Текст книги "Сталинградцы
(Рассказы жителей о героической обороне)"

Автор книги: Владимир Шмерлинг

Соавторы: Евгений Герасимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Вместе с моряками
Б. М. Бородин

Я стоял на посту в тамбуре сборочного цеха нашего завода имени Сакко и Ванцетти. С моего поста видно было, как летели бомбы на завод и мимо него. Первая бомба разорвалась около газосварочного заготовительного цеха. Посыпались стёкла, земля. Рабочие выбежали из цеха. Не успели они добежать до середины двора, как вторая бомба попала прямо в цех. Все кинулись к щели. Мне тоже хотелось укрыться, но меня остановила мысль, что я стою на посту. Когда немного утихло, я стал тушить загоревшуюся крышу. Мне помог, таская воду вёдрами, начальник пожарной команды товарищ Панченко.

У нас пожар ликвидирован, но кругом всё в огне. Я подхожу к телефону, снимаю трубку, набираю номер кабинета директора, чтобы отдать рапорт, а сам думаю: конечно, телефон не работает и товарища Афанасьева, может быть, уже и в живых нет, и кабинета его не существует. Вдруг слышу в трубке гудки – значит работает! Не верится: неужели действительно работает? Да, всё в порядке. Вот, слышу, снимают трубку, слышу голос Афанасьева. Он называет свою фамилию, но я все-таки спрашиваю:

– Товарищ Афанасьев?

– Я, товарищ Бородин, – отвечает он.

Никогда не думал я, что можно испытать такую радость, услышав в телефонной трубке гудки, а потом знакомый голос.

Я доложил о положении, всё по порядку, и получил команду оставаться в цехе.

Эвакуация раненых за Волгу.

Потом в цехе собралось трое: я, дежурный диспетчер Смирнова и оператор Тупикина. Мы стали закусывать и говорить о том, что жизнь продолжается, значит, завод должен работать, но как обеспечить завтра выполнение суточного графика по варке деталей к оружию, если газосварка уничтожена бомбой? Обдумываем устройство времянки. Вдруг – звонок телефона. Директор завода поручил собрать всех коммунистов и явиться к нему в кабинет.

– Срочно, немедленно, – сказал товарищ Афанасьев.

Посылаю оператора обежать всех, передать вызов к директору. Когда мы собрались у него в кабинете, там уже ждало нас много товарищей. Директор стоял за своим столом.

– Товарищи, – сказал он, – по указанию райкома партии мы должны сейчас организованно идти на помощь Тракторному. Я должен опросить и записать, кто каким оружием владеет.

Рабочие по очереди подходили к столу. Остаток ночи мы просидели в саду, в щелях, ожидая оружия. Бомбы рвались одна за другой. Разгорались пожары. Слышны были крик и плач детей.

Утром нас разбили на взводы; мы получили винтовки, каски. Начался марш через горящий город на Тракторный завод. Фашистские самолёты делали заход за заходом. Мы пробегали улицы гуськом по теневой стороне. Там, где горели сухие деревянные постройки, пройти было невозможно; там на середине мостовой загорались даже домашние вещи, выброшенные жителями из окон. Пожары сливались в общую массу огня. Остановишься, оботрёшь льющийся с лица пот и бежишь в другую сторону, ищешь проход в огне.

Мы решили выйти из застроенной домами территории. Нам удалось вырваться к Мамаеву кургану. Здесь мы рассыпались по кустарнику и пошли к полотну железной дороги. Перейдя его, взяли направление на Тракторный.

Сборный пункт ополченцев был около цирка, на склоне садика. Мы прибыли сюда уже к вечеру. Здесь нам выдали патроны и галеты. Мы набили ими все карманы, а оставшиеся сунули за пазуху. Со стороны Мечетки доносилась пальба. Там держали оборону рабочие батальоны, военные моряки и части НКВД.

Опять мы сидели ночью в щелях, ожидая приказа. Наконец, раздалась команда:

– Бойцы с завода Сакко и Ванцетти, выходить строиться!

Мы построились. Группа рабочих и специалистов нашего завода, состоявшая из слесарей, молотобойцев, начальников цехов, под командой главного инженера была передана на пополнение отряда моряков.

Этот отряд только что ходил в атаку на немцев, укрепившихся неподалеку от Тракторного в зоне зелёных насаждений, и понёс большие потери. Моряков осталось немного. Они занимали оборону на северном берегу Мокрой Мечетки, возле посёлка Спартановка.

Нас тоже было мало. Перейдя железобетонный мост через речку, мы поднялись на бугор и стали рыть окопы вместе с моряками. Немцев не было видно. Они находились в километре от нас. К рассвету окопы были вырыты глубиной по грудь и замаскированы бурьяном. Немцы открыли огонь из миномётов и пулемётов.

Мы стояли в окопах вперемежку с моряками. Приказ был не пропускать немцев через мост. Мы уже приготовили гранаты для отражения атаки, но немцы не вылезали из густого кустарника и из подбитых танков, стоявших в поле. Целый день палили они оттуда по нашим окопам. В ответ била с Волги через Спартановку наша артиллерия.

До ночи нельзя было спуститься в Мечетку за водой. Мы не вылезали из окопов, обмазали глиной свои каски, чтобы они не блестели на солнце, но все-таки несли потери. Первым погиб рабочий Сиротин. Ночью мы похоронили его в садике посёлка. Этот боец был не с нашего завода. Он присоединился к нам по пути. На другой день был тяжело ранен Третьяков – секретарь комсомольского комитета нашего завода. Он уже умирал, но мы думали, что его ещё можно спасти. Положили на плащ-палатку, и один боец, не страшась огня, потащил его по полю с бугра вниз к Мечетке. В тот же день ранило слесаря Добжанского. Рана была большая, но Добжанский не захотел, чтобы его выносили. Он продержался до ночи, а потом сам пополз.

Немцы в темноте затихали, только изредка постреливали из автоматов да развешивали над нами «фонари».

Несколько дней мы сидели в окопах в постоянном напряжении, ожидая атаки; но немцы в атаку не шли, только стреляли.

Когда у нас окончились галеты, старшина моряков стал ходить за продуктами на завод. Для этого надо было спуститься к Мечетке, подняться на противоположный высокий берег и перебраться через шлаковую свалку на виду у немцев. Но этот старшина был отчаянно храбрый моряк. Он отправлялся за продуктами даже днём. Мы все следили за ним, когда он полз. Смотришь – поднялся на шлак и скрылся, а обратно лезет уже с мешком на спине. Один раз он привёз продукты ночью на тарантасе прямо к окопам. Лошадь тут же была убита, но старшина остался невредим.

Нас сменили сибиряки. Мы увидели их на рассвете. Они поднимались на бугор из оврага Мечетки, тащили на себе пулемёты, миномёты. По чёрным от пыли лицам видно было, что они, спеша к нам на смену, проделали большой путь. Вылезая из оврага, они тут же устанавливали свое тяжёлое оружие, занимали оборону. Нам приказано было сползти к Мечетке и идти в Нижний посёлок.

В цехе сборки танков
П. А. Смирнов

Когда у нас на Тракторном стало известно, что фашисты прорвались к Латашинскому саду на Волге, что в 2–3 километрах от нашего завода, экстренное партийное собрание вынесло постановление: считать всех коммунистов и комсомольцев мобилизованными, из цеха не уходить, удесятерить свои силы и при любых условиях продолжать сборку танков.

Многие из нас, семи тысяч комсомольцев, прибывших со всех концов нашей великой Родины в конце 1929 и начале 1930 годов по путёвкам ЦК ВЛКСМ в Сталинград для строительства первенца сталинских пятилеток, вспомнили в этот тревожный вечер свою жизнь. Мы вспомнили и первую суровую зиму, когда мы, строя завод, одновременно учились на профтехкурсах ФЗУ, и день великой радости всего нашего народа – 17 июня 1930 года, когда со сталинградского конвейера сошел первый трактор, и тот напряжённый период, когда комсомольцы не знали, что такое день и что такое ночь, жили одной целью – за шесть минут сдавать трактор. Эта цель давно уже осталась позади; мы шли вперёд и вперёд, осваивая производство новых марок машин и моторов, стремясь к таким, которых нет ни в одной стране мира. Комсомольцы становились коммунистами, рабочие – техниками и инженерами. Уже приехавшие со мной комсомольцы, такие, как Анатолий Яковлев, Александр Лебедев, Иосиф Берлинер, были начальниками цехов, а Георгий Веков – заместителем главного инженера СТЗ. Казалось, с каждым годом солнце всё ярче и теплее освещало и согревало нашу жизнь, отраднее становился наш труд. Счастье победы наполняло грудь при виде того, каким стал наш завод с его благоустроенными посёлками, театрами, клубами, школами и вузами. И вот чёрная туча фашистских извергов нависла над нашим городом. Город в огне, и враг подходит к воротам завода, где расцвела наша жизнь.

В этот вечер были организованы рабочие отряды. Они ушли на линию обороны во главе с мастерами-коммунистами: Дороговцевым, Клепиковым, Климоновым и беспартийным бригадиром Михайловым. Несмотря на ожесточённый обстрел и бомбёжку, вторая смена явилась почти в полном составе и приступила к работе совместно с оставшимися бригадами первой смены.

Бои шли у стен завода, а цеха работали.

За ночь было собрано танков в два с лишним раза больше, чем собиралось обычно, и, кроме того, доукомплектовано 78 танков, которые прямо из цеха вместе с рабочими, составившими их экипажи, ушли на рубежи обороны.

На следующий день коммунисты цеха, собравшиеся в партбюро, чтобы получить задание, увидели из окна эскадрилью вражеских самолётов, которая шла на наш цех. Мы не успели выйти из помещения, как раздался взрыв огромной силы, стены и потолок обрушились. Отделавшись ушибами и небольшими ранениями, мы с трудом выбирались из-под обломков и, наскоро перевязанные медсестрой Менской, бросились тушить пожар.

Цех горел во многих местах. Пожарные шланги не действовали, воду приходилось подавать вёдрами. До позднего вечера шла борьба с огнём. В эти страшные часы, когда пламя, вырываясь огромными факелами, готово было охватить весь гигантский цех, особенно героически вели себя крановщики мостовых кранов молодые девушки Шура Ларина и Таня Шпакова, работавшие под руководством энергетика цеха коммуниста Марукова. Вокруг них взрывались авиабомбы и полыхал огонь, но они не покинули своих рабочих мест в кабинках, сохранили спокойствие. Благодаря их отваге и стойкости все танки при помощи мостовых кранов были перенесены в безопасное место, за что цех получил благодарность от генерала танковых войск.

В этот день бойцы рабочего батальона, не успевшие смыть с рук машинное масло, вели бой с немцами на берегу Мокрой Мечетки, в 700–800 метрах от завода. Многие из них впервые были в бою, но за их спиной величаво стоял, жил, дышал объятый пламенем любимец страны – Тракторный – и со двора его в бой шли танки, экипажи которых составляли рабочие, сделавшие эти танки. Многие в эти дни погибли. На поле боя смертью храбрых пали товарищи Фомин, Иванов, Володин, Симонов, а на своем рабочем месте при взрыве авиабомбы погиб коммунист – орденоносец Редькин. Но не дрогнули тракторозаводцы в бою, не дрогнули они и в цехе, защищая от огня свои рабочие места.

Так проходили дни. Коллектив цеха редел – многие уходили на позиции. Оставшиеся работали за пятерых, семерых. Уже нельзя было сказать, кто рабочий, а кто боец. Особенно ярко вспоминается сейчас рабочий Макаров. Он вместе с Истоминым осматривал пришедший с поля боя искалеченный танк, заваривал пробоины, заменял дизеля, до вечера не отходил от машины, а вечером садился на место водителя и вёл танк в бой.

Коммунисты Васин, Козлов, Осипов работали на забронировке. Козлов и Осипов удивлялись, говорили:

– Откуда у вас, товарищ Васин, берётся сила?

Они работали не меньше его. Васин смеялся:

– А у вас откуда берётся сила?

Самое замечательное было то, что люди, работая день и ночь, даже тогда, когда в цехе рвались снаряды и бомбы, не теряли жизнерадостности. Глубокое уважение в эти дни у всего нашего коллектива цеха заслужил наш энергетик Тимофей Максимович Маруков. Мостовые краны, электроосвещение, связь то и дело выходили из строя, но Маруков сейчас же находил повреждения и исправлял их. Взрывная волна нанесла ему тяжёлый ушиб; в другое время после такого ушиба человек неделю бы пролежал в больнице, а Тимофей Максимович поднялся и сейчас же стал продолжать прерванную взрывом работу. Он работал круглые сутки. Военные товарищи, когда бы они ни заходили в наш цех, всегда заставали здесь Марукова.

– Тимофей Максимович, когда же вы спите? – спрашивали они.

– А я сплю, когда хожу, чтобы времени зря не терять, – смеялся он.

И, кажется, это была правда. Иногда он на ходу натыкался на стены и потом встревоженно оглядывался.

Со всех направлений Сталинграда съезжались к нам командиры танковых подразделений, и каждый просил отремонтировать его танк как можно скорее. Мы старались одинаково для всех, но так, чтобы каждый думал, что ему оказывается предпочтение. Я помню командира из одной гвардейской дивизии, пришедшего к нам поздно ночью и до глубины души обидевшегося, что какой-то другой командир уже получал свой танк, а его танк ещё не был готов. Не хотелось, чтобы он ушёл от нас с чувством обиды, и усилиями всего коллектива его танк был сейчас же отремонтирован.

Мы жили в блиндаже, как солдаты на фронте. Неподалеку от блиндажа приспособили котёл для варки пищи. Поваром был товарищ Васин. Однажды, когда он готовил обед, бомба вдребезги разнесла всё вокруг его кухни. Мы решили, что наш повар погиб. Бомбы падали на нас одна за другой, так что разыскивать тело Васина среди развалин не было никакой возможности. И как велика была наша радость, когда он поздно вечером явился в блиндаж и, словно извиняясь, сказал:

– Вот, черт, чуть-чуть фашисты не угробили.

Товарищи стали спрашивать, не ранен ли он.

– Бок немного поцарапало, – сказал Васин.

Посмотрели мы на эту царапину и увидели глубокую рваную рану с запекшейся кровью.

Комсомольцы Тракторного
Л. Пластикова

Ночью 23 августа, когда уже стало известно, что немцы прорываются к Тракторному заводу, всю ночь в райком группами и в одиночку шли комсомольцы. Они приходили и требовали, чтобы их послали на фронт. Каждый хотел, чтобы вопрос о нём был решен немедленно. Если же вопрос решался не так быстро, комсомольцы волновались.

В райкоме стало многолюдно. Уже на окнах и на ступеньках у входа в здание появились юноши и девушки с винтовками и автоматами.

Я как секретарь райкома должна была сказать несколько слов уходившим на фронт, но где найти такие слова, которые бы выразили все наши чувства? Ведь все мы тогда ощущали себя наследниками великой славы Царицына, детьми Сталинграда.

В темноте прозвучали строгие слова:

– Постройтесь, товарищи!

Зарево пожаров освещало памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Это он как бы говорил нам, указывая протянутой рукой на завод: «Это ваше детище, гордость, жизнь!»

Я не знала, с чего начать свою речь, а потом вспомнила Николая Руднева, о котором мы часто говорили на комсомольских собраниях, и просто ещё раз рассказала о том, как в дни обороны Царицына он бросился на врага и ценою своей молодой жизни спас положение.

От уходивших на передовую линию фронта выступил член райкома Боря Фомин.

– Вот стою я на родной земле и думаю: не для того мы построили на этой земле такой завод, чтобы отдать его. Не для того росли в семье сталинградцев, чтобы о нас кто услышал плохое, – говорил он.

Тут же комсомольцам вручали оружие. И вот снова строго звучит команда. Первый отряд уходит на боевой рубеж. Комсомольцы плечом к плечу с коммунистами вышли на линию огня. Впереди идут наши комсомольцы-активисты – член бюро райкома Коля Тимошенко и Леня Супоницкий. Как много можно рассказать о них! Сколько было в них силы, бодрости и уверенности! Как с первого дня войны рвались они в армию! Но их не отпускали с завода.

Леня Супоницкий выбежал из строя и на ходу крикнул мне:

– Лида, сберегите кисточки и краски, они ещё пригодятся.

Супоницкий неплохо рисовал и не раз признавался, что мечтает стать художником.

Мне от этой просьбы стало на душе легче, спокойнее. Человек уходит в бой и не забывает о кисточках. Сколько в нём уверенности в победе и любви к жизни, к работе!

Навсегда останется в памяти одна из первых штурмовых ночей. Вот рядом со мной залегла Шура Варламова. Она торопливо переменила диск автомата и открыла огонь по немцам. Я поползла дальше. Таня Никина ранена. Она побледнела и медленно опустилась на землю.

– Ползи в сторону, – крикнули ей из темноты. Но Таня отрицательно качнула головой и снова стала целиться в немцев.

Сергей Гаврилов и Коля Тимошенко ползком по канаве пробрались к подбитому танку и залезли в него. Орудие танка было в исправности. Комсомольцы стали ждать приближающихся к танку фашистов. Подпустив их метров на сто, ребята открыли огонь. Немцы отошли и стали бить по танку из орудий и миномётов. Это не испугало наших комсомольцев. Они продолжали сражаться, не выходя из подбитого танка, пока связной не передал им приказ – вернуться в окопы.

Наш Костя Сулимов, стахановец из механического цеха, простой и скромный парень, умел управлять танком. Вместе со своими друзьями он на танке ринулся на врага. В первом же бою Костя был ранен. У него был разорван бок и ранена голова. Когда девушки-санитары подняли Костю, он вырвался из их рук и побежал вперёд. Пробежав немного, он упал и начал бить кулаком о землю. Далеко раздавался его голос:

– Петя, еще немного до высоты. Нажми, голубчик.

Ещё день назад тревога сжимала сердце: как поведут себя в тяжёлых боях наши необстрелянные юноши и девушки? Теперь же мы знали: тракторозаводская молодёжь во главе с членами ленинско-сталинского комсомола с честью выполняет свой долг перед Родиной.

Раньше мы многих из них знали просто как своих товарищей, а теперь гордились ими и говорили о них как о героях.

Тогда всё было рядом: и передовая, и строительство баррикад, и завод.

На строительстве баррикады у Нижнего посёлка работал Миша Ларин. За один день на заводе у него погибли отец и братишка, а в развалинах родного дома погибла мать. Миша работал на баррикаде вместе с шестнадцатью комсомольцами. Они как бы не замечали ни миномётного обстрела, ни бомбёжки. Хотели как можно скорей выстроить баррикаду. Этим они мстили за горе своего товарища. Их баррикада была выстроена раньше других. Миша Ларин пришёл с рапортом о выполнении работы и тут же сказал:

– А теперь прошу – пошлите на фронт.

Когда сейчас вспоминаешь всех наших комсомольцев, они кажутся до того прекрасными, до того близкими, что трудно рассказывать о каждом в отдельности – и о тех, кто сражался, и о тех, кто на заводе ремонтировал танки.

Секретарь комитета комсомола сборочного цеха Петя Корчагин, не отрываясь от работы, говорил:

– Торопитесь, товарищи. Чуть опоздаем – плохо будет.

Когда немецкие танки прорывались к заводской площади, комсомольцы под руководством Петра Корчагина в разрушенном, горящем цехе продолжали ремонтировать танки. Только закончили ремонт – многие комсомольцы сели в танки и прямо же из цеха выехали в бой. Вместе с ними был и Пётр Корчагин, который вскоре прославился на фронте как отважный танкист.

В один цех попало несколько бомб. Уцелели только лестничная клетка и постовая будка. Ещё не рассеялись дым и пыль, ещё над заводом завывали немецкие самолёты, а из убежища выскочил паренёк. Он быстро стал карабкаться по лестнице. Через несколько минут он спустился обратно, прижимая к груди запылённый и чуть поцарапанный бюст товарища Сталина.

Комсомольцы Тракторного завода на передовой.

Сотни девушек работали на передовой; спасали раненых, под непрерывными бомбёжками печатали в заводской типографии листовки и сообщения Совинформбюро и эти листки, пахнувшие ещё свежей краской, разносили по окопам и блиндажам.

Среди этих сотен девушек особенно памятна всем нам Дуся Димитриева, дочь рабочего СТЗ. Ей не было еще двадцати лет. До войны она работала в диспансере, в 1940 году вступила в комсомол. Началась война, и она стала медсестрой. Все мы её очень любили, называли её – Дуся беленькая. Когда ходили в строю, Дуся всегда была запевалой. Она очень любила песню «Священная война».

