Текст книги "Адмирал Нельсон"

Автор книги: Владимир Трухановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Его привело во Францию намерение изучить французский язык. Он говорил, что знание этого языка необходимо английскому морскому офицеру. И действительно, в Англии считали французов естественными врагами, воевать с которыми приходилось столетиями – с перерывами, конечно. А знать язык противника было весьма желательно, ну хотя бы при оформлении захваченных призов.

Нельсон высадился на французском берегу, в Кале, 23 октября 1783 г. Он испросил отпуск у адмиралтейства «по личным мотивам». Переход из Дувра занял всего три с половиной часа. Дорога до Сент-Омера, экипажи и многое другое не понравилось Нельсону. В конце концов он поселился в одной семье в Сент-Омере, приобрел грамматику французского языка Шамбо, на титульном листе которой написал: «Горацио Нельсон начал изучать французский язык первого ноября 1783 года». Намерение капитана так и осталось неосуществленным.

Нельсон был очень волевым человеком, но у него не хватило характера справиться с французским языком. Может быть, сказалось и то, что в повседневной жизни английские моряки не очень-то ощущали потребность во французском языке.

Во всяком случае, вряд ли приобретению языковых познаний помешала любовь. А любовь опять ворвалась в его жизнь. Нельсон познакомился с английской семьей – пастора Эндрюса. И вместо общения с французами стал ежедневно общаться с членами этой семьи. В семье было много детей – Нельсон так и не разобрался сколько, но внимание молодого капитана привлекли две дочери. Они мило играли и пели и быстро очаровали Нельсона. Он влюбился в старшую, и снова готов был жениться,

Вначале Нельсон думал, что невеста бедна. Затем как-то выяснилось, что у нее есть тысяча фунтов, но, в общем, и этого было маловато для создания семьи. И Нельсон 14 января 1784 г. написал дяде Уильяму Саклингу, Он сообщил, что у невесты есть тысяча фунтов, его собственный доход составляет 130 ф. ст. в год и если бы дядя дал ему еще 100 ф. ст. в год, то все было бы хорошо (70).

Дядя согласился, но брак не состоялся. Невеста в конце концов отказала Нельсону. Это явилось одной из причин, побудивших его уехать в Англию.

Вторая причина оказалась совсем уж неожиданной: в 1784 г. в Англии должны были состояться всеобщие выборы в парламент, и Нельсон решил попытаться пройти в палату общин. Такое побуждение кажется непонятным. Ничто до сих пор не указывало на то, что Нельсон интересовался политикой. Тем не менее, он взялся за дело горячо, нервно. Январь 1784 г. ушел у него на выяснение перспектив добиться успеха. Требовалась мощная поддержка со стороны сильных мира сего. Когда подвели итоги, он понял, что поддержку можно получить только со стороны семейства Уолпол – родственников матери. Этого было явно недостаточно «в период расцвета кумовства», как замечает современная исследовательница К. Оман (71).

После неудачи с женитьбой и предвыборной кампанией Нельсону повезло. Если смотреть на вещи с учетом последующих событий, то нужно признать мудрость пословицы: «Нет худа без добра». Если бы Нельсон прошел в парламент, Англия не получила бы великого адмирала, личность которого вскоре стала олицетворением ее военно-морской мощи. А парламентария из Нельсона с его идеализмом и честностью явно бы не вышло. В этой сфере выдвинуться могли люди другого сорта.

А повезло Нельсону в том, что он легко получил корабль. Имея в виду парламентскую карьеру, Нельсон пробился на прием к первому лорду адмиралтейства. Вероятно, он хотел просить его поддержки в парламентских делах. Министр принял его, что было большой честью для молодого капитана, однако направил разговор в другое русло. Первый лорд спросил у Нельсона, не хочет ли он вернуться на службу, и капитану ничего не оставалось, как ответить «да». Многих, включая брата Нельсона – Уильяма, поразило то, что Горацио дали корабль, когда немало капитанов осталось без работы. Ведь война закончилась, и флот был свернут до размеров мирного времени.

