Текст книги "Превращение Локоткова"
Автор книги: Владимир Соколовский
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
21
Прошло три года. Как-то летним днем к Локоткову, работавшему теперь слесарем, подошел заведующий совхозными мастерскими Вешкуров и сказал:
– Слышь, Львович! На поле, у Закамени, комбайн встал, сцепление у него углан сжег, практикант. Ты давай-ко сходи, помоги починить. Вон Михаил отвезет тебя.
За спиной его маячил Миша Зюлев, прикрепленный к совхозу инженер-технолог из районного ремонтно-технического предприятия.
– Не пойду! – твердо сказал Локотков. – Почему это – ихняя машина, а мы должны делать? Сами сломали – пускай сами и ремонтируют. На чужом горбу в рай въехать хотите?
– Да ты понимаешь ли… – рванулся Миша, но спокойный Вешкуров удержал его:
– Ты не шуми. Львович сделает. Он у нас исполнительный, дисциплинированный. Правильно ты говоришь, Валерий, понимаю я тебя, а – надо помочь! Иначе нам с ним такой кабыстос выйдет… Уборка ведь, ты что!
– Зачем мальчишку садите? Он и опять его сожжет, ему долго ли?
– Да заболел Андрей-то, вчера прямо с поля с температурой увезли! Вот пацан и сел. Их ведь в училище тоже, поди-ко, чему-то учили?
– Учили… Учат их… – ворчал Валерий Львович, собирая инструмент. – Ладно, поехали…
Миновав старую, заброшенную деревушку Закамень, ее ветхие развалюхи, они увидели большое поле и комбайн на нем. Возле него, в тени, сидел конопатый практикант Васька. «Но нас с таб-бой соединить пар-ром не в сила-ах…» – хрипло рыкал транзистор. «Газик» остановился рядом с комбайном, Локотков с Зюлевым вышли из кабины.
– Хорошо ты устроился, вредитель! – сказал Валерий Львович, показывая на приемник. – Еще и не поработал, а балдежную машинку все равно успел купить!
– Это не моя, а Андрюхи, комбайнера, он оставил! – залыбился Васька, поднимаяь. На лице его не было ни малейших признаков раскаяния. – Мне что, я выключу! Только с ней веселей.
– Не хватит ли тебе веселиться-то? – прикрикнул Зюлев. – Вон, повеселился… Гляди у меня! Живо в мастерские загремишь, только узнаю еще… Слушайся Валерия Львовича. Я заеду часа через два.
Машина запылила обратно, а Локотков с Васькой полезли на комбайн.
– Я кожух-то отвернул, а что дальше делать – не знаю.
– Не знаю… А учили чесу?
– Дак мы больше в теории… Я бы сам все поотворачивал, конечно, да боюсь – сломаю какую-нибудь штуку, потом еще больше ругаться будут…
Вдвоем они отсоединили диск со сгоревшими накладками. Локотков оглядел его:
– Да, крепко ты приложился… Аж металл посинел. Надо в мастерские ехать, клепать по-новой… Давай теперь Мишу с машиной ждать.
Они спустились к ручейку, ополоснулись, и сели в тени под ивой.
– Слышьте, Валерий Львович, – сказал пэтэушник, – мне ребята говорили, только я не понял. Вы кто – кандидат или депутат?
Локотков поглядел в голубое небо, на легкие облачка.
– Если уж быть до конца точным, то – депутат в кандидаты. Понял, усвоил?
– Аха…
– Так и запомни.
– А… что это такое?
– Все тебе надо объяснить. Это большой человек. Ты в мастерских мой портрет на Доске почета видел?
– Видел.
– Вот это то и есть. Учись, старайся, и тоже станешь таким. И не растыкай лишку, давай включай лучше свою оралку.
Васька ткнул кнопку – и заколобродил голос в маленьком черном прямоугольнике:
– Круглы у радости глаза и велики у страха,
И пять морщинок на лице от празднеств и обид…
Но вышел тихий дирижер, и заиграли Баха,
И все затихло, улеглось, и обрело свой вид…
– Найди-ка, Васька, чего-нибудь повеселей, – устало и равнодушно сказал Локотков. – Ишь, раскукарекался тоже…
22
В мастерской они наклепали диск, поехали ставить его на комбайн. Там же, в поле, Миша опробовал сцепление и остался доволен. Обратно на работу Валерий Львович не стал возвращаться, попросил инженера завезти его прямо домой. Сегодня у него был святой день: баня.
