Текст книги "Адмирал Нельсон"

Автор книги: Владимир Трухановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Если бы все способные начать бой суда трех держав – России, Швеции и Дании – оказались собранными в единый кулак, они сумели бы разгромить англичан. Однако в адмиралтействе строили расчет на том, чтобы разбить противника по частям, ни в коем случае не допуская соединения трех флотов.

* * *

В Англии существует традиция производить награждения и повышения к Новому году (за исключением особых случаев). 1 января 1801 г. Нельсон получил ранг вице-адмирала. Вскоре он узнал, что командовать походом в Балтику поручили вице-адмиралу X. Паркеру, а его, Нельсона, назначили вторым флагманом эскадры, т. е. заместителем Паркера. О. Уорнер, исходя из особенностей характера и боевого опыта обоих адмиралов, пишет: «Паркер в качестве командира и Нельсон в качестве его подчиненного напомнили многим упряжку из двух лошадей, в которой скаковая лошадь оказалась поставленной позади мерина» (15).

X. Паркер был уважаемым офицером, происходил из известной семьи моряков, но ему перевалило уже за 60 лет, и он давно не участвовал в военных действиях. Паркер любил комфорт, и перспектива похода в холодную Балтику его не прельщала. Его тревожили опасности и трудности экспедиции. Нельсон в личном письме Сент-Винсенту сообщал: «Наш друг несколько нервничает в связи с предстоящей встречей с темными ночами и ледяными полями, но мы должны приободриться» (16). Современные английские историки ссылаются еще на одну причину. «Паркер,– пишет О. Уорнер,– недавно женился на полненьком молоденьком создании; ее непочтительные люди называли „пышным пудингом"» (17). И далее: «Паркера следовало подтолкнуть, чтобы он ушел с флотом из Ярмута. И лишь благодаря в основном срочному и неофициальному обращению Нельсона в адмиралтейство Паркеру был послан приказ, чтобы флот немедленно поднял якоря. Мысли адмирала концентрировались в это время на бале, о котором его жена мечтала всей душой» (18).

Нельсон не знал о последнем обстоятельстве, а если бы и знал, все равно не остановился бы. Как только ему стал известен замысел английского правительства – с помощью флота разбить союз «вооруженного нейтралитета», он заторопил с реализацией этого плана. Нельсон считал, что чем скорее удастся нанести удар по участникам «вооруженного нейтралитета», тем больше шансов на успех. Далее Нельсон считал, что основа, становой хребет объединения северных стран – Россия и, если вывести ее из строя, объединение тут же рассыплется. Следовательно, главный удар и без промедления надлежало нанести русскому флоту на Балтике и уничтожить его.

Нельсон торопит всех и вся. 1 марта он пишет Сент-Винсенту: «Время, мой дорогой лорд, наш самый лучший союзник, и я надеюсь, что мы им не пренебрежем» (19).

Конечно, не только позиция адмирала Паркера тормозила экспедицию. Были причины и поважнее: собрать и снарядить корабли вообще дело долгое и непростое, а тут оно осложнилось затянувшейся сменой правительства: уходившие в отставку министры не желали и не могли принимать решения, а новых министров официально не существовало. Аддингтон получил поручение короля сформировать новое правительство 31 января 1801 г. Однако Георг III из-за болезни (он страдал от периодических приступов сумасшествия) не утверждал состав нового правительства до марта 1801 г. (20).

Наконец, 12 марта эскадра, собранная в Грейт-Ярмуте, вышла в море и направилась к проливам, соединяющим Северное море с Балтийским.

Через три дня адмиралтейство отдало секретный приказ, определявший цели и :задачи экспедиции. В приказе говорилось, что первая акция должна быть предпринята против Дании. С датским правительством велись переговоры, целью которых было оторвать Данию от «вооруженного нейтралитета» дипломатическими средствами и превратить ее в союзника Англии. Вел переговоры в Копенгагене крупный чиновник министерства иностранных дел Ванситтарт. На случай неуспеха дипломатии Паркеру предписывалось применить силу и, разбив датский флот, или, если потребуется, применив другие военные средства, превратить Данию из врага в союзника (21).

