Текст книги "На фарватерах Севастополя"
Автор книги: Владимир Дубровский
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
В 8.00 я принял оперативное дежурство по штабу соединения. Капитан 2-го ранга Федоренко, передавая обстановку, сообщил, что ночью был налет авиации. Сброшены мины на внешнем рейде, данные – на карте; ожидается подход транспорта «Абхазия» в охранении эсминца «Дзержинский»; вышел на бомбометание на фарватер катер-охотник Глухова. Приказано за ним следить внимательно.
В 8.05 зазвонил телефон. Сигнальный пост докладывал:
– Катер-охотник продолжает бомбометание на фарватере.
В 8.10 обычный звонок.
– Катер продолжает бомбометание. И в 8.15 то же донесение:
– Катер продолжает…
Морозов удивленно хмыкнул, потушил папиросу и пошел в кабинет.
– Если что будет, сразу доложить…
И тут снова, даже, кажется, тише обычного, зазвонил телефон. Торопливым срывающимся голосом сигнальщик доложил: [33]
– Катер-охотник подорвался, тонет!
Не успел я вслух повторить эту фразу, как подбежал Морозов и выхватил у меня трубку:
– Что там? Доложите подробно!
Наступила томительная пауза, потом начальник штаба сказал сигнальщику:
– Так, все ясно, продолжайте наблюдение, – и резким голосом приказал соединить его с дивизионом. – Дежурному катеру выйти на рейд и оказать помощь Глухову.
Прошло еще несколько напряженных минут ожидания. Снова зазвонил телефон, пост докладывал, что катер Глухова завел моторы и что с катера передан семафор: «В помощи не нуждаюсь. Продолжаю выполнять задание. Глухов».
Вскоре последовал еще один большой взрыв за кормой катера. Сигнальщик, наблюдавший за катером, доложил, что при взрыве поднялись чистые, белые глыбы воды и в середине их черный водяной столб. Это снова взорвалась магнитная мина.
К концу дня морской охотник вошел в бухту. Команда катера была построена на верхней палубе. Глухов застыл у машинного телеграфа на ходовом мостике; рядом с ним, улыбаясь, стоял Иван Иванович.
У пирса, пофыркивая, ожидала легковая машина из штаба флота. Это приехал флагманский минер, чтобы узнать результаты бомбометания. А на всех катерах и на гранитной пристани выстроились моряки, встречая Глухова и его экипаж.
Произошло это 5 июля 1941 года. В журнал боевых действий были записаны скупые строки: «Попытка уничтожить магнитные мины фашистов посредством взрывов глубинных бомб дала первый успех: были взорваны две мины».
Глава седьмая
В первые месяцы войны боевое напряжение и отсутствие опыта создавали иногда неправильное представление об обстановке на море.
Известно было, что с началом второй мировой войны немецкие подводные лодки вели ожесточенную подводную войну против кораблей английского флота. Поэтому и наши корабли, плавая на море, принимали все меры предосторожности против возможных атак подводных лодок. [34]
При входе и выходе кораблей из Севастополя катера-охотники проводили «профилактическое» бомбометание. Впереди по курсу идущих кораблей они сбрасывали глубинные бомбы, грозное оружие против подлодок.
Неудивительно, что в первые дни войны к нам в штаб стали поступать сведения о появившихся на Черном море перископах. Базовый тральщик «Щит» на переходе морем у Сарыча якобы обнаружил перископ, сбросил бомбы, но результатов не наблюдал. Позже тральщик «Взрыватель», следуя в охранении громадного транспорта «Днепр», на подходах к Севастополю также заметил перископ, атаковал глубинными бомбами, но безрезультатно. И были ли это подводные лодки, оставалось неизвестным. А доклады об обнаруженных перископах продолжали поступать к нам, в штаб ОВРа.
