Текст книги "Клуб знаменитых капитанов. Книга 1"

Автор книги: Владимир Крепс

Соавторы: Климентий Минц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Я не думаю, что пират Барбер имел поручение от первого лорда Адмиралтейства раскурить трубку мира в столице Русской Америки, – произнёс Гулливер.

– Это бесспорно, – заметил Немо. – Надо полагать, что секретный пакет таил нечто другое… – зловещее!

Не в первый раз знаменитые капитаны сталкивались с подобного рода загадочными делами. Но всё это было в прошлом, а вот сегодня, казалось, что перед капитанами была неразрешимая задача. Как узнать, что было в секретном пакете? Какие инструкции?.. Не случайно же старого пирата буквально вытащили из петли! Ведь его голова должна была торчать на пике, украшавшей каменные ворота Тэмпл-Бара в Лондоне для всеобщего обозрения и назидания! И вдруг – такой поворот в жизни! За несколько часов до казни! Из Ньюгетской тюрьмы – на капитанский мостик брига «Юникорн»… Что развевается на гроте: «Юнион Джек» или «Весёлый Роджер»? А может быть, и то и другое, в зависимости от обстоятельств…

Вот о чём думали капитаны в этот час на борту корвета.

Туман не рассеивался. Через короткие промежутки времени ревела сирена. Мерцали ходовые огни, но они почти не были видны в тумане. Пришлось запускать ракеты, выбрасывающие красные звёздочки.

По распоряжению капитана корвета были приняты все предупредительные меры во избежании гибельного столкновения с каким-либо судном. На случай же встречи с пиратом команда была готова к бою.

Артур Грэй, задумчиво поглядев в иллюминатор, беззвучно прошептал:

– Барбер?! – и, внезапно обернувшись к друзьям, воскликнул – Вспомнил, капитаны… в одном из старых морских журналов я читал, что пират Барбер на бриге «Юникорн» появился в гавани Ново-Архангельска в 1802 году.

– Не собьёмся ли мы в тумане с курса? – спросил Гулливер.

– Я проверял. Мы идём строго по курсу к острову Ситха, – ответил капитан корвета.

– Вернее, к острову Баранова, – поправил Артур Грэй. – Ещё при жизни правителя острову Ситха было присвоено его имя.

– Вы не тревожьтесь раньше времени, Гулливер, – успокаивал его капитан корвета. – Мы настигнем пиратский бриг. Ваше мнение, Грэй?

Артур Грэй ничего не ответил на его вопрос, а продолжил разговор, начатый у иллюминатора…

– «Моряк искусный, но человек недобрый…» – так говорили на Аляске о Барбере в те времена.

Дик Сэнд с досадой отозвался:

– Жаль, что Клуб знаменитых капитанов не в полном сборе. Где сейчас Мюнхаузен? Куда исчез Тартарен? Да-а, его коллекция оружия могла бы нам пригодиться при свидании с королевским корсаром.

– Особенно в абордажной схватке! – добавил Артур Грэй.

– Пойду распоряжусь, – сказал капитан корвета, направившись к двери. – Надо на всякий случай снять «куртки» с пушек. Так называли просмолённые парусиновые чехлы, прикрывающие чугунные жерла.

– Это предусмотрительно, – одобрительно произнёс Немо. – В тумане пиратский бриг может совершенно неожиданно появиться у самого борта. Нетрудно себе представить, что произойдёт, если мы не успеем дать бортовой залп и каши пушки будут молчать!

Раскатистый голос старшего помощника капитана гремел на палубе, прошумел над «вороньим гнездом» марсового матроса, налетал на снасти и паруса и даже глухо отзывался в трюме.

– Поставить брамсели и бом-брамсели!.. Убрать стаксель!.. Подобрать гика-шкот!..

Вскоре корвет «Коршун» исчез в тумане. Но долго ещё восточный ветер, славившийся своим коварством, доносил гулкий бой судового колокола и пронзительный рёв корабельной сирены.

* * *

Тёплая августовская ночь. Над Москвой поднималась Луна. И редко кто из прохожих смотрел на клоунский лик вечного спутника Земли, хотя в этот час в районе Моря Дождей медленно двигался советский луноход…

К этому «чуду» уже привыкли и со дня на день ждали нового и более невероятного сообщения, поглядывая на Марс, ярко мерцавший красноватым блеском. В эту ночь – десятого августа 1971 года – Марс был в великом противостоянии с Солнцем и находился на самом близком расстоянии от Земли. Но, пожалуй, больше всего удивило редких пешеходов другое явление. Мимо Курского вокзала промчался старинный почтовый дилижанс. Четвёрка лошадей как вихрь пронеслась по мостовой, обогнав такси.

