Текст книги "Исполнение желаний"
Автор книги: Владимир Круковер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Потом я брел к детскому дому, где набирал ребят из младшей группы и закармливал их сладостями, накупал им различные обновы. Воспитатели привыкли к богатому чудаку и не вмешивались. Старшие ребятишки с нетерпением ожидали возвращения младших, чтоб их ограбить. Еще более старшие грабили уже грабителей. Последними в дело вступали старшие воспитатели старших грабителей. Они отбирали у последних то, что могли отобрать.
Наступал вечер. Я с неугасающей энергией и с острым ощущением пустоты своего существования возвращался домой, принимал сильное снотворное, ел что-то, без вкуса и аппетита, читал какую-то муру и проваливался в полусон, полубред, чтоб выплыть из него рано утром.
И когда я наконец обанкротился, то – вы не поверите – обрадовался. Будто гора спала с плеч. И стало интересно жить.
Потом, правда, опять наступила некая беспросветность, напала хандра и я спрятался сам от себя в натуральное существование городского БОМЖа. Изредка разбавляя бичевание работками, вроде фотографа в КБО. И периодическими визитами в психушку с белой горячкой.
А, может, все рассказанное было и не со мной? Или со мной, но в какой-то другой жизни?
Но этот внезапный страх, не совсем правильно было бы называть именно страхом. Страх – это, в конце концов, нормальная реакция организма на опасность. Такая же, как и боль. Скорей это была некая НОЮЩАЯ ТОСКА предчувствия, безвольное ожидание чего-то поганого. Я пытался и не мог отыскать в своей жизни сходного чувства. Помню, как сидел в КПЗ, ожидая обвинения. Мерзко было, давило меня, корежило. Да еще с похмелья. Но тогда я приблизительно знал, что мне грозит в худшем случае, а что – в лучшем. И надо было лишь перетерпеть, переждать, как пережидают ливень под козырьком крыльца или очередь к врачу перед удалением зуба.
Все мои воспоминания самых мрачных моментов жизни, все передряги, от которых (как казалось тогда) – в петлю впору, не шли ни в какое сравнение с этой вяло текущей тоской, осложненной абсолютной бесполезность каких-либо защитных действий.
…Я попросил у Проводника вызвать сон. Сон без сновидений, глубокий, как обморок. И он это исполнил.
Александр Скорынин
Скорынин всегда был человеком рассудочным. Он строил свою жизнь по жесткому графику, его служебная деятельность проходила под четким знаком карьерного роста. Он стремился вверх и только вверх, маршальский жезл в его вещевом мешке не был аллегорией, а был конкретной целью, достижимой через дисциплину, знания, упорство, труд.
Его не интересовали «синие птицы» (как, впрочем, и жар-птицы), он был конкретен и в мыслях и в действиях.
Появление в его судьбе Ревокура Александр воспринял, как данность. Точно так же, спокойно, взвешивающе, он воспринял бы смену власти или изменения постоянной Планка. Собственно говоря, он уже пережил одну смену власти и это ни в коей степени не отразилось ни на его работе, ни на его мировоззрении. Он знал, что разведка, секретные службы – государство в государстве, и ему в принципе безразлично, как называется тот социальный строй, в котором эти службы функционируют.
Приняв появление фантастического Ревокура как данность, Скорынин занимался его разработкой и практическим применением. Он не обольщался, не переоценивал свое влияние на могущественного фигуранта, но ясно видел, что это общение фигуранту пока необходимо. И пользовался этим, как пользовался бы служебным оружием или служебной электроникой.
