Текст книги "Касатка и Кит (СИ)"

Автор книги: Владимир Царицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

4.

Утро началось как обычно. Светлана Андреевна быстро провела планерку. Она довольно резко покритиковала бездельников из производственно-технического отдела за то, что тянут с проектом по

Камчатке. Потом потребовала от бухгалтерии быстрейшего подведения итогов по году. Потом велела главному инженеру и главному энергетику

(он был един в двух лицах) Ляпину Виктору Николаевичу срочно выехать в командировку в Комсомольск-на-Амуре и на месте разобраться с непрекращающимися авариями на подстанции.

– Заодно и вы, Василий Иванович, – обратилась она к кадровику, – с Виктором Николаевичем прокатитесь. Посмотрите, как там живут наши работники, в каких условиях.

– Но…, – начал Ляпин, – Новый год на носу. Боюсь, не успеем мы с Чуйкиным вернуться до праздника.

– А вы успевайте. Прямо после планерки – за билетами. Получите командировочные – и вперед! Все ясно? – Это уже ко всей аудитории. -

Тогда по местам. Работайте. А ты, Кабиров задержись. Отдельный разговор имеется.

Все вышли из кабинета.

Сергей Сергеевич Кабиров, нынешний коммерческий директор

"Кассандры" остался, как ему было сказано. Сидел, развалившись в кресле, и с улыбкой глядел на свою начальницу. Они со Светланой

Андреевной Корчагиной были знакомы с незапамятных времен. Кабиров тоже был выпускником ПИСИ, но окончил его на два года позже. Так же, как и Касаткина, распределился в ПримСУ и даже сменил ее в

"Кедровом", когда Свету перевели в управление. Потом он так и шел по ее следам. Касаткина, нет, тогда уже Корчагина, в главные инженеры – он в ПТО. Она начальником управления, его – в главные инженеры определила. А позже, когда Егор не оправдал ее надежд, заметила коммерческую жилку в Кабирове. И Сергей Сергеевич возглавил коммерческий отдел. Там он оказался на своем месте. Быстро расширил бизнес, предложив два новых направления.

Сегодня начальничьего разгона Кабиров не боялся. С коммерцией, он полагал, все было в порядке – контейнер с новогодними подарками должен был вот-вот прийти из Хабаровска, и еще два с сюрпризом из

Красноярска, а китайские фрукты уже были развезены по магазинам.

И все же что-то тревожное попискивало в груди.

– Ты что развалился, Сергей Сергеевич? – строго спросила Светлана

Андреевна. – Как у себя дома. Ногу на ногу положил. Ты в кабинете директора фирмы, между прочим.

Кабиров демонстративно выпрямился и сложил руки на столе, как примерный первоклассник.

– Ругать будете, Светлана Андреевна? – спросил дурашливо.

– Ты думаешь, не за что?

– Думаю. В вверенном мне подразделении все идет как учили.

– Ой ли?

– Абсолютно. Контейнер с новогодними безделушками на подходе.

Мандарины…

– Стоп, – перебила коммерсанта Светлана. – Я о трубах.

– О трубах…

– Да, о трубах. Почему еще не начались отгрузки? Я тебя спрашиваю, коммерческого директора. Или ты решил, что основная твоя задача – мандаринами торговать? Нет, дорогой Сережа. Твоя главная задача – производство обеспечивать. Всем необходимым. Я о восстановлении бронерубашек и бронедисков на РМЗ сама договорилась.

Думаешь, я теперь всегда за тебя работать буду?

– Ну что ты, Света! Не думаю я так…

– Так что с трубами?

– На челябинском трубном заводе какие-то проблемы с трубопрокатным станом, на котором наш диаметр катают. Но обещают в первых числах января все проблемы решить и начать отгрузки.

– В первых числах? – усмехнулась Светлана Андреевна. – Полмесяца они пьянствовать будут.

– Почему полмесяца? Рождество отметят и… с новыми силами, так сказать…

– Не с новыми силами, а с глубокого похмелья. Решат они проблемы, как же! А что за проблемы?

Кабиров пожал плечами.

– Может тебя в Челябинск отправить? Выяснить?

– Смилуйся, госпожа! – Кабиров сполз с кресла на колени и театрально вознес руки вверх. – Не губи! Я не хочу Новый год в аэропорту встретить.

