Текст книги "Шоу для кандидата в императоры"

Автор книги: Владимир Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Владимир Титов
Шоу для кандидата в императоры

Входящие, оставьте упованья.

Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад. Песнь третья, 7-9

1

– А главное, не забудь освежающего чего-нибудь, – наставлял я Шурика, уже сидевшего за рулем своего синего «Жигуля». – Само собой, «Фанту» тебе не дадут, но, может, хоть пепси-колу или «Байкал» выпросишь. Попадется лимонад – бери ящик. Не вздумай «Дюшеса» набрать – пакость.

– А «Наполеон» тебе не нужен?

– Какой еще Наполеон? – не сразу сообразил я.

– Ну, коньяк который. По полсотне рваных.

– Иди ты! – сказал я и пнул Шурика в колесо.

Шурик рыкнул коробкой скоростей и скрылся в облаке пыли.

– Умные все пошли – жить тошно, – ворчал я, спускаясь к озеру по крутой и скользкой тропинке. – И откуда только такие берутся? Знал бы адрес – еще бы десяток заказал.

Еще издали я заметил, что один из поплавков пытается утопиться. Когда же я подбежал к удочке, поплавок успел отказаться от дурацкой затеи и как ни в чем не бывало дремал на полировке озера, усыпанном лилиями. Мне осталось только убедиться, что червя на крючке съели.

– Эх, раз-зява! – звонко пролаял кто-то за спиной.

Я резко обернулся.

В десяти метрах от меня, возле ведра с рыбой, сидела… лиса. Я ошеломленно повертел головой. Больше никого поблизости не было. – Что за ерунда? – проворчал я.

Лиса что-то хотела еще сказать, но передумала. Нет, я не оговорился. Она действительно что-то хотела сказать, даже пасть раскрыла, но потом безнадежно махнула передней лапой. Такой знак мог означать только одно: да что с тобой, ротозеем, разговаривать?!

– Эй, ты! – вдруг взорвался я. – А ну, брысь от ведра! Лиса нехотя встала, сладко потянулась и, презрительно помахивая хвостом, ушла в ближайшие кусты.

Я бросился к ведру. От дюжины отменных карасей, пойманных мной с утра, остались одни воспоминания да горка костей и чешуи на траве. В бешенстве я пнул ведро. Посудина опрокинулась и, отчаянно гремя, покатилась к воде.

В кустах кто-то хихикнул.

«Снова лиса! – мелькнула мысль. – Ну, погоди у меня!»

Я осмотрелся, выбирая булыжник поувесистее. Меньше всего меня сейчас волновал вопрос: этично или неэтично бросать камни в говорящих и хихикающих лис. Эта наглая тварь умудрилась довести меня да бешенства! Ну скажите, видел меня кто-нибудь хоть раз взбешенным? Разумеется, нет! Не зря же я в нашей редакции считаюсь самым уравновешенным и спокойным человеком.

Как назло, подходящий камень не попадался, отчего я злился все больше и больше.

– Кар р р! – раздалось вдруг сверху. – Зр-р-ря стар-р-раешся, дур-р-рачок! Хитр-р-рая лиса удр-р-рала. Кар-р-р!

Я задрал голову. Надо мной пролегал ворон.

– Пр-р-ривет р-р-ротозеям! – прокаркал он, скрываясь за рощей.

Пораженный, я минут пять молча смотрел туда, куда улетел ворон. Потом бессильно сел на землю. Честное слово, я ни черта не понимал. В опустевшей разом черепной коробке затравленной мухой металась только одна мыслишка: «Допился, родимый!» Так наверняка сказала бы моя жена, расскажи я ей о случившемся.