Даже невероятная схватка Ревокура с пришельцами не выбила Скорынина из служебной колеи. А присвоение звание полковника (для майора это очень и очень) он воспринял с достоинством, но спокойно. И знал, что пока будет хоть немного контролировать сверхсилу, по нелепой случайности воплотившуюся в заурядном Ревокуре, внеочередные звания и награды не иссякнут. Как и возможная приближенность к Президенту. То, что Президент видел в разведчике лишь прибор для управления неведомой силой, Скорынина не смущало. Он о Президенте знал больше, чем Президент о нем, а за курсовую: «Как стать полезным высокопоставленному чиновнику» когда-то получил отлично. И, в глубине души, был уверен, что с должностью Президента справился бы лучше, чем этот изощренный партийный интриган, всплывший на волне путча. (Не с его ли, кстати, подачи организованного?) Он справился бы лучше еще потому, что не был бы один. Рядом с ним на высокий пост заступили бы лучшие чекисты из его окружения. И он иногда, очень робко, думал об этом, сразу загоняя неуставные мечтания в подсознание.
Тем ни менее, картина столкновения двух неземных сил часто повторялась в его памяти и никак не могла приобрести натуральные черты реальности. Все казалось, что он смотрит фантастический стереофильм.
Тогда, кивнув Президенту, Ревокур в своей обычной манере мгновенно перенес его к месту пришествия. Они оказались внутри двойного ограждения (колючкой и танками), кто-то из военных ойкнул, кто-то чертыхнулся, кто-то заорал в мегафон, повелевая убраться из запретной зоны к чертовой матери. Но резиденту было не до этого, хотя цепким глазом профессионала он охватил тройное кольцо бронетехники, ракетных установок и живой силы. Он успел заметить и тупорылую клизму на тягаче – ракету «земля-земля» с ядерной начинкой. И уставился на корабль пришельцев – ажурное сооружение величиной с пятиэтажный дом, которое почему-то не производило впечатление легкости, воздушности, а, наоборот, вопреки ажурности, выглядело массивным и чуждым.
Те обломки внеземной техники, видеоснимки которых им демонстрировали на курсах повышения квалификации (после расписки в абсолютно секретности информации), смотрелись совсем не так и действительно напоминали летательные аппараты. Это же переплетение странного серого материала, ничем не напоминающего металл или пластик, скорей было похоже на абстрактную скульптуру невероятной тяжести. Несуразная конструкция не прикасалось к земле, она висела над ней на очень небольшом расстоянии, что не мешало ей подавлять воображение.
Около космического корабля передвигались такие же серые бесформенные фигуры.
• Вот тебе вместо бинокля, – сказал Ревокур, – любуйся.
В метре от разведчика загорелся экран, такой же, как и тогда, с графиками. На нем было четко видно основание корабля и эти самые фигуры. Они напоминали бы снежных баб, таких, какими их лепят детишки, только без носа-морковки, Напоминали бы, если б не были так потрясающе серы. Эту серость и цветом назвать язык бы не повернулся, просто некое отсутствие цвета, ввергающее в безнадежную тоску.
С руководство оцепления, как видно, связались из Кремля, потому что к ним подполз генерал в полевом обмундировании.
• Приказано оказывать вам содействие, – пропыхтел он. – Какого черта вы сюда вперлись, в опасную зону?!
Ревокур на генерала не среагировал. Сказал, обращаясь только к Скорынину:
• Смотри, Саша, это небелковая жизнь, достаточно редкая во Вселенной. Имеет единственный чувственный орган – гравитационный. Поэтому, естественно, и гравитацией управляет, как мы дыханием. Эта цивилизация нам гораздо более чужда, чем, например, энергетический разум, живущий в толще горячих молодых планет… – Ревокур говорил несколько замедлено, будто производил прямой перевод. Скорынин подумал, что так оно, наверное, и есть, фигурант как-то получает информацию и дублирует ее речью. Надо отметить в отчете. – Их корабль, они сами покрыты гравитационным колпаком, черпающим энергию планетарного уровня. Говоря проще, пытаться на них чем-то или как-то воздействовать – это все равно, что пытаться сдвинуть Землю с орбиты. Эти охламоны, – он кивнул на генерала, – шуранули в них ракетами, хорошо еще, что без ядерного заряда. Ну и получили эти ракеты обратно во всей красоте взрывов. Горох об стенку. Что за привычка у военных, чуть что – стрелять, а потом знакомится. Хотя познакомиться с ними невозможно, мы для них просто вредная плесень, признать нас разумными они неспособны. Дело в том, что они мало цивилизованные существа, просто гравитационная жизнь для кремниевых существ дала им выход в космос раньше, чем они обрели эту цивилизованность. Если сравнивать, они сейчас где-то на уровне папуасов или чеченцев. А то, что они у нас сейчас ворую – это их кайф. В смысле, для них это то же самое, что для нас хороший коньяк. Вот они и шарят по Космосу, набивают трюмы. Потом повезут на свою планету и начнут обменивать, у них натуральный обмен.
• Откуда вы это узнали? – спросил генерал.
• Что можно сделать? – спросил Скорынин.
• Что тут делать, – сказал Ревокур, – заберем награбленное да и выбросим их отсюда, делов то… У них разум, как у пчел, обобщенный. Очень болезненно переживают за каждого члена стаи. Вот я сейчас одного и заберу…
Скорынин с генералом увидели, как одна из серых фигур взмыла в воздух и оказалась в нескольких метрах от них. Фигура была совершенно неподвижна, никакого намека на сопротивления не просматривалось.
• Я его спеленал особыми полями, он теперь, как мумия, – пояснил Ревокур. – Сейчас будем выдвигать ультиматум… – Он вынул из воздуха странный предмет, похожий на рахитичный цветок лилии. – Это гравитационный лингвист, я их язык, естественно, понимаю, но говорит по ихнему не могу, нет такого органа.
Вокруг лилиеподобного мегафона едва заметно заколебался воздух, вроде небольшого марева. Упорядоченные движения пришельцев прекратились. Они провели в недвижимости минуты две, потом вновь зашевелились. Пленник вновь поднялся в воздух и был возвращен к своим.
• Ну, все, – сказал Ревокур, вставая. – Они выложат весь миодий на землю и улетят, можете их больше не опасаться. Они приносят нам свои извинения, говорят, не знали, что на этой планете есть разумные… Кстати, наши шахтеры несколько лет бы работали, чтоб добыть такое количество. Да еще металлургическая обработка, очистка пустой породы. А теперь вы получите чистейшие слитки, благодарить надо бедных пришельцев. Александр, ты со мной? Хотя, тебе лучше остаться, надо же кому-то пожинать мои лавры. Принимай командование. Проследишь, чтоб не крошки миодия не пропало, сообщишь Президенту о виктории. От моего имени посоветуй ему перейти на виноградные вины, а то его печень окончательно сгорит от водки…
Вот именно эта обыденность поведения Ревокура, и его привычка не договаривать фразы до конца, все время прислушиваться к чему-то, и смущала разведчика. А спросить напрямую он не решался. Правда, во время разминки на татами фигурант намекнул, что он всего лишь кукла, а двигает его телом некое приспособление. Надо было узнать – только ли телом?
Владимир Ревокур
Пришел разведчик. Кажется, я его ждал. Хотелось, что б кто-то меня утешил, снял тревогу по целым двум поводам. Первый из которых в боязни потери могущества, а второй – в сомнениях целостности собственного разума.
Проводник, на вопрос о том, не схожу ли я с ума, ответил лаконично:
«Психическое состояние в пределах нормы, наблюдается небольшое возбуждение, связанное с неоправданными сомнениями».
«Точно, не оправданными?» – дотошно спросил я.
Ловить Проводника на словах занятие бессмысленное.
«Я не имею информации о намерениях моих Создателей. Пролонгирование будущего при отсутствии информации для экстраполяции последующих событий представляется мне алогичным, а эмоциональное возбуждение неоправданным».
Масло, оно всегда масляное.
Вместо того, чтоб искать утешение, мне пришлось утешать его самого. Оказывается, Скорынина отзывают с Кипра, он должен получить новое назначение. А его сменщик, некто Житков Борис сидит в машине и ждет разрешения предстать пред мои ясные очи.
• Подождет, – сказал я, – еще не известно, достоин ли он перед ними предстать. Ты лучше скажи, в чем дело? Впрочем, подожди, я сам выясню.
«Обычные политические интриги общества с невысоким социальным уровнем, – как всегда лаконично, сообщил Проводник. – Руководство ГРУ боится возможного влияния Скорынина на Президента».
• Обычные политические интриги общества с невысоким социальным уровнем, – продублировал я. – Руководство ГРУ боится твоего возможного влияния на Президента.
• Я так и думал, – сказал он печально. – В нашей системе слишком строго разнесены сферы и факторы действия сотрудников… Там у новенького твой орден, я уже получил.
• Президент скор, – сказал я, – значков ему не жалко.
• Ну, зря вы так. Правительственная награда не значок.
• У каждого правительства свои награды, – сказал я меланхолично, – в племени мумбо-юмбо высшей наградой служат шорты из списанного американского военного имущества. Правда, их надевают лишь в торжественных случаях, набедренная повязка удобней, в паху не жмет.
• Не пойму я вас, – раздраженно сказал разведчик, – когда вы только успели стать таким антисоциальным типом? Что за пренебрежение к государству! Оно, худо ль –бедно, вас и вскормило и образовало. Вы, насколько я знаю, не бедствовали в детстве, папаша ваш получал зарплату по высшим профессорским ставкам.
• Естественно, – сказал я. – И был вынужден влачить жалкое существование в Сибири, без права проживание в столичных городах. И все за то, что наполовину аид. Хорошо еще, что в зону не определили, как других ростовских врачей-вредителей.
• Но это же при Сталине было.
• Какое это имеет значение. Вы же истоками моей антисоциальности интересовались. Любое правительство из существующих на Земле нынче, порочно в принципе. «Человечество обанкротилось биологически: рождаемость падает, распространяются рак, слабоумие, неврозы, люди превратились в наркоманов. Они заглатывают тонны алкоголя, никотина, просто наркотиков. Мы просто вырождаемся. Естественную природу мы уничтожили, а искусственная уничтожает нас. Мы обанкротились идеологически – мы перебрали все философские системы и все их дискредитировали; мы перепробовали все мыслимые системы морали, но остались аморальными скотами. Самое страшное в том, что вся эта серая человеческая масса в наши дни остается такой же сволочью, какой была всегда. Она постоянно требует и жаждет богов, вождей и порядка, и каждый раз, когда она получает богов, вождей и порядок, она делается недовольной, потому что на самом деле ни черта ей не надо, ни богов, ни порядка, а надо ей хаоса, анархии, хлеба и зрелищ. Сейчас она скована железной необходимостью получать зарплату, но эта необходимость ей претит, и она уходит от нее каждый вечер в алкоголь и наркотики…» – это я вам Стругацких процитировал, ест у них такой отрицательный герой Павор, шпион, сторонник истребления 90% населения, чтоб право на жизнь имела только элита. Но в этой цитате есть определенная логика. Любое правительство – верхушка серой массы, но никак не элита. Правительство выражает интересы прежде всего массы, зависит от массы, думает, что управляет массой, но на самом деле зависит от нее, как любой паразит зависит от своего носителя. Глисты кишечные, как известно, не уничтожают своего носителя.
• Мне трудно с вами спорить, – сказал Скорынин печально. – У вас извращенное понимание реальности. Вы слишком мало знаете о структуре общества, о правительстве, а беретесь судить с апломбом, простите, дикаря. Ребячество все это… Так что, позвать коллегу, орден надо бы принять, а то как-то не по-русски… Вы же гражданин России…
• Знаете что, – сказал я. – Есть тут у меня идейка одна. Давить на ваше начальство я не стану, они могут и вообще вас зачистить… Но никого, кроме вас принимать не буду, ни малейшего общения. Вот у них и не останется другого выхода, как вернуть все на места свои.
• На вы… Что так, вдруг?
• Люблю гонимых. Инакомыслящих люблю. И вообще, обожаю поступать наперекор начальству. Пусть и чужому.
• Мне, конечно, приятно. Но я – человек государственный. Поэтому просто обязан связаться со своим сменщиком и отбыть. Вы разрешите, я позвоню?
• Ну, ну… Попробуйте.
Скорынин извлек из кармана удивительно миниатюрный мобильник. (А может, рацию свою, шпионскую). Я некоторое время удовлетворенно наблюдал, как он пытается заставить ее функционировать, потом сказал:
На моей территории ни один земной электронный прибор не работает. Без моего, разумеется, разрешения. Вон ваши подслушки до сих пор валяются.
Скорынин посмотрел на меня. Без упрека, но внимательно. Было ясно, что я ему не вполне симпатичен.
• Ладно, говорите, – вздохнул я.
Он связался с напарником, объяснил, что фигурант на контакт с новым человеком не идет, добавил какую-то шифрованную абракадабру (Проводник тут же перевел: «Просит запросить мнение руководства»), спрятал телефон, вновь взглянул на меня без особого выражения.
Я решил все же его расшевелить.
• Ну, пока ваш коллега запрашивает мнение руководства… – его брови чуть-чуть приподнялись – мы поблагодарим Президента за награду. – брови поднялись еще выше.
Я сделал царственный жест рукой и в комнате появился Президент. Он сидел в кресле и его обрабатывали две дамы: одна приводила в порядок ногти на руке, вторая – на ноге. Мы еще успели услышать, как педикюрщица договаривала:
• …и если вы не будете делать ванночки с глицерином, эти мозоли вас в покое не оставят, а срезать их…
Она ойкнула и замолкла. Появившееся в комнате президента изображение не уступало в реальности такому же в нашей. Современные голограммы даже отдаленно не напоминали способ связи Проводника.
• Звоню, чтоб поблагодарить за награду, – сказал я, лукаво посматривая на Скорынина. – Как ваше здоровье.
Президент не зря был Президентом. Он и бровью не повел.
• Ну ты, понимаешь, – сказал он добродушно, жестом отсылая женщин, – чуть не напугал. Хороший у тебя телефон, хороший. Подарил бы такой же своему старому Президенту, что ли.
• Вы крепкий мужик, – сказал я с восхищением, – мне бы такие нервы. Держите… -
Воплощенный Матром прибор лег на колени Президента. – Там всего две кнопки. Представляете, с кем бы хотели связаться, нажимаете черную кнопку и двухстороннее общение гарантировано без помех. Подслушать тоже невозможно, оба абонента как бы одеваются в защитное поле. Выключатель – белая кнопка.
Президент мгновенно сцапал коробочку и нажал на кнопку. Рядом с одним его изображением в комнате появилось второе.
• Добре, – сказал Президент. – Еще один орден хочешь?
• Зачем мне эти ордена? – сказал я.
• А чего хочешь? Проси, не стесняйся.
• Да у меня все есть, – сказал я. – Любое желание исполняется, как в сказке про Аленький цветочек.
• Скучно тебе, наверное?
Надо же, удивился я, четко мыслит мужик, несмотря на возраст.
• Тут вы правы, – сказал я, – скучновато.
• А это кто там, рядом с тобой? Тот парень из разведки?
• Он самый. Александр его зовут, Скорынин.
• Как служба, Александр?
• Служу Отечеству, господин Президент.
• Ну служи, служи. Экий, понимаешь, строевой. Тебе звание то повысили, как я распорядился?
• Так точно, господин Президент.
• Ну вот. То-то же. Еще вопросы есть?
• Никак нет, – сказал Скорынин.
• Извините за беспокойство, – сказал я. – Всего доброго.
Изображение Президента растаяло.
• Он действительно сможет связываться с кем угодно? – спросил разведчик.
• Кроме меня, – ответил я.
