Текст книги "Зимой змеи спят"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)

* * *

Георгий Ставров вовсе не спал. Ложе, на котором он скорчился, вовсе не располагало ко сну. Поэтому, когда в замочной скважине заскрежетал проворачиваемый ключ, он приготовился к тому, чтобы продолжать изображать из себя ничего не понимающего спросонья, до конца еще не протрезвевшего и физически не очень развитого человека. – Задержанный, подъем! – гаркнули над головой. Это был не кто иной, как начальник отделения майор Звягинцев, и, увидев его, Ставров испытал мгновенное удовлетворение: всегда приятно, когда всё идет так, как ты задумывал. Стянув с себя куртку, которой он укрывался с головой, жмурясь от света и неразборчиво канюча себе под нос нечто вроде: "Ну что такое, начальник, почему вы не даете поспать несчастному человеку?", Георгий сел на жесткой лежанке, спустив ноги на пол. По лицу Звягинцева было заметно, что он совершенно забыл к этому времени про то, что его жизнь подвергается постоянной опасности, а если и помнил об этом, то уж никак не считал заключенного из камеры номер шесть своим опасным противником. – Вставать надо, сволочь, когда с тобой разговаривает офицер милиции! беззлобно сказал Звягинцев и ударил Ставрова по лицу. Удар был не очень сильным, но болезненным. При иных обстоятельствах Георгий успел бы среагировать и избежать его, но сейчас это было ему противопоказано. Размазывая кровь по лицу и плаксиво приговаривая: "Ну чего ты, начальник, ну чего ты дерешься?", Ставров как бы с трудом поднялся с лежака и встал, стараясь держаться расслабленно. "Как мешок с говном", как говорит в таких случаях Ольга. – Значит, ты знаешь Эльфа? – не то спросил, не то констатировал Звягинцев. Такой уверенный в себе – аж противно!.. Уже не молодой, но и не старый. Мордастый, да и накаченный как полагается, чтобы сдавать проверку по "физо" только с оценкой "отлично". Стоит по школе – одна нога впереди, другая, развернутая под углом в сорок пять градусов, сзади, полусогнута, чтобы обеспечить мах. Волосатые кулачищи наготове повторить удар, и нет сомнения: переборщит майор, не рассчитает замах и силу хука – и запросто убить может. Тем более, такую макаронину, как задержанный хулиган и алкоголик Климов... Теперь – максимум ужаса и удивления на физиономии, чтобы даже дураку сразу стало ясно, что врешь ты, как первоклассник. – Что вы, начальник!.. Какой такой Эльф? И понятия не имею, о чем вы... Ой-ой-ой, только не бейте!.. Это – реакция на вторую зуботычину со стороны майора. Сейчас следует рухнуть на пол, как бы будучи сбитым ударом, и начать ползать, цепляясь за ноги Звягинцева. Противно, конечно, но надо играть свою роль до самой последней минуты, чтобы майор ничего не заподозрил. Интересно, будет он меня еще допрашивать насчет Эльфа или в его распоряжении времени маловато? Звягинцев, словно читая мысли Ставрова, пнул его в грудь, чтобы освободить свои ноги от цепких рук пресмыкающегося перед ним задержанного и достал из кармана брюк нож. Нажал кнопку в рукоятке – тут же выскочило матово блестящее лезвие. Разумеется, Ставров не поверил в то, что майор настолько глуп, чтобы прирезать его, как барана, но, тем не менее, положение обязывало Георгия заорать благим матом: – Ты что, нача-альник, офонарел?.. Ты не имеешь права, поял? За что ты меня хочешь замочить, мент проклятый? Я сейчас охрану позову, поял? Звягинцев ощерился одним углом рта. – Можешь орать, сколько твоей поганой душе угодно, – сказал он. – Тебя все равно никто не услышит. – ("Вот он и подтвердил, что надзиратель на своем посту отсутствует. Значит, действительно собирается убрать меня, но, конечно же, так, чтобы потом никто не заподозрил неестественность моей смерти"). – Снимай рубаху! – З-зачем? – начиная заикаться, с огромным ужасом в широко распахнутых глазах спросил Ставров. – Снимай, я сказал!.. Или ножичком тебя пощекотать? Звягинцев сделал вид, будто собирается кольнуть Ставрова ножом под ребра. Георгий на четвереньках отскочил к лежаку и, преувеличенно дрожа и то и дело шмыгая носом, принялся снимать рубашку. Он уже знал, что задумал его