Текст книги "Адмирал Нельсон"
Автор книги: Владимир Трухановский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Глубокое возмущение Нельсона можно понять. Он был убежден в несправедливости отношения к нему, в том, что такое отношение незаслуженно. Возмущение несправедливостью естественно для человека с нормальной психикой и минимальным чувством собственного достоинства.
В системе флота служило много людей, продвинувшихся вверх, но не обладавших необходимыми способностями и трудолюбием. Этот паразитирующий слой был очень значителен. Но он мог существовать лишь при условии, что флот выполняет свои функции, что на флоте кто-то все же делает дело – и делает хорошо. Вот эта необходимость и открывала или, точнее, приоткрывала двери для людей способных и талантливых. В мирное время дверь можно было держать чуть приоткрытой, в военных условиях дверь открывалась настежь. От притока свежих талантливых сил в конце концов зависел успех действий флота и, следовательно, их положение и привилегии. Короче говоря, кто-то должен был воевать.
Радикально изменила судьбу капитана Нельсона война между Англией и Францией.
В январе 1793 г. первый лорд адмиралтейства принял Нельсона, рассыпался в любезностях, извинился за прошлое невнимание и обещал назначить его командовать 74-пушечным линейным кораблем, как только тот будет готов. Пока же Нельсон, если пожелает, может взять 64-пушечный корабль. 30 января 1793 г. Нельсон был назначен капитаном 64-пушечного линейного корабля «Агамемнон». Перед ним открылись широкие возможности для проявления его способностей.
Глава II
САН-ВИСЕНТИ, АБУ-КИР, НЕАПОЛЬ. ГАМИЛЬТОНЫ.
Война между Англией и Францией, в которой Нельсон принял самое активное участие и сыграл выдающуюся роль, была официально объявлена 1 февраля 1793 г. Ранее власти выслали из Лондона посла Франции. Поводом для разрыва отношений послужила казнь Людовика XVI.
Теперь отношения между двумя странами, постепенно и неуклонно двигавшимися к открытому столкновению, так сказать, окончательно оформились. Вначале, в 1789—1794 гг., со стороны Англии это была в основном . контрреволюционная борьба против буржуазной революции во Франции. Экспансионистские, захватнические мотивы для английских правящих кругов тогда находились на втором плане. Позднее, когда произошло перерождение революции во Франции и крупная буржуазия приступила к осуществлению грандиозной программы завоеваний в Европе и во всем мире, борьба между Англией и Францией приняла с обеих сторон характер агрессивный, захватнический. Речь шла о том, кто будет господствовать в Европе, на морских просторах и в колониальных районах. В новых условиях с особой остротой вспыхнуло соперничество двух держав. Оно стало основным и могущественнейшим фактором международных отношений на многие последующие годы.
Борьба со стороны Англии имела две специфические особенности. Во-первых, ее правящие круги, верные традиции, стремились переложить все тяготы на других, создавая для этой цели различные коалиции. Во-вторых, островное положение Британии и ее крайняя заинтересованность в расширении старых и приобретении новых заморских владений предопределили важную роль английского флота в военных операциях.
В Англии не сразу поняли опасность, которую таила французская революция для положения Англии в Европе и в мире. В Лондоне даже полагали, что события во Франции приведут к ослаблению векового врага, и с прямой интервенцией не спешили. Хотели выждать и уяснить, в каком направлении пойдут там дела. Да и для подыскания союзников против Франции требовалось время. Однако с первых же дней революции правительство Питта развернуло широкую дипломатическую подготовку к борьбе с Францией и всеми средствами (пока за исключением военных) поддерживало контрреволюционные силы Франции и внутри страны, и за ее пределами, т. е. эмигрировавших контрреволюционеров.
Постепенно революция благодаря активному участию народных масс развивалась по восходящей линии, ее идеи и практические меры оказывали мощное революционизирующее влияние на все страны Европы.
Вопреки усилиям правящих кругов, пытавшихся оклеветать, очернить события во Франции, в Англии также росло революционно-демократическое движение. Под его воздействие попали не только неимущие городские низы, но в известной степени армия и флот. В стране возникли различные общества и клубы, пропагандирующие необходимость радикальных реформ. В 1791 г. было основано лондонское «Корреспондентское общество», поддерживавшее тесные связи с французскими революционными клубами.
