
Текст книги "Черная заря"
Автор книги: Владимир Коротких
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Андрей, постелив плащ-палатку, тоже улегся и попытался уснуть. Он ненадолго задремал. Но сон был прерывистый, неспокойный и больше нагонял усталости, чем отдыха. Он сел и закурил, потом извлек из планшета карту, развернул, посветил на нее фонариком и, поднявшись, пошел к бэтээрам взвода Вавилкина.
– Позови командира, – сказал он бойцу, стоявшему у бэтээра.
– Я здесь, Андрей, – отозвался изнутри Вавилкин. – Залезай сюда.
Андрей влез в БТР. Вавилкин включил внутреннее освещение и спросил:
– Не спится? Я тоже ворочался, ворочался. – Он посмотрел на часы. – Скоро уже выдвигаться, считай, выспались. А ты что с картой?
Андрей поднес карту ближе к светильнику:
– Смотри, Дима, вот твоя позиция, – он указал карандашом место на карте. – Она?
– Да, правильно, – спокойно ответил Вавилкин. – А что тебя смущает, позиция как позиция.
– Есть тут один нюанс. Я неделю назад там ведь уже был, когда вертолетчиков отбивали. Дело в том, что как раз посередине твоей позиции в горы ведет тропа, с которой духи пытались вертолет достать, а потом по ней и ушли. С той точки зрения, чтоб не дать духам из кишлака на нее прорваться, место удачно определено. Но если духи, наоборот, с гор в кишлак направятся своим на помощь? Они как раз тебе в тыл выйдут.
– Так, так, – оживился Вавилкин. – А про тропу наши, значит, не знают? – Он достал свою карту и нанес ее карандашом.
– Выходит, что не знают.
– Так. – Вавилкин сосредоточенно смотрел на карту, прикидывая варианты размещения взвода. – Что скажешь?
– Я вот что думаю, Диман. Надо вам стать правее от тропы, вплотную к горе. Она вам будет как укрытие с тыла. Позицию по отношению к тропе уступом сделаешь. И местность хорошо простреливаться будет, и тропа. Со своей стороны я за тропой наблюдение организую, снайпера посажу.
– Да, Андрюха, спасибо, а то могли бы врюхаться. Спасибо.
– Да брось ты. Еще посмотри, – Андрей снова указал на карту. – Со стороны дороги на твое место проехать очень сложно. Там овраги, можно на подъеме забуксовать. Долго будешь карабкаться, уклон для бэтээра критический. Надо вот так пройти – по полю, – он провел карандашом по карте Вавилкина. – В пять утра уже светло будет. Как подъедем по дороге к спуску в кишлак, я со своими уйду влево и пойду вдоль оврагов, а ты спускайся к кишлаку. На левой окраине поля у оврагов увидишь наш подбитый БТР. Перед ним арык. В том месте арык сужается, там его и перескочите, а дальше мимо сбитого вертолета сразу и выйдешь на свое место.
– Ага-а-а, – покачал головой Вавилкин. – Ну, Андрей, тебе надо экскурсоводом работать, а ты в пехоту подался.
– Потом, как все утихомирится, организуем с тобой сюда туристический маршрут по местам боев при защите афганской революции. Будем водить туристов и культурно указочкой показывать, а тут, мол, мы с Диманом…
– Ой, Андрюха, вряд ли, – Вавилкин рассмеялся. – Я тут больше года, а что-то революционно настроенных масс, кроме духов, не видал. Мне вообще кажется, что Грибоедов тут только час назад с дипмиссией проехал. Ну какая тут, на хрен, революция? Поначалу афганские войска с нами в рейды пробовали ходить. А теперь, видать, они на нас обиделись и сказали, что больше не будут помогать нам защищать ихнюю революцию. Они и значения этого слова, скорее всего, не понимают. Для них революция как женское имя, не более того. Так что, сдается мне, мы этой дамой единолично обладаем! Только вот удовольствия маловато, уж больно она фригидная!
– Думаешь?
– Знаю.
– Ну а выход какой тогда?
