Текст книги "Край непрощенных (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

  Святой

  Кирсан криво улыбнулся:

  – Да уж, появился ты и вправду, словно манна небесная. Внезапно и вовремя. А меня Кирсаном зовут. Фамилии, правда, не помню.

  – Первый день, значит. Выспишься – вспомнишь. Тут это нормальное явление.

  Он рассмотрел собеседника внимательней. Широкое круглое лицо, бородка, жизнерадостное выражение глаз, небольшой животик, усталая одышка – и что-то еще в облике. Коварное и хитрое.

  – Так это, я хотел спросить – год нынче какой? Что за город? И как я тут оказался? Если ты знаешь, конечно.

  Игнат снял с пояса флягу и отхлебнул, не спеша завинтил и только потом, словно нехотя, сказал:

  – Года не знаю – тут это ни к чему. Город – на самом деле не город, но зовут его – так и зовут. Город. А оказался ты тут точно так же, как и я, и все остальные. Но это ты сам понять должен. Скажу – все равно не поверишь.

  Кирсан настаивать не стал, тем более что у него имелись и более насущные вопросы.

  – Много выживших?

  Святой широко улыбнулся, словно ему анекдот рассказали:

  – Забавная формулировка вопроса. Жаль, фишку пока только я понимаю. Достаточно, строго говоря.

  – Слушай, а как ты делаешь, что зомби на тебя не нападал? Он точно на меня шел, на тебя ноль внимания.

  Собеседник ухмыльнулся – и в этой ухмылке было что-то зловещее.

  – А ты, стало быть, мертвяка в лицо не узнал? Впрочем, неудивительно, если за тобой их с полсотни бегает – можешь их и не знать. Ты кто по профессии? Киллер – вряд ли, у них память на лица. Наемник?

  – Разведчик я. И судя по автомату – русский. 'Вал' состоит на вооружении российского спецназа и армии.

  – Многовато мертвяков для разведчика.

  – Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Кирсан, – какое отношение профессия имеет к?..

  – Прямое, разведчик, прямое, – жизнерадостно улыбнулся Святой, – ты думаешь, как я тебя отыскал? Зомби меня на тебя и вывели. О... Слышишь? Идут сюда, хромают, несчастные. Скоро они все соберутся тут внизу, примерно под тем местом, где ты сейчас сидишь. Видишь ли, мой друг, это твои зомби. Твои мертвецы.

  Кирсан сохранил невозмутимое лицо, хотя ему стало крепко не по себе. По всей видимости, его угораздило оказаться в компании сумасшедшего, теперь надо держать ухо востро.

  – О чем ты говоришь? – как можно спокойней спросил Кирсан.

  Святой вздохнул:

  – Долго объяснять – и неинтересно. Вся соль в том, чтобы ты сам догадался. Запоминай главнейшие вещи. Ты находишься в месте, где привычные тебе правила и методы не работают. Тут все иначе. Будешь действовать по старинке – сдохнешь в муках. На самом деле, ты все равно сдохнешь в муках – просто чуток подольше протянешь, если будешь думать головой. Второе правило – все, что не является живым человеком – твой враг. Третье правило: живой человек, говорящий на непонятном тебе языке – твой враг. Если ты собеседника понимаешь – он тоже может оказаться врагом, само собой.

  Кирсан открыл было рот, но собеседник его прервал:

  – Нет-нет, не надо меня ни о чем спрашивать. Все в свое время сам поймешь. Объяснять действительно слишком долго, что и как. Да и не прикольно. Есть хочешь?

  Сразу вспомнились невкусные, липкие бисквиты и затхлая вода.

  – Да я... ел недавно. Не то чтоб сыт, но и аппетита нет.

  – Если что – вон, гляди, – сказал Святой и указал на лист шифера: – под ним дыра и спуск в магазинчик. Там можно найти чего пожевать. Консервы там, сгущенка, разное такое.

  – Уболтал, – согласился Кирсан, подумав, что перебить паршивый привкус во рту сладкой сгущенкой будет в самый раз, отодвинул шифер и полез внутрь.

  Внутри, правда, царила почти что тьма. Он достал зажигалку и, подсвечивая, отыскал кассу, возле которой на специальном лотке лежали шоколадные батончики. Выбрал один, не глядя, распечатал, откусил... сразу же захотелось выплюнуть. Все равно что подслащенного пластилина полон рот набрал. Что за дерьмо. Кирсан положил надкушенный батончик на прилавок, пару раз споткнувшись, нашел полки с консервами и взял себе пакетик сгущенного молока.

  Выбравшись наверх, он с сомнением осмотрел трофей. Две тысячи одиннадцатый год изготовления. Получается... сколько получается-то? Ведь даты он не знает, а сукин сын Святой говорить не хочет. Ладно же! Вот чему-чему, а вести допросы Кирсан, как профессиональный разведчик, умеет.

  – Это, Игнат... А давно вся вот эта хрень приключилась? А то как-то странно получается, тут год указан – две тысячи одиннадцать. До четырнадцатого только три года.

  – Можешь есть смело.

  – Хм... Я как-то не уверен. Батончик попробовал съесть – он гаже, чем мои бисквиты. В связи с чем у меня два закономерных вопроса: сколько лет должен пролежать шоколад, чтоб так испоганиться? И второй – как так вышло, что тут полно жратвы, если армагедец случился не меньше трех лет назад?

  Святой ухмыльнулся – широко и искренне:

  – Почему я люблю военных – так это потому, что у них в голове одна извилина, да и ту фуражка надавила. Еще больше я люблю разведчиков: они точно так же тупы, как и все остальные, но считают себя умнее других. Я, конечно, понимаю, что тебе хочется все же дату узнать и ты пускаешь в ход свои шпионские штучки – потому для тебя, тупицы, так и быть, повторю. Я не знаю, какой нынче год. Последняя известная мне дата – две тысячи двенадцатый.

  Кирсан сжал челюсти – но лишь на миг, профессиональный разведчик всегда контролирует себя и никогда не пойдет на поводу у собственной вспыльчивости. Новый знакомый не слишком-то вежлив, но парень рисковый, надо отдать должное. Вот так нахально, в глаза высказывает собеседнику – военному, человеку больше, выше и сильнее себя – крайне нелицеприятные вещи и при этом не дрожит за свои лицо и печень. С другой стороны, и Кирсану ссориться с ним очень не с руки: единственный проводник и информатор в этом бедламе. А провести воспитательно-рукоприкладное мероприятие можно будет и позже, если не образумится.

  – И давно он был, две тысячи двенадцатый? Ну примерно?

  – Лет пятьдесят назад, как по мне. Полегчало?

  Кирсан сел на просмоленную крышу, скрестил ноги и спрятал лицо в руках. Пятьдесят лет. Это значит – его родителей и жены уже нет. Жена... Лиля. Вспомнил. Лиля... Ее уж точно нет. Святой, казалось, понимал, о чем он сейчас думает, и тоже молчал.

  – Значит, с две тысячи четырнадцатого прошло примерно сорок восемь лет, – сказал Кирсан несколько минут спустя, – я понятия не имею, где провел это время и почему не постарел. В киоске журнал за восемьдесят шестой год прошлого века, на улице подбитый 'тигр'. Хотя единственный экземпляр, который еще оставался на ходу – в Англии. Ты точно ничего не хочешь объяснить?

  Игнат лениво наблюдал за мертвецами, медленно бредущими к заправке:

  – А что тебе объяснять? Ты сам уже нашел кучу нестыковок. Делай выводы.

  – Анахронизм на анахронизме, словно времена перемешались! Эксперимент со временем пошел наперекосяк? Кто ты вообще такой?!

  – Я? Я писатель. Фантаст. И – я такая же жертва, как и ты.

  Кирсан мысленно сосчитал до десяти. Если он не врет – две жертвы это потенциальные союзники. Непонятно только, почему из Святого так трудно вытащить информацию.

  – Слушай, Игнат... Должен быть способ выбраться отсюда. Мы с тобой не лампочки, а это место – не рот. И если попали сюда как-то – то и выпутаемся как-то. Ты сказал, что знаешь, как мы сюда попали...

  – ... И я знаю, что отсюда нет выхода. Смирись, разведчик. Мы оба попали. Просто ты пока еще не знаешь, насколько крепко.

  – Так скажи мне, а не темни!