Революционные преобразования во Франции, установление якобинской диктатуры и успехи французских революционных войск в Бельгии и Голландии, а также нарастание революционных тенденций в Европе побудили английское правительство начать против Франции войну и перейти к свирепым репрессивным мерам против демократического движения внутри своей страны.
Французская реакция сразу же получила поддержку со стороны феодально-монархической Европы. В таких случаях классовая солидарность срабатывает мгновенно. Но и революционный народ Франции обратился к другим народам с призывом к борьбе за свободу, более того, он обещал им всяческую, вплоть до вооруженной, поддержку в этой борьбе.
Еще 19 ноября 1792 г. Национальный конвент Франции принял специальный декрет об освобождении пародов: «Национальный конвент заявляет от имени французской нации, что она окажет братскую помощь всем народам, которые захотят вернуть свою свободу; она поручает исполнительной власти отдать генералам необходимые приказания, чтобы оказать помощь этим народам и защитить тех граждан, которые терпят муки и могут подвергнуться мучениям за дело свободы» (1).
1 декабря Конвент принял другой закон аналогичного характера. Карно, выступая в Конвенте 17 февраля 1793 г. от имени Комитета дипломатических сношений, заявил: «...закон 1 декабря считает долгом чести французской нации защищать дело свободы у всех народов, которые пожелают ее добиться; всем, кто признает права человека, она дает право требовать нашей помощи. Из этих народов она делает своих естественных союзников» (2).
В Конвенте звучали призывы перенести борьбу за свободу и равенство против тиранов и угнетателей за границы Франции, в другие страны. Ласурс от имени Комитета дипломатических сношений обратился к членам Конвента: «Взяв оружие, вы сказали: „Война тиранам – мир народам"». Он потребовал приказать генералам республики «при входе в страну провозглашать, что французская нация объявляет ее свободной от гнета тиранов и могущей выбрать себе под защитой республиканских войск... тот государственный строй, который ей понравится» (3).
Конвент утвердил 15 декабря 1792 г. текст прокламации, с которой генералы революционных армий должны были обращаться к народам тех стран, куда входили французские войска. Прокламация гласила:
«Французский народ – народу... Друзья и братья, мы завоевали свободу, и мы ее удержим в своих руках; залогом этого являются наше единство и наша сила. Мы предлагаем и вам дать возможность наслаждаться этим неоценимым благом, которое всегда вам принадлежало и могло быть у вас отнято вашими угнетателями только путем преступления. Мы пришли сюда, чтобы изгнать ваших тиранов; они обратились в бегство; покажите себя действительно свободными людьми, и мы обезопасим вас от их мести, от их замыслов и от возможности их возвращения. В настоящий момент Французская республика провозглашает, что все ваши гражданские и военные чиновники, все власти, которые доныне управляли вами, являются низложенными; она провозглашает отмену всех налогов, тяготевших над вами... Французская республика также уничтожает среди вас все сословия: знать, духовенство и все остальные...» (4).
Эти призывы, подкрепленные успехами революционных французских армий, производили огромное впечатление на народы. В Париже указывали, что они адресованы и английскому народу, и народу Ирландии, стонущему под колониальным гнетом Англии. Ирландцы с надеждой ожидали, что Франция поможет им вернуть свободу, отнятую Англией. Некоторые радикальные элементы в Англии также готовы были опереться в своей борьбе на Францию. Их представителей даже официально приняли в Конвенте. Создавалась реальная угроза всему, чем обладали английские имущие классы внутри своей страны и за ее пределами. Английский историк К. Эмсли в 1975 г. опубликовал данные о том, что «английское правительство в начале 1798 г. получило из Франции секретную информацию о планах Директории, если ее усилиям будет сопутствовать успех, установить республику в Англии, Ирландии и Шотландии» (5).
В борьбе с Францией английское правительство не гнушалось никакими средствами. Английский флот на морях стремился парализовать и уничтожить торговлю и флот Франции и ее союзников. На суше на английское золото снаряжались армии ее союзников, которые лондонские политики бросали против Франции. Английские шпионы и диверсанты действовали внутри Франции, дезорганизуя ее экономику и оборону. На деньги Англии, по планам, вырабатываемым в Лондоне, и с английским оружием в руках французские монархисты поднимали восстания, организовывали заговоры. Английское правительство отпечатало фальшивые французские ассигнации и наводнило ими Францию с целью расстроить ее финансовую систему.
