Текст книги "Неотвратимость"

Автор книги: Владимир Печенкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Ювелирная работа

1

– Вставайте, Женя, десятый час уже.

– А? Ну и что? Я же в отпуске, Вера Игнатьевна, могу спать, спать…

– Женечка, так весь отпуск проспите.

– Нет, это я только в поезде. Вот приеду на Черное море, заведу себе бессонницу. Днем буду купаться, загорать. А ночью сидеть на берегу– знаете, где-нибудь на скале, смотреть на морские дали под луной, слушать прибой, соловья…

– И нежный шепот?

– А что? – улыбнулась Женя лукаво. – Незамужним можно.

Она сладко потянулась, приподнялась на локте и посмотрела в окно. Скорый № 13 «Хабаровск – Москва» мчался по сибирским просторам. На неподвижном голубом фоне июльского неба сливались в сплошную полосу солнечно-зеленые вершины сосен.

– А далеко еще до Байкала?

– Далеко! Вставайте, чай принесли, остынет.

– Пусть, я горячий не люблю.

Она еще зевнула, потянулась и рывком села в постели.

– Встаю, уговорили. Умываться очередь?

– Давно все умылись.

Женя нащупала ногами босоножки. Вскинув тонкие бровки, приоткрыв рот, посмотрела в дверное зеркало.

– Ой, какая встрепанная! – Запахнула пижаму и озабоченно глянула на верхние полки – Попутчики наши где?

– Завтракать ушли в ресторан.

Девушка нагнулась, придерживая одной рукой длинные черные волосы, вытащила из-под сиденья большую хозяйственную сумку, расстегнула замок «молнию». На смятые простыни выложила полотенце, коричневую дамскую сумочку, потрепанную книжку, мыльницу, недовязанный коричневый шарф с пластмассовыми спицами.

– Какая красота у нас! – глядя в окно, сказала Вера Игнатьевна. – Всю жизнь вижу – и не могу наглядеться. Посмотрите, Женя, вон там ручеек в зарослях…

– У нас, в Магадане, природа не хуже, – ответила девушка, отыскивая что-то в сумке. – У нас знаете как… И куда я подевала зубную щетку?

Вера Игнатьевна повернула к ней седеющую русую голову.

– Сразу видно, Женечка, вы патриотка Магадана – захватила на южный берег горсть северной магаданской земли.

– Какой земли?

– Да вот же, – Вера Игнатьевна собрала с простыни щепотку песка. – Интересный какой песок. Это у вас такой речной? Или у моря?

Женя замерла над ее ладонью.

– Это же золото, россыпное золото! Откуда оно у вас, Вера Игнатьевна?

– У меня? У вас, Женя, с вашего вязанья просыпалось на простынь. Такое вот оно и есть, золото? Вот никогда бы не подумала. В самом деле, откуда оно у вас?

– Н-не знаю… Честное слово, не знаю! Я его видела, только когда на экскурсию ездила, на прииск, нам показывали.

– Но оно из вашей сумки, – голос Веры Игнатьевны утратил добродушные нотки.

– Клянусь вам, не знаю, как оно туда… – Девушка испуганно смотрела, как Вера Игнатьевна приподняла недовязанный шарф – с него упало еще несколько тяжелых рыжих песчинок.

– Странно. Так вы работаете на прииске?

– Нет же, нет, в самом городе, в Магадане, медсестрой в поликлинике! В городе нет приисков! Вера Игнатьевна, голубушка, не говорите никому, пожалуйста…

– Наоборот, вы должны немедленно заявить об этой находке.

– Ой, что вы! Знаете, как с этим строго!

– Тем более. Идите сейчас к начальнику поезда.

– Но я, Вера Игнатьевна, в самом деле ничего не знаю, не брала никакого золота! Представляете, начнут разбираться, задержат, ой… И тогда пропала моя путевка, в другой раз ведь не дадут на юг. Нет, я же не виновата!

Вера Игнатьевна аккуратно завернула щепотку песка в газетный обрывок.

– Как знаете, Женя. Я сама пойду.

– Подождите… Ой, ну не надо же! Откуда? Вы думаете, я украла?

– Если не виноваты, так чего же боитесь?

Они притворили дверь купе и пошли по коридору, впереди Вера Игнатьевна, за ней удрученная Женя. У поднятых окон стояли и курили мужчины, украдкой поглядывая им вслед.

Рыжая девчонка-проводница насупилась:

– Зачем вам начальник поезда? Плохо вас обслужили, да?

– Хорошо обслужили. Мы не собираемся жаловаться. Но дело очень важное. В каком вагоне едет начальник?

Теперь уже в девчонке заговорило любопытство.

– Какое важное дело? Насчет чего?

Вера Игнатьевна сдвинула строго брови. Девчонка хмыкнула, пожала узкими плечиками: «Ну и не надо. Подумаешь, секреты!» – и пошла с ними искать начальство.

Нашли. Пожилой усач пил чай в служебном купе девятого вагона.

– Тут вас пассажирки спрашивают, – скромно доложила рыженькая. Усатый отставил недопитый чай и надел форменную железнодорожную фуражку.

– Слушаю вас, гражданочки.

Вера Игнатьевна выжидающе молчала. Усатый уловил в ее молчании значительность дела, кивнул проводнице, чтоб вышла.

– Пожалуйста, – вздернула та плечики и удалилась.

– Так, я вас слушаю, гражданочки.

Слушал и теребил усы.

– Так, понятно. Только я ничего не понимаю. Оно, это… не ваше, стало быть?

– Ну честное слово!

– Успокойтесь, гражданочка. Идите себе в купе и никому ничего… Пакетик пока у меня оставьте, сохранно будет, не беспокойтесь. Так не ваше оно? М-да…

2

– Вас приглашают к начальнику поезда, – заглянула в купе проводница. Женя вздрогнула. – И ту, другую, тоже. Может, скажете, что у вас случилось? Ну – ну, молчу…

В купе начальника их встретили двое – молодой мужчина в голубой открытой рубашке и худощавая пышноволосая блондинка в синем простеньком платье. Обыкновенные такие мужчина и женщина. Поздоровались, сообщили, что они работники милиции. Паспорта полистали. Расспрашивают, как же, мол, вышло, что в сумке хозяйственной такое месторождение открылось.

– Вы, Ивлева, подумайте, вспомните, давали вы кому-нибудь сумку, ну хоть просто подержать? Не давали. Ваше предположение? Откуда могло взяться золото? – Мужчина тронул пальцем стоящую на столике сумку. Вынутые из нее вещи лежали рядом с газетным обрывком, на котором желтели песчинки. Женя молчала, спрятав лицо в ладони. Вера Игнатьевна все порывалась что-то сказать Жене, но не решалась, вздымала только.

– Не знаю, надо ли об этом… – Женя подняла наконец голову и посмотрела на пышноволосую. Та кивнула: надо.

– Может, я ошиблась, не он это…

– Кто?

– Один кавказец.

В аэропорт Женя Ивлева приехала за целый час до регистрации билетов. Ну как же: путевка в сочинский пансионат! Ведь никогда не бывала на юге, не видела Черного моря. Только Охотское. Конечно, оно тоже очень красивое, но не юг.

Вот она и примчалась на такси. И сидела в зале. Пыталась читать – не читается. Вязать шарф – не вяжется. На часы все посматривала – скоро ли. Тут и подсел к ней кавказец. Грузин? Может, и грузин. Шутил, смеялся, хвалил Кавказ, море, пугал нелетной погодой – в тот день стояли над Магаданом тучи и дождик побрызгивал. Кавказец прилетел к другу, но разминулся – друг как раз получил отпуск и улетел домой на Кавказ. Женя смеялась его шуткам, забавному акценту, веселым полуслучаям-полуанекдотам. И время пробежало легко, незаметно. Если вылет в самом деле не отменят, скоро должны объявить регистрацию билетов. Когда Женя об этом вспомнила и сказала, веселый кавказец спохватился, что ему ведь надо еще чемодан в камере хранения получить. Пошел было за чемоданом, но сразу вернулся и попросил Женю положить пока в ее сумку небольшой сверток: «Понимаешь, рыбу купил. На Кавказе все есть – такой рыбы нет. Магазин «Океан» в Сочи знаешь? Не знаешь? Там есть все – такой рыбы нет. Купил, хорошая закуска! Кавказское вино, магаданская закуска – совсем хорошо будет! Таскать надоело, клади себе, пожалуйста». Женя улыбнулась, расстегнула «молнию» сумки, и кавказец сам сунул туда свой матерчатый сверток и сам застегнул «молнию».

Тут объявили ее рейс, и Женя встала в очередь на регистрацию. Уж она сдала свой чемодан в багаж, уж посадку объявили, когда прибежал кавказец. В самолете место Жени было в хвостовом салоне, а кавказец сидел, она не видела, где. За свертком не подошел. Забыл, наверное. Только в Хабаровске, когда все вышли из аэропорта на автобусную остановку, он появился перед Женей – «Совсем забыл, давай мою рыбу, пожалуйста!»

А потом она приехала на железнодорожный вокзал, оставила вещи в автоматической камере хранения и долго гуляла, смотрела Хабаровск. Ну а потом села в вагон, поехала. В сумку, кажется, не заглядывала до сегодняшнего дня. Ой, нет, открывала – доставала сумочку, вот эту, коричневую, дамскую, в ней деньги. Но вязанья не трогала. Вот и все.

– Кавказец назвал имя?

– Сказал, что зовут Гришей.

– Где вы расстались? В Хабаровском аэропорту? Он тоже ехал в автобусе?

– Нет, пошел в здание аэровокзала.

– Больше его не видели?

– Нет. Хотя мне показалось…

– Что?

– Когда садилась в поезд, будто он мелькнул на перроне. Но, может быть, показалось только, совсем другой то был кавказец, не Гриша. Народу много было.

Женя рассказывала и смотрела на пышноволосую женщину. А та кивала ей: так, понимаю, продолжайте. И все записывала.

– Вы полагаете, Ивлева, что золото в вашей сумке из того свертка?

– Право, я не знаю… Откуда-то оно все же взялось.

– Каков из себя ваш случайный знакомый?

– Ну, черный он, брюнет. Веселый такой. Смуглый. Словом, кавказец. Грузин или…

– И это все, что вы запомнили?

– Я же не знала, что… Вы мне не верите, да?

Пышноволосая сказала:

– Поймите, Евгения Викторовна, никто из нас не видел ведь Гришу, видели только вы. Вы и постарайтесь как можно точнее вспомнить приметы. Рост, приблизительный возраст, в чем одет, особые приметы.

– Рост? Немножко он меня выше. Правда, у меня еще каблуки. Лет, я думаю, около тридцати. Вежливый. Костюм… светло-серый, сшит хорошо. Галстук тоже серый, скромный. Кольцо? Не заметила. Татуировки тоже. Не присматривалась, не знала, что надо будет. Сидит, смешно говорит, ну н все.

– Как же вы согласились взять на хранение у незнакомого человека неизвестно что? – это опять мужчина спросил.

– Он сказал, что там какая-то рыба, так отчего ж…

И не на хранение. Он сказал – надоело таскать в руках.

– Что можете добавить к сказанному?

– Н-ничего. Я правду вам, честное слово! Подписать? Хорошо. Где? Нам можно идти? Да-да, понимаю, никому ничего.

3

– Что скажешь, Чепраков?

– Скажу, что на это золото нас сам черт нанес. Тихо-мирно ехали в глубинную заготконтору разбираться в хищениях разных там овощей – и вдруг такой фрукт! Воздушная золотоискательница! Оно все бы ничего, да фрукт-то не наш: передадут дело магаданским коллегам. Жаль даже. Приходилось изымать кольца, серьги, часы, но в таком невзрачном виде золото в первый раз встречаю. А что думает старший следователь Юленкова?

– Думаю, во-первых, что раз овощное дело закончено, так почему бы не заняться «южным фруктом»? Во-вторых, хоть дело и передадут магаданцам, но начнем-то мы. Так что, Алеша, давай не вообще, а по сути.

– Ты полагаешь, что кавказец Гриша на самом деле существует?

– А ты не веришь? Вот и проверил бы.

– М-м… Что ж, можно. Пойду по вагонам прогуляюсь.

– Состав длинный – до вечера гулять будешь.

– Для первой прогулки купейных и мягких достаточно. Если есть Гриша, то у него есть деньги, и зачем ему маяться такую даль в общем вагоне? Это если Гриша существует и едет в этом поезде, а не воспользовался, например, услугами Аэрофлота.

– О, Аэрофлот – это сервис! Быстро и удобно. Одна нехорошая черта – пишет фамилии на билетах. Не каждый Гриша любит оставлять следы…

– Тем более если Гриша вообще существует,

– Ты сомневаешься в его существовании?

– А ты не сомневаешься в правдивости Ивлевой?

– Все может быть. Но Ивлева сама заявила.

– Не очень сама, попутчица заставила. Но все может быть, как сказала только что старший следователь Юленкова. Так я пойду пройдусь.

Час спустя начальник поезда сурово отчитывал проводницу шестого вагона:

– Сведения о свободных местах дали сами, так почему не можете разместить?

Проводница оправдывалась:

– Их размещаешь, а им все не ладно! Не нравится – пускай идет в другой вагон. В этом купе все места заняты, вы же сами видите.

Из-за спины начальника в купе заглядывал пассажир, которому и требовалось место. А еще за ним скромно жалась к стенке и теребила складной зонтик пассажирка в курортной шляпе с обвисшими полями.

– Нет так нет, – миролюбиво сказал пассажир. – Поищем в другом вагоне.

Начальник развел руками: сами видите, некуда здесь. Проводница ворчала им вслед:

– Диспетчера напутают, а мы отвечай! Вечно мы в ответе!

Трое обитателей купе равнодушно отвернулись, а четвертый, жгучий брюнет с горбатым носом, посоветовал:

– Не нужно сердиться, дэвушка, цвэт лица портится, характер портится.

Проводница ответила, что на такой работе не то что цвет лица – голову потерять можно.

Подобная дорожная неувязка повторилась в соседнем вагоне, где тоже, между прочим, ехал черноволосый мужчина в сером костюме. Потом все снова еще в одном купе, где было свободное место, но пассажир закапризничал, не захотел лезть на верхнюю полку.

Зато в вагоне номер десять только подошли к раскрытому настежь купе, пассажирка тихо ахнула. Начальник стал было распекать очередную проводницу, но его вежливо перебил пассажир:

– Вот же свободная полка.

– Да-да, располагайтесь, – подхватил начальник поезда, глянув мельком на очередного кавказца, который сидел с картами в руках, и увел недовольную проводницу, объясняя ей вполголоса, что данный пассажир из начальства, едет по служебному литеру и что спорить с ним лучше не надо.

– Вы не ошиблись? – шепотом спросил Чепраков за дверью купе. Женя покачала головой. – Хорошо, идите к себе.

– Приветствую моих искусственных спутников! – улыбнулся Чепраков, входя в купе и забрасывая чемодан на багажную полку. – Знаете, есть такой анекдот. Наш спутник-лунник подлетает к Луне, направляет телескопы и говорит: «Вы позволите с вами познакомиться?» А Луна ему: «Настоящий мужчина при лунном свете лишних вопросов не задает».

Анекдот получился не ахти какой, притом явно устаревший. Лысый толстяк вообще не расслышал. Моложавый представительный товарищ изобразил улыбку, но кавказцу про настоящего мужчину понравилось.

– Хорошо сказал! При лунном свете, да? Садись, дорогой, четвертым будешь, со мной партнером будешь.

Рассказывали анекдоты. Спорили, какая в Москве самая «удачливая» гостиница – где бывают места. Доспорились, что все гостиницы в Москве «удачливые» и мест нигде нет. Снова уселись за «подкидного».

Алексей с хлестом покрыл тузом короля.

– Таких у вас больше нет? Тогда мой ход. Получайте очередное звание! – Он пришлепнул на плечи противников по карте «восьмерке». Моложавый товарищ огорченно улыбался, толстяк сердился и тер покрасневшую лысину. Кавказец темпераментно хохотал.

– Слуш, до Москвы генералом сделаем! Молодец, Альоша! Ну, дорогой, сдавай карты!

– Хватит, – сказал Чепраков.

– Почему хватит, слуш?

– Видишь, они сдавать утомились. Пойду курить. А то в купе дыму – как в заводской трубе.

Он щелкнул портсигаром и вышел. В конце коридора скучающе смотрела в окно Юленкова. Алексей прикурил, состроил на лице улыбочку дорожного ухажера и этаким мелким бесом подсыпался к ней.

– Скучаете, девушка?

– Скучаю. А тебе, оказывается, в карты везет.

– Толковый партнер попался, ходы запоминает и жульничает аккуратно.

– А еще чем хорош твой партнер?

