Текст книги "«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо"

Автор книги: Владимир Пещерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

2) Доверенное лицо должно установить, в каких кругах вращается некая актриса баронесса Эйк, проживающая на набережной Курфюрстендамм, 46 или 47.

3) Советское посольство хотело бы через упомянутое лицо узнать, какой отклик нашла последняя речь Рузвельта в немецких ведомствах, особенно в министерстве иностранных дел».

Гитлер, ознакомившись с докладной запиской Ликуса, выразил желание, чтобы подобные сообщения из советского посольства постоянно фиксировались и докладывались ему.

Относительно просьбы Кобулова, касавшейся откликов на выступление Рузвельта, Риббентроп, самодовольно усмехнувшись, заметил: «Мы можем «информировать» наше доверенное лицо, как хотим».

Во всем остальном РСХА принимало решение самостоятельно. Германская контрразведка раскрыла утечку закрытой информации рейха и могла насторожиться. В ее поле зрения попала немка, которой явно интересовалась советская разведка. Германская сторона получила также возможность подготовиться и дезинформировать Кобулова по вопросу германоамериканских отношений, как ей это заблагорассудится. Тем временем Центр настоятельно рекомендовал обратить внимание на то, «кто стоял за спиной источников резидентуры». В опасную игру втянулась советская разведка, связавшись с агентом гестапо.

Когда в конце войны Лицеист попал в поле зрения военной контрразведки СМЕРШ и она выяснила его подлинное лицо, в центральном аппарате внешней разведки отказались поверить горькой истине. Тем не менее Берлинкс был объявлен во всесоюзный розыск, хотя искать его следовало в США, куда он бежал после окончания войны.

Попытка разведки использовать Лицеиста для доведения до немецкой стороны выгодной СССР информации и оказания влияния на руководство Германии едва ли была успешной. Гитлер, когда ему сообщали о донесениях Петера, в которых утверждалось о добрых намерениях русских, видимо, пропускал их мимо своих ушей. Гитлеру попросту не нужны были уверения в том, что «слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными»[34]34
  Из заявления ТАСС от 14 июня 1941 г. Известия. 1941. 14 июня.


[Закрыть]. С поводом или без него, он уже изготовился для смертельного прыжка на Советский Союз. На последнем донесении агента Петера, полученом фюрером 2 июня 1941 года, в котором звучал все тот же мотив, Гитлер гневно начертал: «Лгун!» – и распорядился арестовать Берлинкса. Лишний свидетель большой дезинформации с участием фюрера и министра Риббентропа становился ненужным и даже опасным. Но штандартенфюрер СС Ликус, заботясь о своей репутации, постарался замять дело. Латыша срочно перебросили в Швецию, где он еще долго путал карты иностранных разведок.

Полной веры Лицеисту в Москве все-таки не было, и в серьезных вопросах он в расчет не принимался. Об этом свидетельствовало указание в Берлин от 10 апреля, потребовавшее усиления работы по добыче информации об агрессивных планах Гитлера в отношении СССР. В документе, в частности, говорилось: «По вопросам авиации следует озадачить Старшину, через Шведа выяснить дислокацию немецких частей в Румынии, через Испанца получить сведения о личном составе германских ВВС. Корсиканцу поручить собирать данные о положении в военно-химической промышленности, используя для этого Грека. О состоянии военно-морского флота получить информацию через Итальянца. Ориентировать Брайтенбаха на выявление расположения германских воинских частей и строительства укреплений в прилегающих к СССР районах».

О Лицеисте здесь нет ни слова. Возможно, истинную его цену все-таки знали. Но тем не менее ущерб от этой «подставки» оказался огромным. От провалов не застрахована ни одна разведка мира. Однако то упорство, с которым Кобулов с одобрения руководства разведки встречался с провокатором гестапо, трудно объяснить, если рассматривать его с позиций здравого смысла.

А СТАЛИН НЕ ВЕРИЛ...

Поток тревожной информации, отправляемой из берлинской резидентуры в Москву, не уменьшался. Поступившие в июне 1941 года сведения от Корсиканца и Старшины поставили точку в вопросе о том, решил ли Гитлер напасть на Советский Союз и в какой именно срок. Советская разведка проникла в секрет секретов Гитлера и получила, казалось, исчерпывающий ответ, хотя это было совсем непросто.

Готовя нападение, Гитлер распорядился принять меры по его тщательной маскировке, прикрытии всякого рода ложными слухами и домыслами. Фельдмаршал Кейтель, например, издал в связи с этим специальные директивы от 15 февраля и 12 мая 1941 года о проведении компании дезинформации. Первая из них предписывала внушать противнику мысль о том, что готовится вторжение, но не в СССР, а в Англию, Грецию или Северную Африку. Вторая директива, предназначавшаяся на тот период, когда сосредоточение германских войск у советских границ уже будет невозможно скрыть, допускала признание концентрации сил, но ее следовало представлять исключительно как маневр, рассчитанный на то, чтобы окончательно сбить с толку англичан, захватить их врасплох, так как они наверняка воспримут действия германской стороны как подготовку к войне с СССР.

Однако Корсиканец и Старшина, несмотря на расставленные вермахтом рогатки, разного рода утечки слухов по дипломатическим каналам, журналистские спекуляции, сумели разобраться в истинных намерениях нацистского руководства. Добытые ими данные были достаточно красноречивы.

Внешняя разведка доложила 9 июня 1941 года высшему советскому руководству следующую информацию:

«Со слов начальника русского отдела штаба авиации Геймана

1. На следующей неделе напряжение в русском вопросе достигнет наивысшей точки, и вопрос о войне окончательно будет решен. Германия предъявит СССР требование о предоставлении немцам хозяйственного руководства на Украине, об использовании советского военного флота против Англии.

Старшина

2. Все подготовленные военные мероприятия, составление карт расположения советских аэродромов, сосредоточение на «балканских» аэродромах германской авиации должны быть закончены к середине июня сего года.

Со слов майора Гертца

3. Все начальники аэродромов в генерал-губернаторстве[35]35
  После разгрома Польши в 1939 г. часть польских земель Германия присоединила, как исторически принадлежавшие ей области. Часть страны с центром в Варшаве была преобразована в генерал-губернаторство, административно-территориальную единицу. Однако какой-либо самостоятельностью она не пользовалась.


[Закрыть] и в Восточной Пруссии получили задания подготовиться к принятию самолетов. Спешно оборудуется большой аэродром в Инстербурге.

4. Сформировано будущее административное управление оккупированной территории во главе с Розенбергом[36]36
  Розенберг Альфред (1893—1946) – родился в Риге. Там же, а затем в Москве изучал архитектуру. В 1918 г. бежал в Германию, вступил в Национал-социалистическую партию. Один из лидеров НСДАП. В 1933 г. – руководитель внешнеполитического управления Национал-социалистической партии. С 1934 г. – уполномоченный фюрера по надзору над общим мировоззренческим и духовным обучением и воспитанием НСДАП. В 1941 г. назначен рейхсминистром оккупированных восточных областей. На Нюрнбергском процессе приговорен к смертной казни.


[Закрыть]».

Подойти к оценке этих данных можно по-разному, но в любом случае следовало учитывать, что Харро Шульце-Бойзен поддерживал с начальником русского отдела штаба авиации Гейманом преимущественно служебно-деловые отношения. Сведения от него поступали «втемную». Иное дело Эрвин Гертц, начальник отдела контрразведки министерства авиации, которого Старшина привлек к участию в антифашистском Сопротивлении. Разговоры с ним носили более откровенный характер.

Приведенная информация в целом свидетельствовала о приближении германо-советских отношений к роковой черте и являлась вполне достоверной.

В то же время заявление Геймана о предъявлении Германией СССР предварительного требования в отношении Украины явилось одной из версий о предварительном германском ультиматуме, за которым последует война. Находясь в близком окружении Гитлера, Гейман мог выражать и личную точку зрения рейхсмаршала, и быть рупором распространяемой им дезинформации. Это был очень тревожный сигнал, и оценить адекватно было в тот момент затруднительно.

