Текст книги "«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо"

Автор книги: Владимир Пещерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Пробыв сорок пять суток под арестом на Принц Альбрехтштрассе, Ленц был освобожден и вернулся на службу в ОКХ. Это поразительно, если сравнить, например, с тем наказанием, которое было назначено его коллегам – Тракселю, не говоря уже о Хорсте Хайльмане. Да и не в обычаях гестапо было отпускать свои жертвы.

В сентябре 1943 года Ленц получил назначение в парижское отделение зондеркоманды «Роте капелле» в качестве шифровальщика. После войны он скрылся в Италии и лишь в 1950 году вернулся в ФРГ. Стал корреспондентом известного рупора «холодной войны» «Дейче велле» («Немецкая волна») и специализировался на проблемах НАТО – Восток, восточная политика Германии. В послевоенный период Вальдемар Ленц пропагандировал политику НАТО и поддерживал тесные отношения с одним из американских офицеров. Роль его в провале и следствии по делу «Красной капеллы» остается невыясненной.

Следом за Харро арестовали в Восточной Пруссии Арвида и Милдред Харнак, где они проводили отдых, а также Либертас Шульце-Бойзен. Ей удалось ускользнуть от наблюдения, и она села в поезд, следовавший из Берлина в направлении французской границы. Но беглянку вскоре разыскали и задержали в вагоне экспресса.

Несколько дней зондеркоманда обдумывала свои дальнейшие шаги и решала, кто станет очередной жертвой. 12—16 сентября последовала волна новых арестов. В штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехтштрассе было доставлено около тридцати пяти человек, в том числе Курт и Элизабет Шумахер, Ганс и Хильда Копии, Иоганнес Грауденц, Курт Шульце (Берг), графиня Эрика фон Брокдорф, Адам и Грета Кукхоф, Карл Беренс (Лучистый), Вольфганг Хавеман, племянник А. Харнака, офицер радиоразведки ВМС (Итальянец), Вальтер Хуземан, журналист, танцовщица, член группы Старшины – Ода Шотмюллер, Анна Краус, близкий друг Грауденца, «прорицательница», помогавшая в сборе информации, и многие другие. В конце сентября число арестованных только в Берлине приблизилось к семидесяти. В октябре их уже было больше ста!

Аресты продолжались и позднее, когда уже были казнены первые антифашисты. Гестапо удалось в ходе следствия раскрыть ряд подпольных организаций как в Берлине, так и за пределами Германии, действовавших самостоятельно. Одна из наиболее крупных организаций была выявлена в Гамбурге. Зондеркоманда «Роте капелле» командировала туда особо жестоких следователей, чтобы вырвать признания в причастности к «Красной капелле», но, не получив этому подтверждения, контрразведка все равно записала гамбургцев в свой актив и включила их в свое кодовое наименование «Роте капелле».

Допросы арестованных следователи проводили в особом режиме. Нацистскими структурами Третьего рейха 12 июня 1942 года были приняты директивы о «более жестком ведении допросов». Следователям было разрешено использовать против коммунистов, марксистов, священников, саботажников, террористов, членов движения Сопротивления, забрасываемых парашютистов, антиобщественных элементов, бродяг, а также лиц русской и польской национальностей любые средства физического воздействия. По сути дела, каждый арестованный подпадал под это постановление. Поэтому в выборе методов воздействия гестаповцы не стеснялись.

Да и сами следователи не нуждались в том, чтобы им предоставляли такое право, они его уже практически имели. Среди них повышенную активность проявляли Штрюбинг, Гепферт и Хебекер. Выживший в застенках гестапо Гюнтер Вайзенборн так описал своего палача Вальтера Хебекера. «Он был маленького роста, коренастый, с непримечательной внешностью. Седой, плешивый, с усиками, как у Гитлера, под потным носом. У него было лицо типичного преступника. Нечистое, землистого цвета, с которого глядели два грязного цвета острых глаза, широкая, исполненная мрачной жестокости челюсть под ними».