– Больше ничего существенного. Зовут не Гриша, а Гурам. Похоже, что едет один, за полдня никто к нему не подходил. Едет на Кавказ, а откуда – помалкивает. Чемодан его на багажной полке слева, на виду, желтый, фибровый, потертый. Утром в ресторан ходили, сначала его попутчики, он вызвался постеречь купе. Двое других сели в поезд ночью, в Облучье. Наташа, что если дать ему возможность передать «груз»? Мы с ним почти приятели…

Юленкова сердито сдвинула тонкие брови, отодвинулась.

– Твой партнер соскучился… – Из купе высунулась черная голова Гурама. – Иди играй. Желаю тебе козырных тузов.

– Мерси, но я предпочитаю козырных дам. Вы какая дама? Бубновая? Мне всегда везет на буби-козыри.

– Ах, отвяжитесь! Нахал! – Юленкова оттолкнула руки Алеши, фыркнула и демонстративно удалилась в другой вагон. Гурам белозубо ухмылялся, подмигивал.

– Слуш, кому в карты везет, тому с девушками не везет. Цх, какой хороший девушка ушла! В каком вагоне едет? Хочешь, я с ней поговорю?

– Я сам не глухонемой.

Алеша юркнул в тамбур за Юленковой. Она ждала.

– Я успела связаться с Читой в Ушумуне, там десять минут стоянка. Объяснила, что есть преступление. Возбуждено уголовное дело. Санкцию на обыск дали, и нам навстречу едет Кравченко, сядет в поезд завтра на станции Карымской. Обыск проведем к дому ближе, перед самой Читой, чтобы пассажиров не будоражить. В Чите будем в 14.30, наши встретят. Иди играй. За Ивлевой я присмотрю.

4

Кравченко вошел, неторопливо задвинул дверь, повернул защелку и обвел взглядом удивленных его вторжением игроков. Круглолицый, с ленивыми карими глазами, с выгоревшим русым чубом из-под мятой шляпы, похож Федор Кравченко на колхозного бригадира. Буднично, словно в сельсовет пришел, поздоровался:

– Здравствуйте, граждане.

– Вы же видите, здесь все места заняты, – недовольно проворчал лысый толстяк,

– Это ничего. Я, видите ли, инспектор уголовного розыска. Вот удостоверение. А теперь ваши документы предъявите.

Появление инспектора угрозыска было столь внезапным, что игроки так и сидели с картами в руках еще некоторое время. Первым зашевелился, замахал руками Гурам:

– Слуш, зачем? В подкидного нельзя играть, да?

– Пожалуйста. Но сначала документы прошу.

– На, смотри скорей, играть не мешай! – Гурам потянулся к висевшему над его полкой серому пиджаку.

– Минуточку, – отстранил его Кравченко. Сам проверил карманы пиджака, достал бумажник, а из него паспорт.

– Что делаешь! – закричал Гурам. – Почему карман лезешь!

– Минуточку, – Кравченко полистал паспорт, вписал фамилию в постановление на обыск. – Гражданин Адамия, вы подозреваетесь в незаконной перевозке ценностей. Советую отдать их добровольно.

– Слуш, какие ценности! Что хочешь! Зачем такие слова говоришь?

– Не желаете? Тогда ознакомьтесь с постановлением на обыск и распишитесь. А вас, граждане, прошу поприсутствовать в качестве понятых.

Моложавый привстал:

– Позвольте, но я не умею… Впрочем, если необходимо…

Толстяк молча кивнул.

Гурам больше не спорил. Лицо побледнело под загаром, черные глаза сузились и заблестели.

– Которые вещи ваши, Адамия?

– Пиджак ты щупал, чемодан там, ищи…

Кравченко снял и положил на столик желтый чемодан Гурама. Но тут в купе постучали. Кравченко высунул голову в коридор, а потом и совсем вышел, прикрыв дверь.

– Почему? – вскочил Гурам. – Что хочет? Что ищет?

Понятые опустили глаза и завздыхали.

– М-да, странно, знаете ли… – промямлил моложавый. Алексей шепнул кавказцу:

– Может, наркотик везешь? Давай мне, пока…

– Слуш, какой наркотик! Полотенце везу, грязный трусы везу, больше ничего не везу! Пусть смотрит трусы, мне не жалко. Но почему?

Вернулся Кравченко, и с ним сотрудник в штатском.