«Ты спрашиваешь,– писал Нельсон самоуверенно брату,– благодаря каким связям я получил корабль? Я отвечаю: то, что я хорошо служил, явилось рекомендацией лорду Хау, первому лорду адмиралтейства. Все, что в рамках разумного, я мог бы попросить, я уверен, он по справедливости дал бы мне» (72). Нельсон был молод и недостаточно опытен, как свидетельствует это гордое письмо. Пройдет совсем немного времени, и он на собственном опыте убедится, что справедливость начальства – вещь далеко не безусловная и что отличная служба не всегда обеспечивает благожелательное отношение со стороны вышестоящих.

Опять Нельсон получил командование фрегатом с 28 пушками – «Бореас». Он направлялся в Вест-Индию, на станцию, расположенную на Подветренных островах (Малых Антильских). Плавание началось неудачно. Во-первых, брат Уильям, избравший духовную стезю, решил стать священником на военном корабле и просил Горацио устроить его на фрегат попрактиковаться. Это создавало дополнительные заботы. Во-вторых, знакомые и родственники уговорили Нельсона дать возможность трем десяткам подростков попытаться начать морскую службу мичманами под его надзором. Отказывать в таких случаях было нельзя: существовала традиция, в соответствии с которой начинал службу и Нельсон. В-третьих, Нельсону предложили взять на корабль леди Хьюз с молоденькой дочерью и слугами. Опять-таки он не мог отказать, ибо муж леди – адмирал Хьюз – командовал именно той станцией, на которую направлялся фрегат Нельсона. Дочь адмирала не блистала красотой, и мать везла ее в колонии в расчете выдать замуж, поскольку конкуренция там практически отсутствовала. В довершение всего содержание группы леди Хьюз во время рейса легло на плечи капитана фрегата. Оно составило 200 ф. ст.– немалая сумма для тощего кармана Нельсона.

Все это было в высшей степени неприятно, нежелательно, но неотвратимо. Чувство собственного бессилия вызывало раздражение и возмущение, которое капитан не мог себе позволить выразить открыто. Они наслаивались на воспоминания о недавних неудачах матримониального и парламентского плана, В июне 1784 г. «Бореас» достиг берегов острова Барбадос. На станции находилось всего полдюжины кораблей, и Нельсон после адмирала Хьюза был старшим в чине. Адмирал Нельсону не понравился. Он жил на берегу, а не на корабле,– «не так, как подобает британскому адмиралу», старался сглаживать острые углы. Скоро Нельсон пришел к выводу, что «адмирал и все его окружение – набитые дураки» (73). Адмирал в свою очередь пришел к выводу, что старший капитан явится источником всяческого беспокойства.

Его предчувствие оправдалось в полной мере. До прибытия Нельсона адмирал Хьюз установил распределение обязанностей и порядок подчинения как командиров кораблей, так и чиновников адмиралтейства. Нельсон обнаружил, что один такой чиновник – береговой моряк – поставлен выше его, а это, строго говоря, противоречило инструкциям адмиралтейства. Возник конфликт из-за старшинства. Нельсон дважды писал адмиралу Хьюзу и, не получив удовлетворительного ответа, обратился в Лондон к секретарю адмиралтейства. Пришлось и адмиралу писать в Лондон. Адмиралтейство, естественно, стало на сторону адмирала и предложило Нельсону впредь решать такие вопросы с командующим станцией. Молодому капитану сделали выговор, хотя и вежливый. Формально Нельсон был прав, но доказывал свою правоту так, что испортил отношения со многими на станции. Да и в Лондоне его поведение произвело не лучшее впечатление. Невыполнение приказов вышестоящего начальника расценивалось, как одно из самых тяжких и опасных проступков на флоте.

Похоже, что Нельсон не испытывал почтения ни к чинам, ни к возрасту начальника. Он не скрывал своего резко отрицательного мнения об адмирале Хьюзе. Когда один из губернаторов островов заметил ему, что «старые генералы не имеют привычки принимать советы молодых джентльменов», молодой капитан резко парировал: «Я имею честь, сэр, быть того же возраста, что и премьер-министр Англии, и чувствую себя в состоянии так же командовать одним из кораблей его величества, как этот министр управляет страной» (74).

Вскоре Нельсон втянулся в конфликт не только со своим командиром, но и с администрацией и плантаторами принадлежавших здесь Англии островов. Поведение Нельсона в данном случае подчеркнуло важную черту его характера. Если он был убежден в своей правоте, то отстаивал ее, не оглядываясь на возможные неприятные последствия. Очень ценное и далеко не всегда встречающееся качество.

Конфликт возник из-за отношения к Навигационным актам. Эти законы ввел еще Кромвель, и они действовали в XVIII в. Законы предусматривали, что торговля с английскими колониями должна вестись только на судах, построенных в Англии или ее владениях, причем экипажи таких судов должны состоять на три четверти из британских подданных. Преследовались две цели: во-первых, обеспечить английским купцам и судовладельцам монополию на торговлю с колониями, и, во-вторых, поддержать английский торговый флот как поставщика кадров для военного флота на случай войны.

До завоевания Соединенными Штатами независимости торговля между английскими колониями на островах Вест-Индии и английскими владениями в Северной Америке процветала, чему способствовали принадлежность обоих партнеров Англии, близость их друг к другу и удобство сообщения по морю, наконец, структура торговли – острова поставляли материку то, в чем он нуждался, и наоборот. За многие годы связи приобрели прочность, установились традиции, а предприимчивые люди сумели сколотить большие состояния. Поэтому во время Войны за независимость США некоторые на островах симпатизировали американцам.

После завоевания независимости Соединенные Штаты превратились в иностранную державу, и их торговля автоматически подпала под действие Навигационных актов. Прежние связи следовало обрубить, а вместо них установить новые. Однако жажда наживы побудила плантаторов и колониальных чиновников сохранить все по-старому: американские суда приходили на острова, доставляли сюда товары, как будто Навигационные акты не существовали. Наживались на незаконной торговле все. Неспроста и командование военных кораблей смотрело на нее сквозь пальцы: их связи с местной администрацией были весьма тесными.

Нельсон сразу же понял незаконность происходящего и заявил об этом адмиралу Хьюзу. Адмирал не нашел ничего более умного, как сослаться на незнание им Навигационных актов. Хьюзу показали тексты документов, и адмирал распорядился, чтобы подчиненные следили за исполнением законов.

Однако те, кто получал прибыли на незаконных визитах американских судов в английские колонии, начали кампанию за возвращение к старым порядкам. На адмирала оказали нажим, и 11 января 1785г. он отдал приказ передать решение всех связанных с торговлей вопросов местной колониальной администрации на островах. Капитаны военных кораблей отстранялись от проведения законов в жизнь (75). Плантаторам только этого и было нужно. Все пошло по-старому.

Нельсон возмутился. Он немедленно отправил адмиралу длинное письмо, в котором привел факты, свидетельствующие о том, что губернаторы и другие колониальные чиновники действуют незаконно и что командиры военных кораблей должны обеспечивать исполнение законов. Письмо заканчивалось так: «Пока я имею честь командовать английским военным кораблем, я никогда не позволю себе раболепствовать перед каким-либо губернатором или сотрудничать с ним в совершении незаконных актов» (76).