Жил он теперь с Таней и двухлетним сынишкой Вадиком в добром пятистенном доме, выстроенном трудом и заботами больше тестя, Васьки Палилки, после женитьбы Локоткова на Тане. А из школы в мастерские он ушел сразу, как только решил жениться на ней. Что травить душу! Да и ради чего? Работа пошла у него сразу, начальство было им довольно. Дома – тихо, покой, спокойная и добрая Танина душа. Житейские маленькие заботы. И так день за днем плывет над головой. Школа как-то сразу отделилась от него, и он почти забыл, что работал в ней.
Дома его встретила Таня. Она была опять беременна, и работала на легком труде, в совхозной столовой.
– Валера, ты за вениками-то побежишь?
– А я нарвал. Я у Закамени был, там березки хоро-ошие…
– Ага, хорошие! Там еще ключик есть, такая вода вкусная! Знать, так посуду бы тебе дала… Ну, отдохни да иди! Пока там жарко. А мы уж с Вадькой после.
– Ты гляди, осторожней там, береги себя!
– Ну, что ты, Валерик…
Никогда не шумит. Всегда спокойная. Нет, повезло ему с бабой. Ну, так ведь и он не из крикливых. И начальство ценит его в первую очередь за неторопливую рассудительность. Что Вешкуров – сам директор совхоза знает ему цену! И не раз звал работать кем-нибудь в контору. Но Локотков сам не идет – в мастерских ему покойнее, отвечаешь только за себя, за свою работу.
Часа через два, вдоволь напарившись, нахлеставшись березовым веником, напившись холодного квасу, он выходит, легкий, на улицу, и садится на лавку перед палисадником. Скоро к нему подбегает чистый, вымытый Вадик, и садится рядом.
– Вот Буско идет, – говорит Вадик. – Он утром мышку поймал.
– Ты видел?
– Мне мама сказала.
– Аха…
– А ты, папка, Анитипиных знаешь?
– У речки живут?
– Аха… У них петух клевачий.
– Что, клевал тебя?
– Не, он Верку, из нашей группы, клевал.
– Аха…
Открывается дверь дома напротив, выходит на крыльцо сосед Алешка, механизатор.
– Львовичу-у! С легким паром, что ли?
– Привет, Алексей. Спасибо, спасибо, Алексей.
– Ты сцепление-то у Андрюхиного комбайна делал? Курсант-то нарушил?
– Ну их к черту! – опять сердится Валерий Львович. – Почему они должны ломать, эти районщики, а мы – делай? Они ведь работу-то нам не оплачивают!
– Хе-хе-хе… Они тебе премию выпишут! Хе-хе-хе…
– Жди, выпишут…
– Сегодня, слышь-ко, говорят, хек в магазин привозили! Твоя купила? Моя опоздала…
– Я не знаю, не спрашивал.
– Ну, да столовским-то все равно, наверно, досталось! Поделился бы, а?
– Посылай свою, пускай сами договариваются, ну их к шуту…
– А в баньку-то, Львович, один теперь ходишь? Хе-хе-хе…
– Она ведь у меня в положении…
– Ну, а я че и говорю! Хе-хе-хе…
Темнеет небо, пустеет улица, а Валерий Львович все сидит на лавочке. Вадик перебирается к нему на колени, и спит, посвистывая носиком. Слух и зрение Локоткова обостряются, ни одно движение, ни один шорох не пройдут мимо его внимания. И вот от реки поднимается высокая, худая, нескладная фигура. Это учитель физики Борис Семенович идет домой с рыбалки. Путь его лежит в стороне от лавочки локотковского дома, и Валерий Львович не может окликнуть его – боится разбудить сынишку. Да и о чем им говорить? Наконец учитель сам по белой рубашке замечает его, – машет рукой, хрипит что-то невнятно, и удаляется своей дорогой. И на душе у Локоткова снова делается больно, тяжело.
Слезы ненависти, бессилия что-то изменить подкатывают к горлу; Локотков трясет и крутит головой. Проклятая судьба, как ни успокаивай себя размышлениями о простоте и покое здешней жизни! Стоило любить науку, лезть вон из шкуры, превозмогая всяческую боль, чтобы теперь тратить время на разговоры, завезли ли рыбу в сельповский магазин!..
Таня в открытое окно зовет его домой, – он отвечает ей хриплым тягучим мыком. Она замолкает – знает, что в такие минуты мужа лучше не тревожить.
Ничего. Кто сказал, что все потеряно? Конечно, с ним самим завязано накрепко, навсегда, и никуда теперь не денешься. Но растет ведь Вадик, и вот еще кто-то должен появиться… Дети – вот последний и единственный шанс вернуться. Надо только научить их любить Историю так, как когда-то любил сам. Дальше – пусть идут своим путем. Он будет сбоку, сзади – рядом. Он подстрахует, подскажет, остановит в нужный момент. Он еще отыграет его, свой шанс.
Он еще придет к ним, и покажет, чего стоит.
Пускай не сам.
В конце концов, это не главное.