противник. Рубаха была сделана из плотной байковой ткани. Достаточно порвать ее на длинные лоскуты, чтобы изготовить некое подобие веревки. А затем – один конец на шею, а другой, уже после удушения, закрепить на решетке, которая закрывает крошечное оконце под потолком камеры – дотянуться до него можно, встав на цыпочки на бетонные нары... – Быстрее! – скомандовал Звягинцев и угрожающе повел ножом в сторону Ставрова. Что ты возишься, как сонная муха? А ведь он прав, время надо экономить, а не то вот-вот вернется дежурный по камерам, ведь не навсегда же майор его отослал куда-то!.. – Ну ладно, – сказал он своим естественным голосом, переставая расстегивать пуговицы на рубашке и поднимаясь на ноги. – Пора заканчивать эту комедию, майор Звягинцев! Челюсть у начальника отделения отвалилась вниз, но не более, чем на несколько секунд. – Что-о-о? – протянул Звягинцев. – Что ты сказал, гнида? – Моя фамилия – Ставров, – сказал Георгий. – Я работаю в отделе по особо тяжким преступлениям управления ФСБ по городу Москве... Мое пребывание в этой камере является частью операции, с целью ликвидации той шайки по сбыту наркотиков, которой вы имеете честь руководить!.. Вчера мы обработали Эльфа, и он нам всё про вас выложил... Больше Ставров ничего сказать не успел, потому что майор приступил к делу. Естественно, ему было уже не до того, чтобы пытаться изобразить самоубийство узника шестой камеры. Надо было как можно скорее убрать "эфэсбешника", а потом пуститься в бега и исчезнуть, затеряться на просторах нашей бескрайней Родины!.. Поэтому Звягинцев применил то, что у него было под рукой, а точнее – в руке. Тот самый ножичек, которым он хотел вначале лишь попугать Ставрова да надрезать ткань рубахи для последующего разрыва на лоскуты. Майор шагнул вперед и отработал прием "Атака безоружного противника с помощью ножа". При этом нож он держал вполне грамотно – возле своего правого бедра, острием вперед, большой палец лежит сверху, со стороны тупой части клинка. Только профессионалы знают: чтобы убить человека, совсем не обязательно полосовать ему горло, пронзать насквозь сердце или разрезать живот. Достаточно, например, рассечь косым ударом лезвия лучевую артерию, проходящую всего на глубине нескольких миллиметров по внутренней стороне запястья, – и противник примерно через полминуты грохнется в обморок, а еще через пару минут скончается от большой потери крови. Тем же грозит и глубокий порез локтевого и коленного сгибов либо внутренней стороны подмышечной части руки. Во всяком случае, удовольствие, которое испытает раненый, будет ниже среднего... И, прыгнув вперед, Звягинцев целился достать ножом не живот или горло Ставрову, а его руки, и не кончиком лезвия, а всей режущей частью. Но Георгий ловко увернулся и блокировал опасную руку. Мгновенно захватив кисть, он вывернул ее наружу и одновременно ударил майора ногой в живот. Тот согнулся, но не упал, а только оперся на одно колено. Ударом по руке Звягинцева сверху Ставров сломал своему противнику локтевой сустав, и майор взвыл от дикой боли. Но в ту же секунду его левая рука скользнула под китель и вновь вынырнула, уже сжимая пистолет. Пришлось лишить майора нездоровой тяги к стрельбе, выбив ногой пистолет. После этого Ставров приподнял Звягинцева, прислонил его к стене и обрушил на него серию коротких, но мощных ударов, самый последний из которых он произвел ногой в грудь, ломая грудную клетку майора. Всё это произошло так быстро, что его противник застыл, словно вбитый ударами в стену, а затем качнулся всей своей расплющенной, окровавленной массой вперед и рухнул лицом на бетонный пол. При этом он даже не попытался выставить руки вперед, чтобы смягчить падение. Он уже не чувствовал боли. Еще до того, как упасть, майор Звягинцев был уже мертв: видимо, обломок ребра повредил его сердце. Ставров наклонился над трупом и вытащил из кармана связку ключей. Оружие его не интересовало – сейчас оно вряд ли поможет ему, а вот потом может стать неопровержимой уликой против него. Выскользнув из камеры, Ставров прислушался. Наверху все было тихо. В тесном пространстве, куда выходили двери камер, никого не было. Наверху, на посту дежурного надзирателя, – тоже. Георгий поднялся по лестнице наверх и, отперев дверь-решетку, выскользнул в коридор первого этажа. И тут же, почти нос к носу, столкнулся с одним из бойцов дежурной смены, который зачем-то околачивался под древним стендом под названием "Жизнь нашего отделения", где красовались выцветшие, от руки написанные заметки и мутные, неразборчивые фотографии. Увидев Ставрова, милиционер что-то крикнул через плечо вглубь коридора и тут же проявил свою врожденную тупость, потому что умные люди никогда не станут хватать своего противника не только за горло, но и за другие части тела, ведь от любого захвата можно, при наличии умения, освободиться легко и быстро. Боец сжимал шею Георгия так старательно, что в глазах Ставрова помутилось. Волей-неволей пришлось для начала нанести удар коленом в пах милиционеру, чтобы его перестало привлекать горло Ставрова. Потом Георгий ударил костяшками согнутых под углом указательных пальцев по вискам своего противника, и тот с коротким вскриком рухнул ему под ноги. Из-за угла коридора, между тем, уже спешила к месту схватки целая толпа вооруженных людей, если судить по тому шуму, который доносился до Ставрова: топот множества ног, бряцание оружия, неразборчивые возгласы. У Георгия было два выхода: либо вниз, обратно в подвал, либо ломать решетку, закрывающую окно в конце коридора. И третий выход – отстреливаться до последнего патрона из автомата поверженного милиционера. Ставров взял его и привычным движением передернул затвор. Патрон вошел в ствол, и его-то Ставров и выпустил над головой первого, кто показался из-за поворота. Тот, словно сломавшись в поясе, упал, а остальные отпрянули назад, под укрытие выступа стены. Выбив оконное стекло и стреляя короткими очередями вдоль коридора, Ставров принялся сбивать решетку с окна прикладом автомата. Наконец, решетка загремела вниз, и Ставров выпрыгнул наружу. Оказавшись на грязном снегу, он в недоумении огляделся. Окно выходило в тупиковый закоулок. Отправляясь буйствовать к метро, Георгий предусмотрительно поставил свои "Жигули" именно в этот тупичок. Дверца с водительской стороны открывалась от сильного рывка, а ключи зажигания были спрятаны под сиденьем машины, в комке промасленной ветоши. Всё это было призвано обеспечить бегство Ставрова из-под носа у милиционеров в случае погони. Но сейчас Георгий вновь и вновь обводил взглядом переулок, где не было никакой машины. Не только настоящей, но даже игрушечной... Угнали? Или гаишники отбуксировали на свою стоянку?.. Какая разница!.. Главное – теперь не на чем удирать!.. Ставров кинулся к тому месту, где переулок соединялся с улицей, но из-за угла здания выскочил человек и присел на полусогнутых ногах. В сведенных вместе руках у него был длинноствольный пистолет, и дуло его смотрело прямо в лоб Георгию. Расстояние было таким, что бесполезно было надеяться на промах. – Стоять! – приказал человек. – Брось автомат и – лицом к стене, руки за голову! Человек был в обычной гражданской одежде, и Ставров не сразу узнал его. Только послушно отшвырнув автомат в сторону, он вспомнил, что это не кто иной, как заместитель Звягинцева капитан Борисов. Значит, все это время он терпеливо поджидал его в этом переулке, находясь в засаде... но почему? Откуда он узнал?.. Только теперь до Георгия дошло и другое: там, в коридоре отделения милиции, в него не стреляли – видимо, были предупреждены, что убегавшего следует брать живым... Между тем, остальные милиционеры, успевшие выбраться через оконный проем вслед за Ставровым и подбежавшие к нему сзади, видимо, посчитали, что настало время отыграться за свои потерянные нервные клетки. По почкам, ребрам и голове Ставрова посыпались беспорядочные жестокие удары, и, чтобы уберечь свои внутренности от повреждений, Георгий упал и сжался в комок. Раздался чей-то окрик, и удары прекратились. Щелочками заплываюших глаз Ставров еще успел увидеть, как, размахивая пистолетом, капитан Борисов бежит к милиционерам, а потом эта картинка закружилась, как в каком-нибудь рекламном видеоклипе, и Георгий отключился.

