Текст книги "Касатка и Кит (СИ)"

Автор книги: Владимир Царицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Царицын Владимир
Касатка и Кит

Аннотация:

Роман о любви. И о счастье, которое могло быть.

1.

Никита Владимирович Латышев, пятидесятитрехлетний бизнесмен средней руки приближения старости не ощущал. Ну…, почти не ощущал.

Он был по-прежнему, как и в младые годы, активен в делах, неутомим в отдыхе и изобретателен в постельных баталиях. Разве что количество его одноразовых подруг немного снизилось, и он даже стал подумывать

– а не остановиться ли на какой-то одной? Найти приличную девушку, не моложе двадцати пяти – двадцати шести лет, можно даже еще старше, но до тридцати. Тридцать – возраст, после которого редкой женщине удается удержать себя в форме еще лет десять. А потом – стремительное разрушение. Десять лет – это и тот срок, который

Никита Владимирович определил для себя как предел своей личной жизненной активности. Он помнил своего отца в шестьдесят три. Тогда батя женился в четвертый раз и жену долго не искал – стал жить с соседкой по площадке, такой же шестидесятитрехлетней вдовушкой, как и он сам. Практически одновременно они похоронили своих супругов.

Третья отцовская жена, Антонина Антоновна или тетя Тоня, как называл ее Никита, умерла внезапно. Инфаркт. А муж Валентины Никифоровны, так звали соседку, умирал долго. Чем он болел, Никита не знал. Не интересовался никогда. Знал только, что батин сосед был ветераном войны. Наверное, от старых боевых ран и умер. Где-то через месяц вслед за тетей Тоней. А еще через месяц отец перебрался на соседскую половину. О любви там никакой речи не шло. "Будет кому стакан воды подать, – говорил отец Никите. – Тебя ж я к себе не привяжу. Я ж понимаю – у тебя своя жизнь, у меня своя. В гости раз в месяц забежишь – и то хлеб. А мы с Валентиной Никифоровной будем помогать друг другу. Она вдова, я вдовый. Так и будем жить". Никита тогда вдруг понял: а ведь отец-то уже старик. Ему уже ничего не надо, только стакан воды…, да иметь удовольствие видеть сына хоть раз в месяц.

Так что, десять лет и все. Неизвестность, забвение…

Но десять лет он еще повоюет! Позадирает бабам юбки, понаставит мужикам рога. Будет жить на полную катушку, чтобы потом в старости было что вспомнить…

И все же мысли о постоянной, хоть и ненадолго, хоть на эти запланированные им десять лет женщине стали посещать Латышева все чаще и чаще. Наверное, это все-таки первая ласточка приближающейся старости.

А какой должна быть его избранница?

Вот и сейчас он лежал в постели рядом с загорелой, несмотря на зимнюю стужу и редкое, как великое событие солнышко красавицей двадцати лет отроду и размышлял на эту тему.

Во-первых, что вполне естественно, кандидатка на должность спутницы должна уметь хорошо готовить. Денег у него хватает. Не олигарх, но имеются кое-какие сбережения, да и в обороте фирмы суммы немалые крутятся. Правда, его там только половина, но и этой половины вполне достаточно, чтобы до конца своих дней питаться в лучших ресторанах. Однако иной раз хочется чего-то такого, что в ресторанах ни за какие деньги не купишь. Да тот же самый борщ! Много он борщей в ресторанах едал, но такого, как когда-то в детстве готовила бабушка, не пробовал. А рисовая кашка по утрам? Честно признаться, овсянка из пакетика уже обрыдла, а от сосисок и пельменей его просто воротит. Да, брать надо такую, чтобы готовить умела. И при этом не превратилась в пропахшую кухней домохозяйку в спортивных штанах, халате, шерстяных носках и стоптанных тапочках. И с бигуди на голове. Чтобы следила за собой, умела одеваться и пользоваться косметикой. Клуша ему не нужна. Не обязательно красавица, совсем не обязательно. С красавицей вряд ли десять лет удастся прожить, сбежит такая с первым подвернувшимся богатеньким пацаном года через два, а то и раньше. Но и не уродина, конечно, чтобы выглядела этак… на четверочку с плюсом. Чтобы не стыдно было с ней сходить куда-нибудь. В гости, например, или на презентацию…

А главное, чтобы не избалованной была…

Зазвонил телефон, стоявший на тумбочке. Латышев снял трубку с базы.