Далее подчеркивалось, что «как только флот может быть уведен из-под Копенгагена по достижении одним или другим путем указанной выше цели... ему следует направиться к Ревелю. Если флот застанет там отряд русского военно-морского флота, обычно базирующегося на этот порт, то он должен немедленно и энергично атаковать русские корабли... уничтожить арсенал, а также захватить или уничтожить русские корабли, не подвергая, однако, слишком большому риску английскую эскадру» (22). С учетом последнего соображения, т. е. – не подвергать излишнему риску английскую эскадру, «ее командованию приказывалось затем направиться к Кронштадту и всеми средствами, которыми располагает эскадра, атаковать с целью захвата или уничтожения любые военные и иные принадлежащие России суда, где бы они ни встретились, а также всеми возможными средствами вредить этой державе» (23).

«И то же самое в отношении Швеции», гласил приказ. «Те же меры, которые предусмотрены в отношении судов и портов России... нужно применять и к шведским судам и портам», если Швеция будет упорствовать (24). Приказ был отдан от имени короля и подписан тремя членами коллегии адмиралтейства: Сент-Винсентом, Трубриджем и Маркхэмом.

Читатель, несомненно, отметил, что военные действия против России, Дании и Швеции предпринимались без объявления им войны, т. е. вероломно.

Нельсон занимался тактической стороной операции, а заодно пытался наладить нормальные отношения с Паркером. Как-то один из офицеров поймал палтуса. Нельсон знал, что Паркер любит вкусно поесть, и послал ему палтуса в подарок. Подарок Паркер принял с благодарностью, а вечером пригласил Нельсона к себе на обед. Постепенно отношения налаживались.

В то время, когда эскадра находилась вблизи Хельсингёра (Эльсинора), расположенного у входа из пролива Каттегат в пролив Эресунн (Зунд), туда прибыли Ванситтарт вместе с поверенным в делах Англии при датском дворе. Они привезли плохие известия. Дипломатическими средствами оторвать Данию от «вооруженного нейтралитета» не удалось. Датчане, решившись не порывать с союзом, принимали энергичные меры для обороны Копенгагена. Оба дипломата своими глазами видели, как росли не по дням, а по часам укрепления для защиты датской столицы с моря.

Конечно, Нельсон неоднократно обсуждал стратегию и тактику похода с Паркером и раньше, но 24 марта он изложил свои соображения в меморандуме. Суть этого важного для оценки мышления Нельсона документа, занимающего несколько страниц, сводится к следующему: «Чем больше я размышляю,– писал Нельсон Паркеру,– тем больше укрепляюсь во мнении, что ни минуты нельзя медлить с атакой противника. С каждым днем, с каждым часом он становится сильнее. Мы никогда не будем в лучшем положении, чтобы напасть на него, чем сейчас. Единственное, над чем я задумываюсь, это как добраться до противника с минимальным риском для наших кораблей». И дальше уже целиком в своем стиле: «Я придерживаюсь мнения, что самые смелые действия являются максимально безопасными» (25).

По мере роста своей славы Нельсон усваивал возвышенный высокопарный стиль в разговорах с коллегами, в письмах к ним. Он писал адмиралу Паркеру, как если бы был королем, премьер-министром или хотя бы первым лордом адмиралтейства: «Итак, Вам доверена почти вся безопасность и, уж наверняка, честь Англии. На Вашу долю выпало больше, чем выпадало на долю какого-либо британского офицера когда-либо ранее. От Вашего решения зависит, упадет ли наша страна в глазах Европы или она еще выше подымет голову» (26).

Меморандум Нельсона следует оценивать, однако, не по напыщенности стиля, а по ясности и разумности стратегического замысла кампании, изложенного в нем. Весь меморандум, да и фразы об исторической ответственности Паркера призваны были расшевелить, активизировать главнокомандующего и, конечно, убедить его в правильности стратегического замысла Нельсона. «Во всей его переписке,– замечает А. Т. Мэхэн,– видны постоянные следы его мыслительной деятельности и неизменной точности его умозаключений в вопросах военного дела; но обыкновенно о его логике и принципах можно судить лишь по его действиям. В рассматриваемом же случае его воззрения и тот образ действий, которого он держался бы, если бы был хозяином положения, сформулированы им самим...» (27).

Нельсон предлагал Паркеру смелый план: пройти мимо Копенгагена и вначале расправиться с Россией и затем уж заняться Данией. «Предположим, что мы прошли бы через Большой Бельт, при ветре сначала западном. Не было ли бы тогда возможности направиться со всем флотом или с отрядом из десяти двух– и трехпалубных кораблей при одном бомбардирском судне и двух брандерах в Ревель для уничтожения там русской эскадры? Я не вижу большого риска в отделении такого отряда и в попытке затем добиться результата в Копенгагене с остальными судами» (28).