Инспектор уголовной полиции В. Хебекер родился в 1893 году в Берлине. По специальности – полировщик металла. Участвовал в Первой мировой войне. С 1919-го по 1935 год работал в уголовной полиции, а позднее в гестапо в реферате IV-A2.

Жестоко, с применением пыток Хебекер допросил Арвида и Милдред Харнак, Рудольфа фон Шелиа, Гюнтера и Джой Вайзенборн и многих других. Он выезжал в Гамбург, сохранились его показания о том, какими методами он действовал там: «Я получил приказ действовать со всей решительностью, при необходимости используя жесткие методы. Я был уполномочен также в случае нужды использовать более сильные способы влияния... Я привез с собой из Берлина пластины и зажимы для икроножных мышц. Эти средства должны были использоваться вместо битья. Но когда они оказывались неэффективными, побои проводились обычными палками. На вопрос, применял ли я тогда в Гамбурге более жестокие приемы допроса, я не хотел бы отвечать».

Приказания о безжалостном давлении на арестованных Хебекеру и другим следователям отдал Паннцингер через Копкофа.

Были в группе дознания более подготовленные и изощренные среди заплечных дел мастеров, чем тупой и ограниченный Хебекер. К таким сотрудникам зондеркоманды «Роте капелле» принадлежал Иоганнес Штрюбинг. Он родился в 1907 году в Берлине, окончил восьмилетнюю школу. С 1927 года работал в полиции. В 1937 году поступил на работу в центральный аппарат гестапо. Став гестаповцем, Штрюбинг порвал с церковью. Вслед за этим получил назначение комиссаром полиции и звание унтерштурмфюрера СС. В 1942 году перешел на службу в реферат IV-A2 РСХА. Во время допроса Шульце-Бойзена Штрюбинг использовал угрозы, шантаж, лесть, очные ставки, пытался деморализовать с помощью подлинных документальных материалов (возможно, дешифрованных, перехваченных радиограмм), а также фальсифицированных, сфабрикованных показаний, не говоря о прямых пытках и побоях.

У каждого следователя «Роте капелле» был собственный почерк. Так, секретарь уголовной полиции Альфред Гепферг отличался изобретательностью и коварством. При допросе Либертас Шульце-Бойзен он учел открытость ее характера, может быть, излишнюю доверчивость, и подсадил в ее камеру провокатора – секретаршу канцелярии реферата IV-Б6 РСХА Г. Брайтер. Та сумела добиться расположения Либертас и войти к ней в доверие. Либертас посчитала, что ей представилась счастливая возможность через Брайтер предостеречь друзей, оставшихся на свободе. Ее порыв был вызван благим намерением, и при этом она не думала о себе. Тем не менее все это было превратно истолковано, и гестапо распространило порочащие Либертас слухи, вероятно с целью скрыть прежде всего истинные обстоятельства дела.

Не менее тяжелыми, чем избиения, были многочасовые, беспрерывные допросы под слепящей глаза настольной лампой. Среди протоколов имеются отметки, свидетельствующие о четырехчасовых и больше допросах.

Вольфганг Хавеман, он же Итальянец, оставил живые, остро схваченные наблюдения о том, как проходили допросы в зондеркоманде «Роте капелле». Он был арестован 26 сентября 1942 года в школе связи в Мюрвике и вечером того же дня доставлен в Берлин в резиденцию гестапо. Допрос Хавемана вел Штрюбинг. В комнате следователя на отдельном столике лежали объемистая папка с листовками, которые распространяли антифашисты, альбом с несколькими десятками фотоснимков. Следователь попросил Хавемана просмотреть альбом и сказать, кого он знает из запечатленных на фотографиях людей.

–  Кто это? – не удержавшись, спросил Хавеман.

–   Это люди, которых ваш дядя вовлек в антигосударственный заговор!

–  Не может этого быть! – воскликнул Хавеман.