«А может, и правда допился? – начал я скидывать в пустую черепную коробку первые попавшиеся под руку мысли – не пустовать же сосуду разума! – Белая горячка? Ерунда! Пью крайне редко. Почти месяц вообще ничего спиртного в рот не брал. Галлюцинации? С чего бы вдруг? От перегрева? Хотя, стой! Попугаи говорят? Говорят. А скворцы? Само собой. Кто же мешает ворону говорить? Тот же скворец, только откормлен получше. Ха! Да я даже читал где-то про говорящих воронов. Или не читал? Точно, читал! Не то в „Знании – силе“, не то в какой-то районке».

– Фу! – вздохнул я облегченно. – С вороном все ясно – дрессированный.

«А лиса? – ехидно спросило мое второе „я“. – Лиса тоже дрессированная?»

Я не люблю свое второе «я» – вечно ехидное и непатриотичное по отношению ко мне. Еще минуту назад, когда в голове сквозняк гулял да мыслишка-муха металась, его и в помине не было – дезертировало. А стоило хоть одной путной идее возникнуть, второе «я» – тут как тут. Понимаю, второе «я» необходимо. Без него никакого духа противоречия не получится, никакого единства и никакой борьбы противоположностей. Все это само собой, но сейчас мне было не до диалектики.

«Лиса не разговаривала, – соврал я сам себе. – Показалось мне. Она просто лаяла».

Второе «я» раскрыло было рот, чтобы возразить, но так и забыло его захлопнуть.

В небе раздался глубокий, но красиво приглушенный гул. Из-за рощи, вылетел бело-красный спортивный Як-50.

– Ух ты! – разом сказали оба мои «я». А где-то там, в. груди, защемило. Небо – мечта моего детства. О боже, как я хотел когда-то летать! Жаль, здоровье подкачало – близорукость не позволила. Очкариков в аэроклуб не принимали, в летные училища – тем более. Ирония судьбы, но вот уже года три я хожу без очков, а на очереди – дальнозоркость. Старею.

Красавец «Як» круто пошел вверх, вращаясь вокруг оси. «Восходящая управляемая бочка», – определил я. Набрав высоту, самолет выписал петлю Нестерова, сделал колокол и пошел на восьмерку.

Завороженный, я не отрывал глаз от. «Яка». Вот он пошел в штопор, красиво, без запоздания, вышел из него и скрылся в облаке.

Вдруг раздался какой-то непонятный звук, похожий на громкий хлопок в ладони, и пение мотора оборвалось. Через несколько секунд самолет беззвучно вынырнул из облака. Двигатель не работал.

– Я затаил дыхание, следя за тем, как летчик выравнивает заглохшую машину. «Парашюта у него наверняка нет, соображал я. – Да и что толку от парашюта. С такой высоты он и раскрыться не успел бы».

Летчик справился с машиной, и теперь «Як» беззвучно, словно призрак, шел по широкой дуге вокруг озера.

«Куда же он сядет? – ломал голову я. – Поблизости ни одной подходящей площадки, только лес, озеро да извилистая и. узкая проселочная дорога».

Теряя высоту, самолет приближался ко мне. «Неужели на воду решил?! Молодец!» – одобрил я решение летчика. Другого выхода я тоже не видел.

Самолет летел с невыпущенным шасси. Вот он чиркнул фюзеляжем по озерной глади, подняв фонтан брызг, и вдруг резко остановился, напоровшись на корягу, чуть торчавшую над поверхностью. Нос его нырнул под воду, а хвост взвился вверх. Фюзеляж переломился, и самолет, завалившись набок, начал тонуть.

– А, черт! – выругался я и прямо в джинсах нырнул с берега в озеро.

Самолет был в каких-то тридцати-сорока метрах от меня. Плаваю я хорошо, но тут мне не повезло. Крючок одной из удочек зацепился за штанину, а удилище, как назло, было надежно закреплено на берегу. Прочная леска натянулась, и меня так рвануло назад, что я от неожиданности хлебнул воды.

Вынырнув, я откашлялся и, сбросив штаны под водой, поплыл к «Яку». Самолет успел наполовину затонуть. Поколдовав с минуту над фонарем кабины я кое-как сдвинул среднюю его часть назад.

В кабине, словно в ванне, сидела девушка, одетая в бело-черный спортивный костюм. Голова ее безжизненно откинулась на спинку кресла. Вода успела дойти до плеч летчицы. Отстегнув на ощупь ремни, я вытащил девушку из почти скрывшейся под водой машины. Девушка оказалась легкой и хрупкой. Мне ничего не стоило «отбуксировать» ее к берегу.

Так и не пришедшую в себя летчицу я положил на траву и понесся к палатке, стоявшей в полусотне метров от берега. Аптечки не оказалось, она уехала с Шуриком на «Жигулях». Я лихорадочно соображал, чем заменить нашатырный спирт. Может, коньяком? Вздохнув, извлек из заначки бутылку «Белого аиста», припасенную к моему дню рождения, и побежал к озеру.

Девушка все еще лежала без сознания. Став на колени рядом с ней, я попытался открыть бутылку. Пробка не желала свинчиваться. Пожалел, что нет Шурика – он спец по вышибанию пробок. С горем пополам мне удалось содрать пробку зубами.

Я приподнял голову девушки и поднес горлышко к ее чуть приоткрытому красивому ротику. От первых же капель коньяку девушка вздрогнула и закашляла.

Я облегченно вздохнул. Жива! Не очнись она от коньяку, я, наверное, утопился бы сам, ибо совершенно не представлял. чем и как еще можно привести человека в себя.

Девушка перестала кашлять, села и удивленно посмотрела на меня.

– Где я? Кто вы? – спросила она дуплетом.

– На том свете, – сострил я. – А я – архангел Петр. Девушка осмотрелась. Губы ее передернула презрительная улыбка.

– А где же врата рая и ключи к ним? – спросила она насмешливо.

Я зачарованно смотрел в ее большие карие глаза и молчал. Мне было стыдно за свою дурацкую шутку.

– Владимир, – наконец представился я смущенно. – Владимир Перепелкин. корреспондент областной «Молодежки». А вы?

– А меня зовут Алиной. Алина Гордеева – инженер-технолог радиозавода. Как я сюда попала?

– Прямо с неба.

– С неба? – некое подобие неуверенной улыбки коснулось ее губ. – Я летала?

– Еще как летала! Пока не заглох двигатель.

– Заглох?

– Ну да. Ты скрылась в облаке. Потом что-то хлопнуло, и двигатель заглох.

– А где мой самолет?

Я мельком глянул на озеро. Алина перехватила мой взгляд и посмотрела туда, где из под воды торчал конец левого крыла «Яка». На штанге приемника воздушного давления, словно на ветке, сидела какая-то птаха.

– Боже мой! – прошептала Алина. – Значит, этот кошмар мне не приснился. Но как я оказалась на берегу? Помню, как вышла из штопора… Набирала высоту. Потом… Что было потом?

– Потом заглох двигатель, – подсказал я. – Кстати, у «Крэнфильдов» и ЗЛИНов двигатели в воздухе не глохнут.

Алина зло блеснула на меня глазами.

– Что бы ты понимал в «Крэнфильдах» ЗЛИНах?! Лучшe наших «Яков» спортивных машин нет.

– Ну-ну, – сказал я примирительно, – я пошутил. Сам знаю, «Як» – машина что надо. Но почему же он заглох?

– Он не заглох. Двигатель заклинило от удара. Я с кем-то столкнулась в облаке.

– Столкнулась?

– Да.

– С НЛО? – сыронизировал я. Алина отрицательно помотала головой.

– То, во что я врезалась, было живым.

– Птица?

– Нет. Какое-то огромное и жуткое чудовище. Я не успела рассмотреть его как следует, но оно, по-моему, похоже на птеродактиля или птерозавра… с тремя головами…

– А может, на Змея Горыныча?

Алина задумчиво посмотрела мне в глаза и серьезно проговорила:

– Ты будешь смеяться, но у чудовища из пастей вырывался огонь с дымом. Как у сказочного Змея Горыныча.

Я хмыкнул, и мы оба замолчали.

«Бедняжка, – подумал я. – Свихнулась. Что же мне делать с сумасшедшей?»;

– Только, пожалуйста, не считай меня сумасшедшей, – попросила Алина, будто угадав мои мысли. – Если не веришь, что я столкнулась, сплавай к самолету и полюбуйся на винт. Ему досталось больше всего. Чудовище наверняка не досчитывается теперь одной головы. На мое счастье, скорость самолета в момент столкновения была маленькой. Иначе бы я разбилась. Сама не знаю, как мне удалось справиться с управлением и спланировать – элероны и рули, слава богу, работали. Потом я, кажется, пыталась сесть на воду?

– Да.

– Но как я попала на берег, не помню.

– Ты наскочила при посадке на корягу и, наверное, от удара потеряла сознание.

– Вот как? Значит, на берег вытащил меня ты? – спросила она прищурясь.

– Ну… выходит, я.

Я покраснел. Ныть в роли героя мне раньше не доводилось.

– Спасибо, – просто сказала Алина.

– Не за что, – буркнул я.

– А это зачем? – кивнула она на бутылку.

– А – это… Это я пытался привести тебя в сознание.

– Ну и как? – Алина улыбнулась.

– Как видишь.

– Похоже, успешно. Может, завершишь «курс лечения» – нальешь мне немного? Что-то меня колотит.

Она сидела в мокром спортивном костюме, охватив плечи руками и поджав ноги. Только сейчас я заметил, что девушка вся дрожит.

– Ой, извини! – спохватился я. – Мог бы и сам догадаться.

Я встал и помог подняться Алине.

– Идем в палатку. Переоденешься в сухое. Отметим твое воскрешение.

В палатке царил мужской, холостяцкий беспорядок. Вперемешку валялись рыболовные снасти, одежда, полные и пустые консервные банки, книги, бутылки из-под пепси-колы – одним словом, все, что было при себе у двоих молодых мужчин, пожелавших провести хоть часть отпуска на природе, подальше от города и жен.

Не без труда я откопал чистую сорочку и запасные джинсы.

Стаканы нашлись сразу.

Алина быстро переоделась, развесила на кусты свой шикарный бело-черный спортивный костюм, и мы выпили за здоровье, знакомство и за то, чтобы Змеи Горынычи не попадались на дороге и не вертелись под ногами. Слушай, Витя, – сказала Алина, закусывал говяжьей тушенкой, добытой Шуриком по великому блату.

– Володя, – поправил я.

– Разве? – удивилась она.

– Уже тридцать лет – Володя. Почти тридцать.

– Извини, мне показалось, что ты назвался Виктором.

– Ерунда. Если бы оговорилась моя жена, я сам не знаю, и сделал бы. А тебе – можно. Если нравится, зови Виктором.

– Нет уж, нет уж! – запротестовала она. – Володя так Володя.

Когда она сказала: «Нет уж, нет уж!», я сразу вспомнил старенький анекдот про роддом. Там одному мужику сначала сказали, что его жена умерла, а потом вдруг выяснили, что умерла не она. Жена же его родила двойню. Тот мужик тоже говорил: «Нет уж, нет уж! Умерла так умерла!»

Я раскрыл рот, чтобы спросить: знает ли она такой анекдот, но Алина опередила меня:

– Так вот, Витя…

Я захлопнул рот и подумал: «Умерла так умерла… Пусть буду Витей».

– Так вот, Витя, мне кажется, ты все же не поверил про змея Горыныча.

– Поверил.

– Неправда.

– Правда.

– Не спорь. Расскажи мне кто-нибудь нечто подобное раньше – сама не поверила бы. Вот и в аэроклубе не поверят… – Она с тоской посмотрела на кусок «Яка», торчащий из воды.

– В клубе тебе не поверят, а я верю.

Алина вскинула брови.

– Почему?

– Понимаешь. Алла…

– Алина, – поправила она и, улыбнувшись, добавила: – Уже двадцать пять лет Алина.

Извини. Я считал, что это одно и то же.

Алина насупилась.

– Ничего подобного.

– Ну хорошо: Алина так Алина. Так что я хотел сказать?

– Ты сказал: понимаешь, Алла.

– А, да. Понимаешь, Алла…

– Девушка поморщилась, но промолчала.

– …час назад я, может, тоже не поверил бы, но перед твоим появлением произошло нечто, заставившее меня быть более доверчивым.

– Интересно. Что же именно?

– Смеяться не будешь?

– Попробую.

– Какая-то говорящая лиса сожрала наловленных мною карасей да еще обозвала меня раззявой.

– Шутишь?!

– Какие могут быть шутки?

Алина засмеялась.

– Это что, – добавил я. – После этого прилетел ворон и обозвал меня ротозеем.

– За что они тебя так? – смеясь спросила Алина.

– Карася упустил.

– Только-то и всего?

– Вот именно.

– Несправедливо.

– А я что говорю?

Я налил еще но маленько, но Алина отказалась. – Нет, спасибо… – Она замолчала, а потом добавила: Володя. – Ей явно хотелось назвать меня Виктором. «Ага. – самодовольно усмехнулся я. Не совсем умерла!»

– Мне надо срочно попасть в аэроклуб.

– Он далеко?

– Километров двадцать отсюда.

– Всего-то?

Алина хмыкнула.

– Всего-то! Но я не представляю даже, как туда добираться. Вокруг лес. Хотя постой… Километрах в двух отсюда, кажется, проходит автострада?

– Проходит.

– Тогда проще. Доеду автостопом. Я улыбнулся и подмигнул Алине.

– Вот уж ни к чему.

– Почему?

Через часок явится мой коллега и друг Шурик Нестерчук на собственном «Жигуленке». Я его отправил за продуктами в ближайшую деревню. Мы мигом отвезем тебя хоть к чертям на кулички – только прикажи.

– О! – Алина наигранно-вежливо поклонилась. – Вы так любезны, монсеньор. Не знаю даже, как и отблагодарить вас.

– Сочтемся, – заверил я. – Мне – поцелуй, Шурику – «спасибо» и улыбку. Мы люди не жадные и не гордые. Алина наклонилась и поцеловала меня в щеку. Я покраснел.

– Аванс? – смущенно пробормотал я.

– Нет. Это за спасение утопающих летчиц.

Я встал.

– Ну ладно. Закусывай. Отдыхай. А я пойду проверю удочки. Авось успею до возвращения Шурика на уху наловить. Хочешь ухи?

Алина кивнула, жуя тушенку с черствым хлебом. На одной удочке не было ничего – на ней я не успел сменить червяка, пока объяснялся с болтливыми лисами и воронами. На другой – оказались мои джинсы. Еще на четырех удочках дожидались меня здоровенные караси. Я зачерпнул воды в ведро, собрал в него карасей, сменил червей на удочках, выжал и натянул мокрые джинсы. Солнце уже карабкалось в зенит. Дело двигалось к обеду.

«Что-то долго нет Шурика», – подумал я, развалившись на травке и подставляя живот солнцу.

– Ой-ой-ой! – пропищал кто-то возле уха. – Ты меня раздавишь!

Я вскочил и оторопело осмотрелся. Никого!

– Что за чертовщина! – выругался я. – Покажется же!..

– Ничего подобного, – заявил все тот же писклявый голос. – Я тебе не показался.

В траве кто-то зашевелился. Я присмотрелся и ахнул. Там копошился гномик! Самый настоящий! Сантиметров пятнадцать ростом, с длинной бородой, в полосатой вязаной шапочке с кисточкой на макушке.

– Смотреть надо, куда ложишься! – бурчал он, выпутываясь из зарослей травы. – Ты, что ли, Владимир Перепелкин?

У меня отвисла челюсть.

– Н-ну я, – промямлил я с трудом.

– Твой дружок на синем «Жигуленке» сегодня не приедет. – Гном выбрался из травы на песок. – И завтра тоже, – добавил он и пошел к ближайшим кустам.

– Эй! – крикнул я, когда гном чуть было не скрылся в кустах. – С чего ты взял, что Шурик не приедет?

Гном остановился и ответил:

– Он выпал из Зоны.

– Из чего выпал?

– Из Зоны. Впрочем, если желаешь увидеть его, иди быстрее на тридцать первый километр. Может, застанешь его там.

– А где это: тридцать первый километр?

Гномик не ответил. Он уже исчез в кустах.

Минуты две я соображал: показалось или не показалось. Попытался посоветоваться со вторым «я», но оно, как всегда в таких случаях, ретировалось. Ничего не оставалось делать, как пойти посоветоваться с Алиной.

Алину я нашел сидящей у входа в палатку в. легком шоковом состоянии. А если проще: она обалдело уставилась на меня, чего-то явно не понимая. В палатке и на прилегающей к ней территории она успела навести порядок.

– Что случилось? – выпалил я. – Снова Змей Горыныч?

– Нет. – ответила она шепотом. – Сорока.

– Что, сорока?

– Она разговаривает.

– Только-то и всего?!

Алина беспомощно посмотрела на меня.

– Ты меня не понял, – произнесла она неуверенно. – Я сказала, что она разговаривает.

Я сел рядом с Алиной и обнял ее за плечи. Она дрожала.

– Успокойся, – приказал я как можно увереннее. – Здесь разговаривают все, кому не лень: лисы, вороны, гномы и прочие.

– Гномы? – переспросила она тихо.

– Гномы, – подтвердил я.

– Про гномов ты мне не рассказывал.

– С одним из них я познакомился только что.

– А!..

– Где твоя говорящая сорока? Улетела?

– Нет, вон – на ветке.

Я поднял глаза. На нижней ветке березы сидела самая обыкновенная сорока, с любопытством таращась на нас. Созерцание нашей растерянности явно доставляло ей удовольствие.

– Эй! – крикнул я довольно-таки невежливо. – Ты, что ли, тут говорящая?

– Да, я – говор-р-рящая сор-р-рока, – протрещала она.

– Чего тебе?

– Пр-р-риказ! Я пр-р-рочитала пр-р-риказ!

– Чего-чего? – прорычал я. – Чей приказ? Повтор-р-ри! Не р-р расслышал.

Пр-роще пр-р-ростого! – застрекотала сорока. – Пр-р роще пр-р-ростого! Пр-р-риказ Р-р-распр-р-ремудр-р рой. Всем людям, пр-р-ребывающим в прр-ределах Зоны, пр-редписано добр-р-ровольно пр-р-рибыть во двор-р-ец. Пр-ротив упр-р-рямых пр-р-редусмотрено пр-р-рименение пр-ринудительных мер-р-р.

– Чего-чего? – спросил я с угрозой. – Каких еще мер?!

– Пр-р-ринудительных, – повторила сорока, взлетев. – Тр-р-ри часа на р-р-размышления. Пр-р-ривет! – Она скрылись за деревьями.

– Так. проговорил я. – Это уже интересно. Тебе она то– же самое говорила?

– Да, – ответила Алина тихо и испуганно. – Так, – повторил я.

– Я боюсь, – прошептала Алина. – Чего?

– Ну… всего этого. А может, мы оба сошли с ума?

– Оба? Ну уж нет! Так не бывает. Любой из нас в отдельности – пожалуйста, но – оба!..

– Давай уйдем отсюда, – предложила девушка.

– Давай, – согласился я. – Тем более, что Шурик не появится. Если верить гному, он не то вывалился, не то выпал зоны, в которой мы имеем счастье «пр-р-ребывать».

– Как выпал? – удивилась Алина.

– А вот мы пойдем сейчас и посмотрим, как это ему удалось.

– Куда пойдем? – На тридцать первый километр. Он, говорят, там.

– А где это? – А черт его знает! Выйдем на шоссе, там видно будет, собирайся.

Алина заставила меня отвернуться и быстро переоделась в свой бело-черно-импортный костюм. – Расческа есть? – спросила она.

– Есть, – ответил я смущенно, – только она, понимаешь, не первой молодости и свежести. – Ладно уж, давай, – вздохнула она.

Я протянул свою щербатую и забитую расческу. Алина пристроила мое зеркальце для бритья на крыше палатки и принялась расчесывать свои длинные вьющиеся волосы цвета красного дерева.

– Химия? – поинтересовался я, коснувшись ее локонов.

– Сам ты – химия, – обиделась девушка. – Я не делаю завивку, у меня свои такие.

– А красишь «Татьяной» или «Рубином»?

Алина повернулась и с любопытством посмотрела на меня.

– Смотри-ка, разбирается! – произнесла она с легкой иронией и добавила: – Я не крашусь. Я мою волосы оттеночным шампунем «Татьяна». Брови не выщипываю, ресницы и челюсти – свои. Не замужем. Еще вопросы будут?

– Нет, – буркнул я уязвленно.

С собой я взял охотничий нож, моток лески, пакетик крючков и грузил, деньги, документы, носовой платок, авторучку и блокнот. Больше в карманы джинсов ничего не вошло. С сожалением повертел в руках начатую бутылку «Белого аиста», заткнул ее пробкой, скрученной из газеты, и спрятал в дальнем углу палатки.

«Что же делать с рыбой? – соображал я. – Засолить, а потом повесить вялиться?»

Я направился на берег за ведром с уловом. Там я быстро убедился, что вопрос о рыбе отпал – у пустого ведра облизывалась лиса. Мне ничего не оставалось, как смотать удочки во всех смыслах.

– Готова? – спросил я Алину, вернувшись к палатке. Она кивнула.

Я застегнул палатку и приколол грозную записку: «Находится под охраной Распремудрой. Всякий прикоснувшийся подлежит наказанию посредством сжирания Змеями Горынычами о трех, шести и т. д. головах, либо прочими птеродактилями, людоедами и иродами по усмотрению автора записки.

Вовчик Перепелкин.

Постскриптум. Шурик, не путайся – это не про тебя. Если разойдемся в дороге, знай: меня похитила прекрасная кареокая фея. При случае познакомлю. Привет родным и близким. (Жене – ни слова!) Не доверяй говорящим лисам – они воруют чужую рыбу. Не пей сырую воду. Сморкайся в платочек. Заначку начал, но тебе оставил».

Алина прочла записку и фыркнула:

– И вовсе не умно!

– Зато жутко страшно, – заявил я.

Солнце прилипло к зениту. Ветра не было. Трещали кузнечики. В лесу чирикали, каркали, кричали и пели птицы… Делали они это, как и обычно, по-своему, по-птичьи. Ни одна из них даже не пыталась запеть человечьим голосом. Неотвязно вертелась мысль: не было никаких говорящих тварей, не было Змея Горыныча и затонувшего «Яка» – все показалось. Хотелось лечь на травку и сладко вздремнуть под теплыми и ласковыми лучами солнца.

Я вздохнул и взглянул на часы. Под стеклом перекатывалась вода, секундная стрелка не двигалась.

– Идем? – спросила Алина.

– Идем, – сказал я.

И мы пошли по узкой, извилистой лесной дороге в сторону автострады. Следом, на некотором расстоянии от нас, шла говорящая лисица. После сытного обеда ей не хотелось плестись за нами, но что-то заставляло ее делать это.