План Нельсона вытекал из его убеждения, что Россия является основой коалиции северных стран. Он был связан и с тем, что датчане избрали тактику пассивной обороны у стен своей столицы. Однако адмирал Паркер не хотел идти на риск и принял решение «не оставлять в тылу эскадры враждебную Данию» (29). Ей следовало нанести первый удар.

Нельсона не случайно беспокоил вопрос, как добраться до противника. Географические условия очень затрудняли действия англичан. Им надлежало из Северного моря пройти через пролив Скагеррак, печально славившийся у моряков частыми кораблекрушениями, и, обогнув северную оконечность полуострова Ютландия, войти в широкий пролив Каттегат. На юге пролив замыкается большим островом Зеландия, на котором и расположена столица Дании, и островом поменьше – Фгон, Дальше путь англичан лежал с севера на юг. Достичь Балтики можно было одним из трех проливов. Малый Бельт, отделяющий остров Фюн от Ютландии, эскадра не могла выбрать потому, что он вообще трудно проходим, а для крупных судов тем более. Большой Бельт безопаснее, но и он таил сложности для судоходства, которые англичане еще не преодолевали. Они обычно предпочитали пролив Зунд, между островом Зеландия и южной оконечностью Швеции,– наиболее спокойную и короткую дорогу до Копенгагена. Однако все достоинства пролива Зунд перечеркивались тем, что в самом узком месте, при входе в Зунд из Каттегата, у датчан стоял замок, служивший и крепостью, и государственной тюрьмой, и дворцом. Цитадель Хельсингёр (Эльсинор) приобрела мировую известность благодаря Шекспиру: именно здесь страдал Гамлет. Напротив Хельсингёра на шведском берегу находилась крепость Хельсингборг. Если бы корабли англичан попытались пройти на юг через Зунд, то их накрыли бы ядра из пушек обеих крепостей. Сколько судов при этом было бы повреждено и выведено из строя, никто предвидеть не мог.

Эскадра стояла у входа в Зунд. Командование не могло решиться, каким проливом идти. Заранее взятые лоцманы с торговых судов, ходивших в балтийские порты, совершенно непредвиденно растерялись: ведь теперь им предстояло указывать путь кораблям совсем других размеров, шедших с другими задачами. Нельсон высказывался за то, чтобы прорываться в Зунд под пушками Хельсингёра. Паркер долго колебался, но в конце концов согласился.

Прежде, однако, Паркер направил парламентера к губернатору Хельсингёра с запросом: будет ли тот стрелять, если английская эскадра пойдет по проливу. Губернатор ответил, что будет. Корабли английской эскадры, выстроившись в линию, пошли через пролив. Батареи Хельсингёра открыли огонь, однако ядра не достигали' судов. Тут же англичане заметили, что шведский берег молчит, и взяли поближе к нему. Корабли оказались вне опасности (30).

Шведские власти не отважились стрелять по английским судам. Да и стрелять им было, по существу, нечем: в Хельсингборге стояла одна батарея из восьми орудий легкого калибра.

Прорыв в Зунд прошел легче, чем английское командование предполагало. Некоторые английские суда, дав несколько залпов по Хельсингёру, убили двоих и 15 ранили. Англичане от огня противника потерь не понесли. Правда, на одном корабле при выстреле разорвало пушку, из-за чего семь человек были убиты и ранены (31).

Пройдя примерно 20 миль по проливу на юг, англичане увидели шпили Копенгагена. Здесь Зунд значительно расширился; Копенгаген на его западном берегу и город Мальме на побережье Швеции отделяло миль 15. Примерно посередине пролива лежал остров Сальтгольм. Английской эскадре предстояло действовать между островом и районом Копенгагена. Пролив между Сальтгольмом и Копенгагеном четко разграничивался четырьмя полосами. У Копенгагена шла полоса мелководья, где крупные корабли не могли пройти. За ней простирался сравнительно узкий, но достаточно глубокий так называемый «королевский фарватер», пригодный для любых судов. С востока его ограничивала большая песчаная отмель длиной в 3 мили и довольно широкая – так называемая «миддель грунд». Между отмелью и островом Сальтгольм проходил «голландский фарватер», как и «королевский», пригодный для любых судов.

Датчане в полной мере воспользовались благоприятной для них топографией местности, у северного входа в «королевский фарватер» они соорудили на прибрежной отмели на сваях мощный форт. Форт Трекронер располагал 69 орудиями, которые могли разбить один за другим корабли, направлявшиеся и в фарватер, и в канал, ведущий в гавань. В канале стояли шесть кораблей, способных поддержать форт огнем. От форта на юг вытянулась боевая линия датских кораблей, прикрывая столицу. Они буквально прижались к береговой отмели, и возможность зайти между ними и берегом (что Нельсон проделал в Абу-Кирском заливе) исключалась. Линия достигала в длину 1600 м. Между нею и «миддель грунд» оставалось пространство в 500 м. На датских судах различных классов, находившихся в линии, имелось 628 орудий, которые обслуживали 4848 человек (32).

За линией кораблей, на берегу, поднималась цепь фортов, пушки которых могли поддержать огнем своих моряков. Наиболее надежно и природой, и людьми был защищен северный вход в «королевский фарватер». Он казался неприступным, о чем сообщили Паркеру Ванситтарт и его коллега, все внимательно осмотревшие несколько дней назад.

Слава Нельсона как победоносного флотоводца уже распространилась по Европе, и датчане придавали его присутствию на английской эскадре большое значение. Известный историк Б. Нибур, бывший очевидцем событий, писал 24 марта своей знакомой: «Мы ожидаем, что наша линия обороны будет подвержена грозным нападениям: Нельсон находится в неприятельском флоте, и, конечно, при этом случае он употребит всю энергию, какую уже столько раз выказал прежде, в других обстоятельствах» (33).

Датчане проявили выдержку, мужество и патриотизм. Они сознавали справедливость своего дела, их глубоко возмущало насилие англичан. Когда появилась английская эскадра, многие записались добровольцами в солдаты. В течение нескольких дней студенты университета создали отряд в 1200 человек.

В Лондоне уже знали, что дипломатия результатов не дала и настала очередь пушек. Время осторожного, неторопливого, осмотрительного Паркера прошло. Теперь явно на главную роль должен был выдвинуться динамичный, решительный Нельсон.

Стояла мягкая зима, и лед в Балтике мог растаять раньше обычного. Тогда русские корабли пришли бы из Ревеля на помощь датчанам. А это означало бы появление 15—12 линейных кораблей противника дополнительно. Оставалось неясным, как поведут себя в такой ситуации шведы – вполне вероятно присоединят свои корабли к датским и русским.

С учетом этой потенциальной опасности, а также из-за неясности положения в северном входе в «королевский фарватер», у Нельсона сформировался следующий план: во-первых, атаковать Копенгаген как можно быстрее (с января его кличем неизменно было: быстрее, быстрее, быстрее), чтобы предотвратить соединение союзных флотов, и, во-вторых, атаку произвести через южный вход в «королевский фарватер», где и укрепления слабее и в случае чего легче помешать соединению датских кораблей с союзниками.

Споры на военном совете у Паркера шли в основном о том, как провести операцию, не подвергая большой опасности свои корабли: ведь эскадру ждал поход на Ревель, Кронштадт и дела со шведами. Нельсон предложил дать ему 10 линейных кораблей, и с ними он брался разгромить Копенгаген. Таким образом, большая часть эскадры не подвергается никакой опасности и сохранится для решения последующих задач. Тем самым Нельсон почти всю ответственность за копенгагенскую операцию возлагал на себя. Адмирал Паркер принял предложение своего второго флагмана и добавил ему еще два линейных корабля (34). Кроме этого, в распоряжение Нельсона поступали пять фрегатов, вся флотилия канонерских лодок, бомбардирских судов и брандеров.

С этим флотом Нельсону следовало, используя попутный ветер, двинуться на юг «голландским фарватером», и там, южнее «миддель грунда», остановиться и ждать, пока ветер не переменится; затем с попутным ветром с юга войти в «королевский фарватер» и атаковать датские корабли, форты и батареи; сломив сопротивление датчан, начать артиллерийский обстрел города и громить его до тех пор, пока Дания не капитулирует.

Сражение у Копенгагена

Адмирал Паркер должен был стать у северного входа в фарватер, с тем чтобы его восемь линейных кораблей могли обстреливать форт Трекронер с фланга, оказывая известную поддержку кораблям Нельсона. Кроме того, Паркер имел возможность прикрыть подбитые и выходящие из боя корабли Нельсона, которым только тут и удалось бы уйти из-под выстрелов противника – ведь ветер дул с юга на север, а в проливе и течение соответствовало направлению ветра.