–    Ваш дядя поначалу тоже удивлялся, что дело так разрослось, – не без самодовольства усмехнулся гестаповец. – Но потом, делать нечего, признал свою вину в том, что сбил доверчивых овечек с пути истинного.

Хавеман рассматривал фотоальбом, узнавая некоторых родственников и друзей Арвида Харнака. Но было немало и таких, с которыми он столкнулся впервые.

–  Обратите внимание на этого солдата, – прервал размышления Хавемана следователь. – Какие люди падают к нам с неба. Москва не поскупилась на подарки для рейха. – По мнению Хавемана, парашютист находился в гестапо уже в начале октября.

–  Нет, никогда не видел этого человека.

–  Вы не ошибаетесь? Может, память подводит?

–  Да нет, с памятью все в порядке.

Неожиданно для себя Хавеман услышал вопрос, которого никак не ожидал.

–   Скажите, лейтенант, почему вас называют Итальянцем?

– Кто, я – Итальянец?! Первый раз слышу об этом.

Следователь быстро вынул из ящика стола досье с

допросами Арвида Харнака, нашел нужную страницу.

Хавеман прочитал в показаниях А. Харнака, что весной 1941 года якобы советник посольства СССР в Берлине Эрдберг поинтересовался, на кого мог бы в дальнейшем ориентироваться Советский Союз. Харнак назвал несколько имен, в том числе своего племянника.

–  Мне ничего об этом не известно, с дядей мы на этот счет не говорили.

Хавеман внезапно вспомнил, что какой-то разговор с дядей все же вел, но о чем, не мог восстановить в памяти. Следователь внимательно наблюдал за выражением лица допрашиваемого.

–   Вам действительно нечего вспомнить, Хавеман?

–   Я уже ответил по существу вопроса, добавить мне нечего.

–   Многие упорствовали в этом кабинете, пока не отведали плетей. Смотрите, чтобы вам не пришлось пойти по их стопам.

Следователь взял папку с листовками, брошюрами и выходившей в подполье газетой «Иннере фронт».

–  Вот эта листовка вам о чем-нибудь говорит?

–   Нет. – Хавеман вернул следователю небольшой листок газетной бумаги, имевший, по мнению гестаповца, взрывоопасную силу.

–  Теперь взгляните на эту листовку.

Следователь, как фокусник, извлекал из досье все

новые материалы.

–   Чтобы не выглядеть круглым идиотом, – признался впоследствии Хавеман, – я, наконец, заявил, что одну листовку видел и обсуждал с дядей.

Следователь тут же зафиксировал улику против Харнака и на следующем допросе показал Хавеману объяснения дяди.

Харнак признал, что действительно обменивался с племянником мнениями по поводу листовки, но лишь потому, что точки зрения его и племянника существенно расходились. Хавеману стало не по себе. Это состояние не ускользнуло от следователя.

–  Вы что-то хотите добавить?

–  Нет, тут все сказано.

–  Будем считать, что на этом наши деловые встречи пока прекращаются. О том, какие военные секреты вы передали дяде, вас допросит военный прокурор Редер.

Об этом В. Хавеман рассказал на Лубянке в начале 1944 года.

В феврале 1942 года он был приговорен к девяти месяцам тюрьмы за «недонесение властям по факту государственной измены». В апреле 1943 года заключение было заменено отправкой на Восточный фронт. Хавеман был назначен начальником пункта радиослежения на полуострове Керчь. В ноябре 1943 года его ранили в обе ноги и взяли в плен.

Это был единственный случай, когда кто-то из окружения А. Харнака – Шульце-Бойзена оказался волею судеб в советском плену. На советско-германском фронте между тем находились Бодо Шлезингер (расстрелян), Карл Беренс (был под Ленинградом, отозван и повешен в Берлине), граф Кай фон Брокдорф (расстрелян на фронте эсэсовцами), Альфред Траксель (убит в бою). Кого или что они защищали на фронте, на войне, против которой выступали и которую пытались предотвратить? Не жалкий ли конец они предпочли для себя? Что ж, каждый выбирает свою судьбу сам. Люди чести, они предпочитали борьбу в подполье, тяжелую и рискованную, сдаче в плен.

