Текст книги "Исполнение желаний"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Потом мы будем смотреть телевизор, разговаривать о болезнях, а потом я снова поеду в зоопарк или пойду в кино.

Недавно у меня украли мотоцикл, но он был застрахован и скоро я куплю новый. На мотоцикле при моей работе гораздо удобней.

Вечерами я долго копаюсь в самом себе. Раньше этого не было, раньше было как-то проще. Старею видно. А может мне не дается единство противоположностей, или как там этот закон—я вообще-то не силен в философии.

И еще, когда я засыпаю, на грани сна и яви мне часто мерещится какой-то странный мир, где я вроде жил раньше. Я засыпаю встревоженный и виду странные сны. Но утром забываю их.

Надо бы показаться врачу...

***

– Да, да, – говорит сестра, – надо показаться врачу. Давайте, я вам помогу.

Она откидывает одеяло, немного подтягивает мое полусонное тело вверх, на подушку, помогает снять пижамную куртку.

Врач измеряет давление, слушает, прижимая к коже неприятно холодный колпачок фонендоскопа, утешительно сообщает, что динамика инфаркта положительная и что мне по-прежнему надо двигаться как можно меньше.

– Кстати, – спрашивает врач, – у вас ваучер с собой?

– Нет, – отвечаю я, – а зачем он нужен?

– Ну, – смущается доктор, – я мог бы его от вашего имени вложить в что-нибудь, вы же у нас долго лежать будете...

***

Шла Красная Шапочка по лесу. К бабушке шла. Корзиночка у нее в руках, в корзиночке нехитрая еда, на голове, естественно, шапочка красного цвета, личико в старорусском стиле: глазастая девчонка, с русыми косами, щеки румяные.

Идет себе Красная Шапочка, корзинкой помахивает, жует травинку какую-то, по сторонам зыркает. И встречается ей дяденька в длиннополом кожаном пальто. Пальто было старое, потертое до рыжих пятен, лицо дядьки поражало своей бумажной бледностью, такой оскорбительной в жаркое солнечное лето, на вытянутом подбородке дядьки росла жидкая светлая бороденка, глаза напоминали мятую промокашку, а голос его оказался тенорообразным с блеющими обертонами.

– Здравствуй, Маша, – сказал дяденька, – я твой Ваучер.

Доверчивая Красная Шапочка подняла на незнакомца круглые наивные глаза и сказала кукольным голоском:

– Здравствуй дядя. Я не поняла, как тебя зовут. Только я не Маша. Я – Даша. Дарья.

– Здравствуй, Дарья, – проблеял дяденька. – Очень приятно познакомиться. А зовут меня Ваучер. Вот собаки, когда воют, издают такой звук: “вау. вау-у”. А те, кто этот вой слушают, те ругаются: “Черт-те что!” – говорят. Если эти звуки составить вместе, то получится: “вау-черт”. Отбрасываем глухую согласную “Т”, буква “Ё”, как известно, пишется, как “Е”. Что получается?

– Черт-те что получается. Вы, дяденька, мухоморы сегодня не кушали?

– Нет, Даша, не кушал и кушать не собираюсь. А получается очень простое слово – ВАУЧЕР. Это – я. И я – твой!

– Очень приятно, что ты мой, товарищ Ваучёрт. Только ты мне не нужен.

Мне вполне бабушки хватает. За день так намотаешься завтраки ей носить.

А насчет мухоморов ты по-моему врешь.

– Я не вру, Даша. Я никогда не вру. Все, что я говорю, было, есть и будет. Я такой же непогрешимый, как метр или килограмм из палаты мер и весов. Я – эталон. Вот метр, например, эталон длины. А я являюсь эталоном советского человека после перестройки. Каждый человек в бывшем СССР имеет свой Ваучер. Ваучер и человек – близнецы братья. Кто более матери – истории ценен?...

– Я поняла, поняла! Ты не мухоморы поел, ты просто выпил вина Сухумского разлива. И теперь ты думаешь, что ты не человек, а его тень. Но ты зря думаешь, что ты такой постоянный, как метр или килограмм. Тень ведь может быть и длинной и маленькой – всякой.