– Не шумите, Адамия, – сказал Кравченко. – Вы бы сели, а то мешаете тут.

– Пож-жалуйста!

Кравченко начал обыск с внешнего осмотра чемодана. Тем временем его сотрудник вполголоса разъяснял понятым их обязанности и права, а понятые рассеянно кивали, наблюдая за действиями Кравченко.

Уловка Чепракова успеха не имела – Гурам ничего не хотел передать. Или нечего? Негодует вполне естественно. Алексей подумал, что и сам, если бы явились его, невиновного, обыскивать, кричал бы то же самое.

Кравченко работал деловито и неторопливо. Словно бы это его чемодан, и он проверяет, все ли взял в дорогу. Вынимал и раскладывал на сиденье полотенце, две нейлоновые белые рубашки, мыльницу с начатым бруском туалетного мыла, упомянутые Гурамом грязные трусы…

– Где ваш галстук, Адамия?

– Зачем нужен? Нет галстук, жарко.

– Да ведь он у вас был. Серый такой, под костюм. Потеряли? А для чего вам губная помада?

– Какой помада? Ты помаду искал, да? В Хабаровске купил, жене везу.

– С рук купили?

– Зачем с рук? В магазине.

– Почему же она до половины использована? И вот еще пудреница.

Гурам покрутил головой.

– Цх! Слуш, ты мужчина, я мужчина. В командировку ты ездил? Женщин немножко встречал? Сам понимаешь, дорогой…

Да, ничего подозрительного в чемодане не нашлось. Разве помада вот да пудреница. Но и им дал Гурам объяснение, хотя и несколько аморальное, но и не уголовно наказуемое. Ошибка, что ли, насчет Гурама? Ивлева-то что же думала, давая показания, опознав его? Время хотела оттянуть? И сейчас ее уже нет в поезде? Вот был бы номер. Нет, там Наташа Юленкова начеку. Ладно, поглядим.

Гурам съязвил:

– Другой пиджак нет, другой чемодан нет, что будешь делать?

Кравченко ничего на это не сказал, словно не слышал. Так же невозмутимо и деловито осмотрел постель

Гурама, прощупал матрац и подушку. И опять ничего не обнаружил. Положил подушку на место. Поправил одеяло и облокотился на полку, словно хотел отдохнуть, поднял мечтательно взгляд куда-то вверх, будто небо голубое над собой видит.

И тут Чепраков не заметил, а точно кожей, интуитивно почувствовал, как напряглось тело Гурама. Нет, не дрогнул, позу не изменил. А что-то в нем обострилось, встревожилось. Неизвестно, уловил ли это напряжение Кравченко. Но вынул он отвертку из кармана и полез на самый верх купе, к плафону электроосвещения. Понятые задрали головы. Гурам отвернулся и стал смотреть в окно, где бежала и бежала зеленая полоса под голубизной неба. Кравченко копался возле старомодного плафона и тихо сквозь зубы что-то такое насвистывал.

– О! – кто-то из понятых.

Из плафона Кравченко извлек матерчатый сверток, перевязанный крест-накрест серой широкой тесьмой. По тому, как прочно ухватилась его рука, можно было догадаться, что сверток довольно тяжел. Чепраков еле удержался, чтобы не вскочить, не принять «груз». Сделал это сотрудник в штатском.

– Тут у вас что? – лениво спросил Кравченко.

– Откуда знаю!

– Это ваше?

– Нет, конечно!

Кравченко спрыгнул вниз.

– Понятые, прошу вас подойти ближе.

Оказалось, что не тесьма, а галстук. Им была стянута желтая шелковая майка. Под майкой холщовый плотный мешочек. Когда Кравченко перевернул его, из маленького неровного разрыва рыжей струйкой пролились песчинки…

– Отдали бы уж сразу, Адамия. А то лазал я, лазал…

– При чем я! Много людей в купе ездил, теперь я еду, почему отвечать?

– Галстук ваш, Адамия. Не узнаете? И майка. Трусы в чемодане, майка в плафоне. Откуда золотишко?

– Не знаю никакой золото! Не хочу с вами говорить!

– Верно, вам теперь со следователем надо. Коля, поторопись с протоколом, скоро приедем.

– Понимаешь, Алеша, надо бы еще немножко поработать, некогда сейчас отдыхать, не время. Пока преступник не опомнился, не сочинил легенду сообразно условиям.