С Хавеманом беседовали впоследствии офицеры немецкого отдела внешней разведки. Начальник отдела А.М. Коротков поручил им выяснить обстоятельства провала Корсиканца и Старшины.

Хавеман, беседуя с разведчиками, припомнил обрывки замечаний, сделанных следователем в разговоре по телефону, и то, что услышал на суде. Из этого у него сложилось впечатление, что осведомленность гестапо об организации Харвака – ШульцеБойзена основывалась главным образом на результатах расшифровки перехваченных радиограмм. Но не исключено, что у гестапо могли быть еще какие-то источники. По словам Хавемана, Арвид Харнак все отрицал несколько недель. Но, видя, как из-за этогс страдают другие арестованные, подтвердил сведения об организации, уже известные гестапо. По мнению Хавемана, во время следствия Харнак показал себя как стойкий и бесстрашный боец.

Героически вел себя в тюрьме Карл Беренс. К нему был проявлен повышенный интерес, как к связнику между Харнаком и радистом Коппи, и гестаповцы рассчитывали услышать от него ценные признания. Но ничего не добились. По словам Хавемана, Траксель сообщил одному из членов организации, что радиоразведка установила, кто скрывается под таинственными кличками, и гестапо вело их активную разработку. В руках гестапо оказался Адольф Гримме (Новый). Гестаповские следователи пытались установить, насколько тесно он связан с организацией и как глубоко проник в структуру рейха.

Коротков внимательно прочитал все показания Хавемана. На их основании он пришел к выводу, что провал Корсиканца и Старшины произошел в результате того, что немцы раскрыли код, оказавшийся в их руках. Но каким образом это произошло? Не исключалось предательство в одном из звеньев разведывательной цепи. Не имея в тот момент полных данных, Коротков допускал подобную возможность. «Непонятная» шифротелеграмма Франца (он и был тем солдатом, упавшим с неба, в котором следствие проявило особую заинтересованность), полученная Центром в октябре, была, следовательно, сигналом опасности, поданная Хесслером. Свои соображения Коротков доложил П.М. Фитину, который принял их к сведению.

В июне 1944 года по его просьбе Хавеман был возвращен в лагерь для военнопленных номер 27 под Красногорском.

Характерно, что, находясь в советском плену и будучи допрошенным, Паннцингер отзывался, например, об Арвиде Харнаке, Харро Шульце-Бойзене и Курте Шумахере как о людях чуть ли не «малодушных», приписав им немыслимые пороки. Хотя никто ему всерьез уже не верил. Начальник абвера-III (контрразведка) генерал Бентевеньи на Лубянке не подтвердил показания Паннцингера и, более того, отозвался о Шульце-Бойзене как о мужественном человеке, презиравшем смерть и ненавидевшем нацизм.

НЕПРАВЕДНЫЙ СУД

Гитлер считал, что русские превзошли его только в одной области – разведке. Иного представить себе он был не в состоянии. Рассчитывая, что, лишив их этого преимущества, ему удастся переломить ход истории, он тешил себя несбыточными иллюзиями. Надеялся, что реализует военное превосходство Германии над СССР в течение нескольких первых недель агрессии. Рассуждал и действовал как авантюрист. За это сам поплатился головой и увлек в могилу миллионы германских солдат и офицеров. Поставленные фюрером цели по завоеванию Европы и мирового господства так и остались миражами.

Когда Гитлеру указали на конкретных «советских шпионов», пойманных зондеркомандой «Роте капелле», и Гиммлер красочно представил, какая это гигантская сеть и как глубоко она поразила структуры Третьего рейха, у Гитлера словно гора свалилась с плеч.

– Что я говорил?! Если бы не эти русские шпионы, война была бы давно завершена! Победа была бы у нас в руках.