– Перископ! Перископ! – докладывали с кораблей и сигнальных береговых постов, и даже отдельные граждане сообщали, что якобы видели с берега перископ. Звенели телефоны, донесения поступали на всем пространстве Черного моря, и особенно в районе Евпатории – Балаклавы. Если вражеская подводная лодка здесь существовала, то она выбрала выгодную и опасную позицию на подходах к Севастополю: там проходил фарватер и можно было наблюдать и те корабли, что шли с моря к Севастополю, и те, что выходили из порта.
Но могла ли подводная лодка проникнуть в «мешок», образованный минными полями, если наши корабли ходят по скрытым фарватерам? Этот вопрос обсуждался вечером в кают-компании, и флагманский штурман Иван Иванович, как всегда категорически, заявил:
– Очень просто! Подводная лодка увязалась за каким-нибудь тихоходным транспортом, идущим по фарватеру с моря в Севастополь, и прошла у него на хвосте!
Как бы то ни было, но в конечном счете на поступающие доклады о появлении перископов надо было реагировать.
Контр– адмирал принял решение поставить в районе Херсонесского маяка морской охотник с гидроакустикой и глубинными бомбами. Правда, он и раньше находился здесь в дозоре, но сейчас его, по выражению начальника штаба, «сдвинули в угрожаемый квадрат».
Морской охотник под командованием лейтенанта Остренко пришел в назначенный район с наступлением темноты на малом ходу, с затемненными огнями. Первая ночь на позиции прошла спокойно, ничего обнаружено не было. [35]
Как только забрезжил рассвет, катер-охотник ушел к высокому берегу, где у подмытых вечной работой моря древних каменных скал образовались промоины и пещеры. Здесь он и отстаивался до наступления темноты. Днем поиск подводной лодки в этом районе производили самолет МБР-2 и звено катеров-охотников. С наступлением темноты снова выходил на позицию катер лейтенанта Остренко.
Так продолжалось несколько дней. Экипаж охотника наблюдал, как проходили от кавказских берегов груженые транспорты в охранении боевых кораблей (это доставляли в Севастополь запасы продовольствия и снаряжения), как выходили на фарватер тральщики и дрались в воздухе самолеты. Перископ подводной лодки в эти дни ни разу не удалось обнаружить.
Остренко знал, что в ближайшие дни предполагается выход эскадры флота в море, и это настораживало его. Каждую ночь, набросив на плечи шинель, он сидел на мостике катера. Спокойное, широкое и красноватое от избытка здоровья лицо его было серьезно и сосредоточенно. Дежурный акустик внимательно вслушивался в подводные шумы. Сигнальщики зорко следили в ночном полумраке за водной поверхностью.
Провизия и вода на морском охотнике были уже на исходе. А подводная лодка или переменила позицию, или играла в «кошки-мышки», как определил Остренко.
Но недаром Остренко когда-то был известным очаковским рыбаком. Он знал: чтобы взять добычу, надо иметь терпение и выдержку. Если подводная лодка почему-либо и отлеживается на грунте, то она в конце концов покажет себя. Командир говорил своим матросам:
– Катер-охотник на то и называется «охотником», чтобы уметь выслеживать и выжидать!
При этом он поглаживал свою жесткую рыжую бороду, которую холил и берег с первых дней войны. Первое время его так и прозвали на дивизионе – «человек с бородой», а потом к бороде привыкли, так как многие моряки обзавелись тогда если не бородами, то уж усами обязательно.
Утром, когда лейтенант Остренко собирался возвратиться в базу, над водой лежал редкий в это время года белый туман. Он медленно тянулся с моря на сушу. Остренко решил переждать до восхода солнца. Скоро в полосах тумана появились «окна» и стала видна узкая полоска береговой отмели с красным влажным песком, а временами показывался на полуострове бело-черный маяк, издали напоминавший турецкий минарет. [36]
Приладив зеркальце к переборке каюты, Остренко начал править на ремне бритву: отпустив бороду, он тщательно брил усы. С давних времен у него установилась привычка, когда ожидались неприятности по службе или надо было докладывать начальнику плохие вести, он тщательно брился и непременно пришивал свежий подворотничок. Эта привычка приводить себя в подтянутое, собранное состояние делала его более спокойным и не давала сорваться с языка горячему слову. А у Остренко еще много осталось от прежнего рыбака, он мог вспыхнуть от любой показавшейся ему обидной фразы.
Настороженным и чутким ухом командира он ловил доходившие через открытый иллюминатор шорохи и всплески волны у борта катера, стук деревянных лопаток, – это матросы убирали верхнюю палубу, – и тихую песню, которую вполголоса пели они:
Мы из бухты уйдем на закате,
И любимая смотрит с тоской
На веселого парня в бушлате
В замечательной форме морской!
«Ну уже теперь будет шуму в кают-компании. Скажут: «Нашли кого посылать… Остренко. Он, кроме камбалы и бычков, и не видел ничего…» – с досадой думал о предстоящих разговорах лейтенант, рассматривая в зеркальце свою роскошную бороду. Особенно будет изощряться лейтенант Шентяпин, который сам просился на поиск подводной лодки. Но командир дивизиона Гайко-Белан рассудил иначе, и его поддержал начальник штаба. А теперь и перед командиром дивизиона совестно. Ведь, отправляя Остренко на позицию, он сказал: «Смотри не осрамись, дело серьезное. Нужно наконец рассчитаться с подводной гадюкой!»
Верхняя губа была уже выбрита, когда с мостика раздался тревожный доклад сигнальщика старшины второй статьи Шмаля:
– Вижу перископ! Слева сорок пять градусов, дистанция один кабельтов!
Одновременно ударил сигнал боевой тревоги. На мостике в это время находился помощник командира лейтенант Белошицкий. Без кителя, в тельняшке и с мылом на лице Остренко вылетел на мостик. Помощник уже дергал ручки машинного телеграфа. Заработали моторы. Сигнальщик, вытянув руку, красным флажком показал туда, где он только что видел перископ.
Остренко скомандовал открыть огонь и, как только заработали моторы, дал ход вперед и повел катер на таран. [37]
Но перископ уже исчез под водой. Туда ударил снаряд из носового орудия; встал водяной столб. И в следующее мгновенье, когда катер набрал скорость, Остренко уже подал команду:
– Атака подводной лодки! Бомбы товсь!
– И сразу же:
– Бомба!
Прямо на расходящиеся по воде круги, где только что разорвался снаряд, полетела первая серия глубинных бомб, сброшенных умелой рукой минера старшины второй статьи Якова Кобца. Среднего роста, коренастый, широкоплечий Кобец, ухватившись за рычаг бомбосбрасывателя, действовал быстро и уверенно. Он напряженно следил одновременно и за мостиком, откуда каждую секунду могла последовать команда, и за морем, где уже, раскалывая зеленую толщу воды, поднимались гребни тяжелых взрывов глубинных бомб.
«Промаха быть не должно! Действуй смелее, Остренко!» – подбодрил себя лейтенант.
Развернув катер на обратный курс, сбросили повторно серию глубинных бомб и застопорили ход. Акустик прослушивал малейшие шумы моря.
Вы знаете, как действуют глубинные бомбы в воде? Они как бы ступеньками взрываются на различных глубинах и нащупывают лодку. Какая-нибудь из них даст близкий к подводной лодке взрыв и этим или разрушит корпус, или повредит механизмы. Глухие мощные взрывы один за другим, словно молотом, ударят по железному корпусу лодки. Замигают и погаснут электрические лампочки, осыплется изоляционная пробка и краска с подволока. Станут слезиться заклепки, начнется утечка топлива, и выйдут из строя механизмы. Подводная лодка в агонии.
Солнце уже разметало туман, и на море становилось ослепительно светло, когда сигнальщик Шмаль обнаружил на воде масляное пятно.
– Смотрите, товарищ командир!
Синие соляровые пятна блестели на солнце. Но акустик так и не слышал шума винтов подводной лодки. Кроме сигнальщика, никто не видел и перископа. Механик катера техник-лейтенант Носов зачерпнул забортную воду с соляркой, попробовал ее и принялся сливать в бутылку, чтобы доставить на базу.
