Текст книги "Зимой змеи спят"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

* * *

Он позвонил Антону Сергеевичу через полчаса после того, как сделал всё, что от него требовалось. Перед глазами был нехороший туман, руки тряслись так, что он с трудом попадал в дырочки наборного диска на телефоне-автомате. Во рту стоял почему-то стойкий привкус меди. Уже потом, закончив разговор и сплюнув на грязный пол кабины таксофона, он понял, почему – нижняя губа была прокушена до крови. Из киоска, где продавались видео– и аудиокассеты, на всю улицу сердито орал под простенькие гитарные аккорды неповторимый хриплый голос: "Змеи, змеи кругом, чтоб им пусто!..". А еще постоянно казалось, что все вокруг осуждающе смотрят на него и вот-вот начнут тыкать в него пальцем, как в прокаженного. Нервы... Он переборол импульсивное побуждение заорать на всю улицу: "Ну, что уставились, сволочи?!.. Никогда убийц не видели? А разве вы сами – не убийцы? Разве ежечасно и ежедневно вы не убиваете в себе людей?!" – и поплелся к близкой станции метро... Антон Сергеевич попросил Виктора заехать к нему, но на этот раз не на конспиративную квартиру, а в служебный кабинет. Кабинет Антона Сергеевича располагался в одном из старых трехэтажных особняков в кривых переулочках между станцией "Маяковской" и Площадью Восстания. Найвин позвонил в дверь без таблички и показал свой пропуск охраннику, одетому в камуфляж. Потом поднялся по крутой, извилистой лестнице на третий этаж, где его встретил еще один страж, на этот раз – в красном пиджаке и при галстуке. От лифта уходил вглубь здания узкий коридор со множеством поворотов, пол которого был застелен полосатой, как "зебра" пешеходного перехода, ковровой дорожкой, а стены были украшены панелями из натурального дерева. На дверях не было никаких табличек, кроме огромных цифр, последовательность которых не отвечала логике. После номера "три", например, шла сразу дверь под цифрой восемь, а за ней следовало почему-то помещение номер тринадцать. А нужной двери с цифрой "12" Виктор нигде не обнаружил, хотя прошел уже весь коридор. Он стал возвращаться обратно, с некоторым недоумением обследуя коридор. В небольшом пустом холле висел зачем-то большой рекламный стенд, на котором была весьма натурально изображена огромная запотевшая бутылка водки под названием "Дюжина". Виктор подошел поближе и обнаружил на краю стенда маленькую незаметную кнопку. Нажал – и стенд отъехал в сторону, открывая удивленному взору Найвина большую приемную с изящным округлым столом в виде большого лекала, на котором стояла целая компьютерная выставка. Крепкий парень в хорошем костюме, сидевший за столом, кивнул Виктору, как старому знакомому, и показал подбородком на другую дверь: – Антон Сергеевич уже ждет вас. Против ожиданий Найвина, кабинет оказался небольшим, метров пятнадцать. Антон Сергеевич поднялся из-за стола, заваленного бумагами. На нем был генеральский мундир. – Ну, молодец, – с улыбкой сказал он, протягивая Виктору свою жесткую ладонь. Поздравляю! – Да тут ничего сложного нет, – сказал с легким удивлением Виктор. – Водка в глаза так и бросается, какой же мужик пропустит это зрелище?.. – Да я не об этом, – отмахнулся Антон Сергеевич. – Я о том задании, которое ты выполнил... – А-а, – протянул Виктор. – А один вопрос можно? – Зачем ее нужно было убивать? – догадался генерал. – Что ж, ничего сложного и в этом нет... Понимаешь, Витя, это как в хирургии: чтобы всё тело жило и здравствовало, от него надо отрезать больной орган... Впрочем, на эти медицинские темы мы с тобой потом поговорим подробнее... Давай-ка мы с тобой сейчас жахнем по сто пятьдесят. Он повернулся к сейфу и осведомился через плечо: – Ты что будешь? Коньяк? Водку? – Коньяк я сегодня уже пил, – мрачно сказал Виктор. – Значит, будем пить водку... кстати, "Дюжину", – усмехнулся Антон Сергеевич. Спонсоры поставляют... Ну, будь, Витя! Ты даже не представляешь, какое ты сегодня большое дело сделал! Найвин скривился, как от зубной боли. – Нет, я серьезно, – сказал Антон Сергеевич. – Ведь на самом деле ты не старушку задавил, а одного очень хорошего и нужного человека спас... не спрашивай, кого... может быть, лет так через несколько узнаешь... Ну, за тебя!.. Они выпили. Антон Сергеевич бросил в рот ломтик лимона с блюдца и, морщась от кислого, сказал: – Ну, а теперь о твоей дальнейшей судьбе, Витя... Не бойся, больше таких заданий тебе исполнять не придется, твои мозги нам все-таки дороже, чем умение стрелять или ездить... на угнанных тачках... Значит, так. Про всякие машины ты теперь забудь... в том числе и про машины времени... музыкальный ансамбль, правда, такой вроде бы есть, так вот его слушать можешь... – Он хохотнул. – А с завтрашнего дня тебе предстоит поработать в качестве психолога-практика. Ты же у нас специалист по Воздействию, верно?.. Ну вот, а теперь представь: есть человек, который владеет позарез нужной информацией. Но он молчит, несмотря на все примененные нами способы... гм... воздействия. Второй год молчит, сволочь!.. Твоя задача – разговорить его. Любыми средствами и любыми методами. Главное, чтобы только он оставался в состоянии говорить... Завтра явишься вот по этому адресу, спросишь там Твердохлеба, запомнил? Все остальное, что тебе нужно для решения этой задачи, узнаешь у него... У тебя есть ко мне вопросы? Найвин встал. – Нет вопросов, товарищ генерал, – отрапортовал он, вытягиваясь по стойке "смирно". – Какие могут быть вопросы? Ведь, как говорил один писатель, чтобы правильно задать вопрос, надо наполовину знать ответ на него...