– Да.

– Никита, привет!

– А, Женька! Здорово дружище.

– У меня тут вопрос… Ничем не занят?

– Задавай, – разрешил Латышев, прекрасно понимая, что это будет за вопрос – Женька был страстным любителем решать кроссворды. Он заполнял клеточки словами, которые знал, а когда оставались белые пятна (а они обязательно оставались), звонил другу. Мог и ночью позвонить.

– Нефтепродукт. Пять букв. Четвертая "у", а на конце, наверное

"т". Я думал "битум", но по вертикали у меня "каштан" вписывается.

Так что, скорей всего "т" последняя.

– Мазут, – без раздумий ответил Латышев.

– О, блин! Точно. Что-то я про мазут не подумал. Вроде шофер со стажем… А вот еще: обитательница моря класса китовых семейства дельфиновых. Тут сплошные "а". Три аж штуки. Какая-то сабачка… или манашка…

– Слова "собачка" и "монашка" пишутся через "о". "О" в первом случае, – улыбнулся Никита Владимирович. Женька не очень дружил с орфографией. Он был простым шофером и университетов не заканчивал.

Впрочем, и сам Латышев обошелся как-то без высшего образования. -

Пиши: касатка. Должно подойти, если все перекрестные слова ты написал без ошибок.

– Подходит! Ну, ты… интеллектуал, Никитос! И почему ты такой умный?! Много в детстве говна ел?

– Я в детстве прочитал очень много книжек.

– Тебе повезло. А я с одиннадцати лет работаю. Пашу, так сказать.

– Будешь кроссворд разгадывать вместе со своим недалеким приятелем? – спросила загорелая красавица Латышева недовольным голосом и раздраженно дернула шоколадным плечиком. – Может, лучше трахнемся еще разок?

– Ты не один? Извини… – Женька все слышал и Латышев понял, что сейчас он повесит трубку.

– Ничего, ничего, – сказал он, – это так.

– Значит, для тебя я "так"? – обиделась девушка.

– Извини, Никита, я лучше потом перезвоню.

Латышев задумчиво послушал короткие гудки и, нажав кнопку отбоя, вернул трубку на базу.

– Женька не приятель мне, – сказал он, не глядя на любовницу, – он мой друг. И не тебе судить о его умственных способностях. Чего ж тебя такую умную из университета опять отчислили?

– Ты меня не любишь, – без намека на логичность ответила девушка.

Латышев промолчал, только вздохнул.

– А ты вообще когда-нибудь, кого-нибудь любил? – Девица явно шла на конфликт.

Латышев поморщился, подумав: "Ну, вот зачем она нарывается? Зачем ей скандал? Вот мне, например, он совершенно не нужен. Надо рвать.

Да, надо рвать. И искать замену". Сказал, как ему казалось, примиряюще:

– Уймись Вера.

– Я же просила тебя называть меня Никой!

– Хорошо. Уймись Ника, – покладисто повторил Латышев.

– У меня такое ощущение, что ты никого не любишь, – не хотела униматься Вера, она же Ника, а если по паспорту, то Вероника. – И не любил никогда. Ты ведь только себя самого любишь.

– У тебя неправильное ощущение, – сказал Никита Владимирович и пошел в ванную.

В большой ванной комнате и зеркало было большим – в полный рост.

Из него на Латышева глядел голый мужчина средних лет и среднего роста с обильным налетом седины на висках и с небольшой склонностью к полноте.

"Понятное дело, – сам себя успокоил Никита Владимирович, критически поглядев на намечающееся пузо, – отяжелел за пятьдесят-то три года. Спокойная сытая жизнь, распорядок дня, который сам себе установил. Полное отсутствие стрессов. Не мудрено жирок накопить.

Но… надо бы все-таки решиться и сесть на диету. Пора. Коль уж собрался десять лет жить на полную катушку надо заняться собой…"

Латышев подошел к своему двойнику вплотную и посмотрел тому в глаза. Эти, бывшие когда-то синими, а теперь слегка выцветшие глаза ему не понравились, холодные какие-то они были.