Остренко припоминал, что нужно делать в этом случае. Он подозвал помощника и сказал:
– Определите свое место и дайте в штаб радиограмму: [38]
«В широте… долготе… атаковал немецкую подводную лодку».
Неизвестно, сколько времени простоял бы катер Остренко, следя за тем, не появится ли вновь подводная лодка, но тут из-за широкого мыса, разбрасывая носом воду, выскочили на полном ходу три катера-охотника, а в небе над ними появилось, блестя белыми крыльями, звено морских самолетов.
– Как быстро вызвал их помощник, – удивился Остренко. Но это было не так. Оказалось, что береговой пост, наблюдая за морем, увидел, как маневрировал катер Остренко, заметил взрывы глубинных бомб и доложил об этом по телефону в штаб, а оттуда прислали помощь.
В штабе Остренко подробно доложил о том, что, обнаружив перископ, он атаковал подводную лодку; в доказательство представил бутылку морской воды с соляркой, взятой на месте бомбометания.
Бутылку с ее содержимым я сам держал в руках, но являлось ли это доказательством? Никаких подтверждений того, что подлодка была потоплена, мы не получили. И чья это лодка поднимала перископ – оставалось одной из загадок войны.
Позже, по окончании войны, все-таки стало известно, что с началом военных действий на море, с июня по декабрь 1941 года, румынская подлодка «Дедьфинуд» совершила шесть выходов на наши морские сообщения и побывала у крымского и кавказского побережий. Подвергалась ли она атакам, неизвестно.
Глава восьмая
Раннее утро. Чуть розовеет небо над Мекензиевыми горами, росой дымятся берега, а над темно-зеленым морем поднимается редкий туман. Ничто не нарушает сейчас утренней тишины.
Но вот на стоящих у пристани тральщиках «Валерий Чкалов» и «Комсомолец», чихая и дымя, заводятся моторы, и катера медленно отходят от влажной пристани, вытягивают тралбаржи и плавно ведут их по застывшей сонной воде, к выходу из бухты, в море.
Утренняя тишина обманчива. Над Малаховым курганом, как клочья хлопка, висят в небе разрывы снарядов. Где-то высоко среди перистых облаков идет немецкий самолет-разведчик. На зенитной батарее, установленной на Мысу, видны запрокинутые вверх длинные стволы пушек, [39] на Константиновском равелине на тонкой мачте повис в безветрии флажный сигнал «Вижу самолеты противника».
А тральный караван, не торопясь, выходит на фарватер.
Прошло уже несколько дней с тех пор, как лейтенант Глухов на катере-охотнике взорвал глубинной бомбой вражескую магнитную мину. Уничтожение мин, хотя и с большим трудом, налаживалось. Но авиация противника систематически продолжала минные постановки.
Каждую ночь на Севастополь с темного неба падали магнитные мины. Зенитные батареи встречали вражеские самолеты яростным огнем, и мины падали иногда на малых глубинах, на отмелях и не взрывались. 24 июня одна из таких мин была обнаружена в районе Херсонесского музея. В начале июля военный инженер 3 ранга М. И. Иванов впервые на флоте с риском для жизни разоружил в Очакове магнитную мину неизвестной конструкции. Это дало возможность изучить магнитные мины и применить новые средства борьбы с ними.
В Севастополь приехала группа научных сотрудников Ленинградского физико-технического института, которые разработали способ защиты кораблей от магнитных мин путем размагничивания. Возглавляли эту группу профессор А. П. Александров и известный ученый И. В. Курчатов. Кто из командиров кораблей не знал потом знаменитой станции размагничивания, без «визы» которой не выходил из бухты ни один корабль.
Вскоре на наших тральщиках в Стрелецкой бухте появились моряки, одетые в иностранную форму: это были английские офицеры. Они ходили по верхней палубе кораблей с какими-то приборами, осматривали наши противоминные обмотки. Переводчиком при разговоре с ними был А. Луначарский, сын А. В. Луначарского. Молодой Луначарский был прикомандирован к нашему соединению ОВР как работник политотдела, помогал выпускать многотиражную газету, был корреспондентом центральных газет и переводчиком.
Увидев английских офицеров на своих кораблях, я спросил у минера Щепачепко, что это значит.
– Это специалисты по магнитным минам. Явились якобы помогать нам. Но у нас уже есть противоминная обмотка. Ничего нового они не сообщили. Не столько помогают, сколько высматривают! А об устройстве магнитной мины вообще ничего не говорят!
Непосредственно в нашем соединении работала также группа научных сотрудников под руководством кандидата [40] технических наук О. В. Брона. Попал он к нам из севастопольского флотского экипажа в звании интенданта 3 ранга. Это был уже не молодой, сдержанный и немногословный человек.
Когда контр-адмирал Фадеев узнал, что Брон работал до войны начальником лаборатории по электроизоляционным материалам, он прямо-таки ухватился за него. Брону было поручено изучить устройство разоруженной М. И. Ивановым магнитной мины, дать ее описание и рекомендовать средство борьбы с этой миной. Брону помогал молодой талантливый инженер Б. Т. Лишневский.
Через три дня они доложили о выполнении задания. Мина была изучена, описано ее устройство, и появилось предложение усовершенствовать нашу примитивную трал-баржу. Баржу заполнили для большей плавучести дровами, по бортам положили обмотку из электрического кабеля, а с тральщика-буксировщика поступало питание. При прохождении электрического тока в обмотке создавалось сильное магнитное поле, оно и вызывало взрыв магнитной мины. Этот трал назвали официально «БЭМТ» (баржевой электромагнитный трал), мы же называли его у себя на соединении тралом Лишневского. При создании трала были использованы рекомендации Курчатова и Брона, но молодого энергичного и непоседливого Лишневского мы почти каждый день видели у себя на кораблях, на тралении в море, до последнего дня, пока он не погиб при разоружении мины.
Были и другие оригинальные проекты уничтожения вражеских мин. Предлагалось, например, на Инкерманском створе уложить кабель, своего рода петлю и по ней пропускать электрический ток. Возникшее вокруг кабеля магнитное поле подорвет близлежащие мины. Ведь фашисты сбрасывали мины, как правило, на Инкерманский створ. Но для осуществления этого требовалось такое количество электроэнергии, что надо было отключить все производственные предприятия и городской трамвай. И что получилось бы, неизвестно.
…Мирные на вид небольшие суденышки, недавно сменившие узкие вымпелы рыболовных сейнеров на бело-голубой военно-морской флаг и называющиеся сейчас катерами-тральщиками, идут впереди трал-баржи, буксируя ее. Они первыми должны пройти над магнитными минами. Для безопасности траления катера-тральщики подбирались из кораблей с деревянным корпусом, но железа и стали на них было много. [41]
«Зеленый дивизион» – так называли в шутку эти тральщики из-за принятой на рыболовецких судах зеленой окраски корпуса. В тишине, нарушаемой лишь мерным стуком двигателей, идет напряженная и опасная работа.
Тральщик «Комсомолец» выходит на фарватер, травит до отказа длинный буксир и ложится на Инкерманский створ. Траление началось. У штурвала стоит рулевой, удерживая катер так, чтобы баржа шла точно по невидимой полоске фарватера. Командир тральщика мичман Баштаник не отходил от компаса – при тралении нужно точно держаться заданного курса.
Вчера все светлое время суток тральщик проходил безрезультатно по этой дорожке. Что принесет сегодняшний день? Галсы{1} длинны и однообразны, летний день бесконечен. Но на четвертом галсе, когда вся команда на верхней палубе заканчивала утренний завтрак, в двадцати метрах за кормой тральщика раздался страшный грохот. «Комсомолец» подбросило в воздух вместе с массой воды, потом он тяжело рухнул вниз, посыпались осколки стекол, разбитых в штурманской рубке, послышались крики матросов, сброшенных с палубы корабля за борт. Над морем поднялся высокий столб воды с грязно-черным гребнем, и ядовитый синий дымок сгоревшей взрывчатки отделился от места взрыва.
У командира тральщика разбиты губы о медные поручни, но он, сплевывая кровь, запрашивает у механика по переговорной трубе: «Как машины?» Оба мотора заглохли, но удержались ли они на фундаменте?
Механик долго не отвечает, возится в машинном отсеке, затем моторы заводятся. На Константиновском равелине поднимают позывные тральщика и запрашивают: «Нужна ли помощь?»
Командир приказывает сигнальщику передать семафор: «Пришлите катер за ранеными. Траление продолжаю!»
Сброшенные за борт матросы подняты на палубы, им оказана помощь. Пока сигнальщик еще машет красными флажками, передавая семафор, к борту тральщика уже подходит дежурный катер с врачом.
Отправив раненых на берег, командир ставит ручки телеграфа на «малый вперед». Буксирный трос натягивается, веером летят брызги соленой воды, корабль прибавляет ход, и траление продолжается. [42]
На каком галсе, когда и где взорвется следующая мина, трудно сказать, но она обязательно взорвется и, как всегда, неожиданно. В ученых трудах по минному делу, анализирующих работу тральщиков, даже выведен процент неизбежных потерь кораблей-тральщиков при боевом тралении мин.
Но ко всякой профессии привыкает человек: летает ли он на реактивном самолете, ходит ли в штормовую погоду на торпедном катере или охотится на тигров. Он везде чувствует себя уверенно, если знает досконально свою специальность, если полюбил от души свою профессию.
Когда– то, в тридцатые годы, я плавал на торпедных катерах. Маленький легкий корабль развивает на воде огромную скорость, за кормой клокочет вода, хлещет ветер, и брызги волн бьют в лицо, как град. Палуба выпуклая, без ограждений, скользкая, узкая и мокрая, а матросы свободно пробегают на ходу с носа на корму и обратно, как будто это происходит на палубе обыкновенного пассажирского теплохода.
Привыкли к своей работе и экипажи тральщиков. Корабль ходит с тралом над миной, а в это время кок разливает крепчайший чай в белые кружки, обжигающие губы, и режет свежий хлеб. Кренится на волне корабль, расплескивается терпкий чай. Но упрямый кок, приноравливаясь к волне, снова доливает кружки. Корабельный поэт даже сложил стихи:
Нас утро встречает
Расплеснутым чаем!
Изо дня в день, ежеминутно рискуя, безотказно ходят эти небольшие суденышки. Настоящие труженики моря, они обеспечивают безопасное плавание большим кораблям. Теперь и моряки с линкора и крейсеров прониклись к ним уважением, командиры боевых кораблей все чаще запрашивают: «А чист ли фарватер?», «Сколько сегодня уничтожено мин?»
Глава девятая
После того как инженер Иванов разоружил магнитную мину, нам казалось, что с минной опасностью мы справимся успешно. Но вот 1 июля эсминец «Быстрый» подорвался при выходе из Северной бухты. И хотя корабль остался на плаву, командир вынужден был посадить его на отмель. [43]
В чем же дело? Ведь этот район был уже протрален! Оказалось, что не все мины, сброшенные за последние дни, поддаются уничтожению. Командиры дивизионов доложили об этом контр-адмиралу Фадееву. Тральщики с электромагнитной баржей делали над минами положенное количество галсов, а мины не взрывались. Возникло предположение, что немцы, убедившись в недостаточной эффективности первых магнитных мин, применили на этот раз мины какой-то новой конструкции. Поэтому контр-адмирал Фадеев приказал водный район, где лежали «неподдающиеся» мины, оградить буями и вешками. Его объявили закрытым для плаванья всех судов и кораблей. Это побуждало минеров искать возможность самим увидеть и «пощупать», что представляют собой новые мины и как их уничтожать.
Помог случай. Нет, не случай, а настойчивое и внимательное выполнение своего долга. Было так. В ясный, погожий, очень тихий день, проходя с тралом за кормой по Северной бухте, командир катера-тральщика «Байдуков» старшина Неделенко увидел в прозрачной воде мину. Она лежала на песчаном дне. Неделенко уже ходил над этим местом, мины тогда не было. Следовательно, сделал он вывод, это одна из недавно сброшенных мин, «свежая». Старшина поставил буек и по возвращении в базу доложил помощнику контр-адмирала по тралению капитан-лейтенанту Леуту. Решено было мину поднять. На следующий день водолазы осторожно застропили ее, на понтоне прибуксировали к пустынному берегу на Северной стороне у Контантиновского ревелина и при помощи автомашины и длинного троса благополучно вытащили на берег.
Было безветренно, тихо в тот день, когда помфлагминера флота капитан-лейтенант И. А. Ефременко, военинженер 2 ранга И. Иванов и флагманский минер нашего соединения И. В. Щепаченко приступили к разоружению мины. Помогали им младший командир Аксенин и краснофлотцы Щерба и Андрющенко.
Устройство магнитной мины не было для них разгадкой, а эта была похожа на магнитную, и разоружение шло успешно. Зарядное отделение со взрывчатым веществом было отсоединено благополучно. Минеры не ожидали подвоха и работали спокойно. Но при вскрытии одной из горловин произошел неожиданный взрыв. Ефременко, Иванов и краснофлотец Щерба были убиты на месте. Тяжело был ранен Щепаченко и ранены Андрющенко и Аксенин. [44]
Оказалось, что в новых образцах мин немцы, стремясь сохранить в тайне конструкцию аппаратуры, поместили в отсеке под крышкой небольшой взрывчатый заряд. Взрыв такой ловушки-заряда назвали впоследствии «камуфлетом».
Но и это так трагически закончившееся разоружение помогло в борьбе с врагом. По остаткам приборов после взрыва специалисты установили, что новая мина была акустической. Кроме того, теперь наши минеры знали, что в новых минах при разоружении их ожидают заряды-ловушки. Надо было находить способы бороться и с ними.
В эти дни произошло еще одно событие, которое подтвердило сделанные наблюдения. В море в ближнем дозоре находился катер-охотник № 0101 под командованием лейтенанта Шентяпина. Катер лежал в дрейфе, засвежевший норд-вест постепенно относил его к берегу.
Была теплая летняя ночь. На западе от катера плескалось под лунным светом беспокойное море, а на востоке темнел высокий обрывистый берег с небольшими лощинами и узкими пляжами у самой воды. К полуночи налетел порывистый ветер и тревожно зазвенел вантами. Он свистел в щели обвесов на мостике и раскачивал корабельную антенну. В 23 часа 30 минут дежурный акустик доложил лейтенанту Шентяпину, что слышит в наушниках ритмичные звуки, напоминающие работу судового хронометра.
«Что бы это могло быть? – подумал Шентяпин. – Глубины здесь небольшие, не лежит на грунте магнитная мина, она ведь имеет часовой механизм?»
Моряки, а особенно подводники, хорошо знают о большой звукопроводимости воды. Акустики, обнаружив подводную лодку, часто слышат не только работу ее винтов во время хода, но и разговоры людей и стук инструментов в отсеках лодки, когда она лежит на грунте.
Лейтенант Шентяпин приказал акустику продолжать наблюдение, а в машинное отделение передал сигнал «заводить моторы». На средних оборотах корабль дал ход. Не успел катер пройти и десяти метров, как за кормой раздался сильнейший грохот, который бывает при взрыве донной мины. В деревянном корпусе катера в трех местах появилась течь. В машинное отделение ворвались фонтанчики забортной воды. Сыграли аварийную тревогу. Начали конопатить борт, но скоро припасенного аварийного материала не хватило, в ход пошли одеяла, тельняшки, брюки. Передать радиограмму в базу оказалось невозможно: рация вышла из строя. [45]
Несмотря на сильное сотрясение, левый мотор завелся, и малым ходом, выкачивая все время воду, катер-охотник ранним утром вошел в бухту.
– Ну, будет сейчас веселый разговор, – сказал тихо лейтенант Шентяпин своему помощнику, увидев на берегу у пристани командира дивизиона Гайко-Белана, инженер-механика Запалова и контр-адмирала Фадеева, нетерпеливо шагавшего вдоль пристани.
– Быть грозе, – подтвердил помощник и быстренько сбежал с мостика.
Когда катер пришвартовался и мотор заглох, в наступившей тишине раздался голос контр-адмирала:
– Командир! Доложите, что случилось!
А командир катера, не растерявшийся в момент взрыва и принявший энергичные меры для сохранения корабля, сейчас в нерешительности топтался на мостике; ему еще ни разу не приходилось докладывать, будучи одетым не по форме, в одной тельняшке и брюках.
Но контр– адмирал уже все понял.
– Потрудитесь привести себя в порядок, а потом явитесь ко мне, – сказал он и, резко повернувшись, направился к зданию штаба.
Необычное происшествие с катером Шентяпина натолкнуло на мысль, что причиной взрыва мины явился шум винтов катера, что, следовательно, мина была акустической. Ведь катер стоял над миной, и она не взорвалась, но стоило ему завести моторы и дать ход, как раздался взрыв.
Этот случай показал также, что акустическую мину можно уничтожить путем прохождения над ней катера-охотника.
Предположение требовалось проверить. Выбор снова пал на Глухова и его морской охотник. Лейтенант Глухов уже имел опыт. На него можно было положиться.
Опять появился на катере штурман Дзевялтовский. Дело было куда сложнее, чем раньше, когда вытраливали магнитные мины. Надо было точно пройти над миной и вызвать взрыв… работой винтов. Операцию продумали до мельчайших деталей. Риск был велик, но расчет точен.
Глухов сознавал всю ответственность задания, готовил к этому экипаж. На собрании личного состава катера перед выходом в море он сказал:
– Товарищи! Скрывать не буду, мы идем на опасное дело. На этот раз нам поручено очистить фарватер от [46] акустических мин. Этого требует Родина. Уверен, что каждый из нас выполнит свой долг!
Контр– адмирал Фадеев перешел для наблюдения на рейдовом катере на пост Константиновского равелина. Со стен старого равелина открывался весь внешний рейд, где лежали огражденные вехами мины. На равелине были оборудованы средства связи, а у причалов стояли катера, готовые в любую минуту прийти на помощь тральщикам.
На этот раз не все получилось гладко. Выйдя в район траления, катер Глухова долго ходил в обвехованном районе без всяких результатов. Иван Иванович Дзевялтовский потом рассказал, что для того, чтобы взорвать мину и успеть уйти, они проносились над миной на самых больших скоростях, предполагая, что, чем быстрее проскочат, тем лучше. Но после безуспешных двадцати галсов Глухов застопорил моторы катера и сказал:
– А ведь, как я припоминаю, лейтенант Шентяпин рассказал, что он в момент взрыва шел на средних оборотах, а мы носимся, как лихие торпедники.
Он вспомнил, что вчера над этими минами на больших скоростях проносились торпедные катера, но их ревущие моторы, быстро вращающиеся винты не вызвали взрыва мин.
Глухов долго еще стоял на мостике, обдумывая что-то, а затем приказал сигнальщику передать на КП равелина семафор – «прошу разрешения пройти над минами на средних оборотах».
Глухов предполагал, что взрыватель новой мины рассчитан не только на определенные шумы винтов, но и на длину большого корабля. А маленький и короткий катер и на средних оборотах имеет достаточную скорость и успеет уйти от места взрыва.
Контр– адмирал сам прочел семафор и, немного подумав, сказал:
– Дать добро.
Моряки любят этот сигнал. Он разрешает вам то, о чем вы просите. Обычно он как бы отвечает вашим желаниям. Сейчас это «добро» разрешало страшный риск, но другого выхода не было. И вот катер-охотник снова пошел по прежнему курсу, уже на средней скорости.