– Так и быть, – смилостивилась Корчагина. – Отметишь Новый год и рождество, и дуй к поставщикам. И в Челябинск и на РМЗ и в Хабаровск на "Дальэнерго". Ты сам знаешь куда, мы с тобой этот маршрут уже обсуждали. Все понял?

– Все.

– Иди, коммерсант… Слушай, а что это за контейнеры из

Красноярска? В желдорнакладной указано – товары народного потребления.

– Суприз.

– Конкретней!

– Дюфсит. К Новому году. Поднимем более ста процентов.

– Сейчас дефицита нет. Есть только недобросовестные поставщики.

Ладно… В этих ста процентов уверен?

– Более чем.

– Ладно, иди.

Кабиров задержался в дверях:

– Свет, а ты что такая?..

– Злая?

– Раздраженная…

– Нормальная.

– Любовника бы тебе хорошего, вот я что скажу.

– Где ж его взять? Вот ты, например…

– Я не могу.

– Почему? Я знаю, ты своей жене изменяешь.

– С тобой не смогу.

– Что, такая страшная и старая?

– Ну что ты?! Вовсе нет. Понимаешь…, ты мне как сестра. И еще…, я тебя боюсь.

– Меня?

Светлана прыснула в кулак, а потом не удержалась и засмеялась в голос. Хохотала и не могла остановиться. Кабиров пятясь и хитро улыбаясь, вышел из кабинета.

Отсмеявшись, Света подошла к зеркалу.

– Ну, вот подруга. Докатилась. И на кого ты похожа? Тебя уже мужики боятся. Немудрено, что и Кит испугался…

На всякий случай она проверила почту. А в ящике было письмо.

Тревожно забилось сердце, почуяло…

Письмо было от Кита. Он писал… Собственно, ни о чем. Но он узнал! Он все-таки узнал меня! А если бы я не назвала его Китом?

Узнал бы? Не буду ломать голову. Главное – он узнал и ответил. Кит, милый далекий Кит…

"… Жду ответа, и будем друзьями…"

Конечно, будем. Кит, Кит, мы с тобой обязательно будем друзьями, потому что… Потому что никем другим быть не можем. Короче: потому что потому…

Касатка написала:

"Да, Кит, это я. Я не обиделась, что не узнал и не вспомнил сразу. Я сменила фамилию в 81-м году по причине замужества.

Стала Корчагиной. Факультет дурацкий? Это какой-то новый факультет, просто нашего гидротехнического не нашла.

Удачи, счастья, здоровья тебе и твоей семье в Новом году!

Будем друзьями. Жду ответа".

Хотела добавить: "Очень жду", но передумала.

Отправила.

"Короткое письмо, как ты просил, Кит. Несколько строчек. Ответит, тогда… Зря я поторопилась. Зря про семью… Слишком прозрачный намек. Какое тебе дело – есть у Кита семья, нет ли ее? Вот дура!

Дура несчастная! Но… что сделано, то сделано".

Светлана Андреевна вздрогнула, когда запиликал зуммер внутренней связи.

– Светлана Андреевна, к вам тут Чуйкин.

"Сейчас будет от командировки отпрашиваться" – подумала Корчагина и ответила Марине:

– Пусть заходит.

В кабинет как-то боком вошел кадровик – Чуйкин Василий Иванович – человек еще в принципе нестарый, но настолько неухоженный, в замызганном каком-то пиджачишке, натянутом на животе до резких складок, плохо подстриженный, с перхотью в волосах и на плечах, что выглядел гораздо старше своих тридцати девяти.

– Проходите, Василий Иванович. Присаживайтесь.

– Вот, – Чуйкин достал из папки лист бумаги. Еще один листок выпал из нее и спланировал к телевизору. Чуйкин сходил за листком, кряхтя наклонился, поднимая его, сунул в папку и вернулся к столу.

Сел на краешек кресла. – Это новое штатное. Надо подписать.

– Хорошо, – Светлана Андреевна положила листок на край стола. -

Но вы же не за тем пришли, Василий Иванович. Штатное расписание могли офис-менеджеру оставить.

– Вот, – снова повторил кадровик, вынимая из своей папки "летуна".

– Что это? – Светлана Андреевна быстро прочитала текст – всего одна строчка. – Хотите уволиться? Причина?

Василий Иванович резко передернул плечами, словно у него вдруг зачесалась спина.

– Не хотите в командировку ехать?

– При чем здесь это? Ваши приказы в фирме обсуждать не принято.