Верил ли он сам тому, что говорил? Глупцом он не был и потому не мог не сознавать, хотя бы в душе, что причина его сокрушительного поражения лежит значительно глубже. Но признавать свой просчет?! Не таков был Гитлер. Он был готов пролить новые потоки крови, лишь бы найти виноватого. Его услужливо предложил фюреру Гиммлер.

Суеверный фюрер думал, что чем скорее погибнут его тайные противники, тем быстрее закончатся неудачи и он снова окажется на коне.

– Мой Генрих! Заговорщики должны быть казнены еще до Рождества. Они и их проклятие не должны переступить порог 1943 года. Ты меня понял?

– Да, мой фюрер.

Заинтересованность Гитлера и Гиммлера в скорейшем закрытии дела «Роте капелле» была очевидна. Но было еще одно лицо, которое жаждало крови арестованных и в то же время побаивалось, что процесс по их делу может бросить на него тень. Это был рейхсмаршал авиации Герман Геринг. Несколько офицеров из штаба люфтваффе оказались друзьями Харро Шульце-Бойзена и передавали ему секретную информацию.

С детских лет Геринг знал эту девчонку Либертас, да и с Харро Шульце-Бойзеном в свое время познакомился, бывал в гостях у супругов Шульце-Бойзен. «Ох уж этот проклятый ужин! Не сболтнул ли я чего лишнего в тот раз? – поеживался Геринг. – Еще с кем-то там познакомился. Кто же знал, что они враги рейха?!»

Геринг решил держать ситуацию под контролем. Если ему не удалось проникнуть во все поры зондеркоманды «Роте капелле», то уж настоять на том, чтобы прокурором на суде выступил его человек, он мог. Вот почему обвинителем по делу «Красной капеллы» был назначен Манфред Редер, прокурор ВВС. В необходимых случаях он проводил собственное дознание о том, какие военные секреты были переданы заговорщиками противнику. Судебный процесс был уложен в жесткое прокрустово ложе: не позднее 23 декабря 1942 года он должен был завершиться. Не нарушая процессуальных норм, достигнуть этого было невозможно. Но для нацистского судопроизводства законом была воля фюрера. Судьи и обвинение пошли по пути фальсификации. Все дело было разбито на небольшие группы по шесть человек: арестованных было много, а свидетельствовать было некому. Поэтому показания одних задержанных использовались как обвинение против других.

Подготовить необходимые обвинительные документы и само обвинение стало намного проще. Но в последнюю минуту выяснилось, что и этот трюк не проходит: написать объяснительную часть общего приговора удалось лишь после свершения казни, а обвиняемым зачитывалась небольшая часть его, касавшаяся их лично, со ссылками на соответствующие законы. По существу, это была, как говорится, филькина грамота.

Устное судебное разбирательство военно-полевого суда состоялось 15—19 декабря 1942 года и рассмотрело первые двенадцать дел, среди которых находились лидеры организации и их ближайшие помощники, включая жен. Все они были признаны виновными в государственной измене, измене военной, подрыве военной мощи рейха, шпионаже. Такова была воля фюрера.

Одновременно подсудимых лишали всех воинских чинов и отличий (у кого они были), навечно лишали гражданских прав, конфисковали имущество.

При всем старании трибунал не смог доказать причастность Милдред Харнак и «красной» графини Эрики фон Брокдорф к указанным преступлениям и констатировал лишь их пособничество организации. Суд приговорил Милдред Харнак к шести годам каторжной тюрьмы, а Эрику фон Брокдорф – к десяти годам. Ей накинули срок за дерзкое, вызывающее поведение на следствии. Даже на суде при оглашении приговора она разразилась смехом и крикнула: «Не тех судите! Ваши дни, господа, сочтены! Германия еще будет другой, и вы ответите за свои черные дела!» Председательствующий распорядился срочно удалить Брокдорф из зала суда.

Служители правосудия Третьего рейха серьезно рассчитывали на то, что созданное нацистами государство будет существовать века. Все ли из них верили в эту сказку или, может быть, кто-то все-таки сомневался? Нет, это были фанатики своего дела и верноподданные фюрера и нацистской Германии. Они и проводили волю фюрера в суде.