– А никакой, – Вавилкин сворачивал карту. – Я для себя только такой определил выход. Раз эта хренятина про построение светлого будущего для братского народа меня не сильно возбуждает, то надо просто нормально воевать, не думая о том, что нет у нас здесь священного права орать в бою: «За Родину, за Сталина!» Деваться некуда, духи нам спуску не дадут, а значит, надо тоже молотить их без лишней застенчивости. У них свои законы войны. Пленных не щадят. Весной двое наших солдат из полка, пока колонна стояла, решили в духан, магазин по-ихнему, забежать. Забежали и гуд-бай. Потом к нашим позициям их головы в мешке подбросили. Но бывает и хуже, когда живого наркотой накачают и подбросят к позициям. Только этот живой с выколотыми глазами, проткнутыми ушными перепонками и без языка. И жизнь его теперь будет состоять только из воспоминаний и сумасшедшего бреда. Поэтому, Андрюха, я думаю, чем больше мы их угробим, тем больше наших солдат домой вернутся и детей смогут на свет произвести.
Они вылезли из бэтээра. Андрей бросил взгляд на часы:
– Надо народ поднимать. Давай, Диман, удачи нам всем. Будем связь держать.
– Давай, Андрюха.
Когда на горизонте забрезжила светло-серая полоска, колонна бронетехники тронулась, разрывая предутреннюю тишину ревом моторов, тускло освещая дорогу светомаскировочными фарами.
Рассвет застал их на подходе к кишлаку. Достигнув спуска, колонна стала расползаться в разные стороны, охватывая границы кишлака со своего направления. Находясь на возвышенности, Андрей видел, как в это время кишлак окружали войска. Границы кишлака со всех сторон четко очерчивались поднимающимися к небу столбами пыли от подходящей бронетехники. Его как бы изъяли из остального мира, поместив внутрь этого гигантского пыльного цилиндра.
Взвод Андрея повернул влево и последовал вдоль оврагов, уже знакомым ему маршрутом. Три бэтээра взвода Вавилкина двинулись по дороге на спуск, затем тоже взяли левее и быстро пошли по полю, преодолев арык, минуя подбитый БТР, и скоро заняли свое место у горы.
Рассредоточив свои бэтээры на возвышенности, Андрей приказал личному составу рыть окопы. В пятидесяти метрах ниже закрепилась минометная батарея, бойцы которой тоже уже работали кирками, ломами и лопатами, долбая каменистый грунт. Солдаты работали быстро. Одни долбили, другие следом выбрасывали лопатами грунт и камни, укладывая их в бруствер. За время службы они успели отрыть столько земли, что делали это, не натирая мозолей. Рукоятки кирок и черенки лопат до блеска были отполированы их ладонями. Не копали только пулеметчики, следившие за обстановкой через прицелы башенных пулеметов, и снайпер Мамаджонов, которому Андрей поручил контролировать горную тропу. Сам он осматривал окрестности в бинокль. На противоположной, степной, стороне работала инженерная техника. Там навстречу друг другу двигались два тягача со специальными механическими устройствами, быстро отрывая траншеи, которые сразу же занимали солдаты. Затем он понаблюдал за взводом Вавилкина и перевел взгляд на свой подбитый БТР. Тот, черный от копоти, лежал брюхом на земле, раскинув в стороны, как уставшие лапы, рычаги колесной подвески с остатками недогоревших покрышек. Его корма была разорвана. Задние бронелисты, некогда защищавшие баки, были искорежены взрывом и валялись рядом. Он вызывал чувство сострадания, как собака, лежащая на дороге, сбитая проезжающей машиной. Осматривая БТР, Андрей удивлялся тому, как смогли уцелеть Артист и Орешин. Как они сейчас? Рощупкин с Рукавицыным вряд ли уже вернутся. До дембеля, а может, и дольше лечиться будут.
Часа через два окопы и ход сообщения с минометной батареей в основном были готовы. Оставались только архитектурные мелочи в виде обустройства удобных огневых точек с полным охватом секторов стрельбы.