Резидентура в Берлине искала возможность выяснить, насколько информация Геймана соответствует действительности.

11 июня 1941 года высшему советскому руководству внешняя разведка направила следующую информацию:

Старшина

1. В руководящих кругах германского министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении на Советский Союз окончательно решен (выделено мною. – В.П.). Будут ли предъявлены Советскому Союзу какие-либо требования, неизвестно, и потому следует считаться с возможностью неожиданного удара (выделено мною. – В.П.). Главная штаб-квартира Геринга переносится из Берлина предположительно в Румынию. 18 июня Геринг должен выехать на новую штаб-квартиру».

Геринг едва ли намеревался покинуть Берлин в этот момент с иной целью, кроме занятия боевой позиции. Следовательно, это был явный призрак вплотную приблизившейся войны.

Степанов (Эрдберг) снова обращается к Старшине с вопросом, на какое число предусмотрен «день X».

16 июня 1941 г. Старшина дает на него недвусмысленный ответ: «Война разразится со дня на день».

«1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.

2. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, уже находятся на венгерских аэродромах».

Степанов тут же спешит проверить информацию через Корсиканца и получает необходимое подтверждение:

«Корсиканец

1. Произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений будущих округов оккупированной территории СССР. (Называются фамилии чиновников для Москвы, Киева и Кавказа.)

Все эти люди выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом. Общее руководство хозяйственным управлением «оккупированной территории СССР» возложено на Шлоттера, начальника иностранного отдела министерства хозяйства.

Подлежащая оккупации территория должна быть разделена на три части, одной из которых будет заправлять гамбургский наместник Кауфман».

Корсиканец, судя по всему, добыл эту информацию в министерстве, в котором служил. Проверенный и надежный источник, ранее дававший исключительно ценные сведения.

Степанов просит Корсиканца вспомнить, что еще важного ему приходилось слышать по этому поводу. Корсиканец, поручившись за достоверность сказанного, припомнил характерную деталь: на собрании хозяйственников, назначенных служить рейху на оккупированной территории СССР, выступил Розенберг, который заявил, что название «Советский Союз» должно быть стерто с географической карты.

Казалось бы, полученные сведения носят исчерпывающий характер, больше, проверять нечего, и промедление становится куда опаснее, чем некоторая, возможно, неточность и/или неполнота сведений. Резидентура исчерпала свои возможности и дать что-то сверх того, что уже добыто, не в состоянии. Она четко и нелицеприятно сообщила в Москву о неизбежности нападения Гитлера в ближайшие дни – в двадцатых числах июня 1941 года. Информация поступила из такого важного источника, как штаб авиации Геринга и министерство хозяйства, в котором уже распоряжался Розенберг.

В центре сообщение берлинской резидентуры было немедленно подготовлено к докладу и доложено руководству Советского Союза.

По словам начальника разведки П.М. Фитина, сведения, предупреждавшие о нападении Германии на СССР, поступили также из резидентур в Великобритании, США, протектората Богемия и Моравия (бывшая Чехословакия или то, что от нее осталось после Мюнхена), Франции, Болгарии, Финляндии и других стран.

Из Хельсинки, например, поступило сообщение резидентуры от 13 июня 1941 года, в котором со ссылкой на министра финансов Финляндии Мауно Пеккала говорилось о том, что в стране по требованию немцев началась частичная мобилизация. Все мобилизованные отправляются на восточную границу. Одновременно происходит беспрерывный подвоз немецких войск. Указывалось, что уже прибыли три немецкие дивизии и две находятся в пути. Пекалла считал, что цель этих действий – оказать психическое давление на СССР, чтобы добиться уступок для немцев на советско-германских переговорах. Вместе с тем не исключается возможность непосредственного нападения немцев на СССР, и Финляндия может быть использована как плацдарм для этого нападения. О конкретных сроках войны финский источник не упомянул.

Эти сведения были добытом из правительственных кругов Финляндии, но довольно далеко от структур, где принимались решения о войне. Поэтому Пеккала в первую очередь говорит о возможности «психологической атаки» на СССР и лишь допускает возможность более жесткого развития событий.

Подобная информация, доложенная советскому руководству, вряд ли способствовала его настороженности, а скорее всего могла усилить настроения неопределенности.

Разноголосица в сведениях, непрерывно поступавших из Берлина в Москву, только вносила сомнения в отношении немецких источников.

Степанов не знал общей картины развития событий и того, как они отражались внешней разведкой в донесениях советскому руководству. Как боец, находящийся на передовой, он видел, что противник изготовился для смертельного броска, и бил по этому поводу тревогу. В то же время его не покидало ощущение того, что его надежным друзьям, да и ему самому, по-видимому, не вполне доверяли. Он срочно попросился на несколько дней в Москву, чтобы напрямую объясниться с руководством, рассеять подозрения и получить четкие указания. Вместо него, однако, в Центр был вызван Кобулов (Захар), который едва ли мог толково обрисовать обстановку и во всяком случае не стал бы биться за Корсиканца и Старшину, убеждая в точности их сведений и преданности общему делу.

Предчувствия Степанова были недалеки от истины. Умный и осторожный нарком госбезопасности

В.Н. Меркулов, внимательно наблюдая за развитием обстановки и анализируя донесения резидентур, видимо, так и не смог прийти к определенному выводу.

По сложившейся практике информация разведки направлялась советскому руководству наркомом госбезопасности Меркуловым, а сам текст сообщения следовал в приложении, заверенном подписью начальника разведки, изредка его заместителем. Выходило, что ответственность за достоверность направленных сведений делили Меркулов и Фитин, и даже фитин в большей мере, как «стрелочник», с которого будут спрашивать в случае чего. Подобный порядок весьма устраивал Меркулова, который направлял «наверх» все, не затрудняясь объяснениями, чем была вызвана бросающаяся порой в глаза противоречивость данных. Вероятно, им двигали прежде всего соображения кремлевского этикета: угадать, угодить, уцелеть, в чем он и преуспевал.

Сложнее положение было у П.М. Фитина, головой отвечавшего за положение дел в разведке, куда он стремительно ворвался по воле случая, не имея чьей-либо поддержки и никого не зная. В глазах высшего руководства это было, пожалуй, одним из определяющих моментов: не будет входить в какие-либо группировки и интриговать за спиной.

Комсомольский вожак, партработник Фитин окончил факультет механизации Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева в Москве. Работал заместителем, потом главным редактором «Сельхозгиза».

По партийному призыву направлен в органы безопасности и в 1938 году окончил Школу особого назначения. В октябре 1938 года назначается оперуполномоченным одного из подразделений разведки, затем начальником отделения. В январе 1939 года он – заместитель начальника 5-го отдела ИНО ГУГБ НКВД.

С мая 1939 года по июнь 1946 года генерал-лейтенант П.М. Фитин возглавлял внешнюю разведку.

С его жизненным опытом, преданностью идеям коммунизма, работоспособностью и исполнительностью он был достоин нового и важного поста. За срок меньше года Фитин познакомился с основными чертами работы центрального аппарата, его задачами, составил определенное мнение о методах разведки. Но у него отсутствовал опыт зарубежной агентурно-оперативной работы. Он искал выход, обращаясь за советом к более опытным работникам. Фитин старался хоть так наверстать упущенное. Но к сожалению, в его окружении не было достаточно грамотных и опытных людей, на которых он мог бы положиться. Руководство разведки было ослаблено массовыми репрессиями 30-х годов. Это была не вина, а большая беда разведки, которая еще долго сказывалась на ее деятельности. Руководители и работники, пришедшие в разведку после 1938 года, ни в чем не уступали тем, кто служил до них, но они оказались в более трудных и неблагоприятных условиях, когда война из далекой перспективы превращалась в реальность. Подготовиться к ней, как требовалось, времени не было.