Прихватив сфабрикованные приговоры, Гиммлер отправился 21 декабря 1942 года в ставку фюрера. Тот быстро пробежал несколько листков машинописного текста и уставился своими оловянными глазами на Гиммлера.

– Что это? – прошипел Гитлер.

– Государственные заговорщики и преступники, мой фюрер, получили по заслугам.

– Это ты считаешь достаточным?! – заорал Гитлер и ткнул пальцем в то место приговора, где речь шла о М. Харнак и Э. фон Брокдорф. – Они уже смеются над нами и еще больше будут насмехаться потом, если им удастся нас пережить. Но этому не бывать! Вся эта крамола должна быть вырвана с корнем, проклята и предана забвению. Все они заслуживают только смертной казни! Ты меня, наконец, понял, Генрих?!

– Да, мой фюрер.

Гитлер вызвал в кабинет стенографистку и продиктовал ей распоряжение о приведении приговора в исполнение. Он утвердил смертную казнь всем приговоренным к ней: мужчинам через повешение, женщинам – через обезглавливание на гильотине. Среди приговоренных к смерти Гитлер первым указал советника Рудольфа фон Шелиа и журналистку Ильзу Штебе. Распоряжение о способе приведения приговора в исполнение в отношении Герберта Голльнова он оставил за собой. (Обер-лейтенант был расстрелян в августе 1943 года.) Гитлер поручил начать новое судопроизводство по делу Милдред Харнак и Эрики фон Брокдорф сенату имперского военного суда, и тот вынес ожидаемое Гитлером постановление.

М. Харнак была обезглавлена 16 февраля 1943 года, Э. фон Брокдорф – 13 мая того же года.

– Только смерть преступникам, Генрих, и ничего другого. Я думал, ты это сразу поймешь.

Гиммлер ушел от Гитлера с неприятным осадком на душе. «Куда смотрел этот крысолов Мюллер? И перед кем нюни-то распустил? А Паннцингер? Тоже хорош! Он в первую очередь был обязан все предусмотреть. Он еще пожалеет о своей бесхребетности. Даже в гестапо проникает гнилая сентиментальность. Ее высшие чиновники не всегда оказываются на высоте великих идей фюрера», – размышлял Гиммлер.

Полный текст приговора по делу «Красной капеллы» РСХА направило в конце года Гитлеру, Гиммлеру, Герингу и другим нацистским руководителям рейха. Один его экземпляр ныне хранится в архиве российской внешней разведки. Другой обнаружен в библиотеке конгресса США.

В нем говорится следующее:

«Имперский военный суд 2-я судебная коллегия

Секретное дело командования

6 января 1943 года

ПРИГОВОР ВОЕННО-ПОЛЕВОГО СУДА ИМЕНЕМ НЕМЕЦКОГО НАРОДА!

2-я судебная коллегия имперского военного суда на заседании 19 декабря 1942 года на основании устного судебного разбирательства 15—19 декабря 1942 года постановила приговорить подсудимых X. Шульца-Бойзена, Л. Шульце-Бойзен, д-ра А. Харнака, Г. Голльнова, X. Хайльмана, К. и Э. Шумахер, Г. Коппи, К. Шульце, И. Грауденца к смертной казни, за исключением Э. фон Брокдорф и М. Харнак, приговоренных к 10 и 6 годам каторжной тюрьмы соответственно; длительному поражению в гражданских правах; а в отношении военнослужащих, кроме того, лишению воинского звания и других знаков отличия.

Имущество подсудимых Харро Шульце-Бойзена, доктора Арвида Харнака, Курта Шумахера и Иоганнеса Грауденца конфискуется.

Кроме того, с подсудимого Ганса Коппи взыскивается 2500 германских марок, с подсудимого Курта Шульце – 2100 германских марок.

ОПИСАТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ ПРИГОВОРА

По общему ходу уголовно наказуемой деятельности подсудимых было установлено следующее.

