Текст книги "«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо"

Автор книги: Владимир Пещерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

А как же сам Вилли Леман? К сожалению, его многолетнее самоотверженное сотрудничество с советской разведкой не было оценено по достоинству ни в нашей стране, ни в послевоенной ГДР.

ТРОПИНКА В РАЗВЕДКУ ГЕРИНГА

В жизни любого человека возникают порой непредвиденные, острые ситуации, требующие от него мгновенной реакции – концентрации всех сил, воли, хладнокровия, умения в считанные минуты оценить положение и принять единственно правильное решение. Ведь только в этом случае можно предотвратить непоправимое, обратив в успех, казалось бы, заведомо про-игранную позицию в бесконечном «шахматном диалоге» с собственной судьбой. Для разведчика, особенно глубоко законспирированного, действующего в чужой, нередко враждебной среде, вынужденного часто решать непростые задачи со многими неизвестными, цена таких «моментов истины» почти всегда равна стоимости собственной жизни. Иногда за принятыми решениями стоят судьбы коллег и тех, кто счел своим долгом оказывать помощь нашей разведке, руководствуясь высокими идеалами гуманизма и нравственности.

...Адольф Майсснер, перевалив сорокалетний рубеж, обратил внимание на то, что в последнее время стал больше уставать. Это его раздражало, так как он не мог понять, в чем, собственно, дело. День на службе выдался трудный, и, придя домой, он, как был, в эсэсовском мундире, сел к столу. После горячего чая Майсснер почувствовал, как тело расслабилось, и испытал что-то вроде блаженства. Внезапный звонок в дверь вызвал у него досаду. Он нехотя встал со стула, вышел в прихожую, приоткрыл дверь и оторопел. На пороге стоял тот, кого он никак не ожидал, да и вряд ли хотел сейчас видеть.

– Эрих, дружище! Какими судьбами?! – воскликнул Майсснер, придя в себя и как будто искренне удивляясь. – Проходи, присаживайся, – после заминки пригласил хозяин. – Рассказывай, какими судьбами оказался в Берлине? Вот уж никак не ожидал!

Альбрехт Эрих Такке, он же Альберт, советский разведчик-нелегал, прибывший в страну по паспорту на имя некоего иностранца, никак не ожидал увидеть своего давнего знакомого в форме СС, и по его лицу невольно пробежала легкая тень, похожая скорее всего на недоумение.

Таке и Майсснер познакомились в 20-х годах на Урале. Эрих Такке, немецкий коммунист, работник Коминтерна, помог тогда своему земляку устроиться в одно из советских учреждений. Они встречались семьями. Майсснеру постоянно не хватало денег, и он частенько одалживал их у Такке. И вот теперь тот видит своего не просто старого знакомого, но и когда-то единомышленника, в мундире СС.

– Я здесь на отдыхе, – ответил он согласно продуманной и утвержденной Центром линии поведения на вопрос Майсснера. – Надоело торговать в Шанхае и потянуло в родные места, давно не был. Пока остановился в гостинице, хочу оглядеться, а там будет видно.

– Давно пора заглянуть в свой дом, – согласился Майсснер.

– Прошло, кажется, три года, как мы виделись с тобой в последний раз, а какие разительные перемены. – Он бросил многозначительный взгляд на мундир Майсснера. – Объясни по возможности, какая метаморфоза произошла с тобой и что это значит? – Такке еще раз задержал взгляд на эсэсовском мундире своего знакомого.

Майсснер, казалось, не испытал никакого смущения под взглядом Такке.

– Видишь ли, Эрих, я долго размышлял и понял, что идеи национал-социализма соответствуют моим взглядам. Я согласен с Гитлером в том, что социализм вполне можно построить и в Германии. В 1932 году я вступил в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию, затем был принят на службу в СС в то его подразделение, которое контролирует министерство авиации, – ответил Майсснер. Чувствуя, вероятно, что это не вполне успокоило Такке, Майсснер поспешил его заверить: – Я высоко ценю нашу давнюю дружбу, Эрих. Не забыл, как ты меня не раз выручал в России в трудную минуту. Я по-прежнему твой друг, и тебе не следует меня опасаться.

Сделав небольшое усилие, Такке непринужденно улыбнулся и сказал, что не сомневается в дружеских чувствах Майсснера и надеется еще увидеться с ним, поговорить о прошлых годах, а пока надо вернуться к себе. Он не стал уточнять, куда именно.

– Буду рад, – кажется, от души заметил эсэсовец.