Солнце, не знающее в этих местах облаков с апреля до ноября, уже вовсю кипятило небо. Бойцы перекуривали, сидя на дне окопов. Стояла полнейшая тишина. Казалось неправдоподобным то, что эта тишина в любой момент взорвется от красного света выпущенных с КП ракетниц. Огромный кишлак выглядел совершенно необитаемым. Улицы были пусты, как после эпидемии.
А может, там и в самом деле никого нет? Может, все уже разбежались к чертям собачьим? Может, и не придется колошматить друг друга? – Андрей понимал, что мысли эти напрасны. Наверняка в кишлаке хорошенько подготовились к проведению торжества по случаю их прибытия. Он хорошо помнил ночной разговор в бэтээре, и теперь, понимая, что свербит в темечке не только у него, он не стеснялся признаться самому себе, что вовсе не жаждет проявления своего геройства на ниве борьбы за неизвестно какие идеалы. Вместе с тем он понимал и то, что, выполняя приказ, воевать будет до последнего патрона.
Но мало-помалу улицы кишлака вдруг стали оживать. На них сначала показались одинокие женские фигуры в чадрах и старики. Потом их становилось все больше и больше. Между ними сновали дети. Появились домашние животные – лошади, ослики, запряженные в тележки с наваленным на них скарбом. Улицы быстро заполнялись людьми, спешащими по дорогам на выход из кишлака. Они шли длинными вереницами в разных направлениях, покидая свои дома, сотнями уходя в степь.
Бойцы стояли в окопах и молча смотрели на эти людские потоки, вытекающие из обжитых мест.
– Ого, как их много, – услышал Андрей за спиной голос Шестака.
– Куда они уходят?
– По другим кишлакам, наверное, к родственникам. А может, и никуда, просто в степи будут пережидать. Молодцы духи, выпустили, а бывало, не выпускали, сразу по нам палить начинали. Много народищу уходит. – Шестак вздохнул и, смачно плюнув на бруствер, раздраженно сказал: – В геологи надо подаваться!
– Ладно, не стони, – перебил его Андрей. – Может, у тебя какие другие предложения есть?
– Да ну, какие предложения? Щас ракета пойдет, и начнем! Какие еще могут быть предложения?! У духов тоже небось других предложений нет. Взяли бы да и сдались, мудачье! Че им? Потом все равно власти их отпустили бы! Может, конечно, кого и стрельнули бы, но ведь не всех же подряд! Они их тоже ведь как-то сортируют.
Шестак смотрел на кишлак и продолжал рассуждать:
– У них там небось в каждом доме пулеметная точка. Мы в этот раз, как Рома Рябов на курорте – только по горлышко, а вот наши мужики из полка и десантура, – он указал на противоположную окраину кишлака, где стояли десантные бронемашины, – по самую макушку туда залезут.
– У нас задача сейчас другая. Мы за батарею ответственность несем и вместе со взводом Дирижера отходы духам перекрываем. Вот через месяц в рейд пойдем, там и навоюешься, до блевотины!
Время шло. Мирные жители уже далеко отошли и скрылись из виду.
– Чего-то ракеты нет? Не торопятся наши, – не утерпел Шестак.
– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Может, договариваются с духами о капитуляции? Хотя вряд ли они народ выпустили, чтоб самим теперь сдаваться.
В кишлаке и вокруг него по-прежнему не было никакого движения. Все – кишлак, техника и люди застыли, как на фотоснимке. Только стая разномастных голубей кружила вдалеке над развалинами древней крепости, о которой в рассказе упоминал Блинов, да пара больших полотняных холстов плавно колыхалась на веревке во дворе крайнего дома. Минометчики сидели рядом с минометами, стоявшими в полукруглых капонирах, и тоже смотрели на кишлак, окраина которого находилась под пригорком, всего в двухстах метрах.
Жара усиливалась, съедая миражом дальнюю окраину кишлака. Стоявший неподалеку Горчак снял с головы каску, бросил ее на дно окопа, оставшись в панаме, и блаженно сказал:
– Вот и голова зараз полегчала.
Шестак, глядя на него, постучал пальцем по каске на своей голове:
– Это у тебя от жары мозги выкипели, поэтому и голова полегчала. Надень горшок! А то снайпер твое пустое мозгохранилище расколет! Надевай, я сказал!