Глава 9

– Выходи, – сказали из коридора. Кто именно – видно не было. Темнота. – С вещами? – попробовал, как звучит голос, Ставров. Вроде бы с речью получалось лучше, чем с мышлением. Голова была налита мутной болью – наверное, сказывались последствия вчерашних инъекций. Вчерашних ли?.. На его шутку не ответили. Шуток здесь явно не понимали. Ставров с трудом поднялся с лежанки и вышел в коридор. Его пошатывало, как после двухнедельной голодовки. – Иди за мной, – сказал человек, вызвавший Георгия в коридор, повернулся и куда-то пошел. Ага, значит, это не СИЗО и не тюрьма. Там конвоир всегда держится позади арестованного. А тут почему-то не опасаются попытки к бегству. – Слышь, друг, – хрипло сказал Ставров, влачась за своим провожатым. – Какое хоть сегодня число? Тот опять не ответил. Интересно, когда кончится этот однообразный коридор без света и без каких-либо примет? И как в нем ориентируется конвоир, если нигде нет никаких знаков? Словно читая мысли Ставрова, силуэт, шествовавший впереди, остановился, развернулся лицом к стене и провел по ней ладонью. В стене высветился матовый прямоугольник кнопочного пульта управления. Человек нажал хитрую комбинацию кнопок, и стена разошлась, открывая проход в какую-то еще более темную, чем коридор, пещеру. Ага, понятно, это у них такой лифт... – Входи, – бесцветным голосом сказал человек Ставрову. Ставров послушно шагнул в "пещеру", и створки сомкнулись за ним. От непроницаемой тьмы кружилась голова, и когда лифт сработал, то Георгий не смог даже определить, то ли он движется вниз, то ли поднимается вверх. То же самое насчет пройденного расстояния. Сколько можно пролететь в лифте секунд за десять? Три этажа? Шесть? Или десять?.. Лифт остановился, створки разошлись, и в кабину лифта хлынул ослепляющий поток света. Ставров невольно зажмурился и тут же почувствовал, как его берут под руки с двух сторон, чтобы вывести из лифта. Глаза привыкли к свету, и Ставров рискнул открыть их. Он находился в просторном зале-кабинете. На стенах – медные бра, на полу – красные ковровые дорожки. Окна закрыты жалюзями по евростандарту, и вообще кабинет обставлен так, что в нем странно сочетаются ультрасовременные штучки типа подвижных скульптур и старинная роскошь, представленная дубовой мебелью, картинами в тяжелых рамах на стенах и камином. В креслах за длинным письменным столом сидели двое, и одного из них Ставров узнал сразу. Это был его Заказчик. Представитель Ассоциации, черт бы ее побрал... Змей-искуситель, будь он трижды проклят!.. Второй был постарше и комплекцией посолиднее. Дышал он с присвистом – видно, страдал хронической астмой. Больше в кабинете никого не было видно, но каким-то шестым чувством Ставров угадывал, что его постоянно держат на мушке. Тот, кто воевал, знает, что такое чувство возникает там, где на тебя охотятся снайперы противника. – Позвольте представить вас друг другу, – сказал Заказчик в пространство. Ставров, Георгий Анатольевич... – Он махнул рукой в сторону Ставрова. Присаживайтесь, Георгий Анатольевич. – Повернулся к своему спутнику. – А это Тополь Артемьевич, один из членов руководства нашей Ассоциации. Одышливый укоризненно качнул головой: – Ну-ну, Вик, не выдавай раньше времени наших секретов!.. Садитесь, Георгий, только не делайте резких движений. Он принялся молча рассматривать Ставрова. Георгий постарался светски поклониться и, морщась от боли во всем теле, опустился в свободное кресло, стоявшее на неестественном удалении от стола. Боятся, подумал Ставров, они меня почему-то боятся. Значит, для меня это будет неприятный разговор... – М-да, – наконец сказал Тополь Артемьевич, ни к кому особо не обращаясь. Перестарались твои люди, Вик!.. Ты только посмотри, во что они превратили его лицо. Заказчик смущенно покрутил головой. – Ну во-первых, это не мои люди, – возразил он. – А во-вторых... – Ладно, ладно, – грубовато оборвал его Тополь Артемьевич. – Расскажите-ка о себе, Георгий. – Да пошли вы!.. – непринужденно сказал Ставров. – Вы наверняка и так про меня всё знаете! К тому же, я не люблю вспоминать прошлое... – М-м? – лаконично удивился Тополь