Текст книги "Адмирал Нельсон"

Автор книги: Владимир Трухановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

-

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

Серия «Научные биографии»

В.Г. ТРУХАНОВСКИЙ

АДМИРАЛ НЕЛЬСОН

Издательство «Наука»

Москва

1980

Г80 Трухановский В. Г. Адмирал Нельсон.– М.: Наука, 1980, 184 с., ил., 05 ил. (Серия «Научные биографии»),

В книге рассказывается об известном флотоводце Горацио Нельсоне, самоотверженным трудом и ратным подвигом снискавшем себе славу национального героя Англии, о той полной драматической борьбы эпохе, в которую он жил, о его любви к Эмме. Гамильтон.

В. Г. Трухановский – профессор, член-корреспондент Академии наук СССР, главный редактор журнала «Вопросы истории», член Постоянного комитета Пагуошского движения, заместитель председателя Исполкома Всемирной Федерации Ассоциаций Содействия ООН, вице-президент Советской Ассоциации Содействия ООН, президент Общества «СССР – Новая Зеландия», специалист по истории Англии и истории международных отношений и внешней политики СССР, член Союза писателей СССР, автор таких книг, как «Новейшая история Англии» (М., 1958), «Внешняя политика Англии на первом этапе общего кризиса капитализма (1918– 1939 гг.)» (М., 1962), «Внешняя политика Англии в период второй мировой войны» (М., 1965), «Внешняя политика Англии после второй мировой войны» (М., 1957), «Уинстон Черчилль. Политическая биография» (М., 1977), «Антони Идеи. Страницы английской дипломатии» (М., 1974), «Советско-английские отношения: 1946– 1978 гг. (М., 1979) и ряда других. Многие работы В. Г. Трухановского переведены на иностранные языки – немецкий, венгерский, болгарский, польский, английский, китайский.

Ответственный редактор доктор исторических наук М. А. БАРГ

© Издательство «Наука», 1980 г.

ОГЛАВЛЕНИЕ

От автора

Глава I. Становление моряка и личности

Глава II. Сан-Висенти, Абу-Кир, Неаполь.Гамильтоны

Глава III. Балтийский поход

Глава IV. Трафальгар

Заключение

Примечания

Сноски

ОТ АВТОРА

Историческая биография – такая форма историографии, которая находится как бы на стыке между наукой, с одной стороны, и художественным произведением – с другой. Воссоздавая с помощью строго научных методов исследования эпоху и фактическую сторону жизни того или иного деятеля, историческая биография должна к тому же раскрыть его индивидуальность: черты характера, психологический и физический облик, мироощущение, этические и моральные принципы и т. д. В этой области так называемые исторические источники далеко не всегда помогают, и тогда автор вынужден, опираясь на всю совокупность прямых и косвенных данных, домысливать, дорисовывать недостающие штрихи, полагаясь на интуицию и силу воображения. В этом заключается сложность и трудность жанра исторической биографии для автора и вместе с тем его притягательность для читателей.

Имя английского адмирала Нельсона принадлежит истории. Однако, если бы речь шла просто об удачливом флотоводце и только, вряд ли его биография оставалась бы по сей день столь занимательным сюжетом для западных историков, публицистов, кинематографа и т. п. Шпагой, к примеру, прославился и герцог Мальборо и шведский король Густав-Адольф, тем не менее интерес, пробуждаемый их деяниями у потомков, не выходит за пределы антикварного. В лице же Нельсона, помимо флотоводческого таланта, внимание историков привлекает прежде всего необычность его карьеры – к вершине успеха и славы он шел снизу, прокладывая себе дорогу не столько покровительством влиятельных людей, сколько упорным трудом, мужеством и ратным подвигом. Несмотря на все расточавшиеся по его адресу славословия, его титулы и орденские ленты, Нельсон так и не стал «своим человеком» в среде английской знати. Но главное – Нельсон оказался на арене европейской истории в один из наиболее драматических ее моментов, когда достигла кульминации многолетняя борьба между Англией и Францией за господство на море, в Европе и в создаваемом тогда колониальном мире, когда в смертельной схватке сошлись пережившая буржуазную революцию Франция Наполеона и враждебная ей коалиция феодально-абсолютистских государств, возглавлявшихся буржуазной Англией.