– Ты зачем так стараешься? Кажется, я и не заикнулся об отдыхе.

– Разве? Ну извини. Я не тебя – я себя уговариваю: домой хочется. Муж заждался, с Витюшкой замаялся…

– Минуточку, как говорит Кравченко. Давай так: я займусь этим «Клондайком», а ты иди домой. Все ж твое дело женское.

– Правильно, мое дело женское, поэтому я займусь Ивлевой. Ты бери на допрос своего партнера по картам. Потребуется – устроим очную ставку.

– Слушаюсь, товарищ старший следователь. А может, сбегаешь домой, Наташа? Гляди, запросит муж развод.

– Не запросит, он у меня умница. Начнем, Алеша.

Чепраков умылся холодной водой, съел бутерброд в буфете, запил горячим чаем. Поразмыслив, переоделся в форму – она висела в стенном шкафу кабинета. Позвонил, чтобы привели задержанного.

Адамия вошел и остановился понуро у самых дверей. Прошло не больше часа, как он был задержан, но исчез в нем прежний веселый кавказец Гурам, перед Чепраковым стоял подозреваемый Адамия, удрученный свалившейся внезапно бедой. Волосы взлохмачены, щеки успели пошершаветь иссиня-черной небритостью, как будто сутки провел он в камере.

– Подойдите, Адамия, садитесь.

– О! Альоша!

– Нет. Алексей Николаевич Чепраков, инспектор ОБХСС. Садитесь. Можете курить, вот сигареты. И давайте начнем.

– Слуш, я не виноват, ошибка получилась.

– Давайте по порядку. Назовите вашу настоящую фамилию. Имя, отчество, год и место рождения.

– Паспорт у вас, там все настоящее. Ну, Адамия Гурам Дмитриевич, 1940 года рождения. Не виноват я, товарищ… как нужно говорить?., гражданин инспектор. Не виноват!

– Ну как же, Гурам Дмитриевич. В купе, где вы ехали, найдено один килограмм восемьсот тридцать два грамма промышленного золота. Оно содержалось в холщовом, порванном в одном месте мешке, завернутом в вашу, Гурам Дмитриевич, майку, перевязанном вашим галстуком. Понимаете, что при таких уликах отрицать вину бессмысленно? Ничего не остается, как давать правдивые показания.

– Конечно, дорогой… гражданин инспектор! Правдивые показания – я немножко виноват, совсем мало виноват. Мой майка, мой галстук, я честно говорю. Золото не мой! Откуда мог брать столько? Цх, я один, я два дня был в Магадане? Честно все расскажу.

Абхазец Гурам Адамия родился под несчастливой звездой. В жизни было мало удач, много неудач. Отец был хороший человек, уважаемый человек, очень честный. Он послал сына Гурама в Сухуми, сказал: «Ты молодой, тебе надо учиться». Гурам учился в институте. Но отец умер. Все родные плакали, знакомые плакали. Гурам очень горевал. Он ушел из института, стал работать. Потом умерла мать, и Гурам еще больше горевал. Ему стало тяжело в городе, где все напоминало об умерших. Он ездил в командировки в другие города. Зачем ездил? Немножко торговал колхозными фруктами. Колхозникам некогда торговать, они работают. Гурам не умеет работать в колхозе, он умеет хорошо продать урожай, честно торговать. Гурам женился и очень любил свою жену, красавицу жену. Но она плохо относилась к мужу, потому что Гурам честный человек, работал честно, зарабатывал совсем мало. Тогда он захотел уехать на Север, в Магадан, где, он слышал, платят много денег. Хотел привезти жене тысячу, две тысячи, три тысячи – смотри, какой хороший человек твой муж, он для тебя все сделает. В Магадан потому хотел, что там работал один знакомый, Махас Григорян. Полетел на Север. Но Махаса не нашел, потому что он получил отпуск и поехал домой отдыхать. Еще узнал, что па прииске тяжелая работа, зима страшная и можно заболеть и умереть. Гурам не хотел болеть и умирать. И вот он полетел домой, к жене. Будет жить дома, работать. Не надо ему больших денег. Зачем нужно деньги, если замерзнешь, умрешь на Севере!

– Где может быть сейчас Григорян?