Революционные силы Франции сразу же поняли, какого злобного и упорного врага они имеют в лице английского правительства.
Итак, Французская буржуазная революция 1789– 1794 гг. вызвала в Англии резко враждебную реакцию. А ведь в Англии буржуазная революция победила ранее на столетие. Что это – исторический парадокс? Страна, претендующая на звание самой демократической и самой свободной, взяла на себя позорную роль наиболее упорного и последовательного душителя освободительных движений. Противоречие только кажущееся. Во-первых, свободы, о которых идет речь, принадлежали и принадлежат не английскому народу, а только правящим кругам.
Во-вторых, бесправие и угнетение трудящихся масс в Англии были ужасающими. В-третьих, богатства лондонского Сити создавались и приумножались путем жесточайшей эксплуатации многих миллионов колониальных рабов. Поэтому-то всякое освободительное движение таило опасность для основ английской государственности. Поскольку такое движение неизбежно революционизировало и английский пролетариат, и колониальное население, правящие круги Англии рассматривали любое проявление свободомыслия в других странах как опасную угрозу.
В конечном итоге революция серьезно укрепила позиции французской буржуазии, которая тут же не замедлила лишить народ многих добытых в ходе революции демократических завоеваний (в 1794 г. к власти пришла контрреволюционная буржуазия, а в 1804 г. Франция вновь стала монархией во главе с императором Наполеоном) и проявить свою агрессивность.
Феодальные европейские монархии, до смерти напуганные бурными событиями во Франции, стали, естественно, союзницами Англии в ее борьбе против Франции.
Сразу же после объявления войны с Францией английское правительство начало лихорадочно сколачивать антифранцузскую коалицию. 23 марта 1793 г. Англия заключает договор с Россией о совместных действиях в борьбе с Францией. Затем в том же году она подписывает аналогичные договоры с Пруссией, Австрией, Голландией, Гессен-Касселем, Неаполем, Сардинией. Это была так называемая первая коалиция.
* * *
27 мая 1793 г. эскадра под флагом адмирала Худа прошла через Гибралтар в Средиземное море с тем, чтобы блокировать французский флот в Тулоне – на южном побережье Франции. С эскадрой следовал и Нельсон на линейном корабле «Агамемнон». Потянулись многие месяцы тяжелой, однообразной, изнуряющей службы по обеспечению блокады Тулона. Возникали и острые моменты, когда дело доходило до применения оружия.
Серьезно отличился Нельсон в 1797 г. Его инициатива принесла английскому оружию крупную победу над испанцами.
14 февраля 1797 г. эскадра из 15 линейных кораблей адмирала Джона Джервиса, под началом которого служил Нельсон в то время, у мыса Сан-Висенти (Сент-Винсент) – крайней юго-западной оконечности Португалии, вошла в соприкосновение с испанским флотом, разделенным на два отряда – в 18 и 8 судов (6). Английский адмирал решил атаковать более крупный отряд испанцев, надеясь покончить с ним до подхода второго отряда противника, которому ветер не благоприятствовал. После ряда маневров Джервис дал сигнал своим кораблям сделать поворот и преследовать корабли уходящего противника. Передние корабли англичан исполнили маневр и двинулись в кильватере [8] арьергарда испанцев. «К счастью для Джервиса,– пишет Мэхэн,– Нельсон был на третьем корабле, считая от концевого. Вполне усвоив цель своего начальника, он увидел, что усилиям достичь ее грозит поражение, и, не дожидаясь приказаний, немедленно вышел из линии и направил свой корабль «Кэптен» на пересечение курса передних кораблей противника. 74-пушечный корабль Нельсона прошел впереди испанского отряда и затем атаковал 130-пушечный «Сантиссима Тринидад» – самый большой из кораблей того времени» (7).
Маневр Нельсона был явным нарушением боевого приказа командующего эскадрой адмирала Джервиса. Но проницательный Джервис сразу понял, что Нельсон поступил правильно, и тут же скомандовал капитану Коллингвуду, шедшему на «Экселленте» вслед за «Кэптеном», поддержать Нельсона. Англичане захватили четыре линейных корабля противника, обратив остальные в бегство, и пленили испанского контр-адмирала. Нельсон взял на абордаж сразу два испанских линейных корабля, перейдя с одного на другой; с тех пор такой маневр получил в английском флоте название «мост Нельсона».
В сражении у мыса Сан-Висенти Нельсон продемонстрировал не только выдающуюся смелость. Он обнаружил способность лучше и быстрее других оценивать общий ход сражения. К тому же, будучи убежден в собственной правоте, он не колебался и брал на себя огромную ответственность за свои поступки. Это резко выделяло его из среды других капитанов и адмиралов английского флота.
Победа у мыса Сан-Висенти имела для Англии огромное значение в войне против Франции и ее союзницы Испании. «1797 год,– пишет известный английский историк военно-морского флота Г. Маркус,– считался самым мрачным часом в истории Англии» (8). На Британских островах ждали вторжения французских войск, сосредоточенных в голландском порту Тексель и в любой момент готовых сесть на корабли.
За победу над испанцами английский командующий адмирал Джервис получил графский титул и с тех пор стал именоваться лордом Сент-Винсентом. Отличившийся в сражении капитан Нельсон был награжден рыцарским крестом ордена Бани, возводившим его в дворянское достоинство. Одновременно подоспело и производство в первый адмиральский чин. С этого времени начался новый важный период в жизни 39-летнего контр-адмирала сэра Горацио Нельсона.
Сражение при мысе Сан-Висенти
* * *
Конец XVIII столетия был очень тяжел для официальной Англии не только из-за крупных неудач в войне с Францией. Плохо обстояли дела и внутри страны. Демократическое движение, несмотря на правительственные репрессии, набирало силу и распространилось на армию и флот.
Исследуя эту проблему сегодня, английский историк К. Эмсли констатирует: «Совершенно очевидно – в 90-х годах XVIII в. члены правительства Питта опасались, что предпринимаются попытки разложить армию политически изнутри и что такие действия могут иметь успех» (9). После тщательного изучения архивов К. Эмсли пришел к выводу: «...существуют свидетельства, показывающие, что опасения правительства Питта не были совсем безосновательны». Он ссылается, в частности, на события 1792 г., «года, предшествовавшего войне с Францией; года, явившегося свидетелем первых репрессивных мер администрации Питта» (10). В качестве примера автор приводит свидетельство проправительственной газеты «Уорлд» от 11 декабря 1792 г. Газета пишет, что в результате агитации «мятежных людей» «в богатом городе Манчестере вспыхнули беспорядки и воцарилось смятение», равно как и в расквартированном там втором драгунском полку (11). Он же говорит о «распространении в бараках и других местах нахождения солдат листовок, подстрекающих к мятежу» и в 1798 г.(12)
С еще более трудной ситуацией столкнулось правительство на флоте. Восстания в военно-морском флоте вызревали исподволь. Условия службы и жизни военных моряков подводили их к выражению протеста самыми крайними методами. Взрыв произошел в 1797 г. Выступление имело две особенности: оно началось, по существу, одновременно на ряде эскадр, на многих кораблях, условия службы и жизни военных моряков не стали хуже, чем раньше. Значит, сработал дополнительный фактор – воздействие революционных идей, исходивших из Франции, и развертывание демократического движения в самой Англии.
О том, что на флоте готовится восстание, в адмиралтейство и правительство задолго до весны 1797 г. поступало много сигналов. Еще за два года до трагических событий контр-адмирал Ф. Паттон представил первому лорду адмиралтейства Спенсеру меморандум о «недовольстве среди моряков». Спенсер ознакомил с документом своих коллег. В самом конце 1796 г. один из капитанов напомнил первому лорду, что жалованье у моряков «слишком низкое». Адмирал лорд Хау получил ряд анонимных писем, сообщавших, что назревает буря. Письма были переданы в адмиралтейство и обсуждены на заседании ее коллегии. О недовольстве моряков, делает вывод Г. Маркус, «безусловно, знали... и адмиралтейство, и правительство. И все претензии до единой игнорировались» (13).
Это один из бесчисленных примеров того, как предупреждения о грозящей большой опасности не срабатывают. Руководящие деятели, от которых зависит внять сигналам и принять меры по предотвращению катастрофы, игнорируют очевидные факты и бездействуют, «принимая желаемое за действительное»; в английском языке это выражение звучит как «Wishful thinking».
17 апреля 1797 г. адмиралтейство получило сообщение о том, что восстала эскадра, действовавшая в проливах Ла-Манш и Па-де-Кале. Выступили моряки кораблей, стоявших в Портсмуте. Затем волнения охватили корабли в Плимуте. Вскоре флаг восстания подняла эскадра Северного моря, базировавшаяся на Грейт-Ярмут (Ярмут). Вышли из повиновения корабли на базе в Грейт-Норе (Юго-Восточная Англия) и корабли, находившиеся за пределами Англии, иногда очень далеко от ее берегов, например у южной оконечности Африки.
Даже английская консервативного толка историография утверждает, что только тяжкие условия существования заставили моряков восстать, да еще в разгар войны. «К весне 1797 г.,– читаем у Г. Маркуса,– на нижней палубе царило всеобщее, имевшее глубокие корни недовольство размерами и сроками выплаты жалованья... Оно выплачивалось все еще в размерах, установленных в царствование короля Карла II. В то же время матросы на торговых судах получали в четыре раза больше военных моряков... Недовольство порядком распределения и выплаты призовых денег, питанием, одеждой, отпусками и дисциплиной» (14).
В разных портах были оттенки в требованиях, но эти выдвигались всеми. Вскоре появились и требования политического характера: безусловная амнистия всем участникам восстания, введение в состав военных судов представителей матросов, смягчение морского устава и возвращение на корабли офицеров только по выбору и с согласия команды (15). Наиболее радикальные требования выдвинули восставшие в Грейт-Норе.
Там во главе моряков стоял Ричард Паркер, в 1782 г. он был силой взят на службу во флоте, дослужился до мичмана, затем ушел с флота и возвратился обратно в 1797 г.(16)
Руководили восстанием избранные делегаты: по одному с каждого судна. Они часто собирались и совместно решали встававшие перед ними проблемы. Руководство восстанием обеспечивало строжайшую дисциплину на судах. Моряки с невиданным ранее усердием исполняли свои обязанности. Были приняты «Правила распорядка» на кораблях. Они, между прочим, под угрозой плетей запрещали пить спиртные напитки и проводить женщин на корабль.
Делегаты обращались с прокламациями к населению, к парламенту, разъяснявшими позицию восставших. Приведем полностью прокламацию, адресованную парламенту (17).
«Соотечественники! – гласила прокламация.– Нам нужно объяснить свое поведение. Министры его величества знают, что наши намерения исходят из закона гуманности, чести и безопасности народа, с давних пор брошенных под ноги теми, кто должны быть нашими друзьями и защитниками собственности и законов.
Пресса допускает ложь [9] и заставляет вас верить вещам, столь же далеким от наших целей, как далеко поведение правителей от чести и приличий. Мы, несшие тяготы утомительной и позорной войны – станем ли мы жертвами тиранов, которыми подлые мошенники, раззолоченные и разжиревшие, утопающие в изобилии и роскоши, намерены обременить вас?
Мы, взбиравшиеся среди бурь и военной грозы но качающимся снастям на смертельную высоту гнущихся мачт – будем ли мы терпеть, чтобы с нами обращались хуже, чем на улицах Лондона с собаками?
Мы, кто в яростной схватке сбивали и покоряли гордого врага, защищая берег от нашествия, ваших детей от смерти и ваше имущество от грабежа – будем ли мы мячами, марионетками в руках своры людей, добывших титулы, награды и богатство благодаря нашим рукам? Нет! Настал век разума, наконец! Мы долго пытались найти в себе человека, теперь мы себя нашли.
Мы бесконечно далеки от мысли о ниспровержении правительства нашей любимой родины. Мы самого высокого мнения о нашем короле, и мы убеждены, что не по его указанию принимаются против нас меры, дабы лишить нас прав человека.
Соотечественники! Вы и отдаленно не можете представить себе условий, в которых мы живем уже не один год. В Риме были Нерон и Калигула, но они есть и во флоте Британии. Без следов добродетелей, способностей, образования они позволяют себе позорные жестокости над теми, кто из-за нужды или патриотических чувств поставлен под их власть. Они пребывают под светилом благополучия, а мы – незачем объяснять, кто мы – работаем под страхом мучений, которые только может придумать бесчеловечный скот.
Матросы Британии – львы великодушные и благородные. Никто не должен причинять им вреда. До сих пор мы работали для вас и для нашего короля.