– А может, ты и впрямь никого и никогда?..

В памяти возник образ. Грустные серые глаза и грустная улыбка.

Губы, по-девичьи пухлые. Они в улыбке, но улыбка все равно грустная.

Волосы, русые с едва заметной рыжинкой – они струятся, легкой волной падают на плечи. Казалось, девушка смотрит на него не из прошлого, а явилась из зазеркалья. Латышев зажмурился и тряхнул головой. Потом открыл глаза; двойник смотрел на него удивленно.

Ни с того ни с сего заболела голова. Что-то в последнее время его стали мучить головные боли. Раньше он не знал, что такое головная боль. Шутил: а чему там болеть? Там же кость одна! Эту дурацкую шутку он привез из армии, так говорил их ротный старшина, прапорщик

Чубайло, и стучал себя, произнося эти слова, по голове. Когда Никита услышал эти слова прапора впервые и увидел, как тот наглядно продемонстрировал правильность своих слов, он, улыбнувшись ответил:

"Так точно, товарищ прапорщик! Вы абсолютно правы". Старшина Чубайло остался доволен и иронии в словах рядового Латышева не заметил.

По-видимому, у старшины под фуражкой действительно была только кость.

"Наверное, головные боли, – подумал Никита Владимирович, – это тоже симптомы приближения старости"

Аптечка была в ванной. Латышев проглотил две таблетки анальгина, запив водой из-под крана, набрав ее в ладошку.

Вернувшись из ванной комнаты в темно-синем махровом халате,

Латышев увидел, что Вероника сидит на кровати почти полностью одетая и пытается открыть свою сумочку, в сумочке надрывался мобильник.

Латышев не стал спрашивать, куда собралась его подруга, потому что знал, что Вероникины родители – люди весьма традиционных в хорошем смысле этого слова, но устаревших взглядов, наивно полагают, что их девочка – ни разу не целованная девственница и разрешают ей задерживаться у "подружки" не позднее, чем до десяти вечера.

Замок никак не хотел открываться. Вероника, не скрывая злости

(она была написана на ее лице), резко рванула и сломала молнию. И мобильник сразу умолк.

– Ну вот, сумочку испортила…

Латышев вздохнул и, достав портмоне, протянул девушке зелененькую бумажку.

– Новую купи себе.

– Ты считаешь, что мне от тебя только деньги нужны? – с вызовом спросила Вероника.

Но деньги она взяла, сложила купюру пополам и сунула в задний карман джинсов.

– Нет, – соврал Никита Владимирович, – я так не считаю. – И подумал: "Надо рвать и дело тут не в деньгах и не в продажной любви.

Все продается и покупается в этом мире. Почти все… Дело в том, что эта девица начала скандалить и предъявлять на меня права. А права на меня есть только у одного человека, то есть у меня самого. И больше ни у кого их быть не должно".

– Завтра я не приду, – сообщила Ника.

Латышев пожал плечами, не став выяснять, чем таким важным будет занят у Вероники завтрашний день. Девушка хмыкнула.

– А послезавтра приду. Наверное… Хотя, нет, в среду тоже не приду. В четверг… Короче, я позвоню.

– Звони. Я доступен.

Закрыв за ней дверь, Латышев плеснул себе виски на два пальца, сходил на кухню, добавил в бокал колы и бросил кубик льда. Побродил, не включая света по темным комнатам с бокалом в руке. Потом подошел к компьютеру, включил его. Подождав, когда он загрузится, вышел в

Интернет. На Mail.ru плазма расцвела множеством улыбающихся лиц.

"Найди своих одноклассников" – была надпись вверху монитора.

– Зачем? – вслух подумал Латышев. – Чтобы узнать, как они устроились в жизни? Или как не устроились? А какая мне разница?

Он попытался вспомнить хотя бы одну фамилию. Не вспомнил.

Неужели я такой черствый, подумал Никита Владимирович. Неужели я и правда никого не люблю кроме себя? Бред. У меня есть друзья. Я люблю их. И они меня любят. Женька, например…

Латышев набрал пароль и вошел в почтовый ящик. Прочитал: "Вам одно новое письмо. Открыть его?"

– Конечно, открыть, – стал разговаривать с компьютером Латышев. -

Кому это я понадобился, интересно…

"Вам прислала личное сообщение Светлана Корчагина"

– Кто такая? Почему не знаю? – спросил Латышев у компьютера голосом киношного Чапаева в исполнении Бабочкина, выделил запись о сообщении и нажал Enter.

"Здравствуйте, Никита", – было в коротком сообщении. И все.

И все?

– Привет, – удивленно сказал Латышев. – А ты кто?

На сайт, где каждый желающий может разыскать своих одноклассников или одногрупников по высшему учебному заведению он попал благодаря какому-то Андрею Латышеву, живущему в Норвегии. Или однофамильцу или дальнему родственнику. Этот самый Андрей Латышев предлагал ему

Никите Латышеву вступить в сообщество Латышевых. Никита сначала подумал: а на хрена мне это сообщество? Родственников своих он находить не собирался. У него есть друзья, есть партнеры по бизнесу.

Родственники не нужны. Станут чего-нибудь просить, ну… понятно чего – денег конечно. Как узнают, что он не самый нищий человек в

России, так и начнут намекать: мол, помоги родному человечку. Нет,

Никита Владимирович не был жадным, но и давать деньги людям, про которых до сего времени и не слышал ничего, не хотел. Но потом поразмыслил: парень этот, как его – Андрей – живет в Норвегии, а с одной норвежской компанией фирма Латышева недавно заключила контракт на поставку семги и сельди. На очень впечатляющую сумму, между прочим. Иметь своего человека в этой скандинавской стране может быть и неплохо. Вступил. Все оказалось пустышкой. Парень в Норвегии жил на птичьих правах и вот-вот должен был вернуться на родину – в Россию.

Но была и еще одна причина вступления Латышева в это сообщество…

Перед смертью Латышев старший стал вдруг очень сентиментальным.

Неожиданно ему захотелось рассказать сыну об их предках и дальних родственниках, раскрыть семейные тайны и потребовать от Никиты начертать генеалогическое древо, восполнив со временем все пробелы.

Никита выслушал отца и пообещал. Но дела… дела… Владимир

Иванович умер, а Никита так и не успел выполнить обещанное. Позже, вступив в сообщество, Латышев оставил сообщение в гостевой книге о том, что жутко мечтает найти родных, и поместил на сайте эксэлевский файл со своим наброском генеалогического древа. Откликов до сих пор не последовало. Видимо, всем членам сообщества Латышевых была по барабану информация об их происхождении. Впрочем, как и самому

Никите Владимировичу Латышеву…

Вступая в сообщество, предлагалось заполнить анкету. Где родился, где живешь в настоящее время, в каких учебных заведениях получал образование. Латышев с трудом вспомнил номер школы и долго думал, стоит ли указывать институт, в котором отучился-то всего два с половиной года – пять неполных семестров? Подумал и вписал:

Полыноградский инженерно-строительный институт, гидротехнический факультет, кафедра гидромеханизации. Годы обучения: с 1975-го по

1978-й. Напротив факультета появились цифры – что-то более тысячи.

Это что, столько зарегистрировавшихся на сайте бывших студентов?

Кликнул мышкой, и появились ряды "собачек" с фотографиями его однокурсников. В основном там были те, кому до тридцати или чуть больше тридцати лет. Оно и понятно, решил Латышев, большая часть людей моего поколения с компьютерами не дружат, а про Интернет знают только понаслышке. Это молодых туда тянет, как магнитом… Латышев полистал электронные странички, и скоро ему это занятие надоело.

Больше на этот сайт он не заходил, а вот сегодня получил письмо…

– Так кто ты, незнакомка? – спросил Латышев, взглянув на фото неизвестной женщины, приславшей ему личное сообщение.

Фотокарточка была мелкая и не очень четкая. Можно было ее увеличить, предусматривалась такая функция, но Латышев не догадался этого сделать.

– Так, почитаем анкетку… Место проживания – город Владивосток.