– Да, Дарья, ты нашла правильное определение: я – тень. Но я такая тень, которая не зависит от источника света. Я – тень постоянная, так как завишу только от света идей моих создателей. А в их свете любой Ваучер является частицей госкомимущества. А насчет вина мне не совсем понятно, почему именно Сухумского разлива, а не Краснодарского, например?

– Краснодарского тоже гадость приличная, но Сухумского – всех гаже. И мне, кстати, совершенно непонятно, что с тобой делать?

– Вложи куда-нибудь.

– Вложить... Интересная мысль. Но куда? А, придумала. Вот как раз Волк идет. Волк, эй, иди сюда.

– Ну, че надо? Ты же знаешь – я тороплюсь, мне надо вперед тебя к бабушке поспеть.

– Знаю, знаю. И ты тоже знаешь, чем это все кончится. Неужели тебе не надоело постоянно испытывать резекцию желудка без наркоза и асептики? Вот, есть прекрасная альтернатива – товарищ Ваучер. Вложи его, куда следует, и, уверяю, никакие охотники оттуда его доставать не будут. Как говорится, и бабушка цела, и волки сыты.

– Даша, он же какой-то... Ну, неаппетитный, что ли!

– Ничего, не в ресторане, небось. Бери, что дают.

***

“Тебе, Проводник, в КВНе надо работать, – смеюсь я, – юморист от бога!”

“Это не я, – спокойно отвечает Проводник, – это ты сам. Я только придал абстрагировано-вещественную форму твоим мыслям”.

2

Сыграть себя на лютой сцене,

Сыграть неистово, сквозь стон!..

Затем – туда, где пляшут тени,

Под гвалт дерущихся ворон.

Родные лица – только в профиль,

Полупрозрачные они.

И все – эскиз, и чьи-то строки

Висят, вцепившись за карниз.

Полупрозрачная реальность,

Преображенная стезя...

Кольцом завитая начальность:

В кольце конца найти нельзя.

Ну, а пока

На лютой сцене

Сыграть себя,

В который раз!

Потом – туда,

Где только тени

Ведут угрюмый

Перепляс.

Да, только стихов мне не хватало! Впрочем, от безделья и до стихов можно дойти. Как никак третью неделю я в этой лечебнице лежал и хотя имел уже право немного гулять по коридору, все равно считался еще тяжелым. А стихи я в юности писал охотно, вот и решил от скуки попрактиковаться.

Конечно, я мог бы и не скучать, мог бы Проводника заставить проецировать мне в мозг любые события и участвовать в этих событиях почти вещественно. Но я сам поручил ему охранять мое здоровье. И он считал, что сильные эмоции, переживания даже в роли зрителя мне вредны. И, если я хочу смотреть кино в собственном сознании, то должен сперва снять указание об охране. Мне меньше всего хотелось откинуть коньки от разрыва сердца, так что я ворчал, но терпел. Взамен Проводник кормил меня полуснами их моей прошлой жизни, искажая их весьма причудливо. Правда, он всегда уверял, что эти искажения я создаю сам.

А стихи что ж, пускай. Тем более, что записывать их мне не надо, все запоминает Проводник, буква в букву.

Свою жизнь я устало читаю с листа,

Было в жизни плохого, увы, до черта,

И хорошее было на грани рассвета,

И не знает никто, где деленья черта.

Говорят, что плохое с хорошим делить

Надо, чтобы себя оценить,

Говорят, на весах равновесия нету,

Ну а я продолжаю по жизни шалить.

Я по жизни – блатной, но не верю я в блат,

Жизнь без блата рассудит в чем я виноват,

Что хорошее было, что было плохое

И чем я в этой жизни сегодня богат.

У меня, надо сказать, не было особых тревог за будущее. Финансово Проводник обещал помочь безболезненно и быстро; в больнице я поправился, так как кормят нас, сердечников, хоть и пресно, но сытно, не то, что в психушке алкогольной.

А эти воспоминания, наверное, по своему полезны, они освобождают меня от комплекса неполноценности. Я советовался с Проводником и он объяснил, что большинство людей не умеют себя реализовать именно из-за комплекса неполноценности. А я, по его мнению, обладаю этим комплексом в полной мере. И многие мои поступки продиктованы им.