Нельсон зашел очень далеко. Настаивая на необходимости соблюдения закона, он сам совершил незаконный поступок – отказался подчиниться приказу прямого начальника. Своему другу Локеру Нельсон писал: «Сэр Ричард Хьюз – тонкая штучка. Я должен или не выполнить данные мне приказы или нарушить акты парламента, которые адмирал нарушает. Я принял решение сделать первое, полагаясь на правоту моих намерений. Короче говоря, я написал адмиралу, что не выполню его приказы...» (77)

Совершенно естественно, что адмиралу пришла мысль отдать Нельсона под суд за неповиновение. Таков был порядок на флоте. Но он этого не сделал. То ли у него не хватило характера, то ли он побоялся, что военный суд, состоящий из капитанов кораблей, оправдает Нельсона. Из всех капитанов, находившихся на станции, лишь один Коллингвуд открыто выступил на стороне Нельсона. Однако Хьюз знал, что другие капитаны, хотя и выполняют его приказы, в душе симпатизируют Нельсону. Неизвестно, как они повели бы себя во время суда над Нельсоном. В конце концов никаких административных мер против строптивого капитана адмирал не принял.

Когда в мае 1785 г. Нельсон захватил у острова Невис четыре американских судна, возникли новые неприятности. Плантаторы и чиновники острова возбудили против него судебный иск в 4000 ф. ст. якобы за причиненный ущерб. Это грозило Нельсону полным разорением. Адмирал Хьюз занял позицию нейтралитета. Чтобы не угодить под арест, Нельсон семь недель отсиживался на корабле, не рискуя сойти на берег.

Теперь он осознал, как велика угрожавшая ему опасность. Он обратился в Лондон – в адмиралтейство, в министерство иностранных дел и в другие инстанции. Наконец, от апеллировал к королю. Нельсон был убежден, что поскольку борется за интересы страны, за соблюдение ее законов, его должны защитить.

В Лондоне поняли, что речь идет о важнейшем принципе торговой и колониальной политики и что нарушение Навигационных актов причинит большой ущерб интересам правящих кругов. В сентябре Нельсон получил ответ на свое обращение к королю: ему обещали защиту в суде за счет короля. Это означало одобрение его позиции. В ноябре по каналам адмиралтейства пришло письмо министра финансов, в котором говорилось: правительство «считает, что главнокомандующий станцией Подветренных островов и подчиненные ему офицеры проявили весьма похвальное усердие, стремясь прекратить незаконную практику, имевшую место на островах и представлявшую собой открытое нарушение закона, следствием чего был большой ущерб судоходству и торговле во владениях его величества» (78).

Перед нами классический случай: выход в Лондоне нашли, выразив благодарность адмиралу Хьюзу и другим, т. е. всем тем, кто потакал нарушению законов и выступал против Нельсона, добивавшегося их выполнения.

Из сказанного выше вытекают по крайней мере два вывода. Нельсон проявил себя как политик, понимающий важнейшие интересы страны и активно их защищающий. Он занялся тем, что любой другой капитан счел бы не имеющим отношения к нему, не входящим в круг его обязанностей. Здесь обнаружилась большая разница между кругозором Нельсона и кругозором остальных капитанов. Нельсон проявил мужество, настойчивость и последовательность в отстаивании своей позиции, идя на огромный риск, Немногие поступили бы аналогичным образом,

Нельсон одержал победу, но тогда, в конце 1785 г., вряд ли он отдавал себе Отчет в том, что победу ему не простят в Лондоне, и прежде всего в адмиралтействе. Да и размышлять Нельсону было об этом недосуг – он женился.

В разгар борьбы против всех и вся относительно соблюдения законов о торговле Нельсон увлекся племянницей крупного плантатора с острова Невис Джона Герберта. Хотя Герберт материально страдал больше других на острове от усилий Нельсона прекратить заход американских торговых судов, он открыто выступил в поддержку Нельсона и обещал дать 10 000 ф. ст. для внесения залога, если бы пришлось освобождать капитана из тюрьмы (79).