Артемьевич. – Что так? – Песня такая есть, – скривился Ставров, – не слышали?.. "Не вспоминайте былое не вспомнится, забываются имена и лица... Всё быстрее мчится дней конница, разгоняется лет колесница!" – фальшиво пропел он, с трудом слыша себя, словно в ушах у него были ватные пробки. – И вообще, не собираюсь я разговаривать с вами, пока мне не скажут, что здесь происходит – раз... на кой черт вам понадобился весь этот цирк с убийством Звягинцева – два... и какое сегодня число – три!.. Тополь Артемьевич и Заказчик переглянулись. – Спокойно, Вик, спокойно, – посоветовал своему напарнику одышливый. – У нас еще всё впереди. К тому же, парень имеет право знать... хотя бы ответ на последний вопрос. – С тех пор, как вас якобы арестовали в переулке возле милиции, прошло не более десяти часов, Георгий Анатольевич, – сказал Заказчик. – Ни фига себе – "якобы"! – удивился Ставров. – По-вашему, подчиненные Звягинцева в казаки-разбойники играли, когда лупили меня по башке и по почкам? – Я бы назвал этот эпизод, скорее, репетицией ареста, – сказал Заказчик. Видите ли, Георгий Анатольевич, вам предоставлен уникальный в своем роде шанс избежать ареста и, соответственно, наказания за убийство офицера милиции... тем более тяжкое, что совершено оно было при исполнении покойным своих служебных обязанностей... Впрочем, пока вы находитесь у нас, никто из блюстителей порядка вас и пальцем не тронет, хотя, поверьте, они прекрасно осведомлены, где вас искать... И если вы... м-м... неразумно отказываетесь от нашего предложения, то мы просто-напросто отпускаем вас на все четыре стороны. – Что ж, я давно понял, – процедил Ставров, – что от вас не следует ждать ничего хорошего. Но не думал, что вы способны на такой примитивный и грубый шантаж!.. – Обстоятельства вынуждают, Георгий Анатольевич, – как бы извиняясь, произнес Заказчик. – Впрочем, выбор в этой ситуации все-таки есть, и сделать его – ваше право. – Как я могу что-то выбирать, если неизвестно, чего вы хотите от меня на этот раз? Хотя, если судить по масштабам последней репетиции, ваша Ассоциация работает по-крупному. Кого же вы взяли на мушку теперь? Президента? Или Генерального секретаря ООН? – Ну, что вы, Георгий Анатольевич, – протянул Заказчик. – На таких личностей рука поднимается только у каких-нибудь самодеятельных фанатиков и политических экстремистов... Мы же люди скромные, и масштабы нашей деятельности никоим образом не распространяются на крупных политических деятелей. Нет, Георгий Анатольевич, нас интересуют обыкновенные люди – в принципе, такие же, как мы с вами... Вы никогда не задумывались, почему люди стремятся покарать предателей? И никогда не испытывали такого желания – выпустить в своего бывшего сослуживца длинную очередь, потому что он в решающий момент струсил и попытался перейти на сторону врага? Ставров отвел взгляд в сторону. Заказчик наступил, что называется, на его больную мозоль. На той войне, где ему пришлось повоевать, не все из его товарищей проявляли мужество и стойкость. Дудаевцы шли на все, чтобы переманить на свою сторону российских военнослужащих, особенно владеющих современной военной техникой. И однажды Ставрову с его взводом немало крови попортил одинокий танк с российскими опознавательными знаками, молотивший фугасными снарядами прямой наводкой по зданию, где они держали оборону в течение трех суток. Только после того, как по приказу Ставрова танку перебили оба трака, он застыл неподвижной грудой. Экипаж пришлось выкуривать выстрелом из ранцевого огнемета в упор. Впрочем, оказалось, что экипаж представлен лишь механиком-водителем и стрелком-наводчиком. Оба были еще мальчишками, прослужившими месяцев семь, не больше. "Как же это вы, пацаны, своих-то, а? удивился тогда Ставров. – Вы хоть думали, что творите, когда палили по нам из своей бандуры?"... От обстрела из танковой пушки во взводе Ставрова погибли трое и были ранены четверо. Выяснилось, что танкисты были окружены три дня назад боевиками и сдались им в плен после того, как поняли, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Чеченцы обещали отпустить их домой, но свое обещание не сдержали, а отправили в бой, пригрозив раздавить гусеницами их же танка, если они откажутся воевать против своих... Ставров привел плененных предателей в подвал, где лежали раненые, и спросил: "Как мы их накажем, ребята?". "Странный вопрос, командир", сказал, скрипя зубами от боли, Леша Мичиганов, прижимая к груди, как младенца, толстую от бинтов руку: осколком снаряда ему оторвало кисть. Из всех раненых он один мог говорить, потому что другие были без сознания. "Командир, – рухнул неожиданно на колени с отчаянным воплем механик-водитель, – не надо нас убивать! Простите нас! Мы все поняли!.. Дайте нам возможность исправиться!..". "Лейтенант, – сказал Мичиганов, побледнев не то от гнева, не то от большой потери крови, – если ты оставишь этих гадов в живых, я тебе никогда этого не прощу!"... Через полчаса танкистов поставили к стенке и расстреляли, предварительно заставив их написать домой родителям коротенькие записки, в которых предатели сообщали, что у них пока всё хорошо... Это, возможно, было справедливо тогда, но Ставров до сих пор просыпался в холодном поту, если ему снился экипаж того проклятого танка... – Что вы имеете в виду? – хрипло осведомился Георгий у Заказчика. – Неужели вы решили моими руками уничтожить всех ветеранов чеченской кампании? Заказчик и одышливый опять переглянулись. – Я думаю, Вик, хватит ходить вокруг да около, – сказал Тополь Артемьевич "Тихонову-Штирлицу". – Пора разговоривать с ним более предметно... Видите ли, Георгий, – обратился он к Ставрову, – наша Ассоциация ведет тайный сбор очень важной информации. Естественно, что для выполнения этой задачи у нее, как и у любой другой разведывательной организации, имеются агенты, которые действуют подчас автономно... так сказать, в отрыве от основных сил. Но при этом неизбежно возникает проблема верности агента по отношению к своей организации и... своей стране. И эта проблема имеет тем большее значение, чем важнее становится добываемая информация. Ведь, если кто-то из наших разведчиков перешел на сторону врага... если таковой имеется... или, по каким-либо иным причинам, решил снабжать своих заведомо ложной информацией, то вред, который он нанесет, будет намного превышать ущерб от непосредственных действий противника против нас... Вот почему уничтожение агентов-предателей и тех, кто не справляется с возложенной на него миссией, не только носит характер справедливого возмездия за измену, но и имеет оперативно-стратегическое значение, а потому должно рассматриваться как боевая задача... Возможно, вы уже догадались, что вас используют не в качестве обычного киллера, говорил дальше Тополь Артемьевич, то и дело смешно присвистывая горлом, чтобы преодолеть астматическую одышку. Те задания, которые вы выполняли по нашей просьбе, были направлены, помимо достижение чисто практических результатов, на испытание и оценку ваших способностей для исполнения особых функций, о которых я вам говорил выше. И теперь я хотел бы поставить вас в известность, что вы заслужили высокой оценки, и именно вам мы хотели бы поручить осуществление акций по физическому устранению тех своих агентов, которые, так или иначе, предали наши интересы и тем самым нанесли ущерб миллионам, а возможно – и миллиардам человек... Да-да, я не оговорился, дорогой Георгий, речь идет о сведениях, которые бесценны не только для России, но и для всего человечества... – Я вас понял, – перебил его Ставров. – Вы, наверное, представляете службу внешней разведки? И вы хотите отправить меня за рубеж, чтобы я убирал там перебежчиков и предателей?.. Помнится, что-то в этом роде я уже читал в газетах, когда вас рассекретили!.. Но я вам никак не подхожу: языков не знаю, и вообще ни разу за заграницей не был. Какой, к черту, из меня джеймс бонд?!.. – Вы меня разочаровываете, Георгий Анатольевич, – корректно улыбнулся тот, кого Тополь Артемьевич называл Виком. – Боюсь, и Тополя Артемьевича тоже... Неужели, по-вашему, разведка может вестись только против других государств? – Но не против своей же страны! – с иронией воскликнул Ставров. – А вот это уже горячйе, как говорят в детской игре... – Но