда – вы бы согласились?

  – Не раздумывая. Мечты, мечты...

  Кирсан мрачно усмехнулся:

  – Что ж. Может быть, мне удастся предоставить вам такую возможность. Не спрашивайте ни о чем, позже сами все увидите.

  Он спрыгнул с контейнера и решительно подошел к столу.

  – Минуту внимания, господа, – громко сказал он, – я знаю, как разбить орду легко и быстро. Мы скоординируемся с варварами и сделаем это сообща.

  Несколько десятков пар глаз, командиров и зрителей, сошлись на нем.

  – Ну и как же ты собрался с ними координироваться? – спросил скандинав.

  – И вообще, что это за кретин и откуда тут взялся? – подхватил другой, и разведчик узнал в говорившем того самого лидера страдальцев, не так давно на его глазах бросившегося в толпу мертвецов.

  – Я нашел способ обойти барьер непонимания между нами, – не моргнув глазом, сказал Кирсан.

  – Правда? – ухмыльнулся Святой, – давай, удиви нас.

  – Легко. Барьер работает, когда два человека, которым не положено понимать друг друга, пытаются донести до собеседника какую-то мысль. И наоборот, когда говорит япошка с викингом, их слова становятся понятными друг для друга, если так задумано. Но когда человек не пытается ничего ни до кого доносить, божественный переводчик не работает. Для экономии божественной силы, так сказать. Когда мой товарищ пел песенку по-немецки или просто ругался – его слова мною были услышаны как есть, по-немецки. Я рискну высказать предположение, что и барьер тоже не будет действовать, если человек не станет пытаться целенаправленно донести до кого-то информацию. Именно желание что-то сообщить и есть тот критерий, по которому определяется, надо ли включать переводчика или барьер.

  – Ну и как тогда общаться с варварами, если нам все-таки надо с ними скоординироваться?

  Кирсан повернулся к новому знакомому.

  – Анатолий Юрьевич, ваш выход. Сцена ждет вас. Он гипнотизер, – сказал разведчик остальным, – и с его помощью я собираюсь попытаться пообщаться с кем-то из варваров. Мы пойдем к варварам – у вас же тут пакт о ненападении, да? – Анатолий Юрьевич загипнотизирует меня и прикажет повторять за ним все слова. Я буду повторять за ним, находясь в бессознательном состоянии, и надеюсь, что барьер не сработает. Среди варваров лишь должен быть человек, понимающий по-русски: он будет слышать мои слова как есть.

  Все начали переглядываться.

  – А ведь это может сработать, даже если и не сработает, все равно стоит попробовать, – сказал Святой. – Анатолий Юрьевич, вы сможете его загипнотизировать и зачитать по бумажке текст, чтобы Кир его повторил?

  – Легко, – кивнул тот.

  – Решено. Мы отправляемся к варварам, – тоном, не допускающим возражений, подытожил Игнат.

  По стопам Люцифера

  Варвары здесь, в центре, оказались точно такими же, как и в разоренном людоедами поселке. Такими же, по большому счету, как и люди в любом другом селении. Те же серые, изможденные, усталые лица с погасшими, пустыми глазами. Солдаты в грязных мундирах разных армий и эпох, штатские всех типажей, женщины, от неприметных мышек до некогда роскошных дам – довольно типичный набор узников этой противоестественной юдоли скорби и печали.

  'Диалог' был краток: Святой помахал белым флажком, стоя перед решетчатыми воротами чужого поселка, из толпы, нацелившей на незваных гостей стволы, вышел странный тип в немецкой офицерской шинели и советской фуражке и выжидающе уставился на парламентера.

  Кирсан подошел к воротам и показал ему одолженную у кого-то споротую с рукава трехцветную эмблему российского флага. Офицер в ответ указал пальцем вначале на свою фуражку, потом ткнул себя в грудь.

  По знаку разведчика подошел гипнотизер и поставил перед воротами специально принесенный стул.

  – Можем приступать.

  Кирсан сел на стул, поймав на себе недоуменные взгляды варваров, Анатолий Юрьевич встал перед ним и сбоку, чтобы все видели, что он делает, и достал из внутреннего кармана часы на цепочке.

  – Так надежнее, – пояснил он, закачал ими перед лицом Кирсана и начал монотонно бубнить: – вы смотрите на часы, они приковывают ваш взгляд... вы смотрите только на них, следите только за ними, вас больше ничто не беспокоит, не раздражает, вы ничего не слышите, кроме моего голоса, вам тепло и хорошо... Вы просыпаетесь.

  – А? Все, что ль? – спросил Кирсан и внезапно понял, что вопрос был лишним.

  Варвары стояли там же, где и прежде, но их стволы смотрели в землю, а лица выражали шок, потрясение, удивление и восторг. Постепенно среди их рядов нарастал возбужденный гомон.

  – Кир, дружище, – сказал Святой из-за спины, – ты хоть понимаешь, что ты сделал? Ты поимел систему, как сказал бы Катулл, 'в задницу и в глотку'. Pedicabo ego vos et irrumabo, черт побери. И мне безумно завидно, что до этого додумался не я.

  Кирсан встал со стула и хищно ухмыльнулся: