Текст книги "Шоу для кандидата в императоры"

Автор книги: Владимир Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

9

Лысого русобородого мужичишку звали Иваном Ивановичем Ивановым. «Ваня в кубе», – окрестил его в шутку Анатолий Лазорев. «Кубический Ваня, – поправил Иванов. – Так меня за спиной в институте зовут».

Вообще-то он оказался неплохим мужиком, хотя и был директором НИИ. Он не только добился, чтобы военные не выдворили Шурика с Толиком из окрестностей Зоны вместе с прочими случайными и посторонними, но и выхлопотал для них палатку, как для работников НИИ, поставил Нестерчука и Лазорева на довольствие в военной полевой столовой, за которой закрепили ставших вдруг бездомными сотрудников института прикладной гравитации и их семьи.

"Свой в доску", – отозвался об Иванове Шурик, a он, как известно, редко давал кому-либо такую высокую оценку.

…Солнце давно закатилось. Над кромкой бора повисла полная луна. Утомленный суматошным днем палаточный поселок ученых спал. Бодрствовали только Иванов, Лазорев и Нестерчук.

Они лежали у костра, разведенного перед входом в палатку журналистов, потягивали холодный лимонад, изъятый из заначки Шурика, и не спеша обсуждали фантастические события минувшего дня. Поломать голову было над чем.

– Зона явно наша, – вздохнул директор НИИ, – Я с майором и его людьми объехал ее на бронетранспортере-амфибии. Всюду граница поля совпадает с нашими фишками и поплавками на озерах, расставленными еще год назад, когда мы начинали испытания стационарного генератора гравиполя. Никаких отклонений.

– Значит, прав был рыжий? – спросил Лазорев. – Стационар?

– Рыжий?

Ну да, тот, который кричал, что модулятором такое не "не сгондобить".

Ах, вон ты о ком. Да, Сергей Плотников прав. Работает стационар.

– Чего ж тогда тот, длинный, как цапля, кричал что-то про модулятор?

– Ты о Свиридове? О Викторе? Видишь ли, сразу трудно но определить, какая установка «гонит» поле. Здесь, у моста границы почти совпадают. Но стационарный генератор сооружен в самом поселке, а модулятор смонтирован на полпути между поселком института и мостом, у которого мы сейчас кукуем. У модулятора радиус действия в два раза меньше, чем у стационара – всего пять километров. Если бы работал он, мы просто-напросто объехали бы его поле и попали бы в поселок с «тыла». Пульт управления модулятором в вычислительном центре, а он не попадает в зону действия поля модулятора. Только и дел осталось бы – нажать кнопку.

– А у стационара нет кнопки за Зоной? – поинтересовался Шурик.

– Кто ж знал, что она понадобится?! – горько усмехнулся Иван Иванович.

Шурик нырнул, в холодильник своих «Жигулей», добыл еще три заиндевелых бутылки лимонада и откупорил их ключом от квартиры.

– А нельзя отключить стационарный полегенератор от энергргосети? – спросил Толик.

– Хорошо было бы, но как? Институт не включен в единую энергосистему. У нас своя атомная электростанция. Толик удивленно присвистнул.

– Ого! А много людей осталось в поселке?

– Семеро. Дежурный сотрудник Щеглов и шестеро охранников. Все остальные здесь.

– Зачем Щеглову понадобилось включать поле? – задумчиво проговорил Лазорев.

Иван Иванович пожал плечами и взял бутылку, протяну тую Шуриком.

– А может, он специально «захлопнул» им пришельцев? Может, он понял, что они представляют угрозу для человечества? – предположил Толик.

– Все может быть, – тяжело вздохнул Иван Иванович. – Вполне возможно, что Щегол здесь и ни при чем. Чужаки могли сами включить поле. Вопрос: зачем?

Все помолчали минут пять, потягивая лимонад.

– Что же теперь делать? – неизвестно кому задал вопрос Шурик. – Просто сидеть и ждать от моря погоды?

Иванов поперхнулся и закашлялся.

– Ну уж нет, – проговорил он сипло. – Моих орлов не заставишь сидеть сложа руки. Они уже успели выдать идею переделки деформатора гравиполя в перфоратор. С утра займемся прикидками и предварительными расчетами.

– Что еще за деформатор? – оторвался от бутылки Толик.

– Гравигенератор остронаправленного действия. Возможно, им удастся продавить поле, перфорировать его и в прорыв забросить десант.

– А где взять деформатор?

– На днях на заводе закончат его сборку. Мы заказали деформатор еще полгода назад. Завтра просчитаем кое-что. Возможно, установку придется немного переделать для увеличения мощности.

Где-то в вышине загудел самолет.

– Странно, – проговорил удивленно Лазорев. – Разве не запретили пролет над Зоной?

– Запретили, – откликнулся Иванов. – Это, по-видимому, военные начали аэрофотосъемку Зоны.

– Ночью?

– Да. В инфракрасных лучах. Потом снимут ее утром, при косом освещении, и в полдень. Изучают Зону сейчас и из космоса. После анализа снимков, может быть, что-то и прояснится.

– Надеетесь увидеть корабль инопланетян? – усмехнулся Толик.

– Чем черт не шутит, – улыбнулся Иванов, – может, и увидим.

10

– …Держит белого лебедя, обрывает, общипывает у лебедя белое перо, – бубнил у меня над головой странно-знакомый старушечий голос, – как отскокнуло, отпрыгнуло белое перо, так отскокните, отпрыгните, отпряньте от раба божьего Владимира родимые огневицы и родимые горячки, с буйной головушки, с ясных очей, с черных бровей, с белого тельца, с ручек, с ножек.

Старуха замолчала, хрипло переводя дыхание. Я попытался открыть глаза, но ничего из этой затеи не получилось. Словно пудовые гири поставили мне на веки.

– С ветра пришла, – снова забубнил старушечий голос, – на ветер пойди, с воды пришла – на воду пойди; с лесу пришла – на лес пойди отныне и довеку.

Бабка, закончив бубнить, тяжело вздохнула и сочувственно проговорила:

– Ах, лихоимцы! Подстрелить такого голубка! Ах, фулиганы! Хреста на них нет.

– А это что? – спросила Алина. – Снова зелье?

– Зелье, милая, зелье, – охотно подтвердила бабуля. – Значь, будешь ему через кажные три часа по столовой ложке давать.

– А это?

– Мазь особливая. По три раза в день ее самою, значь, надо рану смазывать.

– К чему так часто рану бередить?

– А ты не спорь, милая. Я знаю, чего говорю, – обиженно засопела старуха.

– Ну хорошо-хорошо, – быстро проговорила Алина. – Я не буду спорить.

Обе замолчали.

– Бабушка, а у вас аспирин и анальгин еще найдутся? – неуверенно спросила Алина.

– Хе, – весело ответила старуха, – да у меня, милая, че хошь найдется. Значь, так: – анальгин – тридцать одна копейка, ацетилсалициловая кислота – шесть копеек, значь, всего с тебя – пятьдесят восемь копеек.

Даже не придя в себя толком, я сообразил, что с математикой у бабки туго.

– А за зелье и мазь? – уточнила Алина.

– А за них – ничаво. Я ж тебе уже говорила: они – не покупные, их я сама варю.

– У меня – рубль.

– Сдачи нету.

– Ну и ладно, – сказала Алина.

– Нет, не ладно, – не согласилась бабка. – Сколь раз повторять: я на службе и чаевые не беру.

– Что ж теперь делать?

– Мож, ищо каку пилюлю надо?

– А димедрол есть?

– Есть, милая, есть. Значь, так: рупь минус пятьдесят восемь копеек будет ровнехонько двадцать шесть, как раз я один димедрольчик.

От такого математического «шедевра» проснулось мое второе «я», а я наконец разлепил свои распухшие веки.

Возле кровати сидели Алина и баба Яга.

А, – прохрипел я, – старая клюшка прихиляла. Хиппуешь?

– Тьфу на тибя, фулиган! Глаза б тибя, постылой не видели! – заявила старуха, кряхтя влезла в ступу, взмах нула метлой и вылетела в открытое окно размером с парад ную дверь.

– Ну зачем ты так? – принялась журить меня Алина. – Если бы не бабуля, я не знаю, что и делала бы. Она уже в третий раз прилетает, заговаривает, лекарства приносит.

– Она, между прочим, тебя только что на тридцать семь копеек обсчитала, – сообщил я.

– Неужели? – искренне удивилась Алина. – Вот не подумалала бы! Впрочем, по математике у меня всегда только тройки были, да и те за красивые глазки ставили.

Она засмеялась.

А что она тут про способ ощипывания белых лебедей городила?

– Это заговор такой. От лихорадки.

– И что, помогает? – ехидно спросил я.

– Сейчас посмотрим.

Алина залезла приятно прохладной рукой под одеяло и влекла из моей подмышки градусник. Самый обыкновенный Ртутный! Покрутив его у свечи, сообщила:

– Тридцать восемь и две. А было почти сорок. Как видишь, помогло.

– Хм, – сказал я. – А термометр откуда? Бабуся Ягуся всучила?

– Она.

– Втридорога?

– За рубль.

– Так я и знал!

– Не жадничай. Для тебя же стараюсь.

– Вот уж не ожидал встретить ведьму-спекулянтку

– И никакая она не ведьма. Очень даже добрая бабушка. Я сел в кровати. Пошевелил раненой ногой. Боль заметно утихла.

За окном молчала лунно-звездная ночь.

– И долго я… отлеживаюсь?

Алина зевнула, прикрыв рот ладонью, смущенно улыбнулась и ответила:

– Почти двое суток.

– Двое суток?!

– Ага.

– А ты сама-то хоть спала?

– Спала. Немного. Мы с Золушкой и служанками по очереди дежурили. Кстати, Золушка очень даже милая женщина, интересная собеседница. Это она и посоветовала бабу Ягу позвать.

Я внимательно присмотрелся к Алине. Под глазами ее обозначились синие тени, глаза слипались от недосыпания. Она еле держалась на ногах. В горле у меня стал ком.

"Ни черта она не спала, даже если и дежурили Золушка и слуги", – понял я.

– Алина, – я обнял девушку и ласково погладил по голове. – Шла бы ты спать, а? Мне уже намного лучше.

– Сейчас, – ответила она нежно, – вот напою тебя зельем и таблетками, покормлю, перевяжу, позову дежурную служанку и пойду.

Мне принесли ужин. Я подмел его за пять минут.

– Да, кстати, – проговорила Алина сонно после перевязки, уже уходя в свою спальню, – нашли президента. По радио сообщили.

– Живого? – обрадовался я.

– Нет, убитого. Где-то в Мексике, у границы с США. На каком-то там плато…

Алина скрылась в дверях.

– А кто убил его, не сообщили? Алина молчала.

Я выбрался из кровати и, несмотря на протесты служанки, захромал следом за Алиной. Девушка, нераздетая, лежала в постели и спала. Будить ее мне стало жалко.

Вернувшись в свою комнату, я выпроводил служанку-сиделку и включил радиоприемник. Еще никогда в. жизни не тянулись так долго минуты, отделявшие меня от очередного выпуска новостей. Даже песни моей любимой певицы Аллы Пугачевой сейчас не радовали.

Наконец приемник пропикал полночь, и диктор прочитал Заявление правительства, опровергавшего распространяемые на Западе слухи о причастности наших спецслужб к убийству президента Соединенных Штатов. Гильзы и пули от автомата Калашникова, найденные на месте преступления, – говорилось в Заявлении, – не могут служить доказательством нелепых обвинений. Наше правительство выражало глубокое сочувствие американскому народу, его правительству по поводу постигшего страну несчастья и передавало соболезнования семье покойного.

Я выключил радиоприемник, лег в постели на спину и, уставившись в потолок, попытался обдумать случившееся.

Мысли путались, набегали одна на другую, сталкивались и летели в тартарары. Ясно было одно: президента убил я. Но каким чудом меня и его занесло в Мексику, на это чертово плато? Очередной эксперимент Распремудрой? Кто она, эта всесильная дама, способная за долю секунды перебросить человека за тысячи километров и назад, способная плести узоры из пространства и времени? Откуда она взялась на Земле? Что надо ей?

Когда и как я заснул, не помню. Во сне за мной гонялись своры президентов и императоров всех времен и народов, а седой и худой полковник из КГБ грозил мне тонким костлявым пальцем и говорил:

– Нехорошо, товарищ Перепелкин, убивать президентов без письменного разрешения редактора и вышестоящих инстанций…

Проснулся я в испарине, когда в окно по-кошачьи беззвучно прокрались первые лучи солнца.

Служанка-сиделка дремала в кресле напротив. Предварительно сбросив громкость, я включил радиоприемник. Передавали последние известия. Вновь зачитали Заявление нашего правительства. После этого сообщили новые подробности убийства президента. ЮПИ взяло интервью у одного из вертолетчиков пограничной службы Мексики Хуана Мануэля. Из его рассказа следовало, что убийц было двое: парень в техасах и клетчатой рубашке и девушка в спортивном черно-белом костюме. Убив президента, они бежали к какому-то аппарату кубической формы. При попытке задержать убийц ими был сбит один из патрульных вертолетов погранвойск Когда на помощь подоспели еще три вертолета, аппарат, в котором скрылись парень и девушка, таинственно исчез и а глазах у вертолетчиков. На месте преступления обнаружены: два пустых ящика от гранат для базуки, полупустой ящик с магазинами для автоматической винтовки М-16, большое количество пустых магазинов и стреляных гильз, в том числе несколько гильз от автомата Калашникова последней модели.

Я выключил приемник и осмотрелся. Кресло напротив пустовало. Молоденькая служанка-сиделка успела сбежать Похоже, к приемнику здесь так и не привыкнут.

На одной из стен спальни красовался шикарный ковер, увешанный оружием. В центре висел ящик с гранатами для базуки. Сама базука располагалась выше ящика, подсумок с магазинами для АК-74 болтался под ящиком. Справа и слева от ящика симметрично крепились автомат Калашникова и президентская автоматическая винтовка. Два запасных магазина от винтовки тоже нашли место в необычной композиции. Дополняли мой арсенал перекрещенные кривые сабли, кинжалы, мечи, копья и два здоровенных щита. Нелепее картины я не видел!

Под ковром на столе блестели в лучах утреннего светила разобранные по частям латы: шлем, панцирь, налокотники, наколенники и прочее. Я встал из постели и подошел к этой горе сверкающего металла. Покрутил в руках шлем и обнаружил внутри его гравировку:

"Достопочтенному рыцарю Володе Перепелкину от Принца. На долгую и вечную память".

Я представил, как явлюсь в. таком наряде в редакцию, мне стало весело. Недолго думая, я принялся водружать гору металла на себя. С непривычки на это занятие ушло почти полчаса. Вползая в латы, я, наверное, громко лязгал и ругался. Во всяком случае, на шум сбежалась прислуга. Испуганные слуги и служанки теснились в дверях, но никто не посмел войти в спальню без приглашения. Я же из принципа не стал звать на помощь никого из торчащих в дверях. Наконец все железяки, лежавшие на столе, перекочевали меня. Именно в эту минуту в спальню вбежала Алина. – Вова! – только и смогла проговорить она, застыв в изумлении.

– Подожди минутку, – прохрипел я гордо из своей железной упаковки. – Мне осталось взять меч и щит, и хоть сейчас – на турнир!

Увы, взять меч и щит мне было не суждено. Сделав всего один-единственный шаг, я потерял равновесие. Качнувшись раз-другой, будто ванька-встанька, я исполнил какое-то па из лезгинки, стремясь вернуть свой центр тяжести на место, крутанулся вокруг вертикальной оси и во весь рост растянулся на полу.

Грохот моего падения, наверное, сотряс весь замок. Так или иначе, но уже через минуту вокруг меня, нелепо елозящего по паркету, столпились, охая, все, кто мог: Принц, Золушка, десятка три слуг. О том, чтобы я встал сам, не могло быть и речи.

– Да снимите же с него это! – услышал я полный отчаяния голос Алины.

Все кинулись исполнять ее просьбу. Вот тут уж мне стало не до шуток! Со мной пытались разделаться, как с вареным крабом, всеми способами извлекая вкусную начинку из прочной упаковки. Кто-то усердно свинчивал шлем вместе с головой, кто-то выкручивал мне руки и ноги, кто-то пустил в ход молоток и зубило. До сих пор удивляюсь, как это никому не пришло в голову применить для моего вскрытия гранатомет, автоген или плазменную горелку?! Меня кантовали как могли: дергали, трясли и роняли. Меня переворачивали и переламывали, изгибали и испытывали на сдвиг, растягивали и сжимали. Мне защемляли кожу и пальцы. Я вопил и матерно ругался, я вырывался и брыкался.

А послушали бы вы советы, которые бросали моим инквизиторам те, кому на мне не за что было вцепиться! Одни предлагали засунуть меня в кузнечный горн, чтобы упаковка размякла, другие советовали залить через забрало бочонок машинного масла, третьи считали, что надо уронить упаковку вместе со мной с башни. Авось латы расколются! Больше всего меня возмутило предложение вообще ничего не делать. Стоит, мол, поморить меня голодом недельку, и все свалится с меня само собой.

"Стриптиз" длился почти час. Наконец с меня стащили все, кроме повязки на ноге и плавок. Какой-то верзила пытался снять и их, но я изловчился и впился в его волосатую ручищу всеми тридцатью двумя зубами. Верзила взвыл от боли и куда-то стремительно побежал.

Не иначе как в здравпункт, – прикинул я. – Ставить прививку от бешенства!"

Охающего и стонущего, всего в синяках, меня уложили в постель.

– Бедная его нога, – причитала Алина, снимая повязку.

Нога как раз беспокоила меня сейчас меньше всего. Болело все, кроме раны. Но не мог же я сознаться, что для лат оказался просто-напросто хиляком! Нет уж! Пусть считают повинной в моем падении раненую ногу!

Алина сняла повязку, и я с радостью обнаружил, что на месте раны остался только шрам.

– Болит? – спросила Алина.

– Есть немного, – соврал я.

Ничего, – сказала она, – скоро пройдет совсем.

Золушка, Принц, придворные и прислуга стояли рядом и сочувственно вздыхали.

– Искупаться бы сейчас, – проговорил я мечтательно.

Алина осмотрела рану и дала добро, заявив при этом, что перевязывать меня больше нет смысла.

Я и пискнуть не успел, как десятки услужливых рук хватили меня и, протащив по коридору со скоростью курьерского поезда, с разгона плюхнули в теплую воду бассейна. Спасибо, хоть плавать я умею!

Несколько служанок попрыгали следом за мной прямо в платьях и, подняв фонтан брызг, визжа, принялись надраивать меня мылом и мочалками, чуть не закуряв при этом.

После бассейна меня обсушили махровыми простынями и обрядили в нечто дореволюционно-допотопное. Натянули на меня белые чулки, короткие чёрные бархатные штанишки с оборками, застегивающиеся под коленями, белую шелковую сорочку с жабо, огромным кружевным воротником и кружевными же манжетами. Напялили на меня бархатный черный камзол, черные бархатные туфли с белыми бантами и на высоких деревянных каблуках. В. довершение всего на меня водрузили роскошный вьющийся каштановый парик.

Я потребовал зеркало. Мне его тотчас принесли. Придирчиво осмотрев себя, я пришел к выводу, что, несмотря на всю нелепость, наряд в стиле «ретро» мне шел. "Хоть сейчас на карнавал! – хихикнуло мое второе «я». – Или в огород – ворон пугать!" Я сделал вид, что не расслышал умности своего второго "я".

В комнату вплыла Алина. Именно вплыла! Другой синоним не смог бы более точно охарактеризовать способ ее перемещения по паркету. Длинное белое платье из золотой и серебряной парчи, богато расшитое драгоценными камнями, полностью закрывало ее ноги. Широченный куполообразный колокол платья скользил по полу без всякого зазора, не теряя этом формы. В изысканной прическе Алины сияла каким-то внутренним светом живая роза с каплями росы на лепестках и листьях.

Я замер, пораженный невероятной красотой своей подруги.

"Черт возьми! – воскликнуло мое второе «я». – Да ведь это же женщина твоей мечты!"

"Заткнись, пижон! – посоветовал я мысленно ему. – Не мешай любоваться". Алина остановилась в двух шагах от меня и сделала прелестный книксен. От девушки струился аромат неведомых мне духов, тонких, нежных, кружащих голову.

Я попытался сделать реверанс, но своим расшаркиванием только рассмешил Алину и служанок, одевавших меня.

Смеющаяся Алина – это вообще нечто богоподобное!

"Врежь стишок, и она – твоя", – предложило мое второе "я".

"Сгинь, циник, – посоветовал я своему антиподу. – Без тебя знаю".

– О, прекраснейшая из прекраснейших… – начал я высокопарно.

– Вовка, что с тобой? – прыснула она и потрогала мой лоб. – Не перегрелся?

– Богиня!

– Не дурачься.

– Мечта моя!

– Перестань.

– Ах так, – сказал я и экспромтом, зло «врезал» стих:

До чего чертовка хороша!

Я тобой любуюсь, не дыша.

Видно, ты своих поклонников

На булавки садишь, как жуков.

Велика ль коллекция твоя?

Думаешь, засохну в ней и я?

Выберу булавку покрупней,-

Быть тебе в коллекции моей!

– О! – Алина сначала сделала большие глаза, потом лукаво прищурилась. – А ты не так прост, как хочешь казаться! Я подумаю над твоим стих о-программным заявлением.

Она взяла меня под руку, и мы пошли на первый этаж дворца, в столовую.

– Стихотворение сам сочинил? – спросила Алина по дороге.

– А то кто же еще?! – обиделся я.

– Обо мне или вообще?

– Стихи «вообще» я не пишу, – гордо соврал я. Впрочем, соврал только наполовину. Иногда я пописываю и безадресные стишки, но только что прочитанное стихотворение было об Алине.

В столовой нас уже ожидали Принц и Золушка. На Принце ладно сидел такой же наряд, как и на мне, но только камзол, штаны и туфли были темно-синими, а сорочка и банты на туфлях – желтыми. Желтый цвет доминировал и в наряде Золушки, сшитом примерно по тому же образцу, что и платье Алины.

Завтракали за длиннющим, будто взлетно-посадочная полоса, столом, огороженным высоким частоколом из прямых спинок деревянных резных кресел. После завтрака нас с Алиной повели знакомиться с замком. Нам предложили сесть в носилки с кабиной и пологом, которые принесли восемь крепких слуг, но я наотрез отказался, ссылаясь на несовместимость данного вида транспорта с моим мировоззрением. I– И вообще, – заявил я, – считаю эксплуатацию человека человеком явлением аморальным.

Мое второе «я» хмыкнуло что-то неопределенное, но промолчало.

– Но ваша нога, мсье! – растерянно проговорила Золушка.

– А, ерунда, – бросил – я.

В прогулку по замку я взял автомат. Чем черт не шутит! Вдруг премьер-министру Англии или еще какой высокопоставленной особе захочется сделать из меня решето?