Вместе с другими сталинградскими девушками она писала в письме к защитникам Сталинграда: «Наше счастье и будущее, наша молодость в ваших руках. Для вас мы готовы на всё».

Мы видели нашу Дусю беленькую, когда над посёлками пикировали немецкие самолёты. Она мчалась туда, где бойцы тушили пожар или разбирали завалы. Как-то она сопровождала санитарную машину с ранеными бойцами. Немецкие автоматчики, пробравшись в дом № 569, обстреляли машину. Шофёр дал газ и помчался вперёд. В безопасном месте он остановил горящую машину. Вместе с Дусей он начал сбивать пламя с горевшей кабинки.

После, осматривая машину, мы насчитали в ней 22 пробоины. Но все раненые были спасены. А Дуся с обожжёнными бровями и ресницами снова отправилась в опасный рейс. Потом она стала выполнять ещё более ответственные задания. Мы были уверены в том, что она никогда не подведёт – свято выполнит клятву сталинградских комсомольцев. Четырнадцать раз ходила Дуся в разведку, в тыл врага. В последний раз, вместе со своей подругой Надей Шуриной возвращаясь обратно, она попала на минное поле. Дусе оторвало обе ноги и кисть правой руки. Сильные ранения получила и Надя. Истекая кровью, Дуся доползла до Нади и, умирая на руках подруги, прошептала: «Передай моей маме, подругам и товарищам, что я умираю за Родину, за Сталина, за Сталинград».

Однажды к нам в райком приехал связной из военкомата с запиской. Военком просил прислать боевую группу для работы на переправе по эвакуации. Надо было на этот ответственный участок подобрать сильных и находчивых комсомольцев.

Ребятам, которых мы послали на переправу, во главе с Осиповым, пришлось сооружать плоты и на них небольшими группами переправлять жителей через Волгу. И днём и ночью продолжалась эта работа. Не успеют переправить одних, как прибывают другие.

Комсомольцы не смыкали глаз и часто, для того чтобы побороть сон и усталость, умывали лицо холодной волжской водой. Некоторые делали это так часто, что у них от воды воспалились глаза.

Немецкие самолёты обстреливали переправу. От взрывов бушующие волны захлёстывали плоты. Не раз смывало людей. Спасая их, комсомольцы бросались в Волгу. Они были связаны друг с другом верёвкой, за которую хватались утопающие. Особенно много жителей спасли комсомольцы Паша Макаров и Ваня Лушниченко. Оба они были физкультурниками. У Паши в эти дни родился первый ребёнок – сын. Жена с сыном лежали в укрытии, а он откуда-то пригнал лодку и вместе с Ваней Лушниченко без отдыха перевозил раненых, которым нужна была срочная хирургическая помощь.

Санитарная машина прибыла.

Как сейчас, помню свой разговор с сандружинницей Шустовой:

– Тоня, – спросила я, глядя на ее воспалённые глаза, – ты, вероятно, сильно устала; может быть, заменить тебя на время, а ты передохнёшь?

Я знала, что Тоня давно уже совсем не спит, день и ночь перевозя на левый берег раненых.

– Что ты, Лида, – ответила мне Тоня, – я нисколько не устала, да и раненых много. Нет, не надо меня подменять.

И опять эта девушка пошла к переправе.

Помню общее собрание комсомольской организации нашего района, созванное после того, как здание райкома было разбито бомбой. Собрание происходило на рассвете в глубоком овраге. На повестке дня стояли вопросы о создавшемся положении и плане дальнейшей работы. Председательствовала на собрании Маруся Кожина, протокол вёл Федя Кодышев.

Я была докладчиком по первому вопросу. Тяжело было говорить. Среди нас не было уже многих товарищей, павших в жестоких боях. А говорить надо было. Тесно было гневу в груди. Слушали молча, как никогда внимательно. Решение было изложено коротко: «Не покидать своих боевых постов, драться до последней капли крови, все свои силы отдать на оказание помощи Красной Армии в борьбе с немецкими захватчиками».

После собрания Варламов и Янин писали на развалинах зданий короткие лозунги: «Смерть немецким оккупантам!», «Немцы, месть и ненависть преследуют вас, смерть ходит за вами. Все вы тут подохнете!» Пригодились нам краски и кисти Лени Супоницкого.