Текст книги "Репортажи из шестого тысячелетия"

Автор книги: Владимир Лазарис

В израильский документальный фильм «Бен-Гурион», приуроченный к 20-летию Шестидневной войны, вошло интервью 1970 года, которое 83-летний Бен-Гурион согласился дать тогда еще молодому израильскому телевидению.

«Старик» вытаскивал из тайников памяти истории полувековой давности, чтобы протянуть от них ниточку к актуальным событиям. Бен-Гурион вспомнил, что, когда он сидел у турок под арестом, его пришел навестить знакомый араб. Увидев Бен-Гуриона за решеткой, араб сказал: «Как твой друг, я опечален, но, как араб, я счастлив!»

В 1970 году Бен-Гурион горько улыбнулся, цитируя эти слова. Откуда появилась эта горечь? От запоздалого понимания, что в одном государстве арабам и евреям никак не ужиться? От сожаления о том, что в 1948 году он не настоял на том, чтобы проблема беженцев была решена раз и навсегда? Или от его веры в возможность искреннего мира с арабами в обмен на завоеванные в Шестидневную войну территории, кроме Иерусалима и Голанских высот?

Старик любил повторять слова Бисмарка: «Политика – это искусство возможностей». Но о возможности мира с арабами говорил: «Не в нашем поколении!» Он не подозревал, что его злейший противник Менахем Бегин сделает шаг, который не удалось сделать ему самому – заключит мир с Египтом.

Анализу идей и действий Бен-Гуриона и были посвящены многочисленные публикации юбилейного 1987-го «Года Бен-Гуриона».

В частности, журналист Шабтай Тевет написал книгу «Бен-Гурион и арабы Эрец-Исраэль». В ней собраны прелюбопытные факты.

По настоянию Бен-Гуриона, Хаим Вейцман изыскивал возможность встретиться со Сталиным, а сам Бен-Гурион встретился с заклятым врагом евреев иерусалимским муфтием Хаджи Амин эль-Хусейни.

Кстати, муфтий добивался от англичан прекращения еврейской репатриации в Палестину, а полвека спустя его племянник, функционер и идеолог ООП Фейсал Хусейни, отправился с той же целью к президенту Горбачеву.

В начале 30-х годов Бен-Гурион ратовал за всеобщую справедливость и настаивал на том, чтобы коренное арабское население было полноправными гражданами Эрец-Исраэль. А в 1939 году он уже обсуждал с правителями Ирака возможность переселения в их государство 100.000 арабских семей из Эрец-Исраэль, за что готов был заплатить Ираку 50 миллионов долларов, собранных с американских евреев. Из этой затеи ничего не вышло, но, «допустив мысль о переселении арабов, – написал Тевет, – Бен-Гурион подложил бомбу под саму концепцию первых сионистских лидеров о том, что в Эрец-Исраэль есть место для двух народов».

В первые месяцы Войны за Независимость Бен-Гурион решительно сопротивлялся возвращению арабских беженцев на территорию государства.

Журналист Бенни Моррис обнародовал неизвестный ранее секретный отчет разведотдела «Хаганы», где сообщалось, что с 1 декабря 1947 года по 1 июня 1948-го из новорожденного еврейского государства бежало около 350.000 арабов (а к концу войны эта цифра достигла 800 тысяч), но не потому, что их призвали к этому правители арабских стран, как утверждала израильская версия, а потому, что около 70 процентов беженцев боялись возможных атак «Хаганы», ЭЦЕЛ[45]45
  Э́ЦЕЛ (ивр.) – аббревиатура слов «Иргун цваи леуми», «Национальная военная организация», созданная в Палестине в 1931 году в условиях антибританского подполья.


[Закрыть] и ЛЕХИ[46]46
  ЛЕ́ХИ (ивр.) – аббревиатура слов «Лохамей херут Исраэль», «Борцы за свободу Израиля». Подпольная еврейская военная организация, созданная в 1940 году частью бывших членов ЭЦЕЛ.


[Закрыть].

Глава шестая

Израиль можно воспринимать по-разному: как еврейское государство или как государство евреев, как географическое пространство или как Землю Обетованную, как историческую закономерность или как воплощение в жизнь мечты – у каждого гражданина Израиля свое восприятие Израиля. Оно складывается не столько из абстрактных характеристик, сколько из конкретных запахов, вкусов, видов и звуков.