Сейчас, работая над книгой, я вспомнил эту беседу и уже хотел взять из памяти Проводника подробный текст нашей беседы. Но передумал. Я уже говорил вначале, что Проводник мог бы написать всю книгу в любом стиле и с любыми подробностями. Но пишу я, все же, сам и пишу, как умею, лишь изредка обращаясь к механической памяти. Поэтому я покопался в архивах, нашел чье-то наивное и малограмотное толкование комплекса неполноценности, как болезни, с советом “лечить” его небольшими дозами “травки”, и привожу отрывок из него.

“Речь идёт о психическом расстройстве.

Человек постоянно чувствует себя "не в своей тарелке", ощущает, что Земля не является ему домом. Такой человек заперт в себе, он находится в тюрьме, он постоянно несчастен. Такой человек оторван от жизни, он не может адекватно реагировать на жизненные ситуации.

Болезнь проявляется по разному:

–"Тихие", "безвредные" люди,

–"Нестерпимые", которые постоянно что-то из себя строят,

– средние между первыми двумя,

– такие больные, по которым наличие КН трудно определить.

Что между ними общего?

Во-первых, их НЕЕСТЕСТВЕННОСТЬ,

Во-вторых, они морально очень слабы – как бы они не кричали и не показывали себя, они теряются в присутствии нормального человека, – такие люди слабы.

Кроме того, они сами подсознательно чувствуют свою неполноценность. И сознательно завидуют другим, свободным, людям.

Следует ещё отметить три важные вещи:

– вам не помогут излечиться книги Д. Карнеги или другие ;

– больные КН в этом не виноваты – это их беда а не вина, как бы они себя ни вели.

Для лечения необходима огромнейшая трансформация и очистка сознания. Необходима помощь извне.

Большинство больных КН считают, что все кругом к ним несправедливы: что они такие "хорошие", а все вокруг злые, плохие и несправедливо к ним относятся. Они будут поносить тех, "плохих", людей, которые не боятся, которые умеют отдыхать и радоваться жизни, которые считают, что эта Земля – их дом.

Такие люди создают теории, что хорошо живут только "плохие" люди, а все "хорошие" всегда живут плохо, несчастно. Они считают, что их несчастность, ущербность, скованность – это основной показатель того, что они нормальные("хорошие") люди.

Что тут можно сказать? Во-первых то, что оправдывание, восхваление, обожествление себя – это совершенно обычная вещь, обычный эгоизм самозащиты. (Миллионеру незачем хвастаться богатством, раскованному, уверенному человеку незачем хвастаться своей раскованностью)

Кстати, некоторые формы поведения подростков вызваны прежде всего их комплексами неполноценности. Трусливый или неуверенный юноша “доказывает”, как ему кажется – друзьям, а на самом деле – себе, что он супермен. Результат часто кровавый. Робкая девушка ранним сексом утверждает себя, как личность... Инфантильность взрослого толкает его на неестественные поступки переходного возраста с весьма прискорбными итогами.

Один мистик говорил:

– В молодости я молил Бога о том, чтобы он дал мне силы изменить этот мир. Но потом я стал просить другого: "Вот уже полжизни прошло, и я понял, что не смогу изменить весь мир. Господи, позволь мне изменить только мою семью". Ничего не изменилось, и в конце жизни я сказал Богу: "Теперь я понял, Господи! Я понял – позволь мне изменить себя, я больше ни о чём не прошу". Но Бог ответил мне: "Ты попросил слишком поздно”.

КН передаётся по наследству. Если быть точным, то эта болезнь передаётся от воспитателей к детям, кровная связь здесь не имеет значения. Причины, вызывающие КН, две:

1. Запугивание. Постоянные наказания.

2. Несправедливость, господское отношение к детям.

Давайте разберёмся, что представляют из себя воспитатели, больные КН.

1. То, что они считают справедливым, «хорошим» на самом деле оказывается извращённым садизмом, тупостью и комплексами. И наоборот.

2.Как это ни спорно, но человек, больной КН гораздо более эгоистичен, чем нормальный человек. Гораздо. Нормальный человек может и промолчать, когда дети его не слушают. Ведь он гораздо более счастлив, радостен. Ему просто не нужно надоедать детям, ему хорошо. Больной же человек даже если и не найдёт причину для наказания, то всё равно будет стараться их "достать", задёргать, унизить. Эти трусливые создания таким образом показывают своё "я", своё величие.

Они этим говорят: "Я буду тебе надоедать (раз уж нет откровенного повода для унижения),а ты обязан при этом стоять и слушать всю ту чушь которую я несу, и не дай бог ты при этом будешь "неправильно" стоять или дышать. Тогда я, наконец-то, до тебя доберусь!"

Они не могут по-другому получать удовольствие, поэтому, многие больные родители получают эгоистическое удовольствие тем, что жестоко уродуют психику детей.

Своих детей! И после этого они смеют кричать о своей доброте, о морали и о том, какие же вокруг злые и жестокие люди. Они сами не сознают, что делают и что говорят, хотя это и так очевидно.

А когда у них бывают моменты искренней заботы о детях, то они прививают им весь тот мусор, все те догмы, все те комплексы, которые они называют моралью. В результате ребёнок, как говорится, попадает из огня да в полымя...

Почему я остановился на детях? Потому что КН можно заболеть только в раннем детстве. Если годам к семи ребёнок не заболел, то он уже не заболеет никогда.

Общепринято, что дети – это не люди. Считается, что дети – это дети. А я могу сказать, что это чудовищная несправедливость. Что под этим подразумевают? А под этим подразумевается, что у ребенка нет никакого разума, интеллекта, считается, что он не может отличить справедливость от несправедливости, не может различить действительную необходимость и откровенную тупость. Больные люди детей просто не замечают, они их всерьёз не воспринимают, относятся к ним как к мебели.

Такие родители всерьёз считают, что их дети – это их частная собственность. Такие родители кричат, что они всё делают исключительно для своих детей. Как оказалось, чем больше человек так кричит, тем более жестоко он обращается со своими детьми.

Избивать вовсе не обязательно. Можно просто быть несправедливым. Действительно, какая может быть несправедливость к собственности? Можно делать с детьми всё, что угодно, ведь это собственность! А если они имеют свои интересы, если они не желают это делать, то это значит что они не правы и их нужно поставить на место. Их необходимо учить тому, чтобы они никогда не смели больше так поступать. Учить любыми средствами.

Тупые родители считают, что процесс воспитания – это делать детей послушными. Таких родителей следовало бы лишать родительских прав. Их понятия о воспитании – это означает убить в ребёнке всякую самостоятельность, жизнерадостность, разум. Убить в человеке личность. К сожалению, они часто этого добиваются. Тупые родители всегда пытаются что-то сделать из своих детей, не понимая, что ребёнок – это Человек. К нему ничего не нужно добавлять, ничего не нужно отнимать. Он есть свободный человек, он есть ОТДЕЛЬНАЯ личность. Он не ваш – он просто живёт в вашем доме.

Какова причина того, что больные взрослые люди ТРЕБУЮТ к себе уважения от младших? А причина такова, что это единственный фактор, который может их чем-то выделить. Ведь у них больше ничего нет, они совершенно пустые внутри, и считают что их возраст – это их богатство. Они цепляются за это как за последнюю соломинку, иначе они будут чувствовать себя совсем голыми. Это ситуация кажется тупиковой, но есть один выход: нужно лечиться.

Что же касается уважения, то его требовать – это чистая глупость. Оно либо есть

либо нет: это просто научный факт. Лично я не уважаю старших. Я не уважаю какую-

то категорию, а могу уважать или не уважать только конкретных людей.

Следует ещё раз заметить, что больные люди не смогут сильно измениться сами, даже если захотят. Если вы такой человек, то вот вам мой, совершенно неожиданный, совет: пожалуйста, ради всего святого, не пытайтесь вести себя теперь по-другому, не пытайтесь вести себя лучше, не пытайтесь быть добрее к детям, не пытайтесь “улучшить” себя, делать кому-то “лучше”.

Запомните: любое изменение, которое вы попытаетесь сделать, сделает вас только хуже. Любая ваша попытка улучшить своё поведение, ВСЕГДА (то есть АБСОЛЮТНО ВСЕГДА, без исключения) приводит к обратному эффекту: вы становитесь более нетерпимыми для окружающих, вы будете создавать гораздо больше неудобств. Вот основной вам совет: никогда не пытайтесь сделать никому “лучше”. Люди разберутся без вас – любая ваша попытка кому-то помочь всегда приводит к обратному эффекту. Самое худшее, что вы можете сделать – это строить из сея “бесконечно доброго человека”, ведь это вызывает неловкость, скованность того, к кому вы обращаетесь. Вы этим делаете ему неприятно. Запомните это.

Это совсем не значит, что вы не сможете сейчас измениться. Просто нужно понять одну вещь: изменения нельзя получить с помощью воли, с помощью усилия с вашей стороны. Вы не можете пытаться измениться. Слова “попытка” и “изменение” – противоположны, они не могут стоять рядом. Любое ваше усилие отдаляет вас от реальности, а расслабление, ”безусилие” – приближают вас к ней. Поэтому остановитесь, успокойтесь и посмотрите кем вы являетесь. Не надо себя менять, если вам что-то в себе не понравится. Просто поймите то что вам это не нужно. И когда вы действительно увидите, почувствуете то, что в вас есть недостаток, то он сразу же исчезнет. И помните: это может произойти только тогда, когда вы расслаблены, а постоянные идеи, беготня, доказательства своей правоты – это как раз то, что вам совсем не нужно.

Много ли людей больны этой болезнью? Да, очень много. Если говорить о СССР (и других “социалистических” странах), то здесь сильно закомплексованных людей процентов восемьдесят. Если взять развитые страны, то там таких всего несколько процентов(а то и меньше).

Не задавались ли вы вопросом, почему развитые страны являются развитыми?

Может, им повезло? Но тогда в чём именно им повезло?

А повезло им в одной очень важной вещи: у них не было революции. У них давно не было такого режима, который бы держал людей в постоянном страхе. Диктатура плоха не только тем, что при ней люди не могут нормально, свободно жить, но она опасна и тем, что ещё долго после её падения люди не смогут чувствовать себя свободно. И причины этого уже будут не внешние, а внутренние: люди несвободны, больны, забиты изнутри и внешние факторы практически не играют никакой роли. Данная страна не станет развитой до тех пор, пока не умрут люди, жившие в рабстве (а, может, и их дети). Печально, правда?

Если учесть некоторые, ”смягчающие” факторы (“ускоряющее” влияние развитых стран, например), и учитывая, что достаточно того, чтобы старшее поколение просто полностью отошло от управления страной (не обязательно дожидаться их полного вымирания),то чтобы такая страна стала развитой достаточно лет двадцать. Я вам предлагаю форсировать события. При этом это время может, в идеале, уменьшиться до нескольких месяцев. Здесь может помешать только тупость народа: люди могут свободу поменять на так называемую “мораль”.

Несколько замечаний:

1.Люди достойны тех, кто ими управляет. Нужно злиться на себя, а не на властей. 2.Я всегда улыбаюсь, когда кто-то в очередной раз предлагает “программу выхода из кризиса”. Такие люди не понимают главного – что же надо изменить. Такие программы, конечно, могут повлиять на ход событий, но очень ненамного. 3.Меня часто выводят из себя “авторитеты”, которые с умной рожей “плачут” о том, что хоть мы и бедные, несчастные, но зато у нас такие добрые, хорошие, культурные люди, и что наши люди – это наше великое богатство. Но, ведь, наши люди – это наш великий позор, наша беда. Это не нравится, понятно. Но, ведь, от этих эгоистичных самоуспокоений ситуация только ухудшается: нельзя начать лечения не признав, что мы действительно больны.