По пути, незаметно поглядывая по сторонам, нет ли за ним слежки, Такке обдумывал встречу с Майсснером и не мог не признать, что такого поворота никак не ожидал. А следовало бы предусмотреть худший вариант, хотя и данный не из лучших.

Эрих Такке не был новичком в разведке и уже несколько лет находился за рубежом как нелегал. Немец по национальности, коммунист-интернационалист по своим взглядам, он родился в 1894 году. По линии Коминтерна работал в Берлине. В начале 20-х годов был рекомендован Разведывательному управлению ГШ РККА. Выехал в Москву, где с ним обстоятельно побеседовали представители руководства военной разведки, после чего был принят на службу РУ РККА, где проработал немногим более года. В 1924 году решением директивных партийных органов он был переведен во внешнюю разведку – ИНО ОГПУ. По окончании разведывательной школы направлен в Китай, где успешно выполнил поставленные перед ним задачи. Вместе с ним в Китае находилась жена – Юнона Иосифовна Чингор, по национальности полька, привлекавшаяся к работе резидентуры в Харбине в качестве фотографа. Юнона отлично справлялась с порученным ей делом, помогала мужу в его непростой деятельности, когда это требовалось. У супругов Такке была малолетняя дочь, с которой они предпочитали не расставаться. В сентябре 1934 года Э. Такке с семьей был командирован в Берлин со специальным заданием – внедрить агентуру в органы военной разведки и тайной полиции. При этом Майсснер, о положении которого точно не было известно, рассматривался в качестве прежде всего возможного наводчика и установщика.

Такке подготовил подробную телеграмму в Центр о том, как прошла первая встреча с Майсснером, в которой, в частности, отметил, что опасности разоблачения его со стороны «старого друга», на его взгляд, не существует. «Тем не менее, – писал Такке, – надо как можно скорее решить вопрос, должен ли я завербовать Майсснера или мне надо срочно выехать из страны. Из-за долгов материальное положение Майсснера настолько печально, что я не сомневаюсь в том, что мне удастся завербовать его, воспользовавшись этим обстоятельством. Нужны также директивы на случай, если вербовка не удастся». Речь шла о том, чтобы при срыве операции ущерб был бы минимальным.

Отослав телеграмму в Москву, Такке в целях предосторожности по совету резидента переехал в горный отель. По легенде, он прибыл в Германию для проведения своего полугодового отпуска.

Из Центра на имя Такке поступил в резидентуру ответ, в котором рекомендовалось связь с Майсснером не прекращать и довести его разработку до вербовки. Москва полагала, что пока не произошло ничего чрезвычайного и события не перешли черту допустимого риска. Получив одобрение руководства, Такке вновь отправился к эсэсовцу, который принял его так, как будто между ними не было никакого объяснения, и они только вчера по-дружески расстались. В разговоре Майсснер как бы мимоходом заметил, что, если Такке покинет Берлин, он будет сожалеть об этом. Вдвоем они могли бы что-нибудь «скомбинировать». Такке обратил внимание на вскользь оброненную фразу и пытался понять, что же имел в виду Майсснер, так как последний не стал развивать эту тему. Не уяснив этого, Такке мог только строить различные предположения. Но состоявшийся разговор и намек на «комбинирование» подтолкнули его к решительному шагу.

28 октября 1934 года он вновь зашел к бывшему приятелю. После нескольких общих фраз Майсснер с непринужденным видом попросил у Такке денег на оплату просроченного векселя и еще 150 марок на возмещение партийных денег, потраченных им на себя. Разведчику показалось, что за этим скрывается что-то большее, чем обычная просьба об одолжении. Такке посчитал, что представился удобный случай и самое время поговорить с эсэсовцем, склонив его к сотрудничеству.

– При мне только сто марок, но я охотно тебе помогу. Впрочем, ты мог бы иметь значительно больше...

чтобы хватило и расплатиться с долгами, и еще что-то отложить. Стоит тебе вспомнить, что ты не всегда был нацистом и мог бы теперь оказать мне услугу, сообщив о том, что делается у тебя на работе. Вряд ли бы это обременило тебя.

Майсснер от предложенных денег не отказался, хотя слегка нахмурился. Его ответ не был полной неожиданностью для Такке, хотя он скорее рассчитывал на утвердительный вариант.

– Эрих, мы, конечно, с тобой друзья... Но должен сказать, что материальное бремя никогда не заставит меня нарушить служебный долг. Пока я придерживаюсь политических взглядов, о которых говорил, твое предложение не подлежит обсуждению. Этот разговор будет сохранен в абсолютной тайне. Ты знаешь, что я умею держать свое слово.