Край земли! Знак зодиака – Дева. Ха! И я Дева. Возраст – сорок девять лет. Старовата для меня. Если ты просто хочешь со мной познакомиться, то… – Латышев снова взглянул на фото Светланы

Корчагиной. – А выглядит неплохо для своих лет. Хотя, фотография может сделана давно… Так, где училась… Школа. Не интересно, тем более, что не в Полынограде. ВУЗ… Ага! А институт тот же – ПИСИ.

Годы обучения – с 1975-го по 1980-й. Вместе поступали. Но мадам

Корчагина ВУЗ окончила, молодец! Не то, что он, обалдуй.

Факультет… Что за ерунда? Инженерно-экологический?.. Не было такого в то время, когда я там учился, точно помню…

Загудел мобильник, поставленный на вибрацию.

– Никита! Ты где? – Звонил друг Латышева и партнер по совместному бизнесу Олег Митин.

– Здорово, компаньон. Я дома. Где я могу быть в одиннадцатом часу вечера в понедельник?

– Твой домашний все время занят.

– Тем более… Занят – значит, я дома.

– Долго что-то разговариваешь. Я думал телефон сломался. Или ты трубку плохо положил и ушел куда-нибудь…

– Я в Интернете завис. Ладно, чего звонишь-то?

– Беда, Никита! – в голосе Олега Латышев уловил нотки паники.

– Ты не пугай меня так, а то недолго… Что случилось?

– Июльский контракт с москвичами помнишь?

– Ну…

– Встречная проверка налоговой. Сегодня узнал от кореша.

– А почему ты боишься этой проверки? Там же все четко. Мы произвели предоплату, москвичи в оговоренные договором сроки поставили товар. Мы его нормально оприходовали, реализовали через свои точки. Заплатили налоги. Чего бояться-то? Договор в порядке, сертификаты не липовые, у нас подтвержденные. Если у москвичей что не так, так это их проблемы.

– Ты кое-чего не знаешь…

– Чего? – насторожился Латышев. В висках снова запульсировала боль.

– Там одна буковка…

– Какая к черту буковка?!

– Понимаешь…, москвичам нужен был откат. Они дали мне реквизиты фирмы, куда его надо было сбросить. Ее название на одну буковку от основной фирмы отличается. Я сбросил на нее, как обещал… десять процентов от суммы контракта. То есть, часть товара мы как бы купили у них, а часть – десять процентов от всего количества товара – как бы у другой компании.

– Обычная схема. Москвичи без взяток не работают. Ну и что?

– Москвичи выслали нам документы – счет-фактуру, накладную – на весь объем от своей основной фирмы. То есть, кто-то из их бухгалтерии ошибся. Я им позвонил, сообщил, они обещали переделать эти документы и на десятипроцентную долю товара выставить документы от своей "помойки". Я потом закрутился и забыл проконтролировать.

Короче, ничего они не переделали, а наша уважаемая Матильда

Павловна… Ну ты же знаешь: лежат у нее документы, копятся…

Буковку она эту не заметила, и весь товар оприходовала от одной фирмы.

– Тьфу ты, блин!

– Я сейчас в офисе. Поднял документацию, разбираюсь. Смотрю, что сделать можно. Может ты того…, тоже приедешь? Мозговой штурм проведем…

– Ты этот контракт вел! – зло сказал Латышев. – Вы с Матильдой накосячили, вы и разбирайтесь. – И отключился. Потом закурил, посидел, соображая, немного успокоился и набрал телефон офиса.

Ответил Митин:

– Да!

– Ты Матильду вызвал?

– Нет.

– Вызывай. Спит, говоришь, старушка? Естественно, спит. Ничего, на пенсии отоспится. Будет отнекиваться, намекни, что может на пенсию раньше срока уйти. Давай. Я тоже сейчас подскочу.

Латышев выключил компьютер и стал собираться. Новый рабочий день

– вторник – начался раньше положенного времени.

2.

Уже пошел седьмой час вечера, но уходить домой Светлана Андреевна

Корчагина не спешила. Тихо гудел компьютер, из приоткрытой двери директорского кабинета не доносилось ни звука. В офисе фирмы

"Кассандра", по-видимому, уже не осталось ни одного работника.

Понятное дело, скоро Новый Год, все хотят пораньше уйти с работы, пробежаться по магазинам, заранее купить подарки родным и друзьям. И домой пораньше прийти, окунуться в семейный уют.

А Светлану Андреевну домой не несли ноги. Особенно сейчас, когда

Павлик в плавании… Новый год встретит где-то на экваторе. Всего лишь двадцать пять парню, а уже первый помощник капитана. Рассказал матери по секрету, что в пароходстве уже решено – вернется из этого плаванья, примет сухогруз "Павел Корчагин". Это очень символично: капитан сухогруза "Павел Корчагин" – сам Павел Корчагин. Но дело, конечно, не в символике; Павлика ценят в пароходстве, замечают его старания и умения, видят его любовь к морю.

А еще Павлик сказал, уже в порту, когда Светлана Андреевна провожала сына в рейс, сказал, что они с Анной решили пожениться.

Распишутся сразу, как только он вернется из плаванья.

– Мам, ты как на это… смотришь?..

Светлана Андреевна вынуждена была опуститься на ледяной парапет пирса. Ноги почему-то задрожали.

– Анюта – хорошая девочка, – начала она, – но…

– Она очень хорошая, мама. У нас… – Павлик почему-то отвел глаза в сторону. – Мы любим друг друга.

– Ну, если любите…

– Да, мам.

– Понимаешь, сын, я… как бы это сказать…, не готова, что ли… Мне надо подумать, осмыслить все. А где вы жить планируете?

Анюта же в общежитии живет… Ой, что я говорю? Понятно, где. С нами, конечно. У нас трехкомнатная квартира, у тебя своя комната есть. Там и жить будете. А потом что-нибудь придумаем… Ой, Павлик!

– Светлана Андреевна тряхнула головой. – Огорошил ты меня. Мне подумать надо.

– Я на три месяца ухожу. Подумай…

– Нет, ты не думай, что я против. Просто… неожиданно…

Без сына в доме холодно и пусто. Ни души, если не считать мужа с книжкой в руках, настолько породнившего с диваном, буквально вросшего в него, что эту композицию, состоящую из человека и дивана можно легко принять за странный и неодушевленный предмет мебели.

Пусто и холодно… В офисе сейчас, правда, тоже пусто.

Но уходить из одной пустоты в другую…

– Светлана Андреевна, – Корчагина вздрогнула от неожиданности – в двери возникла худощавая фигурка Марины, офис-менеджера "Кассандры", на личике девушки читалось явное смущение, – можно я тоже домой пойду? Все уже ушли…

– Ой, Мариночка! Я про тебя совсем забыла. Забыла, что сама поставила тебе такое условие – не уходить с работы без моего разрешения. Заработалась, с бумагами тут… Извини. Иди, конечно.

– А вы?

– Посижу еще… – Светлана Андреевна посмотрела на темный экран монитора, – поработаю немного.

– Вам что-нибудь надо? Может, кофе сделать?..

– Нет, спасибо. Если захочу, сама себе намешаю. Хотя…, знаешь что, включи-ка чайник. И иди.

– Спасибо, Светлана Андреевна. До завтра.

Она слышала, как щелкнул замок входной двери, как зашумел, закипая чайник, забулькал сердито и тоже щелкнул, отключившись.

Делать себе кофе она не стала, закурила и проверила электронную почту. Писем не было. Ни одного…

– Ну что, Светка, – сказала она сама себе вслух, – сиди, не сиди, ничего не высидишь… Кит, а Кит, почему же ты молчишь?.. Ведь наверняка прочитал мое приветствие… Прочитал и решил не отвечать?

Зачем тебе какая-то старая тетка?.. Или не прочитал?..

"Или прочитал, но не узнал?! – мелькнула вдруг догадка. – Ведь мог и не узнать. Тридцать лет как никак прошло. Я изменилась. Я сильно изменилась. И постарела…"

Светлана вдавила окурок в пепельницу, встала и подошла к зеркалу.

На нее смотрела женщина с короткой стрижкой и уставшими серыми глазами. О возрасте говорили морщинки у глаз и складки у кончиков рта. Впрочем, эти складки более говорили о решительности и твердости характера их обладательницы.