Я уже останавливался на “доброте” наших людей. Вот вам еще: вспомните убийцу детей – Щикатило. Это чисто “наш” человек, ”наш” феномен. В развитых странах вероятность появления таких людей раз в сто меньше, чем у нас. Он – обычный пример сильно больного, глубоко несчастного человека. И он не был в этом виноват, виноваты прежде всего его воспитатели: если бы не они, он был бы прекрасным человеком. Так, что прежде чем в следующий раз унизить ребёнка, глубоко об этом подумайте.

Так что же такое Комплекс Неполноценности? – Это болезнь. Психическое расстройство. Люди рождаются без него, и если не прилагать никаких усилий, то её и не будет. Свободный человек – это не манна небесная, не исключение, которое нужно добиваться, нет. Это совершенно нормальное состояние человека.

Больной человек оторван от жизни, наполнен мусором и страхом, не может нигде себя нормально чувствовать, находится на нижнем энергетическом уровне. Вместо разума и жизненного опыта у него есть какие-то идеи. Он неприятен в общении, доставляет неудобства всем окружающим. Он постоянно несчастен, его мозг сдавлен тяжким прессом. Они настолько слабы и оторваны от жизни, что можно серьёзно утверждать, что их нет вообще.

Ещё раз замечу, что есть различные степени заболевания: от откровенно огромной до совершенно незаметной со стороны. А есть и здоровые люди. В любом случае, то лекарство, которое я вам предлагаю вам не навредит, а позволит узнать себя. Если вы не воспринимаете меня всерьёз, то ваша ситуация безвыходная, и я могу лишь пожелать вам счастливо догнить эту жизнь. А тем, кто хочет жить полной жизнью, я предлагаю перевернуть страницу. Сейчас сказать больше нечего. Кое-что нужно будет сказать потом...”.

Да, видать крепко достали парня в детстве! Но в целом он прав. Многие люди ощущают свою неполноценность в чем-то и пытаются компенсировать ее игрой в полноценность. Чаще всего игрой плохой, бездарной.

Я, собственно, и сам, будучи от природы анемичным, слабым физически, да и трусоватым, распускал про себе легенды, выставляясь то – боксером, то – самбистом. А с возрастом начал критиковать здоровяков, ссылаясь на то, что у них мышцы развиты за счет мозгов. И отчасти сам в эту чушь верил.

Помню, во вторую свою ходку, где-то на третий день пребывания в зоне я зашел в клуб выяснить насчет библиотеки, завязать добрые контакты – книги для меня всегда были на первом месте. Завклубом, крупный, симпатичный эстонец, отбывающий наказание за спекуляцию, встретил меня приветливо. Мы как-то быстро на шли общий язык и он обратился с просьбой:

– Концерт вечером, а ведущего нет. Я должен на гитаре играть, как-то неловко совмещать с конферансом, а другие двух слов не свяжут.

– Гуд, – согласился я, – заодно стихи толпе по читаю.

Вечером без всякой подготовки я вышел на сцену и посмотрел в зал. Одинаковые, как оловянные солдатики, люди были там в одинаковых одеждах с одинаковыми выражениями лиц. У стен стояли одинаковые менты, рядом с ними – СВПэшники, ментовские шестерки из совета внутреннего порядка, с повязками на рукавах. Этакие зоновские “дружинники”, ссучившиеся уголовники, презираемые общей массой.

– Итак, господа, – сказал я нахально в микрофон, – я решил почитать вам стихи.

Зал зашумел.

– Бык, козел, – раздались возгласы, – покажи попу, блызни со сцены, музыку давай, падло...

Микрофон давал мне явное преимущество над толпой.

– Господа, – сообщил я невозмутимо, и динамик приглушил гомон, – так или иначе, но пока не будет стихов, не будет и музыки. Хоть вы и тупорылые, но послушать придется.

И сразу, будто продолжая успокаивать, врезал:

Мы волки, но нас по сравненью с собаками мало, Под грохот двустволок звериная стая мельчала, Мы, как на расстреле, на землю ложились без стона. Но мы уцелели, хотя и стоим вне закона...

Номеров было немного, но после каждого музыкального я “кормил” зэков стихами. Кто-то смирился, кому-то было все равно, но встречались мне и заинтересованные, внимательные глаза. И это мне льстило.