Ночами, предшествовавшими сражению, англичане промеряли фарватер и намечали путь следования кораблей. Датчане предусмотрительно убрали буи, но не догадались, помешать противнику по ночам производить промеры. Капитан Харди сам занимался этим важным делом.

1 апреля 1801 г. весь флот подошел к северному краю «миддель грунда». Потом отряд Нельсона «голландским фарватером» двинулся на юг и бросил якорь у южной оконечности отмели. Отсюда до первых датских кораблей оставалось всего 2 мили. Ждали изменения ветра.

План боя, разработанный Нельсоном, был прост. Английским линейным кораблям надлежало пройти вдоль датской линии из 18 кораблей, прикрывавших город, и каждому кораблю стать против намеченного для него датского судна. Бросив якорь с кормы, открыть артиллерийский огонь и разбить намеченную цель. Фрегаты и другие мелкие суда назначались к действию в голове и хвосте линии. Таким образом, судьба сражения зависела от мощи огня, эффективности действий и смелости экипажей.

Этот план принципиально отличался как от использованного Нельсоном у Абу-Кира, так и от плана, использованного через четыре года у Трафальгара. План боя у Копенгагена – пример классической линейной тактики. Силы атакующих рассредоточивались по всему фронту, и возможность создания превосходства на каком-либо одном участке не предусматривалась. Почему адмирал поступил таким образом, неясно. Может быть, из-за невозможности или затруднительности свободного маневрирования в узком «королевском фарватере».

Удивительное дело, ветер переменился на следующий день. В 9 часов 30 минут утра 2 апреля эскадра Нельсона подняла якоря и начала втягиваться в «королевский фарватер». Первый корабль вошел удачно, а следовавший за ним известный уже читателю «Агамемнон» не смог занять нужное положение в отношении ветра, чтобы обогнуть южную оконечность «миддель грунда». Другие корабли пошли более удачно, но двум из них тоже не повезло – они «приткнулись», т. е. сели на мель на краю «миддель грунда», уже в фарватере. Здесь пригодился Нельсону опыт плавания по узким проливам и между отмелями. Он мгновенно понял, где глубже, и там повел остальные корабли. Корабль Нельсона остановился напротив датского флагмана «Даннеброг». Английские фрегаты заняли места трех выбывших судов. У Нельсона осталось девять линейных кораблей. Вот здесь он оценил решение Паркера добавить ему два линейных корабля. Теперь Паркер отрядил Нельсону еще три судна взамен выбывших.

Самому Паркеру не повезло. Против него оказались и ветер, и течение, и он не сумел стать вблизи форта Трекронер, как предполагалось. Паркер занял такую позицию, с которой он видел сражение, но помочь Нельсону не мог.

В половине двенадцатого артиллерийская дуэль развернулась в полную силу. В 14 часов многие датские корабли уже прекратили огонь. «Даннеброг» горел. Но датчане мужественно защищались. Нередко замолчавшие датские корабли неожиданно вновь открывали ожесточенный огонь – это на смену погибшим артиллеристам приходили подкрепления с берега. Английские суда направляли своих матросов на шлюпках, чтобы захватить умолкнувшие датские корабли, но шлюпки расстреливали с береговых батарей.

Обе стороны дрались с упорством и ожесточением. Потери были огромны (их подсчитали только после боя): на английской эскадре насчитывалось 1200 убитых и раненых – на 300 человек больше, чем при Абу-Кире. Английские корабли получили большие повреждения в материальной части, многие из них потеряли половину рангоута,

Адмирал Паркер три часа наблюдал за сражением. Он видел, какой огонь принимали на себя корабли Нельсона, и понимал, что долго они не выдержат, что дело может обернуться катастрофой. Он был недалек от истины.

И здесь произошел эпизод, один из самых популярных у историков военно-морских сражений. Мы излагаем его по очерку полковника Стюарта, командовавшего солдатами-десантниками в эскадре Паркера и в момент Копенгагенского сражения не покидавшего Нельсона. Его документ «Описание событий, относящихся к поведению лорда Нельсона в Балтике в 1801 г.» помещен в многотомном издании «Донесения и письма Нельсона» (35).

«В это время,– вспоминает Стюарт,– как и все время, пока шло сражение, лорд Нельсон ходил на юте[18] по правому борту. Временами он очень оживлялся, а потом делал удивительно точные замечания. Ядро ударило в мачту, и на нас посыпались щепки. Он сказал мне, улыбаясь: «Горячее дело. Сегодняшний день может в любой момент стать последним для каждого из нас». А затем, остановившись у трапа, он произнес слова, которые никогда не изгладятся из моей памяти. Он с чувством сказал: „Но запомните, что я ни за какие тысячи не согласился бы в этот момент быть где-либо в другом месте" (36). Когда был дан сигнал № 39 (с корабля адмирала Паркера.– В. Т.), гласивший «Выйти из боя», сигнальный лейтенант доложил о нем Нельсону. Адмирал продолжал прохаживаться, как бы не заметив сигнала. Когда адмирал повернул обратно, лейтенант спросил его: „Нам следует повторить сигнал?". Лорд Нельсон ответил: „Нет, просто подтвердите его". Лейтенант повернулся, чтобы отправиться на свое место, и Нельсон крикнул ему вслед: „Сигнал № 16 все еще поднят у нас?"[19]. Лейтенант ответил утвердительно, и Нельсон приказал ему: „Проследите, чтобы он оставался на месте..."» (37).

«Теперь Нельсон в состоянии сильного возбуждения энергичными шагами мерил палубу. О возбуждении свидетельствовало то, что обрубок его правой руки двигался. Сделав один или два поворота, он быстро спросил меня: „Вы знаете, что гласит сигнал № 39, поднятый на корабле главнокомандующего?". Я спросил его, что означает сигнал, и он сказал: „Ну конечно, выйти из боя". При этом он заметил, кажется капитану Фоли: „Вы знаете, Фоли, что у меня только один глаз, и поэтому у меня есть право иногда быть слепым". Затем с лукавством, присущим ему, он приставил подзорную трубу к слепому глазу и воскликнул: „Я действительно не вижу сигнала". Таким образом, на борту „Элефанта" (т. е. корабля Нельсона.– В. Т.) этот важный сигнал был лишь подтвержден, но не повторен» (38). Следовательно, распоряжение кораблям Нельсона о выходе из боя передано не было, и адмирал Нельсон не исполнил приказ главнокомандующего. Сражение продолжалось с прежним ожесточением.

Но Нельсон, не желавший выйти из боя и тем самым признать свое поражение, уже понимал, что раздавить огнем сопротивление датчан не сумеет. И он решил пойти на хитрость. Нельсон посылает к датчанам под флагом перемирия (таким образом не датчане, а Нельсон первым попросил о перемирии) офицера с письмом, весьма необычно озаглавленным: «Братьям англичан датчанам» (39). В письме говорилось, что у адмирала Нельсона есть приказ щадить Данию, если она больше не будет сопротивляться. Далее содержалась фраза о том, что Нельсон будет вынужден сжечь датские плавучие батареи, не имея возможности спасти «храбрых датчан, защищающих их» (40).

Датчане после многочасовой упорной битвы понесли огромные потери; им казалось, что победы уже не добиться. Тут и явился к датскому командованию английский парламентер со странным письмом Нельсона. Датчане не поняли, что оно означает, и запросили Нельсона. Адмирал в ответе превзошел самого себя в высокомерии и лицемерии. «Цель лорда Нельсона,– отвечал он,– посылающего на берег флаг перемирия, доказать свое человеколюбие. Он соглашается на то, чтобы враждебные действия прекратились, пока лорд Нельсон не снимет своих пленников с призов. Он соглашается свезти на берег всех раненых датчан и сжечь или вывести из сферы боя свои призы. Лорд Нельсон ... всегда будет считать, что одержал величайшую из всех когда-либо одержанных им побед, если флаг перемирия послужит счастливым предвестником прочного и счастливого союза между всемилостивейшим правителем Великобритании и его величеством королем Дании» (41).

Эти письма Нельсона – удивительный документ, С каким апломбом говорит о человеколюбии человек, несколько часов назад намеревавшийся уничтожить всю датскую оборону с ее защитниками и затем разбить и сжечь ядрами Копенгаген, не щадя его населения – ни женщин, ни детей, ни стариков. Значит, хорошо побили адмирала, если он завел речь о человеколюбии. Но, подчеркивая свое человеколюбие, адмирал хотел одного – чтобы датчане проявили человеколюбие к нему, его офицерам и морякам.

Нельсону удалось провести датское командование. Огонь датчане прекратили, и надолго. Шлюпки с парламентерами курсировали от «Элефанта» к берегу, а затем от Нельсона к Паркеру, который стоял в 4 милях, и обратно. Двигались шлюпки медленно, Нельсон умышленно тянул время. И использовал его для того, чтобы снять с мели все свои суда, а наиболее пострадавшие вывести из фарватера в безопасную зону. Пушки Трекронера молчали, когда перед ними уходили залечивать свои раны избитые английские корабли.

Лицемерие Нельсона – здесь он полностью был на уровне традиций и морали тогдашних английских правящих кругов – настолько очевидно, что подверглось осуждению и современниками, и историками. Военная хитрость, стремление поправить дело дипломатией там, где не удается достичь цели оружием, вполне естественны в военных условиях. Но в данном случае утверждение Нельсона, что им двигало человеколюбие, относилось уже к другому порядку вещей. Не случайно такой поклонник Нельсона, как А. Т. Мэхэн, не счел возможным пройти мимо данного вопроса. Он приводит письмо Нельсона, написанное месяц спустя после Копенгагенского сражения, в котором адмирал замечает: «Многие из моих друзей думали, что этот шаг не может быть оправдан и представляет собой военную хитрость. Очень немногие приписывают его тому, что я в действительности чувствовал и что я, бог даст, сохраню до последнего момента, т. е. человеколюбию» (42). Итак, очень немногие даже из коллег Нельсона поверили в его «человеколюбие». Если в письме адмирал искренен, то оно лишь свидетельство того, как люди, вводя в заблуждение других, в конце концов сами начинают верить в собственный вымысел. В жизни подобное встречается нередко.

Более важный вопрос: одержали ли англичане военную победу над Данией 2 апреля 1801 г.? Почти все историки сходятся на том, что если бы датское командование не поддалось на хитрость Нельсона, оно уничтожило бы весь его отряд. Соотношение сил к моменту перемирия обеспечивало возможность такого исхода. Военно-морской историк К. Ллойд пишет: «Письмо (первое письмо Нельсона.– В. Т.), безусловно, было послано в критический для англичан момент. Оснастка их кораблей была страшно побита, и корабли не смогли бы уйти, если бы и захотели это сделать» (43).

Переговоры о перемирии тянулись довольно долго. Датская сторона сопротивлялась требованиям английских адмиралов, но вдруг датчане стали уступчивее. Они получили сведения, что 24 марта 1801 г. в Санкт-Петербурге убит император Павел, упорный противник Англии. Россия могла пойти на сближение с Англией. Тогда сопротивление Дании выглядело бы бессмысленным.

На английской эскадре о событиях в России пока еще не знали. 9 апреля условия перемирия ратифицировали адмирал Паркер и кронпринц Дании. Дания на время перемирия выходила из «вооруженного нейтралитета». Английское правительство без удовлетворения оценило итоги битвы у стен Копенгагена. «По соображениям всех обстоятельств,– писали министры Нельсону,– его величество считает правильным одобрить перемирие» (44). Если бы в Лондоне сочли, что в Копенгагене одержана полная победа, то реакция и сейчас, и позже была бы иной.

Первый лорд адмиралтейства более положительно отозвался на усилия Нельсона. Он писал ему: «Все действия Вашего лордства, с самого назначения Вашего до настоящего момента, составляют предмет нашего постоянного восхищения. Я не могу делать сравнений,– все согласны, что есть только один Нельсон» (45).

Советские специалисты более критически относятся к действиям Нельсона. «В бою на Копенгагенском рейде,– пишут авторы «Истории военно-морского искусства»,– особенно ярко проявились недостатки тактики Нельсона:

– авантюризм, сказавшийся в переоценке своих сил и недооценке сил противника;

– недооценка роли разведки, приведшая к тому, что англичане вступили в бой, не разведав датских укреплений;

– недооценка важности навигационного обеспечения, которая привела к тому, что значительная часть английских кораблей села на мель;

– неправильное использование сил: Нельсон равномерно распределил корабли против всей оборонительной линии противника, что привело к распылению его сил, тогда как в данном случае следовало сосредоточить превосходящие силы на главном направлении; таким главным направлением могла быть южная часть оборонительной линии датчан, так как поддержка остальными силами в этом месте была невозможна, ибо датские корабли не могли передвигаться;

– просчет в отношении темпа боя: Нельсон рассчитывал в течение часа разбить датчан, фактически же бой длился почти шесть часов;