Глава 29

У двери дома значилась элегантная табличка, согласно которой доктор Ултимов принимал пациентов пять раз в неделю с двенадцати до шести, а с острой болью – в любое время дня и ночи. Про размер оплаты на табличке ничего не говорилось, но, если верить здравому смыслу, то лечение больных с острой болью должно было бы обойтись дороже, чем прием в обычные часы. Георгий сунул руку во внутренний карман и на ощупь пошелестел теми бумажками купюр, которые у него еще оставались. Потом решительно поднял руку и нажал кнопку звонка. Дверь тут же гостеприимно открылась, и приятный женский голос из скрытого динамика сказал: – Вы на лечение? – Да, – сказал Ставров, чувствуя кожей живота рукоятку пистолета. – Пройдите, пожалуйста, направо, доктор Ултимов вас сейчас примет... Ставров вступил в небольшую переднюю, где на стенах висели морские пейзажи. Насколько ему удалось определить, картины были подлинные. Справа была дверь из матового стекла. Когда Георгий оказался перед ней, она услужливо раскрылась перед ним, как створки большой красивой раковины. Ставров вошел и оказался в некоем подобии приемной. Посреди комнаты стоял низкий журнальный столик, на котором была навалена груда комп-кубиков и компакт-дисков с веселенькими обложками – видно, для отвлечения посетителей от мыслей о предстоящих муках. Вокруг столика стояло несколько одинаковых мягких кресел, а в стене был встроен глубокий шкаф с раздвигающимися дверками, где, видимо, следовало вешать верхнюю одежду. Голос из скрытого динамика, очевидно, заменявший доктору Ултимову медсестру и секретаршу, объявил: – Входите в кабинет и садитесь в кресло, пожалуйста. Георгий огляделся и обнаружил в углу самую обычную деревянную дверь. Он толкнул ее и испытал некоторый шок, увидев прямо перед собой хищную конструкцию, назвать которую таким обычным словом, как "кресло", просто не поворачивался язык. Что ж это они, зубодеры, за полвека не могли придумать чего-нибудь более эстетичного?.. Зубоврачебные дела Ставров не мог терпеть с детства. В небольшом светлом кабинете никого не оказалось. Что-то явственно щелкнуло, и откуда-то сверху полилась мягкая, успокаивающая мелодия. Видимо, она была предназначена для того, чтобы смягчить тот психологический удар, который пациенту наносил вид аппарата для лечения зубов. Ничего не оставалось делать, кроме как вскарабкаться на это подобие голгофы самому, не дожидаясь повторного приглашения. Не стоять же пень пнем посреди кабинета!.. И уж тем более – не стрелять же в доктора, едва он появится в кабинете!.. Месяц назад Георгий, наверное, именно так бы и поступил, потому что считал, что стрелять надо или сразу, или вообще не стрелять. Теперь же, прежде чем выстрелить, он старался понять – а за что, собственно, он лишает жизни очередную жертву из своего списка? Заслужил ли этот человек смерть от его руки или нет?.. Конечно, это было довольно глупо. Какая разница, нравился человек Ставрову или нет, считал он его виновным в предательстве или нет, негодяй это был или отличный парень?.. Всех этих людей все равно приходилось убивать, и не потому, что они вызывали у Георгия неприязнь или даже ненависть, а потому, что так было надо. И, тем не менее, для него это стало как бы игрой: перед тем, как убить, попытаться составить свое мнение о том, кого же он убивает и за какие грехи... Словно он испытывал самого себя: а хватит ли у тебя бесчеловечности, чтобы убить такого жалкого, слабого и, в сущности, не повинного в тяжких грехах человека? Хватит ли у тебя силы воли, чтобы заставить себя разрядить пистолет в упор в того, кто, может быть, по случайности, а может – и по ошибке оказался занесенным в твой список?.. До сих пор – хватало, потому что доктор Ултимов был в списке Ставрова последним. Георгий откинул голову на спинку кресла и попытался представить себе, как этот Станислав Михайлович Ултимов может сейчас выглядеть. Его интересовало не лицо фото Ултимова было запечатлено в памяти Ставрова, как в надежном сейфе. Его интересовало, как Станислав Михайлович ходит, разговаривает, смеется – если, конечно, смеется вообще... Это был какой-то даже извращенный интерес, но ничего с этим Георгий не мог поделать. Сзади стукнула дверь, от чьего-то быстрого передвижения повеяло ветерком в затылок, и