Ведь лошади уже давно исчезли с московских улиц. Их можно было увидеть только на бегах и на манеже цирка. А тут – четвёрка коней, запряжённых в почтовый дилижанс! Да ещё с ряжеными на козлах!

«Киносъёмка… – подумал постовой милиционер и, улыбаясь, прикинул в уме: – Что же это может быть за картина? Историческая, наверно…»

Домыслы сержанта милиции не оправдались. На этот раз это была не киносъёмка. На козлах сидело двое – Карл Фридрих Иероним Мюнхаузен с длинным бичом в руке, а рядом – знаменитый охотник за фуражками и гроза львов – Тартарен из Тараскона.

– Гоните прямо в нашу кают-компанию, Карл Фридрих Иероним.

– Да говорите просто Мюнхаузен, – сердито перебил его барон, придерживая лошадей.

– Что же вы?.. – нервно воскликнул Тартарен. – Ведь заседание клуба уже в полном разгаре. Дайте мне бич!

– Вы что, ослепли? – закричал Мюнхаузен. – Красный свет! Не видите?! У нас отнимут права.

– Мы не на «Волге», Мюнхаузен, – возразил любимец Тараскона. – В крайнем случае заплатим штраф.

– Чем? Франками или марками?

– О! Зелёный! Подхлестните лошадей!

Мюнхаузен взмахнул бичом, и гулкий топот конских копыт по Садовому кольцу снова поразил слух поздних прохожих.

Пока они мчались в библиотеку, Тартарен рассказал Мюнхаузену, как ему удалось бежать из квартиры Катюши. Он сошёл со страниц Альфонса Доде в то время, когда девушка ушла в Театр имени Вахтангова на «Принцессу Турандот». Захватив саквояж с вещами и на всякий случай свою коллекцию оружия, он вылез на балкон и спустился вниз по пожарной лестнице. Это было нелегко, но охотник за фуражками знал, что сегодня состоится встреча знаменитых капитанов в кают-компании. Он обязан быть там и занять своё постоянное кресло у камина, рядом с круглым столиком, где всегда стоял большой глобус.

Тем временем почтовый дилижанс остановился во дворе, у подъезда школы. Здесь находилась библиотека, ставшая пристанищем клуба. От взмыленных лошадей валил пар.

Мюнхаузен с необычайной лёгкостью побежал вверх по лестнице.

Снизу доносился умоляющий голос Тартарена:

– Подождите меня… Дайте хоть отдышаться на площадке…

Мюнхаузен перегнулся через перила и посмотрел в тёмный пролёт лестничной клетки. Любимец Тараскона, задрав голову и закатив блестевшие глаза, еле дыша, отдуваясь, пыхтел…

– Не так-то легко… втащить на третий этаж… мои сто десять кило… да ещё… багаж… Могли бы помочь… Где вы воспитывались, барон?..

– Извольте, любимец Тараскона, – крикнул Мюнхаузен, сбегая вниз. – Заодно я смахну звёздную пыль с моих ботфорт. – Он поставил ногу на подоконник и ловко щёлкнул платком по лакированному сапогу. – Кстати, Тартарен, вы должны поклониться мне в ноги!

– Почему?

– Какая у вас скверная память… Я же вас подобрал на Комсомольской площади у Ярославского вокзала после вашего бегства от Катюши. Вы с вашим саквояжем, рюкзаком и коллекцией оружия к утру не доплелись бы до библиотеки.

Тартарен, уже немного отдышавшись, вызывающе ответил:

– Это я оказал вам честь, Мюнхаузен, согласившись занять место рядом с вами на козлах почтового дилижанса. Но смею спросить, как вам удалось скрыться из квартиры Марии Петровны?

– Ну, это… совершенно исключительная по своей правдивости история. Я лежал на кровати Марии Петровны.

– Нашли местечко, барон!..

– Я его не искал, поверьте. Мария Петровна любила читать лёжа в постели. И очень меня сердила!

– Отчего же?