Горчак напяливал каску и недовольно ворчал:
– От, Шестак, недобрый ты человик. От був бы я твоим командиром, то я б тебе обязательно дозволил бы касочку снять, из жалости.
– А ты меня не жалей! Че ты меня жалеешь?
– Да я не тебя, я касочку жалею. Металл, он, говоря по-научному, тоже ведь усталость накапливает от постоянной нагрузки. Представляешь, скильки вона от твоей башки за усе время натерпелася? Ей инвалидность полагается. Тебе вообще каску не треба выдавать. С твоего лба и снаряд срикошетит!
– Ишь ты, какой ученый! Где нахватался?!
– Знаю, где. Я, може, потим в яку академию учиться подамся! Може, який рекорд научный поставлю!
Рябов, стоявший чуть позади Горчака и сосредоточенно глядевший на кишлак, не поворачивая головы, как бы между прочим заметил:
– Ага, ты поставишь. Доярка Маша дала рекорд: девятый месяц – восьмой аборт! Запомни частушку, на свадьбах будешь петь.
Андрей не смог удержаться от смеха, наблюдая за этими бузотерами, в которых жизнь кипела, несмотря на серьезность момента.
Их прервал возглас бойца Ложкина:
– Летят! Аж восемь штук!
Все оглянулись назад. Со стороны пустыни невысоко над землей к кишлаку летели несколько точек. Издалека могло показаться, что это стайка птиц. Они быстро росли в размерах.
– «Крокодилы» – «Ми „двадцать четвертые“»! В струночку идут! – восхищался Ложкин.
Звук, опережающий полет, сначала принес легкое прерывистое приятное посвистывание, перерастающее в глухой низкий булькающий свист работающих вертолетных двигателей. Они летели точно на их позицию и вскоре пронесли низко над ними свои мощные бронированные, пятнистые тела с небольшими крылышками по бокам, на которых были подвешены кассеты с реактивными снарядами. Бойцы, глядя вверх, инстинктивно вжали головы в плечи. От такого прохода, похожего на эффектный трюк, по их спинам пробежал легкий нервный озноб.
«Отчего пилоты сделали такой маневр? – подумал Андрей. – То ли приветствовали свои войска, то ли отдали дань тому подбитому вертолету? А может, и то и другое?»
Вертолеты тем временем резко пошли вверх, забравшись на высоту около сотни метров, вошли в пространство над кишлаком и двинулись по кругу. Они медленно, с постоянной скоростью, летели друг за другом, словно танцуя сиртаки, слегка наклонив книзу носы с жалами пулеметов. Звук их двигателей слился в один глухой тяжелый гул.
Кишлак внезапно ожил звуками пулеметных очередей и множеством трассирующих пуль, длинными струями потянувшихся к вертолетам. Плотный веер трассеров, похожий на праздничный фейерверк, быстро метался из стороны в сторону, сопровождая летящие цели.
В этот момент один вертолет, резко опустив нос, вывалился из общего строя и, наращивая скорость, камнем устремился к земле. Казалось, сейчас он вдребезги разлетится от удара о грунт. Но когда до земли оставалось каких-нибудь двадцать метров, он выпустил из-под крыльев залпом несколько реактивных снарядов и, быстро выровнявшись, снова ушел вверх, заняв прежнее место среди остальных. За ним этот маневр повторили по очереди все вертолеты. Плавная танцевальная карусель сразу превратилась в чертово колесо. Рвущиеся снаряды выбрасывали короткие всплески огня, вздымая вверх землю и круша строения. Вертолеты раз за разом исполняли этот пируэт. Но огонь с земли почти не ослабевал. Андрей видел в бинокль, как духи, перебегая с места на место, меняли дислокацию и снова открывали стрельбу. За дальним краем кишлака одновременно сверкнуло несколько ярко-белых вспышек, принеся с собой грохот. В середине кишлака к небу взметнулись стройные столбы разрывов. Это начал работу полковой артиллерийский дивизион. Вспышки повторялись, снаряды ложились кучно, перепахивая определенный квадрат.