глуховатый голос сказал: – Прошу извинить за то, что заставил ждать. Просто я как раз лежал в ванне, когда вы пришли... Вот и хорошо, подумал Ставров, поворачивая голову. Есть такая традиция помыться перед смертью и надеть чистое исподнее... Дантист оказался старше, чем ожидал Георгий. Ему уже было за пятьдесят, но был он еще моложав и строен. Высокого роста, с уверенными точными движениями и лишь слегка тронутыми сединой волосами Станислав Михайлович напоминал не того классического дантиста из рекламного ролика, полвека назад пропагандировавшего зубную пасту "Бленд-а-мед", а этакого отставного полковника спецназа. Что ж, подумал Ставров, так нам еще легче!.. – Сильно болит? – сочувственно осведомился доктор, набрасывая белоснежный халат поверх легкого домашнего одеяния, являющего собой нечто среднее между спортивным костюмом и пижамой. Георгий неопределенно повел головой. Изображать невыносимые муки он вовсе не собирался. – Ясно, – сказал Ултимов и пошел к раковине мыть руки. Интересно, один он дома или здесь еще кто-то есть? Впрочем, разве это имеет значение? Допустим, на выстрелы сбегутся встревоженные домашние – так неужели ты не сможешь уйти от них? Смешно... А если придется при этом кое-кого из них отправить, вдогонку дантисту, на тот свет – ты сможешь? По принципу: сказав "а", можно перебирать дальше весь алфавит?.. – Да не бойтесь вы меня, – с легкой усмешкой сказал Ултимов, приближаясь к Георгию и усаживаясь рядом с креслом на вращающийся табурет. – Я вас не съем. По той простой причине, что вот уже шесть лет питаюсь исключительно вегетарианской пищей... А вы? Мясо любите? Откройте рот. Ставров машинально кивнул и открыл рот. Ултимов взял какую-то штуковину, свисавшую на гибком не то кабеле, не то шланге рядом с креслом и вставил ее на секунду в рот Георгию. Что-то пожужжало и умолкло. Доктор скосил глаза на экран компьютера, стоявшего перед ним на низком столике. – Странно, – хмыкнул он. – И где же у вас болит? Ставров ткнул наугад пальцем в правую половину рта. Ултимов покивал так, словно оправдались его самые худшие опасения. – Понятно, – сказал он. – Будем лечить или удалять? Ставров пожал плечами. – Ладно, попробую сделать всё, что в моих силах, – смилостивился доктор. – Но довожу до вашего сведения, что три ваших коренных зуба требуют капитального ремонта. И причем не только с правой стороны... – Скажите, доктор, а это не больно? – стонущим голосом осведомился Ставров. Ултимов встал и отошел к стеклянному шкафчику, где принялся перебирать какие-то варварские инструменты, похожие на стандартный набор палача-любителя. – Наконец-то я услышал ваш голос, – прокомментировал он. – А то начал было подумывать, что мне попался глухонемой пациент... Я и насчет лечения или удаления спросил только для того, чтобы заставить вас заговорить. Может быть, вам это совсем неинтересно знать, но удаление зубов у взрослых не практикуется вот уже лет пятнадцать... Позвольте вас спросить, вы давно в последний раз были у зубного врача? – Давно, – неохотно буркнул Ставров. Последний раз он поимел мазохистское удовольствие всласть наораться в своей районной стоматологической поликлинике в девяносто седьмом, когда милая веснушчатая женщина, то и дело извиняясь, выковыривала у него из десны давние останки нижнего четвертого. Без наркоза, потому что еще в госпитале Ставрова так напичкали разными обезболивающими, что у него возникла стойкая аллергия на подобные препараты, в том числе и на "заморозку"... – Это заметно, – вежливо согласился Ултимов, наконец, возвращаясь к креслу с какими-то железками. – Ну что, все-таки будем лечить?.. Не бойтесь, здесь лечение зубов давно уже не связано с адскими мучениями. Собственно говоря, уже в наше время многие клиники, особенно платные, ставили пломбы без боли... Или вы пришли ко мне с иной целью? По спине Ставрова пробежали невольные мурашки. Дантист небрежно поигрывал перед его лицом каким-то никелированным шилом с длинным острием. Таким ничего не стоит проткнуть человека насквозь. – Почему вы так подумали? – спросил он, стараясь говорить спокойно. – Я сразу понял, что вы не из этого времени, едва увидел ваши залатанные скверными пломбами зубы, – пояснил Станислав Михайлович. – Вам вообще нельзя показываться зубным