• Я полагал что высокие технологии в другие цивилизации вносить нельзя, – сказал Скорынин.
• Я тоже об этом читал, – ответил я. – Выходит – можно.
За пазухой Александра звякнул его телефончик.
«Руководство берет тайм-аут, – подслушал Проводник, – мое назначение пока остается в силе. Поехали, передашь дела. Что, фигурант от награды отказался?»
«Нет, он уже поблагодарил Деда».
«Как?!»
«Есть у него такой видеотелефон без проводов. Высокие технологии иной цивилизации. Теперь подобный телефон и у Деда есть. Сможет любого высматривать и выслушивать в любой момент».
«Но это же меняет дело… Мне, может, еще раз связаться?»
«Не стоит. Я сейчас выхожу».
Скорынин повернулся ко мне лицом.
• Я вот о чем хотел бы попросить. Вы поосторожней, пожалуйста, с этим своим даром. Особенно в России. Родина все же.
• Я и так шага лишнего сделать боюсь, – сказал я раздраженно, – думать иногда остерегаюсь, чтоб чего не напортачить. Это огромная ответственность – желать себе и не навредить другим. Так что, не боись. Не такой уж я антисоциальный тип, как кажется.
• Опять на ты?» – приподнял бровь Александр.
• Это по дружески.
• Тогда принимаю, – он протянул мне руку.
Я пожал ее. И замялся.
• Я могу сделать тебе подарок?
• Какой?
• Да так, полмиллиончика. Я, как ты знаешь, человек богатый. Ты, надеюсь, не понесешь эти деньги своему руководству?
Теперь замялся он.
• Если все будет оформлено официально, тогда пожалуй…
Проводник с Матром сделали бумаги мгновенно.
• На, – протянул я ему пластиковую карту и заверенную нотариусом дарственную. – Это золотая кредокарта на «Дойчбанк» в Бонне и заверенная дарственная. Официальней некуда.
• Спасибо, – сказал Александр и вновь протянул мне руку.
Мы обменялись рукопожатием вторично. (Убедительно доказали друг другу, подумал я, что оружия у нас в руках нет).
За то время, пока я общался с ним и с Президентом (как они его – Дед) тоска предчувствия немного меня отпустила. И я решил заняться сексом.
Я уже обещал, что уделю этому вопросу отдельную главу. Ну, не главу, а так, пару абзацев.
В молодости (как и в зрелости) у меня особых сексуальных проблем не было. Девушек я добивался легко, так же легко обрывал связь. Охмурял я их хорошо подвешенным языком, подарками (когда были деньги) и уменьем блефовать (бить понты)3.
В тот недолгий период, когда я был богатым, я просто покупал их, выбирая не профессионалок. (Всегда питал неприязнь к проституткам, хотя часто пользовался их услугами). Эта покупка требовала некоторой дипломатии: нельзя было напрямую показать коммерческую сторону сделки. Дорогой подарок, жалоба на одиночество, просьба пожалеть несчастного богатея, легкий намек на возможную серьезность отношений в будущем… Короче, стандартный набор любовного афериста.
В период бичевания (БОМЖевания) я удовлетворял себя девчонками-беспризорницами. Они отдавались за еду, за бутылку пива, за пачку сигарет. Причин того, что у меня возникли некие педофилические тенденции, на мой взгляд две: ослабленный бродяжьей, полуголодной и вечно пьяной жизнью организм (не зря люди с ослабленной потенцией часто испытывают влечение к детям) и абсолютное неприятие взрослых БОМЖих, опустившихся до невозможности.
Стоило завязать с бродяжничеством, сексуальные потребности нормализовались. Опять в круг моих интересов вернулись молодые женщины, которых я привлекал теми же стандартными, отработанными с юности, приемами. Любопытно, что в стандартных сексуальных воспоминаниях, которые присущи каждому мужчине, пацанки из памяти исчезли. Вместе с ощущениями, которые они когда-то вызывали.
Потом с помощью Проводника я стал очень богатым. Перепробовал самый изощренный, экзотический секс, который можно было купит за деньги в разных странах планеты. Не вызвали у меня особого удовольствия филиппинки, похожие на обученных беспризорниц, японки со своими азиатскими штучками, жирные индуски, возводившие эротики в религию, сухощавые и поспешные египтянки, развязные до примитива итальянки и француженки. Вот на таите я получил настоящий кайф, была какая-то особая человечность в ласках смуглых, крепкотелых красавиц, для которых деньги были второстепенным фактором. Попробовал и мальчиков, их широко предлагали в Гонконге и в Пекине. Так себе, суррогат. Хотя и лучше зоновских петухов (Марусь). Но самыми непредсказуемыми оставались русские девушки, не москвички, а провинциалки, из глубинки. В них была загадка, без которых любая женщина превращается в банальное тело с промежностью.
В свое время, в зоне, в бесплодных мечтаниях, я воображал, что буду заниматься плотской любовью много и по разному. Доступность мечтаний мигом уничтожила их красоту. Остался нужный и приятный акт, столь же стандартный, как акт принятия пищи или последующего избавления от фекалий. Иногда я даже обходился без женщин – Проводник мог вызывать такие видения, затрагивающие все органы чувств, включая тактильные, что за один сеанс происходило несколько эвакуляций.
На Кипре для удовлетворения похоти были женщины разных рас. Большинство составляли русские и филиппинки. Недозрелые тела филиппинок у меня желания не вызвали. Я при помощи Проводника быстренько просканировал Лимассол и нашел хохлушку из только приехавших. Звали ее Ганна, было ей 19 лет и она владела разговорным греческим, почему ее определили в лучший салон с высокими ценами.
Публичные дома на Кипре законом не разрешены, что не мешает этому карликовому государству успешно эксплуатировать эту доходную статью туризма. Коррупция там почище, чем в России, а законы только лишь писаны. Для бедных.
Кипр, вобще-то, достаточно гнусное место, населенное отдаленными потомками бывших греческих уголовников. Они живут в красивых домах, где всегда есть большой телевизор, но нету книг, очень часто и много едят, а разговаривают в основном о еде и доходах. Женский пол у них ходит в черных одеяниях (даже школьницы), напоминая забитых монашек. Но и в хорошей одежде эти носатые, темнокожие и весьма полные бабы впечатления не производят. Так, мешки для воспроизводства гречат и киберы для ведения хозяйства. Главное их развлечение (кроме еды) – сплетни о соседях.
Я купил дом на Кипре не потому, что не было выбора, а из-за простенького законодательства, позволяющего любому получить второе гражданство за мизерную цену. Да мне и безразлично было, где стоит мой дом, ведь настоящее жилье было глубоко под землей (а может, и вообще в другом измерении) и я попадал туда откуда угодно в одно мгновение.
Вообщем, выбрал я эту Ганну и звякнул своему адвокату. Через час он привез ее ко мне на дом. Я не повел ее в свой сказочный чертог, это слишком личное, не для чужих. Я просто дал ей штуку баксов и толстую золотую цепочку, которую Матр синтезировал из ниоткуда. Баксы были мои личные, я не разрешал материализовывать бумажные купюры, чтоб случайно не внести разлад в экономику какой-либо страны. Впрочем, благодаря умелым сделкам Проводника, мое богатство в разных банках мира все увеличивалось. Я и не вдавался в детали его финансовых операций. Главное, что не так уж далек тот час, когда я смогу начать воспитывать новую расу жителей Земли… Нет, не так. Не «я воспитывать», а создать шикарные условия для воспитания детей, что б они основали новую расу. Даже не расу, а клан, который сможет расширяться по геометрической прогрессии.
Александр Скорынин
Порой серьезные государственные дела вершатся из-за амбиций некого высокопоставленного лица. Порой Глава государства является руководителем лишь формально, как это было в США при Гувере, в СССР при Брежневе. Хуже, когда весь институт власти превращается в марионеточный. Смешно же думать, что «всенародный староста» Калинин что-то решал.