В действие вступила и минометная батарея, озвучивая свою роль негромкими хлопками выстрелов, обрабатывая окраину кишлака. Мины рвались во дворах, при ударах о толстые каменные куполообразные крыши и стены домов, а также о высокие каменные заборы. Разрушений и ощутимого вреда противнику мины практически не причиняли, совершенно не подавляя огневых точек, откуда по взводу Андрея и по самой батарее уже вовсю били пулеметы.
Бэтээры взвода вели ответный, но малоэффективный огонь, поскольку подавить в таких условиях хорошо устроенные пулеметные гнезда было делом весьма проблематичным. Бойцам, находящимся в окопах, Андрей дал команду прекратить автоматную стрельбу ввиду ее бесполезности.
Минометчики тоже сократили огонь. Хлопали только два из десятка минометов, выборочно обстреливая глухие дворы. Бойцы остальных минометных расчетов колдовали в окопах над ящиками с боеприпасами, вытаскивая мины, потом укладывая их на место.
Андрей, пригнувшись от непрерывно звякающих по брустверу и свистящих над головами пуль, спустился по ходу сообщения к минометчикам.
Увидев его, командир минометной батареи, капитан с пшеничного цвета усами, сидевший с сигаретой в зубах на ящике из-под мин, махнул ему рукой.
– Заходи, сосед, садись, покури, сейчас колпачки наденем, сразу дело веселее пойдет.
– Какие колпачки?
– На мины. Их со взрывателей перед стрельбой снимают, чтобы мина на земле разрывалась для эффективности поражения противника. А мы их назад наденем. Может, крыши таким способом пробьем, чтобы внутри домов рвались, а то, сам видел, никакого шика от стрельбы, как ватой по заднице водим! Минут пять осталось.
Андрей тоже закурил и, пока бойцы быстро надевали колпачки на носы мин, смотрел из окопа, как вертолеты продолжают утюжить кишлак, завывая двигателями на выходе из виражей. На смену им, расстрелявшим боезапас, пришли другие и, приняв эстафету, тоже стали крутить смертоносную карусель.
– Смотри, вертолет повредили! – Андрей указал комбату на один из вновь прибывших вертолетов, который, снижаясь, быстро уходил от кишлака, заметно подымливая двигателем и слегка болтаясь из стороны в сторону.
– Да, задели ребят. За кишлак вроде бы сможет дотянуть. Хотя глянь-ка! – он дернул Андрея за рукав. – Этот вертолет с бомбами! Он их уже и сбросить не может – над нашими идет, а если жестко сядет – могут рвануть!
Они провожали взглядом быстро снижающийся и все больше дымящий вертолет, под крыльями которого висели бомбы внушительных размеров. Миновав территорию, занятую войсками, он выпустил шасси, снижаясь и уходя дальше и дальше в сторону пустыни, оставляя за собой черную дымную ленту. Медленно на бреющем полете он шел над ровной степью и, наконец, коснувшись земли колесами, немного прокатился и резко стал, окутываясь дымом. Видно было, как из него выскочили люди и быстро побежали прочь, спасаясь от огня. Машина быстро разгоралась и вскоре была полностью охвачена ярким пламенем.
– Готово, товарищ капитан! – крикнули со стороны расчетов.
Командир батареи провел рукой по усам.
– Заряжай! – Он быстро глянул в бинокль на кишлак и скомандовал: – Огонь!
Минометы захлопали почти одновременно. Мины, описывая в воздухе дугу, одна за другой стали находить цель, пробивая крыши и глухо разрываясь внутри помещений. Пара пулеметов сразу прекратила стрельбу.
– Та-а-ак, теперь посмотрим, у кого хозяин длиньше! – Командир батареи глянул в бинокль. – О, это ж совсем другой коленкор! – И снова скомандовал: – Беглым, по пять выстрелов, огонь!
