Текст книги "Ночной кошмар с Николаем Сванидзе"
Автор книги: Владимир Плотников
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
МОХНАТЫЕ ЖУЖЖАЛЫ И ПЛЕМЕННЫЕ ТРУТНИ
Когда Винни-Пух карабкался по дереву за чужим медом, его изрядно покусали пчелы. И плюшевый медвежонок сразу понял, что эти пчелы неправильные. Потому что правильными могут быть только такие пчелы, которые безропотно позволяют любому воришке лакомиться их медом. Это теоретически. Ну а практически «правильные» по плюшевым понятиям пчелы тоже встречаются. Эти мохнатые жужжалки всегда угодливо складывают крылышки перед большим Мишкой (Борей, Вовой) и позволяют ему кушать мед. Правда, не свой, а чужой, точнее – общий, с которого кормятся сами и все их племя трутней.
«Сегодня и каждую неделю в течение двух с лишним лет благодаря новому документальному 100-серийному фильму на канале «Россия» Николай Сванидзе будет давать нам уроки истории. И это правильно, потому как по образованию он именно историк, окончил МГУ и даже преподавал. Да и просто грешно такие знания применять исключительно ради разгребания сиюминутной политической грязи.
Книг россияне уже почти не читают и всему хорошему и дурному набираются из «ящика». Так что г-н Сванидзе имеет шанс прислониться к великому просветителю наших дней Леониду Парфенову. Впрочем, сам Николай Сванидзе относится к своему ТЭФИносному коллеге вполне реально: «Когда я начинал делать свое «Зеркало», мне говорили: зачем, есть же Киселев. Я вас уверяю, сходства не будет, пройдет несколько серий, и такие вопросы снимутся сами собой».
Тем не менее Сванидзе а-ля Парфенов уже фасовал в спецодежде шоколадные конфеты «Мишка», запрягал лошадь в Ясной Поляне, собаку оперировал… ну это, правда, понарошку. В Лондоне он нашел настоящую пивную «Мешок шерсти», где проходил сто лет назад 2-й Съезд РСДРП и родилась партия большевиков. Смело. Но проект действительно супермасштабный. Нынче вечером в 23.20 речь пойдет о 1902 годе и о Савве Морозове. А значит, и о Горьком, Станиславском, Ленине, МХАТе, большевиках…
После страшного цунами в Индийском океане Сванидзе глубокомысленно заявил «Комсомольской правде», что такие глобальные, но дальние события для него менее важны, чем физиологические проблемы «родного» песика. Но это – так, к вопросу о масштабности исторического мышления.
На канале «Россия» решили сделать собственный глобальный документально-исторический проект. На протяжении двух лет каждую неделю историк и телеведущий Николай Сванидзе будет перебирать по дням прошлый век и его героев в новом документальном сериале PIX. О том, почему он решил сделать такое кино и чем оно будет отличаться от того, что было, Николай СВ рассказал корреспонденту «Известий» Миле Кузиной.
Почему решили поставить первую серию ИХ вместе с «Зеркалом» в субботу? Раскручиваете?
Абсолютно верно. В субботнем «Зеркале» будет пролог, расширенный анонс этого проекта. А потом, 9 октября, будет уже вторая серия: «1902 год. Савва Морозов».
– Почему этот проект запущен именно сейчас? Решили давно. Долгое время были технологические
трудности, поменялась продюсерская фирма, выпускающая фильм, возникали творческие трудности. Ведь проект совсем новый, никто ничего подобного раньше не делал. И мы не знали, с какой стороны к нему подъехать. А как только поняли и решили все проблемы, начали печь новые и новые серии.
И чем же ИХ так отличаются от предыдущих исторических проектов?
Прежде всего объемом. В еженедельном формате больше двух лет. Каждую неделю по 44 минуты. Я не первый, кто берется за исторический проект. Но никто никогда не шел такой частой расческой. Брали вкусненькое, интересненькое. А мы берем каждый год, а главное, его людей героев каждого года. Сто персон страны.