Некоторая часть подсудимых входила в старую КПГ – в своей основной массе они придерживались социалистического образа мыслей. Сначала они обменивались идеями в небольших кружках, где обсуждалась марксистско-ленинская литература. С началом русской кампании деятельность подсудимых активизировалась. Было подготовлено и распространено определенное количество нацеленных на массовое воздействие подстрекательских брошюр, ориентированных на представителей интеллигенции, полиции и вермахта. Наряду с этим была установлена непосредственная связь с Москвой. Подсудимые пользовались несовершенной по форме связью, до тех пор, пока русская разведка не приступила к выброске парашютистов и направлению для группы подсудимых передатчиков. Незадолго до того, как была начата активная работа средств радиосвязи, гестапо удалось арестовать всех без исключения членов группы.

По отдельным подсудимым суд вынес следующие фактические определения и решения об установлении вины.

1) Харро Шульце-Бойзен

...Подсудимый не был ранее судим. По службе отмечался как очень способный. Имеются документальные подтверждения того, что на протяжении четырех лет благодаря своему знанию языков он оказал неоценимые услуги 5-му отделу Генерального штаба.

Однако Шульце-Бойзен никогда не служил честно национал-социалистическому государству. Своих социал-коммунистических убеждений, имевшихся у него еше до 1933 года, он продолжал придерживаться и после поступления на государственную службу. В супругах Шумахер, во фрейлейн Гизеле фон Пелльниц и в коммунисте Кюхенмейстере он нашел единомышленников, с которыми организовал кружок, в котором с 1934-го по 1938 год дискутировали по вопросам коммунистической литературы. В журнале «Дер Вилле цум райх» подсудимый неоднократно публиковал статьи коммунистической направленности.

Начиная с 1942 года подсудимый стал заниматься также и шпионской деятельностью (так на языке гестапо именовалась высшая форма антифашистского сопротивления, рассчитанная на взаимодействие с СССР. – В.П.) Через Харнака он вступил весной 1941 года в контакт с сотрудником русского посольства в Берлине Эрдбергом. Незадолго до начала войны с Советским Союзом Шульце-Бойзен предложил обеспечить радиосвязь с Москвой. После этого он получил через Эрдберга передатчик, ключ к шифру и 8000 германских марок, часть которых израсходовал на себя (клевета гестапо, не подтвержденная никакими документами. – В.П.), а оставшиеся деньги в сумме 5500 германских марок оставил на выполнение нелегальных задач. Для обеспечения ведения радиопередач он собирал через своих помощников и лично соответствующую информацию, которую передавал Харнаку, выразившему готовность ее зашифровывать. Среди этой информации было и сообщение о численности немецких самолетов по состоянию на начало войны с Советским Союзом.

Осенью 1941 года Шульце-Бойзен в интересах поддержания радиосвязи встретился с русским агентом Кентом, направленным к нему для руководства радиосвязью, которая еще не была налажена вследствие технических трудностей. Во время встречи он передал Кенту ряд сообщений, понимая, что тот перешлет их в Москву. Эти сообщения Кент отправлял из Брюсселя в Москву с согласия подсудимого под его именем в качестве так называемых радиограмм «Коро». В последующем Шульце-Бойзен неоднократно пересылал Харнаку записки с сообщениями, которые тот зашифровывал, с тем чтобы направить их затем для передачи в Москву работавшему на передатчике подсудимому Коппи. По служебным каналам он узнал о том, что английские радиограммы, в которых сообщалось об отправке предназначенных для России конвоев, могли быть расшифрованы немецкой контрразведкой. Об этом он сообщил подсудимому Грауденцу, который поддерживал отношения с пробритански настроенными швейцарскими кругами через своих друзей, проживающих в г. Гейдельберге, отметив при этом необходимость довести это известие до сведения англичан. В августе 1942 года подсудимый установил связь с направленным в его группу русским парашютистом Хесслером и неоднократно с ним встречался, при этом разговор шел об общей военной обстановке и о поддержании радиосвязи. Хесслер еще продолжал попытки ведения радиопередач, когда был арестован подсудимый Шульце-Бойзен, чье имя и адрес были установлены контрразведкой из расшифрованной русской радиограммы...