– Старушка всё время смеялась. Я был уязвлён!.. – Мюнхаузен говорил резко, особенно когда нервничал, и в своей манере, подчёркивая каждое слово. – Как будто бы мои необычайные приключения! На суше, на море и в воздухе! Так правдиво описанные Эрихом Распэ! Были только шуткой! Не больше! Я хотел сойти со страниц! Объясниться! Но сдержал себя! И прекрасно!.. Так как Мария Петровна, взглянув на часы, включила телевизор и села отдохнуть у голубого экрана. Что делать? Передавали «Войну и мир». На моё счастье, кипело сражение на Бородинском поле! Комната Марии Петровны наполнилась пушечной канонадой, криками «ура!», разрывами ядер, стрельбой! Я даже почувствовал запах пороха! Воспользовавшись громом орудийной пальбы, я тотчас вылетел! На дежурной запряжке уток! Со страниц «Приключений Мюнхаузена»!

– Спокойнее, барон, тише. Не так быстро, – приговаривал Тартарен, присев отдохнуть на своём туго набитом саквояже.

– Легко сказать – не так быстро! Вы когда-нибудь летали на запряжке с сотней диких уток?

– Не приходилось, – усмехнулся Тартарен.

– Тогда молчите! Не перебивайте! – крикнул увлечённый Мюнхаузен. Его глаза засверкали, как два драгоценных камня в лучах солнца. Сейчас уже его никто бы не удержал. Речь его полилась бурным потоком, заливая Тартарена. Дикие утки уносили барона под самые разные широты. – Но мне не повезло. Вместо уютной кают-компании я попал в циклон! С ураганной скоростью совершаю… я успел сосчитать… восемнадцать витков! Вокруг экватора! Гляжу в океан. Нептун грозит мне трезубцем. Очаровательная морская наяда приглашает выкупаться в солёной воде. Посылаю воздушный поцелуй! Но циклон заносит меня к Полярному кругу. Льды! Белые медведи! Королевские пингвины! Четыре витка над снежной пустыней превращают вашего покорного слугу в ледяную сосульку! Если угодно – в «эскимо»! Но антициклон увлекает моих уток в тропики. Оттаиваю… Иду на посадку. Иду? Не то слово! Падаю камнем! Ещё мгновенье… и – катастрофа! Конец! Ни завещания, ни мемуаров – ничего! Спасение приносит внезапно налетевший смерч. Он закручивает меня вместе с утками до самых облаков! И выше! Выше! Чувствую, что теряю весомость. Достаю безмен – взвешиваюсь… И – о, ужас! Вместо шестидесяти двух килограммов, я уже вешу только сорок четыре! Сорок! Тридцать два! Шестнадцать килограммов! Восемь! Пять! Три килограмма семьсот граммов! Когда я родился, я весил столько же – три семьсот. Я инстинктивно закричал: «Ма-ама!..» А стрелки весов тем временем скакнули вниз. Два килограмма. Один! «Что же будет дальше?» – с ужасом подумал я. Вот уже полкило! Сто грамм! Ну, разве это вес для Карла! Фридриха! Иеронима! Мюнхаузена? Четыре грамма! И, наконец, ни одного!.. Начинаю парить среди стаи уток в высших слоях атмосферы. А мозг лихорадочно работает, работает: неужели Мюнхаузен будет вечно носиться вокруг Земли? Станет спутником… небесным телом и будет нанесён на карту звёздного неба! В этот момент со мной сталкивается метеорит. От страшного сотрясения я меняю орбиту и лечу на Землю. Пробиваю перистые облака… кучевые. А затем, воспользовавшись сильным воздушным течением, планирую, раскрыв длинные фалды моего камзола, и влетаю в раскрытое окно магазина подписных изданий на Кузнецком мосту. Быстро нахожу на книжных полках первый томик Диккенса. Одалживаю у добрейшего мистера Пиквика почтовый дилижанс и мчусь в нашу библиотеку. На всякий случай – опять достаю безмен – взвешиваюсь. Увы! Всего пятьдесят килограммов. Я потерял двенадцать кило за несколько минут моего необыкновенного путешествия. Но зато приобрёл особую весомость поборника истины!.

– Ну, что ж… у каждого барона своя фантазия, – заметил Тартарен, не скрывая иронии.

– Что вы хотели этим сказать? – сухо спросил Мюнхаузен.

– Да, ничего… просто я вспомнил французскую поговорку.

– Нет, не просто вы вспомнили эту поговорку. Я настаиваю, чтобы вы говорили со мной без намёков.

– Если вы так настаиваете, я вам скажу всю правду.

– Да… интересно что скажете? – высокомерно спросил Мюнхаузен, постукивая каблуком.

Тартарен с наивной откровенностью ребёнка, добродушно улыбаясь, неожиданно выпалил:

– Барон, вы лжёте.