Сарра (Саррале) Шарон, самый известный организатор «Шира б'цибур»[47]47
  «Шира б’цибур» (ивр.) – условно переводится как вечер хорового пения. На этом вечере не выступают никакие хоровые коллективы, а просто все собравшиеся поют вместе популярные израильские песни.


[Закрыть], видит Израиль так: «Для меня типично израильское – это вечер хорового пения, кофе и маслины».

Моше Дор, журналист и переводчик, говорит: «Израиль – это солнце, море, простота нравов, а еще грубость в человеческих отношениях».

Меир Паиль, военный историк, бывший депутат Кнессета, воспринимает Израиль как «салат из помидоров, огурцов и лука вместе со свежеприготовленной яичницей и тот иврит, на котором говорят только здесь».

Ицхак Хофи, бывший начальник военной разведки и «Мосада»: «Больше всего я люблю пейзажи. Особенно там, где их еще не успели испортить – в Галилее и в Иерусалиме».

Авраам Шапиро, раввин, промышленник, бывший депутат Кнессета, любит в Израиле больше всего «еще не испорченного сабру, то есть уроженца страны в возрасте 20–25 лет. В нем и в помине нет запаха галута, зато в нем есть то богатство и цельность натуры, которых не хватает евреям, родившимся в Европе. В нем есть смелость открыто сказать человеку все, что он о нем думает».

Для Эльякима Рубинштейна, секретаря правительства, Израиль – это «солдатская тремпиада[48]48
  Специальная остановка для солдат, ожидающих попутных машин.


[Закрыть] с несколькими ешиботниками, стоящими в стороне. Шумная речь. Пейзажи Иерусалима и его жители. Тель-Авивское море. Израильские песни».

Йорам Канюк, писатель и журналист, определяет Израиль так: «Нет места, которое нравилось бы мне больше, чем эта отвратительная страна, с этими отвратительными домами, загаженным морем и двуличным обществом. Идешь по улице, а вокруг все – такие крикуны. Хорошие люди со страшными лицами. Они прячут деньги под плитки пола и торопятся купить „видео“ и холодильник до следующего повышения цен. Но для меня они – моя семья, мое племя, а не компания чужаков. Всегда оказывается, что чья-то бабушка была замужем за приятелем твоего дяди».

Амнон Шамош, писатель, киббуцник, считает, что Израиль – это «киббуц в праздник, мужчина в сандалиях на босу ногу, в шортах и в майке, с лысиной и пузом, русские песни на иврите и арабские ругательства с галицийским акцентом».

Одед Котлер, актер и режиссер, уверен, что Израиль – это «иррациональная и необъяснимая связь с землей и людьми. И еще тот факт, что я, как и многие другие говорю: „Ты выезжаешь из Эрец?“, „Ты возвращаешься в Эрец?“»

Эфраим Кишон, писатель-сатирик, утверждает, что:

«Это – страна, до того маленькая, что ее территории на картах мира не хватит даже на то, чтобы вывести ее название.

Это – единственная страна на свете, созданная налогоплательщиками из-за рубежа.

Это – страна неограниченных границ.

Это – страна, где родители учатся родному языку у своих детей.

Это – страна, где каждый гражданин волен высказать свое мнение, но нет закона, который обязывал бы кого-нибудь и послушать.

Это страна, где никто не хочет работать; оттого и воздвигают новый город за каких-нибудь три дня, а затем бездельничают до конца недели. Это – страна, где каждый человек – солдат, но, несмотря на это, и каждый солдат – человек. Это – единственная страна на свете, в которой я могу жить. Это – моя страна.»

Йоэль Рапель опубликовал девять книг по истории Эрец-Исраэль. Уроженец страны, Рапель живет с семьей в Герцлии. Занимается литературной деятельностью, работает старшим редактором радиостанции «Голос Израиля». Он любит бродить пешком по своему любимому Тель-Авиву, в котором не осталось больше ни одного незнакомого ему уголка. И конечно же эти прогулки впоследствии превращаются в рассказы.

1925 год был годом настоящего экономического «бума». Детищем этого «бума» стал и дом на углу улиц Нахмани и Монтефиори. Одним он напоминает корабль, другим – китайскую пагоду.

Здание было построено после того, как богатый американский еврей Давид Блох решил обзавестись домом в Тель-Авиве. Разбогатевший на торговле женской одеждой, Блох пригласил архитектора Александра Леви, чтобы тот построил ему «что-нибудь особенное».

«Что-нибудь особенное» было построено по плану большого кафе в США, соответствовавшему моде веселых двадцатых годов. Влияние архитектуры экзотического Дальнего Востока, с которым в Эрец-Исраэль лишь немногие были знакомы и о котором почти все мечтали, чувствуется очень сильно. Этажи дома вытянулись вверх. Фасад в точности повторяет фасад американского кафе. Но внутренняя планировка сделана таким образом, чтобы в доме можно было жить. И жить комфортабельно. Треугольная крыша придает зданию вид пагоды или, по мнению других, большого корабля. Стены расписаны орнаментом, колонны меняют форму от этажа к этажу, а балконные перила украшены рельефным узором.

В этом доме, который выглядит сегодня довольно запущенным, был установлен первый в Тель-Авиве пассажирский лифт. Сотни людей приходили сюда только для того, чтобы подняться на лифте на третий этаж.

Когда дом был закончен, в нем поселился Давид Блох, деливший свое время между Тель-Авивом и Нью-Йорком. Некоторые квартиры были сданы в аренду состоятельным жильцам.

После смерти Давида Блоха наследники продали дом, с тех пор он начал ветшать и уцелел лишь стараниями борцов за сохранение «маленького Тель-Авива»[49]49
  «Маленький» Тель-Авив – до начала Второй мировой войны.


[Закрыть].

Когда-то поездка по улице Эйлат, соединяющей Яффо с Тель-Авивом, была полна опасностей. Особенно неуютно люди чувствовали себя, когда оказывались недалеко от дома номер 14, в котором размещалась английская контрразведка «Си-Ай-Ди».

Из этого дома выезжали патрули английской полиции, и сюда же привозили арестованных, в основном для допроса с пристрастием.

Английская контрразведка считалась в 40-е годы средоточием враждебности к еврейскому ишуву, и дом напротив нее {в нем вначале жила религиозная еврейская семья, а после основания государства располагался тель-авивский окружной суд) не раз был свидетелем операций еврейского подполья.

Так, в марте 1944 года здание атаковали бойцы ЛЕХИ, переодетые в форму английских солдат. В другой раз саперы из ЭЦЕЛ пробрались в здание и заложили там взрывчатку. Охрана их обнаружила – и завязалась перестрелка, во время которой саперы все-таки успели подорвать заложенные заряды, причинив значительный ущерб части здания. Несмотря на это, контрразведка не сменила своей штаб-квартиры.

Сегодня в нижних этажах здания размещаются мастерские, а в верхних – конторы.

В августе 1914 года, когда в Европе началась Первая мировая война, военным губернатором Яффы был назначен Хасан-Бек Бацри Алаби. Он сразу же приступил к застройке вверенного ему города. А в июле 1915 года начал прокладку улицы Джамаль-паши, названной по имени тогдашнего наместника в Эрец-Исраэль.

В соответствии с переменами властей название улицы менялось: когда англичане сменили турок, она превратилась в бульвар короля Георга, а после образования Государства Израиль – в Иерусалимский бульвар. Теперь вдоль бульвара высятся деревья, посаженные в 1915 году учениками сельскохозяйственной школы «Микве Исраэль».

Хасан-Бек, печально известный своей жестокостью, невежеством и религиозным фанатизмом, постоянно преследовал евреев Тель-Авива и Яффы. В 1915 году он издал приказ об их выселении из черты города. По мнению исследователей, одной из причин постройки мечети «Хасан-Бек» в северной части Яффы было желание остановить расширение города Тель-Авива в южном и западном направлениях.

Строили мечеть из камней тех домов и мостовых в Тель-Авиве, которые были специально разрушены по приказу губернатора.

Новая мечеть (девять залов окружают внутренний дворик, в центре которого возвышается минарет) была предназначена в основном для мусульманских жителей северной части Яффы. Во время «арабского мятежа» (1936–1939) это был главный центр пропаганды против евреев. С кануна Войны за Независимость и до взятия Яффы минарет использовался как идеальный наблюдательный пункт и снайперский пост для обстрела Тель-Авива.