2) Либертас Шульце-Бойзен

...Подсудимая не была ранее судима. В июле 1939 года она находилась непродолжительное время в заключении в Восточной Пруссии по подозрению в шпионаже (подробности не раскрывались. – В.П.). Ввиду отсутствия серьезных оснований для подозрений она была освобождена в тот раз из-под стражи.

Госпожа Шульце-Бойзен является, несомненно, жертвой своего мужа. Вначале она была национал-социалисткой и намеревалась стать руководительницей в организации «Трудовая повинность». Но затем она пошла за своим мужем, сделала его убеждения своими и стала ему активной помощницей. По меньшей мере дважды она приносила предназначенные для врага записки Харнаку, о котором она знала то, что он их зашифровывал. По крайней мере одну из этих записок, в которой указывалось число самолетов, она прочитала. Осенью 1941 года ее посетил русский агент Кент, которого она свела с подсудимым Харнаком (несомненно, спорное утверждение гестапо, основанное на показаниях, данных под пытками. – В.П.) и со своим мужем, полностью осознавая при этом тот факт, что он прибыл для налаживания радиосвязи с Москвой. Подсудимому Коппи она рассказала детали своей встречи с агентом Кентом и передала ему детали технической стороны радиосвязи. В ее присутствии муж сообщал Кенту соответствующую информацию (очередная клевета гестапо. – В.П.). После ареста мужа она обсуждала с подсудимым Хайльманом возможность организации оповещения о провале и поручила ему спрятать подозрительные материалы.

3) Доктор Арвид Харнак

...По месту работы подсудимый характеризуется как необыкновенно способный работник. Благодаря своим занятиям в кружке по изучению советской плановой экономики подсудимый познакомился с русскими Бессоновым, Гиршфельдом. В 1937 году Гиршфельд снова разыскал его и познакомил с господином из русского посольства. С последним подсудимый встречался в последующее время довольно регулярно, с тем чтобы обсуждать политические и экономические вопросы. Уже тогда он выдавал русскому сведения, которые были известны ему в служебном порядке, как референту, отвечавшему за платежи в иностранной валюте. В последующий период он создал вместе с такими своими единомышленниками, как Хавеман, Скшипчинский и Беренс, кружок, в котором изучались вопросы социализма. В рамках этой деятельноети он написал монографию о монополистическом капитализме. В конце концов Харнак установил связь с такими явными коммунистами, как Зиг и Гуддорф, а через писателя Кукхофа познакомился также и с подсудимым Шульце-Бойзеном.

В 1942 году созданный им кружок пришел к убеждению, что антисоциалистическая ориентация германского рейха может быть изменена только насильственным путем. В конце концов, действуя по хорошо продуманному плану, он привлек на свою сторону обер-лейтенанта Герберта Голльнова, с тем чтобы через него доводить до военных кругов и до органов контрразведки свои идеи. Уже перед началом войны с Советским Союзом сотрудник русского посольства Эрдберг просил Харнака ускорить организацию радиосвязи с Москвой. Перед самым началом войны подсудимый после первоначально выраженного несогласия заявил о готовности взять на себя шифрование радиограмм. Эту работу он выполнил по меньшей мере 5 раз (неизвестно, на чем основывается это утверждение гестапо. – В.П.), при этом он направлял зашифрованные радиограммы радисту Коппи через привлекавшихся в качестве связных Беренса и госпожу Шлезингер. Временно у него находился дома радиопередатчик. Он принял от русских 8000 германских марок, предназначавшихся для поддержания радиосвязи, и в целях конспирации надежно их поместил. Он получил также от Эрдберга шифр и еще в середине августа 1941 года направил для последующей передачи в Москву сообщение, в котором говорилось о том, что следует ожидать наступления в направлении на Баку.