Сталин конечно же обратил внимание на сообщение разведки из Берлина от 16 июня 1941 года. Как он на него отреагировал, есть свидетельства того же П.М. Фитина. В них подчеркивается недопонимание Сталиным сути полученных сообщений разведки или по меньшей мере их неадекватное восприятие. 17 июня 1941 года, писал он в своих воспоминаниях, его и наркома госбезопасности Меркулова пригласили в Кремль к 12 часам дня к Иосифу Виссарионовичу Сталину. В Кремль Фитин ездил нечасто и отправился туда со смешанными чувствами восторга, трепета, опасений и с намерением отстаивать согласованную с Меркуловым позицию о достоверности доложенной информации. Уже с самого начала Меркулов и Фитин оставили себе лазейку: полученные сведения они рассматривают как всего лишь правдоподобные. Правдоподобие на порядок ниже достоверности, и отвечать за подобие если и придется, то в меньшей степени. С этой домашней заготовкой наши главные разведчики и предстали перед И.В. Сталиным. Вождь встретил их спокойно, в своей обычной манере расхаживая вдоль большого стола, находившегося слева от двери. Среди бумаг на столе сверху лежала шифровка из Берлина, которую фитин сразу заметил.

– Прочитал ваше донесение, – неторопливо и ровным голосом произнес Сталин. – Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз? – И в упор уставился на Фитина и на Меркулова одновременно.

Гости Сталина никак не ожидали, что он без всякого предисловия заговорит о деле, и, сказать честно, растерялись. Все, что собирались выложить вождю, мигом вылетело из головы. Фитин так объяснил свое шоковое состояние: «Мы молчали. Ведь всего три дня назад, 14 июня, газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия столь же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз».

Неожиданно для себя Фитин понял, что выступил против линии партии, а были ли у него для этого достаточные основания?!

Меркулов после заданного Сталиным вопроса не дрогнул ни единым мускулом и не произнес ни одного слова. Ему в большей степени, чем Фитину, раскрылась в различных измерениях суть происходящих событий. Он мог бы направить их в более определенную сторону. Но своего мнения по поводу надвигающейся войны, когда для этого представился подходящий случай и когда об этом прямо спросил Сталин, Меркулов не выразил.

Поняв, что четкого ответа от вызванных для доклада комиссаров госбезопасности он не услышит, Сталин захотел уточнить сведения относительно источника тревожной информации:

– Что за человек сообщил эти сведения?

По сравнению с первым, этот вопрос был легкой задачкой для школьников. «Мы были готовы к ответу и дали источнику положительную характеристику», – отметил Фитин. По ходу дела Сталин задал несколько уточняющих вопросов, не вызвавших затруднений.

Вождь обдумывал и взвешивал услышанное от Фитина, поскольку, как свидетельствовал начальник разведки, Меркулов и тут ничего не произнес. Пауза затянулась. Сталин, по-видимому, сопоставлял данные разведки и более чем скромные комментарии Фитина с какими-то другими соображениями, возникшими в его голове. Потом он направился к рабочему столу и у его края резко обернулся.

– Дезинформация! Можете быть свободны.

К сожалению, пережитые тогда волнения и позднее мешали Фитину рассказать о тех замечаниях, которые еще высказал Сталин и какое он дал задание разведке. О том, что оно было, свидетельствуют воспоминания начальника разведки.

Приехав в наркомат, вспоминает далее Фитин, они с Меркуловым набросали шифровку в берлинскую резидентуру с заданием проверить доложенные в Москву сведения о том, что немцы намеревались напасть на СССР якобы 22 июня.

Но с другой стороны, ни в документах разведки, ни на приеме у Сталина 17 июня 1941 года эта дата не упоминалась. Так откуда же она взялась?! Может быть, запамятовал что-то Фитин, перепутал, ошибся? Возможно. Непонятно также и появление объемистого документа на одиннадцати машинописных страницах, отпечатанного через один интервал, в котором в кратком изложении собраны все донесения Корсиканца и Старшины о подготовке Германии к нападению на СССР, датированные концом 1940 года и обрывавшиеся на второй половине июня 1941 года. Сведения привязаны к источникам и числам, когда они были добыты. Документ носит справочный характер, не содержит ни выводов, ни предложений. Он предназначался, по-видимому, для какого-то доклада и назывался «Календарь донесений Корсиканца и Старшины. На нем в левом углу пометка: «Т. Журавлеву. Имейте у себя. 22.VI. П[авел] Ф[итин]».