– Свет мой зеркальце, скажи, кто на свете… – начала Светлана и, не закончив фразы, ответила своему отражению: – Не ты. Точно не ты.

Ты и в юности-то красавицей не была. Ямочки на щечках, губки… бантиком. Тьфу! Кукла и кукла… Вот Олечка Макарова. Природа ей многое дала, да и следила за своей внешностью Олечка как никто из девчонок. Одевалась всегда модно и дорого. И выражение своего лица постоянно контролировала. Умела… В Олечку все парни в нашей группе влюблены были. И Кит…, наверное…

Она попыталась вспомнить Макарову, какой она была тогда, но в памяти почему-то возник другой образ – образ ее соседки по комнате в студенческом общежитии Наташки Зиминой. Наташка как-то рассказала ей, что Никита Латышев в нее страстно влюблен. У Светланы на языке вертелся вопрос: "Он сам тебе об этом сказал?", но она так и не спросила об этом подругу. Зачем? И так все понятно. В Наташку, как и в Олечку, невозможно было не влюбиться. Нет, она не была так хороша, как Макарова, но Наташкин веселый нрав и звонкий смех, постоянно звучащий в коридорах института в перерывах между парами и на этажах общежития, искорки в глазах… – все это било парней наповал. А ее грудь?.. Все парни вытягивали шеи, чтобы заглянуть в неглубокий скромный вырез Наташкиного платья или кофточки. И не только парни, но и вся мужская половина преподавательского состава.

А ведь в то наше время, вспоминала Светлана, многие девчонки не считали большую грудь достоинством. Помню, говорили, что если грудь не вмещается в собственную ладонь, это уже не грудь, а вымя… А может, мы, малогрудые, так говорили из зависти? Да нет же, нет.

Ерунда! Я же точно помню, мне тогда было даже жалко девчонок с большой грудью. А сами обладательницы пышной груди стеснялись, упаковывали свое "богатство" в белье на два размера меньше. Потому что пышная грудь превращала девичью фигурку в бабью. Девчонки обижались на своих мам за то, что в детстве, по-видимому, их неправильно кормили, раз такое выросло. Но только не Наташка. Она не стеснялась, она гордилась своей грудью и при малейшей возможности выставляла ее напоказ…

Светлана придирчиво посмотрела на себя в зеркало и огладила на боках свитерок, расправив плечи и выпятив грудь. А что, подумала она, у меня, зато сейчас все в порядке.

– У Кита с Наташкой наверняка что-то было, – сказала она вслух и показала своему отражению язык. – Ну и что? Мне-то какое дело до этого? Мне все равно – было, не было! – Зло сказала и тут же подумала: "зачем я себя обманываю?"

Она отошла от зеркала, выключила компьютер и стала собираться.

Сняла с плечиков голубую песцовую шубку, положила ее на диван, скинула туфли и натянула сапоги. Но… осталась сидеть на диване.

Думала, вспоминала…

… Двадцатидвухлетняя (почти двадцатидвухлетняя, через месяц, в сентябре 1980-го должно было исполниться двадцать два) выпускница

Полыноградского инженерно-строительного института приехала по распределению во Владивосток, чтобы начать работать в качестве мастера на одном из участков Приморского спецуправления гидромеханизации.

Ну и работу ты себе выбрала, удивлялись отец с матерью, когда их любимая дочка поступила не на архитектурный факультет, как планировала и как они сами того хотели, а на гидротехнический. Разве ж это женское дело – в сапожищах и телогрейке по стройкам носиться?

Почему обязательно в сапожищах? И почему по стройкам? спорила Света, может, я в проектный институт пойду работать. Я еще не решила…

Но пять лет мягкого подхода к профессии, стройотряды, преддипломная практика, которую она проходила в этом самом ПримСу, сделали свое дело. Девушкой она была решительной, целеустремленной и понимала – если уж делать карьеру в профессии, то только на линии. А в проектном институте можно закиснуть и превратиться в рядовую бабу, каждое утро, думающую о том, как бы поскорей закончился нудный рабочий день, и можно будет с радостью бежать домой, а каждый вечер, ложась в постель, вздыхающую: ну вот, завтра опять на эту проклятущую работу.