Андрей, пригибаясь, быстро поднялся на свою позицию. Кишлак утопал в пыли и огне. Вертолеты, отстреляв реактивные снаряды, отходили в сторону. Им на смену прилетела четверка других, которые с небольшой высоты сбросили бомбы замедленного действия и быстро ушли. Было хорошо видно, как из-под их крыльев отваливались внушительные железные чушки и, падая в намеченное место, поднимали столбы пыли. Примерно через двадцать секунд, когда вертолеты уже покинули пределы кишлака, земля с оглушительным адским грохотом рванулась к небу несколькими гигантскими черными разрывами, доставая горячим порывом мощной взрывной волны стоявшие вокруг кишлака войска. Громадные грибы из размолотого грунта и мусорной пыли, в которую мгновенно превратились некогда жилые постройки, застыли в воздухе, затеняя солнечный свет. Они долго не оседали на землю, плавая и красуясь в атмосфере, постепенно затягивая грязными юбками окружающее пространство, засоряя глаза и перехватывая дыхание.
Разом все стихло, затаившись в черном тумане. Противники не видели друг друга и ждали возвращения дня.
Солнечные лучи, стрелами пробиваясь сквозь мрачную завесу, постепенно отвоевывали лоскутные фрагменты оглушенного пейзажа, обнажая глубокие воронки с обширными проплешинами вокруг них.
Бойцы хрипло кашляли, отхаркиваясь от пыльного талька, тяжестью осевшего в легких.
Снова установилась тишина, длительность которой теперь не вызывала вопросов. Всем было ясно, что артподготовка закончена и вот-вот начнется следующий, основной этап операции, который даже при самом удачном раскладе никогда не бывает со счастливым концом.
Кишлак, как и вначале, казался вымершим. Только вместо голубей над развалинами крепости, по полю и у окраины кишлака бегало стадо обезумевших баранов. Контуженные животные метались по полю, падали, теряя равновесие, как пьяные, снова вскакивали, бежали и, попадая в арык, захлебывались и тонули.
То тут, то там из узких окон домов вырывалось пламя, облизывая суетливыми оранжевыми языками стены. При полнейшем безветрии оно быстро разгоралось, стремясь захватить все большую территорию. Но высокие каменные заборы, разделяющие дома, ограничивали власть огня, вынуждая его бесноваться и гудеть лишь в местах своего появления, как в огромных горелках, беспорядочно разбросанных по всему кишлаку.
Воспринимая трагичность события, Андрей все же ловил себя на мысли, что невольно любуется этой картиной, живописность которой создало не одухотворенное сознание человека, а сотворенный им хаос. Хаос, вызывающий ужас как творение, при абсурдности присутствия здесь красоты как явления. Явления мертворожденного и зловещего.
Вмиг со стороны командного пункта в небо полетели несколько красных ракет. Они заставили бойцов встрепенуться и прильнуть к брустверу.
– Двенадцать, ровно, – сказал вслух Андрей, посмотрев на часы.
Стоявшая до этого неподвижно с противоположной стороны бронетехника одновременно двинулась к кишлаку, втягиваясь в его улицы и расходясь по ним в разных направлениях. По пути из нее высаживались солдаты, проникая во дворы и дома.
Сразу же началась стрельба, которая слилась в один сплошной оголтелый треск, сопровождаемый взрывами гранат. Сложно было на слух определить калибр оружия и направление стрельбы. Дома, как амбразуры, ожили прерывистым автоматно-пулеметным огнем. Андрей видел, как от гранатометного выстрела загорелся БТР, перегородив узкую улицу. По улицам, стреляя из всех видов имеющегося вооружения, продолжала медленно продвигаться бронетехника, прячась за которой, пробирались солдаты. В стороне подпрыгнула от взрыва наехавшая на мину гусеничная бронемашина десанта. Резко крутнувшись на месте, она застыла, выпуская густой дым из открытых люков. Следовавшие за ней десантники залегли, укрываясь от огня. Затем двое из них прыгнули в дымящую бронемашину, а остальные перебежками пробрались вдоль стены и скрылись во дворе дома, откуда по ним велась стрельба. Двое десантников быстро вытащили из машины водителя, башенного стрелка и, взвалив их на плечи, вынесли к окраине. Там, передав их оцеплению, они снова вернулись в кишлак к своим, которые к этому времени уже утихомирили стрелка, забросав гранатами огневую точку.