Недвусмысленный отказ эсэсовца означал, по сути, провал вербовки с возможными негативными последствиями для советского разведчика.

В глубине души Такке упрекнул себя за то, что положился только на прежние прокоммунистические убеждения Майсснера, если они у него вообще были, а также личные близкие отношения с ним. Разные, оказывается, бывают коммунисты. Однако дело сделано, и теперь оставалось определить, какие неприятности ждут его, Такке, и резидентуры из-за срыва важной вербовочной акции. Если Майсснер успел превратиться в стопроцентного фашиста, то можно ожидать от него всего.

Суть возникшей дилеммы разведчик доложил в Центр. Руководство внешней разведки, всесторонне проанализировав результаты несостоявшейся вербовки, пришло к выводу, что не все возможности для продолжения разработки Майсснера исчерпаны и что работу с ним следует продолжить.

Руководитель нелегальной резидентуры В.М. Зарубин, ранее извещенный о прибытии разведчика, получил из Москвы следующее указание: «Предложить Такке оставаться на месте. Не отказываться От встречи с Майсснером, оказывая ему материальную помощь, если он будет обращаться за ней. Не показывать вида, что Такке напуган его отказом, чтобы он сам не стал нас шантажировать».

Оценивая сложность возникшей ситуации и важность приобретения источника в аппарате СС, Центр решил подключить легальную резидентуру внешней разведки в Берлине, возглавляемую резидентом Борисом Гордоном, он же Густав, к дальнейшей разработке эсэсовца. Руководство разведки информировало его о положении с Майсснером и высказало мнение, что обстановка не настолько драматична, чтобы предаваться панике, бежать из страны и прекращать перспективную, по мнению руководства, разработку. «Учреждение Майсснера, – отмечалось в телеграмме, – предоставляет для нас исключительный интерес. Нам, конечно, не следует отказываться от возможности проникнуть туда через него. Ждем от вас установку на Майсснера».

Москва, несомненно, учитывала, что легальная разидентура располагала группой агентов-установщиков, которые могли конспиративно собрать необходимые сведения на указанное лицо.

Новое задание Центра было не из легких. Густав поручил одному из сотрудников резидентуры срочно встретиться с агентом Юнкером, занимавшимся установками и имевшим в своем распоряжении профессиональных сыщиков из числа уволенных в отставку работников полиции. Установка на Майсснера была выполнена качественно и в срок. Она подтвердила ранее известные о нем сведения. Следовательно, Майсснер был честен с Такке и не действовал в ущерб его интересам.

Центр предложил Такке перебраться из гостиницы на частную квартиру и сообщить об этом Майсснеру, подчеркнув, что он решил пожить в Германии более продолжительное время, чем предполагал первоначально. Делалось это с целью убедить сотрудника СС в том, что его «друг» нисколько не смущен происшедшим разговором и последовавшим за ним отказом и готов, как и прежде, продолжать встречи.

Рождественские каникулы семьи Такке и Майсснера провели вместе, в Магдебурге – недалеко от Берлина, на живописных берегах Эльбы. Такке не поскупился на рождественские подарки, и фрау Майсснер была от них в восторге. «Мы должны чаще встречаться семьями, как в прежние времена», – заявила она за столом, обращаясь к мужу и Эриху Такке. Советский разведчик постарался, чтобы праздничный стол был полон блюд и не было недостатка в винах. Сытый и захмелевший Майсснер попросил Такке, чтобы он нагнулся к нему, так как сейчас услышит нечто важное. По его словам, он не просто обслуживает министерство авиации, а служит в разведке Геринга, в секции «Юг – Восток», которая занимается вопросами СССР, Польши и Румынии, – «Исследовательское ведомство», или учреждение по расшифровке перехваченных телефонных и радиоразговоров в системе ВВС. Вначале оно было организовано с целью прослушивания только министерства авиации. Но скоро по указанию Геринга ведомство стало заниматься прослушиванием всего Берлина. О полученных сведениях, заслуживающих особого внимания, Геринг докладывал Гитлеру. Часть добытого компромата на нацистскую верхушку прятал в личном сейфе «на черный день», с целью возможного шантажа своих соперников. Со временем Геринг завел, судя по словам Майсснера, вполне самостоятельную, крупномасштабную разведывательную службу.