какой смысл шпионить против самих себя? – удивленно спросил Георгий. – Смысл есть, – покачал утвердительно головой Заказчик. – И очень большой, если учесть, что операции, которые проводит наша Ассоциация, имеют не пространственный характер, а временной. Как выражаются ученые – темпоральный... У Ставрова вмиг пересохло горло: – Вы хотите сказать, что пользуетесь Машиной Времени?!.. Позабыв обо всем, он вскочил на ноги. Ярко-красное пятнышко тут же заплясало на его груди, и Ставров понял, что кто-то за стенами кабинета поймал его в перекрестие лазерного прицела. – Сядьте, Георгий, – проговорил Тополь Артемьевич. – Я же предупреждали вас не делать резких движений. – Ставров послушно опустился в кресло. – Машина Времени – это чересчур громко и примитивно сказано... На самом деле то, чем мы пользуемся, называется по-другому, но сути дела, а именно – возможности перемещения во времени, это название, конечно же, не меняет... – И на сколько же лет вы забрасываете в прошлое своих людей? – осведомился Ставров. Почему-то только этот вопрос сейчас пришел ему в голову, как будто ответ на него имел какое-то значение. – К сожалению, чисто по техническим причинам мы лишены возможности выбирать или изменять срок перемещения, – ответил Тополь Артемьевич. – Я сейчас не буду забивать вам голову ненужными подробностями, скажу только, что это, ни много, ни мало, пятьдесят лет... Но почему вы полагаете, что речь идет о разведке прошлого? – В свое время я зачитывался фантастикой, – сказал Ставров. – А большинство путешествий во времени в книжках совершалась в прошлое. – На практике же мы пока лишены этой возможности, – сказал Тополь Артемьевич. Трансгрессировать можно лишь по оси координат со знаком "плюс"... то есть, в будущее, дорогой мой Георгий, только в будущее. – И только на пятьдесят лет? – спросил недоверчиво Ставров. – Именно так. – Сколько времени я имею на размышления? Тополь Артемьевич взглянул на свои наручные часы. – Десять минут вам достаточно? – А почему так мало? – обиделся Ставров. – Те люди из милиции, которые караулят вас снаружи, устали, и им давно пора обедать, – с невозмутимым видом ответствовал Тополь Артемьевич. – Да и условий у нас нет, чтобы держать вас здесь слишком долго... – Все равно, – не согласился Ставров, – такие вопросы за десять минут не решаются!.. Я должен как следует взвесить все "за" и "против". – Ну, а сколько времени, по-вашему, мы должны вам предоставить? – резко спросил Заказчик. – Ну хотя бы... – Ставров возвел глаза к потолку, словно проделывая сложные мысленные расчеты. – Ну хотя бы минут пятнадцать! – Странно, – сказал Тополь Артемьевич Заказчику, – почему вы мне ничего не сказали о том, что наш герой обладает свойством шутить в самый неподходящий момент? Это могло бы резко изменить мое мнение о нем... – Тополь Артемьевич, я думаю, что за четверть часа мы с вами вполне успеем выпить по чашке чая, – сказал Заказчик. И перевел ироничный взгляд на Ставрова: – Думайте на здоровье, Георгий Анатольевич! Они поднялись из кресел и направились к выходу из комнаты. Никаких предостережений от них не последовало, но и без этого надо было быть самоубийцей, чтобы пытаться выбраться из мягкого плюшевого кресла: на груди Ставрова сразу неподвижно замерла красная метка, и Георгий предполагал, что его затылок тоже не остался без внимания снайперов. – Да, кстати, – сказал своим собеседникам в спину Ставров. – А как насчет тех аргументов, которые можно было бы привести в пользу вашего предложения? Другими словами, чту я буду иметь, если приму его?.. Заказчик раздвинул губы в вежливой улыбке. – А вы сами подумайте, – посоветовал он. – Вы же человек умный, почти интеллигентный... И они ушли. Ничего не оставалось делать, кроме как приступить к мыслительной деятельности. Хотя о чем можно думать, когда голова твоя уже лежит на плахе, и гнусно ухмыляющийся палач занес над ней острый, как бритва, топор?.. А еще точнее – не только над твоей буйной головушкой, но и над головами близких тебе людей?.. ... Господи, мне же нельзя просто так взять и пропасть из жизни двух самых дорогих для меня существ! Ну ладно – моя жизнь уже искалечена, сначала – войной, потом – вот этими ловкими господами... Но Ольга с Капкой-то тут при чем? За что они должны мучиться? И неужели ты допустишь это?!.. Нет-нет, мне обязательно надо к ним вернуться!.. Что для этого надо сделать? Надо согласиться на предложение этих двух заправил с дипломатическими манерами. И я соглашусь!.. Сделаю всё, что смогу, только бы вернуться. Если они мне не наврали, то, может быть, смогут вернуть меня домой в тот день, когда я должен был вернуться до шести часов?.. Остается надеяться на это, что же еще мне остается? Уж, конечно, не арест и не суд – и дело даже не в том, что мне "светит" большой срок, если не "вышка, просто Ольга с Капкой не смогут без меня... Нет, они, конечно, не пропадут без меня, но... но им будет так плохо!.. Им уже сейчас, наверное, плохо, пока я сижу тут, в этом мягком пыточном кресле. Всю ночь, наверное, не спали – во всяком случае, Ольга... Ребенок есть ребенок, вырубилась, наверное, мертвым сном, когда усталость отняла все ее силенки, а жена всё прислушивалась к каждому звуку за окном, к каждому стуку двери подъезда... Одному Богу известно, чту в эти минуты она думает обо мне... Проклинает, считая, что я заночевал у другой женщины? Боится, что со мной случилась какая-нибудь беда? Утром она будет звонить на работу, и ей скажут, что я там не объявлялся. Скорее всего, именно тогда она объявит тревогу... обзвонит всех мыслимых и немыслимых знакомых, больницы, морги... обратится с заявлением в милицию. Всё, однако, будет напрасно. Пропал человек, как пропадают каждый день сотни людей только в Москве... Интересно, эта их Ассоциация использует в качестве агентов подготовленных профессионалов или обычных людей, отобранных из общей массы по случайному критерию? Если второе верно, то неудивительно, куда у нас бесследно исчезают граждане... не все, разумеется, но в том числе... Не инопланетяне какие-нибудь на "летающих тарелках" умыкают их, и не продают их в качестве бесплатной рабсилы на плантации или в публичные дома современные охотники за рабами, как о том твердит бульварная пресса... В будущее, спустя полвека, – вот куда забрасывают пропадающих без вести людей. Но если это так, то почему никто из них не проговаривается после возвращения обратно в наше время о том, где он побывал? Боится, что его покарает Ассоциация? Или что ему никто не поверит, а то и сочтут не вполне психически нормальным?.. Или просто-напросто никто не возвращается? Но ведь так не может быть, чтобы все – не возвращались, правда?!.. Какой им смысл так жестоко поступать со своими агентами?.. Впрочем, что толку думать об этом? Пока ты здесь, ты все равно не узнаешь, обоснованны ли твои подозрения, потому что, если даже ты задашь этой сладкой, словно взятой из рекламы "Твикса", парочке прямой вопрос, они просто-напросто солгут тебе и глазом не моргнув.. Эти люди умеют лгать, это их образ жизни, разве ты еще не усвоил эту истину?.. Поэтому расслабься, Гера, и, если есть желание, помолись, чтобы всё было так, как тебе хочется верить. Что ты согласишься выполнить их безумное задание в абсолютно чужом, и в то же время своем, мире... Что после этого ты вернешься домой как ни в чем не бывало и запустишь стиральную машинку, а Ольга отправится на родительское собрание, а ты, пока она будет слушать переливание из пустого в порожнее от учительницы и оч-чень инициативных мамаш из родительского комитета, приготовишь вкусный ужин – ты же умеешь готовить вкусно, Гер, – и позанимаешься математикой с Капкой, а потом вы поиграете в ней в карты и в лото, а потом вернется Ольга и спросит с порога: "Вы меня еще не потеряли, зайчата?"... "Я так хочу уверенно знать, что ты меня вечно не будешь ждать"... Господи, я не умею молиться, я даже не знаю, как это делается, но ты сделай так, чтобы всё было хорошо, ты же можешь так сделать, ну что тебе стоит устроить хэппи-энд для грешника, который всю свою жизнь стремился прожить так, чтобы не причинить зла никому, но которого постоянно – то насильно, то обманом, то шантажом – заставляли делать это?!.. Как же я устал!.. Ты слышишь меня, Господи?!..