В последние годы мечеть стала предметом горячих дискуссий, вызванных планом превращения ее в туристический центр. В 1982 году минарет рухнул, а его ремонтом занимались представители мусульманских религиозных институций. Сегодня он восстановлен.

 
Пахнет морем, пахнет рыбой —
Свежей, жареной – любой.
Грубо тесанные глыбы
В дымке темно-голубой
 
 
Мечены арабской кладкой,
Пахнет ржавчиной замков,
Ветром, музыкою сладкой,
Тихой плесенью веков.
 
 
Переулки, двери, ниши,
Хоры лестниц потайных,
Птицы, звезды, пальмы, крыши
И фонарики на них.
 
 
Все сюда во время оно
Забрели накоротке,
Гордый лик Наполеона —
На коньячном ярлыке.
 
 
Мир висит подлунной клетью,
А похмелья нет и нет,
До конца тысячелетья
Есть еще с десяток лет.
 

У среднего израильтянина слабое представление о правилах хорошего тона, поэтому считается нормальным перекрикиваться из окон домов; лузгать семечки в транспорте; выбивать ковры на балконах в шесть часов утра; останавливать машину посреди улицы, чтобы поговорить с приятелем; опаздывать на свидания и деловые встречи – короче, вести себя так, как будто не существует общепринятых норм поведения.

Поэтому так важна задача внедрения этих норм, которую взяла на себя госпожа Хана Бавли – уроженка России, бывшая скрипачка, живущая в Израиле уже добрых полстолетия. Больше двадцати лет появляется в газетах ее еженедельная колонка «Вежливость и хорошие манеры», в которой она отвечает на вопросы читателей, призывая их в первую очередь считаться с окружающими.

Хана Бавли часто выступает с лекциями и готовит себе преемников. Она любит бывать в толпе – на базарах или в автобусах и присматриваться к поведению людей, к их внешнему виду.

В летнее время на улицах, в транспорте и в учреждениях можно увидеть немало мужчин в рубашках, расстегнутых до пупа, но, видимо, деятельность Ханны Бавли постепенно оказывает влияние.

За последние годы дикторы телевидения, как и депутаты Кнессета, приоделись. Оказывают свое влияние и американские фильмы, которым принято подражать. А несколько лет назад в местной тель-авивской газете даже появилась иллюстрированная инструкция по завязыванию галстука.

Такие же трансформации испытал и «слабый пол». В одной из популярных израильских песен звучит ностальгический вопрос: «Где же они, девушки в сарафанах?» Сегодня сарафаны и косоворотки можно увидеть только у членов сводного киббуцного хорового коллектива «Гиватрон».

Но, как и все на свете, хорошие манеры имеют и обратную сторону медали или, если угодно, в разных местах понимаются по-разному. В Англии или в Америке, например, считается дурным тоном заскочить вечерком к соседям без предупреждения, а то еще и попросить о каком-либо одолжении. Там принято «соблюдать дистанцию». Еще большая дистанция существует на Западе между народом и властями.

А в Израиле никакой дистанции нет и в помине ни между соседями (тут могут даже присмотреть за детьми, если вам срочно надо куда-то уехать), ни между народом и властями. Приходу министра на центральный тель-авивский или иерусалимский рынок бурно радуются все торговцы. Многие из них, более чем вероятно, служили в армии под началом того же министра в бытность его командиром роты. Приезд главы правительства в городскую школу может сразу привести к политическим дебатам, в которых школьники будут отстаивать свои взгляды, нисколько не робея перед высоким гостем. Раз в год – в праздник Суккот – резиденция президента страны открыта для всех граждан Израиля, которые в этот день могут пожать руку президенту и его супруге и обменяться с ними несколькими словами.

Можно без конца приводить примеры эгалитарности израильского общества, однако дело не в них как таковых, а в том, что они дают представление и о другой стороне медали.

Даже не очень внимательному наблюдателю бросается в глаза тяга израильтян к общению.