Сообщение об уточненных возможностях Майсснера вызвало у руководства внешней разведки большой интерес, и оно немедленно откликнулось на эту информацию. Заместитель начальника разведки Берман счел целесообразным высказать свои соображения о работе с Майсснером резиденту-нелегалу Зарубину, чтобы привлечь его особое внимание к данной разработке. «Дело Такке с его другом продвигается успешно, – отметил Берман. – Пока не существует никаких опасений за его судьбу, тем более за судьбу вашей группы. Конечно, как и всегда, в такой работе должна соблюдаться крайняя осторожность, – предупреждал Берман, – чтобы застраховать себя от всяких неожиданностей».

Однако Зарубин не согласился с подобной оценкой разработки Майсснера, отметив, что сблизиться с эсэсовцем на идейной основе невозможно, а деньги он будет брать лишь как своеобразную плату за безопасность нашего разведчика. По мнению резидента-нелегала, отношения Такке с Майсснером вряд ли пойдут дальше «джентльменских» и лучше, чтобы за дело взялся другой оперработник.

Беспокойство и сомнения Зарубина объяснялись в значительной мере тем, что Такке привлекался для поддержания связи с таким важным источником, как Брайтенбах. В случае, если Альберт попадет в поле зрения полиции или контрразведки, то это может тяжело отразиться на наших связях со столь ценной агентурой. Этого допустить было нельзя.

Мнение Зарубина побудило Центр пересмотреть план дальнейшей работы с Майсснером и внести в него коррективы. Согласно новой схеме, Такке должен постепенно выйти из игры и передать объект разработки другому разведчику, который смог бы взглянуть на дело свежим взглядом. Важно также и то, что он не будет чем-либо обязан Майсснеру. Пока «приятель» сохраняет лояльность к Такке, последний под удобным предлогом познакомит с ним Карла Силли, оперативного работника легальной резидентуры.

Силли родился в 1893 году в городе Печ, венгр, участник Первой мировой войны, на Восточном фронте сдался в плен русским. Был вовлечен в Октябрьскую революцию, участвовал в установлении Советской власти в Сибири. С 1920 года – в органах ВЧК, с 1930-го – сотрудник советской внешней разведки, майор госбезопасности. Признанием успешной деятельности в разведке стало награждение его именным оружием и ценным подарком.

Перед Силли была поставлена задача – во время нескольких встреч постараться определить возможность вербовки Майсснера. Тем временем из Берлина уедет жена Такке, а к моменту вербовки Майсснера – и сам Такке. По замыслу Центра такой план гарантировал разведчика-нелегала от тяжелых последствий. В случае же неудачи Силли, имевшего дипломатическое прикрытие и дипломатический иммунинет, ущерб для разведки был бы минимальным.

Соответствующее указание в отношении Майсснера было направлено в легальную резидентуру в феврале 1935 года.

Неожиданно резидента-нелегала вызвал на экстренную встречу Брайтенбах. Он сообщил, что в отдел гестапо, занимавшийся борьбой против коммунизма, 7 марта 1935 года поступило сообщение из разведывательного ведомства Геринга, по которому заведено дело оперативной разработки. В записке, в частности, говорилось, что приехавший в Берлин из Китая в шестимесячный отпуск Эрих Такке, поддерживающий связь с членом НСДАП сотрудником СС Альфредом Майсснером, подозревается в шпионаже. Эрих Такке располагает денежными средствами в цюрихском банке. Там же, в Цюрихе, он встречался с немецкими коммунистами. Сам Майсснер ранее бывал в СССР и познакомился с упомянутым Такке.

Было очевидно, что Майсснер не мог написать ничего подобного или рассказать об этом своим коллегам. В его интересах было сохранить в тайне отношения с Такке. Вероятно, часть информации в отношении Такке и Майсснера была получена немецкой контрразведкой от агентуры, другая – собрана гестапо путем визуального наблюдения. Это значило, что советский разведчик Такке стал объектом активной разработки германской контрразведки, и ему грозила смертельная опасность.

Не подлежало сомнению, что Такке и его жена обязаны как можно скорее выехать из Германии, причем должны сделать это незаметно. Решение этой задачи было возложено на нелегальную резидентуру. Она успешно и быстро справилась с ней – супруги Такке благополучно покинули Германию.