И теперь мы вынуждены подумать о себе. Многие из нас были в плену и с начала войны не имели ни фартинга. Разве мы не имеем права на жалобу? Да прикажет король уплатить нам, и огорчение, которое мы доставили ему, будет уничтожено, и мы с энергией приступим к любимому делу для защиты нашей родины. Но до вашего согласия на наши требования мы решили остановить всю торговлю и перехватывать все продовольствие ради нашего существования.
Военное командование повысило себе плату, чтобы закрепостить и оскорбить нас. Но нас не испугать! Наш девиз: «Dieu et mon droit»[10], и мы презираем попытки обмануть нас. Мы не склонны следовать примеру соседней страны[11], хотя и могли бы. Но мы хотим лишь добиться того, чего требуем, пусть даже дорогой ценой. Соотечественники! Мы открыли проделки правительства, снабжающего наших врагов товарами. Возможно, что спустя несколько дней мы придем и к большему открытию.
Дорогие соотечественники! Мы – ваши преданные и любящие братья!» (18)
Правительство поняло, что восстание зашло слишком далеко, и начало маневрировать. К этому его побуждало также плохое состояние дел на фронтах войны с Францией. Парламент срочно провел закон об удовлетворении ряда материальных требований моряков. Адмиралтейство, правительство, Тайный совет при короле высказались за дарование амнистии участникам волнений. Король подписал соответствующий указ, его читали на всех судах и демонстрировали подвешенную к нему королевскую печать. Таким образом удалось расколоть восставших, в их руководстве вспыхнули раздоры, борьба пошла на спад, одна за другой эскадры прекращали сопротивление властям.
И заработали военные суды. Ряд руководителей восстания предвидел вероломство правительства и бежал в Голландию и Францию. Паркер был умным, талантливым человеком и, конечно, знал, что его ждет, но бежать отказался.
Заседания военного суда открылись на борту корабля «Нептун» и продолжались три месяца. 25 человек были присуждены к повешению, несколько сот – жестоко наказаны плетьми. Паркер держался на суде с большим достоинством, отказался просить о помиловании. 30 июня его повесили на рее корабля (19), где он служил. Это показало, что в действительности стоило слово английского короля и правительства, торжественно гарантировавших прощение всем участникам восстания.
Эскадра, на которой служил Нельсон, не явилась исключением. Кровавая жестокая расправа с бунтовщиками в английских портах не предотвратила распространения восстания на команды кораблей, находившихся в плавании.
* * *
В воскресенье 9 июля 1797 г. солнечное утро у Атлантического побережья Испании предвещало жаркий день. Море было спокойным. А в английской эскадре, блокировавшей испанский флот в порту Кадис, наблюдалось необычное движение. По приказу командира эскадры адмирала Сент-Винсента мелкие и средние суда концентрировались вокруг линейного корабля «Сент-Джордж». Сюда же доставлялись на шлюпках матросы с остальных линейных кораблей эскадры. Вместе с другими к «Сент-Джорджу» прибыл с подчинявшимся ему отрядом кораблей контр-адмирал Горацио Нельсон. С палубы своего судна он наблюдал, как на рее «Сент-Джорджа» повесили четырех матросов, приговоренных накануне к смертной казни за попытку поднять восстание.
На протяжении месяцев готовилось восстание на кораблях, блокировавших Кадис. Организаторов выследили с помощью проникшего в их среду предателя и приговорили к повешению. Военный суд заседал в пятницу и субботу и вынес приговор уже после захода солнца. По традиции, имевшей силу закона, после захода солнца не казнили. Казнить по воскресеньям тоже было нельзя. Но главнокомандующий, адмирал Сент-Винсент, торопился и назначил казнь на следующее, воскресное утро.
Осужденные умоляли исполнить их последнее желание и отсрочить казнь на пять дней, чтобы они могли приготовиться к смерти. Вице-адмирал Томпсон, находившийся на эскадре, обратился к Сент-Винсенту с письмом, в котором просил не нарушать порядок и не осквернять воскресенье казнью. Тот оставил приказ в силе и потребовал немедленного удаления Томпсона с эскадры. «Я надеюсь, что епископы не осудят меня за осквернение воскресенья... Преступники просили дать им пять дней для приготовления к смерти – за эти дни они успели бы организовать еще пятьсот заговоров» (20).