– Кто в итоге попал в люди года, а кто нет? Критерии отбора, может быть, субъективны, но мы старались быть справедливыми. Кто-то становился человеком года посмертно, кто-то совершая ключевой поступок. Среди ставших героями: Троцкий, Деникин, Сталин, из деятелей культуры – Чехов, Блок, Толстой, Маяковский, Ахматова, Пастернак, Бродский, Шолохов, Высоцкий. От многих просто со слезами на глазах приходилось отказываться: Краснов, Врангель, Корнилов, Шаляпин, Гумилев, Цветаева.
– А по форме в чем отличие?
Представьте себе двух девочек – Машу и Катю. Обе в платьицах, у обеих голубые глазки, но они разные. Если брать большие проекты, то вы, наверное, намекаете на Леонида Парфенова. Я похож на Леню Парфенова?
– Нет.
Вот так же и фильм будет не похож. Я более пристрастен к истории. Я отношусь к историческим персонажам не как к ушедшим, а как к людям, которые продолжают орудовать среди нас. Ведь если человек живой, то он живой и в 90 лет и даже когда уже умер. Я не буду скрывать своего пристрастного отношения. Для Лени история это набор ярких фишек, которые он выстраивает в том порядке, как ему подсказывает его эстетическое чувство. А для меня история другое она живая. Фишки – только гарнир.
Мила Кузина, 3.10.2003
Попал в историю
Видно, не давала Николаю Сванидзе покоя слава Леонида Парфенова с его «Намедни»! Он решил переплюнуть коллегу и объять необъятное – историю двадцатого века. Год за годом. В многосерийном документальном сериале.
Автор идеи и режиссер сериала известный документалист Александр Стефанович (бывший муж Аллы Пугачевой. – «77/»), – рассказывает Сванидзе. – Недавно приступили к съемкам. На каждый год прошлого века приходится по серии, так что их будет сто. В центре каждой «человек года». Если речь идет о Чкалове, то снимаем на аэродроме; о Чехове в его музее, на Сахалине, в Таганроге… Моя роль в этом сериале «сквозной ведущий». Лично я выезжаю из Москвы по минимуму. Где смогу буду стоять на фоне натуры, куда не смогу вырваться – будет картинка без меня, а я буду читать закадровый текст. Только название сериалу пока не придумали…
«Время и деньги», 2.08.2002
Требуется предельная осторожность
– Если говорить об «Исторических хрониках», то какой сейчас эпохе соответствует наша? Идут разговоры о возможности гражданской войны.
– Что значит, какой исторической эпохе? Да, сейчас очень много серьезных политических и экономических проблем в России. И страна, несомненно, переживает очень сложный этап, который я бы назвал некоторым подмораживанием после демократической революции, которая произошла в 90-е годы. Но никаких серьезных предпосылок для гражданской войны я не вижу.
– А разве отмена губернаторских выборов и введение партийных списков не напоминает чрезвычайщину?
– Нет, это не чрезвычайщина. Я не собираюсь выступать адвокатом этих мер, они у меня восторга не вызывают. Но гражданская война здесь ни при чем. И чрезвычайщины в них нет. Потому что от того, будут ли губернаторы назначаться или будут избираться, мало что меняется. Точно так же, как от системы выборов в Государственную Думу. И я не преувеличивал бы вообще важности этих решений. Другой вопрос, что они не вызывают у меня восторга не потому, что я их считаю опасными для страны, а потому, что я не уверен, что они вообще будут иметь какое-то значение для ее развития – экономического или политического. Раньше избирались теперь будут назначаться. Раньше коррупция была во время выборов, теперь коррупция будет во время подковерного решения того, кто будет губернатором. И существует большая опасность того, что губернаторские посты будут покупаться. Коррупция останется. Может быть, поскольку бюрократическая система всегда более коррумпированна, чем даже самая плохая демократическая, коррупция даже усилится. Может быть. Но гражданской войной тут и не пахнет.
– Что же это вам напоминает? Времена Столыпина?
– Столыпин, кстати говоря, великим демократом не был, проводя либеральные решения достаточно жестким, авторитарным путем. И тем не менее он один из людей, которые пытались в последний момент спасти Россию от страшного революционного погрома. И не спасли. Ему, к сожалению, не хватило исторических возможностей.
– Или же это времена Александра III?
– Прямых параллелей в истории нет. Какие-то вещи, да, схожи. В какой-то степени можно говорить, что нынешний период напоминает времена Александра III, когда после реформ Александра II наступили «заморозки», но тем не менее существует очень много различий, которые не позволяют проводить прямую параллель. Очень разные ситуации, очень разные люди.
– Среди российских проблем, о которых говорят на телевидении, есть одна, которую все меньше и меньше показывают и анализируют. И люди о ней мало говорят. Это тема Чечни. Видимо, потому, что воз и ныне там?
– Это разные проблемы. Люди, действительно, мало говорят о Чечне, тема которой становится интересна, к сожалению, только в самые острые и страшные моменты. А так народ достаточно равнодушен к тому, что происходит в Чечне. Это, с одной стороны. С другой стороны, люди вообще склонны очень быстро забывать страшное, и им не нравится думать о плохом. Это психологическое свойство всех людей. Но если говорить о самой ситуации в Чечне, я не считаю, что воз и ныне там. Другой вопрос, что движение значительно более медленное, чем хотелось бы. Но, здесь я присоединяюсь к тем, кто говорит: да, ситуация очень плохая и тяжелая, но что надо делать, чтобы все стало хорошо? Какие переговоры и с кем вести? На какие уступки идти? Я до сих пор не слышал на этот счет ни одного позитивного предложения. И я сам не готов выступить с такими предложениями.
– То есть, поскольку ни у кого нет позитивных предложений, телевидение почти не отражает эту тему? В частности, ваши размышления не находят места.
– Телевидение – не самое лучшее место для аналитики. Анализировать лучше в печатных изданиях. Телевидение штука по определению поверхностная. Что касается того, в каких случаях я выступаю по Чечне, то я делаю это тогда, когда мне что-то кажется вопиющим. Скажем, когда были попытки оправдать Буданова, я по этому поводу выступал. Потому что я считаю, что не было ничего опаснее в плане настроений чеченцев, их отношения к России, чем оправдание такого человека. Это мне показалось крайне опасным, и по этому поводу я выступил. А комментировать все происшествия по территории республики у меня для этого нет возможностей.
Естественно, не каждое происшествие. Имеется в виду анализ крупнейших событий, в частности бесланской трагедии.
О бесланской трагедии говорилось много. Эта ситуация очень болезненная и тонкая, и мы же с вами понимаем, что нет никакой уверенности в том, что там все закончилось. Поэтому здесь нужно отдать справедливость журналистам, которые замечательно и профессионально отработали по этой теме. Считаю, что упрекнуть их сейчас не в чем. Они сделали все, чтобы ситуацию не осложнить, не усугубить, чтобы не было еще больше крови, чем было. Но и сейчас в освещении этой темы требуется предельная осторожность.
Сергей Варшавчик, «Независимая газета»
Рассаживайтесь поудобнее в карете прошлого
Российская история все чаще становится предметом интереса отечественных не только беллетристов, но и документалистов. Вслед за НТВ («Российская империя» Леонида Парфенова) и «Первым» (изыскания Эдварда Радзинского) второй канал представил публике масштабный проект «Исторические хроники» с Николаем Сванидзе. Сериал охватывает историю государства российского длиною в век – XX век. Телезрители увидели только самое его начало, но и по первой серии, посвященной знаменитому российскому предпринимателю и меценату Савве Морозову, можно судить о характере и направленности всего проекта.
Для документальных картин, снятых на историческом материале, уже стало чем-то традиционным: ведущий цикла занимает место в карете, запряженной одной, двумя, в крайнем случае тремя, лошадками, и трогается в путь. Это чтобы мы, телезрители, ощутили конкретику минувших дней. Не вспомню, кто первым освоил конную тягу для путешествия во времени Евгений Киселев или Леонид Парфенов. Теперь и политический аналитик Николай Сванидзе, отправляясь в былое с собственными думами о нем, не преминул воспользоваться данным видом транспорта.
А есть, наверное, в этом сермяжная правда. Точнее, метафорическая. Наверное, создатели этих циклов, может, и подсознательно подразумевают, что у современной России такая история, которую можно и на лошадке объехать. Не то что российские пространства, где есть такие населенные пункты, до которых хоть от Москвы, хоть от Санкт-Петербурга три года скачи и не доскачешь.
Во всяком случае Николай Сванидзе, пожалуй, в большей степени, нежели его коллеги, прочувствовал, как по времени, по политическим реалиям, по идейной проблематике мы недалеко отъехали от тех лет, что предшествовали революционной буче начала XX века.
Парфенову прошлое интересно своей экзотической стороной. Он коллекционер забавных подробностей, красочных деталей, экзотических интерьеров. Он в своем роде археолог. Разумеется, крайне добросовестный, увлекающийся и увлекающий зрителей своими изысканиями. Его фирменный стиль – исторический развал на манер книжного, где рядом важное и несущественное, где ничего не ранжировано и не классифицировано и где в самой хаотичности есть и лирическая поэзия и эпический пафос.
Сванидзе в этом отношении предельно целустремлен и рационален: он обращается к истории за советом, за уроком, за опытом. И она ему все это дает в избытке. И к какому бы предмету он ни прикоснулся, на какую бы тему он с ней ни заговорил, она ему в ответ наглядный случай, поучительную судьбу, выразительную притчу. Если о терроризме вот нам Красин. Если о капитализме, пожалуйста – Савва Морозов.
Сегодня российские политологи с недоумением наблюдают, как наши крупные бизнесмены довольно активно, а иные так просто агрессивно (тот же Березовский) поддерживают деньгами левых, словно позабыв, как в начале минувшего века капиталисты уже профинансировали большевиков, и чем это кончилось.
Сванидзе в своем первом выпуске «Исторических хроник» излагает в порядке напоминания в общих чертах биографию крупнейшего российского предпринимателя начала XX века Саввы Морозова.
История укладывается в жанр басни, где есть острая коллизия и недвусмысленная басенная мораль. Он был буржуа до мозга костей, слыл благодетелем для эксплуатируемого им ивановско-ореховского пролетариата, который величал своего хозяина Савушкой; полюбил актрису МХТ Марию Андрееву, полюбил собственно МХТ, поддержал его деньгами и в конце концов стал тугим кошельком для могильщиков капитализма, частной собственности и большой плеяды мастеров культуры и науки.
Роман с ленинцами автору «Хроник» кажется особенно загадочным. Тем более что, судя по оставленным документам, Савва Морозов догадывался о будущей трагедии. Конечно, проклятый царизм мешал, но не настолько, чтобы предпочесть ему большевизм.
В какой-то момент историк не сдержался и воскликнул: «Какого черта Савва стал помогать тем, кто его погубит и погубят дело его жизни?»
А какого черта им же помогают нынешние капиталисты? Да так – из слепой ненависти к тому, что не нравится, к тому, что раздражает в настоящую минуту.
Российский капитализм, как и сто лет назад, страдает фатальными суицидными наклонностями.
Значит, приехали, если верить историку? В карете прошлого.
…Так или иначе, но путешествие обещает быть занимательным. Более того, наводящим на размышления. И вопрос уже сформулирован: «Кляча истории, куда ж ты плетешься? Дай ответ!»