Герберт был вдовцом. Размеров своего состояния он сам не знал точно. Утверждали, что негры-рабы и скот, которыми он владел, оценивались в 60 000 ф. ст. (80) Герберт имел огромный дом, принимал много гостей, а всем хозяйством управляла его племянница – молодая вдовушка миссис Фрэнсис Нисбет, муж которой недавно умер, оставив ее с пятилетним сыном на руках. Нельсон бывал в доме Герберта, когда его фрегат заходил на остров Невис, и влюбился в «дорогую Фанни». У нее была чисто английская внешность, как утверждали современники. На портрете мы видим женщину с плоской фигурой, напряженно смотрящую на нас. Один из сегодняшних биографов Нельсона так рисует Фрэнсис: «У нее была элегантная фигура, свежий цвет лица, но острый нос и необщительные манеры» (81). Она хорошо владела французским языком, прекрасно шила и неплохо музицировала.

Сохранилась обширная переписка между Горацио и Фрэнсис. Она наводит на мысль, что роман был очень рассудочным. «Я люблю Вас самым искренним образом,– писал Горацио Фанни,– и я думаю, что моя привязанность основывается не только на принципах, диктуемых рассудком, но и на взаимной преданности» (82). Очень много говорилось в письмах о денежной стороне брака. Горацио уверяет свою возлюбленную: «Если бы у меня был миллион, я с величайшим удовольствием и гордостью разделил бы его с Вами. Для меня жизнь с Вами в коттедже намного превосходит жизнь во дворце с любой женщиной, которую я встречал до сих пор» (83). С милой рай и в… коттедже!

Горацио, конечно, написал дяде У. Саклингу. Письмо начиналось так: «Я занялся делом, которое, вероятно, вызовет у вас улыбку... и вы скажете: „Этот Горацио все время влюбляется"» (84). Письма Горацио дяде поражают утверждениями, идущими вразрез с фактами. Он преуменьшил возраст невесты на пять лет, не сообщил, что ее муж умер, будучи сумасшедшим. Биографы полагают, что сама Фанни не всегда и не во всем была правдива с Горацио (85).

Как смотрел Горацио на свою будущую семейную жизнь? 15 декабря 1785 г. он писал брату: «Это дорогое создание тебе понравится. Ее здравый смысл, вежливые манеры, и – тебе я могу сказать – красота тебе очень понравятся. И хотя сейчас мы не богатая пара, у меня нет ни малейшего сомнения, что мы будем счастливы...» (86). Будущее не оправдало надежд Нельсона.

Бракосочетание состоялось 11 марта 1787 г. на острове Невис. Венчались не в церкви, а в зале дома Герберта. Принц Уильям Генри проявил особое внимание к Нельсону – сопровождал невесту к венцу. Команда корабля Нельсона преподнесла своему капитану подарок – серебряные часы. Офицеры подарили миниатюрную серебряную модель 28-пушечного фрегата; Нельсон держал ее впоследствии на столе.

Кое-кто из друзей Нельсона счел, что женитьба поставит крест на его морской деятельности. На следующий день после свадьбы друзья Нельсона говорили, что с его женитьбой английский военно-морской флот потерял одно из своих лучших украшений (87). Те, кто так думал, ошиблись. Брак не заставил Нельсона уйти от морской службы. Еще до женитьбы он писал будущей жене, что «для морского офицера долг превыше всего. Все личные соображения должны отойти на второй план перед ним, как бы трудно это ни было» (88). Слова Нельсона точно выражали его убеждения, что подтвердила вся его дальнейшая жизнь.

Три года пребывания Нельсона в Вест-Индии, испытания, которым он там подвергся, опять уложили его в постель. Принц Уильям Генри говорил тогда, что Нельсону нужна не жена, а сиделка. «Я не думаю, что он долго проживет» (89). Кое-кто опасался, что капитан может умереть по пути на родину. Нельсон сам настолько беспокоился за свою жизнь, что специально взял на фрегат большую бочку рома, в которую, если бы он скончался в пути, надлежало погрузить его останки и доставить их в Англию.

В июле 1787 г. Нельсон возвратился на родину. Именно в это время вновь возникло напряжение в отношениях с Францией, теперь из-за того, кто будет управлять Голландией – профранцузская или проанглийская группировка. Возможность возникновения войны не исключалась, и фрегат Нельсона «Бореас» не рассчитали, а поставили на Темзе в качестве базового судна для приема людей, силой забираемых на флотскую службу. Все торговые корабли, проходившие мимо, обыскивались специальными отрядами с «Бореаса», и часть матросов уводилась на военные корабли. Оставался лишь минимум людей, необходимых для обеспечения безопасности торговых судов. Конечно, это была работа не для боевого капитана, но Нельсон исполнял ее исправно. Здоровье его улучшилось, и он говорил: «Я в состоянии отправиться в любой район земного шара» (90).

К осени стало ясно, что голландские дела уладились в духе, желаемом в Лондоне, и вероятность войны с Францией исчезла. Поэтому «Бореас» рассчитали 30 ноября 1787 г. Капитана Нельсона списали на берег на половинное жалованье.

* * *

Начался пятилетний период в жизни Нельсона, полный тяжких испытаний. Адмиралтейство твердо решило не возвращать его на действительную службу. Для динамичной натуры Нельсона, самозабвенно влюбленного в море, жаждавшего бурной деятельности, это был страшный удар. Обрушились на него и другие неприятности...

Еще в Вест-Индии Нельсон узнал, что различными мошенническими способами представители адмиралтейства в сговоре с местными колониальными администраторами, купцами и поставщиками за несколько лет обворовали казну примерно на 2 млн. ф. ст. По тем временам – огромная сумма. Он сообщил об этих фактах в Лондон, там подтвердили получение его писем, и все. Теперь, оказавшись в Лондоне и будучи свободным от каких-либо служебных обязанностей, Нельсон принялся ходить по инстанциям, чтобы добиться наказания шайки жуликов, орудовавшей в английских колониях в Вест-Индии. И вновь, как в борьбе за соблюдение Навигационных актов, он проявил упорство и настойчивость. Эта история – лишнее свидетельство его честности и верности долгу, а также идеализма и наивности, ибо он искренне верил, что в тех кругах, в которых он действовал, можно добиться правды и вывести жуликов на чистую воду, особенно когда речь шла о жуликах высокопоставленных. Нельсон обращается с письмом к премьер-министру Питту. Письмо пересылается министру финансов Роузу. Роуз дважды беседует о Нельсоном. Его поражает, что рядовой капитан разобрался в вопросах, связанных с финансовой деятельностью адмиралтейства в колониях, установил большие злоупотребления и выявил их причины. Роуз был очень вежлив с Нельсоном.

От Роуза Нельсон направился к контролеру флота сэру Чарлзу Миддлтону. Контролер согласился с Нельсоном, обещал немедленно навести порядок. И ничего не сделал. Нельсон в течение двух лет безрезультатно пытался добиться принятия мер против этого, как заметил известный американский историк и специалист по военно-морским делам конца XIX в. А. Т. Мэхэн, «старого бесчестия», но «его положение и влияние были слишком незначительны» (91). Тем временем мошенники на месте, в Вест-Индии, упрятали в тюрьму тех, кто сообщил Нельсону о злоупотреблениях.

Как борьба за правду отразилась на самом Нельсоне? Пожалуй, она принесла капитану больше вреда, чем пользы. Конечно, его письма и беседы с крупными государственными деятелями дали ему случай продемонстрировать перед могущественными людьми ум, энергию, настойчивость, верность долгу, готовность самоотверженно защищать интересы государства. Но главные виновники преступления располагали властью, влиянием и деньгами. Они использовали свои возможности, во-первых, чтобы помешать расследованию и раскрытию преступления, и, во-вторых, чтобы свести счеты с Нельсоном, дискредитировать его в глазах руководителей адмиралтейства, правительства и даже короля. Они делали все, чтобы этот слишком умный, энергичный и честный капитан больше никогда не получил командование кораблем. Результат и прием старые как мир. Все биографы Нельсона сходятся на том, что его враги «преуспели в возбуждении предубеждения против Нельсона» (92).

Крайний идеализм Нельсона оказался несколько поколебленным, но не надолго. Он писал другу: «О вещи, которая называется „честь"... сейчас больше не думают... Мое положение ухудшилось и в отношении службы на флоте и в отношении служения моей стране». И тем не менее Нельсон заканчивает письмо в своем стиле: выражает уверенность, что лучше служить «неблагодарной стране», чем отказаться от своих идеалов, ибо «путь чести в конце концов приведет офицера и к славе, и к достижению его целей» (93).

Преследуемый недоброжелательностью или открытой враждебностью многих влиятельных людей, Нельсон не находил убежища и в личной жизни. Вначале пребывание его на корабле не позволяло супругам жить вместе. 23 сентября 1787 г. Нельсон жаловался брату: «...хотя мы и стоим в семи милях от суши (на Темзе – В. Т.)... я так же разлучен с женой, как если бы находился в Вест-Индии» (94). Стремился ли он к ней вообще? Вряд ли. Нельсон писал капитану Локеру: если голландские дела будут улажены без войны, «я не хотел бы сходить на берег. Я начинаю думать, что влюблен в море больше, чем когда-либо раньше» (95).

Но в декабре 1787 г., когда Нельсона освободили от службы, он приехал к жене. Пасынка Джошуа устроили в школу-интернат, и супруги остались вдвоем. Жить им теперь предстояло на половинное жалованье Горацио, а он получал 8 шилл. в день. И, конечно, никаких дополнительных призовых денег. Родственники давали Фрэнсис и Горацию по 100 ф. ст. в год, и все. Для скромной жизни этого могло бы хватить, но супруги смотрели на людей богатых и остро переживали денежные затруднения. Особенно страдала Фрэнсис, которая привыкла к роскоши в большом доме дяди-плантатора.

Молодая пара поначалу отправилась в Бат – на модный и, конечно, дорогой курорт. Две недели попили целебную воду и решили устраиваться жить подешевле. Последовала серия длительных, по нескольку месяцев, визитов к родственникам – близким и дальним. В конце концов пришлось поселиться в доме отца в Бёрнхем-Торпе. Отец хорошо встретил Фанни, и добрые отношения, установившиеся между ними тогда, сохранялись до конца, несмотря на все превратности судьбы.

Горацио пытался заняться сельским хозяйством на земле отца, но без особого интереса и, следовательно, успеха. Фанни часто болела и много времени проводила в постели, Болезней было много: и ревматизм, и воспаление горла, и простуда, и нервное истощение.. Горацио тревожили болезни жены, и, по мере того, как шли годы, его все больше и больше огорчало, что у Фанни нет от него ребенка. Женившись, он рассчитывал на скорое рождение детей. И вот от первого мужа у Фанни есть ребенок, а от Горацио нет. К. Оман пишет: «Надежда на появление детей постепенно исчезала на протяжении пяти лет, когда Нельсон оставался безработным. К концу этого периода, глядя на маленькую фигурку своей невротической тридцатипятилетней жены, которая была счастлива со своим сыном – мичманом, достававшим уже ей до плеча, он понимал, что у нее уже не будет больше беременности» (96).

Биографы отмечают, что Нельсон лишь однажды открыто выразил свое огорчение по этому поводу. В 1799 г. по просьбе руководителя адмиралтейства он представил документ «Краткий очерк моей жизни», в котором есть фраза: «В марте 1787 г. я женился на Фрэнсис Герберт Нисбет, вдове доктора Нисбета, жившего на острове Невис, от которой у меня нет детей» (97).

Нельсон все острее переживал свою бездеятельность, отлучение от моря. Он систематически ездил в Лондон, хотя такое путешествие обходилось недешево, и обращался в адмиралтейство с просьбами дать ему корабль.