врачам, коллега, дабы вас не разоблачили. Дело в том, что во всем мире вот уже лет двадцать пять как применяются не пломбы, а имплантаты... зуб не латается, а наращивается с помощью регенерации надкостницы... а учитывая ваш возраст... Как вас зовут? – Георгий, – сказал Ставров. – Вас действительно мучат зубы, Георгий? Или вы?.. – Я хотел поговорить с вами... Понимаете, я здесь еще недавно, и... – Понимаю. Ностальгия по современникам. Сам пережил такое... Кстати, а откуда вам известно, что я тоже имею отношение к Ассоциации? – Перед заброской я видел вашу фотографию на столе у Мадина, и ваше лицо мне запомнилось... А недавно, когда лазил по справочной базе данных в Сети, то наткнулся на вас снова... – Мадин, – задумчиво повторил Ултимов. – Кто это? – Мадин готовил меня к отправке сюда, – сказал Ставров. – Он очень похож на актера Вячеслава Тихонова. – А! – оживился Ултимов. – Козлов!.. Он представился мне как Козлов, – пояснил он. – Такой приличный с виду человек... Началось все с того, что он пришел ко мне лечить зубы, я работал тогда на Большой Ордынке... Ну, познакомились, разговорились. Раз пять он ко мне приходил, не больше... А потом подкараулил меня возле клиники и говорит с такой милой усмешечкой: "Хотите участвовать в ускорении прогресса человечества, Станислав Михайлович?". Ну я, естественно, полагая, что он шутит, говорю: "Хочу! Только каким образом?.. Уж не думаете ли вы, что с каждым выдранным зубом человечество быстрей развиваться начинает? Или кто-то нашел способ делать все зубы зубами мудрости?". А он мне: так, мол, и так... Представьте, мол, что появилась возможность получать из будущего информацию о самых разных аспектах жизнедеятельности человечества, в том числе и о способах лечения зубов. Если мы начинаем этой информацией активно пользоваться и, так сказать, внедрять ее в жизнь, то в будущем, отталкиваясь от наших "достижений", люди еще больших открытий могут добиться... ну, то есть, это все равно, что, например, во времена Попова передать современный учебник по радиотехнике... или законы электродинамики при Петре Первом открыть... представляете, мол, как далеко шагнула бы за это время наша цивилизация?!.. Одним словом, вот такой вот болтовней о прогрессе он меня и заманил. Наверное, мой возраст тому виной был, потому что к определенному количеству прожитых лет у человека все больше накапливается этакая вина перед всем миром: вот, мол, жизнь моя прошла, а толку от нее никакого не было. Всегда тяжело смириться с положением мелкого винтика в общей машине, а к старости – особенно... Послушайте, Георгий, – прервал вдруг Ултимов свой рассказ, – раз уж вы не хотите сегодня зубы лечить, то, может быть, чайку погоняем? Ставров представил себе, как дантист угощает его чаем с вареньем и сушками, а после этого нужно будет выстрелить в него, и поспешно сказал: – Нет, спасибо, я не хочу, Станислав Михайлович. – Что ж, не хотите – как хотите... Итак, я принял предложение Козлова потому, что он соблазнил меня возможностью обеспечивать прогресс. Но на поверку оказалось, что понятия прогресса у нас с ним и с теми, кого он представлял, разные. Оказавшись здесь, я решил, что от пребывания в будущем следует извлечь максимальную пользу... не для себя, конечно, а для людей... Первое время я старался сообщить Ассоциации не только стоматологическую информацию, но и всё, что, по-моему мнению, могло пригодиться... особенно – сведения о различных катастрофах и бедствиях, войнах и конфликтах, гибели известных личностей и сотен безвестных людей... Видимо, сначала это вызывало непонимание у Ассоциации, а потом – и раздражение. Мне в резкой форме было указано на то, что у каждого из референтов – свой сектор и что не следует лезть в чужую епархию, что инициатива – вещь хорошая, но в разумных пределах, и так далее... Что ж, им виднее, решил я и сосредоточился на стоматологии. Однако вскоре обнаружил одну любопытную вещь... Те сведения, которые я поставлял Ассоциации, словно бесследно проваливались в некую бочку без дна, никоим образом не реализуясь в зубоврачебной практике. В этом я убеждался во время кратковременных визитов в прошлое. Кстати, о том, как проходили эти перемещения в родное время, следует говорить особо. Вы, Георгий, еще с этим столкнетесь... Нельзя