Сказали ехать – поеду. А вот когда вернусь… Короче – с нового года я хотел бы…

– Но почему, Василий Иванович? Вас не устраивает зарплата? Или я вас как директор предприятия не устраиваю?

Чуйкин снова передернул плечами. Это уже стало походить на нервное расстройство. Посмотрев кадровику в глаза, Светлана поняла, что Василий Иванович и правда очень расстроен. Можно даже сказать – убит горем. И на планерке он вел себя очень тихо. Сидел, погруженный в себя. Даже на неожиданное ее указание съездить в Комсомольск никак не отреагировал. Впрочем, Василий Иванович вообще никогда бурно ни на что не реагировал. Флегматик.

– У вас что-то случилось, Василий Иванович?

– Почему?.. Нет… Ничего у меня не случилось. Все в порядке…

Все у меня в порядке. В полном… Да.

– Но я же вижу, Василий Иванович, что у вас…

И вдруг Чуйкин всхлипнул. Как женщина. И закрыл лицо ладонями.

Светлана Андреевна глядела на его руки с обкусанными до мяса ногтями и не знала как себя вести, что говорить. Такое она видела впервые, чтобы мужик плакал.

– Извините. – Чуйкин достал несвежий носовой платок и вытер слезы, следом высморкался. Успоковшись, сказал: – Если будете настаивать на отработке, – пожал плечами, – что ж, отработаю…

Подпишите мое заявление. Пожалуйста…

– Хорошо, я подпишу. Но… может, расскажете, что у вас случилось? Может, мы вместе найдем более разумное решение? Какой-то компромисс?

– Вместе? – Чуйкин поднял на Корчагину глаза; они были красные, а во взгляде стояла боль.

– Вместе. А почему нет?

– Можно я закурю?

– Конечно. Вы знаете, что в моем кабинете курят. Я сама курю.

– А я вот не курил семь лет. Начал…

Светлана Андреевна подвинула Чуйкину пепельницу. Он закурил.

Долго молчал, потом спросил:

– Светлана Андреевна, вы своему мужу изменяете?

Светлана было возмутилась, естественным образом отреагировав на бестактность вопроса, но еще раз взглянув на пришибленного и несчастного Василия Ивановича, сдержалась.

– В смысле… когда-то изменяли? Увлекались другими мужчинами?

Ну, в молодости? – В этом дополнении бестактность Чуйкина достигла апогея, но Светлана опять сдержалась, только усмехнулась про себя:

"Когда-то…, в молодости. Сейчас-то конечно… Какие могут быть увлечения в моем теперешнем возрасте?.."

– Нет. Никогда. Ни разу, – ответила она и вдруг почувствовала, что краснеет. Подумала: "Да. Изменяла! И не раз. Много, очень много раз. Правда…, только мысленно. Ох, Кит, знал бы ты, сколько раз я изменяла мужу. С тобой изменяла. Даже…Господи, какая ты распутная,

Касатка…".

Даже во время исполнения супружеского долга, она лежала, как советовала ее подружка Нинка Никитина, но умудрялась изменять мужу.

Лежала в объятиях Егора, а мысленно была с другим. Очень редко она испытывала настоящее наслаждение, но иногда случалось. Егор был счастлив в эти минуты и горд, он приписывал себе, своей мужицкой силе чужую заслугу…

"Кит! Эх, Кит… Ну почему же все так… неправильно?.."

– А мне жена изменяет! – трагический голос Чуйкина вернул

Светлану в действительность.

Светлана Андреевна тоже закурила.

– Вы уверены? Может, кажется…

– Да я их застал! С-сука! На месте преступления застал. Позавчера с Камчатки вернулся, а они в нашей спальне… Нашла себе… красавчика! Я его знаю, они вместе работают. Он ее начальник. Вот и трахает… подчиненную. А я… – Чуйкин снова заплакал и стал утираться платком, – я ведь люблю ее. До сих пор люблю. И всегда любил… Я знаю, я не Бельмондо, очень даже не Бельмондо. Но и ведь меня можно любить. Можно?..

– Да, конечно… – без особой уверенности в голосе поддакнула

Светлана.

– Я же все для нее… Видите, как я одеваюсь. Я ей все… Все, что захочет. А она вот так со мной…

– Вы думаете увольнением решить свою проблему? – излишне жестко спросила Корчагина.

– А? Нет. При чем здесь?.. Я уехать хочу.