Светлану хотели оставить в управе, в ПТО, где она и проходила свою преддипломную практику – рассчитывала длины пульпопроводов, мощности устанавливаемых гидроциклонов, определяла точки кавитации – но она сама попросилась на один из участков. Хочу, объяснила, освоить профессию, начав с должности мастера. Ее и отрядили на один из участков управления – в карьер "Кедровый".

Сейчас она вспоминала, как, пройдя по скрипучим трапам плавбухты, держась за хлипкие леера, забралась на борт земснаряда. Там шла замена изношенных узлов. Впервые увидав землесос в разобранном виде,

Светлана едва не решила бросить все, бежать в управление и падать в ножки начальнику. Просить перевести ее куда-нибудь – в ПТО или в кадры на худой конец. Так ей стало страшно. Она вдруг поняла, что совершенно ничего не знает. Улитка, рабочее колесо, бронедиски, сальниковые уплотнения, отжимные насосы – все это в теории ей казалось другим. Теперь перед собой она видела груду ржавых железных деталей неясного назначения. И смеющиеся глаза бригадира Свеженца. И запах перегара от багермейстеров и рабочих карт намыва.

Но она крепко сжала зубы и решила всему учиться заново.

Спасибо бригадиру Свеженцу Владимиру Маркеловичу. Он, увидев, что девонька не упала в обморок и тотчас не слиняла в управление, просить о переводе в более теплое и чистое место, посмеялся какое-то время, поприкалывался над ней, но, поразмыслив и решив, что перекует мастерицу на свой лад, приступил к ее обучению. Научил за короткий срок всему. И не только доходчиво рассказал об устройстве земснаряда и технологиях намыва, которые, кстати сказать, немного отличались от теоретических, но и кое чему другому научил. Например, как обмануть маркшейдера при замере объемов, как уберечься от нападок начальства, что сделать, чтобы горно-технический инспектор Коржиков не написал лишнего в акте замечаний, а уехал довольный, обнимая портфель набитый не замечаниями, а копченым лососем. Замечания в акте должны быть, говорил Свеженец, и их должно быть не меньше десяти, иначе

Коржикова с работы выгонят. Но они должны быть не существенными…

Конечно, вразумляя девицу, Свеженец преследовал свой "шкурный" интерес, но его грамота пришлась молодой специалистке очень кстати.

Короче, за пару лет на линии Светлана обзавелась волчьими зубами и лисьим хвостом. А в профессии ей равных не было. На доске почета постоянно висел ее портрет, как лучшего линейного мастера и победителя социалистического соревнования.

Потом ей предложили должность начальника ПТО. Светлана новую работу потянула легко. Впрочем, совсем уж новой для нее эту работу назвать было нельзя, да плюс наработанный на линии опыт. Было немного трудновато на первых порах, потому что прежний начальник изрядно подзапустил многие проекты, но она быстро вошла в курс дела, несмотря на уже двадцатишестинедельный срок своей беременности и наладила процесс. Кое-кого из работничков пришлось заменить…

Чуть позже она стала главным инженером, а вскоре и управление возглавила.

А потом случилась перестройка. Казалось, все рухнуло. Заказов не стало. Денег соответственно тоже. Квалифицированные рабочие стали разбегаться. Светлана сначала слегка растерялась, но взяла себя в руки. Ей удалось быстро и без проволочек акционировать предприятие, которое стало называться сначала АОЗТ "Гидромеханизация", а чуть позже – ООО "Кассандра". Ее спрашивали коллеги: "почему Кассандра?".

Она в ответ улыбалась: "жила когда-то очень давно в Трое одна женщина, ее звали Кассандрой…"

Заказчиков удалось найти, работа пошла потихоньку. Вздумала параллельно заняться коммерцией. Чем еще заниматься в портовом городе, где регулярные рейсы грузовых паромов в Японию, как не торговлей автомобилями? Скопила деньжат, вложилась, но… В

"Кассандру" заявились коротко стриженные парни в кожаных куртках и слаксах и мягко намекнули, что в этом бизнесе все ниши заняты. Итог