На эти неувязки и недоговоренности в начале 70-х годов обратил внимание преподаватель разведывательного института профессор Б. Он поспешил встретиться с Фитиным, дни которого были сочтены, и задал ему ряд наводящих вопросов. Расхождений от этого меньше не стало, но в памяти Фитина всплывали важные детали, существенно дополнившие его первый рассказ и придавшие ему несколько иной смысл.

Фитин вновь подробно вспомнил о том, как докладывал И.В. Сталину об источниках берлинской резидентуры. В ответ на положительную их характеристику Сталин бросил короткую фразу:

– Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно доверять, ясно?

Профессор немедленно ухватился за эту мысль.

– Как вы поняли фразу И.В. Сталина относительно Вильгельма Пика? От него поступала информация иного содержания?

– Нет, Пик никакой политической информации Сталину не докладывал. Сказано было в том плане, что он – коммунист, а наши источники – члены фашистской партии, офицеры вермахта, поэтому от них может поступить и дезинформация.

Кстати, это уточнение Фитина лишает основания тех исследователей всех мастей, которые по разным причинам твердят о том, что Сталин верил Гитлеру больше, чем своей разведке.

В ином ключе передал Фитин и сказанные напоследок слова Сталина. Теперь они звучали так:

– Идите все уточните, еще раз проверьте эти сведения и доложите мне.

Нет, не с Богом отпустил Меркулова и Фитина Сталин, а с конкретным заданием. О нем-то они и говорили, возвращаясь из Кремля. Лихорадочно подготовленный немецким отделом внешней разведки «Календарь Корсиканца и Старшины предназначался для доклада Сталину, но новых сведений он не содержал. Меркулов отказался его подписывать:

– Там наверху умеют лучше нас анализировать.

Увы, он был в какой-то мере прав. В те годы разведка еще не занималась серьезным анализом информации. Специальное аналитическое подразделение появилось только в 1943 году.

По тем же причинам, вероятно, что и воспоминания Фитина, статья профессора Б. увидела свет только в 1989 году.

Некоторые авторы со слов Фитина или Журавлева знали о первоначальном варианте разговора двух комиссаров госбезопасности с И.В. Сталиным и муссировали его, подчеркивая неосведомленность и подозрительность генсека.

Да и то сказать: кому много дано, с того много и спрашивается. Имея огромную власть, Сталин расплачивался за это тем, что его обвинили после смерти во всех смертных грехах, даже тех, к которым он не имел отношения.

Определенная неразбериха и суматоха в штабе разведки накануне нападения Германии на Россию были следствием сложившейся критической ситуации. В кризисные периоды в изобилии появляются невероятные слухи и предположения, часто взаимоисключающие друг друга, в которых тонут жемчужины достоверной информации, или их отбрасывают, как словесную шелуху, а порой и дезинформацию. В то же время дезинформация, этот мутант достоверных сведений, охотно принимается за истину в последней инстанции. Об этом свидетельствует старший оперуполномоченный немецкого отдела 1-го управления разведки НКГБ старший лейтенант З.И. Рыбкина, готовившая сообщения Корсиканца и Старшины для доклада Сталину. По ее словам, «...тогда было очень много сообщений о том, что война надвигается. Об этом говорили повсюду и все. Информацию об этом мы получали даже из Австралии, практически отовсюду. Правда, во всех сообщениях о войне указывались различные сроки, вплоть до того, что она могла начаться Первого мая!.. В целом складывалась довольно пестрая картина».