Производной этих событий стала судьба самого Нельсона: победитель при Трафальгаре, национальный герой Англии – в конечном итоге такое же порождение французской революции, как и сам Наполеон. Если бы Англия не оказалась перед угрозой вторжения армий Наполеона, Нельсон не сыграл бы свою роль «спасителя нации». Не случайно до Трафальгара Нельсон никогда не был первым лицом в эскадре – всегда только вторым. И лишь в час смертельной опасности, когда снобизм знати мог обернуться для Англии катастрофой, Нельсон получил всю ту долю исторической ответственности, на которую он – в силу несомненных дарований – вправе был претендовать.

В советской историографии нет специальных исследований, посвященных данному сюжету, поэтому предлагаемая вниманию читателя книга должна помочь ему разобраться в сложном переплетении событий и верно оценить роль адмирала Нельсона, избавив его как от наслоений слащавой апологетики, так и от посмертной мести уязвленных в своем самолюбии английских правящих кругов, до сих пор разрабатывающих «романтическую линию» биографии адмирала.

Создавая книгу, автор хорошо сознавал, что ее образовательное и воспитательное значение будет зависеть от того, насколько сквозь призму биографии несомненно незаурядной личности удастся осветить важные грани определенной эпохи в истории Англии и не только Англии. О том же, как автор справился с этой задачей, не ему судить.

Глава I

СТАНОВЛЕНИЕ МОРЯКА И ЛИЧНОСТИ

Двое сыновей небогатого священника англиканской церкви проводили рождество 1770 г. невесело. Матери уже не было в живых, а отец уехал в курортный городок Бат в Юго-Западной Англии, недалеко от Бристоля, чтобы поправить здоровье. Он это делал ежегодно. Братья остались, по существу, одни в мрачном, холодном и сыром в такое время года каменном доме, и праздники не сулили им никаких радостей.

Однако рождество преподнесло неожиданный подарок. Из местной газеты они узнали, что их дядя, капитан военно-морского флота Морис Саклинг, получил командование военным кораблем. Этот, как и ряд других кораблей, возвращался в строй в связи с тем, что война с Испанией, казалась неизбежной. Какая война, из-за чего она, братья представляли смутно, но скромное газетное сообщение захватило их воображение, в головах зароились планы, предположения, мечты обрели реальность. Особенно взволнован был Горацио.

Он сказал брату: «Пожалуйста, братец Уильям, напиши отцу в Бат и сообщи ему, что я хотел бы отправиться в море с дядей Морисом» (1). Письмо ушло, и священник, у которого на руках оставалось семь непристроенных детей, обратился с соответствующей просьбой к брату своей покойной жены, капитану Саклингу.

В Англии издавна так повелось, что более состоятельные или твердо стоявшие на ногах члены семьи помогали менее удачливым родственникам. Братья Саклинги в свое время обещали позаботиться о двух детях их сестры. И один из молодых Нельсонов, Морис, самый старший, первым покинул дом приходского священника, когда ему исполнилось 15 лет. Уильям Саклинг, занимавший солидный пост в таможенном управлении, пристроил там племянника клерком. Считалось, что его брат, капитан, позаботится о втором племяннике.

Просьбе помочь капитан Саклинг не удивился, его удивило желание Горацио Нельсона стать моряком. Не потому, что Горацио исполнилось всего 12 лет – в XVIII в. в Англии дети очень рано оставляли семью и вступали в самостоятельную жизнь. Многие видные английские флотоводцы начали свой трудный и опасный морской путь в том же возрасте, что и Горацио Нельсон. Капитана Саклппга смутили не возраст, а неважное здоровье и очень уж незавидные физические данные Горацио. Это был небольшого роста паренек, хрупкого телосложения и весьма хилый. Ну какой из него мог получиться моряк парусного флота? Ведь служба там требовала большого напряжения сил. Однако отказать капитан Саклинг счел невозможным. Он согласился взять Горацио к себе на корабль, но заметил: «В чем бедный малыш Горацио провинился, почему его, слишком слабого, посылают... в море? Ну, ладно, пусть он приходит, и, если пушечное ядро снесет ему голову, он по крайней мере будет пристроен» (2).

1 января 1771 г. Горацио Нельсон стал членом экипажа корабля «Резонабль». Он получил самый младший офицерский чин – мичмана. В тот момент ему было 12 лет и 3 месяца. Так началась военно-морская служба будущего прославленного адмирала.

Острый конфликт между Англией, Испанией и Францией возник из-за Фолклендских островов. Расположенные в Атлантическом океане, у южной оконечности Южной Америки, они были важны для Англии как морская станция – военно-морской район, опираясь на которую английский флот мог действовать против испанских владений в Южной Америке. Именно по этой причине испанцев и их союзников французов не устраивало пребывание англичан на Фолклендских островах. Кризис, вызванный спором из-за островов, «явился наиболее важной пробой сил до Войны за независимость США и испытанием способности Англии использовать морскую мощь для удержания позиций, завоеванных ею в Семилетней войне» (1756—1763 гг.) (3).

Англия построила на островах небольшой поселок Порт-Эгмонт. А в феврале 1767 г. испанское правительство дало губернатору Буэнос-Айреса распоряжение: «... не должно быть разрешено основывать на островах никаких английских поселений, и Вам надлежит силой ликвидировать таковые, если они уже созданы... Для этого Вам не требуются какие-либо дополнительные приказы или инструкции» (4). Вскоре приказ был выполнен. Испанцы заставили англичан в Порт-Эгмонте спустить британский флаг.

В Лондоне встревожились. Английские власти приняли решение мобилизовать флот, чтобы демонстрацией силы или, если потребуется, ее применением восстановить прежнее положение. К пробе сил стала готовиться и Испания, и связанная с ней семейным соглашением (в Испании и Франции правили различные ветви одной королевской династии – Бурбоны) Франция. Флоты трех держав были мобилизованы. Казалось, подписанный после Семилетней войны Парижский мир 1763 г. будет ликвидирован ходом событий. Вот тут-то и был приведен в боевую готовность «Резонабль» под командованием капитана Саклинга с юным Нельсоном на борту. Однако до военных действий дело не дошло. Испания в последний момент уступила Англии и признала ее права на Фолклендские острова. Но для Горацио Нельсона будущее определилось: он отправился в путь по бурным волнам морей и океанов.

Горацио Нельсон родился в пятницу, 29 сентября 1758 г. в доме приходского священника Эдмунда Нельсона. Приход назывался Бёрнем-Торп и был расположен в сельской местности в графстве Норфолк (Восточная Англия), на побережье Северного моря. Дом священника – двухэтажный, построенный в виде буквы Г – состоял практически из двух небольших домов. Помещение было просторное. Дом возвышался в центре земельного участка в 30 акров[1]. Эдмунд Нельсон пытался использовать землю под посевы и огород, но урожай собирал обычно небольшой. В порыве откровенности он говаривал, что не может представить себе, как фермеры ухитряются жить на таких участках.

У Горацио Нельсона не только отец был священником. Оба его деда, два их брата, восемь двоюродных братьев и два родных брата самого Горацио принадлежали к касте священнослужителей. Англиканская церковь была той сферой, где действовали члены аристократических семей – не первые сыновья не первых сыновей, не имев-шие права ни на титул, ни на состояние и вынужденные самостоятельно делать карьеру и добывать средства к существованию. Одни из таких «непервых» становились политическими деятелями, другие – государственными служащими в метрополии или колониях, третьи – военными, четвертые – священниками, Нельсоны основательно упрочились в церковных сферах. Это обеспечивало и положение, и сравнительно безбедное существование.

Ф. Энгельс отмечал, что духовным пастырям английской церкви хорошо платят и они «не очень-то заботятся о своей пастве». Может быть, поэтому «в сельских местностях и городах Англии нет для народа ничего более ненавистного, ничего более презренного, чем church-of-England parson[2], а у такого благочестивого народа, как английский, это что-нибудь да значит» (5).

Эдмунд Нельсон находился на нижней ступени церковной иерархии – всего лишь приходский священник. Но и он сам, и его жена, как замечает один из биографов адмирала Нельсона, «оба принадлежали к хорошей породе» (6). Мать Эдмунда Нельсона была внучатой племянницей сэра Роберта Уолпола, премьер-министра Англии в 1721 —1742 гг. Младшего брата сэра Роберта звали Горацио, и это объясняет выбор имени для одного из сыновей Эдмунда Нельсона. Отец Эдмунда получил образование в закрытой аристократической школе – в Итоне – и затем в Кембридже, где обучались дети аристократии и крупной буржуазии. Эдмунд также учился в Кембридже.