Ожила и окраина. По минометной батарее и по их взводу вновь открыли плотный огонь из окраинных домов. Под прикрытием этого огня духи, как тараканы во время травли, лезли из всех дворов и бежали на помощь своим отражать наступление войск.
Минометчики стреляли беглым огнем, снова и снова подавляя огневые точки и поражая перебегающих духов, которые, хоронясь меж строениями, все же ускользали в лабиринты местной архитектуры.
Взвод Андрея тоже вел стрельбу из всех видов оружия, не жалея патронов, которых было в достатке загружено в бэтээрах.
Когда последний пулемет на их стороне умолк, а часть побитых духов осталась лежать на развалинах уже порядком разрушенных окраинных домов, стрельбу прекратили.
Там же, где велось наступление, стрельба только усиливалась. Андрей, ощущая некоторую неловкость от невозможности помочь своим товарищам, спустился к минометчикам и, подойдя к командиру батареи, спросил:
– Слушай, бог войны, как думаешь, может, посоветоваться с начальством насчет того, что я тебе оставлю сверху в прикрытие человек семь, а сам с остальными зайду с тыла, займу крайние дома и буду духов с нормального расстояния гробить, а то от нашей стрельбы пользы маловато.
Капитан улыбнулся в усы и ответил:
– За комплимент тебе спасибо! Только мы не боги войны, артиллеристы боги войны, а мы минометчики. Как говорят: «Курица – не птица, прапорщик – не офицер, минометчик – не артиллерист!» Поэтому мы не боги, а всего лишь ангелы. Но это тоже почетно, правда ведь? – И, словно читая мысли Андрея, продолжил: – Чего, совесть мучает, пехота? А ты зря не мучайся. Если ты эти дома, к примеру, возьмешь, то когда духи назад побегут, как я их долбать буду? По тебе попаду! Там ты их своими силами все равно не удержишь, а если и удержишь, то под огонь наших с той стороны попадешь, они же тебя не видят и будут дубасить вместе с духами. Опасно, так что лучше охраняй меня, ситуация по-разному сложиться может.
Андрей снова вернулся на свое место и разрешил бойцам пока пообедать сухим пайком.
За первые пять часов, при мощном сопротивлении, войска сумели овладеть только крайними улицами, немного потеснив духов к середине кишлака. Наступление приостановили. Снова начал работу артиллерийский дивизион, нанося удары по новым координатам, помогая подавлять очаги сопротивления. В это время с улиц тягачи оттаскивали подбитую технику. Раненых и убитых эвакуировали от кишлака на площадку, где их забирал вертолет.
Минометчики постреливали по предполагаемым целям, а больше на всякий случай, потому что реальные события разворачивались на другой, противоположной, стороне, где снова началось наступление.
Андрей забрался в БТР, надел шлемофон и наблюдал в командирский прибор за развитием событий.
Радиоэфир работал на полную загрузку. В наушниках слышался треск стрельбы и, в основном, отборный русский мат, который для неотложного объяснения задачи в бою являлся универсальным по доходчивости средством, невзирая на национальную принадлежность собеседников. На других волнах на фарси возбужденно изъяснялись духи, иногда слышалась и английская речь.
К концу дня противоположная окраина стала постепенно переходить под войсковой контроль. Духи, отступая, смещали позиции в сторону минометной батареи, которая ближе к вечеру вела огонь почти без перерыва. Половину взвода Андрей задействовал в помощь минометчикам. Бойцы помогали подтаскивать боеприпасы по ходам сообщения от стоявших в овраге двух грузовиков.
Первый день операции постепенно подходил к концу. Огонь прекратился. Войска закреплялись на отбитых территориях, а духи укрепляли оборону, готовясь к следующему дню.
К Андрею в окоп поднялся командир батареи.
– Спасибо за помощь. Извини, раньше не представился. Сомов Олег, – он протянул руку.
– Ласточкин Андрей.
Сомов посмотрел на горы и сказал:
– Часа через три стемнеет. Моей батарее на всю ночь работы хватит. Светить будем. Ночью по лощине, – он указал на поле, – духи могут к горам двинуться, так что это теперь по вашей части, смотрите не прозевайте.
– Ты свети поярче, а мы не прозеваем. Будь спокоен.