– Откуда знаю? В отпуске, наверно. Деньги есть, хоть куда можно ехать.

– Адрес Григоряна, Адамия. Адрес.

– Как могу помнить? Знаю, в Гудауте, адрес не помню.

– Итак, Адамия, на Север вы ехали работать. Почему же нет при вас трудовой книжки?

– Книжка – что такое? Бумага! Бумагу можно получить по почте.

– Хорошо, давайте ближе к делу. То есть ближе к золоту. Откуда оно у вас?

– Сейчас, сейчас, я расскажу.

В аэропорту Магадана он встретил красивую девушку, очень красивую девушку. Нет, Гурам любит свою жену. Но он мужчина… Он не может отказать, если его просит такая красивая девушка. Она просила провезти– как по-русски? – мешок, маленький такой мешок, тяжелый. Говорит: «Дам тебе сто рублей. Дам двести рублей. Вези, пожалуйста, до Москвы маленький такой мешок. Я девушка, я боюсь». Гурам честный человек. Но он добрый человек. Он сказал: «Давай твой мешок». Она сказала: «В Москве встречу». Гурам не знает, где сейчас эта девушка.

– Гурам Дмитриевич, в вашем бумажнике четыреста семьдесят рублей. Кроме истраченных на дорогу. Откуда такие деньги?

– Как буду без денег? В далеком таком месте, родных нет, знакомых нет, как буду без денег? Долго копил, кушал один хлеб, пил одну воду. Потом поехал.

– Девушка отдала вам обещанные деньги?

– Нет, слуш, нет! Сказала: «В Москве все отдам».

– Раньше возили краденое золото?

– Нет! Что такое везу – не знал. Думал, чепуха женская, побрякушки.

– Однако в плафон спрятали вполне квалифицированно.

– Испугался… В вагоне открыл чемодан, смотрел – мешок рваный, желтое в нем… Думал, куда прятать? Что делать? Плафон увидел, прятал. Испугался, гражданин инспектор.

– Откуда и когда вылетели в Магадан?

– Из Адлера, 29 июня.

– Где была пересадка?

– В Минводах посадка, в Магнитогорске.

– Где еще? Не можете вспомнить? Хорошо, напомню. В Красноярске.

– Слуш, как могу все вспомнить? Может, в Красноярске.

Алексей задал еще несколько вопросов, дал подозреваемому протокол на подпись и отправил Адамию в камеру.

Юленкова звонила по телефону. Положила трубку.

– Занято, занято…

– Домой звонила?

– Нет, в гостиницу. Надо где-то устроить Ивлеву.

– Ну что она?

– Да все то же: «груз» положил в сумку кавказец Гриша. А у тебя?

– Все наоборот: «груз» просила провезти очень красивая девушка. По-видимому, имеется в виду Ивлева. В общем, для очной ставки самое подходящее время. Надо же им разобраться, кто из них прохвост или оба вместе.

– Ты дал запросы на Ивлеву и Адамию? Молодец.

– Шла бы ты домой, Наталья. Раз я молодец, то и без тебя справлюсь на очной ставке.

– Мой домашний телефон не отвечает. Значит, муж на работе, сын в детсадике, все в порядке, и маме можно поработать. Итак, очная ставка.

– Отвечать только на мои вопросы. Ясно? Адамия, знаете вы эту гражданку?

Гурам горестно кивает несколько раз.

– Ивлева, знаете вы этого гражданина?

– Это же тот самый, который… Гриша это…

– Адамия, где вы впервые познакомились с этой женщиной.

– В Магаданском аэропорту.

– Ивлева, где вы познакомились?

– Правильно, в Магаданском аэропорту, я сидела, ожидала, а он рядом сел…

– Ясно. Адамия, вы дали показания, что вас попросила перевезти золото девушка. Узнаете ли вы в присутствующей здесь Ивлевой эту девушку?

– Да, она.

– Ивлева, вы подтверждаете показания Адамия?

Но Ивлева смотрела на кавказца, высоко подняв брови.

– Как вам не стыдно!.. – прошептала она. – Вы… вы бессовестный человек!

– Девушка, ты видишь, все нашли. Хотел тебе помочь, деньги хотел иметь – в тюрьму за тебя не хочу.

– Вы… как вы можете лгать!

– Прекратите спор! Повторяю, отвечать только на мои вопросы.

– Но как он может?!