Эдмунд был высокого роста, с вытянутыми неправильными чертами лица, темными бровями и длинными до плеч волосами. Спокойный, уравновешенный, несколько рассеянный человек, он остро переживал свою незначительность. «Вялый», «чудаковатый» и «совершенно не подходивший для общества» – так Эдмунд характеризовал себя сам.

Твердый характер и волю Горацио унаследовал от матери. Она умерла, когда ему исполнилось 9 лет. Екатерина Нельсон, урожденная Саклинг, скончалась в 42 года, дав жизнь 11 детям за 17 лет замужества. В семье часто рассказывалось о героических подвигах ее предков на морях, о том, как ее брат Морис Саклинг сражался с превосходящими силами французского флота. Сестра Горацио вспоминала впоследствии: «Так или иначе флот всегда интересовал меня. Я бы сказала, что всосала этот интерес с материнским молоком» (7). Естественно, то же влияние оказала мать и на Горацио. Все это возбуждало и подогревало мечты Горацио о морской службе.

Когда создаются биографии выдающихся людей, очень часто этим людям приписывают необычные качества, присущие им чуть ли не с пеленок. Биографии Нельсона не являются в данном случае исключением. И тем не менее приведем здесь два эпизода из детства Горацио, которые, на наш взгляд, заслуживают доверия и помогают понять становление личности будущего флотоводца. Их признают правдивыми даже самые придирчивые авторы.

Однажды, будучи в гостях у бабушки, Горацио отправился за птичьими гнездами. Наступил вечер, а Горацио не возвращался. В доме поднялась тревога, опасались, что его похитили цыгане. Пустились на поиски и в конце концов нашли Горацио. Он сидел на берегу ручья, через который не мог перебраться. На вопрос бабушки: «Неужели голод и страх не заставили тебя поскорее вернуться домой?» Горацио спокойно ответил: «Я никогда не видел Страха. Что это такое?» (8). Неизменным презрением к опасности Нельсон поражал всех, кто с ним сталкивался, и впоследствии.

Второй эпизод, о котором рассказывают биографы, произошел зимой. Горацио с братом на лошади отправились в школу, но снег оказался очень глубок и им пришлось вернуться. Старший брат объяснил отцу, в чем дело. Отец заметил: «Если это так, то мне, конечно, нечего возразить. Но я хочу, чтобы вы еще раз попробовали проехать. Я надеюсь, что чувство чести не позволит вам возвратиться без крайней необходимости» (9). Дети вновь отправились в трудный путь, старший брат неоднократно предлагал возвратиться, но Горацио неизменно отвечал: «Помни – это дело нашей чести» (10). В конце концов они добрались до школы.

Горацио некоторое время посещал начальную школу в Норидже, где жили родственники, затем в течение года учился в частной школе в Норс-Уэлшэм. И все. Он практически не получил образования. Предполагают, что в школе говорили о Шекспире, его сочинения, возможно, были в доме в Бёрнем-Торпе. Но что мог усвоить из них ребенок до 12 лет? Не пополнил Нельсон свои знания и путем самообразования. Писал он с ошибками, не соблюдал правил грамматики, однако стиль его писем выразителен и энергичен.

Горацио Нельсон в этом отношении не составлял исключения в среде английских морских офицеров. Все они начинали службу на кораблях рано и, следовательно, преждевременно бросали учебу, хотя были среди них и такие, которые писали на хорошем, а иногда и на изящном английском языке,– Коллингвуд, Сент-Винсент, Сомарец.

Один из современных авторов замечает: «...Нельсон мало чем интересовался, кроме моря. Он не был начитан, он проявлял очень мало интереса к политике и совершенно не интересовался искусством... В начальной школе Нориджа он получил начатки классического образования... И все же ни один человек никогда не писал лучших писем... Никто никогда не был так откровенен на бумаге, и никогда не было написано так много писем таким естественным стилем, свободным от фальшивых комментариев...» (11).

Известный французский военный историк середины XIX в. Ж. Гравьер отмечал, что из английских морских офицеров не выходили «люди ученые, но зато делались они хорошими моряками, и с раннего возраста, приучаясь к трудным испытаниям жизни особенной, своеобразной... Морская жизнь требует натур восприимчивых, гибких, и слишком большой запас учености при начале карьеры может иногда сделаться скорее обременительным, нежели полезным, потому что в ней нужно очень многому учиться из собственного или чужого опыта» (12).

Нельсон, кажется, не сожалел, что мало посещал школу. Однако однажды он посетовал, что дети в раннем возрасте окунаются в полную трудностей даже для сильных зрелых людей корабельную жизнь. Уже будучи адмиралом, Нельсон заметил юному мичману Парсонсу, что, вероятно, тот начал службу очень молодым. Услышав ответ: «В 11 лет, милорд», Нельсон проворчал: «Слишком рано» (13).

* * *

Юный Горацио Нельсон, конечно, не подозревал, что живет в переломную для истории своей страны эпоху. Так всегда бывает: люди действуют в напряженные моменты истории, участвуют в важнейших событиях и воспринимают эти события и свое участие в них, как Что-то обычное. Лишь история впоследствии высвечивает истинную роль таких событий в развитии человечества. Во второй половине XVIII в. Европа шла через две революции: промышленную, или промышленный переворот, который начался и достиг наибольшего развития, в Англии, и буржуазную, свершившуюся во Франции. Под воздействием этих событий радикально изменился ход истории. Они всколыхнули многие страны и народы и вовлекли в свое русло практически все классы и социальные слои тогдашних Англии, Франции, Испании и многих других стран.

В Англии буржуазная революция произошла в 1640– 1660 гг., т. е. раньше, чем в любой другой стране, кроме Голландии. Расстановка сил в революции носила весьма специфический характер. Старое дворянство почти все погибло уже к началу XVI в. в непрерывных кровавых междоусобных войнах. Новая знать формировалась в основном из буржуазных элементов и была тесно связана с интересами рынка. В революции достаточно укрепившаяся и развившаяся буржуазия выступала вместе с новым дворянством против феодальной монархии, феодального дворянства и господствовавшей церкви. В борьбе приняли участие широкие народные массы – крестьянство, ремесленники, городские низы. Накал революционной борьбы достиг такой остроты, что возглавивший гражданскую войну и потерпевший в ней поражение король Карл I был казнен. Однако, как это всегда случалось в буржуазных революциях, трудящиеся и обездоленные низы, обеспечившие в ней победу, оказались обманом и силой отодвинутыми на второй план. Власть захватили новое дворянство и буржуазия. «Шестнадцатый и семнадцатый века... упразднили средневековье,– писал Ф. Энгельс,– водворили социальный, политический и религиозный протестантизм, создали колонии, морское могущество и торговлю Англии и поставили рядом с аристократией растущую, уже довольно сильную буржуазию. Социальные отношения установились постепенно после волнений семнадцатого века и приняли прочную форму, которую они сохранили до 1780 или 1790 года» (14).

Английская буржуазная революция середины XVII в. создала благоприятные политические условия для развития капитализма. Постепенно скапливались большие капиталы в результате нещадной эксплуатации рабочих, обезземеления крестьянства, торговли рабами и разграбления достояния народов, над которыми устанавливалось колониальное господство. В стране появилась масса свободных рабочих рук, образовался устойчивый внутренний рынок, требовавший сельскохозяйственных и промышленных товаров.

В XVIII в. в Англии совершался глубокий переворот по всем строе общественных отношений. Энгельс назвал его социальной революцией. На смену капитализму мануфактурному пришел капитализм промышленный.

До этого десятки тысяч рабочих трудились на дому, выполняя работу при помощи примитивных инструментов. Теперь спрос на их продукцию возрос, и изобретательные люди стали размышлять, как следует усовершенствовать инструменты, чтобы один человек мог производить больше товаров.

Поначалу изобретения касались в основном легкой промышленности. Появился так называемый «летучий челнок», который пропускали при помощи нижней педали, а не вручную, как раньше. Через три десятилетия была придумана простая прядильная машина, дававшая сразу 16 нитей, затем, через четыре года,– более совершенная прядильная машина. Вскоре изобрели механический ткацкий станок. Эти сложные по тем временам машины уже не мог приводить в движение один человек. В 1768 г. Джеймс Уатт построил первую большую паровую машину. Таким образом, была создана система машин, для приведения в действие которых требовалось собрать их под одной крышей. Так фабрика вытеснила мануфактуру, сельское домашнее производство. Вместо крестьянина, обрабатывавшего землю и изготовлявшего товары для владельца мануфактуры, появился промышленный рабочий, который оказался целиком зависимым от владельца фабрики.

Вскоре промышленный переворот начался в металлургии, угледобыче, на транспорте. «С помощью машины восьмилетний ребенок производил теперь больше, чем прежде двадцать взрослых мужчин. Шестьсот тысяч фабричных рабочих, из которых половина детей и больше половины лиц женского пола, исполняют работу ста пятидесяти миллионов человек» (15). Постепенно была создана техническая основа для развития современной промышленности, образовалась фабричная система, пред-пролетариат превратился в промышленный пролетариат. Отныне на исторической сцене стал действовать класс капиталистов, существовавший за счет эксплуатации наемного труда, и класс эксплуатируемого пролетариата.

Важнейшим социальным результатом промышленной революции XVIII в. было образование пролетариата.

Одновременно в английской деревне развернулось так называемое парламентское огораживание (т. е. огораживание по разрешению парламента). С 1760 по 1815 г. было огорожено не менее 3500 приходов. В результате десяткам тысяч мелких крестьян, лишившихся возможности пользоваться общинными угодьями (их разгородили, превратив в частную собственность сельских богатеев), пришлось покинуть деревни.

Непосредственные социальные последствия промышленного переворота и огораживания для английского народа были сопряжены с огромными лишениями. Английский капитализм наливался богатством и силой прежде всего за счет крови и пота английских рабочих. Молодая хищная буржуазия стремилась как можно быстрее создать и увеличить свои капиталы. На фабриках царил тюремно-каторжный режим. Власть фабриканта над рабочими не имела предела. Не только голод, но и вся мощь государственного аппарата поддерживали этот порядок.

Фабрикант сам решал, сколько часов должны работать его рабочие, и в некоторых отраслях промышленности рабочий день растягивался до 20 часов. Заработная плата еле обеспечивала рабочему полуголодное существование. Жилищные условия были ужасными. Неописуемая теснота, грязь, нищета превратили рабочие окраины городов в рассадник хронических заболеваний и эпидемий. В середине XVIII в. смертность здесь в два раза превышала рождаемость. Не лучше были условия и на производстве. Хозяева экономили на всем – на ограждении машин, на отоплении, освещении, вентиляции. В результате увечья и гибель рабочих здесь превратились в повседневное явление, дисциплину поддерживали побоями и штрафами за малейшую провинность. Больше всего страдали дети, труд которых широко использовался на фабриках. Положение наемного рабочего было намного хуже, чем жизнь прядильщика или ткача, трудившихся прежде у себя дома. В. И. Ленин характеризовал Англию эпохи промышленного переворота как страну «невероятного разорения, принижения, вымирания голодной смертью рабочих масс, алкоголизма и чудовищной нищеты и грязи в бедных кварталах городов» (16).

Доведенные до отчаяния бедняки Англии в городе и деревне время от времени поднимали восстания. Рабочие обрушивали свой гнев на машины, в которых они видели причину всех зол. Ломая машины, поджигая фабрики, они мечтали о возврате к временам, когда каждый имел свой дом и, пусть небольшую, усадьбу, когда работа была не подневольной, а жизнь не столь безысходно однообразной. Это были так называемые луддиты. Естественно, что их стихийные бунты легко подавлялись полицией и правосудием. Однако они не были напрасными – рабочий вопрос постепенно становился вопросом публичным и политическим.

Не менее часто вспыхивало и возмущение крестьян на почве продолжавшихся огораживаний. Даже Артур Юнг, агроном и публицист, ратовавший за повсеместные огораживания, должен был в 1801 г. признать: в девятнадцати из двадцати случаев огораживаний бедные терпят ущерб. Они поистине могут сказать: «Парламент, может быть, очень печется о собственности, но я знаю, что по его милости я лишился возможности жить». Об одном из восстаний крестьян в Оксфордшире в 1814 г. журнал палаты общин сообщал, что объявление об огораживании нельзя было прибить к церковной двери, так как большие толпы людей, вооруженных всем, чем только можно, угрожали расправой тому, кто пытался это сделать.

Бурный рост промышленности сопровождался расширением торговли. Промышленная и торговая буржуазия получала баснословные прибыли, хотя кое-что перепадало и земельной аристократии. Буржуазия становилась все более хищной и агрессивной. Она требовала новых, все более широких колониальных захватов, чтобы получить новые рынки для своих товаров, дополнительные сырьевые ресурсы.