Тут, видимо, сказывается традиционная еврейская черта, перешедшая по наследству к сабрам. Тут и особенность еврейских праздников и жизни в галуте. У наших праотцев были и пасхальный седер и шалаши, чтобы люди собирались вместе, а не оставались в одиночестве, в стороне. Нельзя забывать и о том, что Израиль находится на Ближнем Востоке, где чуть ли не круглый год открыты настежь двери и окна, где любят сидеть на лавочках и за столиками кафе, где каждый прохожий – потенциальный собеседник на любую тему.

Для Израиля нетипично такое понятие, как «мой дом – моя крепость». Дом среднего израильтянина по большей части – открытый дом, где собираются соседи, родственники и все, кто просто заходит на огонек.

Здесь нет столь распространенного в западном мире бегства от «каменных джунглей», желания спрятаться в своей конуре, уйти в свою раковину, как нет и жесткого разделения по имущественному цензу, столь тщательно оберегаемому в Европе и в Америке. В чем другом, может, и нет, но в строительстве демократичного общества израильтяне преуспели – тут уж ничего не скажешь.

Свободное и неформальное общение, характерное для израильтян, – один из факторов, устраняющих те барьеры и препоны, которые так мешают жить западному человеку.

Любовь израильтян к «шире б'цибур» тоже не курьез, а еще одно проявление тяги к общению, которое у них, как правило, происходит без водки и вина, в бесконечных воспоминаниях о совместной службе в армии, о совместной учебе, включая начальную школу и детский сад, о той или другой войне как общей вехе личной и общественной жизни.

Не менее, чем тяга к общению, для израильтян характерна готовность разделить радость и горе. На похороны жертв террористов приходят сотни людей, которые никогда не знали погибших лично, но жили с ними в одном городе или, по крайней мере, в одной стране, а в День Независимости «хору» танцуют всей толпой. Если прав Сент-Экзюпери и самая большая радость – это роскошь человеческого общения, то Израиль – очень радостная страна.

В опрос об образовании и воспитании был поднят в документальном фильме «Другое образование». Короткая дискуссия состоялась между основоположником экспериментальной школы профессором Моше Каспи и защитником традиционной школы, профессором Михой Хеном. Последний утверждал, что таких лентяев, как израильские школьники, нельзя спускать с привязи и давать им делать то, что они хотят. На это Моше Каспи возражал, что сегодняшняя школа тратит дорогое время на изучение ненужных предметов и не прививает тех качеств (инициатива, смелость, предприимчивость), которые нужны в жизни.

Но главные вопросы сводились к следующему: можно ли научить самостоятельно мыслить человека, который не научился самостоятельно и систематически работать? Можно ли вносить разнобой в общее образование? Нужно ли воспитывать в детях убеждение, что в жизни выживают сильнейшие?

В другой теледискуссии родители и директора школ спорили о политизации израильской школы. По закону 1953 года большинство в 75 процентов обеспечивает родителям возможность выбора желательного для них идеологического воспитания детей. Но до недавнего времени этот пункт закона не соблюдался. В свое время Давид Бен-Гурион стремился сделать школьное образование единым, однако под давлением религиозных партий согласился на создание отдельной системы религиозных школ. Религиозное воспитание оказалось очень эффективным, но и насаждение партийных принципов от него не отставало.

В ходе дискуссии один из родителей похвалялся тем, что его дети уделяют много времени изучению арабского языка, проблеме взаимоотношений с арабами, актуальным политическим новостям, тематическим экскурсиям «по местам боевой славы». Причем эти экскурсии никогда не совершаются на «оккупированные территории».

Другая участница передачи (мать четверых детей) категорически возражала против влияния партии Труда на школьную жизнь, а директор хайфской реальной гимназии настаивал на необходимости «политического образования, без которого у нас будет полный хаос». Но, видимо, речь идет не столько о политическом, сколько о партийном воспитании, и не будущих граждан, а будущих избирателей, в связи с чем один из депутатов Кнессета предложил проект закона, запрещающего навязывать школьникам определенную идеологию.

Сегодня осталось уже мало школ, где проводятся регулярные политинформации, и по большей части детей стремятся приучать к самостоятельному выбору политической ориентации.

Не меньше споров, чем система образования, порождает сегодня израильский киббуц.

Упоминание о киббуце вызывает у разных людей разные ассоциации. Одни представляют себе идеальную коммуну, трудовое сообщество счастливых членов коллектива. Другие не представляют себе, как можно жить коллективом и на всем готовом, а не пробиваться в жизни самому, проявляя свою индивидуальность. Третьи с ужасом отмахиваются от киббуца, вспоминая колхоз, трудодни и общие собрания. Четвертые мечтают о сельской глуши в сочетании с современным комфортом.

