Текст книги "Адмирал Нельсон"

Автор книги: Владимир Трухановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Наполеон полагал, что, высадив войска в Англии, он не только решит исход войны в свою пользу, но и станет хозяином Европы и всего мира. Вторжение, таким образом, превратилось в крупный козырь в политике новоявленного императора.

На побережье Ла-Манша французы сконцентрировали более 120 тыс. отборных солдат. Ими командовали лучшие наполеоновские генералы. Для перевозки их было собрано и построено 2,5 тыс. судов.

В Англии об этих приготовлениях знали не только правительственные сферы, но и весь народ. Тревога и страх овладели страной. Молниеносные и сокрушительные победы генерала Бонапарта в Италии произвели огромное впечатление. И всех волновал один вопрос: что может противопоставить Англия французскому вторжению?

Как моряк Нельсон возлагал самые большие надежды на флот. Такие надежды лелеяли многие в Англии. И неудивительно,– ведь морские традиции в стране имели многовековую историю.

Адмирал Сент-Винсент бодро заявлял: «Я не утверждаю, что враг не сможет прийти сюда. Я только говорю, что он не сможет прийти морем» (9). Эффектные слова, призванные поднять веру в мощь английского флота. С точки зрения логики они, однако, весьма уязвимы: если враг мог появиться на английской земле, то только с моря. В то время авиадесантов еще не знали. По этому поводу английские историки сегодня пишут: «... пока французский флот все еще не был разгромлен в бою, угроза внезапной высадки „Великой Армии" с моря нависала, как отдаленная туча» (10). Задним числом О. Уорнер явно приукрашивает положение Англии. Опасность нависала не как отдаленная туча, она висела над страной, как Дамоклов меч.

Нельсон полагал, что Наполеон готовится неожиданно вторгнуться и захватить Лондон. Для этого ему хватило бы примерно 40 тыс. солдат. Половину из них он мог высадить к западу от Дувра, а остальные – к востоку от города. Доставили бы армию вторжения к английским берегам 200—250 канонерских лодок, которые в благоприятную погоду в состоянии форсировать пролив за 12 часов. Военный же флот Франции, предприняв диверсию против Ирландии, отвлек бы английские военные корабли от пролива.

Многие строили предположения о замыслах Наполеона и возможном ходе вторжения в Англию. Например, один из видных офицеров английского флота, М. Е. Планкетт, смотрел на дело очень мрачно. «Полки наши,– писал он,– будут столько сопротивляться неприятелю, сколько этого можно надеяться от их небольшого числа. Но полки эти, из которых нужно отделить, по крайней мере, 30 000 человек для защиты Ирландии, составили бы тогда армию не более как в двадцать или двадцать пять тысяч человек. К этим 25 000 можно прибавить еще солдат-ветеранов... Что те касается до наших воинственных поселян, то можно ли серьезно назначать им действительную роль в этой быстрой борьбе, которая решит участь Англии или, по крайней мере, участь столицы? Есть случаи, когда вооружение крестьян может остановить движение армии, но в Англии для этого недостает двух необходимых вещей: времени и пространства. Армия, высаженная на берега Сассекса, через два дня будет в Лондоне» (11).

Тревога, владевшая англичанами, передалась газетам. В Англии тогда печать уже была довольно сильна. Газеты упрекали правительство в недостаточности предпринимаемых мер обороны, требовали, самых энергичных усилий в этом направлении.

Адмирал Нельсон мыслил военно-морскими категориями и считал необходимым легкими кораблями флота истребить собранную французами в проливе армаду до того, как она двинется через пролив.

Адмирал полагался на средства, с которыми ему приходилось иметь дело.

Уильям Питт мыслил значительно шире, чем Нельсон. Как истинный англичанин, премьер-министр любил и ценил флот, может быть, и преувеличивал его роль в войне, но понимал, что с помощью одного флота нельзя, не только выиграть войну, но даже снять угрозу французского вторжения в Англию. Необходимо наступление сухопутных армий на Францию с востока и северо-востока. Именно поэтому Питт, не покладая рук и не жалея золота, трудился над созданием третьей коалиции против наполеоновской Франции. И в наиболее опасный для Англии момент, в августе 1805 г., русские войска под командованием М. И. Кутузова вступили в Западную Европу.