– Далеко?

– Очень. В Калининград. На другой конец России. Там ведь все мои.

Уеду к своим. Там сестра с мужем. Мама… похоронена.

– Василий Иванович, от себя самого вы все равно не сможете убежать. Если вы любите свою жену… – Она говорила убитому горем кадровику какие-то слова, а сама думала: "Правильно. Все правильно.

Уехать, начать жизнь заново, пока есть время, пока есть такая возможность. Потом поздно будет. Правильно решил Василий. Третий всегда лишний. Он должен уйти. Вот только кто третий?.."

Чуйкин передернул плечами.

– Там… по-другому все будет. С чистого листа начну… Простите,

Светлана Андреевна… Разоткровенничался. Разбабился. Простите.

– Подумайте еще. Можете не ехать с Ляпиным. А впрочем, лучше будет, если поедете. Развеетесь немного. Может, по-другому что-то решите. Будете выпивать там с Ляпиным… да что там, обязательно будете. Мой совет – не рассказывайте ему ничего. Мужикам не понять ваших слез и вашего горя. Ляпин только посмеется над вами… А заявление ваше вот здесь полежит. – Светлана Андреевна убрала заявление Чуйкина в ящик стола. – Вернетесь из Комсомольска, если не передумаете, я его вам подпишу. И отрабатывать не заставлю.

– Спасибо.

Чуйкин направился к двери и его чуть не сбил с ног, ворвавшийся в кабинет Кабиров. Он всегда заходил к директрисе без разрешения.

Корчагина пыталась ставить его на место, но бесполезно.

– Светлана Андреевна! – воскликнул Сергей Сергеевич радостно, но осекся, заметив красные, опущенные в пол глаза Чуйкина. Подождав, когда дверь за кадровиком закроется, спросил: – А он что такой?

– Что ты орешь, как ненормальный? – проигнорировала Светлана вопрос коммерсанта.

– Я на станцию сгонял. Контейнеры пришли. Из Красноярска.

– Ну и что?

– Свет, ты какой размер обуви носишь?

– Сегодня что – день бестактных вопросов?

– Что ли тебе Вася нагрубил? Непохоже на него. А, понятно. Вася не хочет ехать в командировку. И ты ему… объяснила все популярно, как ты умеешь. А он тебе в ответ нахамил. Или ты ему?

– Никто никому не нахамил. Тридцать семь у меня.

– О! Не растоптала, значит, в сапогах-то болотных по картам намыва бегая. Я сейчас! – Кабиров выскочил за дверь, но через несколько секунд вернулся с длинной коробкой в руках. – Мерь.

– Что это?

– Французские сапоги, – гордо объявил Сергей. – Настоящее европейское качество. Не Китай какой-нибудь.

– Ты на них собрался сто процентов прибыли поиметь?

– Ага. Ну…, там во втором контейнере, в трехтонном, еще кое-что имеется. Но тебе этого не надо.

– А что там, если не секрет?

– Эксклюзив. Кое-что из предметов…, так сказать, интимного характера. Для мужиков в основном. Ну…, и не только для мужиков. -

Кабиров слегка смутился. – Короче, для секс-шопов продукция. Тоже все европейское. Качественное.

– Французское? – ядовито спросила Корчагина.

– Немецкое. Немцы уже давно впереди планеты всей в области сексиндустрии…

– Конечно, – с усмешкой согласилась Светлана, – мне этого не надо.

– Ну, ты извини, я имел в виду…

– Проехали.

– И еще там пятнадцать мест с запчастями для отечественных автомобилей. Это дефицит. На нем не сто, а тысячу процентов подниму.

– Что, что? Я не ослышалась? Для отечественных?..

– Именно. Они, наши Жигули и Волги, есть у нас в крае, еще сохранились кое у кого. И, естественно, требуют ремонта. А где взять, если кругом в магазинах одна Япония?

– Сомнительно…

– Светка! Я ж коммерсант, – сделал обиженное лицо Кабиров. – Я, прежде чем покупать эту байду, маркетинг-то провел. Эх, Касатка,

Касатка, нет в тебе коммерческой жилки. Чутья коммерческого нет и знания потребительского рынка.

– Что? Что ты сказал?

Кабиров не на шутку растерялся.

– Я говорю, что производственница ты классная. И, как администратор…

– Нет, как ты меня назвал?

– Касатка, а что?..

– Странно…

– А-а-а, – догадался Кабиров. – Ты уже забыла свою девичью фамилию. А я вот помню. Нас, "стариков" в "Кассандре" только двое-то и осталось. Ты, да я. Кто на пенсию ушел, кто в коммерцию двинул. А кто уж того… помер. Еще Свеженец в "Кедровом". Но он линейный, в управе редко бывает. А здесь нас двое. Думаешь, никто не знает, почему ты "Гидромеханизацию" в "Кассандру" переименовала? Правильно, никто. Кроме меня. Кас – Касаткина. С – Светлана. Андр – Андреевна.

Правильно?

– Правильно, – нехотя созналась Светлана. – Знаешь и знай. Иди, коммерсант, торгуй своими резиновыми бабами.

– Ага. Побежал… – вдруг спохватился: – А сапоги-то мерить будешь?

– Позже померю. Кстати, сколько они стоят?

– Издеваешься?

– Ничуть. Деньги-то фирмы. То есть, мои.

– Да, ерунда. Копейки. По сравнению с тем, что ты вбухиваешь в трубы – сущие копейки! А новый земснаряд недавно купили… Короче, объем закупки не превысил сумм, выделенных тобой на мой отдел. Я имею в виду суммы, предназначенные на проведение внепроизводственных коммерческих операций.

Кабиров убежал заниматься тем, что ему посоветовала Корчагина, а скорей всего, помчался на обед в ближайшее кафе. Светлана взглянула на часы – да, время уже обеденное. Как быстро пролетело полдня! А в

Полынограде теперь еще только утро. Кит, наверное, на работу едет…

5.

Латышев на работу не спешил. Он позвонил Олегу и сообщил, что задержится. А потом поедет в банк, потом еще кое-куда надо заскочить и кое с кем кое о чем договориться. Короче, в офисе появится к вечеру. А может и вообще не появится. Если, что, он доступен.

Надо признаться, Никита Владимирович не каждый день бывал в офисе. Что там делать? Фирма существовала не первый год, работа была отлажена. Хватало одного Митина, чтобы решать текущие организационные вопросы. Информацию от него Латышев всегда может получить по телефону и если потребуется – вмешается. Он мобилен и в смысле связи и в смысле передвижения по городу. А колесить по городу приходилось – по поставщикам прокатиться, по точкам реализации, по разным общественным организациям, туда, сюда…

Никита Владимирович подумал и решил вообще никуда не ехать сегодня. Он забадяжил себе огромный бокал черного кофе, взял сигареты и сел за компьютер писать обещанное Касатке письмо.

"Здравствуй, Касатка!

Ты разрешишь мне называть тебя так? Теперь ты Корчагина, но для меня (в моей памяти) ты по-прежнему Светка

Касаткина. Касатка. Я не хочу называть тебя по-другому, хочу, чтобы было как в нашей юности. Ты – Касатка. Я -

Кит. Мы с тобой обитатели морских глубин, а глубины эти

– наше прошлое"

Кит не поставил точку, закурил. Подумал и стер все о морских глубинах. Потом долго ходил по комнате, не зная, что писать дальше.

Касатка поздравила его с наступающим Новым годом и пожелала счастье ему и его семье. Семье…

У Латышева нет семьи. И никогда не было, если не считать отца, матери, бабушки. Но их уже давно нет в живых. А свою собственную семью Никита Владимирович не создал. Сначала так получилось, по глупости чуть не женился, благо вмешались кое-какие обстоятельства, помешали… А позже решил – зачем? Быть вольным в поступках и помыслах – разве это не счастье? Жить в свое удовольствие. Ни перед кем не давать отчета: куда? когда? с кем? когда придешь?.. Да и содержать семью в годы нагрянувшей перестройки, когда приходилось просто выживать, когда рисковал жизнью, чуть ли не ежедневно, когда не знал, будет ли живым завтра…

Латышев вспомнил их с Женькой апельсиновую эпопею.

Бандиты, таких как они, коммерсантов-одиночек, отслеживали и пасли. А по дороге перехватывали. Не раз ехали рядом – ухо в ухо – приказывали остановиться, но их ГАЗон всегда уходил. Везло. То менты проедут навстречу, бандиты приотстанут, а им с Женькой того и надо.

Педаль в пол и на отрыв! А то и без ментов бандитов обгонят. Только однажды их встретили на подъезде к Лебедям, дорогу перегородили.

Женька забздел, хотел остановиться. А на Латышева накатила злость.

"Тарань!" – хрипло сказал он Женьке. "Разобьемся же!". "У нас ГАЗон, а у них какая-то вшивая бэха. Дави на хер!". Думать уже некогда было. Женька слегка вильнул, зацепив крылом и правым концом мощного переднего бампера, специально усиленного, капот бандитского БМВ и столкнул его в кювет. Кого-то из бандитов отбросило ударом в поле.

Убили, не убили – этого они так и не узнали. Раздалась автоматная очередь и одиночные пистолетные выстрелы. Стреляли по колесам, но… проскочили, слава богу. Лебедей проехали без остановки. Обычно они с

Женькой там останавливались, ели шашлыки – неплохой, между прочим, бизнес для местного населения. Шашлыки, пирожки с картошкой, пластиковые бутылки с настоящим, неразбавленным, молоком. В Лебедях все водилы останавливались. Тормознули только у поста ГАИ на въезде в Полыноград. Женька осмотрел машину. Она была арендованная. "Крыло менять надо, порвалось напрочь. Бампер ничего, отрихтую. А крыло…

В копеечку наше приключение влетело". "Жизнь дороже",– ответил

Латышев. На задней стенке кунга серебрилось проплешинами отколотой краски несколько вмятин от пуль…

Семья… Да слава богу, что не завел.

"Значит, договорились. Ты – Касатка. Я – Кит.

Я обещал тебе длинное письмо… Начал писать, а что писать не знаю. Вряд ли получится длинное. За пятьдесят-то три года много чего было, а подумаешь – вроде и не было ничего. Во всяком случае, такого, что было бы тебе интересно. То, что со мной происходило до момента нашего знакомства, в общих чертах ты знаешь. Окончил школу, призвали, служил, вернулся, поступил на рабфак, потом на первый курс гидротехнического. Правда (вот этого, кажется, я тебе не рассказывал), хотел поступать на архитектурный факультет, но не стал. Сашка Савко (помнишь такого?) отсоветовал. Может, и правильно сделал. Архитектора из меня все равно бы не получилось, как, впрочем, не получилось и гидротехника. Зато с тобой познакомился…"

Ну и что? "Зато с тобой познакомился", перечитал он последнее предложение. Двусмысленно как-то получилось. Может, убрать?.. Ведь не вышло ничего у меня из этого знакомства. Мне не такая чистая тогда нужна была, а такая порочная, как Ирка… Подумал. Решил оставить. Пусть так… Стал писать дальше.

"…Доучился я, как ты, наверное, помнишь только до третьего курса. Но на третий курс не пошел. Бросил институт, пошел на стройку. Простым рабочим, подсобником. Потом каменщиком стал.

Собственно, много строительных специальностей перепробовал и приобрел. И маляром был и штукатуром и плотником-бетонщиком. Всякую работу выполнять приходилось. Позже сколотил бригаду и стал шабашить. Батя у меня на заводе работал, на ПЭМЗе. Устроил мою бригаду на завод. Лазали по фермам, красили их серебрянкой, кровли цехов крыли, асфальт катали. А потом перестройка началась. Моя стройка закончилась с перестройкой (прости за невольную тавтологию). Решил попробовать себя в коммерции.

Сначала мелочью разной занимался – торговал апельсинами. Потом стал в Турцию за шмотками мотаться. Кое-как скопил деньжат и открыл свое дело. Сейчас торгую рыбой и морепродуктами…"

Латышев задумался. Еще решит Касатка, что я ей удочку забрасываю насчет поставок рыбы. Край-то, в котором она живет – рыбный. Стер о рыбе, написал:

"…Сейчас торгую продуктами питания.

Дела идут помаленьку. Короче, не бедствую.

Собственно, все. Нечего больше рассказать. Живу, работаю.

Не стану врать, что постоянно думал о тебе – как ты там? В своем далеке… Но вспоминал часто. Ей богу!

Прочитал в анкете, что ПИСИ окончила. Работаешь по специальности?

А помнишь картошку после первого курса? Которая из картошки превратилась в лен? Мы убирали лен, вязали снопы и составляли их в суслоны. А на картошку поехала другая группа.

Ответь, Касатка.

Очень хочу получить твое письмо как можно скорее.

Кит."

Из дома в декабрьскую стужу Латышев хотел не выходить вообще, но, обнаружив, что холодильник его совершенно пуст, решил съездить пообедать в свой любимый ресторанчик на тридцать шестом километре от

Полынограда. Это все в тех же Лебедях. Когда-то там не было ни одного общепитовского заведения, в Лебедях вообще ничего не было кроме двух-трех сотен домишек, расположенных вдоль трассы Полыноград

– Клим. Лебедевцы жили тем, что им давали их огороды и животина, да прирабатывали, жаря пирожки и шашлыки и продавая их шоферне. Потом вдоль трассы стали появляться палатки и вагончики, где уже можно было не только перехватить чего-нибудь, но и поесть основательно.

Сейчас в Лебедях (кстати, деревню зачем-то переименовали в Лебяжье, наверное, потому, что она стала селом) новые дома, пришедшие на смену хибарам и несколько довольно приличных ресторанов. В одном из них – облюбованном Латышевым – готовили замечательный лагман, не менее замечательную шурпу и просто сверхзамечательный плов. Туда-то и решил съездить позавтракать, а точнее, уже пообедать Никита

Владимирович. А потом, если Митин не озадачит его каким-нибудь неразрешимым вопросом, хотел заскочить в супермаркет "Мегас", прикупить кое-чего для заполнения холодильника.

В ресторане, ожидая, когда принесут заказ, Латышев сидел за столиком и разглядывал посетителей. Дальнебойщиков здесь практически не было. В основном – солидные господа и дамы, хорошо и дорого одетые. Многие, как и Латышев приезжали сюда из города специально.

Подошел официант, извинился и попросил подождать еще буквально минут пять.

– Сегодня небывало большой наплыв посетителей, – сказал он. – Из

Клима едут за покупками. Новый год на носу.

– Понятно, – ответил Латышев. – Ничего, подожду пять минут. – И подумал: "Где пять, там и десять. Схожу в фойе, покурю пока".

Курить можно было и за столиком, но Никита Владимирович решил выйти в фойе – его столик стоял далеко от окна, да и окна в зале были закрыты портьерами, а в фойе огромные окна-витрины, Латышев любил смотреть на падающий снег.

У стойки гардеробщика стояли двое новых посетителей ресторана – мужчина и женщина. Худощавый высокий мужчина сдавал в гардероб свою дубленку и норковую шубку спутницы – не очень высокой, но очень толстой бабенки, с яркими рыжими, явно крашеными волосами. По всему видать – законная супруга. Лицо мужчины показалось Латышеву смутно знакомым. Но он стоял в профиль и Никита Владимирович не смог понять

– встречался ли когда-то он с этим человеком, или он просто на кого-то похож. Даже не ясно на кого. Вот если бы он повернулся…

Мужчина, словно услышав мысли Латышева повернулся к своей спутнице что-то сказать ей, и Никита Владимирович тут же его узнал. Грач! Ну, конечно, он, Валера Грачев, его одногрупник по двум курсам незаконченного ВУЗа, Латышевым незаконченного. Острый с горбинкой нос, острый подбородок. Когда-то они были друзьями. Не самыми лучшими… Впрочем, очень близких друзей у Латышева и не было никогда. Может, потому что к дружбе он относился излишне требовательно, может, потому что не хотел никого пускать в свой мир.

Однако, один раз, ради этой самой дружбы, ради Грача Латышев сделал глупость…

Грач тоже посмотрел на Латышева, но сразу не узнал, отвел глаза.

Однако задумался, и когда они с женой уже подходили к дверям в зал, вдруг остановился и резко обернулся.

– Латышев?.. удивился он. – Никита?! Какая встреча… – и, бросив супругу, пошел навстречу.

– Привет, Грач, – Латышев не кинулся в объятья, а только улыбнулся и протянул руку.

– Здорово! – Грач растянул на худом лице улыбку. – Сколько лет?

Сколько зим?

– Тридцать. И того и другого.

– Неужели тридцать? – ужаснулся Грач. – А, ну да, ну да… А ты как здесь?

– Да вот, покушать заехал. Я здесь часто бываю. Неплохой ресторан. И недалеко от города.

– Ты что, в Полынограде обосновался?

– Я и не уезжал отсюда никуда.

– А, ну да, ты же местный. А сюда значит, просто обедать ездишь?

Круто. А я вот из Клима, живу там. Вот с женой сюда едем. Ну, в смысле, в Полыноград. Купить кое-что надо. У нас в Климу этого нет.

– С женой познакомишь?

– Так вы ж знакомы! Это Галька. Не узнал, что ли? Галька

Семендяева. Теперь Грачева. Теперь…, – усмехнулся Грач, – уж двадцать семь лет как Грачева. Галчонок, иди к нам. Это ж Никита

Латышев.

Жена Валеры Грачева, стоявшая у двери в зал ресторана и близоруко прищурившись, глядевшая на Латышева покатилась к ним. Ну, сущий колобок. Узнать в этом рыжем колобке миниатюрную с точеной фигуркой рыжекудрую зеленоглазую красавицу Галку Семендяеву из параллельной группы было практически невозможно. Разве что по цвету волос, да и то, сейчас оттенок был другим – искусственным. А глаза те же, не выцвели. Но встреть ее Латышев одну, ни в жизнь не узнал бы.

"Значит, Грач с Галкой утешился… Ну, ну…"

– Здравствуй, Галя.

– Здравствуйте, Никита…, извините, отчества не знаю…

– Какое отчество? И почему на вы? – возмутился Грач. – Я же говорю – это Никита. Никита Латышев. Мы же с тобой недавно всех вспоминали. Не помнишь, что ли?

– Забыла, – кокетливо захлопала накладными ресницами мадам

Грачева. – Извините…

– Ну, ладно, – махнул рукой Грач. – Я тебе потом напомню.

Вспомнишь обязательно. Никита, ты уже отобедал? Или только собираешься?

– Уже отобедал, – солгал Латышев. – И собирался уезжать. Дела.

– Ой, жалко. А то подождал бы нас? Вместе в город поехали бы. А потом вечерком посидели бы где-нибудь, повспоминали бы юность, годы студенческие.

– Да, действительно, жалко, – томно произнесла Галина, и Латышев ощутил на себе ее заинтересованный, оценивающий и многообещающий взгляд зеленых глаз. – Посидели бы…

– Извините, ребята, – сказал он, – некогда.

– Жалко! Как жалко! На вот, – Грач протянул Латышеву визитку. -

Позвони мне. Пересечемся. В Климу бываешь?

– Редко.

– Ничего. Зато я часто в Полынограде бываю. По делам в основном.

А у тебя визитки нет с собой? Или продиктуй номер, я запишу. – Грач похлопал себя по карманам, Латышев заметил золотую прищепку

"паркера" на нагрудном кармане его пиджака. – Черт! Ручки нет…

– У меня тоже. Ничего, пересечемся, – пообещал Латышев, пряча визитку Грача в карман.

Дождавшись, когда Грач с Галкой уйдут (Галка, уходя, одарила его еще одним бронебойным взглядом, брызнула зеленью, Никита ответил искусственной улыбкой типа "чи-и-з") и усядутся за свободный столик, он приоткрыл дверь, высмотрел официанта, который, кстати сказать, нес его заказ. Поманил его пальцем и в дверях рассчитался за несъеденный обед. Потом оделся, вышел из ресторана и уселся в свой автомобиль. Но уезжать не стал. Закурил и, откинув голову на подголовник, стал вспоминать.

– Зачем тебе она, Никита? – чуть не плача спрашивал Грач.

– Не понял…

– Ты же мне говорил, что жениться собираешься. На этой… Ирке, кажется. Я вас с ней вдвоем видел недавно в ЦУМе. Отличная пара, между прочим. Дурак будешь, если не женишься. Ирка твоя всем нашим девчонкам сто очков даст. Шикарная блондинка. И любит тебя, по глазам видел. И ты ее…

– Это тоже по глазам?

– Никита, ну зачем тебе Светка?

– Твое-то какое дело?

– Я люблю ее, понимаешь?

– Любишь?.. А она тебя?

– Нет. Не знаю… Но я добьюсь… Она меня полюбит, точно говорю.

Я сделаю ее счастливой. Я, Никита, без Светки жить не могу. Снится она мне. Каждую ночь снится. Я добьюсь ее. Если, конечно, ты на моем пути не встанешь. А если… Я что-нибудь сделаю с собой…

Сигарета сгорела быстро. Латышев прикурил новую.

Значит, не добился Грач Касатки. И утешился с Галкой Семендяевой.

А ведь говорил, что жить без Касатки не может. Смог.

Вдруг опять вспомнилось…

Разговор.

Кто там был?.. Он был, само собой, Грач был, Шурик Савко, Лешка