Юрий Богомолов, «Известия», 13.10.2003
Прервем вдохновенный эпос. Первое: кто согласен с моралью Сванидзе и его подпевал, что история – это басня, а, скажем, Родина – абстракция? Что ли отец диалектики Гегель, забывая про логику и прочую метафизику, не пел «венец творенья» в лице прусской монархии? Прусской, а не вообще. Или это Ницше, а за ним Вагнер изгалялись над дюже «правдивой» историей Нибелунгов? Или, может быть, Платон и Аристотель идеалом рабовладельческой (для них самой прогрессивной) демократии считали какую-нибудь Мидию, Персию или Скифию, ставя их в пример «туземной» Элладе? Или живой диалектик (в отличие от оторванного от русских корней догматика), зная родную историю, посмеет оспаривать ведущую роль коллективизма, общинного сознания в становлении и укреплении Русского государства? Да и всемирная история подтверждает, что выжить можно только сообща, но не в одиночку, каким редким экземпляром ни родись. Что прогресс реален только в коллективе, а не в норе отдельно взятого Бинго-Бонго или Тарзана. Чей максимальный потолок одиночной самореализации, как индивида – не выше, чем кувырок а-ля гамадрил в исполнении Маугли, будь он потенциально хоть Макиавелли. В конце концов, тот же «голый прагматик» Макиавелли работал конкретно на своих – флорентийских макаронников. А, в принципе, не всяк рискнет в «патриотическом эссе» ссылаться на столь «ядовитые» примеры. Уф! И пардон за стилевое подражание ДК.
Опыт учит: о Родине нельзя писать ни субъективно идеалистически, ни по истмату – с философическим спокойствием и циническим безразличием. Не любишь русских? Так поверь иностранцу. Это ведь западным человеком замечено: «Права она или нет – это наша родина». Так или иначе, но презрение и пренебрежение – не метод мужа премудрого, а всего лишь эмоции. Не научные, и даже не берущие за душу. Окромя разве что ее уязвления и уничижения.
Документальный телесериал Сванидзе «Исторические хроники» («ИХ») – лоскутное одеяло, выдержанное преимущественно в черных тонах. Большая наивность допускать, что с такой скоростью можно штамповать качественный продукт. Только – поделки. Добросовестный исторический труд требует месяцев, а то и лет архивной работы. Даже сверхскоростной Дюма с его «неграми» типа Маке не достигал такой производительности. Так ведь он и не претендовал на высокую историчность и глубину («История для меня гвоздь, на которую я вешаю сюжеты»). Однако, благодаря своему творческому гению он оставил шедевры. Сванидзе со всеми своими «неграми» не может претендовать не только на историчность (и тем более хроникальность: хроника – это лично и скрупулезно ведомая летопись), но и на шедевральность, не говоря уж про гений. Насчет «ИХ» Сванидзе, называн-ных в рекламе ГРАНДИОЗНЫМ проектом: просто ни один добросовестный ученый не сможет с такой (раз в неделю) скоростью клепать полноценные и серьезные серии (читай, часовые фильмы). Потому ни о каком авторском почерке и видении (другое дело конъюнктурный акцент) не идет речи. Так что проект клепально-балабольный. Ну что может рассказать спецподобран-ный либерал о революции или терроре 100-летней давности? Или хотя бы даже Любимов (1918 г.р.) о Мейерхольде (1942 г. смерти)?
Где в сериал Сванидзе, каждая из серий коего больше походит на растянутую филиппику обитателям того света, настоящие историки, политологи и философы? Вечное маячанье профессора Сахарова говорит лишь о заданности и тенденциозности, но никак не об историчности. А вот истеричность – это да, такая особенность в стиле ведущего налицо. А прочие персонажи – все эти актеры, писатели и художники в роли экспертов – никак не тянут на убедительность и весомость. Так же, как и жертвы, а куда чаще дети-внуки жертв «репрессий». Какой от них можно требовать объективности в анализе событий, если для них вся советская полоса сплошь черная, без единой светлой проплешины?