Навстречу Кутузову Наполеон двинул булонскую экспедиционную армию. Английские политики, допустившие столько ошибок в своих планах борьбы против Бонапарта, не имели серьезной уверенности в том, что русским удастся избежать поражения. А успех французов означал бы, что угроза появления их на Британских островах только отсрочена. Лишь значительно позднее выяснилось, что самоотверженные действия русских армий избавили Англию от вторжения наполеоновских войск. «План Наполеона высадить стратегический десант на Британские острова был тщательно разработан, однако в нем имелся грубый политический просчет, выражавшийся в неправильной оценке позиции России. Наступление русских войск под командованием М. И. Кутузова в Европе привело к тому, что план Наполеона форсировать Ла-Манш провалился» (12).

Нельсон надеялся отдохнуть в Англии месяц-полтора. Случилось, однако, так, что ему удалось пробыть дома всего 25 дней. И эти дни не были днями отдыха и покоя. Адмирал часто ездил из Мертона в Лондон. Там страшно тревожились по поводу того, что французы и испанцы могут собрать свои флоты в один мощный кулак, и желали знать мнение Нельсона о степени опасности и мерах дли ее предотвращения. С ним много раз беседовал Уильям Питт, встречались министры, принц Уэльский – наследник престола и, конечно, Бархзм – новый глава адмиралтейства.

Тревога в Лондоне имела под собой весьма реальные основания. «Пока Нельсон находился в отпуске в Мертоне,– пишет К. Ллойд,– планы вторжения, которые строил Наполеон, вполне созрели. Жантийома в Бресте и Вильнёва в Ферроле бомбардировали приказами, требовавшими выйти в море. Не теряйте ни минуты и входите в Ла-Манш вместе с моими объединенными флотами. Англия наша. Мы полностью готовы. Люди и снаряжение погружены на суда. Придите всего на 24 часа, и все будет кончено» (13).

Бархэму было уже 80 лет, но он не утратил способности разбираться в обстановке. Нельсона он близко не знал, однако быстро усвоил суть его соображений и проникся доверием к ним. В руководящих кругах создалось единодушное мнение, что в предстоящем решающем сражении между английским и объединенным франко-испанским флотами командование должно быть поручено Нельсону. Срочно, неотложно требовалась решительная победа на море, и только Нельсон мог привести английский флот к ней. Кальдеры в такой ситуации совершенно не годились.

В конце августа Питт сказал Нельсону, что его услуги, вероятно, понадобятся очень скоро. При очередной их встрече были обсуждены все возможные варианты будущей битвы с вражескими флотами. Питт поставил прямой вопрос: «Кто должен командовать предстоящей операцией?». Нельсон ответил: «Вы не найдете лучшего человека, чем нынешний командующий – Коллингвуд». Адмирал Коллингвуд, как мы помним, друг Нельсона, в тот момент руководил средиземноморской эскадрой. Можно ли считать рекомендацию искренней? Едва ли. Уж слишком любил Нельсон морские баталии, чтобы упустить случай взять на себя командование английским флотом в таком большом и важном сражении. Питт без колебаний отверг предложение Нельсона, заявив: «Нет. Это не подойдет. Вы должны взять на себя командование». Нельсон заявил, что готов отплыть немедленно (14).

В предстоящем сражении англичане надеялись не просто добыть победу, а решительно сокрушить военно-морскую мощь врага (во всяком случае, такая ставилась задача). Нельсон не мог не понимать, что сражение потребует больших жертв. В те дни адмиралы и капитаны в разгар боя находились на верхней палубе и подвергались той же опасности, что и рядовые матросы. Нельсон в битвах лишился глаза, затем руки, и никто не мог дать гарантий относительно того, что на сей раз шальное ядро не отнимет у него саму жизнь.

Когда все формальности с назначением вице-адмирала были исполнены, он написал своему верному другу, банкиру Дэвисону: «Я могу очень много потерять и очень мало приобрести» (15). И в самом деле, он прославился на всю Европу, занимал достаточно высокий пост, любил и был любим. И все это он мог потерять в один миг!

Но, несмотря ни на что, Нельсона радовало его назначение. В том же письме к Дэвисону он поясняет: «Я иду потому, что это правильно и необходимо, и я сослужу верную службу моей стране» (16). Для Нельсона сознание долга – тот внутренний голос, который диктовал ему образ действий.

Отъезд Нельсона из Англии ускорился из-за того, что адмирал Вильнёв сумел ускользнуть со своими кораблями из Виго и Ферроля и скрыться в открытом море. Куда он направился, в Лондоне не могли установить почти две недели. «Страна,– пишет А. Т. Мэхэн,– переживала в течение двух недель слишком большой страх, чтобы пойти на риск и снова ощутить его» (17).

2 сентября один из друзей Нельсона, капитан Блэквуд, неожиданно появился в Мертоне в 5 часов утра. Адмирал уже встал, был одет и даже позавтракал. Увидев Блэквуда, он понял: произошло что-то из ряда вон выходящее. Тот ехал со срочным донесением в адмиралтейство от Коллингвуда, но предварительно решил сообщить новость – архиважную – Нельсону: Вильнёв наконец нашелся. Он со своей эскадрой в Кадисе, соединился с основными силами союзного испанского флота. Для какой цели там собралось столько линейных кораблей врага, неизвестно.

13 сентября 1805 г. Нельсон покинул Мертон. Утром на следующий день он прибыл в Портсмут, где его ожидал «Виктори». За полчаса до полудня личный флаг адмирала взвился над кораблем, и в 14 часов Нельсон вступил на его палубу. В тот момент, как и вообще в последние дни пребывания на английской земле, он находился в радостно-приподнятом настроении – в отличие от своих соотечественников, обуреваемых мрачными предчувствиями и страхом.

Нельсон получил приказ или накрепко заблокировать флот противника в Кадисе, или разбить его в решительном сражении. Он предупредил Питта: имейте в виду, «только достаточное число кораблей есть залог того, что неприятельский флот будет уничтожен» (18). Питт и Бархэм обещали сделать все возможное. Нельсон надеялся, что численность его эскадры будет доведена до 40 линейных кораблей, но нужного количества кораблей он так и не получил. И, как это неоднократно бывало раньше, ему прежде всего не хватало небольших крейсерских судов. Нельсон рассчитал, что встреча с противником должна скоро произойти, поскольку из-за концентрации огромного количества судов в Кадисе (с многочисленными экипажами) там быстро истощатся запасы продовольствия.

Пока же адмирал всячески старался выманить противника из порта. Он убрал подальше эскадру Коллингвуда, крейсировавшую вблизи Кадиса с целью обеспечить прочную блокаду франко-испанского флота. Теперь с вражеских кораблей ее нельзя было увидеть, лишь цепочка мелких судов англичан оставалась для наблюдения. В предстоящем сражении следовало «встретить врага в море» и здесь его уничтожить (19).

Нельсон прекрасно знал, что французские и испанские корабли превосходят во многих отношениях английские. Но боевая выучка команд – от рядовых до офицеров и капитанов – в английском флоте была значительно выше, чем у французов и тем более у испанцев, которые подолгу простаивали в портах под блокадой, что лишало их возможности приобрести необходимый опыт и закалку.

Французский инженер Форре в 1802 г. писал о причине превосходства англичан: «У них на кораблях все хорошо организовано... и артиллерия их хорошо действует... У нас же совершенно противное» (20). Английские канониры стреляли более метко и быстро. Они делали по выстрелу в минуту, тогда как лучшим французским канонирам требовалось три минуты на один выстрел.

Французские адмиралы все это понимали. Особенно скептически оценивали они состояние союзного испанского флота. Адмирал Декре говорил Наполеону: «Я верю в действительную силу кораблей вашего величества и в той же степени уверен в тех кораблях Гравины, которые были уже в море. Но что касается прочих испанских кораблей, которые в первый раз выйдут из порта, дурно вооруженные, под командой неопытных капитанов, то, признаюсь, я не знаю, что можно осмелиться предпринять на другой день вступления под паруса с этою многочисленною частью союзного флота» (21).

Первый вариант плана сражения Нельсон составил еще тогда, тогда английская эскадра гонялась за французами. Окончательный вариант плана он сформулировал на борту «Виктори» 9 октября, вблизи Кадиса. Нельсон решил разделить свою эскадру на два отряда, во главе большого отряда кораблей поставить второго флагмана – Коллингвуда. Ему надлежало врезаться во вражескую линию, разорвав ее на части. Затем в дело вступал отряд Нельсона, которому предстояло победоносно завершить сражение. В боевом приказе учитывался и такой немаловажный фактор, как ветер. Нельсон понимал, что многое зависит от случая, непредвиденных обстоятельств. Поэтому Коллингвуду и капитанам кораблей предоставлялась возможность проявить инициативу. «Второй командующий будет направлять движение своей линии судов, держа ее в максимально компактном порядке, насколько позволят условия. Капитаны должны следить за тем, чтобы занимать свое определенное место в линии. Но в случае, если сигналы (командующего – В. Т.) будут неразличимы и непонятны, капитаны не совершат большой ошибки, поставив свой корабль против корабля противника» (22).

Обеим линиям английской эскадры предстояло подойти на расстояние орудийного выстрела к центру вражеской линии с тем, чтобы как можно быстрее атаковать ее и разрезать у 12-го корабля, считая от арьергарда.

Свой отряд Нельсон планировал направить на вражеский центр. Приказ требовал приложить все усилия, чтобы захватить главнокомандующего франко-испанской эскадрой адмирала Вильнёва и второго командующего, испанского адмирала Ф. Гравину.

Нельсон предполагал применить ту же тактику, которой он придерживался при Абу-Кире и у Копенгагена. Разница заключалась лишь в том, что там корабли противника были неподвижны, а у Кадиса сражение могло произойти с маневрирующей вражеской эскадрой.

Сотни книг и тысячи статей восхваляют Нельсона за произведенную им революцию в тактике военно-морского боя. Как и многие другие утверждения, касающиеся Нельсона, оно требует к себе спокойного, трезвого подхода. Если в чем-то и есть заслуга Нельсона, то лишь в том, что он, по выражению английского автора У. X. Фитчера, «приложил здравый смысл к ремеслу войны» (23).

За многие десятилетия до описываемых событий английский флот принял далеко не рациональную тактику, ставшую затем непреложным законом: ставить свои суда во время боя параллельно линии судов неприятеля. Получалась дуэль двух кораблей, общее сражение распадалось на изолированные схватки отдельных судов.

Первым сломал нелепую к этому времени общепринятую военно-морскую традицию, как это уже отмечалось выше, русский адмирал Ф. Ф. Ушаков. В Англии и до Нельсона некоторые адмиралы понимали абсурдность линейной тактики. В 1756 г., например, адмирал Бинг попробовал изменить ее, но в сражении его постигла неудача, и он был казнен за своеволие. Нельсон же полностью отринул эту тактику и, поскольку ему сопутствовал успех, достиг громкой славы.

Готовясь к сражению с Вильнёвом, Нельсон больше всего боялся, что союзный флот не выйдет из Кадиса или, даже если нужда и заставит его покинуть порт, уклонится от сражения с английской эскадрой. Опасался он напрасно: Вильнёв уже не мог не принять боя, так как Наполеон, возмущенный нерешительностью своих адмиралов, требовал от них эффективных действий.

Однако военно-морское дело Наполеон знал плохо и не понимал, из чего слагается победа в морском сражении. Двинув булонскую армию на восток, против Кутузова, император решил, что и французскому флоту следует не торчать вблизи пролива между Францией и Англией, а проводить операции у берегов Испании, у Гибралтарского пролива и в Средиземном море. Вильнёв получил приказ взять на полгода продовольствия, направиться из Кадиса через Гибралтар в Средиземное море, в Картахену, и соединиться там с восемью линейными кораблями. Одновременно с новой оперативной директивой Вильнёв получил от адмирала Декре из Парижа следующее письмо: «Главное намерение императора состоит в том, чтобы отыскать в рядах, в каких бы то ни было званиях офицеров, наиболее способных к высшему начальствованию. Но чего ищет он прежде всего, так это благородной любви к славе, соревнования за почести, решительного характера и безграничного мужества. Его величество хочет уничтожить эту боязливую осторожность, эту оборонительную систему, которые мертвят нашу смелость и удваивают предприимчивость неприятеля. Эту смелость император желает видеть во всех своих адмиралах, капитанах, офицерах и матросах, и, каковы бы ни были ее последствия, он обещает свое внимание и милости всем тем, кто доведет ее до высшей степени» (24).

Прошло всего несколько дней, и Наполеон отдал Вильнёву новый приказ, предписывавший после прибытия в Картахену проследовать к Неаполю. «Я желаю,– требовал император,– чтобы везде, где встретите неприятеля, слабейшего в силах, Вы бы немедля нападали на него и имели с ним решительное дело... Вы должны помнить, что успех предприятия зависит более всего от поспешности Вашего выхода из Кадиса. Мы надеемся, что Вы сделаете все, что от Вас зависит, чтобы поскорее это исполнить, и рекомендуем Вам в этой важной экспедиции смелость и наивозможно большую деятельность» (25).

Наполеон не просто приказывал, он сурово осуждал Вильнёва. «У англичан,– говорил император,– очень поубавится спеси, когда во Франции найдутся два или три адмирала, которые желают умереть» (26).

Не надеясь, что Вильнёв по приказу обретет отвагу и мужество, Наполеон срочно направил ему замену в лице вице-адмирала Розали. Из Парижа в Мадрид, а оттуда в Кадис путь был в те времена долгим. К тому же карета Розали сломалась в дороге. Вильнёв узнал о приезде своего преемника в Испанию, когда тот еще не успел добраться до Кадиса. Мог ли в таких условиях французский главнокомандующий не выйти в море? Обстоятельства работали на Нельсона, хотя он об этом так никогда и не узнал.

У союзников в Кадисе насчитывалось 33 линейных корабля – 18 французских и 15 испанских. В их распоряжении имелось 3 французских фрегата и 2 брига. Нельсон располагал 27 кораблями. По количеству орудий англичане также уступали союзникам.

Вывод франко-испанских кораблей из порта затянулся почти на два дня. Англичане тщательно следили за выдвижением противника и старались, во-первых, занять более выгодную позицию относительно направления ветра и, во-вторых, стать так, чтобы Вильнёв не смог укрыть после сражения свой флот в Кадисе. В результате сложного маневрирования боевая встреча двух эскадр произошла у мыса Трафальгар, что южнее Кадиса и несколько севернее Гибралтара.

* * *

21 октября 1805 г. ветер дул слабый и неустойчивый, шла зыбь – предвестник скорого шторма, что препятствовало выстраиванию судов в боевые линии. Поэтому французские корабли образовали нечто вроде полумесяца. Английский адмирал спешил, и благоприятный для него ветер – как много от него зависело в те годы в военно-морских баталиях! – обеспечивал движение судов со скоростью примерно 5 миль в час. 100-пушечный корабль «Ройал Соверен» возглавлял линию Коллингвуда. «Виктори» под флагом Нельсона, шедший во главе второй колонны, двигался медленнее.

Уже в самом начале принятый ранее план, согласно которому Коллингвуду следовало атаковать первым, изменился. Англичане теперь шли на врага одновременно двумя колоннами перпендикулярно к линии объединенной союзной эскадры, держа курс на ее центр, где, по их предположениям, находился корабль Вильнёва.

* * *

21 октября, в день сражения, Нельсон по привычке вышел на палубу «Виктори» очень рано, как всегда, в адмиральском мундире со всеми орденами, но без шпаги.

Вскоре он вызвал капитана Блэквуда, командовавшего фрегатами. Нельсон распорядился, чтобы фрегаты во время боя занялись добиванием сильно поврежденных вражеских кораблей и сохранением тех судов-призов, которые будут захвачены. Блэквуд посоветовал адмиралу в целях безопасности перейти на фрегат, судно более быстроходное и маневренное. Нельсон не согласился. Капитаны советовали ему переодеться, ведь блестящий мундир и сверкающие звезды обязательно привлекут внимание врага. А если корабли «свалятся», то расстояние, отделяющее французских стрелков от палубы «Виктори», станет совсем небольшим. Но Нельсон не обратил внимания и на это замечание.

На корабле шли последние приготовления к бою. В помещениях офицеров и адмирала снимались переборки, убиралось все, что там находилось, к бортам комендоры подкатывали орудия и подносили заряды. Матросы посыпали палубы песком, чтобы после того, как они будут залиты кровью, ноги не скользили (27).

Нельсон спустился в свою уже преобразившуюся каюту и оформил завещание. Капитаны Харди и Блэквуд на спине нагнувшегося комендора скрепили документ подписями, с тем чтобы он имел юридическую силу. Текст гласил:

«Дополнительное распоряжение к духовному завещанию Нельсона.

Октября, двадцать первого числа, одна тысяча восемьсот пятого года в виду соединенных флотов Франции и Испании, находящихся на расстоянии примерно десяти миль.

Пишу, принимая во внимание, что выдающиеся услуги Эммы Гамильтон, вдовы достопочтенного Уильяма Гамильтона, сослужили огромнейшего значения службу нашему королю и стране, как мне об этом известно, причем она не получила никакого вознаграждения ни от короля, ни от государства. Во-первых, она добыла в 1796 г. письмо короля Испании его брату неаполитанскому королю, в котором он уведомлял брата о своем намерении объявить войну Англии. На основании этого письма наше правительство отдало приказы сэру Джону Джервису (тогда он так именовался) нанести, если будет возможность, удары по арсеналам Испании или по ее флотам. В том, что ни один из этих ударов не был нанесен, неповинна леди Гамильтон. Такая возможность могла представиться. Во-вторых, английский флот, находившийся под моим командованием, никогда не смог бы второй раз возвратиться в Египет, если бы леди Гамильтон не повлияла на королеву неаполитанскую и не побудила ее написать письма губернатору Сиракуз с просьбой о содействии флоту в получении всего необходимого снабжения, если корабли зайдут в любой порт Сицилии. Мы пришли в Сиракузы и, получив все нужные запасы, направились в Египет и уничтожили французский флот. Если бы я сам мог вознаградить за эти услуги, я бы сейчас не обращался с призывом к моей стране. Но поскольку это было не в моих силах, я вверяю Эмму леди Гамильтон заботам моего короля и страны с тем, чтобы они обеспечили ее так, чтобы она могла жить в соответствии с ее рангом. Я также завещаю милосердию моей страны мою приемную дочь Горацию Нельсон Томпсон и желаю, чтобы она именовалась в будущем только Нельсон. Только об этих одолжениях я прошу моего короля и мою страну в момент, когда я иду в битву за них. Да благословит господь моего короля и страну и всех тех, кто мне дорог. Нет нужды упоминать моих родственников; они, конечно, будут должным образом обеспечены.

Нельсон и Бронте

Свидетели: Генри Блэквуд, Т. М. Харди» (28).

Сколь поразительны наивность и простосердечие, казалось бы, умудренного в походах и сражениях человека! Нельсон, безусловно, верил: его предсмертная просьба к королю и правительству позаботиться об Эмме – вполне достаточное основание для того, чтобы они щедро ее обеспечили. Он не мог не знать, что в высшем обществе ее ненавидят, осуждают и презирают. И тем не менее за несколько минут до сражения он поручил два самых дорогих для него существа заботе короля! Говорили, что, когда через несколько недель Эмме стало известно содержание этого завещания, она воскликнула: «Каким же ребенком был мой Нельсон!». Король и правительство так никогда и не исполнили последнюю волю национального героя Англии. Остаток своей жизни Эмма Гамильтон провела в тяжелой нужде и лишениях.

Примерно в 11 часов Нельсон обошел батареи, поблагодарил офицеров и комендоров за хорошую подготовку к бою. Затем дал Коллингвуду сигнал, уточняющий, в каком месте предстоит разрезать строй противника.

Вдохновение... Оно приходило к Нельсону перед решающими сражениями. Вот и теперь, в последние минуты перед боем, он приказал поднять для всей английской эскадры сигнал: «Нельсон верит, что каждый исполнит свой долг». Сигнальщик сказал, что в коде нет некоторых слов. Тогда Нельсон дал текст, ставший в тех пор боевым девизом его соотечественников: «Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг» (29). Сигнал вызвал взрыв энтузиазма.

Первым вламывается в строй противника корабль «Ройал Соверин», возглавляющий линию Коллингвуда. Его встречает ураганный орудийный огонь. «Виктори» держит курс на огромный 130-пушечный испанский корабль «Сантиссима Тринидад» и на французский «Буцентавр», где находится Вильнёв. Но ветер ослабевает, и «Виктори» движется совсем медленно, а французы, видя флаг Нельсона, бьют по кораблю с особым усердием. Английские корабли прорезают поодиночке строй франко-испанской эскадры, и бортовые залпы противника по ним оказываются неэффективными – не то, что продольные залпы английских орудий.

Прорезать линию противника, не «свалившись» с одним из его судов, «Виктори» не может и «сваливается» с «Редутаблем». Французские артиллеристы и стрелки в течение нескольких минут выводят из строя почти всех находящихся на верхней палубе «Виктори». Адмирал Нельсон и капитан «Виктори», могучий, широкоплечий Харди, остаются на палубе среди груды убитых и раненых. Собственно, руководить боем уже нечего. Каждый делает свое дело, зная заранее замысел адмирала. Капитан слышит слова Нельсона: «Дело слишком горячее, Харди, чтобы ему долго продолжаться» (30).

Английские корабли бьют двойными зарядами в упор по амбразурам вражеских судов. Там потерь и разрушений больше, чем у англичан. После первого же залпа «Виктори» на «Буцентавре» уничтожено 20 орудий и убито 400 человек.

Но французы ведут бой с прежним азартом. Мачты «Редутабля» усеяны стрелками. И вдруг Харди с ужасом видит: только что стоявший рядом с ним Нельсон падает на левый бок. Наклонившись над раненым адмиралом, сквозь оглушительный шум боя он слышит: «Наконец они меня доканали» (31).

Пуля, пущенная французским унтер-офицером, сидевшим на мачте «Редутабля», попала в эполет, прошла через левое плечо, легкое, позвоночник и застряла в мускулах спины. Адмирала снесли вниз, где уже лежало много раненых.

Нельсон понимал, что это конец; врач стремился лишь облегчить его предсмертные муки. Но, несмотря на страдания, Нельсон продолжал тревожиться об исходе сражения. То и дело он требовал к себе капитана Харди.

А бой продолжался. Лишь через час после ранения адмирала французы дрогнули. В 14 часов с минутами французский главнокомандующий спустил свой флаг. «Буцентавр» сдался, и Вильнёв попал в плен.

В 16 часов Харди поздравил адмирала с победой. «Взяты 15 кораблей»,– сообщил он (как потом оказалось, было уничтожено или захвачено 18 судов противника). «Это хорошо,– ответил Нельсон,– но я рассчитывал на 20». И тут же приказал Харди бросить якоря. Адмирал предвидел, что скоро начнется шторм и если поврежденные Сражение при мысе Трафальгар корабли не станут на якорь, то затонут или будут выброшены на прибрежные скалы.

Сражение при мысе Трафальгар

Харди, который послал к Коллингвуду шлюпку с сообщением о ранении Нельсона, заметил: «Я думаю, милорд, что теперь адмирал Коллингвуд возьмет на себя ведение дел». «Надеюсь, не сейчас, пока я еще жив»,– ответил Нельсон. Так до последней минуты он не пожелал сдать командование эскадрой. В вахтенном журнале «Виктори» есть запись: «Редкий огонь продолжался до четырех с половиной часов, когда, после доклада лорду виконту Нельсону о победе, он скончался от своей раны» (32).

Перед смертью адмирал все время вспоминал об Эмме и Горации, просил передать им его вещи и локон. Он хотел избежать традиционных похорон, когда могилой моряка становится море, и пожелал, чтобы его тело доставили на родину. Харди обещал.

Нельсон умер, зная, что в последнем бою одержал победу. Он самоотверженно исполнил свой долг. Сражение прекратилось в 17 часов 30 минут. Потери союзников убитыми, ранеными и пленными составили более 6 тыс. человек. Англичане потеряли в два раза меньше – 3 тыс. человек (33). Лишь 11 вражеских кораблей ушли в Кадис, а 4 спасшихся в открытом море вскоре попали в плен.

Трафальгарское сражение – самое крупное по результатам и значению из всех баталий, происходивших на море за 22 года коалиционных войн против Франции. «Сражение при Трафальгаре 21 октября 1805 г.,– замечает русский военный исследователь Ф. Е. Огородников,– было последним, в котором французский флот отважился померяться силами с британским» (34).

Харди исполнил последнюю волю своего начальника и друга. Тело Нельсона было помещено в бочку с коньяком и доставлено в Лондон. Случилось это не сразу. «Виктори» настолько пострадал в бою, что его пришлось наскоро отремонтировать в Гибралтаре, чтобы он смог дойти до Англии. Лишь 5 декабря корабль прибыл в Портсмут. Похороны адмирала Нельсона состоялись 9 января 1806 г. Но его мечта покоиться в Вестминстерском аббатстве не сбылась, он погребен в соборе св. Павла.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

После событий, о которых шла речь, минуло 175 лет. Тот, кто впервые попадает в Лондон, обычно сразу же отправляется на Трафальгарскую площадь, ибо это одна из его главных достопримечательностей – место проведения митингов и демонстраций трудящихся. В окружении фонтанов и бронзовых львов возвышается огромная колонна. Ее венчает фигура Нельсона со шпагой в руке, как бы прислонившегося к бухте толстого корабельного каната. Снизу фигура адмирала кажется маленькой, в действительности же она в три человеческих роста. На нее ушло 16 тонн меди из расплавленных французских пушек, взятых в качестве трофея при Трафальгаре. Колонна высока, и с ее вершины медному адмиралу видно море…Долго строились колонна и Трафальгарская площадь – мемориал морского сражения и адмирала.

Первые и весьма внушительные памятники Нельсону появились в разных городах Англии в конце 1905 г.– иногда они сооружались за несколько дней. Это было стихийное выражение народных симпатий к памяти адмирала. Странно, но в Лондоне, где находились адмиралтейство, правительство и королевский двор, с увековечением памяти Нельсона не торопились. Шли годы, десятилетия, а работа, по свидетельству К. Оман, «продвигалась медленно или приостанавливалась совсем». Удивительно, но на завершение нельсоновского мемориала не хватало средств. Ускорило дело неожиданное обстоятельство. «Русский царь, намеревавшийся улучшить отношения с Англией путем личного визита, сделал денежную дотацию»,– сообщает К. Оман (1), и все работы удалось закончить к 1867 г. Скульптурное и архитектурное решение площади, однако, не понравилось большинству англичан. По мере того как уходили из жизни люди, испытывавшие сильную, хотя и тщательно скрываемую неприязнь к Нельсону, формировался и стабилизировался культ выдающегося адмирала. В наиболее крайней и находящейся в противоречии с правдой истории форме он выглядит так: «Адмирал Нельсон заслонил собой Британию от «Великой Армии» Наполеона, сосредоточенной в Булони» (2). Эти слова принадлежат Уинстону Черчиллю, премьер-министру Англии периода второй мировой войны, и сказаны они осенью 1940 г., когда стране угрожало вторжение немецко-фашистских армий.