Текст книги "Журнал «Если», 1998 № 05"

Автор книги: Владимир Гаков

Соавторы: Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Майкл Коуни,Станислав Ростоцкий,Василий Горчаков,Константин Дауров,Уильям (Вильям) Браунинг Спенсер,Морган Лливелин,Наталия Сафронова,Юлия Мочалова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Литературный портрет

Вл. Гаков
Харизма Майкла Коуни

Известный фантаст и литературовед Джеймс Ганн, автор энциклопедии фантастики, как-то опубликовал список: «Самые недооцененные авторы НФ». Речь шла о тех, чье творчество, по мнению Ганна, не имело большого коммерческого успеха, но оставило заметный след в истории литературы. Как раз на слово «литература» профессор Ганн особенно и напирал, составляя свой перечень незаслуженно забытых…

В этот список попал и Майкл Коуни, потому что без книг этого автора (из которых лишь одна завоевала высшую премию, да и то британскую) немыслимо представить себе развитие англоязычной фантастики в 1970-е годы.

Майкл Коуни был писателем, а не автором бестселлеров, модных «хитов» сезона, коммерчески беспроигрышных серий или поделок на темы популярных фильмов или телесериалов, – вот в чем дело.

* * *

Майкл Грейтрекс Коуни родился 28 сентября 1932 года в одном из крупнейших английских городов – Бирмингеме, в семье зубного врача. Окончив местный колледж Короля Эдуарда, он два года отслужил в Королевских ВВС, а потом долгое время работал «по финансовой части» – аудитором, бухгалтером, финансовым аналитиком в различных английских фирмах.

А в 1969 году уже успевший опубликовать первые научно-фантастические рассказы финансовый аудитор, попробовавший также выступить в роли управляющего небольшой гостиницей в графстве Девоншир, неожиданно меняет привычный ему сырой, дождливый британский климат на райское блаженство далеких тропиков. Коуни устраивается управляющим курортным отелем на острове Антигуа – тогда еще британской колонии, входившей в состав Антильских островов. На первый взгляд непереводимое название отеля «Jabberwock» оказалось по-своему символичным для начинающего фантаста, оно прекрасно знакомо всем, кто читал в подлиннике Льюиса Кэрролла. «Jabberwocky» – так в оригинале называлось бессмертное стихотворение, в переводе Маршака известное нам как «Бармаглот»…

Зов дальних странствий оказался непреодолимо сильным: в 1973 году Коуни навсегда покидает и свой солнечный остров в Карибском море, и родную Англию, переселившись на сей раз в Северную Америку. Писатель обрел постоянный дом на канадском острове Ванкувер – сравнительно малообжитом, покрытом нетронутыми заповедными лесами. Именно там, вплоть до выхода на пенсию в 1989 году, писатель Коуни работал управляющим Службы охраны леса провинции Британская Колумбия.

От острова Ванкувер до крупного американского города на северо-западе США, Сиэттла, рукой подать. Поэтому Коуни, оставаясь британским подданным и проживая постоянно в Канаде, считается одновременно как бы и американским писателем (по крайней мере, состоит он по сей день в профессиональной Ассоциации писателей-фантастов США, а не Великобритании). Хотя всякий, кто понимает разницу между «одноязычными» литературами Старого Света и Нового, услышит в творчестве Коуни специфический европейский акцент.

В литературе он дебютировал известным нашему читателю рассказом «Симбиот», опубликованным в 15-м выпуске регулярных английских антологий «Новая научная фантастика». Случилось это в 1969 году. Через несколько месяцев увидел свет еще один рассказ – «Шестое чувство», а к концу следующего десятилетия о Коуни уже говорили, как об одном из ведущих писателей-фантастов Великобритании.

Сам он рассматривал свои занятия литературой, как удовольствие – доставляемое себе и читателям. «Моя цель, – заявлял Коуни, – развлекать не только других, но и себя самого. Все мои романы написаны на разные темы, и я постоянно пытался варьировать свой стиль и манеру, но одному следовал неизменно: каждая книга должна содержать какую-то загадку, почти детективную тайну, распутывать которую доставит удовольствие моим читателям да и мне самому. Я не пренебрегал в своих произведениях и любовной линией, и психологией, и даже малыми дозами науки; но все же главной задачей считал загадывание разных каверзных задачек».

Коуни привлек внимание читателей и критиков первым же опубликованным романом – «Зеркальный образ» (1972), который известен нашим читателям под названием «Воплощенный идеал» [3]3
  Первая публикация на русском языке – журнал «Если» № 4, 1994 г.


[Закрыть]. Сюжет этой психологически густой, насыщенной книги закручивается вокруг открытия земными колонистами на одной из планет цивилизации разумных существ – «аморфов». Эволюция выработала у них своеобразный защитный механизм: при появлении неизвестных и, возможно, представляющих опасность «чужаков» аморфы немедленно мимикрируют в образы, для пришельцев самые что ни на есть милые, желанные, симпатичные. После чего новый дом превращается для колонистов в сущий рай – а как иначе назвать жизнь, в которой тебя окружают одни только безропотные и исполнительные слуги, преданные супруги да верные до гроба «братья наши меньшие»! Другое дело, что все это – лишь на первый взгляд, и платить за «утопию» рано или поздно, но придется…

В дальнейшем Коуни упоминает мир аморфов в двух других романах: «Бронтомех!» (1976) – как раз и принесшем автору единственный литературный трофей, Британскую премию по научной фантастике, – и «Сизигия» (1973). В последней книге ситуация напоминает классический рассказ Азимова «Приход ночи», только на сей раз землян ждет на далекой планете куда более «камерное», по космическим масштабам, зрелище: все шесть лун данной планеты выстраиваются над одним из полушарий. Последний раз подобное расположение светил имело место пятьдесят два года назад, и что тогда произошло с миром, освещаемым сразу шестью лунами, какие вызвало последствия, колонистам неведомо.

Не менее экзотичным выглядит мир далекой планеты в романе «Здравствуй, лето… и прощай» [4]4
  Русский перевод – журнал «Если» № 2, 1995 г.


[Закрыть](1975). Планета, на которой развертывается действие романа, входит в систему двойной звезды, причем оба светила регулярно «перетягивают» планету друг у друга. Это сопровождается приливными эффектами, вызывает на планете катаклизм – похолодание, наступление ледника. Впрочем, экзотический мир далекой планеты для Коуни – лишь сцена, на которой он разыгрывает чисто человеческую драму: любви и ненависти, преданности и предательства. По крайней мере, любовная история «инопланетных» (на самом деле, как почти во всех произведениях Коуни, это потомки земных колонистов) Ромео и Джульетты остается одной из самых ярких и самобытных в литературе, где лирика долгие годы вообще считалась чем-то надуманным, откровенно лишним.

По мнению многих – в их числе признанный мэтр британской научно-фантастической литературы и критики Брайан Олдисс, – вершиной творчества Коуни стал роман «Харизма», с которым читатель «Если» только что имел возможность познакомиться под названием «Особый дар». Роман – самое лиричное, пронзительное и психологичное произведение в творчестве Майкла Коуни и, как мне кажется, самое близкое ему по духу. Читатель оценит сюжетную изощренность развернувшейся детективной истории, в которой каждое «ружье стреляет», а каждый узелок не только крепко завязан, но и своевременно автором развязывается.

Из произведений совсем иного плана можно отметить сатирический роман «Друзья являются в ящиках» (1973), в котором весьма оригинально решаются две проблемы: демографическая и личного бессмертия! Каждого гражданина по достижении им сорокалетнего возраста подвергают хирургической операции: его мозг пересаживается в череп шестимесячного новорожденного, а спустя сорок лет все повторяется…

К концу 1970-х годов Коуни уже утвердил себя – вместе с Эдмундом Купером, Ричардом Каупером, Кристофером Пристом, Дэвидом Гаем Комптоном, Бобом Шоу и Иэном Уотсоном – в первых рядах британской фантастики, прямо не ассоциировавшихся с «Новой Волной». Однако влияния последней Коуни избежать не удалось, хотя он попробовал заняться литературным «серфингом», явно припозднившись!

«Мне кажется, – признался Коуни в одном из интервью, – мои ранние романы были слишком консервативны. Под этим я понимаю следующее: я был слишком прикован к известным данным различных наук, к тому, что мы слишком некритически называем „объективной реальностью“. В то время как уважающему себя писателю-фантасту следует как раз все время подвергать эту „объективную реальность“ сомнению, критическому анализу, ставить над ней эксперименты».

В начале 1980-х годов Коуни выпустил серию книг, ни по стилистике, ни по тематике абсолютно не похожих на его ранние романы. Новый цикл писателя «Песня Земли», представлявший странную интригующую смесь научной фантазии и мифологической фэнтези [5]5
  Редкие экскурсы Коуни в жанр чистой фэнтези ограничены двумя книгами на тему легенд о короле Артуре – «Гном по имени Фанг» (1988) и «Король острова Скипетра» (1989). (Прим. автора)


[Закрыть], состоит из дилогии – «Небесный паровоз» (1983) и «Боги великого исхода» (1984), а также самостоятельного романа «Кошка Карина» (1982), связанного с первыми двумя временем и местом действия: мифической Землей далекого будущего. Она населена разными видами разумных существ: «истинные» люди отошли от какой-либо активной созидательной деятельности, утопив себя в наркотическом трансе и лишь немногие пытаются отыскать в «сети альтернативных реальностей» (Ifalong – этот неологизм можно условно перевести как «еслибывки») некие новые основополагающие цели для угасающего в галлюцинаторном дурмане человечества…

Несомненное достоинство Коуни как писателя – его редкая на фоне многих коллег стойкость по отношению к главному соблазну коммерческой литературы: в чем, в чем, но в «сериальном» грехе писатель не замечен. Некоторые его произведения связаны (да и то чрезвычайно слабо) единым пространством-временем, но вот нудно разрабатывать однажды удачно найденную жилу – вплоть до полного ее истощения, – видимо, не в натуре Майкла Коуни.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы в своем творчестве он шел всегда своим самобытным путем. За сюжетной коллизией «Зеркального образа» незримо присутствует Филип Дик, за типичным британским романом о глобальной катастрофе «Дети зимы» – Джон Кристофер, а за «Кошкой Кариной» – Кордвайнер Смит. Кроме упомянутых романов «Сизигия» и «Здравствуй, лето… и прощай», неизбежны ассоциации с Азимовым при чтении рассказа Коуни «Страдания Ракуны Три», а с Хайнлайном и Олдиссом перекликаются романы «Герой холмистых дорог» и «Последние джунгли» (да еще, пожалуй, рассказ «Темница мысли»).

Только Коуни не просто переписывал предшественников, но наполнял их старые мехи новым вином! Собственно, в этом достоинство литературы, а не в новизне. Ведь и Шекспир, если вспомнить, не из головы выдумал историю своего мстящего за смерть отца принца Датского…

Автор статьи о Майкле Коуни во втором издании фундаментального труда «Писатели-фантасты XX века» (1986), Майкл Торли, писал: «Коуни был весьма продуктивным автором научной фантастики в середине 1970-х годов и, кажется, в последующее десятилетие снова активно возвращается в литературу, поразив даже видавших виды читателей новым циклом произведений „Песни Земли“… Писатель благодарен фантастике за то, что она позволяет пролить новый свет на старые проблемы. Кому-то могут понравиться изобретательные выдумки Коуни – вроде его „небесного паровоза“ или необычайных приливных эффектов на планете двух солнц; но мало найдется таких, кто посмеет отказать британскому автору в умении увлечь и развлечь читателя. В этом качестве Майкл Коуни заслуживает того, чтобы мир научной фантастики его заново открыл».

Увы, предсказание критика по поводу возвращения Коуни в научную фантастику, кажется, не сбылось. Однако и того, что он оставил в 1970-х, достаточно, чтобы помнить его книги и перечитывать их. В этом многих «хитов», гремевших, кажется, ему могут позавидовать и авторы еще совсем недавно.

Вл. ГАКОВ

БИБЛИОГРАФИЯ МАЙКЛА КОУНИ (Книжные издания)

1. «Зеркальный образ» («Mirror Image», 1972).