Это чем-то напоминает сказку Льва Толстого «Мальчик и волк». Мальчуган так часто кричал «Волк!», что к этому привыкли. Поэтому, когда действительно появился волк, мальчику уже никто не поверил и не откликнулся на его зов о помощи.

В начале 90-х годов я беседовал с З.И. Рыбкиной, к этому времени ставшей известной детской писательницей – 3. Воскресенской. Она по-прежнему была недовольна тем, что в своих донесениях резидентура позволила себе такую вольность, как привязку разбойничьих планов нападения Гитлера на СССР к празднованию Первого мая.

В критической ситуации проявляется и такая психологическая общечеловеческая черта, которую можно было бы условно назвать «очевидное – невероятное», или «эффект Цицерона». Суть его можно пояснить на примере. В годы Второй мировой войны германская разведка завербовала в Стамбуле камердинера английского посла. Ему была присвоена кличка Цицерон. Этот Цицерон тайно снял слепок ключа из сейфа своего хозяина и регулярно извлекал из него секретные документы МИД Великобритании. Чем важнее были добытые материалы, тем настороженнее относились к ним немцы, подозревая в них дезинформацию со стороны англичан. Когда Цицерон на очередную встречу принес германскому разведчику копию «Плана Оверлорд» – открытия союзниками второго фронта в Европе, германская разведка окончательно посчитала, что имеет дело с провокатором британских спецслужб.

За свой скептицизм к данным Цицерона немцы дорого заплатили, когда вторжение союзников на континент началось именно в тот день и час, которые указал агент.

Не только немцы являлись жертвой недоверчивости. Разведка США накануне нападения японцев на Перл-Харбор зафиксировала опасную концентрацию вооруженных сил Японии, особенно ВВС и ВМС, несмотря на принятые японцами меры тщательной маскировки. Однако никто в Вашингтоне в этих данных не разобрался, не сделал из них надлежащих выводов и не принял мер по отражению внезапного нападения японцев. 7 декабря 1941 года произошла невиданная по своим масштабам военная катастрофа, вызвавшая волну небывалой паники в Соединенных Штатах. Японская авиация массированным ударом вывела из строя основные силы американского Тихоокеанского флота.

Факторы кризисной ситуации мешали советскому руководству разобраться в обстоятельствах, предвещавших войну. Тем не менее в главном вопросе разведка разобралась правильно, и Сталин поверил ее предупреждениям, вопреки расхожим байкам прямо противоположного толка. Учитывая добытые разведкой сведения о намерениях Гитлера, советское руководство предприняло ряд необходимых мер в военной, экономической, политической, дипломатической и других областях, которые к разведке уже не имели отношения и которые следует рассматривать с учетом других сведений и знаний, далеко выходящих за рамки разведывательной информации. Разведывательные службы СССР не участвовали в выработке стратегических и тактических решений, поэтому увязка ее деятельности с последующими событиями страдает определенным упрощенчеством.

Но уж раз речь зашла о том, как отразилась добытая разведкой информация в государственных делах СССР, следует вспомнить, что Советское правительство приняло мобилизационный план, рассчитанный на перестройку промышленности на военный лад в течение второй половины 1941 года и в 1942 году. Руководство Советского Союза в феврале—апреле 1941 года дало указание пересмотреть оперативный план. Он был переработан на возможно более ранние сроки.

Если Сталин и допустил тактическую ошибку, задержав приведение войск прикрытия в боевую готовность, то в стратегическом отношении он оказался на порядок выше тогдашних мировых политиков, среди которых у него, как и у Советского Союза, не было истинных друзей. Эти «партнеры» жаждали «поводить Сталина за нос». Он же переиграл их всех, а Гитлера даже загнал в гроб, выиграв в конечном счете войну, отстояв социализм и внеся решающий вклад в спасение современной цивилизации.

Разведка, несмотря на некоторые промахи в своей работе, активно способствовала тому, что замыслы коварного и сильнейшего противника были разгаданы, что предрешило в последующем его сокрушительное поражение. Своими достижениями разведка обязана таким друзьям, как Корсиканец, Старшина и многие другие.

Но до грядущей победы было еще далеко.