Позже от агента Брайтенбаха поступила дополнительная информация, в которой говорилось, что Национал-социалистическая партия, используя свои собственные возможности, уже давно наблюдала за Майсснером. Ему не доверяли, так как подозревали в тайной принадлежности к Компартии Германии. Наблюдение выявило его знакомство с Такке. Предполагалось исключить Майсснера из НСДАП, поскольку его считали «мошенником и нечестным человеком». Поиски Такке, организованные гестапо по его гостиничному адресу, где он первоначально остановился, не дали никаких результатов. В это время советский разведчик уже находился далеко за пределами Германии.

Смелая и подчас рискованная разработка сотрудника закрытого ведомства Геринга, обещавшая приобретение источника ценной информации в спецслужбах гитлеровской Германии, в силу ряда обстоятельств не увенчалась успехом. Однако профессионализм разведчиков, самоотверженность и преданность делу – все это позволило избежать провала, сохранить свои позиции и людей для продолжения важной для Родины работы. Последнее было особенно существенно, так как спецслужбы фашистской Германии обладали высоким профессионализмом, а система гитлеровского политического сыска носила без преувеличения тотальный характер. Противостоять такому врагу могли только патриоты, свято верившие в правоту своего дела, люди умные и с горячим сердцем. Не стал исключением из этого правила и Эрих Такке с супругой Юноной, которые, к сожалению, как и многие другие разведчики-интернационалисты, пали жертвой репрессий в конце 30-х годов. Карл Силли был отозван в Москву в 1937 году и тогда же Особым совещанием приговорен к расстрелу. Позднее супруги Такке и Силли были реабилитированы.

ПОДНОЖКА АБВЕРУ

«№ 57/ПР

20 сентября 1940 г.

Совершенно секретно

Т. Виктору о Н. Шорнякове

По поступившим в резидентуру сведениям от Брайтенбаха, спецслужбы Германии осуществляют разработку военного атташе СССР Николая Шорнякова, проживающего в Берлине у некой Гуизген.

С этой целью контрразведка намеревается использовать певицу из бара «Рио-Рита» Элизабет Холланд.

Родившаяся в Неймаркс (Австрия) в 1920 году Холланд – близкая приятельница Гуизген.

Офицер абвера Зигфрид Мюллер непосредственно ведет разработку Шорнякова. О Мюллере известно: родился 15 сентября 1916 года в Штутгарте. Работает под псевдонимом «Фишер» или «Фредерик Миллер». Высокий, лицо овальное, глаза голубые, волосы черные, небольшие усы, щеки впалые, острый взгляд, уши большие, шея тонкая.

З. Мюллер допросил Холланд, и пытался запугать ее, чтобы завербовать в качестве своего агента. Мюллер рассчитывал приобретенного агента подставить Шорнякову, чтобы скомпрометировать его и на этой основе привлечь к сотрудничеству.

В ходе беседы с Холланд Мюллер выдал себя за комиссара по уголовным делам гестапо.

Об этом стало известно шефу РХСА Гейдриху. Последний направил в связи с этим резкое письмо руководителю абвера адмиралу Канарису. Гейдрих обратил внимание Канариса на то, что его сотрудники используют удостоверения личности гестапо, что недопустимо и является грубым нарушением.

Мюллер остановил свой выбор на Холланд, поскольку она обслуживала бар «Рио-Рита», который часто посещали русские, следовательно, могла вступить в контакт с посещающим бар Шорняковым.

Непосредственным начальником Зигфрида Мюллера является подполковник абвера Брусатис.

Захар».

За скупыми, суховатыми строчками агентурного донесения Брайтенбаха скрывалась напряженная деятельность всех германских спецслужб, активно боровшихся против советской разведки. Русский сектор абвера, не желавший отстать от гестапо, попытался скомпрометировать и завербовать советского военного атташе Шорнякова. Военный атташе временно находился в Берлине один и по вечерам посещал изысканный бар «Рио-Рита». Фокстрот под таким названием был популярен в России. «Изюминкой», привлекавшей посетителей ресторана, была певица Элизабет Холланд, миниатюрная женщина с пышными черными волосами. Однако визитеров в большей мере, чем пение и приятный голос артистки, волновали ее крутые бедра. Полковник Шорняков бывал в ресторане не столько для развлечения и амурных дел, как думали в абвере, сколько для наблюдения за обстановкой, настроениями публики, установления необходимых контактов, а также для проведения контрольных бесконтактных явок с агентами. Он ловко прикрывал главную свою цель мнимым увлечением Холланд, которую постоянно одаривал цветами, часто приглашал за свой столик и сопровождал домой. Со стороны казалось, что это возвышенная страсть, хотя в действительности каждый из них лишь хорошо разыгрывал свою роль.