– Ладно, не обижайся, я так. – Он дружески еще раз пожал Андрею руку. – Пойду, хоть часок подремлю. А то всю ночь зенки пялить придется.
Андрей последовал его примеру, оставив четверых наблюдателей, объявил всему взводу два часа отбоя. Бойцы сразу улеглись на дно окопов. Андрей тоже снял каску, подложил под голову панаму и заснул.
Когда его разбудили, на кишлак опускалась сумеречная тень. За горой догорало красноватое зарево, отбрасывая легкий багрянец на раскинувшееся вдали волнистое брюхо пустыни. На смену быстро догорающему закату долину заполняла ночь, соединяя небо с землей в одну сплошную черноту, причиной которой было отсутствие луны. Вместо нее на небе висел остроносый молоденький месяц, под нижним краем которого, как сережка, поблескивала одна маленькая звездочка. Блаженно парящие по небосклону, они были одни в бесконечности затушеванного пространства. Им явно было не до освещения. Зато до освещения было капитану Сомову, который невольно заставил вздрогнуть засмотревшегося в небо Андрея громкой командой: «Огонь!»
Пара минометов хлопнула, и через секунду в небе над кишлаком вспыхнули две осветительные мины. Их свет был настолько ярок, что, казалось, наступил полдень. Мины медленно опускались вниз на парашютах, покачиваясь из стороны в сторону. Когда они приближались к земле, снова хлопали минометы, посылая им смену. Местность просматривалась прекрасно. Бэтээры светили своими мощными прожекторами в сторону горы, откуда духи могли пойти в кишлак. Никто не стрелял. Так продолжалось до самого утра.
Ровно в пять утра опять послышалось легкое прерывистое посвистывание, вслед за которым в пространство кишлака ворвались несколько вертушек и, как накануне, начали перепахивать позиции духов. В этот раз бомбометание не производилось, из-за опасности навредить своим войскам, чьи позиции вплотную граничили с противником. Обработкой целей занимался и артиллерийский дивизион. Вновь началась перестрелка, погрузившая противников на весь день в безостановочно стреляющее, кипящее взрывами варево. Театр боевых действий, точно на бис, вдохновенно проигрывал ту же пьесу, все больше разрушая декорации и теряя актеров. Наступившая ночь также озарялась осветительным фейерверком, давая передышку всему актерскому составу.
Перед рассветом к Андрею пришел Сомов вместе с командиром батальона майором Козинцовым.
Козинцов объяснил Андрею задачу:
– Готовь БТР. Экипаж не брать, только водитель и стрелок. Будут сопровождать машину минометной батареи. В полк, за минами поедут. Выгоняй на дорогу, через полчаса выдвигаетесь. – Отдав распоряжение, он ушел.
Андрей спросил Сомова:
– А чего же сразу мин, сколько надо, не взяли?
Сомов досадливо махнул рукой.
– Не было столько, подвезти не успели. Взяли, сколько было, думали, хватит. Крепко духи сидят. Мин у меня максимум до обеда осталось. Час назад их в полк подвезли, надо ехать за ними.
– А че, из полка их привезти некому?
– Значит, некому. Откуда я знаю? Когда сюда уходили, там только боевое охранение и караул остались. Все здесь.
– Ясно, не обижайся. Это я так, из любознательности. От тебя кто поедет?
– «Урал» бортовой пойдет. В нем прапорщик – старшина батареи и водитель, – ответил Сомов, уходя вниз на батарею.
Андрей подошел к бэтээру и постучал по броне:
– Ричард, покажись!
Из водительского люка показалась голова в шлемофоне.
– Уже здесь.
– Где Хмиль?
– Здесь, – Ричард кивнул головой в глубину люка.
– Выгоняй БТР на дорогу, поедете в полк за минами.
– Понял. – Ричард скрылся в люке и сразу запустил двигатели.
БТР вырулил к дороге, на которой носом по направлению к кишлаку стоял танк. За ним подъехал и грузовик «Урал» из минометной батареи. Андрей стоял рядом с бэтээром. Подошел командир батальона. Посмотрев на Андрея, он сказал: