Текст книги "Лермонтов. Мистический гений"
Автор книги: Владимир Бондаренко
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
Но тщетны мечты, бесполезны мольбы
Против строгих законов судьбы.
Меж мной и холмами отчизны моей
Расстилаются волны морей.
Почти ничего не зная, он тянулся к шотландской отчизне, понимая, что эти моря ему не преодолеть. Может быть, он тянулся к отцу, к древним своим, где-то услышанным поэтическим предкам?
Последний потомок отважных бойцов
Увядает средь чуждых снегов;
Я здесь был рожден, но нездешний душой…
О! зачем я не ворон степной?…
Не протест ли это в защиту отца, когда и родиной своей называет Шотландию, и отказывается от «чуждых снегов». Какой-нибудь разгоряченный политикан мог бы назвать эти стихи русофобскими и откровенно западническими: «на Запад, на Запад…» подальше от чуждых снегов хочет умчаться «нездешний душой» юный поэт. Впрочем, есть и у Маяковского – «Я не твой, снеговая уродина…». Но не тот ли самый Лермонтов написал позже «Бородино» и «Песню про… купца Калашникова»? Думаю, эти несколько стихотворений, навеянных Шотландией и Байроном, были на самом деле его тоской по отцу, выходцу из шотландского клана Лермонтов. Может быть, этим можно объяснить и его страстное увлечение поэзией Байрона.
Куда нам уйти от мистики, говоря о Лермонтове? Отца все вокруг презирали: чернь, «пустой», «странный» и даже «худой». Как-то впитывал эти чувства и молодой Миша. Но боролся с ними. Не отсюда ли потом возникли его страстные, полные большевистской ненависти к сытой холеной знати строчки «Смерть Поэта» (1837):
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Это в нем говорило чувство мести за отца, из того самого «обиженного рода». Те же мысли он развивает и в стихотворении к отцу (1831):
Ты светом осужден. Но что такое свет?
Толпа людей, то злых, то благосклонных,
Собрание похвал незаслуженных
И столько же насмешливых клевет.
К сожалению, отец уже сдался воле судьбы и даже не рвался искать свое родословие. И уже перенося на себя, как имеющего отчизной Шотландию, все обиды за отеческий род, Михаил Лермонтов очень тонко чувствует обиды загнанного в угол отца.
Ужасная судьба отца и сына
Жить розно и в разлуке умереть,
И жребий чуждого изгнанника иметь
На родине с названьем гражданина!
Не забудем и о гордости горных шотландцев. Ведь Шотландия после пребывания там кажется мне чем-то похожей на нашу Чечню. Те же горы, те же родовые общины, та же война между соседними горными кланами. Примерно тот же характер и те же нравы. «Дикари» для равнинных англосаксов. Смелые, гордые, вольные, но все поодиночке, со своим кланом, поневоле в жесточайших схватках они уступали командному порядку англосаксов. Так же было в Ирландии, где воевали со своими захватчиками сотни лет, Ирландская республиканская армия до сих пор воюет, умеют воевать, не боятся смерти, но нет единства в строю, нет командности. И вот этот гордый шотландец, в венах которого течет кровь древних воинов, вынужден сдаваться. Не отсюда ли чувство унижения самого поэта, которое он и воспринимал с необычайной чувствительностью? Не отсюда ли мрачный взгляд на мир? Не отсюда ли любовь к такому же вольному Кавказу? Не отсюда ли и увлечение Байроном? Михаила с его шотландскими стихами дразнили английским поэтом, говорили, что он лишь подражает Байрону. Михаил Лермонтов на самом деле очень любил и ценил английского поэта. Им бы еще вместе Балкоми – родовое имение – посетить. Он переводит стихи Байрона, выбирая все ту же мистическую тему заброшенных замков. В подражание Байрону он в 1830 году написал свою балладу о черном монахе («Берегись! берегись! над бургосским путем…»), как бы продолжая шотландский цикл:
Берегись! берегись! над бургосским путем Сидит один черный монах;
Он бормочет молитву во мраке ночном,
Панихиду о прошлых годах.
Когда мавр пришел в наш родимый дол,
Оскверняючи церкви порог,
Он без дальних слов выгнал всех чернецов;
Одного только выгнать не мог.
Для добра или зла (я слыхал не один,
И не мне бы о том говорить),
Когда возвратился тех мест господин,
Он никак не хотел уходить.
Хоть никто не видал, как по замку блуждал
Монах, но зачем возражать?
Ибо слышал не раз я старинный рассказ,
Который страшусь повторять.
Рождался ли сын, он рыдал в тишине,
Когда ж прекратился сей род,
Он по звучным полам при бледной луне
Бродил и взад и вперед.
(Продолжение впредь.)
Лермонтов оставил его как бы незавершенным. Сегодня находятся исследователи, считающие этот стих пародией на балладу. Тогда и весь Михаил Лермонтов с его героикой, мистикой и трагичностью может показаться пародийным поэтом. Надо ли так передергивать в угоду моде? Тем более тогда уж и Байрон становится пародистом.
Русский поэт уделяет творчеству Байрона много времени, в тетрадях того времени много переводов, подражаний Байрону. Он пробовал работать и над «Гяуром», и над «Ларой». Внимательно читал жизнь лорда Байрона, описанную Томасом Муром. Видит какие-то общие истоки творчества, так и не догадываясь о прямом родстве.
Может быть, у обоих пылала душа Томаса Лермонта. Проснулся спустя века великий шотландец, дал свою кровь, свой нрав и по женской линии, через Маргарет Лермонт – Байрону, и по мужской, через Джорджа Лермонта – Лермонтову. Как к старшему брату относился Лермонтов к Джорджу Байрону.
Он и на самом деле оказался «последним потомком отважных бойцов», последним представителем одной из ветвей Лермонтов. Кто же был первым русским представителем этого шотландского древнего, но обедневшего рода?
И тут уже нам от замка Дерси придется перенестись в другой замок – Бал коми, построенный в XVI веке неподалеку от городка Крейл и принадлежащий другой ветви Лермонтов. Когда-то, во времена Малькольма IV, правившего с 1153 по 1165 год, эти земли принадлежали некоему Сену, затем в 1375 году они перешли Джону де Балкоми, а затем уже в 1526 году какой-то старый замок перешел Лермонтам – сначала на правах аренды. Со временем Джеймс Лермонт-Дерси выкупил эти земли у короля Якова V и приступил к строительству нового замка. Хочу дать слово и своему любимому лермонтоведу Павлу Висковатому. Он писал:
«Да, Михаил Юрьевич предугадал: он был последним потомком шотландских бойцов; но не в снегах кончил боец этот жизнь свою, а в южной стране, среди гор, ставших ему милее туманных картин на берегах Лидера и Твида. Смерть отца повергла поэта нашего в скорбь, которую он тщательно скрывал перед другими и перед самим собою. Жизнь била в нем ключом, и ему удавалось поднимать свое настроение до резвой веселости, но тем сильнее были минуты скорби. И если в двух автобиографических драмах мы находим следы мыслей о самоубийстве, то о том же гласят многие лирические стихотворения того времени. Юноша немало перенес тяжелых душевных мук и борьбы. Когда мрачное настроение овладевало им, он уходил в уединенные места – в лес, в поле, на кладбище, или проводил бессонные ночи, глядя сквозь окно в ночную тьму, а в голове стучала безысходная мысль покончить с собою. Покой могилы манил его. С такими мрачными думами сидел он у окна своего в Середникове, когда написал свое „Завещание“.
Есть место близ тропы глухой,
В лесу пустынном, средь поляны,
Где вьются вечером туманы,
Осеребренные луной…
Мой друг, ты знаешь ту поляну!
Там труп мой хладный ты зарой,
Когда дышать я перестану.
Могиле той не откажи
Ни в чем, последуя закону:
Поставь над нею крест из клену
И дикий камень положи…
Совершенно предаться мрачному настроению, впрочем, мешала поэту не только полная жизни натура его, но и шумное общество окружавших его в Середникове людей».
Вот этот замок Балкоми и стал одним из самых литературных замков Шотландии. Как оказалось, именно в этом замке жила прелестная особа Маргарет Лермонт, очаровавшая королевского адвоката Гордона, именно здесь они гуляли и наслаждались друг другом, даже не замечая свиста мальчика-призрака, как говорят, умершего голодной смертью в его стенах и до сих пор тревожащего во время обеда всех обитателей замка своим свистом на оловянной дудочке. Свое домашнее привидение. Какой-то свист слышал и я, блуждая по темным отсекам недостроенной изнутри башни.
Потомком этой счастливой семейной пары, соединившей роды Гордонов и Лермонтов, и стал самый знаменитый и самый любимый Михаилом Лермонтовым поэт Англии Джордж Ноэл Гордон Байрон. Приходящийся тому же Джорджу Лермонту дальним родственником, Джордж родился в замке Балкоми где-то в 1596 году. Из этого же замка Балкоми отправился в свой восточный поход шотландский наемник Джордж Лермонт, героически погибший под Смоленском в войсках князя Пожарского. Но перед этим давший жизнь русскому роду Лермонтовых. Михаил Лермонтов ничего не знал о своем родстве с Байроном, но, так же как и с Томасом Лермонтом, чувствовал это родство мистически.
Наш путь из замка Дерси лежал сначала в Сент-Эндрюс. Передохнув и осмотревшись, мы сели там на автобус в направлении к морскому побережью, до городка Крейл. Автобус шел по прибрежной дороге, может быть, и удлинял наш путь, но зато все живописные места графства Файф, все его уютные старинные городки оказались в нашем распоряжении. От Крейла опять же пешком мы двинулись до замка Балкоми, заранее связавшись с нынешней владелицей.
Как и в случае с Дерси, замок к XX веку лежал в развалинах. Уже в наше время, когда возникла мода на старинные замки, эти живописные развалины купила семья Стоквеллов и отремонтировала Балкоми по чертежам, сохранившимся в обширных шотландских архивах.
К сожалению, муж госпожи Стоквелл скончался, когда был закончен ремонт башни и был оборудован примыкающий к башне дом начала XIX века, где и находится сегодня уютная гостиница с вполне приемлемыми ценами – 50 фунтов за ночь. Именно здесь отмечали 950-летие своего рода многочисленные Лермонты со всего мира. От замка Дерси до замка Балкоми не так уж и далеко, даже с заездом в Сент-Эндрюс – километров тридцать. Так и скакали на конях Лермонты из Дерси к Лермонтам из Балкоми.
Внутри башни хозяин так ничего и не успел сделать, стоят строительные леса, гнездятся птицы. Любезная хозяйка госпожа Пэт Стоквелл уделила нам немало времени, рассказав все, что знала, и о замке, и о его обитателях былых времен. В ее квартире внутри отстроенного замка мы попили чай, посмотрели какие-то фотографии. Мы, по словам Пэт Стоквелл, оказались в Балкоми первыми русскими со времен его ремонта. Этот замок соединил роды Байрона и Лермонтова, неужели это не интересно нашим исследователям?
Когда я ходил по гулкому пустому залу высоченной башни, мысленно представляя жизнь обитателей замка, я замечал очаровательную Маргарет Лермонт, давшую жизнь потомству Байронов. Где-то в темноте мне встречался изрядно обнищавший Георг Лермонт, именно из этих ворот башни он, бравый вояка, после поражений шотландской армии от англичан отправился на восток и вряд ли догадывался, что в седьмом его колене родится великий гений русской поэзии. В замке Балкоми я лишний раз понял, что в жизни есть место высокой мистике, вспоминал уже поэтическую связь Байрона и Лермонтова.
Георг Лермонт выехал в поисках воинской удачи, как и многие его родственники, умевшие хорошо воевать, но не умевшие приобретать богатства. После поражения в борьбе за независимость Шотландии ему уже не было места дома, и он прямо из ворот замка Балкоми отправился военным наемником в польские войска, в составе Шкотской роты воевал с Россией. 5 сентября 1613 года польский гарнизон, оборонявший крепость Белую (современный город Белый Смоленской области), сдался русским. Около шестидесяти шотландцев и ирландцев, по сути вся Шкотская и Ирландская роты наемников перешли на сторону Российского государства, в числе их был и Георг Лермонт. По велению избранного Земским собором молодого царя Михаила Федоровича Романова они были приняты в Московское войско. В 1617 году он был назначен прапорщиком вместо убитого Давида Эдвара. В 1618 году сражался с поляками под Можайском в отряде князя Куракина. Отличился в бою против поляков и литовцев в Москве у Арбатских ворот, где был тяжело ранен.
Со временем он стал ротмистром рейтарского полка, храбро воевал за Россию, за что ему были пожалованы молодым царем Михаилом Романовым (кстати, его сверстником) земли в Костромской губернии, и в начале 1634 года Георг («Юрья») Лермонт погиб под Смоленском. А похоронен в Авраамиевом Городецком монастыре под Чухломой – в костромских наследственных землях, дарованных за верную службу. Из трех сыновей его продолжателем рода явился Петр, который в 1653 году принял православие, в 1656–1657 годах был воеводой в Саранске. Сыновья его Евтихий и Петр были стольниками. Праправнук Евтихия, Юрий Петрович, – отец поэта Михаила Юрьевича.
Впервые имя М. Ю. Лермонтова связали с шотландскими Лермонтами в 1837-м, когда в шотландской прессе появилась статья Уильяма Ролстона «Шотландец за границей». Но поэт знал об этом изначально, провидчески.
Я не буду погружаться в одно время увлекшую поэта Михаила Лермонтова идею о его происхождении от испанского герцога Лермы. Нелепая идея, объяснимая лишь тем, что поэту хотелось всячески возвеличить своего отца. Насколько я знаю, ему эту идею о близости с испанскими герцогами внушили Столыпины, знавшие о поисках Михаилом родословия своего отца. Но поэт не был этаким позером, хвастающимся своим мнимым герцогством, ему нужна была правда. Он чувствовал в себе некие древние мистические силы. Решил проверить и испанскую версию. Из испанского посольства пришло объяснение от Мадридского исторического архива, что он к герцогу Лерме не имеет никакого отношения, и интерес Михаила Лермонтова к этой теме угас. Но великому поэту любые заблуждения полезны, короткое увлечение испанской темой привело к написанию трагедии «Испанцы», возникновению акварелей и рисунков «испанского цикла» и удивительного живописного автобиографического изображения якобы герцога Лермы – портрет самого Лермонтова.
Стремление Лермонтова облагородить род отца в тот период совпало с тягой к испанской революции, соединялись страсть к свободе и возрожденное достоинство Лермонтовых. Удивительно, как быстро некоторые наши лермонтоведы в угоду юношеским фантазиям Лермонтова придумали фантастическую версию, что герцог Лерма переехал в Шотландию, и дальше уже пошел род Лермонтов. Сам поэт, получив отрицательный ответ из Мадрида, про Испанию благополучно забыл. Да и герцог Лерма личность вполне достоверная, ни к какой Шотландии не подходит.
Михаил Лермонтов всё более отчетливо понимал, что отцовский род идет из Шотландии, из старинных шотландских кланов. Думаю, с этим связано и увлечение книгами Вальтера Скотта, и его байронизм, отчасти шотландский. Даже если он и не нашел у Вальтера Скотта фамилии Лермонт, то глубоко погрузился в историю Шотландии. Ему был близок по духу и Томас Рифмач, на руку оказались и «Поэмы Оссиана», изданные шотландским писателем Джеймсом Макферсоном [11]11
Под именем Оссиана Дж. Макферсон издал свои обработки кельтского фольклора («Сочинения Оссиана, сына Фингала», 1765), которые были восприняты современниками как подлинные. Образами Оссиана вдохновлялись молодой Гёте, а позже Байрон и Гюго.
[Закрыть]. При жизни Лермонтова еще никто не сомневался в подлинности этих древних кельтских поэм. Им увлекались все писатели России, от Карамзина и Державина до Пушкина.
Тогда уж и я расскажу некую славянофильскую версию, как все сокровища древних шотландских пиктов оказались в Русской земле. Согласно этой легенде, норвежский король в октябре 1214 года с войском приплыл в Шотландию. На берегу у селения Ларге произошло сражение, и за доблесть в этом бою правитель Шотландии епископ Стюарт вручил храброму воину и поэту шкатулку с сокровищами пиктов. Вместе со шкатулкой он передал Томасу Лермонту грамоту, где было написано: «Потомству Лермонта идти на восток, через четыре века и четыре народа, и клад сей оставить в христианской земле, где еще через четыре века вновь обретен будет». Через столетия эту шкатулку с собой привез в Россию Юрий Лермонт, верно служивший князю Пожарскому. Перед сражением Лермонт закопал шкатулку с кладом пиктов под старым дубом у Москва-реки. Как мы знаем, храбрый воин Лермонт погиб, и клад его якобы пытались разыскать многие знатные люди. Но откроется он кому-то в октябре 2014 года, к двухсотлетию нашего великого поэта.
Может, что-нибудь и найдем. Главное, про сам юбилей не забыть нашим чиновникам.
А мне осталось рассказать лишь о походе к могиле Оссиана. История тоже довольно загадочная. Но если уж одно из шотландских стихотворений Лермонтова так и называется: «Гроб Оссиана», как же нам пройти мимо него. Сейчас все в основном помнят про мистификацию Макферсона, опубликовавшего «Поэмы Оссиана», которые наделали много шума. Сначала их признали великими, кое-кто поставил их выше Гомера, затем, как только усомнились в авторстве, поэмы перестали замечать, хотя их качество нисколько не изменилось. Но тут уж благодаря сыну-кельтологу я скажу, был бы Макферсон, не было бы его, но в древней кельтской истории Оссиан все равно занимает почетное место, как легендарный поэт и сказитель III–IV веков н. э. И никак без него не обойтись, как не обойтись без Лао-цзы в Китае: Лермонтов как поэт был прав, он не от Макферсона шел, а от древних кельтов. До сих пор спорят, сочинил ли финнам «Калевалу» Элиас Ленрот, или он лишь записал народный эпос. То же самое пишут и про все составленные в XX веке народные эпосы. Кстати, и наше «Слово о полку Игореве» появилось вскоре после находки оссиановских поэм Макферсоном.
Иные филологи еще тогда, в период веры в подлинность поэм Оссиана, проводили параллель между ними и «Словом о полку Игореве».
Ясно, что Макферсон воспользовался знаниями древней истории кельтов, изначальными песнями Оссиана, а не придумал их заново. Пошла бы история Британии по-другому, может, и сейчас изучали бы школьники и студенты творения древнего мудрого кельта Оссиана. Но – оставим это историкам и литературоведам.
Есть замечательное стихотворение Лермонтова «Гроб Оссиана» (1830). Навеяно оно было ему в ту пору, когда он отыскивал родословие отца, рассказано было о гробе Оссиана одним путешественником, посетившим его в Шотландии.
С такими мистическими личностями древности точность всегда относительна. Как мы знаем, существует несколько могил Чингисхана, и каждая из стран претендует на достоверность их захоронения. Даже в Иерусалиме я столкнулся с тем, что у православных и у католиков разные святые места, обозначающие одно и то же явление. Каждая церковь утверждает свою правду.
Так и с легендарным героем кельтов Оссианом. Как считают исследователи, в Шотландии нет не только могилы ирландского певца Оссиана. Там нет и могилы Джеймса Макферсона, донесшего свою обработку Оссиановых сказаний до Европы. Впрочем, ушлый шотландский народ нашел-таки одну вроде бы могилу, или могильник в горной Шотландии, но большинство исследователей предполагают, что подлинное захоронение древнего сказителя Оссиана находится в Ирландии. Вот туда мы с сыном и добрались по следам стихотворения Михаила Лермонтова.
Вернувшись автобусом из замка Балкоми в Эдинбург, сели на самолет и вскоре приземлились в Белфасте. Далее к побережью Северной Ирландии, и уже на машине добрались до местечка, обозначенного как предполагаемый могильник Оссиана. Как и положено, внизу, где мы оставили машину, небольшая гостиница, так и называется «Гроб Оссиана». Правда, опять никаких книжек либо памятных открыток не продавалось. Какой-то незавершенный турбизнес в этих местах. Дальше идем по гористой дороге вверх, доходим до поля, находим так называемое капище Оссиана. Как и положено для III века н. э., это искусно уложенная груда больших камней. Какое-то время этим полем с находящимся на нем древнейшим капищем-могильником владел ирландский поэт начала XX века Джон Хьюитт. Он и завещал похоронить себя недалеко от могилы Оссиана.
Именно этот ирландский могильник представлен в различных исследованиях, СМИ и Интернете как условно принадлежащий Оссиану. О так называемом шотландском могильнике того же Оссиана упоминают реже, да и добираться туда труднее, так как он в самой гористой части Шотландии. Могильником считается вертикально стоящий огромнейший каменный валун. Но согласно реконструкциям современных ученых, могильники знатных людей всегда состояли из нескольких каменных валунов, а не из одного. Да и сам Оссиан, по всем преданиям, был жителем Ирландии, древним ирландским, а не шотландским героем. Переместили его в Шотландию в XVIII веке, очевидно, потому что сам Макферсон был шотландцем. Тем не менее своим могильником Оссиана гордятся и в Ирландии, и в Шотландии. И прекрасно.
В Ирландии мы попали в какую-то чисто капиталистическую ситуацию. Владелец гостиничного домика у подножия горы рекламирует на своем сайте могилу Оссиана, заманивая гостей. А само капище и горная дорога к нему принадлежат другому хозяину, недовольному, что люди въезжают на его участок на машинах. Он самовольно снял табличку, ранее установленную у могильника Оссиана историками – и никаких примет. Человек не знающий может и не найти. Хорошо, что мой сын Григорий бывал на этом могильнике много раз, видел и табличку, и указатель. Довел, подышали не спеша «родимым лермонтовским ветром», заняли у могилы Оссиана чуточку энергии на будущее. Не стали дожидаться надвигающейся бури, частой в этих ирландских приморских краях, отправились в соседний городок Бушмилс с его самой древней в мире вискикурней, отогреться.
Вот так и закончилось мое первое путешествие по шотландским местам рода Лермонтов.
Остается посетить могилу первого русского Лермонта в Авраамиевом Городецком монастыре на Чухломском озере.