Киббуц, конечно, не колхоз. Такое понимание киббуца можно рассматривать только как курьез. Понять, что такое киббуц, едва ли возможно, не зная, когда и кем он был создан.

В революционную эпоху начала нынешнего века в Палестину приехали идеалисты, мечтавшие, как им и положено, об идеальном образе жизни, и построили закрытое общество, но в отличие от своих предшественников киббуцы кормили и продолжают кормить всю страну, хотя в них живет всего три процента населения.

В последнее время широко обсуждается вопрос о том, почему киббуцное движение охватил кризис и молодое поколение не хочет продолжать дело отцов. Вероятно, прежде всего суть в том, что ни идеализм, ни идеалы не передаются по наследству и что было идеалом для отцов не обязательно остается таковым для детей, а уж потом имеют значение и те перемены разного характера, которые со временем произошли в жизненном укладе киббуцов.

Шестеро киббуцников (в том числе и бывших) пришли в телестудию разобраться в интересном и важном вопросе: каково быть не такими, как остальные, в сегодняшнем киббуце?

Перед началом дискуссии был показан отрывок из нового израильского фильма «Аталия», рассказывающего о судьбе молодой вдовы, пытающейся строить личную жизнь вопреки нормам киббуцной жизни.

Пример, видимо, не очень специфичен для киббуца, потому что молодой вдове плохо и трудно и в городской жизни.

С другой стороны, не только «инаким» приходится вести ежедневную внутреннюю и внешнюю борьбу индивидуума с коллективом. Индивидуум зависит от коллектива и не может навязать ему свою волю, но обратное возможно, и такое положение вещей приемлемо далеко не для всех. Но, когда оно вызвано «духом времени», его легче переносить, чем когда оно идет вразрез с ним.

Английский писатель Джордж Микеш посетил Израиль в 1949 году, и его описание тогдашнего киббуца и сегодня не утратило актуальности. «Людей нашего мира, включая киббуцников, – пишет Микеш, – можно грубо разделить на две категории: на тех, кто подходит для киббуцной жизни, и тех, кто не подходит. Подобное разделение имеет отношение к разделению на „индивидуалистов“ и „стадный тип“.

Посещая обычный киббуц, вы видите там все, что ожидаете увидеть в сельскохозяйственном поселении: поля, коровники, конюшни, птицефермы; дома и бараки; столовую, читальные залы, ясли и школы; конторы, гаражи и мастерские. Все эти киббуцы были основаны людьми, которые поселились на большом или малом куске пустоши, болота или на скалистом холме и начали копать, осушать и очищать его обычно без необходимого оборудования. Эта борьба против недоброй и скаредной природы потребовала многих жертв, в том числе и в прямом смысле слова. Киббуцники были подлинными пионерами Палестины, они были вовлечены в интересный и удачный социальный эксперимент. Этот эксперимент все еще оказывает большое воздействие на жизнь киббуцников.

Разница между богатым и бедным киббуцами так же очевидна, как и разница между богатыми и бедными людьми. Процветание киббуца, как правило, но не всегда, пропорционально его возрасту».[50]50
  Д. Микеш «Молоко и мед» (на англ. яз.), изд. «Вингейт», Лондон, 1949 год.


[Закрыть]

Теперь у киббуцников есть свои домики с телевизорами, магнитофонами и даже видеомагнитофонами, и не нужно больше собираться в «Красном уголке». Наемные рабочие-арабы и большое число зарубежных добровольцев привели к тому, что появилось разделение на «черный» и «белый» труд. Нееврейские добровольцы внесли сумятицу в умы киббуцной молодежи, познакомив ее с алкоголем, наркотиками, «диско», свободной любовью и прочими атрибутами «сладкой жизни».

Киббуц по-прежнему берет на себя все материальные заботы о своих членах, и у них нет ни «перебора» в банке, ни счетов за электричество, ни боязни за завтрашний день, а достаточное ли это вознаграждение за утрату стимула пробиваться в жизни своими силами и возможность принимать самостоятельные решения – решает каждый отдельный человек.