Начальник сектора «Абверштелле-Берлин» подполковник Брусатис рассмотрел доложенные капитаном Зигфридом Мюллером материалы оперативной разработки Шорнякова. Мюллер предлагал немедленно приступить к вербовке Шорнякова и считал, что момент для этого настал. Дело представлялось ему довольно банальным. Следовательно заручиться согласием Холланд на оказание помощи. Затем тайно сделать несколько компрометирующих Шорнякова фотоснимков в постели певицы и в обусловленный день, имея на руках фотографии, поставить Шорнякову ультиматум: или сотрудничество со службой военной разведки Германии, или передача сведений о его аморальном поведении в советское представительство. После чего последует откомандирование военного атташе в СССР, где бог знает что ожидает его. «Согласен», – написал на рапорте Мюллера Брусатис и пригласил капитана зайти к нему для беседы.

– Полагаете, Шорняков прочно сидит у нас на крючке? – поинтересовался Брусатис, перебирая в руках бумаги Мюллера.

– Не сомневаюсь. Мы разыграем все как по нотам, господин подполковник. С вашего разрешения я отправлюсь сегодня к певице Холланд и переговорю с ней. Если будет противиться, припугну ее тем, что она как подозрительная личность будет немедленно задержана.

– Ну что ж. За дело, Зигфрид, да смотрите не наломайте дров.

Даже самое тщательно спланированное мероприятие таит порой массу неожиданностей, поскольку в остром столкновении происходят непредвиденные изменения или возникают непредусмотренные обстоятельства, меняющие картину и расстановку противоборствующих сил.

Элизабет Холланд любезно приняла в своем гостиничном номере Зигфрида Мюллера и спокойно выслушала его предложение, сказав, что сделает все, что от нее зависит.

– Но во-первых, – уклончиво заметила певица, – Шорняков не является моим любовником, а во-вторых, и это главное, я должна посоветоваться с моим другом, очень серьезным и очень суровым человеком.

Что произойдет вслед за этим, Мюллер никак не мог предположить. На следующее утро он был арестован гестапо и брошен в одиночную камеру. Обвинений ему никаких не предъявили, но несколько раз за что-то больно ударили по лицу. Из рассеченной губы показалась кровь. Капитан ничего не понимал и не знал, что ему предпринять. На его требование немедленно доложить о случившемся подполковнику абвера Брусатису никто не ответил.

Через сутки за Мюллером лично явился Брусатис с кислой физиономией. Всю дорогу до «Абверштелле» ехали молча. Только у себя в кабинете подполковник дал волю чувствам.

– Мюллер, вы все-таки глупец. Вы предложили прекрасный план, но почему не поинтересовались, кто является другом Холланд? Она же намекала вам, что это суровый и очень серьезный человек!

– Она согласилась сотрудничать, это главное. А остальным ее словам я как-то не придал значения...

– Вот-вот, не придали! Поверили, что любовница самого Гейдриха, шефа Службы имперской безопасности, будет вам, жалкому капитану, помогать таскать каштаны из огня! Скажите спасибо, что Гейдрих не обвинил вас в государственной измене и не удавил в застенках гестапо. Вы знаете, как он любит работников абвера? Нет? Так теперь убедились на собственной шкуре. Из-за вашей, Мюллер, безмозглости, – продолжал, брызгая слюной, Брусатис, – я тоже чуть было не угодил в гестапо. Адмирал Канарис, шеф абвера, который был вынужден вмешаться в эту историю, сказал, что вы полный идиот, если не знаете любовниц первых лиц империи.

– Кто бы мог предвидеть, что эта певичка спит с самим Гейдрихом! – сокрушался Мюллер.

– Вы также не предвидели, что в случае провала операции будете предупреждены о неполном служебном соответствии, и я с удовольствием объявляю вам об этом. Вы свободны. Идите оправдывайте оказанное вам доверие.

– Хайль Гитлер! – Зигфрид Мюллер втянул живот, щелкнул каблуками, повернулся через левое плечо и вышел, сгорая от стыда и злобы. Рассеченная губа больно ныла...

П.М. Фитин, прочтя письмо берлинской резидентуры, написал на нем резолюцию: «Т. П.М. Журавлеву. Срочно сообщите содержание информации Брайтенбаха в обезличенном виде в разведуиравление ГШ КА».

Так была раскрыта коварная западня абвера и предотвращен провал советского военного атташе.

Внешнеполитическая и военная разведки координировали свои действия и не раз оказывали друг другу поддержку.