Стареющий Президент еще был опасен, хотя и потерял большую часть своей силы. Если раньше его можно было уподобить кабану-секачу, самому опасному в лесу зверю, если его задеть, то сейчас он с трудом тянул на крупного подсвинка.
Как это часто бывает, истинная власть понемногу переходила к секретным и карательным службам. И у ФСБ возможностей было больше, все же ГРУ имело основным направлением не Россию, как федералы. И все бы ничего – народу по большому счету безразлично, кто следит за порядком в стране и отбирает у них прибавочную стоимость, – но Начальник службы безопасности был трусоват. В обычных политических интригах его робость была фирме лишь на пользу – она воплощалась в разумной осторожности, двойной страховке. Теперь начальник не только струсил, но и заразил своей паникой Президента. Правда, напугать старого кабана было трудно, непомерный апломб не пропускал в его разум такое чувство как страх – удел обычных людей. Но потенциальная угроза от Ревокура была привычным противостоянием, в котором Президент находился всю сознательную часть своей жизни. (Начиная от противостояния комсомольских вожаков и кончая противостоянием государств). Так что Президент не столько испугался, сколько дал добро на устранение противостояния со стороны могущественного лица. Форму этого устранения он переадресовал Начальнику (своеобразная попытка аморального человека сохранить видимость нравственности).
Сперва ФСБешник добился перевода к нему сотрудника ГРУ, опытного разведчика Скорынина. (Которого, кстати, он так же теперь побаивался). И начал разрабатывать совершенно ирреальный план захвата и подчинения сверхчеловека. Действовал он очень бурно, не забывая соблюдать секретность от собственных коллег. Именно к нему и явился, прилетев из Кипра, Александр.
Александр и опомниться не успел, как очутился в кабинете нового начальника (с приказом о переводе его в иную службу он ознакомился еще по дороге из аэропорта, в машине, на которой его встретил начальник отдела СИ при ФСБ)4. И теперь тщетно пытался убедить нового Хозяина в безрезультатности любых попыток воздействия на Ревокура.
• Вы поймите, – говорил он, – даже та небольшая информация, которой я располагаю, подтверждает мои слова. Этот человек в строгом смысле слова уже и не человек вовсе. Он говорил, что в атомном взрыве, в теле Звезды не испытает никаких неудобств. Такова его защищенность. Кроме того, он может перемещаться мгновенно в любую точку пространства. И, думаю, не только на нашей планете. Он способен узнать обо всем, что его заинтересует: о любых разговорах, намерениях… Не исключено, что сейчас он слушает нашу беседу… Нет, наша техника тут бессильна, зря вы показываете, что кабинет защищен от прослушки. И при всех этих фантастических возможностях он по человечески наивен, он законченный идеалист, что при его дилетантском уровне знаний может оказаться опасным. Если, конечно, попытаться на него давить. Я честно говорю, лучше не трогать вовсе. И, кстати, не понимаю причин своего отзыва, я хоть какое-то влияние на него имел…
Александр ушел из кабинета нового хозяина раздосадованным. Его убежденность отлетала от Начальника, как горох от чугунной стенки, а выражение сытого фейса было снисходительным – мол, пой ласточка, мы тут тоже щи не лаптем хлебаем. Когда Скорынин намекнул, что подаст рапорт на имя Президента, это лицо приняло еще более снисходительную форму.
• Президент в курсе, этот вопрос я с ним согласовал лично. Мог бы вам этого и не говорить, но так как вы выполнили недавно важное для государства задание, считаю возможным доверить секретную информацию. Все, вы свободны. К работе приступите позже, сейчас можете считать себя в краткосрочном отпуске. Думаю, вы его заслужили. Но из Москвы не выезжайте, тут в Сосновке прекрасный есть санаторий, вам уже выписали путевку. Там когда-то только члены ЦК отдыхали.