Последователен в симпатиях и антипатиях
– Вернемся в дни сегодняшние. Какие персонажи из «Исторических хроник» поразили вас больше всего?
– Сразу оговорюсь, что кумиров у меня нет. А вот поразили и заинтересовали меня Савва Морозов, Блок, Азеф. Наибольшее восхищение же вызывает Антон Павлович Чехов. Как это ни покажется банальным, но более талантливого и порядочного при этом (что не всегда сочетается!), более обаятельного и харизматичного человека просто трудно представить. Яркого, блестящего, игривого, легкого в общении, очень обаятельного, которого любили женщины и которых он любил. При этом он был умен и печален, как многие большие писатели. На мой взгляд, это самая значимая фигура во всей истории нашей литературы после Пушкина.
– Ваши «Хроники» готовят обывателю массу откровений и открытий: вы снимаете с пьедесталов бронзовых кумиров, показывая их заложниками страстей, вредных привычек и идей, участниками любовных многоугольников. И уже слышны обвинения в том, что-де для Сванидзе нет ничего святого.
– Честно скажу, меня мнение обывателя по тому или иному вопросу совершенно не интересует. Я лишь облекаю свою работу в те формы, которые могут обывателя заинтересовать. Если я что и читаю последние два года, так это мемуары. По ним я заново учу историю. Стараюсь работать исключительно с историческими фактами, документами и версиями, которые мне самому кажутся убедительными и доказательными.
– Конвейерное производство «Хроник» – процесс непрерывный и трудоемкий, поговаривают даже, что вы решили «завязать» с «Зеркалом». Второе якобы ваше объяснение, это то, что ситуация в стране застойна, на ТВ цензура, что нет и не может быть острых политических передач.
– Те, кто так поговаривает, с таким же успехом могут рассказывать о том, что я собрался принять ислам. На сегодняшний день «Зеркало» мне интересно и закрывать передачу не собираюсь! Я действительно сейчас не вижу особо острых политических передач, но это и не так плохо! Острота хороша тогда, когда она объективно обоснованна. А если острота присутствует только для того, чтобы кого-то мимоходом уязвить, ущипнуть и получить за это несколько пунктов рейтинга, то это что-то другое. Безусловно, рейтинг нужен всегда: если меня никто не будет смотреть, то на кой я нужен? Но ради рейтинга ходить колесом я не буду.
– Кого вы никогда не отразите в «Зеркале» даже для дискуссии?
– Людей, которых глубоко не уважаю. Их фамилии называть не буду. Так же, как и фамилии тех, кого глубоко уважаю. Ни оскорблять кого-либо, ни возвеличивать не хочу.
– Но ведь и без фамилий многим известно, с кем вы не дружите или, наоборот, кому симпатизируете. Позвали же вы Чубайса комментировать «Исторические хроники» наряду с Солженицыным.
– Безусловно. Я абсолютно последователен в своих симпатиях и антипатиях. Кстати, больше всего я симпатизирую все же женщинам. Если говорить об Анатолии Борисовиче Чубайсе, то я его глубоко уважаю. Что касается «Исторических хроник», то о судьбе России в двадцатом веке, помимо Чубайса, размышляют писатели Солженицын и Аксенов, режиссеры Кончаловский и Сокуров, политики Егор Гайдар и Александр Яковлев, философ Александр Зиновьев. А среди зарубежных экспертов цикла – бывший госсекретарь США и лауреат Нобелевской премии мира Генри Киссинджер, постоянный секретарь французской Академии наук Э. Каррер д'Анкосс, бывший шеф внешней разведки ГДР Маркус Вольф. Так что Чубайс не единственный, кого я уважаю. Если всех перечислять, то у вас в газете места попросту не хватит.
МГУ в СМИ, 14.05.2004