Вакханалия наживы за счет зверского угнетения своего ближнего – неимущего англичанина – и ограбления, а зачастую и уничтожения жителей заморских стран, превращаемых в колонии, привела к девальвации моральных принципов и общечеловеческих ценностей в среде буржуазии и тесно связанной с ней аристократии. Разложение верхов было таким, что оно вызывало тревогу и острую критику даже со стороны людей, придерживавшихся консервативных взглядов,

Т. Карлейль, английский писатель и истории, восклицает: «Поистине, с нашим евангелием маммоны мы пришли к странным выводам! Мы говорим об обществе и все же проводим повсюду полнейшее разделение и обособление. Наша жизнь состоит не во взаимной поддержке, а, напротив, во взаимной вражде, выраженной в известных законах войны, именуемой «разумной конкуренцией» и т. п.» (17) Карлейль клеймит «тунеядствующую землевладельческую аристократию» (18). Он находит верные слова и правильный тон, когда пишет об обездоленных англичанах: «Я имею смелость думать, что со времени возникновения общества никогда еще участь безгласных, изнуренных работой миллионов людей не была так невыносима, как теперь. Не смерть, и даже не смерть от голода делает человека несчастным; мы все должны умереть… но жить в нищете и не знать, почему; работать до изнеможения и впустую; жить с изнуренным и усталым сердцем и все же быть изолированным, в сиротливом одиночестве... медленно умирать в течение всей своей жизни, оставаясь замурованным в глухой, мертвой, бесконечной несправедливости... это все невыносимо и вечно будет невыносимым для всех богом созданных людей. И мы еще удивляемся французской революции...» (19).

Ф. Энгельс заключает: «Таково положение Англии по Карлейлю. Тунеядствующая земельная аристократия... деловая аристократия, погрязшая в служении маммоне и представляющая собой лишь банду промышленных разбойников и пиратов... парламент, избранный посредством подкупа; житейская философия простого созерцания и бездействия, политика laissez faire[3]; подточенная, разлагающаяся религия, полный распад всех общечеловеческих интересов... хаотическое, дикое смешение всех жизненных отношений, война всех против всех, всеобщая духовная смерть... несоразмерно многочисленный рабочий класс, находящийся в невыносимом угнетении и нищете, охваченный яростным недовольством и возмущением против старого социального порядка... повсеместный хаос, беспорядок, анархия, распад старых связей общества, всюду духовная пустота, безыдейность и упадок сил,– таково положение Англии» (20).

Ф. Энгельс писал это в январе 1844 т., анализируя книгу Т. Карлейля, вышедшую годом ранее. Это великолепный анализ английского общества, которое развилось под воздействием промышленного переворота, картина той общественной среды, в которой формировался и должен был прокладывать свой жизненный путь Горацио Нельсон.

Политическая власть в стране принадлежала аристократии и крупной буржуазии; оба класса все более и более смыкались – аристократы поправляли свои состояния, занимаясь бизнесом, а люди бизнеса покупали аристократические титулы. В парламенте боролись друг против друга две политические партии: виги – несколько более либеральные – и тори – находившиеся на крайне правом фланге политического фронта.

«В 1760 г.,– писал Ф. Энгельс,– на престол вступил Георг III, прогнал вигов, которые со времени Георга I почти бессменно были у власти, но правили, конечно, весьма консервативно, и положил начало длившейся до 1830 г. монополии тори. Благодаря этому правительство пришло в соответствие со своей внутренней природой; в политически консервативную эпоху Англии безусловно подобало, чтобы у власти была консервативная партия» (21).

Как же выглядела во второй половине XVIII в. английская демократия и ее выразитель – парламент? «Источник демократии» состоял из людей абсолютно бесчестных, сделавших себе состояние и пробравшихся к власти разбойными методами. Вот что писал о парламенте тех лет современник в одном из английских журналов: «...в списке лиц, именующих себя подходящими людьми для выбора в будущий парламент, я нахожу „набобов", которые грабежом, убийствами и изменой своим хозяевам скопили себе громадные состояния и теперь с помощью подкупа избирателей сделались „подходящими людьми", это выходцы из Вест-Индии; далее я нахожу: управляющих аристократическими поместьями (владельцы этих поместий по наследственному праву заседали в палате лордов.– В. Т.), сходных во всем (за исключением убийства) с вышеописанными набобами; должностных лиц, которые награбили уже настолько, что, как они сами дают понять, имеют теперь возможность вести честную жизнь...» (22).