было отправиться в прошлое в любое время, когда тебе захочется. Предварительно следовало связаться с Резидентом, получить от него не только разрешение, но и сведения о том, когда и куда ты должен был явиться, чтобы тебя перенесло в прошлое. Брать с собой какие-то вещи как туда, так и обратно категорически запрещалось, если только это не было обусловлено распоряжением, которое Ассоциация передавала через Резидента... Каким-то образом Ассоциации удавалось воздействовать на твой мозг так, что ты, покинув ее штаб-квартиру, абсолютно забывал и о том, где она находится, и о том, чем эта контора в действительности занимается. Мне, например, все время вбивали в голову, что это некое секретное управление Минздрава, которое командирует специалистов-медиков в отсталые страны типа Эфиопии в рамках контрактов об оказании помощи... Так вот, заглядывая к своим бывшим коллегам, я всякий раз убеждался в том, что в стоматологической практике ничегошеньки не менялось, что, скажем, о силикагелевом протезировании никто и не слышал, а имплантирование дентоформ по-прежнему остается предметом мечтаний. Как-то я набрался смелости и задал вопрос об этом Козлову, который неизменно встречал и провожал меня... Он, разумеется, ждал этого, потому что с готовностью принялся излагать те причины, по которым непосредственное использование получаемой из будущего информации задерживалось... в числе его доводов был и такой: чтобы воспользоваться некоторыми новациями, требуется предварительно подготовить почву, вот например, если бы даже Попову попал наш учебник по радиотехнике, то, прежде чем построить современный транзистор, нужно было бы совершить переворот в промышленности, добыче полезных ископаемых и обработке сырья... Всё это было очень убедительно, но горький осадок в моей душе все накапливался. Последней каплей стал отказ Ассоциации выполнить мои просьбы об оказании помощи некоторым людям... Понимаете, Георгий, я не мог себе позволить сидеть здесь сложа руки и занялся вот этим. – Ултимов обвел рукой кабинет. – Ко мне стали приходить люди, с некоторыми удалось познакомиться ближе, чем с обычными пациентами... Когда человек сидит в парикмахерском или зубоврачебном кресле, он может поведать о своих самых сокровенных переживаниях, рассказать о своей жизни без малейшей утайки. И подчас слушаешь такую вот исповедь и ловишь себя на мысли, что, мол, хорошо бы предупредить его о том, что ждет его и его близких... разумеется, не размениваясь на мелочи, нет... Например, одно время посещал меня инвалид... тяжкое поражение центрального позвоночного нерва в результате производственной травмы... весь то и дело дергается, трясется, к креслу вот этому, чтобы зубы вылечить, пришлось привязывать его, иначе не мог усидеть... страшное дело, в общем... Разве не гуманно было бы принять меры, чтобы предотвратить постигшее его несчастье?.. Или другой пример. Женщина примерно моего возраста... В детстве у нее пропал отец. Не умер, не ушел от них с матерью к другой, а именно пропал без вести, прямо как на войне... В итоге, ребенок вырос практически сиротой, потому что мать так и не оправилась от непонятной потери любимого человека... она пила горькую, потеряла человеческий облик... Разве не справедливо было бы сделать все, чтобы тот человек остался с семьей? Кстати, – Ултимов вдруг смущенно улыбнулся, – потом эта женщина стала моей женой, она должна скоро прийти с работы, так что я вас обязательно познакомлю... Но сам я ничего не мог сделать, а все мои просьбы встречали такой мощный отпор со стороны Ассоциации, что я даже не ожидал... В конце концов, когда однажды устами Резидента мне было сердито сказано: "У нас не благотворительная лавочка, и мы не занимаемся устройством судеб частных лиц, так что не занимайтесь ерундой, Станислав Михайлович, а выполняйте свои референтские обязанности!" – я понял, что Ассоциации, грубо говоря, до лампочки так называемые "частные лица", что ей начхать на боли и горести конкретного человека, что эта организация преследует свои цели, засылая агентов в будущее!.. Помнится, еще Андрей Вознесенский заявил насчет реакционности всякого прогресса, который не несет счастье конкретному человеку – прав был пиит, ох как прав!.. А раз я и Ассоциация руководствовались