– Это что: цитата из «Скупого рыцаря»?

– Нет, это цитата из самого Тартарена!

– Защищайтесь! – вспыхнул Мюнхаузен.

– Дуэль?! Я к вашим услугам, милостивый государь. Но только на шпагах, на шпагах, а не на шпильках!

Благоразумие покинуло обоих. Мюнхаузен не переносил никакого подозрения во лжи, даже намёка на то, что он мог солгать. И барон тотчас выхватил шпагу из ножен.

Любимец Тараскона, несмотря на свой мягкий характер, иногда взрывался. Сказывался южный темперамент. Это случилось и на сей раз.

На лестнице звенели шпаги. Трудно было предвидеть, что толстяк проявит такую ловкость. Оказывается, знаменитый охотник за фуражками, невзирая на свои сто десять килограммов, прекрасно фехтовал. Но Мюнхаузен ему тоже не уступал.

То и дело на лестнице раздавались их возгласы: «Удар!.. Мимо!..» Но всё-таки Мюнхаузену удалось остриём шпаги подцепить малиновую феску Тартарена.

– Отдайте феску! – завопил любимец Тараскона. – Я не могу фехтовать с открытой головой. Здесь сквозняк! Меня продует!

– Прошу, – галантно откликнулся Мюнхаузен и протянул шпагу.

Тартарен снял с острия свою любимую феску с кисточкой, надел на голову. Заметно было, что толстяк устал. Он еле дышал.

– Как же так? Нарушение традиций.

– Каких традиций? – спросил Мюнхаузен, нахмурив брови.

– Дуэль без секундантов?! Я требую…

– Пожалуйста, – перебил его Мюнхаузен, посмеиваясь. – Пусть наша кают-компания… все знаменитые капитаны будут нашими секундантами!

Он с шумом распахнул дверь в библиотеку и широким жестом пригласил своего противника войти первым. Тартарен юркнул в прихожую. Вдогонку летели насмешливые слова.

– Дик! Занесите в журнал точное время гибели любимца Тараскона!

Мюнхаузен не успел ещё затворить за собой двери, как к нему подбежал Тартарен и взволнованно прошептал, забыв всё, что было между ними на лестнице:

– Дорогой Карл, там темно… в кают-компании никого нет, милый Фридрих!.. Пусто, мой друг Иероним!.. Увы! Ни медам, ни месье, не говоря уже о знаменитых капитанах.

– Неужели? – растерялся Мюнхаузен. – Что же делать?

– Одну минуточку, я только спущусь вниз за вещами.

– Я вам помогу.

Они вышли на лестницу и не торопясь спустились на второй этаж. Там был свален багаж толстяка.

– Видимо, дана команда – «свистать всех…» – в раздумье промолвил Мюнхаузен.

– Но куда? – задал вопрос Тартарен.

Взяв саквояж, рюкзак и коллекцию оружия, они молча вернулись на третий этаж, вошли в библиотеку, зажгли свечи в медном канделябре.

– Пардон… Кажется, под глобусом спрятан наш вахтенный журнал, – радостно сообщил Тартарен.

– Прочтите последнюю запись.

Тартарен, подняв глобус, взял журнал, перелистал и, остановившись на последней записи Дика Сэнда, быстро прочитал её про себя.

– Оказывается, наши друзья, – возбуждённо заговорил Тартарен, – отправились на Аляску! В начало прошлого века.

– А куда именно?

– Остров Ситха. Ново-Архангельск.

– Зачем?

Тартарен снова уткнулся в страницы вахтенного журнала, пододвинув ближе канделябр с горящими свечами… Мюнхаузен в нетерпении ожидал ответа на свой вопрос, но знаменитый охотник за фуражками, многозначительно прищёлкивая языком, загадочно восклицал:

– О-о!.. Гм-мм… Ага!.. Так-так… А-а…

Наконец Мюнхаузен не выдержал и нервно крикнул:

– Что вы там причмокиваете? Скажите что-нибудь членораздельно! Зачем они поехали?

Тартарен торжественно заявил:

– Для того, мой друг Карл Фридрих Иероним Мюнхаузен…

– Нельзя ли покороче на этот раз?

– …чтобы раскрыть тайну королевского корсара!.. – закончил Тартарен с таким победоносным видом, как будто бы он только что сам захватил пиратский корабль.

Мюнхаузен взял журнал и торопливо пробежал глазами подробную запись Дика Сэнда о свидании Барбера с первым лордом Адмиралтейства…

– Как вы быстро читаете! – удивился Тартарен.