2. «Сизигия» («Syzygy», 1973).

3. «Друзья являются в ящиках» («Friends Come in Boxes», 1973).

4. «Герой холмистых дорог» («The Hero of Downways», 1973).

5. «Дети зимы» («Winter’s Children», 1974).

6. Сб. «Монитор, найденный на орбите» («Monitor Found in Orbit», 1974).

7. Сб. «Девушка с симфонией на пальцах» («The Girl with а Symphony in Her Fingers», 1975; выходил также под названием «Кусающие челюсти, хватающие клешни» («The Jaws That Bite, The Claws That Catch»).

8. «Харизма» («Charisma», 1975).

9. «Здравствуй, лето… и прощай» («Hello, Summer, Goodbye», 1975; также выходил под названиями – «Rax» и «Pallahaxi Tide»).

10. «Бронтомех!» («Brontomec!», 1976).

11. «Последние джунгли» («The Ultimate Jungle», 1979).

12. «Котел Нептуна» («Neptune’s Cauldron», 1981).

13. «Кошка Карина» («Cat Karina», 1982).

14. «Небесный паровоз» («The Celestial Steam Locomotive», 1983).

15. «Боги великого исхода» («Gods of the Greataway», 1984).

16. «Гном Фанг» («Fang the Gnome», 1988).

17. «Король царственного острова» («King of the Scepter’d Isle», 1989).

Факты

И помчатся сквозь воды морские…

Первой в мире страной, соорудившей фантастическую транспортную магистраль по вековой давности замыслу Жюля Верна, станет Норвегия: это автомобильный туннель, подвешенный под водой, который протянется поперек залива Хогс-фьорд близ г. Ставангера. Надо признать, тамошние инженеры выбрали хотя и смелый, зато экономичный и даже эстетичный вариант: ведь прокладывать подземный туннель чересчур накладно, поскольку глубина фьорда достигает 155 м, а тривиальный висячий мост, по мнению норвежской общественности, безвозвратно погубил бы прекрасный пейзаж!

Гигантская железобетонная труба длиной 1,4 км свободно зависнет на глубине 25 м за счет подъемной силы наполняющего ее воздуха. Впрочем, чтобы туннель не снесло в море, его все же придется закрепить либо посредством стальных тросов с якорями, либо с помощью цепочки понтонов, удерживающих на весу всю эту махину…

Все дело в антифризе?

Впервые в практике мировой науки удалось вернуть к жизни полностью замороженного зверька, а совершил это уникальное деяние биолог Пол Сигал из Калифорнийского университета. Медленно охладив лабораторного хомячка до -3 °C (сердце животного остановилось значительно раньше), исследователь выждал несколько минут, а затем столь же медленно опаял затвердевшее тельце: когда зверьку сделали искусственное дыхание, тот встрепенулся и воскрес! Подоплека чуда проста до гениальности: перед началом эксперимента в кровеносную систему хомячка закачали… антифриз Hextend, предотвративший образование кристалликов льда в клетках замороженного организма. Антифриз представляет собой природное вещество, защищающее арктических рыб от замерзания; его основные компоненты – сахар и кислота.

Сам Сигал предлагает использовать свою технологию для локального замораживания живых человеческих органов (при операциях на сердце и т. п.), скромно умалчивая о том, что в принципе она может решить пресловутую проблему анабиоза. Интересно, что его эксперимент так и не стал мировой сенсацией… должно быть, потому, что нынче весь мир обсуждает жгучие проблемы клонирования!

«Ничего себе пельмень!..»

Чтобы нанести на обшивку самолета новое лакокрасочное покрытие, старое необходимо удалить, и делается это с помощью агрессивного растворителя, то бишь методом весьма вредным и оставляющим кучу ядовитых отходов. И вот недавно американские инженеры придумали высокоэкологичный способ удаления краски с помощью… пшеничного крахмала! Крахмальная струя, направляемая вентилятором, очищает поверхность самолета так аккуратно, словно всю ее продраили мелкозернистой наждачной бумагой. Новый метод, крайне простой и дешевый, был с успехом опробован на «невидимом» бомбардировщике В-2: площадь его поверхности – 1000 кв. м, а маскирующее покрытие содержит стойкое углеродное волокно!

Проза

Уильям Браунинг Спенсер
Дочь Хранителя Судьбы

С черного неба сыпался черный дождь.

Грег сидел на вокзале и угрюмо смотрел в окно. В левой руке он сжимал голографический поцелуй Холли, точно это был его последний билет из Свипер-сити.

И это действительно было так.

Он ехал в Центр, где решится его судьба.

* * *

– Да, разумеется, – сказала регистраторша. – Числа забрали вашу жену и дочь. Вы хотите выиграть их обратно.

Для него регистраторша выглядела спокойной молодой женщиной приятной наружности. Отвернувшись, такую сразу забываешь.

– По закону я обязана сообщить вам о шансах, – продолжала она, и ее голос слегка изменился: включилась запись. – Сейчас я их рассчитываю, основываясь на доступной мне информации и предполагая, что сообщенные вами сведения точны. – Она сделала полагающуюся в таких случаях паузу. – Шансы против того, что вы выиграете Холли и Мириам, составляют 1230227 к 1.

Грег снова кивнул. Даже немного лучше, чем он предполагал.

– Я могу устроить вам встречу с Хранителем Судьбы, но эта встреча, разумеется, станет последней.

– Да.

– Тогда все в порядке. И последняя формальность. Вы должны подать мне заявление с мотивацией.

– Конечно. Я здесь потому, что люблю жену и дочь больше собственной жизни. Без них моя вселенная утратила всякий смысл. И… – Грег уставился мимо нее на мельтешение призрачных зеленых цифр, пробегающих по внутренним стенам всех зданий в Свипер-сити.

Пауза затянулась. Регистраторша выждала полагающееся по заложенной в нее программе время и выдала подсказку:

– Вы закончили подачу заявления?

– Нет. Хочу официально отметить очевидное. Я чувствую, что мне сегодня повезет.

* * *

Они были самой обычной парочкой: влюбленные старшеклассники. Она ходила вместе с ним на занятия по биологии и сидела за партой на три ряда впереди и правее. Он любовался тем, как льющийся в окна солнечный свет ложился на ее щеки, таинственным образом придавая ее лицу тепло, радость и энергию.

Ее звали Холли Били, а его Грег Хэлли.

Она приехала в город поздно осенью, через полтора месяца после начала учебного года, и принесла с собой в класс белокурую непосредственность и голубоглазую улыбку.

«Холли Хэлли», – думал Грег. Разве она сможет отказаться от такого восхитительного сочетания? Ей просто необходимо выйти за него замуж.

Он поспорил со своим лучшим другом Эмметом, что она примет приглашение Грега на следующий танец.

– Скорее собаки начнут танцевать на Луне, – заявил Эммет и проиграл пять долларов.

– Я чувствовал, что мне повезет, – признался Грег, рассказав Холли о пари.

– Я тоже, – ответила она и поцеловала его под дождем падающих листьев – возле гимнастического зала под сияющим звездным небом. Ее свитер потрескивал электричеством.

* * *

Две недели спустя Холли сказала, что должна ему кое в чем признаться.

Он медленно кивнул, настраиваясь услышать нечто скверное. Или что у нее есть друг в соседнем штате, или что ее родители снова переезжают, или что она испытывает к нему физическое отвращение, или…

– Я не человек, – сказала она.

Грег с облегчением рассмеялся и перевел дух.

– Серьезно. Я не шучу.

– Ну и пусть, – ответил он. А что тут удивительного? Это объясняло ее грацию, красоту и элегантность. Какой ослепленный страстью, влюбленный юноша признает, что его возлюбленная всего-навсего человек? Она же ангел, это очевидно!

– Нет, не ангел, – рассмеялась она, касаясь его руки.

– Тогда кто?

– Это трудно сказать, – нахмурилась Холли. – То есть я-то прекрасно знаю, кто я такая, но подобное трудно объяснить. Даже не могу подобрать нужное слово. Я та, которая может быть.

– Та, которая может быть, – улыбнулся Грег.

– Совершенно верно, – подтвердила Холли, обнимая его. Грег видел, что быстрота его ответа ей приятна. Ему очень не хотелось ее разочаровывать.

Но все же он признался, что не понял.

Она попробовала снова:

– Считай, что я исповедую некую религию. У вас ведь тоже есть религии – христиане, мусульмане, республиканцы и так далее.

– Ну и…

– Моя религия – событие. Мы считаем чудом то, что случается. Потому что все случившееся почти невозможно. Все шансы за то, что событие не произойдет – если сравнить их с числом событий, которые моглипроизойти взамен. Но все же событие случается, поэтому оно всегдаявляется чудом, слепым везением.

– Что-то я тебя не понимаю, – пробормотал Грег.

– Поцелуй меня. Думаю, этого будет достаточно.

Так оно и оказалось. Счастье мало зависит от знания; любовь не требует детального понимания объекта страсти. Любовь сводит людей, и зачастую их любовной лодкой годами правит всего-навсего поцелуй.

* * *

Вопрос о том, кто такая Холли, возникал нечасто. У нее была лишь одна особенность, сильно тревожившая Грега. Казалось, Холли считала себя неуязвимой. Она не знала страха. Она могла ночью прыгнуть в воду со скалистого утеса, а отцовский БМВ водила по проселочным дорогам на такой безумной скорости, что сидящий рядом Грег с трудом сдерживал крик – лишь бы доказать, что он достоин этой безрассудной красавицы.

Родители приучили Грега к мысли, что страх есть дань судьбе. К тому же он был от природы осторожен и даже детские игрушки сперва нерешительно пробовал пальцем, словно опасался, что они нашпигованы булавками или взрывчаткой, а первый глоток молока из стакана делал с видом человека, подозревающего, что его хотят отравить.

Осторожный мальчик вырос в осторожного юношу и в первую ночь их любви, когда его родители уехали на выходные, стал нашаривать на столике рядом с кроватью презерватив. Он привел Холли к себе в комнату после кино, и они сразу упали на кровать, одежда куда-то испарилась, а тела восхищенно кинулись навстречу друг другу, подобно пойманным дельфинам, выпущенным обратно в море.

А она выхватила у него презерватив и швырнула в угол.

Момент был неподходящим для споров, но позднее Грег высказал ей свою озабоченность. Неужели она хочет забеременеть? Ведь они, в конце концов, пока еще школьники.

Холли лишь пожала плечами. Дело не в ее желании или нежелании, пояснила она, а в том, что необходимо полагаться на Порядок. Шанс священен. Его нельзя менять. Лишь Зло ведет нечестную игру.

– Я здесь, потому что выиграла этот момент, – добавила она. – Судьбе нельзя диктовать; вот почему я сейчас с тобой.

Она не забеременела – ни в этот раз, ни позже. В следующем году они перешли в выпускной класс.

– Я никогда не видел твоих родителей, – сказал как-то Грег.

– Хорошо, я их вытащу из кладовки. Хотя, боюсь, тебе с ними будет скучно. У них очень ограниченная программа. Они ведь роботы, одна видимость.

И Грег приехал к ней в субботу вечером, мать Холли угостила его ужином, а отец – симпатичный седой мужчина с квадратной челюстью – говорил о футболе.

Родители Холли и впрямь были скучноваты и нередко повторялись в разговоре, но показались Грегу в достаточной степени человечными.

– Если у тебя родители роботы, – пошутил он, – то и ты сама робот.

Холли закатила глаза.

– А что, для тебя все люди в одинаковых костюмах тоже выглядят одинаково? – поинтересовалась она. – Не говори глупости.

Тело Холли Били, пояснила она, как и тела ее родителей – эти смертные движущиеся оболочки – подлинны. Если их вскрыть, окажется, что они люди до мельчайших подробностей. Но два из этих трех тел – лишь оболочки. Третье же, то есть блистательная Холли Били, недавно прибыло на Землю из… другой вероятности. Или, как принято говорить на земле, из параллельной Вселенной. И если ее приятель, размазня по имени Грег, не в состоянии почувствовать разницу между четой ходячих тостеров и ошеломляющей личностью Холли Били, то он не достоин ее общества.

Грег извинился за свою недогадливость:

– Не смей даже дразнить меня намеками на то, что уйдешь. Я не смогу без тебя жить.

– Осторожнее, – предупредила Холли, касаясь пальцем его губ. – Никогда не угрожай будущему. Того, что у нас есть, вполне достаточно.

* * *

А теперь ее не стало, и он не мог с этим смириться. Ему было мало всех лет, прожитых вместе.

Моросил дождь, и Грег задумался, не отражает ли хмурый день его настроение. Когда он прежде приезжал в Свипер-сити вместе с Холли, погода стояла солнечная, а улицы заполняла праздничная толпа.

Когда приезжаешь в Свипер-сити с Земли, он преображается на человеческий лад. После рождения дочери они часто бывали здесь. Делали небольшие ставки, открывали двери вероятностей, выигрывали или проигрывали и возвращались с удачей или неудачей в Лисбург, штат Вирджиния, где жили.

Тогда они были молоды и везучи.

* * *

Грег вошел в вагон, отыскал свободное место. Он предпочел бы ехать в одиночестве, но вагон быстро заполнился, и рядом с ним уселся мужчина средних лет в очках с тонкой оправой и шляпе-котелке.

– Не возражаете, если я закурю? – спросил мужчина, доставая трубку.

– Нисколько.

Мужчина уставился на светящуюся голограмму в руке Грега.

– Петиция? – спросил он.

– Да.

– Возлюбленная?

– Жена.

Мужчина кивнул, задумчиво затянулся и вздохнул.

– Случайно мы приходим, случайно уходим, – сказал он.

Безобидное утверждение, которое мог произнести любой житель Свипер-сити. Но в Греге оно породило иррациональную ярость, желание вцепиться в горло этому невозмутимому начетчику и задушить его, вопя на весь вагон: «Везение твое кончилось! Ты сидел рядом с неверующим!»

Вместо этого Грег уставился в окно. Огни Свипер-сити уплыли назад, и мрак за окном превратил стекло в черное зеркало. В нем он увидел себя – темноволосого мужчину средних лет, напряженного, но меланхоличного на вид и с отрешенностью в глазах, точно он уже признал поражение и увидел, как мелькающая мешанина цифр внезапно останавливается и вспыхивает красным, означая непоправимый проигрыш.

И тогда с черного потолка прогремит голос:

– Она мертва навсегда, и ребенок тоже. Да будет так. Петиция была исполнена по всей форме и апелляции не подлежит. Проситель должен дождаться решения Хранителя Судьбы.

Этим решением, разумеется, станет смерть – новый прилив цифр, который безразлично поглотит Грега. И его уничтожение станет просто примечанием, событием без последствий. Но он уже будет мертв, когда захлопнется последняя вероятностная дверь, когда Холли и Мириам исчезнут навсегда, а жизнь лишится смысла.

* * *

Грег и Холли закончили среднюю школу. Оба поступили в университет штата Вирджиния. Их друзья удивлялись, что они не живут вместе, но будто обитают в своем, отдельном мире. С другими они были вежливы, но сдержанны, не в силах скрыть правды: мир за пределами их взаимного обожания был химерой, наполненной суетой, еле слышными голосами и дурацкими социальными условностями.

– Мы станем жить вместе, когда поженимся, – сказала Холли. – Мне надо сообщить новость отцу.

– Я думал, твой отец – робот.

– Моему настоящемуотцу. Ты с ним еще не знаком. Он тебя не одобрит. Впрочем, он никого не одобрит. Он считает, что чем больше у человека привязанностей, тем чаще судьба оборачивается против него.

– Великая философия, – буркнул Грег. Холли поцеловала его в губы.

– Ничего, он свыкнется, – сказала она. – Он меня обожает.

Они поженились за год до выпуска. Свадьба была скромная, пригласили лишь несколько друзей-студентов, сестру и родителей Грега и родителей-роботов Холли.

– Насколько я понял, твой отец меня не одобрил, – сказал Грег.

– Твой настоящий отец.

– Нет, – Холли вдруг стала печальной. – Он смирился с нашим браком, но это оказалось для него ударом.