Адмиралтейство расположено в величественном здании в самом центре Лондона, в правительственном квартале Уайтхолл. Вся власть в адмиралтействе принадлежала горстке «морских лордов», т. е. многоопытных адмиралов и капитанов, заседавших раз в неделю под председательством первого лорда адмиралтейства, т. е. министра военно-морского флота, члена правительства. Морские лорды отвечали за состояние флота, его стратегию, за назначения капитанов кораблей. К ним и обращался Нельсон с просьбой вернуть его на службу.

Чины адмиралтейства имели на этот счет твердое и определенное мнение – не допускать Нельсона на военно-морскую службу. Главой адмиралтейства в июле 1788 г. стал лорд Чэтэм. Близкий к нему адмирал Худ, ранее благоволивший к Нельсону, резко изменил свое отношение к находящемуся в немилости капитану. Худ сказал Нельсону, что «на короля произвело неприятное впечатление неблагоприятное мнение о нем» (98).

Две силы действовали против Нельсона. Во-первых, те, кто материально пострадал от его стремления следовать в Вест-Индии Навигационным актам и вывести на чистую воду мошенников, грабивших казну. Во-вторых, высокие чиновники и руководство адмиралтейства, крайне недовольные тем, что Нельсон вскрыл крупные неполадки в деятельности этого ведомства, которых сами они не замечали или терпели.

Конфликт оказался не простым. С одной стороны, истина была на стороне Нельсона, с другой – он проявил недисциплинированность. В 1786 г. Нельсон сам следующим образом прогнозировал реакцию начальства на его действия в Вест-Индии: «Я заслужил, чтобы меня или уволили из флота, или, по крайней мере, некоторое время не обращали на меня внимания» (99). Руководство адмиралтейства избрало второй путь.

Трудно сказать, что в действительности вызывало в руководящих кругах большую ненависть – его недисциплинированность или то, что он оказался принципиальней, с большей широтой взглядов, чем морские лорды. Последнее им было труднее простить рядовому капитану, чем что угодно другое. Не случайно его действия в Вест-Индии официально признали правильными и правительство, и министерство финансов, а адмиралтейство, т. е. прямое начальство Нельсона, промолчало.

«Вина» Нельсона, и «вина» тяжкая, состояла в том, что он был убежден (и следовал своему убеждению на деле): его долг всегда и при всех обстоятельствах говорить правду правительству и начальству. Кажется, так просто! Но как не просто на деле. Нельсон говорил правду верхам даже тогда, когда это ему, Нельсону, было крайне невыгодно. Он думал, что его должны награждать за это, а с 1787 по 1793 г. имел случай вполне убедиться, что именно за это его наказывают и преследуют. А ведь чиновники адмиралтейства были убеждены в своей правоте. Они привыкли к беспрекословной и точной исполнительности со стороны подчиненных, и демонстрацию Нельсоном служебной принципиальности, большей, чем их собственная, руководители адмиралтейства воспринимали как укор и вызов им, как непозволительную заносчивость со стороны молодого капитана. Его следовало проучить и раз навсегда лишить возможности демонстрировать свое превосходство по отношению к начальству. История с Нельсоном – хорошая иллюстрация того, о чем много позднее писал большой знаток человеческой психологии Андре Моруа: «Если хотите нравиться другим, надо... редко задавать вопросы и никогда не давать повода думать, что вы умнее» (100).

Одно из своих последних обращений в адмиралтейство Нельсон закончил так: «Если вам, господа лорды, будет угодно назначить меня хотя бы на утлое суденышко, л буду чувствовать к вам признательность» (101). Но их лордствам было неугодно. Нельсон, человек эмоциональный, порывистый, доведенный до крайности враждебным к нему отношением, начал поговаривать, что уйдет совсем с морской службы (102). Однажды он обмолвился, что уедет во Францию. В другой раз заметил, что, может быть, ему следует пойти на «русскую службу» (103).