– А ведь это… кто как умеет, – заносчиво произнёс Мюнхаузен. – Одни читают по слогам. Другие, теряя драгоценное время, шевелят губами. Третьи останавливаются после каждой фразы, чтобы уловить смысл. А я читаю глазами, схватывая разом всю страницу, и поэтому, к примеру говоря, я прочёл «Божественную комедию» Данте и всего Шекспира, включая его сонеты, за минут двадцать – не больше!..

– Так вы, наверно, ничего и не помните.

– Наоборот! Всё – до единой строчки!..

– Что-то мне не верится.

– Пожалуйста. – И Мюнхаузен с пафосом начал: – «Быть иль не быть?.. Вот в чём вопрос!..»

– Ну, хорошо. Верю, верю. Нам надо решить другое: ехать или не ехать? Вот в чём вопрос!.. Ведь наши друзья могли потерпеть бедствие?.. Им грозит опасность… встреча с корсаром!

– Ехать или не ехать – это не вопрос! – решительно заявил Мюнхаузен. – Несомненно ехать! Нет, лететь!

– Мерси… Опять утки и какой-нибудь циклон или антициклон!..

– Не волнуйтесь, Тартарен. Я предлагаю свой бриг «Леденец», хорошо известный всем полярным мореплавателям.

– А он не растает? – опасливо спросил гроза львов.

– Мы же с вами собираемся не в тропики, насколько я понимаю в синих морских картах. Взгляните.

– Откуда вы взяли карту?

– Она была приложена к вахтенному журналу. Вот отмечен маршрут и порт назначения.

– Плывём! Сейчас же, – крикнул Тартарен, вскочив с кресла.

– Эй! На «Леденце»! – скомандовал Мюнхаузен.

– Есть на «Леденце»! – ответил вахтенный.

– Пришвартоваться к читальному залу!..

– Есть пришвартоваться!..

– Следуйте за мной, Тартарен. Прошу!.. – и, пропустив охотника за фуражками вперёд, погасив свечи в медном канделябре, скомандовал: – Лететь!..

Но его тут же испуганно перебил Тартарен:

– Лететь?..

– На всех парусах! – воскликнул Мюнхаузен.

– Есть на всех парусах! – отозвался вахтенный.

В полумраке кают-компании слегка встрепенулись светлые шторы. В призрачном свете луны казалось, что это паруса…

Линии горизонта не было видно. Облака утопали в Тихом океане, кипевшем белой пеной. Бриг «Леденец» летел на всех парусах, украшенных фамильным гербом Мюнхаузена, и казался игрушечным корабликом посреди океанских просторов.

* * *

«Леденец» дрейфовал. А истинный курс при дрейфе никогда не совпадает с намеченным курсом судна. Пришлось немедленно определять местоположение брига. Плавать вслепую было опасно. Вдали был виден какой-то остров, но не было никакой уверенности, что это и есть Ситха.

По крюйс-пеленгу штурман засёк на морской карте местоположение «Леденца». Каково же было огорчение Мюнхаузена и Тартарена, когда выяснилось, что бриг находится на траверзе островов королевы Шарлотты. Это оказалось южнее острова Ситха, расположенного под 57-м градусом северной широты.

Не теряя времени, произвели на морской карте прокладку пути и, воспользовавшись попутным зюйд-остом, пошли курсом на Ситху.

С капитанского мостика хорошо видны были береговые горы тихоокеанской горной системы.

На подходе к Ново-Архангельску друзья, вооружившись зрительными трубами, вели наблюдение.

Чёрные дымы пожарищ клубились над столицей Русской Америки.

Открылась страшная картина. Горели дома, склады, крепость. Доносился гул пушек, мушкетная стрельба.

Какие-то люди в одеждах индейских воинов шли в атаку.

Мюнхаузен и Тартарен тревожно переглянулись.

– Вы не видите, кто это – индейцы? – спросил Тартарен.

– Как будто…

– Подойдём ближе?

– Я бы воздержался, – сказал Мюнхаузен. – Нас могут обнаружить.

– А не вернуться ли нам обратно? – с дрожью в голосе предложил Тартарен, не отнимая зрительной трубы от глаза.

– А наши друзья?

– Да, да, вы правы… О, конечно!.. Нельзя!.. Как будто пальба стихает. Давайте укроем бриг за скалой, а сами пойдём на разведку.

– Видимо, это дело рук королевского корсара, – в задумчивости произнёс Мюнхаузен и отдал команду рулевому повернуть к береговой скале. В голове Тартарена мелькнула догадка, которой он тотчас поделился с Мюнхаузеном.

– Я уверен, что эта операция по разгрому русской крепости и была заложена в секретном пакете первого лорда Адмиралтейства. Не случайно тот его назвал королевским корсаром, вместо уголовной клички чёрный пират.

Он не успел договорить, как его перебил Мюнхаузен, схватив за плечо:

– Взгляните туда, Тартарен.

Он указал пальцем на черневший силуэт какого-то судна на рейде. Тартарен прищурил глаза и долго всматривался.

– В трубу! – прошептал Мюнхаузен. – Так вы ничего не увидите.

Тартарен растянул зрительную трубку до предела, приставил её к глазу.

– Бы можете прочесть надпись на носу?

– Попробую, – ответил толстяк. – Кажется… Ю… ни… Не может быть?..

– Что такое?

– «Юникорн»!.. – порывисто вскрикнул Тартарен. – Бриг Барбера!.. Ну, что я говорил! Теперь, надеюсь, вам ясно – чья это работа?!

Он кивнул в сторону дымящегося Ново-Архангельска, над которым кружило чёрное вороньё.

– Нет, дорогой Тартарен, не совсем ясно, – отчеканивая каждое слово, говорил Мюнхаузен. – Приглядитесь внимательней.

На борту пиратского брига можно было разглядеть индейцев, закованных в цепи. А на реях болтались верёвки с петлями. Трудно было понять – собирались ли вешать пленников или же устрашить их, чтобы вынудить к покорности.

– Видимо, эти индейцы были в дружбе с русскими, – высказал своё предположение Тартарен. – И они вместе сражались в Ново-Архангельске против Барбера.

– Вряд ли мы раскроем эту загадку на борту «Леденца», – со всей решительностью заявил Мюнхаузен. – Попытаемся найти наших друзей. А потом…

– Что будет потом? – спросил Тартарен.

– Потом будет видно.

– Вернее говоря – потом будем действовать, смотря по обстоятельствам, – поправил его Тартарен.

– Спустить шлюпку! – скомандовал Мюнхаузен.

– Есть спустить шлюпку! – отрапортовал вахтенный.

– Какие будут приказания, капитан? – осведомился штурман.

И пока матросы спускали на воду шлюпку, Мюнхаузен распорядился:

– Запомните мои сигналы. Красная ракета – ждёте нас. Зелёная – немедленно отплываете обратным курсом. Отвечайте мне – белой ракетой. Это будет означать, что сигнал принят. Ясно?

– Ясно, капитан.

Быстро добравшись на шлюпке до берега, Мюнхаузен и Тартарен, надёжно укрыв её в кустах, пошли по тропинке, вьющейся вдоль залива. Но, подумав о том, что здесь их могут легко обнаружить, они приняли решение подняться в гору и добраться до Ново-Архангельска горной тропой. Канадские и чёрные ели, знаменитый аляскинский кипарис (так называли ситхинскую ель), берёзы, ольха и кустарник скрывали от посторонних глаз наших книжных героев.

Охотник за фуражками заметно отстал, и когда Мюнхаузен обернулся, Тартарена не было. Кричать было опасно, и барон, как было условлено, три раза осторожно прокуковал, как настоящая кукушка…

– Ку-ку-у… Ку-ку-у… Ку-ку-у…

Но в ответ раздался восторженный крик Тартарена:

– Идите сюда, здесь малина!

Испуганный Мюнхаузен побежал на крик. Он нашёл своего друга в лесном малиннике. Из кустов торчала сияющая физиономия любимца Тараскона. Он лакомился сочной ягодой.

Вы что, с ума сошли? Кричите на всю Аляску: «Малина!.. Малина!..» Хотите, чтобы нас поймали… – сердито отчитывал толстяка Мюнхаузен.

– Попробуйте… Какая малина! Ах, если бы ещё были сливки!..

Человека губят его страсти и некоторые привычки. Восторженный клич Тартарена: «Идите сюда… здесь малина!» – был услышан не только Мюнхаузеном. И когда Тартарен вылез из густого малинника, его спутника не было.

В лесу стояла зловещая тишина. Тартарен так и не мог понять, куда исчез Мюнхаузен… Ведь он только что стоял здесь. На всякий случай Тартарен вытащил из-за пояса пистолет и взвёл курок. Он тревожно осмотрелся и сдавленным голосом прошептал:

– Карл!.. Фридрих!.. Иероним!..

Никто не отозвался. Тогда он крикнул громче:

– Мюнха…

Мелькнула какая-то тень. Затем он почувствовал страшный удар по голове. Завертелись в глазах верхушки чёрных елей… Всё померкло вокруг;

Когда Тартарен очнулся, он почувствовал, что не может пошевелиться, так как связан и прикручен верёвками к дереву. Перед ним вертелись десятки медвежьих и волчьих голов. Это были индейцы-тлинкиты в своих боевых масках. Неожиданно Тартарен услыхал чей-то шёпот: «Ну-с, отведали малинки!..»

Толстяк повернул голову и увидел привязанного к ситхинскому кипарису Мюнхаузена.

– Дорогой Карл, – тихо произнёс Тартарен.

Но его резко прервал Мюнхаузен:

– Ягодки захотелось?! Но зачем же об этом оповещать население Аляски?!

Тартарен ничего не ответил. Он с тревогой смотрел, как индейцы вытащили свои топоры и, отмерив шагов двадцать, заняли боевые позиции.

– Вам не кажется, Мюнхаузен, что они собираются метать в нас томагавки?

– Мне не кажется… это в самом деле действительно так…

– Такой номер я видал в цирке Франкони, – прошептал Тартарен дрожащим голосом. – В Париже.

– Только здесь вы не услышите аплодисментов. Финал номера будет совершенно иной…

– Что вы говорите, Мюнхаузен?! Без суда?.. Без последнего слова подсудимого?

– Когда вы собираетесь его произнести?.. Через несколько минут будет поздно.

Два томагавка рассекли воздух и звучно вонзились в дерево, в нескольких сантиметрах от лица Тартарена, а ещё один топор глубоко вошёл в ель над головой Мюнхаузена. Сверкнув глазами, он крикнул:

– Тартарен! Вы присутствуете на последнем приключении Карла Фридриха Иеронима Мюнхаузена… Мужайтесь!..

Солнечные лучи пробили густые еловые ветки и залили светом лицо толстяка с двумя томагавками по бокам.

– Солнце!.. Солнце! – прошептал Тартарен.

Мюнхаузен косо взглянул на своего друга и подумал – не сошёл ли тот с ума? Но Тартарен с сияющим лицом возбуждённо бормотал:

– Солнце!.. Не мог же Альфонс Доде лгать… Он писал… в день смерти Тартарена было солнечное затмение!..

– А может, оно ещё будет? – с горечью произнёс Мюнхаузен, судорожно вздрогнув: томагавк, брошенный сильной рукой, с хрустом пригвоздил к дереву воротник его камзола.

Тартарен не выдержал и, заметив двух индейцев, стоявших в стороне, без страшных масок на лицах, но с орлиными перьями в чёрных волосах, отчаянно закричал:

– За кого вы нас принимаете?.. Месье! Пардон… Дорогой Красный Бизон или Быстроногий Олень… А может быть, Орлиное Перо? Простите, не знаю, как вас зовут?

Один из индейцев, повыше ростом, с важной осанкой, ответил:

– Седой Бобёр.

– Очень приятно. А я – охотник за фуражками! – представился Тартарен с исключительной любезностью.

Седой Бобёр расхохотался и крикнул своим воинам, указывая на Тартарена:

– Охотник за фуражками!

Никогда ещё индейцы так не смеялись. Охотник за фуражками?!

Один из воинов, в устрашающей боевой маске, усомнился и, подойдя к Тартарену, мрачновато переспросил:

– А может быть, за скальпами?

В ожидании ответа индейцы молча уставились на толстяка. Тартарен с гордостью настаивал на своём.

– Нет, за фуражками, месье и медам! За фуражками!

Новый и ещё более оглушительный взрыв хохота потряс окрестность. Насмеявшись вдоволь, индейцы подошли поближе… Вперёд вышел Седой Бобёр.

– Скажи правду – кто ты такой?

– Видите ли, уважаемый Седой Бобёр, у меня есть и другая кличка. Гроза львов!

– Ты лжёшь!

– Что вы?! – нервно воскликнул Тартарен. – Это может заверить мой друг Мюнхаузен – самый правдивый человек в прериях…

– Почему только в прериях? – обиделся Мюнхаузен.

– Пардон, мой друг… Я так волнуюсь… я хотел сказать на Аляске… Да не только на Аляске, а вообще-вообще!..

– Гроза львов? – иронически произнёс Седой Бобёр и, устремив пристальный взгляд на Тартарена, неожиданно улыбнулся, вселяя надежду в душу любимца Тараскона. Но вдруг тойон надсадно закричал: – Лжёшь! Бледнолицые так себя не называют!