Потом ко мне подошли несколько зэков, после концерта. Двое попросили переписать стихи, один выразил благодарность за доставленное удовольствие, а еще один начал вербовать в СВП. Он ссылался на то, что я уже замарал себя выступлением в клубе, что я уже “пашу” на администрацию.

Последним ко мне подошел прапорщик и угрюмо приказал следовать с ним в оперчасть.

В оперчасти мной занялся еще один “поклонник” поэзии – майор Луднев, начальник этой службы. Перед ним уже лежало мое дело, поэтому он стал брать быка за рога сразу:

– Прежние штучки решил продолжать? Мало одного срока показалось. Так мы тебе быстренько добавку выпишем, семидесятую статью не забыл еще?

– Простите, вы к кому обращаетесь? – спросил я невинно.

– К тебе обращаюсь, – сказал майор.

– Насколько я помню статью сто тридцать вторую ИТ (исправительно-трудового кодекса), заключенные и администрация обязаны в обращении друг к другу использовать форму “вы”.

– Хамишь? Ну-ну! По-другому с тобой поговорить? Да я тебя за антисоветские стихи знаешь, куда?!

– Я подам на вас жалобу прокурору по надзору. За неуставное обращение, за попытку инкриминировать ложное обвинение.

Он был зол, но эта фраза, кажется, его чуть-чуть отрезвила.

– Почему ложное? Мне передали, что в клубе читались стихи против Ленина, против милиции. Теперь он строил свою речь так, чтобы избегать прямого обращения. Очень уж ему не хотелось обращаться к какому-то вонючему зэку на “вы”.

– Ваши осведомители, – сказал я сухо, – не блещут интеллектом. А в поэзии вообще не компетентны. Я читал стихи известных советских поэтов: Вознесенского, Евтушенко, Солоухина. Все они члены Союза писателей, имеют правительственные награды.

– Ну, а эти, про Ленина? – спросил он совсем не уверенно.

– Эти стихи кончаются так: “Ленин – самое чистое деянье, он не может быть замутнен. Уберите Ленина с денег – он для сердца и для знамен”. Андрей Вознесенский. Что тут, простите, антисоветского?

– Видимо, меня ввели в заблуждение, – пробормотал он, – ох уж я этому лейтенанту... Да, а за что судились в прошлый раз?

Он по-прежнему пытался строить фразы без прямого обращения, в результате чего его речь стала напоминать речь иностранца. Мне было смешно.

– Я не судился, – сказал я иронично, – меня судили. По статье, как видно из дела, лежащего перед вами, семидесятой...

– Я имел в виду, в чем эта антисоветчина заключалась?

– Подобная информация в компетенции КГБ, – сказал я, с трудом сдерживая смех. – Если желаете, можете обратиться в местное управление комитета, телефон замначальника: четыре – тридцать два – одиннадцать...

– Я сам знаю, куда мне обращаться, – задергался майор в кресле. – Нечего разговаривать. Стихи читать прекращать надо, тут не политехнический музей, а Маяковских в зоне нет.

Меня очень заинтересовало такое мышление. Политехнический музей у этого “знатока” ассоциировался только с поэзией. Кроме того, было интересно, как он меня выпроводит, не употребляя обращения. Тут, как не скажи – можете идти, идите, свободны, ступайте – все равно придется обратиться. Но он лихо вывернулся и из этого положения – вызвал сержанта и приказал ему отправить меня в барак.

Потом, анализируя свое поведение, я вынужден был подвести горестный итог: боялся зону, вел себя опрометчиво и нагло, наигрывая образ лихого уголовника, а в результате вынужден был потом долгое время этот облик поддерживать, носить мучительную и противную маску, которая в конце концов принесла мне кучу неприятностей.

Но что-то я совсем ушел от постепенного повествования с момента находки браслета связи до момента нынешнего, когда я, обретя неземное могущество, не знаю что мне делать.

Короче, ходил я немного по коридору, а большей части спал, выпрашивая у сестер седативные таблетки, и витал в очищающих воспоминаниях.