В унисон со своим командиром мыслил Нельсон, хотя он прекрасно знал, как живут матросы. Контр-адмирал соглашался, что к ним «относятся с пренебрежением», а когда наступает мирное время, «обращаются позорно». И тел не менее, получив в июне сведения о восстании на базе Грейт-Нор, он писал Сент-Винсенту: «Что касается негодяев с базы Нор, то я был бы счастлив командовать кораблем, посланным на их подавление» (21). Когда же Сент-Винсент сообщил Нельсону о том, что он потребовал убрать Томпсона или «отозвать его самого домой», контр-адмирал тут же ответил: «Прежде всего поздравляю Вас с надлежащим завершением этого дела с «Сент-Джорджем». И если мне будет позволено высказать свое мнение, то я целиком и полностью одобряю столь быстрое приведение приговора в исполнение, хотя оно пришлось на воскресенье... Надеюсь, это положит конец всем беспорядкам на нашей эскадре. Если бы у нас дома была проявлена такая же решимость, то я уверен, дела были бы вдвое лучше». «Будь это даже Рождество, не то что воскресенье,– заключил Нельсон,– я все равно казнил бы их» (22).
* * *
Через неделю после этих событий Нельсону предстояло отправиться в экспедицию. Адмирал Сент-Винсент получил сведения, что вице-король Мексики, бывшей тогда испанским владением, направил в Испанию галеон, нагруженный золотом. Драгоценный груз должен был существенно укрепить финансы Испании, подорванные войной. Командование английской эскадры загорелось желанием захватить галеон. Это сулило высокие награды и большие призовые деньги. Поступила информация, что галеон, не надеясь прорваться в блокированный Кадис, укрылся в порту Санта-Крус-де-Тенерифе на острове Тенерифе. Этот остров входит в группу Канарских островов, принадлежащих Испании и расположенных в Атлантическом океане у северо-западного берега Африки. Сент-Винсент поручил Нельсону возглавить экспедицию на Тенерифе. Были разработаны детальные планы захвата Санта-Крус, подготовлены раздвижные лестницы и другое снаряжение для штурма крепости. В распоряжение Нельсона адмирал выделил три линейных корабля, три фрегата и несколько мелких судов.
15 июля 1797 г., за час до отплытия, капитаны уходящей эскадры явились на флагманский корабль Нельсона, получили боевые приказы и на случай, если им придется потерять друг друга из виду в бурную погоду, определили условное место встречи в море – рандеву. Приказом Сент-Винсента Нельсону предписывалось неожиданной и решительной атакой захватить Санта-Крус и завладеть галеоном и ценностями, которые будут обнаружены на Тенерифе. Если жители окажут сопротивление, на них надлежит наложить контрибуцию, а их суда, включая даже рыболовные баркасы, захватить и уничтожить.
Получив такой приказ, Нельсон сказал командующему: «Десять часов – и я буду победителем или потерплю поражение. Мы захватим все, что движется на водной поверхности» (23).
Ровно месяц ничего не было известно о судьбе экспедиции Нельсона. Затем вернулся фрегат «Эмеральд» и доставил Сент-Винценту официальное донесение и два личных письма. Они были написаны странным, едва поддающимся прочтению почерком.
Оказалось, что отряд Нельсона благополучно прибыл к цели, но неожиданное нападение на Санта-Крус осуществить не смог. Ветер был неблагоприятным, а от него в дни парусного флота зависело очень многое. Губернатор острова, завидев корабли англичан, приготовился к обороне. Замысел внезапной атаки был сорван, и это резко снизило шансы предприятия на успех. Тем не менее, Нельсон решил идти напролом. На берег была высажена морская пехота под командованием капитана Трубриджа. Однако засевший в цитадели испанский гарнизон оказал упорное сопротивление, и вскоре Трубридж выбросил белый флаг. Губернатор принял условия перемирия, на которых десант был готов капитулировать, и «прислал людям Трубриджа вина и хлеба».
Нельсон не знал об этом и организовал высадку другой группы моряков на молу в гавани Санта-Крус. Высадка происходила ночью, в бурную погоду, под ружейным и артиллерийским огнем испанцев. В авангарде десанта шел сам Нельсон. Едва он выпрыгнул на мол, как тут же был опрокинут обратно в лодку. Его зацепило зарядом картечи и перебило правую руку. Под сильным огнем испанцев гибли английские матросы, шли ко дну их суда. Бурное море помогало обороняющимся. Атака была отбита.