– Я Тартарен из Тараскона! – возопил толстяк. – Читали?..

Седой Бобёр даже не моргнул глазом и повернулся к Мюнхаузену.

Тот немедленно отрапортовал:

– Я – Карл Фридрих Иероним Мюнхаузен.

Но и это громкое имя ничего не сказало индейцу.

– Спасения нет, – прошептал Тартарен. – Они не читали ни Альфонса Доде, ни Эриха Распэ. Конец!

– Седой Бобёр, надо прикончить пиратов, – уговаривал тойона один из воинов, снимая боевую маску. – Чем раньше умрут люди Барбера, тем лучше.

– Мы ещё всё успеем, Чёрный Медведь.

Седой Бобёр вытащил нож и, коснувшись остриём лезвия горла Тартарена, холодно произнёс:

– Куда скрылся Барбер? Ну?! Говори!

– Да мы… Позвольте… Что вы?.. – пытался оправдаться Тартарен, но от волнения у него захватило дыхание. Десятки копий были направлены на него и Мюнхаузена.

– Где ваш капитан? – крикнул Чёрный Медведь.

Со всех сторон доносились угрожающие возгласы: «Это он вас послал грабить и жечь!» – «Убивать женщин и детей!..» – «Он хотел вбить томагавк войны между нами и русскими!..» – «Мы с ними курили трубку мира!..»

И только сейчас Мюнхаузен и Тартарен начали смутно догадываться о трагедии в Ново-Архангельске. Жизнь пленников висела на волоске. Со всех сторон доносились зловещие крики: «Скальпы!.. Скальпы!.. Скальпы!..»

– Прощайте, Карл… Как потемнело в лесу… А небо голубое. Видимо, начинается солнечное затмение. Альфонс Доде не ошибся, – всхлипнул толстяк.

Но Мюнхаузен был настроен иначе. В эту минуту он насвистывал мелодию своей любимой песенки – «Увлекаться я могу, забываться я могу…»

Тартарен, скосив испуганные глаза на своего друга, подумал, что тот лишился рассудка, и, нервно заикаясь, пробормотал:

– Фридрих?.. Вы что?.. Успокойтесь…

– А я совершенно спокоен. Если нас разорвут на клочки и… всё равно, мой друг, мы бессмертны!.. Миллионы Мюнхаузенов стоят на книжных полках. Они будут вечно сходить со страниц – пока вертится Земля!.. Обидно только, что на сей раз мы не увидим наших друзей – ни Дика, ни Немо, ни Гулливера, ни Артура Грэя, ни Робинзона, ни капитана корвета. Где они сейчас?..

Мужество, проявленное Тартареном во время испытания томагавками и хладнокровие насвистывающего барона, невольно расположило сердце Седого Бобра к этим двум бледнолицым воинам… Он приказал отвязать их от деревьев, но руки закрутить назад и на всякий случай крепко опутать верёвками.

Он посоветовался с Чёрным Медведем. И они приняли решение доставить пленников в крепость мудрого тойона русских. Так они называли правителя Российско-американской компании на Аляске – Александра Андреевича Баранова.

По дороге в Ново-Архангельск Тартарена одолевали разные мысли. Как их встретят в крепости?.. Кто?.. Если назвать свои имена. Тартарен из Тараскона… Карл Фридрих Иероним Мюнхаузен, то их примут за сумасшедших или же за авантюристов, скрывающих свои подлинные фамилии, а вернее всего, за пиратов Барбера и несомненно повесят.

Кто же поверит, что они сошли со страниц романов. Для этого нужна была фантазия! Воображение! Мечта!

Бежать было невозможно. Связанные руки ныли от боли. «Проклятая малина!..» – с досадой вспоминал Тартарен.

Слегка моросил дождь. Вдали зажглись огни Ново-Архангельска…

* * *

В проломе крепостной стены, пробитой ядрами, показались волчьи и медвежьи пасти. Это были индейцы в своих боевых масках. Соблюдая осторожность, стараясь быть незамеченными, они поползли вниз и скрылись в густом кустарнике.

Предательский треск сухих сучьев под ногами и шум листвы останавливал индейцев, но ненадолго. Видимо, они торопились. Трудно было сказать, спасались ли они бегством или же спешили куда-то. Но по тому, как они тщательно искали укрытия за каждым кустом и деревом, можно было предположить, что они опасались нападения, а возможно было и другое: им было поручено устроить засаду на береговой тропе.