***

...В Краснодаре я несколько раз бывал, город более-менее знал. Я надел свою рабочую спецовку: джинсы и геологическую энцефалитку, купил в спортивном магазине большой кусок палаточной ткани и поехал в автомагазин.

Рядом с магазином была пространная стоянка продажных машин. Они стояли еще без номеров, прямо после железнодорожного переезда, разных цветов и разной степени поцарапанности. Сунув сторожу червонец, я прошел в конец стоянки, поглядывая на покупателей. Некоторые выбирали главным образом цвет, да смотрели, чтоб явных повреждений не было. Но большинство елозило вокруг машин с дрожащими щеками. Если бы у автомобиля были зубы, как у лошади, это значительно облегчило бы задачу покупателей. За неимением оных, они по пояс залазили под капот, ящерицами ползали между колесами.

Я выбрал заурядного “Жигуленка” поносного цвета и накрыл его купленным материалом, как чехлом. Мгновенно вокруг меня начали собираться заинтригованные покупатели. Какая-то тощая дамочка попыталась от дернуть чехол, но я гаркнул на нее:

– Отойдите, дамочка! Нечего тут лапать. Машина отобрана для Ивана Денисовича.

Минут десять я отражал наглые попытки взглянуть под чехол. Когда эти попытки начали сопровождаться поползновениями вручить мне купюру, я пообещал вы звать милицию. Стоявшая в стороне парочка многозначительно переглянулась и отозвала меня в сторону.

– Вы, наверное, специалист – заискивающе спросила женщина.

– В некоторой степени, – ответил я туманно.

– А что за машина? – поинтересовался мужчина.

– Обычная машина, – сказал я честно.

– Но вы же ее специально отобрали?

– Ну, нельзя сказать, что специально...

– Послушайте, мы в технике ничего не понимаем.

Вы не могли бы нам уступить эту? Вы еще выберете.

– Пожалуйста, – добавила женщина, – мы вас отблагодарим.

– Я не уверен, что могу быть вам полезен, – сказал я застенчиво.

– Пятьсот рублей, – с видом бросающегося в про пасть, выпалил мужчина, – больше нет ни копейки.

– Ну, что ж...

Я стянул материю с машины, сложил ее, сунул под мышку. На выходе подмигнул сторожу, пообещал зайти завтра, так как еще не выбрал. Время клонилось к обеду, я отметил удачу в ближайшем кафе, где цыплят готовили на вертеле, предварительно натерев разнотравьем и нашпиговав всякой вкуснятиной. Обед об легчил мой карман на добрые полсотни, но я надеялся вскоре компенсировать эту потерю.

Теперь меня интересовали пункты приема стеклотары. Я объехал несколько центральных и убедился, что они, как обычно, затоварены, а ящиков свободных нет. Длинные очереди страждущих смотрели на приемщиц с тоскливой безнадежностью.

Что ж, людям надо помогать. Вскоре я договорился с водителем грузовика и подогнал машину к ближайшему киоску.

– Хозяйка, – обратился я к приемщице с развязностью экспедитора, – машина нужна?

– Сколько возьмешь? – охладила она мой порыв гуманной помощи торговле.

– Сколько дашь?

– Сорок.

– Стольник, – заявил я возмущенно.

Сторговались на 65 рублях. Я был предупрежден, что деньги получу только тогда, когда привезу с ликерки накладные о сдаче посуды. Алкаши, побросав авоськи и сумки, махом забросали грузовик и я сказал шоферу, который ни на миг не сомневался в моей причастности к клану торгашей или снабженцев, что надо по делам заскочить еще в два пункта.

В этих пунктах я уже не предлагал транспортную помощь. Я намерен был продать всю машину, но не по 12 копеек, а по 10. Деньги были обещаны в обеих, но опять же при условии накладных о сдаче бутылок на ликероводочный завод.

На завод мы въехали, как к себе домой. Четвертак помог грузчикам быстро освободить тару; свистнуть в конторе десяток бланков со штампами, пока мне вы писывали за сданное количество, тоже не представляло трудов. Когда этим одуревшим от тоски перезрелым красоткам рассказывают сексуальные анекдоты, они не заметят, как вынесут стул из-под них.