Вечером накануне свадьбы Холли пригласила Грега в свою квартирку над гаражом. Гораздо чаще она ночевала в двухкомнатной квартире, которую снимал Грег, неподалеку от университета.

– Ты никогда не спрашивал, куда я ухожу, – сказала Холли.

– Нет, – согласился Грег, и трепет сердца подсказал ему, почему.

Он боялся, что это знание может их разлучить. Когда она куда-то исчезала, он приезжал к ее квартирке, видел перед домом ее машину, заглядывал в освещенные окна и убеждался, что ее нет… И сомневался, что ему хочется знать, где она пропадает.

Похоже, она ощутила это и крепче прижалась к нему.

– Я не уезжаю далеко, – сказала она. – И всегда помню о тебе, где бы ни находилась. Но мы скоро поженимся. Тебе нужно увидеть мой дом. Там могут сбыться наши мечты.

И она взяла его с собой в Свипер-сити. В тот вечер дверь в него отыскалась под кроватью. Чаще всего она обнаруживалась в стенном шкафу. Научившись ее распознавать, Грег иногда замечал, как она, крадучись, перемещается по полу, а в летние дни отлеживается в ванной, словно спасающаяся от жары кошка.

– Это отпирает дверь, – сказала Холли и показала светящуюся голограмму. Он мгновенно узнал ее губы – приоткрытые, ярко-красные и блестящие. Поцелуй, запертый в рубине размером с бейсбольный мяч. Чтобы создать свою голограмму, надо было наклониться и поцеловать блестящую хрустальную пластинку на машине для изготовления ключей. Притворившись, быть может, что это твое заветное желание.

Губы целуют губы. Голограмма, запечатляющая этот поцелуй, могла открыть дверь. Ей соответствовало такое же изображение на двери.

– Это твой ключ, – пояснила она. – Если тебе когда-либо понадобится пойти туда одному, он потребуется и для входа, и для выхода.

Свипер-сити. Где же находится этот город? Все ответы были неудовлетворительными, бессмысленными и глупыми. Он находится в невообразимо далеком будущем. В параллельной вселенной. Там дом существа в человеческом облике, называемого ныне Холли Хэлли, и дом всех таких, как она. А точнее, как сказала Холли, он мог бытьее домом. Существует вероятностьтакого места. То был сон Холли, в котором она существовала, чтобы видеть его.

Свипер-сити был религией, или артефактом религии, или…

Грег сказал возлюбленной, что пока она ответила на вопрос достаточно подробно. Он взял ее за руку и крепко держал, пока они шли по городу, напоминавшему смесь Лас-Вегаса с Диснейлендом.

– Так видят его люди, – сказала Холли, и он не попросил ее объяснить подробнее.

На улицах бурлила людская толпа, летали шарики, тротуары были засыпаны конфетти. Клоун поднес к губам горн и издал грубый насмешливый звук.

– Пошли, – сказала Холли и завела его в казино под названием «Катящаяся кость».

В тот вечер они выиграли в рулетку беременность Холли, а дополнительно – работу для нее в местном рекламном агентстве.

Бурная ночь вымотала Грега, и он не смог уснуть, пока не вернулся в свой родной город. Он с тоской понял, что их жизнью управляет шанс.

Голос Холли был легким ветерком, овевающим его обнаженное плечо, полным тепла и сочувствия, литанией объяснения:

– Настоящее есть сумма произошедших прежде случайных событий. Каждый новый день более невероятен, чем предыдущий, потому что путь до него длиннее, а развилок на этом пути больше.

– А я привык думать, что обладаю свободой воли, – посетовал Грег. У него возникло ощущение, что любимая каким-то образом обманула его: пока он корпел над учебниками, она играла в карты, обеспечивая ему хорошие оценки.

– Нет ничего свободнее выпадающих Чисел, – возразила Холли. – И твоя воля тоже в этом присутствует. Свипер-сити рождается в твоих глазах; он обязан подчиниться твоему пониманию природы вещей. Не понимаю, с какой стати тебе так огорчаться? Ты должен признать, что я очень удачливый игрок. Ведь нам не приходилось ездить в Центр. Ни разу.