разным пониманием прогресса, то не по пути мне с ней было, не по пути... И в один прекрасный день я перестал поставлять информацию в прошлое. Не знаю, может быть, этим я и нанес вред человечеству, о благе которого, может быть, действительно печется Ассоциация, только продолжать обкрадывать это время я уже не мог. И стал так называемым "невозвращенцем" помните, в наше время была повестушка Кабакова с таким названием, потом еще по ней фильм поставили?.. Ултимов пристально посмотрел на Георгия, потом спохватился: – Слушайте, а что же мы с вами здесь-то беседуем? Пойдемте в дом, Георгий, я вас все-таки угощу чем-нибудь... Вы где обосновались? Так, подумал Ставров. Исповедь закончилась, начинаются расспросы, и сейчас придется, изворачиваясь, врать о себе этому прекрасному человеку... Человек-то оказался действительно прекрасным, Гера, словно нарочно судьба подсунула тебе его последним в твоем зловещем списке. Такого застрелить – все равно, что самому застрелиться... Так что решай и как можно быстрее, иначе вернется его жена, он же сам доверчиво признался тебе в этом, и тогда уже придется убивать не одного, а двоих прекрасных людей... Впрочем, убив его одного, ты, наверное, убьешь отчасти и ее – во второй раз. Первый раз она уже была убита в своей жизни, когда отец ее не то действительно тайно сбежал к другой семье, не то утонул... Последнее вернее, потому что жена и дочь наверняка подали в милицию заявление о розыске... Ох, Гера, и хитрец же ты! Что ты голову свою забиваешь посторонними мыслями? Или решил оттянуть момент выбора? Оттягивай не оттягивай, а выбор тебе все равно придется делать!.. Он выбрался из чудовищного кресла и решительно достал из-за пазухи пистолет. Это уже был не тот "макаров", которым он орудовал в самом начале своего пребывания здесь. У "макарова" давным-давно кончились патроны, и его пришлось выбросить. А этот легкий, как пушинка, благодаря своему пластмассовому корпусу, "дарлей" Ставров приобрел в оружейном магазинчике на те деньги, которые ему дала перед смертью Ружина Яхина. Пистолет был со встроенным глушителем, системой опознавания "хозяина" и еще кучей всяких наворотов. Не попасть из него в монетку на дальности до тридцати метров мог бы, наверное, только тот инвалид, о котором только что вспоминал Ултимов... Георгий подкинул пистолет в руке, а затем положил его на стеклянный столик рядом с креслом, прямо поверх зубоврачебных инструментов замысловатой формы. Выражение лица дантиста не изменилось, словно ему каждый день приходилось принимать в этом кабинете вооруженных пациентов. – Я не хочу вас обманывать, Станислав Михайлович, – сказал Ставров. – Я послан Ассоциацией, чтобы убить вас. – Странно, – не удивившись его признанию, сказал Ултимов. – У вас такое лицо... Вы нисколько не похожи на убийцу, Георгий. Вам уже приходилось убивать или я у вас первый?.. – Нет, – честно признался Георгий. – Вы у меня последний. Понимаете, Станислав Михайлович, отправляя сюда, мне поручили ликвидировать энное количество тех, кого Ассоциация считает предателем. Только после того, как я выполню это задание, я смогу вернуться обратно... А у меня там, в девяносто восьмом, остались жена и дочь. Я никак не могу не вернуться, понимаете? – Вот как? – медленно проговорил Ултимов. Он был почти спокоен, только на виске у него набухла и часто-часто пульсировала голубоватая жилка. – Что ж, это веская причина для убийств десятка-другого трусов и ренегатов... Так в чем же дело? Нажимайте курок и отправляйтесь к своим!.. Или вас что-то во мне не устраивает? – Вот именно. Вы рассказали мне свою историю, и я понял, что если я убью вас, то потом никогда не прощу себе этого. – Жаль, – сказал насмешливо Ултимов. – Жаль, что вы пришли ко мне в последнюю очередь. Может быть, тогда вы не расправились бы и с остальными своими жертвами... – Нет, – не согласился Ставров. – Отдельные экземпляры из них действительно заслуживали смерти. – А я, по-вашему, не заслуживаю? – Нет. Вы – совсем другой, Станислав Михайлович. И именно вы открыли мне глаза на Ассоциацию. – И что же вы все-таки сделаете? – с неподдельным любопытством осведомился дантист. – Или подобно буриданову ослу так и не разрешите этот парадокс? – Мне кажется, я знаю, как поступить, – сказал Георгий. – Вам следует исчезнуть. Уезжайте вместе с женой куда-нибудь подальше, смените фамилию... А я доложу, что убил вас. Ултимов задумался. Ставров терпеливо ждал. И казалось, что пистолет на столике тоже ждет, настороженно прислушиваясь к разговору людей. – Нет, – наконец сказал доктор. – Я не могу принять ваше предложение. Во-первых, не хочу убегать и прятаться... Бегство ведь всегда унизительно. Оно предполагает, что человек сознает свою виновность, а я – увольте, но не желаю осознавать свою вину перед кучкой воров и авантюристов!.. Так что – или стреляйте, или уходите... – Вы сказали – "во-первых"... А во-вторых? – А во-вторых, я не хочу, чтобы даже ради меня вы лгали, – ответил Ултимов. По-моему, это самое страшное преступление. Страшнее, чем убийство... Было непонятно, шутит он или говорит всерьез. Что же делать, с отчаянием думал Ставров. Что же делать?.. Может быть, связать его и увезти куда-нибудь силой? Нет-нет, насилием здесь ничего не добьешься. Разве спасают с помощью насилия?.. А что если все-таки выстрелить в него, а потом, вернувшись домой, перехватить его в нашем времени и физически помешать ему явиться в штаб Ассоциации?.. Нет. Этот вариант – тоже глупость. Ты просто хочешь задобрить им свою совесть... А может, прибегнуть к жребию? Господи, ну почему в столь ответственный момент мне в голову лезут всякие глупости?!.. А решать нужно прямо сейчас, ведь не скажешь ему: "Станислав Михайлович, дорогой, вы еще пока поживите, а я пойду подумаю и, если все-таки решу убить вас, то загляну к вам на днях... предупредив предварительно по видеофону!.." – фарс, да и только!.. – Я... – начал было Ставров, но тут же умолк. Ултимов следил за ним с сочувствующим выражением лица. – Знаете, Георгий, – внезапно сказал он, – а вы мне нравитесь... Хоть так и не подобает говорить человеку, который пришел тебя убивать, но вы мне действительно интересны. Следить за вашими борениями поистине доставляет удовольствие. А самое интересное заключается в том, что вы заблуждаетесь, как и многие люди вашего типа. Вы полагаете, что меня убивать противно и гадко, потому что я, по-вашему, хороший и добрый, а вот если бы на моем месте был какой-нибудь отвратительный придурок, его можно было бы убить не задумываясь... Бедный мой Георгий, вы и не подозреваете, что убивать должно быть противно в любом случае. Послушайте, а может быть, вы – скрытый садист-маньяк? Хотите, я определю ваши склонности к агрессии с помощью теста? Только отвечайте быстро, не задумываясь... Какой цвет вам больше нравится: синий или красный? – Желтый, – улыбнулся Ставров. Он уже понял, что не выстрелит. Но ему не хотелось расставаться с этим ни на кого не похожим человеком. – А что вы выберете: воду или огонь? – Огонь! – сказал Ставров. Он не сразу понял, к каким фатальным последствиям привело то, что он произнес вслух это простое словечко. Он совсем забыл о том, что в число "наворотов" его "дарлея" входило и открытие огня не путем нажатия курка, а по команде "хозяина". Пистолет был запрограммирован на выстрел, подобно хорошо натренированному псу. Наверное, по мысли его создателей, такая функция могла пригодиться в том случае, когда ты ранен или связан и не в состоянии нажать на курок... А Георгий совсем забыл отключить эту программу перед тем, как прийти к Ултимову. Выстрел был почти неслышным, только на столике что-то сухо треснуло, как будто сломалась невидимая веточка, и в тот же миг на белом халате дантиста, с левой стороны груди, возникла черная дырочка, через которую мгновенно хлестнула кровь, и большое красное пятно стало быстро расплываться на белоснежной ткани. Некоторое время Ултимов еще сидел с изумлением, застывшим на его лице, а потом вдруг покачнулся и рухнул из кресла лицом вниз, словно из него вынули некий стержень, который не давал ему упасть раньше... Ставров, не помня себя, подскочил к нему и встал на колени, чтобы перевернуть дантиста лицом кверху. Но голова Станислава Михайловича безжизненно мотнулась, когда Ставров приподнял тело, и Георгий понял, что Ултимов мертв. Отчаяние охватило Ставрова. Проклятый пистолет, думал он, все же переворачивая труп своего недавнего собеседника. Это он выстрелил, а не я! Я не виноват! Ведь я же не хотел его убивать!.. Но внутренне Ставров всё больше чувствовал себя убийцей. – Стас! – произнес позади него женский голос. – Стас, что случилось? Ставров обернулся. Дверь кабинета была распахнута, и на пороге стояла пожилая женщина, которая с ужасом смотрела на него и на неподвижное тело Ултимова. Видимо, это была его жена. Впрочем, теперь уже – вдова... Что-то смутно знакомое почудилось Ставрову в ее лице. В свою очередь, она тоже пристально вглядывалась в Георгия. Потом дрогнувшим голосом сказала: – Отец? Неужели это – ты?!.. Ставров был не в силах произнести ни звука. Ему показалось, будто его с силой ударили под дых, так это было больно и неожиданно... Так вот про кого рассказывал ему Ултимов!.. Чту же ей сказать, что?.. Как объяснить весь этот ужас и всё, что со мной было?!.. Боже мой, так вот какой будет моя Капка через пятьдесят лет!.. Впрочем, Капитолина тут же сказала: – Извините, я, наверное, ошиблась... Так что с моим мужем? Она прошла в кабинет и тут увидела кровь. Стремительно кинувшись к телу Ултимова, она припала к его груди, словно пытаясь услышать, как бьется сердце. Потом взглянула на Ставрова и перевела взгляд на пистолет, все еще лежавший на столике у кресла. В глазах ее появилась ненависть. – Это ты убил его! – обвиняющим тоном заявила она. – За что? Ты хоть понимаешь, что ты наделал, мерзавец?!.. Ты убил его! – Капа, – сказал, машинально пятясь от ее обжигающего взгляда, Ставров. – Капа, я тебе все объясню!.. – Не смей меня называть по имени, убийца! – сказала она. – Ты... ты... Она тщилась подобрать точное слово, соответствовавшее тому, что она сейчас чувствовала по отношению к нему, этому мерзкому убийце ее любимого мужа, так походившему на без вести пропавшего много лет назад отца, но это слово никак не отыскивалось, и ей оставалось только смотреть на него, чтобы хотя бы взглядом передать свои чувства, и ей это прекрасно удавалось, потому что взгляд ее толкал Ставрова из кабинета, как натиск ураганного ветра, которому очень трудно, невозможно противостоять, и Георгий пятился все дальше и дальше, лишь бы только уйти от ее взгляда, и когда он все-таки выскочил сначала из кабинета в переднюю, а оттуда – на крылечко дома, то услышал позади себя, как она закричала... Ужас и удушающая тоска охватили его. Словно в мгновение ока весь воздух вокруг него улетучился, и он теперь вынужден был идти – да что там идти, жить – в образовавшемся вакууме, где нельзя ни дышать, ни кричать, где так холодно и одиноко... Все правильно, ты заслужил эту пустоту вокруг себя, потому что ты и в самом деле убийца, гадкий, мерзкий, черствый убийца, которого то и дело дурят все кому не лень и который постоянно находит оправдания своим подлым поступкам, а ведь по-настоящему-то нет и не может быть никаких оправданий, и дантист напрямую сказал об этом, и на его месте не беседовать с тобой нужно было, а подойти и дать тебе по морде, да покрепче, чтобы не сразу очухался, боже мой, ты опять за свое, нет, ты поистине неисправим, потому что вечно тебе кажется, что для того, чтобы в мире воцарилась справедливость, надо всего-навсего подойти и дать кому-нибудь в морду или выстрелить в упор из пистолета... или облить его напалмом и поджечь... а ведь ни пули, ни кулаки, ни бомбы ничего не способны изменить... это просто змеи, которые живут внутри тебя, они так и норовят очнуться от зимней спячки и отравить твою душу вонючим ядом самых простых, а потому самых соблазнительных решений... и ведь ты не один такой, со змеями в душе, вас в мире очень-очень много, и если даже не станет тебя лично, то ничего в этом мире не изменится!.. Очнулся он только через пару кварталов. Прохожие как-то странно косились на него и спешили побыстрее обойти его стороной. Ставров оглядел себя и обнаружил, что в руке его зажат злополучный "дарлей"... Это было очень кстати. Георгий спрятал пистолет в карман и целеустремленно двинулся в небольшой скверик, видневшийся в стороне от дороги. Оказавшись там, он достал пистолет и поднес его к виску. Закрыл глаза. Потом опять открыл их. С недоуменным отчаянием покосился на дырочку ствола. Сказал в пространство: "Ну нет, сволочи, этого вы не дождетесь!.. Мне еще надо до вас добраться!"... Потом он убрал пистолет за пазуху и, пошатываясь, как пьяный, побрел на негнущихся ногах к выходу из сквера.