  Улыбка Игната стала еще искреннее.

  – Так неинтересно, приятель. Как ты думаешь, за каким лешим я тебя отыскал? Для чего я ошиваюсь в столь вредных для здоровья местах и выслеживаю чудаков, за которыми бегают толпы зомби? Ответ простой – потехи ради. Тут вообще с увеселениями очень туго – каждый развлекается, как может. Я вот ищу новичков и наблюдаю, как они постигают ситуевину. Меня забавляет процесс, а особенно – тот момент, когда до них, наконец, доходит. И военные в этом плане – лакомый кусок. Они соображают медленно, удовольствие растягивается.

  – Ты садист, что ли? – возмутился Кирсан.

  – В десяточку. Это одна из причин, почему я здесь. Ладно, так и быть, дам подсказку. Никакого конца света не было. Никаких экспериментов со временем не было. И перемешивания времен не было. Потому что если бы дело было в манипуляциях со временем – это не объясняет, откуда зомби взялись. И ты, как разведчик, мог бы и сам догадаться.

  Кирсан внезапно подумал, что в городе не видел ни единой вывески, ни единого знака, ни одной таблички с названием улицы на домах. Он, конечно, не очень-то и смотрел, но разведчик особо обучен такие детали запоминать. И вот сейчас не может вспомнить ничего подобного – значит, не видел. Но способ узнать местонахождение все-таки есть. Заставить Святого подыграть – раз плюнуть.

  – Ладно, раз ты хочешь развлечения – развлеку тебя. Давай поиграем в казаки-разбойники, я казак, ты пойманный разбойник. Я задам тебе пару простых вопросов, а ты честно ответишь, да или нет.

  Игнат с неподдельным интересом выслушал это предложение и устроился на рюкзаке поудобнее.

  – Договорились. Задавай.

  – Мы в Великобритании?

  – Нет.

  – Где-то в районе Кубинки?

  – Нет.

  – США или Франция?

  'Разбойник' ухмыльнулся:

  – Это уже третий вопрос, хотя ты говорил о паре. Но ладно. Нет.

  Кирсан тоже ухмыльнулся:

  – Ты солгал, отвечая на один из этих трех вопросов.

  – Ну-ну. И почему же ты так решил?

  – Панцеркампфваген 'Тигр' – единственное, за что я могу зацепиться. Один такой стоит, подбитый, менее чем в километре отсюда. Единственный 'тигр' на ходу сохранился в Бовингтоне. Еще три в хорошем состоянии, которые можно отреставрировать – Кубинка, Сомюр во Франции и Абердинский полигон. И если ты сказал правду, что никаких пердимоноклей со временем не было – мы можем находиться только неподалеку от одного из этих четырех мест. 'Тигры' ведь своим ходом неважнецки ходили.

  – Дай угадаю. Твой расчет базируется на том, что на всей Земле осталось лишь четыре таких танка, пригодных к восстановлению.

  – Именно. Я не прав?

  Игнат выдержал зловещую паузу:

  – Да нет, все верно. Только разговор отложим на потом – а сейчас делаем ноги.

  – Прямо под нами толпа мертвецов. Ты спецом дожидался, пока они все тут соберутся?

  – Сарказм неуместен. Да, я именно этого и дожидался. Ты сам разве не понял, что бегать, когда к тебе прут со всех сторон, не очень весело? Стой тут. Я перетащу лестницу и приставлю с другой стороны, спущусь первым. По моей команде ты должен как можно быстрее перебежать к спуску и слезть до того, как мертвяки проковыляют эти пятнадцать метров. И после этого мы оставим всю толпу позади.

  – А в городе других нету, что ли? – удивился Кирсан.

  – Есть. Но в нашем случае самая большая проблема – эти.

  ***

  Игнат не ошибся: несколько встреченных кадавров проявили к двоим живым людям минимальный интерес: их вялые попытки схватить пробегавшего мимо Святого не шли ни в какое сравнение с деревянной, но целеустремленной походкой тех, которые остались позади.

  – Главное – держись от них подальше. С десяти шагов они тебя уже не видят. Или просто игнорируют.

  – Не могу понять – почему?

  – Потому что они не твои.

  – А чьи?

  – Я почем знаю? – удивился Игнат.

  – Если тяпнут – стану таким же?

  Святой покачал головой:

  – Байки. А вот заражение – считай что обеспечено.

  – А ты вообще что пишешь-то? – сменил тему Кирсан.

  – Писал. Фантастику, фэнтези.

  – Наверное, мне не попадались твои книги. Имя кажется незнакомым.

  Тот только хмыкнул:

  – Что имя не знакомо – не значит, что не читал. 'Долина смертных теней' или 'Скользящий сквозь ночь', к примеру, я написал. Ну и некоторые другие вещи.

  Разведчик чуть задумался, потом сказал:

  – 'Скользящего' читал обе книги, и 'Долину' тоже. Но только имя там было другое. Вроде бы на 'Пе' начиналась фамилия или как-то так.

  – Верно, – кивнул Игнат, – просто имя на обложке еще ничего не доказывает. Я одно время литературным негром подрабатывал. Ты разве не заметил, что первая и вторая книги дилогии разительно отличаются? Та бездарь, которая на 'Пе', только первую книжку кое-как написала – и это ему потолок. Все остальные 'типа его книги' за него писал я – он сам такое ни в жисть бы не смог. Бездарь – и этим все сказано... О! Гляди-ка!

  Кирсан проследил за направлением указательного пальца и заметил кадавра, ковыляющего примерно в том же направлении, что и они.

  – Куда это он?

  – Добычу учуял. Сейчас поглядим, куда он нас приведет. Точнее – к кому.

  Оглядываясь по сторонам, они двинулись следом. Кирсан одновременно присматривался к своему попутчику, подмечая его поведение и реакции. Не дергается, не нервничает – либо нервы железные, либо уже бывалый и знает, что к чему. Головой крутит без устали, напомнив знаменитое изречение пилотов второй мировой. 'Летчики, которые не вертят головой постоянно – мертвые летчики. Просто некоторые из них об этом еще не знают'. Тут, правда, не небо, но зомби в условиях густого тумана не менее смертоносны, чем вражеские истребители, атакующие со стороны солнца.

  Кирсан также отметил, что Игнат, хоть и повесил свой помповик на ремне так, чтобы схватить быстро, но в руках держит самодельную биту. Стало быть, кадавры тут опаснее всего, но и другие угрозы в наличии.

  Одновременно он изучил и мертвяка, за которым шел. Со спины многого не увидишь, но лохмотья на нем раньше были пиджаком, одна нога не обута, на другой – остроконечная туфля с пряжкой, вроде как из модных. Сам покойник, невысокий и лысый, уродливо раздулся, но и при жизни явно худобой не отличался. На пальце тускло поблескивает золотая печатка.

  Кирсан бесшумно скользил в тумане следом за Игнатом, Святой, к слову, за звуковой маскировкой следил не то чтоб очень. Видать, как рыба в воде себя тут чувствует. Кадавры, мимо которых они идут, практически безучастны, изредка, когда он наступал на что-то хрустящее, один повернет голову, уставится на звук остекленевшими глазами и заторможенно смотрит, хотя две тени в тумане уже прошли мимо. Мертвецы не очень-то и опасны, получается, осталось только выяснить все, что связано с теми зомби, про которых Святой сказал 'они твои'. А еще стоит разобраться, куда он намылился. Очень логично, что в лагерь выживших, так бы сделал герой фильма. Вот только фильмы – они обычно коррелируют с объективной реальностью зрителя, а это место, мягко говоря, и со здравым смыслом-то не коррелирует, что уж говорить...

  Он еще раз перемешал в голове кусочки паззла, пытаясь сложить из всего этого бреда вменяемую картинку. Как сказал один умный человек, любой вопрос имеет свой ответ, любая проблема – решение, независимо от того, знаем ли мы эти ответы и решения. В этом странном месте все перемешано в дикий коктейль, но возможно, что так сделано умышленно.

  Кирсан вспомнил один рассказ о группе актеров-статистов, застигнутых ядерной войной в метро, в тот момент, когда они ехали на съемки. После нескольких дней страданий и борьбы за выживание они все-таки выбрались на поверхность и обнаружили, что мир в полном порядке, а ядерная война была обманом. Их снимали на скрытые камеры, получив в результате до предела реалистичный фильм о людях в экстремальной ситуации. В финале главный герой рассказа, у которого еще оставалось два патрона, застрелил режиссера. Сейчас Кирсан тоже готов застрелить того, кто устроил ему тут реалити-шоу с амнезией. Осталось только понять, где искать таинственного 'режиссера'.

  Мертвец, за которым они шли, свернул направо в переулок. Словно по 'джи-пи-эс' идет, зараза. Игнат предостерегающе поднял руку и осторожно выглянул.

  – Там магазин продуктовый. Видимо, жертва покойничка там. Идем следом, только тихо: она вполне может быть вооружена. Нам под шальную пулю ни к чему вылезать.

  Кадавр, не мудрствуя лукаво, налег на дверь – она оказалась не заперта – и вошел внутрь. Кирсан тронул Святого за рукав:

  – А те, от которых мы убежали, сейчас точно так же идут следом за нами?

  – Примерно так, – шепнул тот в ответ, – но не столь энергично. Они чем ближе к цели – тем резвее стано...

  Его слова прервал пронзительный женский визг:

  – Не подходи ко мне!!

  Хлестнул выстрел, затем второй. 'Макар', судя по звуку. Потом – грохот чего-то падающего, снова визг и выстрел. Игнат взялся за дробовик и рванулся внутрь, Кирсан побежал следом, отметив, что писатель этот как-то слишком правильно все делает для писателя. Может быть, не как спецназовец, но не хуже обученного солдата. Хотя, конечно, в такой среде все просто. Либо ты становишься спецом, либо... слабые выживают только в условиях цивилизации. Приспосабливайся или сдохни – закон эволюции, и его пока никто не отменил.

  Святой, пригибаясь, побежал между стеллажами с товаром, Кирсан не стал отставать, но и вперед не полез. В конце концов, местный как бы должен лучше тут разбираться, что к чему. А тот выглянул, затем высунулся и грохнул из дробовика, передернул затвор и выстрелил еще раз, целясь куда-то вдоль пола. Контрольный, видимо. В ответ – новая порция визга и очередной выстрел.

  – Хватит стрелять, дура! – заорал Игнат, – тут люди живые!

  – Он... умер? – спросила дрожащим голосом невидимая женщина.

  – Он вообще-то давно был мертвый – с тех самых пор, как ты его убила. Теперь уже его бояться нечего.

  – А ты кто?

  – Тебе не все равно? Тут нельзя оставаться. Времени на разговоры нет, идешь или остаешься?

  – Иду, – Кирсан отчетливо услыхал, как она вытирает рукавом слезы с лица.

  Он вышел из-за угла вместе со Святым. За короткую секунду Кирсан успел рассмотреть, что это молодая, спортивного сложения женщина, и к тому же хорошо выглядящая, модельной внешности. Одета в обычную одежду. Краем сознания разведчик успел подумать, что тут почему-то прилично выглядящие дамы оказываются с оружием, когда женщина его увидела. Наметанный взгляд уловил, как в испуге раскрываются шире ее глаза.

  Взлетающий вверх ствол пистолета, предостерегающий окрик Святого – и он уходит с линии огня, прыгнув за стеллажи. Как и тогда в лесу, выбора у Кирсана не было. Как и тогда в лесу, он опередил ее лишь на долю секунды.

  Тяжелые бронебойные пули опрокинули 'спортсменку' назад, когда ее палец уже нажал на спуск, пистолетная пуля ушла в потолок. Женщину отбросило на холодильный автомат с напитками, и она сползла по нему на пол, пачкая прозрачное стекло красным.

  Кирсан застыл, глядя, как ее грудь поднимается все реже, и пытался проснуться. Это безумие. Это какая-то чертовщина. Один вопрос в голове – почему? Он держал автомат стволом вниз, вел себя спокойно, и вдруг... Одновременно внутренний голос невпопад заметил, что пули 'вала', шестнадцатиграммовые девятимиллиметровые сверхбронебойные особой конструкции, пробивающие бронежилет второго класса, снова оказались не на высоте: вторая жертва, как и первая, еще дышит после нескольких смертельных ран.

  Он выматерился – длинно и витиевато. А что еще оставалось делать?

  – Нет, ну ты видел, а? – задал риторический вопрос Святому, который как раз поднимался с пола, – она меня только заметила, и сразу же пришить решила!

  – Видел, – согласился тот, подошел к женщине и, убедившись, что ей уже не помочь, выстрелил в область сердца из дробовика.

  Та дернулась в последний раз и затихла.

  – Что тут происходит, а? Тут что, все девки взбесились?!

  – Все? – приподнял бровь Игнат, вытирая с лица мелкие брызги.

  Кирсан рассказал о происшествии в лесу и добавил:

  – Ну там-то еще все понятно было, устала она, промокла, замерзла, человеку в отчаянном положении проще пойти на убийство... Но вот эта почему? Я ни единой дурной мысли не имел... Идиотизм. И обе такие живучие оказались... Получили по несколько пуль и сразу в ящик не сыграли...

  Святой достал из кармана три патрона и дозарядил дробовик, потом веско сказал:

  – Запомни еще одно правило. Легких смертей тут нет. А что до бешенства – дело, надо думать, в тебе. Ты, случаем, жену или там подружку не грохнул?

  – Чего-о-о?! – выпучил глаза Кирсан, – что за бред ты несешь?! Я не психопат, как некоторые тут!

  – Как некоторые тут? – ухмыльнулся Игнат, – это некорректная формулировка. Ты такой же, как все остальные. Так что лапшу мне на уши не вешай. А насчет жену грохнуть – ну это я наугад сказал. Тебя дважды пытались убить женщины. Оба раза ты их убил. И как я вижу – переживаешь по этому поводу. Совесть мучит, да? Неспроста это.

  – Ты достал со своими намеками!

  – Да я не намекаю, а прямо спрашиваю. Если не жену или подружку, то, может, чью-то жену? Или любую другую женщину, которую, наверное, не хотел убивать? Случайно получилось, или как? Или, может, она была неизлечимо больна?

  Кирсан молча взирал на своего визави. Попал, сука. Выстрелил в небо – попал в луну. Такой грустный эпизод в его карьере разведчика действительно был, когда Кирсан, волоча на себе раненого напарника, пытался выбраться из-под Цхинвала. Вокруг – толпы озверевших не то грузинских солдат, не то осетинских ополченцев, черт их разберет. В воздухе запах крови, кордита и человеческой ненависти. Проскочили бы незаметно – но угораздило напороться на местную, гражданская она была или нет – этого Кирсан не разглядел в темноте. Но что прижатый к губам палец на нее не подействовал – понял сразу. Крикнула бы – те, озверевшие, вряд ли стали бы разбираться, враги им эти двое русских, или нет. И тогда, под Цхинвалом, он стрелял в человека третий и последний раз в жизни... до сегодняшнего дня. Тогда, как и теперь, выбора Кирсан не имел. Точнее, выбор был: на одной чаше весов – две жизни, его и Степашки, на второй – одна, той женщины. Математика простая.

  – Ты угадал, отчасти, мне когда-то действительно пришлось стрелять в женщину, – мрачно согласился он, – я только не понимаю, как все это, черт возьми, взаимосвязано?

  – Люблю я вашего брата с одной извилиной. Вы так потрясающе тупы, – ухмыльнулся Святой, – что я прямо умиляюсь. Включи мозги, наконец, не лишай меня удовольствия видеть на твоем лице осознание ужасной догадки. Ты стрелял в женщину, не имея выбора, и сожалеешь об этом, так? Теперь история повторяется дважды – ты не хочешь делать этого, но ничего не можешь поделать. Ты думаешь, это совпадение? Забавный ты человек. Загадочный. За тобой ходят мертвяки толпой, какую редко тут встретишь, штук с полсотни, в том числе женщины и дети, и ты мне тут рассказываешь, что тебе всего лишь однажды пришлось стрелять в женщину? Зачем врать? Тут, фигурально выражаясь, все свои.

  Кирсан гневно засопел:

  – Я тут почему-то своих пока не встретил! Только пару ненормальных баб и одного ненормального садиста, который несет любой бред, кроме вменяемых ответов!

  Святой расхохотался, весело, искренне, от души, затем сказал:

  – Ненормальные, говоришь? Норма определяется большинством. Хороших людей тут нет. Только сволочи. Такие же, как ты и я.

  На язык попросилась пара слов без падежей, но еще до того, как Кирсан подавил вспышку злости, цилиндрический предмет, в котором глаз специалиста сразу же узнал светошумовую гранату 'Факел-С', разбил окно и влетел внутрь. Разведчик еще успел отвернуться и закрыть глаза, но зажать руками уши времени не хватило. Вспышка, грохот, звон в голове.

  Он откатился куда-то под прилавок, борясь с кругами и резью в глазах и шумом в ушах, на ощупь схватил автомат, болтавшийся на боку. Только что он растратил шесть или семь патронов, осталось еще тринадцать как минимум... Бесполезно, все бесполезно, потому что они застигнуты врасплох. Кирсан почти ничего не видит и совсем ничего не слышит. Сейчас полезут в окна, вопрос только, со слезоточивым газом или без. Кто такие? Местные силовики? Вряд ли. В таком разрушенном месте цивилизации нет – и силовиков нет. Каждый сам за себя. Но если пошла вначале нелетальная граната – значит, пытаются взять живыми?

  Кирсан еще прокручивал в голове варианты действий – продавать жизнь подороже или сдаться без сопротивления, надеясь на то, что все это недоразумение удастся позже разрулить словами, когда сбоку к его ногам упал здоровенный тип с всклокоченной бородой и в кольчуге. Посреди груди – здоровая дыра, вроде таких, которые проделывают в теле дробовики двенадцатого калибра при выстреле в упор. Стало быть, Святой пошел ва-банк, попутно спалив мост и за Кирсаном.

  Зал начал тонуть в клубах дыма. Не 'черемуха', обычная дымовая граната. Надо выбираться отсюда, если получится, хотя вряд ли... Прямо перед собой Кирсан увидел человеческий силуэт с огромной палицей в руках и выстрелил короткой очередью, шагнул в сторону, пропуская падающее тело, и в следующий момент возле уха просвистела другая палица: сзади тоже враг.

  От очередного удара он закрылся оружием, получил удар в живот ногой и снова оказался на полу. Здоровенный детина в бронежилете поверх кольчуги, нависая над ним, размахнулся дубинкой опять и выбил автомат. Кирсан схватился за нож, но удары посыпались уже с двух сторон. Десять секунд спустя ему подбили глаз, вышибли дух и скрутили. Последняя попытка отчаянного сопротивления ничего не дала: противников, один из которых оказался в крылатом шлеме, было уже четверо, и все – как на подбор здоровяки.

  Когда Кирсана рывком поставили на ноги и поволокли к дверям, слух немного вернулся к нему, словно специально для того, чтобы разведчик едва-едва разобрал хриплый голос Святого:

  – Держите колечко, гады...

  Уши снова заложило, и оглушающая граната показалась сущим пустяком по сравнению с ударной волной боевой лимонки. Барабанные перепонки выдержали каким-то чудом, видимо, Святой подорвался где-то за стеллажами. Однако детину справа осколками убило наповал, Кирсан рухнул на пол на его труп, теперь его держал только один человек, тоже изрядно оглушенный, что с теми двумя позади – неизвестно. Разведчик не стал ничего предпринимать, прекрасно понимая, что теперь уже у него шансов нет. Даже если вырваться, выскочить на улицу, и там не окажется никакого оцепления – избитый, оглушенный и безоружный, он все равно долго не протянет.

  Валяться долго ему не дали – снова бесцеремонно подхватили и потащили наружу. Да, снаружи были и другие люди с оружием – но уже без кольчуг, зато в брониках и со стволами. На некоторых – военная форма, порой странная, другие в штатском. Затем Кирсан оказался перед двумя военными, к которым его приволокли 'кольчужники'. Резь в глазах пошла на убыль, и он хорошо рассмотрел обоих. Один из них – немецкий офицер-танкист гитлеровской армии в чине вроде бы майора, белобрысый, худой, без головного убора и с автоматом Калашникова на боку. А вот второй оказался офицером российской армии с погонами капитана, с широким, волевым лицом. В руках он держал специальную снайперскую винтовку 'винторез' – стало быть, спецназ.

  Оба офицера переглянулись и перебросились парой слов. Кирсан бегло говорил по-немецки – но немца понять не смог. И что гораздо хуже – русского он тоже не понял, хотя тот говорил определенно по-русски.

  Тут сзади подошел еще один бородач и протянул офицерам дробовик Святого и автомат Кирсана. Капитан взглянул на автомат и как-то грустно вздохнул.

  – Капитан, что ты творишь, я же свой! – прохрипел разведчик, но тот в ответ только бросил короткую непонятную команду, и в голове Кирсана разорвалась бомба.

  Концлагерь

  Залитое солнцем, слепящее отраженными от мокрого асфальта лучами, затянутое туманом шоссе. По обе стороны – несущиеся навстречу деревья лесопосадки. Он поворачивает голову и встречается взглядом с Лилей. Он мог бы любоваться ее глазами вечно – но водителю нельзя отвлекаться от дороги. Перед машиной – влажное после дождя шоссе, утренний туман, и восходящее солнце впереди. И бульдозер.

  Волосы встают на голове, кровь застывает в жилах. Откуда он взялся тут, едущий навстречу по их полосе, уже неважно, потому что сверкающий бульдозерный нож оставляет им жить меньше одной секунды. Он так близко, машина едет слишком быстро – не отвернуть. Удара не избежать. Смерти не миновать... но может быть, только кому-то одному. Если резко повернуть руль – автомобиль врежется не лбом, а лишь одной стороной лба. Кто-то один неминуемо погибнет, но другой окажется в стороне от оси удара и, может быть, выживет. Руки крутят руль вправо: у Лили будет шанс. Пусть маленький – но шанс. В самый последний миг Кирсан вглядывается в блестящую сталь бульдозерного ножа, словно в глаза своего смертельного врага...

  Сознание вернулось медленно и неохотно. Он открыл глаза и некоторое время смотрел в грязный потолок одним глазом, вспоминая, что с ним произошло раньше. Больше всего его сейчас беспокоила собственная голова: он не понимал слов ни немца, ни россиянина, хотя знал оба языка. Если поврежден участок мозга, отвечающий за понимание речи – дело совсем дрянь, но при таких травмах человек также лишается способности и говорить, а свои слова Кирсан и выговорил, и понял. Что-то тут не то.

  Он осторожно коснулся лица и головы, пытаясь оценить повреждения, и обнаружил, что кто-то наложил ему повязку.

  – Очнулся?

  Кирсан с трудом принял сидячее положение и заметил в нескольких шагах от себя высокого худого человека, небритого, в потрепанном сером кителе, расстегнутом на груди.

  – Вроде того... А ты кто? – спросил он, тяжело ворочая распухшим языком.

  – Я Макс. Пить хочешь?

  – Ага...

  Назвавшийся Максом протянул ему пластиковую бутылку, полную на две трети. Вода оказалась такой же затхлой на вкус, как и та, что была в его фляге.

  Кирсан огляделся, пытаясь сориентироваться. Длинное помещение вроде коровника, тридцать метров на десять или около того. Да что там вроде – это же и есть коровник, только переоборудованный под содержание пленников. Загоны разделены решетками, внутри каждой камеры – грязные, оборванные люди с безучастными лицами, преимущественно мужчины. В дальнем от Кирсана конце помещения – несколько женщин в паре отдельных камер.

  По проходу, предназначенному для сельхозработников и доярок, ходят туда-назад два мрачных типа, попавших сюда не иначе, как из Голливуда. Немецкий солдат с ранцевым огнеметом и американец в относительно современной военной форме с пулеметом. Посреди прохода – длинный ряд из заколоченных ящиков.

  Разведчик вернул сокамернику бутылку:

  – Спасибо. Меня звать Кирсаном. Или Кир, если покороче. Макс, ты можешь объяснить мне, что здесь происходит?

  – Ты тут недавно, значит, и ничего не понимаешь?

  – Увы. Из всех живых и мертвых, которых успел встретить, мне попался только один относительно вменяемый тип, который на поверку оказался садистом и толком ничего мне рассказать не успел. Не захотел. А потом мы попали в засаду к вот этим, меня схватили, а он погиб. Подорвался на своей гранате.